Название: Мыши и магия-1 Мыши и магия-1 Дэвид Фарланд Глава первая МАЛЕНЬКИЕ ЧУДЕСА Чудеса творятся каждый день прямо у нас под носом. Просто мы смотрим невнимательно, вот и не замечаем. Руфус Мухолов Внезапно все озарилось яркой вспышкой. Пылающий желтый шар пронесся по небосклону, врезался в Лысую горку и рассыпался облаком искр. Мама Бенджамина Чароврана вечно откладывала все на потом. Налоги она выплачивала не раньше, чем налоговые агенты начинали барабанить в дверь. Полы в доме не мыла месяцами. И никогда в жизни не давала себе труда приготовить обед — куда там! Когда от голода становилось невмоготу, она кидала Бена в машину и мчалась в ближайшую забегаловку. Вот таким образом девятилетний Бенджамин Чаровран и оказался в рождественскую полночь в «Макдоналдсе». Из динамиков над головой лилась «Тихая ночь». Мама Бена уплетала за обе щеки «Чикен Макнаггетс». — Ну, деточка, что ты хочешь получить завтра в подарок от Санта-Клауса? — спросила она Бена. «Ну наконец-то!» — воскликнул про себя Бен. Он уже целый месяц ждал, когда же она спросит, но мама все откладывала и откладывала на потом — как обычно. — М-м-м-кх-х-х… — Бен поперхнулся ломтиком картошки фри. — Хочу зверушку! Мама выпучила глаза от изумления, покраснела, как гранат, и закашлялась. Шарик «Чикен Макнаггетс» выскочил у нее изо рта, пролетел через весь стол и плюхнулся за шиворот какому-то лысому типу за соседним столиком. Тот схватил его, недоверчиво осмотрел и запихнул себе в рот, видимо, решив, что небеса одарили его манной. — Но… но… — залепетала мама Бена, — …ты же говорил, что хочешь маленького братика! Бен попытался вспомнить. Верно, было дело — на день рождения. Но с тех пор прошла целая вечность! — Больше не хочу, — твердо сказал он. — А что, если уже слишком поздно? — вскричала мама уже почти в истерике. Бен понял, что зверушки на Рождество ему не видать. Наверное, мама уже припасла для него маленького братика и прячет где-то в шкафу. Только и осталось упаковать его в золотую фольгу и сунуть под елку. — Понимаешь, — пустился в объяснения Бен, — Колтон, ну, тот, что живет на нашей улице, тоже попросил маленького братика — а доктор дал ему сестру! А она только и делает, что пачкает пеленки и тянет в рот что ни попадя. И повсюду оставляет за собой склизкие пятна. Ребята ее так и прозвали — Слизняком. — Ну хорошо, — сказала мама таким тоном, что сразу стало понятно: она ищет способ заставить его передумать. — Какую ты хочешь зверушку? Ты же знаешь, что на кошек и собак у меня аллергия. Бен задумался. — А мамонта можно? — Мамонтов не бывает, детка. — Ну, я хочу кого-нибудь хорошего. Чтобы с ним можно было играть и разговаривать, чтобы он стал моим другом… — Ладно, подумаем, — сказала мама, как всегда говорила, когда хотела, чтобы Бен от нее отстал. Той ночью Бен долго не мог заснуть. Он слышал, как мама и папа возятся внизу вокруг рождественской елки. Бен всегда брал с собой в постель футбольный шлем и бейсбольную биту — на случай, если из шкафа вылезет какое-нибудь чудовище. Так что он снял футбольный шлем, положил бейсбольную биту у кровати и прокрался на верхнюю площадку лестницы. — Что же нам теперь делать? — сокрушалась мама. — Мы столько месяцев пытались завести ребенка! А он взял и передумал. — Ну и хорошо, что передумал, — успокоил ее папа. — А не то этот ребенок надоел бы ему через неделю… а мы бы получили еще одного на свою голову. Бен подобрался к перилам и выглянул через прутья. Мама и папа стояли на коленях под елкой. Елка так и проторчала в углу с прошлого Рождества: мама не удосужилась ее убрать. Пыль, точно серый снег, покрывала ветки толстым слоем, и казалось, все дерево держится лишь на ниточках паутины, тянущихся с потолка. — Бену нужен друг, — сказала мама. — С тех пор как Кристиан… он стал… какой-то… потерянный… У Бена сжалось сердце. Кристиан был его лучшим другом. Но папа Кристиана устроился работать на завод пингвиньих консервов и увез свое семейство в Антарктику. — На что ему друзья? — удивился папа. — У меня друзей сроду не было — ну и что? Ничего страшного. — А у меня когда-то была подруга, — вздохнула мама. — Друзья нужны, чтобы самому научиться дружить. — Не видать ему друзей как собственных ушей! — заявил папа. — В его возрасте все дети — или крутые, или ботаники. А Бен — ни то ни се. — Да нет же, он крутой, — возразила мама. — Еще немного — и ему дадут черный пояс в карате. — Тряпка он, а не крутой! — рявкнул папа. — Настоящий крутой, когда идет, кулаками по земле чешет. А наш еще и книжки читает, прости господи. Где ты видела, чтобы нормальный ребенок книжки читал? «Папа прав, — подумал Бен. — Почти все ребята что-нибудь умеют делать лучше всех. Крутой вроде Спенсера Грямза не станет с тобой дружить, если ты не умеешь стрелять соплями через всю спортплощадку. А ботаник вроде Т. Дж. Пипля на тебя и не взглянет, если ты не собрал всю эту чертову серию карт „Ю-джи-о!“» А вот Кристиан был такой друг, с которым и через лужи можно было попрыгать, и по сточным трубам полазать, и просто поболтать о том о сем. Таких друзей, как он, днем с огнем не сыскать. — Что Бену на самом деле нужно, так это научиться обходиться без друзей, — подытожил папа. — Как бы так устроить, чтобы он побыстрее перерос этот неудобный возраст? Может, попробовать стероиды? За год-другой мы из этого заморыша настоящего вояку сделаем. Поступит в морскую пехоту, а уж там-то друзей у него будет хоть отбавляй. — Понимаешь, — начала было мама, — у него через пару месяцев день рождения… — Нет, — отрезал папа. — Он не готов к тому, чтобы ухаживать за животным. Животное надо кормить, чистить ему клетку… Бен в собственной комнате навести порядок не может — куда ему еще животное заводить?! «Хм-м-м… — подумал Бен. — Если так рассуждать, то маме нельзя было заводить ребенка!» На самом деле друзей у Бена не было потому, что мама никогда не убирала в доме. В школе говорили, у Чаровранов, мол, до того грязно, что приходится вытирать ноги, когда от них выходишь. И называли их дом Тараканником. Никто не хотел ходить к ним в гости, и Бену казалось, что еще немного — и от него станут воротить нос даже его воображаемые друзья. — Ну ладно, — сдалась мама. — Завтра так ему и скажем. Если Бен докажет, что может вести себя ответственно, отвезем его в «Ноев ковчег», и пусть сам себе кого-нибудь выберет. — Кого? — спросил папа. — Гуппи или гориллу? — Кого-нибудь маленького, — уточнила мама. Бен вернулся в постель, и ему приснился говорящий кролик. Они с кроликом отправились ловить окуней на реку Лонг-Том. Окуни, большие и фиолетовые, как синяки, висели под водой и флегматично рыгали. Мимо проплыла утка с дюжиной утят. — Осторожно с этими крючками, — предупредила она своих малышей, — а не то выколете себе глаз. Когда Бен попытался насадить червяка на крючок, тот заизвивался и уполз, обиженно причитая: — Почему ты не хочешь, чтобы я стал твоим другом? Я не такой слюнявый и сопливый, как маленькая сестричка! Может быть, ему снилось и кое-что не такое веселое, но наутро Бен ничего подобного не припомнил. * * * Мама с папой так и не собрались поговорить с ним о зверушке, но Бен все время думал о ней. Он навел порядок у себя в комнате, а когда через несколько дней мама взяла его в город, застрял у витрины «Ноева ковчега» и долго таращился сквозь стекло на хомячков. Он изо всех сил старался расти побыстрее, чтобы папа думал о нем не так плохо, а книжки читал теперь только тайком. В надежде хоть с кем-нибудь подружиться он старался улыбаться в школе всем подряд, даже тем, с кем никто больше не хотел знаться. Но обзавестись друзьями ему так и не удалось. * * * Под конец тринадцатого дня тринадцатого месяца нового тысячелетия Бен почуял перемены. Что-то носилось в воздухе. Целый вечер Бен не мог отделаться от странного чувства и продолжал об этом думать, даже переодеваясь ко сну. Что-то изменилось. Пахло чем-то необычным… может быть, настоящим волшебством. Весь день, с самого утра, шел снег. Ленивые снежинки медленно кружились над землей и сбивались в сугробы между елками на заднем дворе. Но под вечер тучи разошлись и засверкали звезды; снег затянуло кисеей серебристого света, а на небо выкатилась оранжевая, как тыква, луна. С карнизов соседского дома еще подмигивали разноцветные рождественские гирлянды. Снеговик на заднем дворе наклонился, словно пытаясь достать из сугроба отвалившийся морковный нос. Внезапно все озарилось яркой вспышкой. Пылающий желтый шар пронесся по небосклону, врезался в Лысую горку и рассыпался облаком искр. — Смотри, звезда падает! — крикнул Бен маме. Мама даже головы не повернула — она изумленно пялилась на чистые простыни, которые Бен утром накрахмалил, выгладил и постелил на свою кровать. — Загадай желание, — рассеянно отозвалась она. У Бена заколотилось сердце. Он не стал ничего выдумывать специально — просто отпустил свои мысли плыть по воле судьбы: пусть они сами отыщут