Название: Пятьдесят семь зайцев
Пятьдесят семь зайцев
Шутник

Заяц схватился за голову. Знание было столь пронзительным, а понимание столь ясным, что ему стало страшно. Мысль ледяными лапами проскакала вдоль хребта, поднимая волоски весенней заячьей шерсти один за одним, отдельно друг от друга, и, сорвавшись с куцего хвостика, канула в пустоту. Вместе с тем она прочно обосновалась в заячьей голове, и принялась за своё, исконно мыслячье дело - начала свербить. Хвост же как начал вибрировать от прыжка мысли, так и не переставал. 
Заяц схватился за голову. 
«Я - заяц!» - думал он, начиная дрожать. - «Заяц!»
- Нужно взять себя в руки. В лапы. В руки. Неважно. - говорил себе заяц.- Я возьму себя в… ааааа!!!! Я - ЗАЯЦ!
Паника не проходила. «Какие у зайца руки?»
- И я, и дети мои - Зайцы! - изнывая, думал заяц, - и внуки будут... и жена! И дедушка был! Заяц! Я - потомственный трус. Кошмар. А кролики - мои двоюродные братья! 
Заяц был близок к истерике. 
На бьющегося с самим собой зайца из куста выломился кабан. 
- Заяц? Ты чего шумишь? – прищурился он, поднимая правую переднюю ногу, чтобы не наступить на собеседника. - Я уж думал, случилось чего. А тут ты. 
Кабан жевал какую-то старую ветку, чистил зубы: клык слева был треснут, и пренебрегать гигиеной рта было неразумно; шкура же его была потерта и в паре мест продырявлена: зимняя охота на кабанов в этих местах была разрешена, что, впрочем, нисколько не радовало главных её участников. 
- Да! - сказал заяц. - Это я! Я! Заяц! Я - заяц!
- Ну и что? – прожевал кабан. - А я - вообще парнокопытное. И что с того? Я же не бегаю по всему лесу и не кричу: «Я - кабан! Я - кабан!»! Нет ведь? 
Заяц помотал головой. 
- Ну вот, - продолжал кабан, - а если б бегал - непременно б наступил на какого-нибудь такого зайца, и тот бы, в свою очередь, уже никуда побежать не смог. Кррр! - вдавливая опустившейся правой передней ногой в грунт невидимого зайца, изобразил кабан звук, от которого мысль с холодными лапами пробежала по заячьему хребту обратно. - Кррррр!!!!! Хы, хы…
Заяц, забившись под куст, слушал удаляющееся «Хы, хыыы!» кабана, и даже ненадолго перестал позиционировать себя как, собственно, зайца. Совсем ненадолго. До того момента, пока под этот же куст, сыто отдуваясь, не свалился волк. 
- О! - слабо удивился он, - о! Заяц! А ты как здесь? 
Заяц повел глазами. 
- Ну, чего молчишь? Ик?
- Я..я..я-зза… заза… за-заяц! Я заяц! 
- Ну. Поздравляю, типа. Я, как бы, заметил. Ик.
- Нет! - осмелел заяц. - Ты не понимаешь! Я - за-яц! Заяц! 
- Да что непонятного? Ты заяц. Я - типа хищник. Ик. И со временем, ик, я тебя…Ик. 
В этом месте волк даже замялся. Он, вообще-то, в душе был незлым, и не хотел лишний раз расстраивать потенциальный обед - хотя бы потому, что расстроенный обед мог потом горчить. 
- Нет, не понимаешь, - упорствовал заяц, - не понимаешь: представь на минуту, что ты - ТЫ! - заяц! Вот попробуй.
Волк попробовал. 
- Ну это… типа как-то неприятно, наверное, да? - Понимающе спросил он у потенциального обеда минуту спустя. - Как-то… неудобно?
Заяц сокрушенно взглянул на волка, вздохнул, сокрушенно махнул лапой и побрел в глубь леса, бормоча: «Ну сьедят… что с того? Не это ведь… а, что там. Главное-то дело - я - за-яц! Заяц! С этим-то как жить? Заяц!»
Так он зашел под лося. Лось меланхолично жевал побеги вяза, давился голыми прутьями, с трудом разлепляя зубы, боролся с клейким соком, сплевывал старые почки - но жевал, потому что считал делом принципа для всякого лося в свободное время глодать прутья, причем вне зависимости от времени года. Заяц ткнулся лбом в переднюю его ногу, и повторил своё заклинание. 
Лось опустил голову и с интересом взглянул на него. 
- Заяц?
- А что, не видно? - саркастически ответил заяц, поднимая голову. - Что, я похож на слона? Или на крота? Да? 
- Ага, значится, заяц, - удовлетворенно произнес лось. Он был нормальный лось, просто, в силу некоторого сходства по высоте с жирафом, имел с ним также некоторое сходство и по скорости восприятия. 
- Значится, заяц. Угм... ну и чего страдаешь? Чего шумишь? 
- ДА!! - заорал заяц. - Я заяц! Пойми ты это, каланча рогатая… - тут заяц осекся. Лосиная голова была комолой. Рога росли плохо: авитаминоз. - Ну, неважно. Главное, пойми: я- заяц! Как жить с этим? Заяц! Заяц! Это же просто позор!
Лось вздохнул. Подумал с минуту. 
- Заяц, ты осёл, - наконец, сказал лось. - У тебя мозги усохли, не иначе. Оглядись! Весна! Иди домой, там зайчиха твоя…ждет. А ты тут лес ворошишь своими воплями. Пошел!
Лось рявкнул не по-лосиному, и заяц пришел в себя, когда уже несся замысловатыми прыжками в самую чащу, не разбирая дороги и на бессознательном рефлексе путая след. 
«Ну конечно! Заяц ведь.» - С горечью думал он, - «Что возьмешь - рряв! - и мчишься, аж из шкуры выпрыгиваешь. Тьфу.»
Над лесом сгустилась мартовская ночь. Заяц, еле переставляя лапы, брел по дорожке к своей норе: от него ощутимо пахло березовым соком и волчьей ягодой. 
- Я - заяц! - горестно объявил он, качнувшись вперед и вручая букетик полыни стоящей в дверях жене. - Заяц! Ты п’нимаишь? 
- Ну какой же ты заяц? - проворковала та, поддерживая неустойчивого мужа. - Ну какой же ты - заааяц? Ты же мой славный, любимый - мой зайчик! И я тебя люблю! 

Сгущались сумерки, светила луна, и, хотя по началу марта соловьи и не пели, влюбленные сидели на завалинке, обнявшись, грея друг друга теплом своей шерстки, и уже почти совершенно успокоившийся заяц задумчиво перебирал шелковистые рыжие пряди супружницына длинного хвоста.