то, чего он больше всего хочет. И прошептал: — Я очень хочу зверушку… ой, то есть друга. То есть такую зверушку, которая захочет со мной дружить. Потом он надел футбольный шлем, который держал на тумбочке у кровати, схватил бейсбольную биту и забрался в постель. — Ты знаешь, — сказала мама, — другие дети спят с плюшевыми мишками, чтобы не было страшно. — Не говори глупости! — возмутился Бен. — Если вломится грабитель, чем я буду его бить — плюшевым мишкой? — Да уж!.. — мама вздохнула. Этот спор тянулся уже давным-давно. Бен не первый год спал в шлеме и с битой. — Хорошо еще, что ты не тащишь в постель саблю. И на том спасибо. Бен прочитал молитву, мама чмокнула его в щеку, пожелала доброй ночи и ушла. * * * А между тем за окном творились чудеса. Через тринадцать минут после того, как упала первая звезда, по небу пронеслась вторая — слева от первой, под углом к ней ровно в двадцать градусов. И так они продолжали падать, по одной через каждые тринадцать минут, пока их не набралось ровным счетом тринадцать, и каждая звезда пролетала тютелька в тютельку по одному из тринадцати румбов компаса… ну, точнее, тех тринадцати румбов, которыми пользуются вороны. И маленькие чудеса поползли изо всех щелей по всему Далласу (штат Орегон)… хотя никто — во всяком случае, никто из людей — ничегошеньки не заметил. Тринадцать школьников ни с того ни с сего оторвались от своих видеоигр и побежали делать уроки. Тринадцать дворняжек внезапно завыли такими прекрасными голосами, что монахини из монастыря Святой Марии приняли их за ангельский хор, возвещающий второе пришествие. Снеговик за домом Бена наклонился, подобрал свою морковку, привинтил ее на место и поплелся прочь со двора. Но самое большое чудо случилось в зоомагазине «Ноев ковчег». В бледном свете аквариумов, где держали неонов, разродилась мама-мышь. Двенадцать крошечных розовых мышат, все с закрытыми глазками, лежали в гнезде. Другие мыши собрались вокруг и смотрели на них с восхищением. Даже рыба-ангел таращила из дальнего угла свои глазищи, блестящие, как золотые монеты. Лампы над аквариумами ярко вспыхнули. Их зеленые лучи слились в одно мерцающее, трепещущее пятно. Тринадцать бабочек-сатурний закружились над мышиным гнездом, словно живая корона, в унисон поднимая и опуская бледно-зеленые крылья и грациозно взмахивая хвостами. Сверчки, которых разводили на корм, запиликали на своих скрипочках под стеклом прилавка, приветствуя тринадцатую мышку, которая, попискивая и извиваясь, пробивала себе дорогу в жизнь. Когда малютка упала на мягкий коврик из опилок, старый мышиный мудрец по имени Ячменная Борода благоговейно промолвил: — Тринадцатая, и последняя, — девочка, как и было предсказано. Тринадцатое чудо этой ночи чудес. — Но что в ней такого особенного, дедушка? — спросил его молодой мышонок. — Число тринадцать обычно считается несчастливым, — сказал Ячменная Борода, — и в жизни ее ожидает множество опасностей, ибо враги будут стремиться ее уничтожить. Но нынче — ночь ночей, а значит, вся удача мира вольется в это новорожденное дитя. — Так она будет счастливой? — спросил молодой мышонок. — Не просто счастливой… она будет волшебной! Мыши, ей подобной, не рождалось на свет с тех далеких времен, когда мы, маленькие зверьки, царили на этой земле. И Ячменная Борода прижался носом к стеклянной стене своей клетки, тоскуя о свободе. Не было нужды напоминать молодым, как это тяжело — родиться в клетке. Воистину незавидная участь для полевой мыши. Ячменной Бороде только и оставалось надеяться, что эта малышка сумеет освободить их всех. Внезапно клетку накрыла тень. Ячменная Борода поглядел в окно. Мимо витрины топал снеговик в блестящем цилиндре и вертел в руке тросточку. «Ну и дела», — подумал Ячменная Борода, провожая снеговика взглядом. А тот знай себе шагал под уличными фонарями и сверкал, словно обсыпанный алмазной пылью. Вскоре снеговик исчез из виду. Он миновал еще несколько кварталов и наконец в одном дворе неподалеку встретил снеговичиху. Пристроившись рядом с ней, он положил руку ей на плечо и остался ждать весны. Глава вторая КЛЕТКА Все живут в клетках. Иногда клетку для нас строит кто-то другой. Но чаще всего стенки клетки — это пределы нашего собственного воображения. Руфус Мухолов Наконец Бен углядел одну мышку, не похожую на остальных, — самую маленькую, с золотистым отливом. Мама и папа так и не собрались поговорить с Беном о зверушке. Но Бен все равно изо всех сил старался доказать, что он может вести себя ответственно. Каждый день, вернувшись из школы, он наводил порядок у себя в комнате. Он налегал на пылесос с такой силой, что повыдергивал весь ворс из ковра. Его комната превратилась в островок чистоты посреди океана грязи, и маму его странное поведение тревожило не на шутку. Она даже стала подумывать, не показать ли сына психиатру. Но, как всегда, отложила это на потом. После уборки Бен занимался карате и делал уроки. А покончив с уроками, сам придумывал математические задачки и решал их. И писал сочинения о том, как ухаживать за зверушками, которых ему хотелось бы завести, — всякими разными зверушками, от муравьеда до тираннозавра. Он так усердствовал с домашними заданиями, что под конец недели учителя засыпали его родителей сердитыми записками. «По-вашему, мне больше нечего делать, кроме как проверять по ночам тетради?» — кудахтала учительница английского миссис Кур. «Дайте хоть дух перевести!» — ворчал учитель истории мистер Свин. И даже учительница математики миссис Вольф взвыла: «С меня хватит!» Но даже это не произвело на маму и папу впечатления. Поэтому за неделю до дня рождения Бен задействовал резервный план. — Мам, — сказал он, — один мальчик из нашей школы, Хаким, уезжает в Нью-Йорк на пару недель. Он сказал, что заплатит мне десять долларов, если я присмотрю за его ящерицей. Можно мне, а, мам?.. Мама заподозрила неладное. Десять долларов за такую ерунду — это как-то слишком. Она-то знала, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. — А ты знаешь, как за ней ухаживать? — Хаким сказал, ничего сложного. Ее даже кормить почти не надо. Он тут написал мне, как и что. Бен протянул маме записку. Хаким учился в пятом классе и уже писал скорописью, подозрительно смахивающей к тому же на арабскую вязь. Бен чуть голову не сломал, разбираясь в его каракулях. Мама прочитала и побледнела. — А ты справишься? — спросила она, дрожащей рукой сжимая записку. — Да запросто! — воскликнул Бен. И правда, как еще доказать, что ты способен ухаживать за зверушкой? Да попросту показать на деле! Вечером Хаким принес ящерицу. Это был нильский варан, черный с песочно-желтыми полосками на хвосте и ярко-желтыми пятнами на спине и на лапах. Огромный, чуть ли не в метр длиной. Настоящее чудовище! * * * Первые несколько дней тринадцатая мышка, маленькая и слабенькая, лежала в гнезде и все время дрожала — на ее розовой кожице не пробилось еще ни волоска. Она родилась слепой и не видела, где брать еду, а старшие братья и сестры отталкивали ее от матери, так что ей почти ничего не доставалось. Она все слабела и слабела с каждым днем, и наконец у нее не осталось сил даже на то, чтобы дрожать. Ячменная Борода испугался, что малышка умрет. Он уткнулся в нее носом и стал подталкивать поближе к матери. Ползти сама она не могла. — А ну живи! Живи давай! — сердитым шепотом твердил Ячменная Борода. — Зачем? — еле слышно пискнула малютка. — Умереть гораздо проще. — Затем, что ты нам нужна, — ответил Ячменная Борода. — И мне, и твоей маме, и твоим братьям и сестрам. Ты всем нам очень нужна. — Зачем? — снова спросила маленькая мышка. Ячменная Борода задумался: он не знал, как ей все объяснить. — Мы живем в клетке, — наконец промолвил он. — Вокруг нас — стены. Невидимые, но толстые и самые что ни на есть настоящие. Отсюда не выбраться. — А кто нас тут держит? — Люди. Это такие странные звери. Розовые голыши — совсем без меха, только на голове пушок. — А почему вы не покусаете этих голышей? — спросила мышка. — Легко сказать! Они огромные! В сто раз выше мыши и в сто раз толще. Драться с ними невозможно. Мы перед ними совершенно бессильны. — А зачем? — тоненьким голоском спросила мышка. — Зачем они нас тут держат? — Время от времени эти голыши выбирают кого-то из нас и уносят из этой тюрьмы. Они говорят, что мы им нравимся, что они возьмут нас себе и будут холить и лелеять. И правда, они сажают нас в отдельные домики и балуют и кормят всякими вкусностями. В этих домиках на полу толстый, мягкий ковер из опилок. Там всегда тепло, и можно построить себе собственное гнездышко. А еще там есть вертящиеся колеса и другие игрушки. А когда надоедает играть и становится скучно, дети этих больших голышей носят нас на руках, гладят нас, и ласкают, и дарят нам заслуженную любовь. Пока он говорил, другие мыши тоже подошли послушать. Они окружили кольцом Ячменную Бороду и его маленькую подопечную. — Но это же так здорово! — воскликнул один молодой мышонок. — Зачем нас от этого спасать? — А затем, — заявил Ячменная Борода, — что на свете есть кое-что получше, чем удостоиться избрания. Есть такая штука, которая называется свобода. Он отвернулся от вопросительно глядевшего на него мышонка и снова склонился над малюткой. Та была совсем крошечная, слепая, лысенькая и такая слабая, что не могла даже лапкой шевельнуть. — Когда-то, — продолжал Ячменная Борода, — давным-давно, сюда пришел чужой мыш… э-э-э… дикий мыш. Он пробегал под дверью нашего зоомагазина, но задержался и рассказал мне, что есть другая жизнь — жизнь за стенами клетки, в месте, неподвластном большим голышам, на солнечном и прекрасном Бесконечном Лугу. Это, сказал он, совсем недалеко отсюда. Это такое место, которое создал специально для мышей Великий Владыка Полей и Болот. Еда там растет сама по себе на верхушках высоких стеблей: надо только потрясти стебелек — и зерно посыплется на землю. А питье там — сладкая роса, что собирается на листьях клевера. Там, поведал мне пришелец, над головой высятся прекрасные полевые цветы, яркие и разноцветные. А в окрестных полях зреет дикий горох и наливается соком земляника — приходи и грызи сколько хочешь! Днем, сказал он, там сияет солнце и радуги переливаются дивными красками, а по ночам в небе сверкают месяц и звезды. — Ах, Бесконечный Луг! — вздохнул Ячменная Борода. — Я никогда не видел его наяву — только в грезах. Но это и есть наш истинный дом. Наша судьба. И если ты, дитя, останешься жить, ты сможешь нас туда привести. Маленькая мышка слушала. Но услышала ли она его, Ячменная Борода не знал. Глазки ее затуманились. Должно быть, она вновь задремала и будет лежать так, то просыпаясь ненадолго, то вновь погружаясь в сон, пока не умрет. Весь день и до глубокой ночи Ячменная Борода не отходил от малютки ни на шаг. Он согревал ее своим теплом и время от времени тыкал носом в животик, чтобы она почувствовала, как проголодалась. Он взывал к Великому Владыке Полей и Болот, умоляя спасти дитя. И на рассвете молитва была услышана. Женщина-голыш, которую мыши называли Кормилицей, подошла к клетке, напевая вполголоса старинную песенку. И унесла шестерых слепых детенышей. — Ура! — пищали детеныши, пока Кормилица вытаскивала их из клетки. — Нас избрали! Прощайте! Живите счастливо! И все магазинные мыши за них порадовались. А у тринадцатой мышки теперь, когда их унесли, появился шанс добраться до еды. Но Ячменная Борода опасался, что уже слишком поздно. Малютка слишком долго голодала. — Она такая худенькая, такая слабенькая, — переживал он. — Вдруг она даже головку не сможет поднять, чтобы поесть? Место рядом с матерью освободилось, но малышка была не в силах доползти до еды. Она опять пролежала всю ночь без движения. Несколько раз Ячменная Борода слышал в темноте, как замирает ее дыхание. И каждый раз с ужасом думал, что это уже навсегда. Но на рассвете она внезапно встрепенулась и, увязая в толстом ковре из опилок, медленно поползла к маме под бок. — Давай! — воскликнул Ячменная Борода, обливаясь слезами радости. — Вперед, смелее! Ползи к еде! Остальные мыши тоже радостно запищали, подбадривая малышку, пока та не добралась до матери. И — о счастье! — наконец-то поела. А к концу первой недели она начала расти. И оказалась совсем не такой, как другие магазинные мыши. Все ее братья и сестры были буровато-серые, а в ее шерстке пробивались золотисто-желтые волоски. За этот необыкновенный цвет мама назвала ее Янтаркой. Прошло три недели — и маленькая Янтарка начала играть с другими магазинными мышами. Неделя для мыши — все равно что год для человека, так что росла Янтарка быстро. Ячменная Борода каждый день упрашивал ее испытать свою волшебную силу. Но день проходил за днем, а у нее ничего не получалось. — Не волнуйся, — утешал ее Ячменная Борода. — Веруй в Великого Владыку Полей и Болот, и все будет хорошо. * * * Той ночью Янтарка долго сидела без сна, устроившись в уголке и глядя сквозь стеклянную стену на аквариумы с рыбками и террариумы с лягушками. Она пыталась понять, для чего же на самом деле она родилась на свет. И ничегошеньки не понимала. На верхней полке в красивом мышином домике сновали по ярко раскрашенным туннелям экзотические пятнистые мыши. — Ух ты, в нашей кормушке опять чипсы с йогуртом! — то и дело кричали они сверху своим скромным соседям. — Вам, бурым мышам, небось такое и не снилось! А другие пятнистые мыши подхватывали со смехом: — Ну что вы все сидите в своей клетке? Заходите в гости, покатаетесь на нашем тренажерном колесе! «Что же делать? — терзалась Янтарка. — Неужели это и есть вся жизнь: рыться в опилках да выискивать себе местечко почище?» Ей хотелось быть особенной. Даже еще более особенной, чем какая-нибудь пятнистая мышь. Ей очень хотелось верить Ячменной Бороде. Но было ясно как день: никакой волшебной силы у нее нет. Она и сама-то не могла вырваться на свободу, а уж освободить весь род мышиный — и подавно. * * * Наутро избрали маму Янтарки. А на следующий день унесли и Ячменную Бороду. Все братья и сестры Янтарки покинули зоомагазин еще раньше, и, хотя в клетке оставалось полным-полно других мышей, ей стало очень одиноко. Она мечтала выбраться из этого унылого стеклянного ящика, и оставалось только надеяться, что ее тоже скоро изберут. * * * Целую неделю Бен нянчился с нильским вараном. Он даже брал его с собой в ванну и обнаружил, что Имхотеп — так звали эту великолепную ящерицу — обожает нырять и шлепать хвостом по воде. После ванны Бен вынимал Имхотепа из воды и высушивал феном, а потом они вместе смотрели комиксы под ультрафиолетовой лампой. Бен регулярно подливал Имхотепу чистую воду в поилку и следил, чтобы ему было тепло. А вечером двадцать шестого марта, в день рождения Бена, мама сказала ему: — Залезай в машину. Поедем в зоомагазин. Зоомагазин «Ноев ковчег» был всего-то в трех милях от дома, но до сих пор Бену никогда не разрешали зайти внутрь. Это был первый раз. Бен переступил порог и уставился на ежиков, копошившихся в опилках и довольно похрюкивавших. Но мама сразу же повела его дальше, вглубь магазина, вручила ему доллар и воскликнула: — Бр-р-р!.. Ну давай уже, бери мышь. — Которую? — спросил Бен. — Любую, — сказала мама. — Просто купи мышь и спрячь ее в пакет. Только не показывай мне эту гадость. — Она чихнула и, зажав нос, побежала к выходу. — Я сейчас задохнусь от этих кошек! — бросила она на бегу. — Мышь, — прошептал Бен. — А мне и в голову не приходило, что можно завести мышь! Впрочем, ничего удивительного. Папа ведь пообещал: если Бен докажет, что способен вести себя ответственно, ему позволят завести какую-нибудь маленькую зверушку. А что может быть меньше мышки? Бен представил себе, как будет весело. Мышку можно будет носить с собой в школу в коробке для завтрака. И пускать ее бегать по комнате, пока он будет делать уроки. Есть она будет совсем мало. И аллергии на мышей ни у кого нет. Одним словом, мышь — это замечательно! Бен заглянул в стеклянный ящик. Симпатичные мышки рылись в опилках, толкались у поилки и носились по клетке друг за другом — наверное, играли в догонялки. Их там было несколько дюжин. Простые бурые мышки с черными глазами-бусинками. В соседнем ящике суетились другие мыши, особенные, — белые с бурыми пятнами, но те были по два доллара за штуку. На экзотическую мышь денег не хватило бы. А простая стоила всего пятьдесят центов. Наконец Бен углядел одну мышку, не похожую на остальных, — самую маленькую, с золотистым отливом. Она тихонько сидела в опилках, сложив лапки на животе, и смотрела Бену прямо в глаза с таким видом, словно всю жизнь только и дожидалась его появления. — Я могу чем-нибудь помочь? — подошла к Бену продавщица. — Да, — кивнул Бен. — Я хочу вон ту, маленькую. * * * — Я назову ее Янтаркой, — заявил Бен, усевшись в машину. Мама уже была за рулем, а он со своим драгоценным пакетом устроился на заднем сиденье. Мышка выглянула из пакета и снова уставилась ему в глаза. Бен погладил ее пальцем. Мышка фыркнула на него и встопорщила усики. Бен не понимал, откуда взялось это имя — Янтарка. Просто пришло на ум, и все тут. — Не стоит слишком привязываться к ней, — заметила мама. — Интересно, что она ест? — размышлял вслух Бен. — Как ты думаешь, ячменные зерна ей понравятся? У нас дома найдется ячмень? Мама продолжала молча вести машину. — А как ты думаешь, это мальчик или девочка? — спросил Бен. — Какая разница? Держи пакет крепче, а то выскочит. Бен украдкой достал мышь из пакета. Его собственную мышь, его первую в жизни домашнюю зверушку! Мышь вцепилась коготками в его рубашку, забралась повыше, устроилась в складке ткани на груди и закрыла глазки. Бен поцеловал ее. — Ты что, поцеловал эту мышь?! — ужаснулась мама, пытаясь разглядеть в зеркале заднего обзора, что он там делает. — Нет, — соврал Бен. — Никогда не целуй мышей! Они все равно что крысы, только мелкие. Карликовые крысы. Грязные твари, разносят всякую заразу. — Какую такую заразу? — внезапно забеспокоился Бен. — Вирус пупополюса и «черную смерть»! — ответила мама. — А ну-ка положи эту гадость в пакет и больше не трогай! Бен нахмурился. Он отцепил мышь от рубашки и пересадил в сложенную лодочкой ладонь. На вид мышка была ничуть не грязная и совсем не больная. Она сидела с закрытыми глазками — должно быть, спала. Бен старался не шевелиться, чтобы не разбудить ее. За всю дорогу Янтарка не издала ни звука. Как только машина остановилась перед домом, Бен бросился в гостиную. Папа сидел в кресле и смотрел «Самурая Джека». — Смотри, папа! — выкрикнул Бен. — У меня мышь, настоящая мышь! Ее зовут Янтарка! Папа подался вперед, не отрывая глаз от телевизора. — Вот и хорошо, — раздраженно рявкнул он. — А теперь марш наверх и скорми ее варану! От ужаса у Бена скрутило живот. — Ты что?! Зачем?.. — Ты записку Хакима читал? Раз в неделю варана положено кормить, — объяснил папа. У Бена словно земля под ногами разверзлась. Хаким говорил, что варан не особенно прожорлив, но время от времени его все же надо чем-то кормить. Ну конечно! Мышами. Он питается мышами! Никогда в жизни Бену не было так плохо. Живот скрутило еще сильнее, перед глазами все поплыло. — Просто брось эту мышь ему в клетку, — скомандовал папа. — Варан с ней сам разберется. — Нет! — слабым голосом запротестовал Бен. — Нет, пожалуйста! Я… не могу… Отец смерил его суровым взглядом. — Бен! — гаркнул он. — Ты сам на это пошел! Ты несешь ответственность за Имхотепа. — Но, папа… — Ремня просишь? — окончательно рассвирепев, пророкотал папа и впился в Бена глазами, холодными, как сталь. — А ну-ка возьми себя в руки! Будь хорошим морпехом! — Если ты скормишь эту мышь Имхотепу, мы подумаем и, может быть, на следующей неделе купим тебе другую, — вмешалась мама. Отец сверкнул на нее глазами. Об этом они не договаривались. — Правда? — спросил Бен. — Мне можно будет завести другую мышку? — Может быть, — сердито буркнул папа. — А что, если… что, если я оставлю себе эту? — спросил Бен. — Я заплачу вам за нее из моих карманных денег. Мама все время забывала выдавать ему карманные деньги. Она столько раз откладывала это на потом, что уже задолжала Бену целое состояние — по его подсчетам, долларов пятьдесят, не меньше. — Можно еще раз съездить в зоомагазин и купить другую мышь, — с жаром продолжал он. — А Янтарку я тогда смогу оставить себе. Свирепый взгляд отца пригвоздил его к полу. — Зоомагазин уже закрылся. А варан голоден. Иди, исполняй свой долг, солдат! Бен вздрогнул. Он уже знал: если отец называет его «солдатом», лучше сразу послушаться, а не то ему и впрямь несдобровать. И все-таки он решился на еще одну, последнюю, отчаянную мольбу: — А может, покормить его консервами? Мама вскинула на него глаза и грустно промолвила: — Запомни, деточка: никого на свете — неважно, человек это или зверь, — нельзя заставлять есть консервы. Это слишком жестоко. Отцовские угрозы, с одной стороны, и мамино обещание — с другой, не оставляли ему выбора. С Янтаркой в пригоршне Бен поплелся наверх, с трудом переставляя ноги. Когда он добрался до верхней площадки, каждый удар сердца отдавался в ушах оглушительным грохотом. Бен еще не знал, осмелится ли он обмануть родителей. Может быть, удастся спрятать мышку под кроватью и только сделать вид, что он скормил ее варану. Нет, решил он наконец, это слишком опасно. Варан может умереть с голоду. Бен отворил дверь своей комнаты. Красавец Имхотеп горделиво возвышался посреди клетки, опершись передними лапами на корягу для солнечных ванн. Заметив Бена, он высунул темный язык и с предвкушением уставился на мальчика. Как будто только его и ждал. «А может, покормить его конфетами?» — подумал Бен. Недавно была Пасха, и в ящике стола у него завалялось несколько сахарных цыплят… Нет, не пойдет. Нильский варан питается мышами. От конфет он, чего доброго, заболеет. Янтарка крепко спала, свернувшись на ладони Бена клубочком. — Прости меня, — сказал ей Бен. — Честное слово, мне очень жаль. Янтарка встрепенулась и повела носом, принюхиваясь. Бен еще раз напомнил себе, что выхода нет. Он подошел к клетке варана и сдвинул жестяную крышку. Потом взял Янтарку за хвостик и осторожно приподнял. — Прощай, Янтарка, — прошептал он трясущимися губами. Внезапно Янтарка очнулась. Ее темные глазки впились в варана. Она запищала в ужасе и задергалась в пальцах мальчика, пытаясь вырваться на свободу. Имхотеп почуял ее страх. Облизываясь раздвоенным языком, он задрал голову и жадно уставился на добычу, готовый к броску. И тут началось что-то странное. Мышь продолжала визжать — все громче и громче, наполняя всю комнату отзвуками пронзительных воплей. А затем грянул громовой раскат и полыхнула ослепительная синяя вспышка. И тотчас началось превращение. Тело Бена разом съежилось и выскользнуло из одежды — рубашка вдруг стала огромной, как цирковой шатер. Его словно ухватили и потянули изо всех сил в разные стороны: с одной стороны — за нос и уши, а с другой — чуть пониже спины. И в тот же миг большие пальцы у него ссохлись до крошечных пупырышков, зато передние зубы стали просто огромные. Слезы боли хлынули у Бена из глаз. А мышь все визжала и визжала. Бен испустил дикий крик. Хвост Янтарки стал невероятно длинным и толстым. Только что Бен сжимал этот хвост двумя пальцами — а теперь не смог бы обхватить даже двумя руками. Бен рухнул вниз вместе с Янтаркой, вверх тормашками, и приземлился — плюх! — прямо на кучу песка рядом с поилкой варана. Он покрутил головой и ошарашенно заморгал глазами. Теперь он был не больше Янтарки, растянувшейся рядом с ним на песке. Стеклянные стены уходили ввысь отвесными скалами. А посреди клетки, словно исполинская башня, возвышался варан. В это мгновение Бен почувствовал, каково было бы взглянуть в глаза голодному динозавру. — Хвала Аллаху! — облизнувшись, прошипел варан. — Эх, сюда бы еще конских бобов да чашечку доброго гавайского пунша! Друзья к обеду — что может быть прекраснее? Глава третья ВЕЛИКИЙ ИСХОД Как бы резво ты ни бежал, все равно от собственного страха не уйдешь. Единственный способ победить его — сойтись с ним лицом к лицу. Бушмейстер — Я назову ее Янтаркой, — заявил Бен, усевшись в машину. Янтарка попятилась от гигантского ящера. Черный язык Имхотепа щелкнул у них над головами, как хлыст. Янтарка потрясенно уставилась на Бена. Она никогда в жизни не видела такой красивой мыши — он был невероятно, головокружительно, идеально прекрасен. Его ониксовые глаза мерцали бликами света от ультрафиолетовой лампы. Волоски его лоснящейся шубки переливались дивными красками: от золотисто-рыжей у корней до черной на кончиках. Гибкий хвост его был безукоризненно изящен и стремителен в каждом движении. При виде его несравненных усов у Янтарки перехватило дух. — Что стряслось? — моргая, пробормотал Бен. — Куда подевались мои большие пальцы? И откуда на мне взялась эта норковая шуба? Он развернулся, волоча за собою длинный хвост. Оглянулся через плечо, пытаясь толком разглядеть, что это у него там сзади… И тут, поняла Янтарка, до него наконец дошло. — Мама! — взвизгнул Бен и завертелся на месте, ошалев от ужаса. — Мама, спаси меня! Я… Кажется, я превратился в какого-то грызуна! Гигант Имхотеп шагнул вперед. Его черный язык со свистом рассекал воздух прямо над головой Бена. — Ты не просто грызун, — с сильным восточным акцентом произнес он. — Ты упитанная, сочная и прыгучая мышь в полном соку, если мой язык меня не обманывает. Крепко сбитая. Отменные мышцы. Окажи мне любезность: когда попадешь внутрь, не пищи! Когда еда в глотке начинает визжать, у меня портится аппетит. — Но… но… как такое могло со мной случиться? — пролепетал Бен. — Обычное проклятие, — ответил Имхотеп. — Это все у нас в Египте изобрели: проклятия мумий, фараоны-маги и все такое. Кстати, мой двоюродный брат — ученик джинна. — Но кто меня проклял? — изумился Бен. — Вот эта юная волшебница. — Варан дернул подбородком в сторону Янтарки. У Янтарки подскочило сердце. — Я? — пискнула она, вытаращив глаза. — Это что, я его заколдовала?! Но я же не умею!.. Но отрицать, что мальчик превратился в мышь, было невозможно, и в глубине души Янтарка уже поняла, что старик Ячменная Борода не ошибся: она действительно обладает волшебной силой. Бен вздрогнул и обернулся к Янтарке, словно только что ее заметил. — Да ты же девчонка! — взвизгнул он. — А я совсем голый! Он торопливо скрестил задние лапы, а передней попытался прикрыть грудь. — Конечно ты, кто же еще? — невозмутимым басом заверил Имхотеп Янтарку. — Ты пожелала, чтобы он на собственной шкуре узнал, каково это — быть мышью. — Пока варан переводил дыхание, Янтарка сообразила, что и впрямь выкрикнула именно такие слова за секунду до того, как Бен бросил ее в клетку к этому чудовищу. — Ну вот он и превратился в мышь, — заключил Имхотеп. — А теперь перейдем к обеду. — Мама! — заорал Бен. Крик отразился от стеклянных стенок эхом не громче обычного мышиного писка. — Варан хочет меня съесть! Голова варана метнулась вперед. Янтарка нырнула за корягу. Шерсть на ней встала дыбом. Ультрафиолетовая лампа пылала над головой, как огромный костер. От ужаса Бен на мгновение замер, потом попытался было отступить, но запутался в собственных лапах. Плюхнувшись на живот, он пополз туда же, где укрылась Янтарка, выкрикивая ящеру: — Подожди! Не ешь меня! Разве я плохо о тебе заботился? — Заботился?! — проревел Имхотеп. — И ты называешь это заботой? По-твоему, мне нравилось по сто раз смотреть одни и те же дурацкие комиксы? По-твоему, мне приятно было, когда меня совали в ванну с мыльными пузырями? — Нет, постой! — взмолился Бен. — Как насчет Янтарки? Это же она предназначалась тебе на обед? — Кто, я? — пискнула Янтарка. Варан немного помедлил, словно в раздумье, а затем неожиданно попятился. Ему явно стало не по себе. — Не люблю волшебных мышей, — проворчал он. — Меня от них пучит. И снова двинулся вперед, изогнув шею и неумолимо оттесняя Бена в угол. Янтарка вскинула голову и увидела, что Бен оставил крышку приоткрытой. «А что, если…» — подумала она. — Бен! — крикнула она, указывая вверх, на крышку. — Прыгай! — До нее метров пятнадцать! — прокричал Бен в ответ. — Я не допрыгну! Вот если бы лестница была… или веревка… Янтарка взбежала на корягу. В зоомагазинной клетке таких огромных бревен не было. Там ей не на что было залезть, чтобы попытаться допрыгнуть до верха. Но теперь — дело другое. Она взобралась на самую верхушку коряги, оттолкнулась и прыгнула. И всеми силами своей души пожелала, чтобы ей все удалось. Она уцепилась коготками за край крышки и повисла на самых кончиках лап. Задрав голову, Бен наткнулся взглядом на ее болтающийся хвост. — Веревка! — завопил он. Варан ринулся на него. Лапы Бена сжались тугими пружинами и вытолкнули его со дна клетки прямо вверх, точно горошину из стручка. Он повис в воздухе, что было сил цепляясь за хвост Янтарки. — Мой обе-е-е-е-ед! — заскулил варан, подпрыгивая и щелкая зубами на Бена с Янтаркой. — Мой обе-е-е-е-ед! — Отпусти мой хвост! — потребовала Янтарка. — А иначе что? — поинтересовался Бен. — Превратишь меня в слизняка? — Звучит заманчиво! — заявила Янтарка. — Ах! — вздохнул Имхотеп. — Какие восхитительные лакомства висят у меня прямо перед глазами! Слаще фиников в саду при храме Амона-Ра! Он забрался на корягу и громко чавкнул. Бен еще крепче стиснул хвост Янтарки, вереща и раскачиваясь, как Тарзан. — Я сейчас сорвусь! — пискнула Янтарка. Ее крохотные коготки уже соскальзывали, не в силах выдержать такую тяжесть. — Слезай! — крикнул Имхотеп. — Я люблю американцев! Он подпрыгнул, пытаясь ухватить Бена зубами. — Янтарка! — крикнул Бен. — Преврати его в клопа! «Интересно, а у меня получится?» — подумала Янтарка. Но прежде, чем она разрешила свои сомнения, Бен взвизгнул и лягнул ящера в нос. Должно быть, он крепко ему врезал, потому что отдачей от удара самого Бена снова подбросило вверх, как на пружине, и вынесло наружу через щель между крышкой и стенкой. Хвост Янтарки он так и не отпустил — и вытянул ее за собой следом. Перемахнув через крышку, они плюхнулись на пышный ворсистый ковер. Впервые в жизни Янтарка оказалась на воле и на мгновение забыла обо всех своих страхах. Она стояла на ковре и озиралась по сторонам. Вокруг раскинулась настоящая страна чудес. Рядом с клеткой лежали ботинки, рубашка и брюки — одежда Бена, распростертая на полу, словно поверженный великан. И вся комната была полным-полна всяких интересных штуковин: на стенах — плакаты с драконами, на столике у зеркала — призы за соревнования по карате… Бену, похоже, передалось ее настроение. — Ну и комната!.. — изумленно прошептал он, глазея на потолок. — Огромная, как баскетбольная площадка! Но внезапно он схватился за грудь и захныкал: — Что у меня с сердцем? Ударов четыреста в минуту, не меньше! Наверное, это сердечный приступ! — Для мыши это нормально, — заверила его Янтарка. Сзади донесся скрежет. Янтарка обернулась. Имхотеп встал на дыбы и, вытянувшись во весь рост, скреб когтями стеклянную стену — пытался выбраться из клетки. — Вернитесь! — взывал он. — Я никого не съем! Поверьте же мне, мои маленькие американские друзья! Это была просто шутка! Безвкусная шутка! Присев на задние лапы, Бен раскачивался из стороны в сторону и старался перевести дух. — Ну ладно, — пропыхтел он наконец. — Давай, превращай меня обратно. Янтарка уставилась на него, не мигая. Бен явно хотел встать на две ноги. Он еще не осознал всех последствий постигшей его перемены. Все, что теперь было в его силах, — это сесть столбиком, и не больше. Несколько секунд Янтарка наблюдала за его тщетными усилиями, а потом дернула усами и негромко фыркнула: — Я не знаю как. — Но ты же волшебница! — возмутился Бен. — Нет, — возразила Янтарка. — Ну, то есть, может быть… Я хочу сказать, я… э-э-э… я не знаю. — Ничего страшного. — Бен хотел, чтобы эти слова прозвучали спокойно и рассудительно, но ничего не вышло. — Просто пожелай, чтобы я снова стал человеком. — С чего бы это? — вдруг рассердилась Янтарка. — С какой стати мне что-то для тебя делать? Сначала носится со мной как с лучшим другом, а потом пытается скормить какой-то мерзкой ящерице! — Я не виноват! Меня папа заставил! — Значит, ты всех своих друзей скармливаешь ящерицам, когда папа велит? — Да пойми же ты, крыса недоделанная, ну не виноват я, не виноват! — рассвирепел Бен. — Ты превратила меня в мышь — так давай превращай обратно! — Бен стиснул кулачки и двинулся на Янтарку: эта вредная мышиная девчонка отняла у него все! — Ты, клоп вонючий! — взвизгнула она и, бросившись на него, опрокинула на спину. — Ты пытался меня убить, а теперь еще чего-то требуешь, червяк червивый! Она вцепилась в его роскошные усы и злобно рванула, выдрав пару волосков. — Ой-ой! — взвыл Бен. Пока он оплакивал потерю усика, Янтарка успела взобраться на него верхом и теперь пыталась открутить уши. Она была вне себя от ярости. Уши не поддавались — и она укусила Бена за нос. — Отвяжись! — завопил Бен и лягнул Янтарку в живот, вспомнив, что он — каратист. От удара Янтарка пролетела сантиметров пятнадцать и с глухим стуком приземлилась на ковер. У нее даже слезы навернулись на глаза, так больно он ей двинул. Больше она не нападала — только стояла перед ним и вся тряслась от носа до кончика хвоста. — Дерешься как девчонка! — проворчал Бен. — Я дерусь как мышь! — возразила Янтарка. — Это совсем другое дело. — А ну-ка пожелай, чтобы я опять стал человеком! — потребовал Бен. Но Янтарка не собиралась его прощать. Он заслуживал наказания. Кроме того, она сильно сомневалась, что у нее что-то получится. Ячменная Борода твердил, что она наделена волшебной силой. Однако сейчас, при виде Бена, Янтарке казалось, что она совершенно бессильна. На самом деле ей было очень страшно. Ее все еще била дрожь от одной мысли о варане. «И потом, — пришло ей в голову, — если я превращу его обратно в человека, я останусь совсем одна». — Мне нравится, что ты превратился в мышь! — заявила она сердито. — И если на то будет моя воля, ты останешься мышью навсегда. Бен взглянул ей в глаза и, почувствовав, как она разъярена, в страхе попятился. * * * Надо иметь в виду, что, когда волшебник вершит свои чары, он вкладывает в них много силы (это как электрический разряд при ударе молнии или как тепло, которое выделяет горящий костер). При этом от него исходит волна магической энергии — облако плазмы, ощутить которое могут только самые могущественные чародеи. Превратив Бена в мышь, Янтарка выплеснула огромный заряд магической силы — все равно что атомная бомба взорвалась. А между тем где-то в Луизианском болоте на корне кипариса, вздымавшегося чуть ли не прямо из воды на краю обширной заводи, восседал весьма почтенный лягушка-бык мужеска пола по имени Руфус Мухолов и выквакивал очень длинное и сложное заклинание, какое — вот уж что правда, то правда! — было по силам только такому могучему старому лягуху, как он. Смолистые черные волны мягко шлепали по древесным корням. Небольшой аллигатор тихо бороздил заводь, не отрывая внимательного взгляда от Руфуса, но тот величественно не обращал на него ни малейшего внимания. Несмотря на крайне молодой возраст, аллигатор был достаточно умен, чтобы даже не пытаться напасть на волшебника. Кроме того, к его услугам были миллионы других лягушек болота — по мощности звучания их вечерний хор соперничал с громовыми раскатами. Пониже Руфуса пятеро юных лягушек — совсем еще практически головастиков — терпеливо слушали его вопли. Разносившееся над болотом заклинание должно было принудить грифовых и каймановых черепах, в изобилии водившихся в здешних местах, утратить интерес к молодой лягушачьей поросли, покинуть насиженные территории и отправиться искать себе добычу куда подальше. Магические формулы как раз только что начали действовать — над болотом поднимался странно мерцающий туман. И вот посреди этого впечатляющего представления Руфус внезапно ощутил докатившиеся до него издалека отзвуки Янтаркиного волшебства — и сила их потрясла старого колдуна до глубины души. Он окинул аурические горизонты внутренним взором и увидел, как они вспучились, словно ядерный гриб. С громким «бурп!» у Руфуса отвалилась челюсть. Мерцающая дымка у него над головой нерешительно поколебалась и растаяла. Один подросток, сидевший у ног Руфуса, — столь юный, что еще не вполне утратил хвост, — робко вопросил: — Что-то случилось, мастер Мухолов? — Вот это я называю по-настоящему мощной работой! — пробормотал лягух. Руфус и гадать не решался, что это было за заклинание и кто его сработал, но внутри у него появилось хорошо знакомое не то сосущее, не то щекочущее чувство, словно он только что проглотил крупного паука и тот даже в желудке продолжает извиваться. — Да я с икриночного возраста такого не видал. Там промышляет воистину могущественный маг! — Белый маг или черный? — осторожно поинтересовался почти-совсем-еще-головастик. В волнении Руфус прикусил нижнюю губу. Возмущение ауры пришло с дальнего запада, он был в том уверен. На западе водились в основном черные маги. И в последний раз, когда Мухолову случалось видеть такой выплеск магической энергии, он предвещал начало великой войны, в которой многие белые маги сложили свои головы. — Нам придется послать волшебника на разведку, — пробормотал старый лягух и тут же погрузился в раздумья о том, кому можно было бы доверить подобную миссию в это время года. — Единственное, что нам остается, — проквакал он с некоторым запозданием в ответ ученику, — это надеяться на лучшее. * * * В это самое время в уединенной пещере близ морского побережья в шестидесяти с лишним милях от Бенова дома еще один колдун в полудреме свисал с каменного потолка, держась за него ногами и эффектно завернувшись в кожаные крылья — хотя на самом деле не эффекта ради, а чтобы сохранить тепло. Имя колдуну было Ночекрыл. В носу его поблескивало потускневшее от времени серебряное колечко, а вдоль края невероятных размеров ушных раковин, затенявших крохотное личико, бежал ряд серебряных «гвоздиков». Мех его обладал роскошным оттенком подернутых пеплом оранжевых угольев умирающего костра, а голые мембраны крыльев и ушей были сплошь зататуированы разными мистическими символами. Тяжелые пурпурные веки его были прикрыты. Тихо покачиваясь, колдун мурлыкал во сне: Как-то в полночь, в час угрюмый, утомившись от раздумий, задремал я над страницей фолианта одного. И очнулся вдруг от звука, будто кто-то вдруг застукал, будто глухо так затукал в двери дома моего. «Гость, — сказал я, — там стучится в двери дома моего, гость — и больше ничего». Ворвавшаяся в пещеру взрывная волна от Янтаркиного волшебства чуть не стряхнула его с потолка. Колдовской разум, что греха таить, был не в лучшей форме после долгой зимней спячки, но ему не понадобилось много времени, чтобы со всей отчетливостью осознать: с такой могучей силой сталкиваешься далеко не каждый день. На самом деле на его памяти такое случилось лишь однажды — когда Жесточайший впервые пробудился в своем могуществе и воссел на трон Ужаса, чтобы править миром. Ночекрыл распахнул глаза. Его клевреты валялись вповалку по всей пещере, погрузившись в оцепенение глубокого сна. Это были поистине чудовищные создания, извращенные порождения самых жутких ночных кошмаров. Но лишь один из них почувствовал, что, кажется, что-то не так. — Что это там стряслось? — спросил фамильяр Ночекрыла, когда волна магической плазмы от заклинания вкатилась в пещеру. Это был клещ, обитавший в районе правого уха. Чтобы сказать эту фразу, ему пришлось вытащить свой острый хоботок из Ночекрыловой плоти. Ощущения у последнего при этом были весьма болезненными. — То пляска смерти началась, — ответствовал Ночекрыл, навостряя уши. — Безумие, и Грех, и Ужас — один другого краше! — там правят бал. — Как это По-этично! — вздохнул клещ, которого, кстати сказать, звали Дарвин. — Значит ли это, что я смогу напиться свежей крови? Ты, знаешь ли, уже как-то поизносился. Ночекрыл от омерзения сморщил нос. Его давно подмывало съесть вредного паразита, а поскольку Ночекрыл был насекомоядным (чему упорно противоречили загадочно возобновлявшиеся время от времени слухи о его родстве с самим графом Дракулой — по материнской линии), жизнь Дарвина висела буквально на волоске. Но, увы, Ночекрыл нуждался в обеспечиваемой фамильяром магической силе не менее, чем тот в его, Ночекрыла, крови. — Будет тебе кровь, мой милый, — сказал колдун, отцепляясь от потолка, изящным виражом становясь на крыло и беря курс на источник силы. — Крови хватит на всех! Глава четвертая МАТЕРИНСКАЯ ЛЮБОВЬ Нет любви чище и крепче, чем материнская любовь. Ячменная Борода «А он и правда похож на большую змею!» — пронеслось в его затуманенной голове. Бен в ужасе метнулся прочь от Янтарки, юркнул под дверь комнаты и поскакал к лестнице. Он не так уж много прожил на этом свете, но и в его короткой жизни имелась одна вещь, в которой он был уверен на все сто процентов: да, у его матушки могло быть сколько угодно проблем со здравым смыслом и личной гигиеной, но она все равно его любит. Можно спокойно бить коленки — мама всегда наготове с пластырем и зеленкой. Бену хотелось попасть к маме как можно скорее, но его новым коротеньким лапкам явно недоставало прыти. Вообще говоря, все в его теле двигалось не как полагается. Как будто на ногах у него вдруг ни с того ни с сего оказались огромные неуклюжие клоунские башмаки. Уже для того, чтобы просто идти, требовалась предельная концентрация внимания, не говоря уже о том, что после каждых нескольких шагов приходилось лететь вниз с добрый десяток метров до следующей ступеньки. Всякий раз, как Бен приземлялся, его хвост тяжело шлепался оземь, так что в конце концов Бен развернулся и заорал на него: — Прекрати меня преследовать! Меня от тебя уже тошнит! Однако ничто не длится вечно. Окунувшись в ковровый ворс, Бен перевел дух. Царившие тут запахи поразили его до глубины души. Могучее мышиное обоняние без труда различало аромат пролитого виноградного сока и крошек сэндвича с арахисовым маслом, которые он как-то ночью утащил с кухни, — а ведь это было уже с месяц назад. Янтарка резво трусила вслед за ним, непринужденно отталкиваясь задними лапками и приземляясь на передние. — Куда тебя несет? Что ты задумал? Только не бросай меня тут одну! — испуганно пищала она. — Я же первый раз в жизни выбралась из клетки! Бен решил не обращать на нее внимания. Даже здорово, что девчонка так испугалась: впредь это послужит ей уроком! Он устремился за елку, до сих пор уныло стоявшую в углу, и принялся лавировать между комками прошлогодней упаковочной бумаги, в которую некогда были завернуты подарки, — размерами они теперь не уступали автобусам. К тому времени, когда впереди показалась кухонная дверь, — ничего себе пробежка, не меньше мили! — Бен был уверен: еще один шаг — и он умрет на месте. Его сердечко колотилось со скоростью сотен ударов в минуту, а изо рта уже показалась пена. Остановившись на пороге, он огляделся. Мимо как раз маршировала шеренга черных муравьев. На ходу муравьи пели: Привет, мы всем знакомые ночные насекомые. Работаем на кухне, когда погасят свет. Отнюдь мы не ленивые, весьма трудолюбивые, мы храбрые, могучие, на нас управы нет. Пусть бабочки на солнышке резвятся ясным днем, слизняк пусть глупый нежится под проливным дождем. Но мы — неукротимые, мы круче во сто крат, сумеем, коль захочется, любому дать под зад. Нас не пугают трудности, мы пляшем и поем ночной порой, ночной порой, за мусорным бачком. Бен молча смотрел, как мимо идут муравьи; все выглядело так, словно он просто заснул и видит сон про то, как оказался в Сумеречной Зоне, где все вроде бы и так, как в нормальном мире, но в то же время совершенно и ужасно не так. Сон этот ему однозначно не нравился. Кухонный пол был выстлан линолеумом, на котором отчаянно скользили лапы — словно какие-то неведомые враги нарочно залили старую знакомую кухню льдом, превратив ее в каток. Бен чуть ли не по-пластунски добрался до холодильника и увидел между ним и стеной уходящий во тьму узкий проулок. В нем прятались огромные клубы пыли размером с шары перекати-поле. Тут через всю кухню, закладывая виражи, словно взбесившаяся машинка с дистанционным управлением, промчался таракан. Он врезался в Бена и с маниакальным энтузиазмом заорал: — Все в буфет! Кто-то оставил коробку с печеньем открытой, у нас вечеринка! Бен ошарашенно уставился на полоумное насекомое, но его уже унесло прочь. Еще пара коротких перебежек, и Бен забился под кухонный стол. Оттуда он принялся наблюдать за матерью, которая возвышалась над ним, словно статуя Свободы. В данный момент она скорбно взирала на громоздившуюся в раковине гору грязной посуды, оптимистично обещавшую в ближайшем будущем достичь потолка. — Господи, благослови меня, наконец, девчонкой, пожалуйста… — пробормотала она. — Мама! — пискнул Бен. — Я тут, внизу! Помоги! Но как раз в этот момент из другой комнаты донесся взрыв телевизорного шума — папа смотрел «Покемонов», — и его мольба пропала втуне. Бен лихорадочно обшаривал взглядом кухню. Быть может, если как следует вцепиться в мамину брючину коготками, ему удастся вскарабкаться по ткани на кошачий манер? Он неуклюже подпрыгнул в воздух, разом взлетев метров на двадцать, крепко ухватился за плотное хаки и принялся карабкаться вверх. Имея всего лишь четыре пальца на каждой лапе, это тот еще подвиг! Но каждый подвиг рано или поздно приносит свои плоды. И плоды не заставили себя долго ждать. И — о, да! — они превзошли все ожидания Бена. Мама, судя по всему, почувствовала, как что-то цепляется за ее коленку. Она посмотрела вниз и дико завопила. Сначала она шарахнулась назад (в раковине случилось землетрясение, и пара посудных лавин с грохотом сошла на пол), потом подскочила и с неженской силой шлепнула себя по штанине. Бен, кувыркаясь, пролетел несколько метров по воздуху, повстречался с холодильником, соскользнул по эмалированной дверце и со стуком упал на линолеум, окруженный осколками тарелок. Фарфоровые батареи вели обложной огонь; тарелки порхали по всей кухне, словно вдруг осознали свою летучую природу. Едва придя в себя, Бен тут же был вынужден отпрыгнуть в сторону, чтобы убраться с траектории нескольких особо крупных зарядов. — Помогите! — кричала мама под грохот канонады. — МЫШЬ!!! Бен с трудом поднялся на лапы, едва увернувшись от агрессивно нацелившейся ему в лоб чашки. — Мама, — снова пискнул он, — это же я! Он заковылял к ней и припал к полу, жалобно глядя вверх. Густая белая пена валила у него изо рта, так что ему даже пришлось вытереть его тыльной стороной передней лапки. — Помогите! — еще громче возопила мама. — Тут бешеная мышь! — Мама, — простонал Бен, — послушай, это я, Бен! Янтарка желтой молнией мелькнула за спиной у Бена и спряталась под дверцей холодильника. Тем временем в кухню ворвался папа и схватил с плиты лопатку для жаркого. — Это та чертова мышь, которую Бен должен был скормить ящерице! — Нет, — в панике прокричала мама, — это другая, их тут целых две! Папа посмотрел на Бена. Бен посмотрел на папу и увидел в его глазах ужас. — Ты права. Это и впрямь бешеная мышь! Звони в Службу спасения, а я тебя прикрою. — И он угрожающе поднял лопатку. Мама ринулась в гостиную и загромыхала телефоном. — Папа! — воззвал Бен. — Это же просто я! — Дорогая, поторопись, — крикнул папа в гостиную, — она пищит как-то очень необычно. — Не лезь к ним, это бессмысленно, — пискнула из-под холодильника Янтарка. — Ты теперь мышь. Люди не могут понимать нас — как и мы не можем понимать их. В голове у Бена что-то щелкнуло. — Что ты имеешь в виду — «не можем понимать людей»? Лично я их прекрасно понимаю. — Это потому, что ты сам недавно был человеком. Тем временем папе Бена, кажется, надоело слушать очень необычный писк бешеной мыши. Он покрепче сжал свое оружие, нагнулся и замахнулся. Бен попытался отпрыгнуть в сторону, но не успел. Папина лопатка настигла его и размазала по полу. Перед глазами заплясали разноцветные звездочки. Бен попытался подняться, но его едва не вырвало, а лапки разъехались на скользком полу. В кухню вихрем влетела мама. От ее скачков пол дрожал, словно к ним мчалось стадо носорогов. — Ты позвонила в полицию? — свирепо спросил ее папа. — Нет, мне пришла в голову идея получше. За ее спиной Бен слышал какое-то электрическое завывание. Из-под холодильника раздался отчаянный вопль Янтарки: — Змея! Она принесла змею! Бен поднял глаза; в глазах у него все плыло от слабости. Прямо перед ним разверзлось жерло огромного тоннеля, в который вели круглые серебряные ворота. Кругом дул могучий ветер, с воем уносившийся в царившую там тьму. В следующее мгновение до него дошло, что он смотрит прямо в трубу пылесоса! «А он и правда похож на большую змею!» — пронеслось в его затуманенной голове. — Бен! Сюда! — услышал он крик Янтарки. Краем глаза Бен заметил, как ее хвостик исчезает за углом дверного проема, ведущего в гостиную. Последним отчаянным рывком он устремился за ней, оттолкнувшись обеими ногами и попытавшись приземлиться на руки, как делала она. Он влетел в гостиную и оглянулся. Меж двух стен, целиком усеянных ослепительными лампами дневного света — все разного цвета и размера, — красовался огромный широкоэкранный телевизор. Под потолком парил мамин зеркальный шар. Когда у нее выдавался особенно плохой день, она, бывало, заглатывала одним махом полчашки сахарного песку и часами сидела в кресле, откинув голову на мягкую спинку, смотрела, как крутится шар, и слушала свой любимый диск «Мой поворот Земли». Янтарка изо всех сил карабкалась вверх по цепи, свисавшей из днища маминых часов с кукушкой. — Сюда! — прокричала она, добравшись почти до верха. — Я вижу там темную нору! Бен кинулся к часам, подпрыгнул, насколько хватило силенок, и уцепился за цепь. Раскачиваясь, подтягиваясь и пыхтя, он лез и лез по цепи, движимый практически одной только силой воли, пока наконец не рухнул обессиленный в безопасную темноту норы. Какое-то время он лежал, тяжело дыша, рядышком с Янтаркой; сердце страшно бухало внутри. Кругом сильно пахло деревом, клеем и лаком. Часы были размером с его спальню, вот только по стенам шли огромные жуткие шестерни с острыми зубцами. Испугавшись, что они могут поймать и зажевать его хвост, Бен залез повыше и умостился на узеньком насесте подле маленькой резной кукушечки с голубыми крылышками, белой шапочкой на голове и желтым клювиком. — Куда они подевались? Посмотри под тахтой! — азартно кричала мама снаружи. Пылесос завывал все грознее и громче, по мере того как преследователи приближались к убежищу мышей. — Солнышко! Когда это ты научилась пользоваться пылесосом? В папином голосе звучало неподдельное удивление, хотя он явно пытался выдать эту сентенцию за комплимент. — В прошлом месяце, — с превеликой гордостью отвечала мама. — Я ходила на вечерние курсы в институте. Судя по скрипу отодвигаемой мебели, они принялись обшаривать комнату. — Где мы? — прошептала Янтарка в самое ухо Бену. — Они хотят нас съесть, да? Это так всегда бывает, когда убегаешь из клетки? — Тише ты! — прошипел в ответ Бен. — Они могут нас услышать. — Бен! — закричал папа снаружи. — Бен, где ты? На одну мучительно долгую секунду Бену показалось, что папа узнал его голос или каким-то невероятным образом догадался, что его сын превратился в мышь. «Может быть, он даже знает, как меня расколдовать!» — подумал Бен. Он уже открыл рот, чтобы пискнуть что-то в ответ, когда отец добавил: — Спускайся скорее вниз и помоги нам поймать этих мышей! Сердце Бена ухнуло куда-то вниз и, к его ужасу, там раздался громкий металлический клац. Часы начали бить. — Баммм! Насест под лапами Бена резко подался вперед, деревянные двери распахнулись настежь, и он выехал на свет. — Ку-ку! — хрипло возвестили часы где-то позади Бена. Деревянная кукушка выглядела так, будто она тут совершенно ни при чем. Его родители обернулись на звук. Папа как раз пытался приподнять пианино, чтобы мама могла заглянуть под него, — вдруг враги спрятались там. Однако теперь они круглыми от удивления глазами следили, как Бен балансирует на узеньком деревянном шестке в сотне метров над полом. Насест дернулся, уехал обратно, и двери за ним закрылись. — Бежим отсюда! — завизжал Бен. Янтарка, не говоря ни слова, устремилась вниз по цепи, прямо головой вперед. Бен остановился в нерешительности: он сомневался, что такой трюк будет ему по силам. — Баммм! — снова вступили часы. Насест ринулся вперед. Бен опять оказался на открытом пространстве, вися над пропастью, словно прыгун на трамплине. Разница была в малом — никакой воды внизу не было, а зрители на трибунах были не прочь посмотреть, как он разобьется насмерть. — Ку-ку! — издевательски добавили часы у него за спиной. Бен поднял глаза: прямо на него мчалась мама с пылесосом наперевес. Бен хотел отдать лапам команду «прыгай!», но они как назло были вялы и безвольны, как макаронины. Тут налетел ветер и попытался сорвать его с жердочки и уволочь в завывающую тьму. Бен не удержался, на мгновение повис в воздухе и из последних сил вцепился в закраину пылесосовой трубы, готовый дорого продать свою жизнь. — Мама, помоги! — возопил он. — А вот этого не надо, мой дорогой, — ласково возразила мама и с выражением брезгливости на лице кончиком пальца отцепила его лапки от жерла трубы. Пылесос с готовностью всосал его внутрь и поволок по длинному ребристому шлангу, вертя и кидая, словно на водяном тобогане. Несколько раз Бен пребольно стукнулся мордочкой о стенки тоннеля. — Пооооомогиииите! — только и оставалось вопить ему. Потом он оказался в какой-то темной камере и рухнул в кучу пыли, обрывков ниток, волос и дохлой моли. Сквозь прозрачные стенки контейнера он видел, как мама с папой, жутко искаженные, словно в кривом зеркале, преследуют Янтарку. Мотор пылесоса яростно завывал, так что закладывало уши; пыль клубилась, забиваясь в нос, в рот, в уши, запорашивая глаза, оседая в меху, мешая дышать. Бен отчаянно хватал ртом воздух, но пыли было слишком много. Каждый раз на вдохе ему казалось, что он сейчас выкашляет все легкие наружу. Он, как мог, прикрыл нос лапками и ринулся куда-то, не разбирая дороги, сражаясь за глоток воздуха. Но, увы, он был обречен. Несколько секунд мучений — и лапки его разжались, глаза закрылись, он начал падать и падал, падал, казалось, целую вечность. Потом все кругом почернело. Глава пятая СТРАННЫЕ СОЗДАНИЯ Крот в норе всего милей, Мышка — тоже славный зверь. Но запомни, сын полей: Землеройке ты не верь. Популярная поговорка, распространенная среди полевок — Дикие мыши? — заинтересовалась Янтарка. Какие они? Можно ли с ними дружить? Янтарка медленно пробуждалась от кошмара, в котором огромный железный удав пытался ее проглотить. Ему это удалось, и, летя вниз по удавьей глотке, она все время стукалась мордочкой о ребра. Однако реальность, ожидавшая ее по пробуждении, оказалась ничем не лучше сна. Она слышала, как где-то неподалеку папа Бена громыхал что-то на человечьем языке, но она его не понимала. — Кис-кис-кис, киса, — взывал между тем папа, — иди сюда, скушай мышку. Вкусненькую мышку для хорошей киски. Янтарка отчаянно заворочалась в клубке пыли, пытаясь выбраться, и наконец вывалилась из него, упав на что-то твердое. Здесь она принялась выкашливать мусор из легких. Она смутно припоминала, как люди загнали ее в угол и затем всосали пылесосом. — Янтарка, ты там в порядке? — слабо позвал Бен где-то рядом. Она поежилась. Ночь была сырой и холодной. Впрочем, иного от обычной орегонской зимы ждать и не приходилось. — Где это мы? — спросила Янтарка; глазки ее были запорошены пылью и жгло их так, что вообще не открыть. Она чихнула. Пахло сочной травой, льдом и ночным туманом. До сих пор ей даже во сне не могли привидеться подобные запахи. — Это пахнет просто… восхитительно! — Она подняла повыше рыльце. — Это же… о да! Это же он — Бесконечный Луг! — Это, к твоему сведению, — возразил Бен сухо, — всего лишь мусорный бак. Янтарка наконец разлепила веки. И правда — она лежала на дне огромного контейнера. Теперь ее чувствительному обонянию предстали и другие запахи помимо влажной травы и ночного воздуха. Прямо скажем, это было целое созвездие запахов: старая, многократно использованная половая тряпка вела светскую беседу с гнилой капустой и растворителем для краски, ненавязчиво пытаясь выяснить, кто из них источает самые гнусные миазмы. Звезды и спрятавшаяся за облаком луна скупо лили свой призрачный свет на землю, но, несмотря на это, Янтарка видела все довольно хорошо. Она возлежала, распростершись в жестянке из-под сардин на перине из старых газет. Кругом громоздились смятые коробки из-под хлопьев для завтрака и какие-то вонючие банки. Газеты и сардины смягчили ее падение. Янтарка посмотрела вверх. Бен, выглядевший тенью на фоне звездного неба, глянул вниз. — Нам нужно срочно найти место, где спрятаться, пока соседская кошка, Домино, не пришла по нашу душу. В голове у Янтарки прозвенел тревожный звоночек инстинкта. Еще в зоомагазине она знавала одного крайне злобного котенка — с острыми, как иголки, зубами и полыхавшими откровенной жестокостью зелеными глазищами. Когда покупательница уносила его, мерзкий тип громко мурлыкал угрозы. Янтарка поспешно вскочила на лапы. Бен устремился прочь через горы мусора, утопая в трясине из консервированных печеных бобов, взбираясь на жестянки, которые, громыхая, укатывались у него из-под лап, цепляясь когтями за штабеля газет, пока наконец не достиг края контейнера, откуда он смог выглянуть наружу. — Ох, тут, наверное, всего метр до земли, — сказал он дрожащим голосом. — Но выглядит так, словно стоишь на вершине громадного утеса. — А это что такое? — спросила Янтарка, показывая лапкой на стену из белых досок, которые оканчивались треугольными остриями, указывавшими на луну. Стена отделяла от них другой двор, принадлежавший, видимо, соседу. — Мы что, оказались в большой клетке? — Это забор, — сказал Бен. — Ну да, это вроде такой клетки. Люди строят их вокруг своих домов. — Люди сами строят себе клетки и в них живут? — удивилась Янтарка. Боковым зрением она вдруг заметила какое-то движение. Справа к ним подбиралось нечто огромное и чудовищное с виду. — Что это такое? — в ужасе взвизгнула Янтарка. Нечто размахивало над крышей дома исполинскими лапами. — Просто сосна. Дерево. — Ох… — О деревьях Янтарка явно раньше не слыхала. — А мышей они едят? — Да нет, это просто растение. Ну, как трава или мох, только побольше. — Тогда почему оно двигается? — требовательно вопросила мышка. — Потому что его качает ветер. — Ветер? Что такое ветер? Он что же, еще больше, чем сосна? Ей уже виделось совершенно колоссальных размеров чудовище, расшвыривающее в стороны деревья в попытках добраться до нее. — Не глупи, — отмахнулся Бен. — Почему никто мне ничего не сказал обо всех этих штуках? — закричала Янтарка, и слезы побежали у нее из глаз. Она вдруг почувствовала себя страшно одинокой в этом причудливом и опасном мире. «Нет, — подумала она, — я вовсе не одна. Я даже хуже, чем одна, потому что я с Беном». — И вовсе я не глуплю, — огрызнулась она вслух. — Я просто ничего не знаю. Тут где-то за забором мяукнула кошка. — Давай скорее! — прошептал Бен. Он уцепился задними лапками за край мусорного бака и повис, озабоченно поводя носиком и ища, как бы слезть. Некоторое время он исследовал площадку для приземления, удерживая равновесие при помощи хвоста, но внезапно сорвался и исчез в темноте. Снизу донесся глухой удар. — Теперь ты, — послышался сдавленный голос. Янтарка отважно выпрыгнула из контейнера. Гибкие стебли травы приняли ее вес и тут же, словно на батуте, подбросили обратно в воздух. — Ух ты! Весело! — А ну-ка тише! — скомандовал Бен, зажимая ей рот лапкой. Взгляд его был устремлен вверх, на зазубренный край забора. Над ним, едва различимая на фоне ночного неба, возникла черная тень. Янтарка различила гибкий хвост и треугольники ушей. Это была Домино собственной персоной! Кошка, словно заправский канатоходец, балансировала на заборе; хвост ее взволнованно извивался. Она повела носом и уставилась долгим тягучим взглядом на мусорный бак. — Не двигайся! — прошептал Бен. Он потянул Янтарку вниз, и они оба спрятались в высокой траве. Кошка припала к своему насесту и задвигала крестцом, умащиваясь поудобнее. Заложив уши, она чуть повозилась на месте и затаилась на заборе, словно ее там вовсе и не было. От ужаса Янтарка была не в силах пошевелиться. Шли долгие минуты. Кошка ждала. Трава, в которой прятались мыши, источала одуряющий запах, с которым мешались тысячи странных, волнующих ароматов влажной земли. Бен осторожно покопался в траве, сорвал несколько стебельков, сплел их между собой и водрузил себе на голову, размазав грязь по мордочке. Высоко в ночном небе Домино тихонько мурлыкала песенку: Грызь и хрусть, мой милый мыш, безголовый мой малыш! Ты быстер, а я быстрее. После мяконькую тушку отнесу я на подушку, чтоб хозяин был добрее! С улицы донесся кошачий вой. — Эй, Домино, — вопил невидимый в темноте другой кот, — ты чем там занимаешься? — На мышей охочусь, — прошипела та, мягко спрыгивая с забора в соседский двор. Янтарка услышала, как две кошки тихонько строят коварные планы. — Ты обогнешь дом с парадного крыльца и спугнешь их в сторону заднего двора, — говорила Домино. — А я буду в засаде и возьму их, когда они будут пробегать мимо. — Ага, давай, — отвечал кот, предвкушая приключение. — Скорее, вперед, — прошептал Бен. Они с Янтаркой сломя голову ринулись через заросли высокой сухой травы на задний двор, ныряя и лавируя в густом подлеске из сорняков, пока их враги не успели привести в исполнение свой дьявольский план. У стены дома они остановились, чтобы перевести дыхание. Бен показал на свой травяной шлем: — Хочешь такой? — Я могу многого не знать, — возразила Янтарка, — но это не значит, что в моих привычках выглядеть идиоткой. — Это не идиотизм, а камуфляж, — гордо сказал Бен. — Кошки примут нас просто за кучу травы. — А разве нет животных, которые едят траву? — Есть, конечно. Коровы и лошади, и всякие другие. — И какая тебе, интересно, будет разница, сожрет тебя зверюга, которая питается травой или которая питается мышами? — ядовито поинтересовалась Янтарка. Бен на некоторое время погрузился в размышления, а затем все-таки стащил с головы камуфляжную конструкцию. Они пробежали через одуванчиковую прогалину к огромной темной сосне, чьи ветви тут же укрыли их своей густой тенью. Под деревом на ковре из прошлогодних сосновых иголок валялись громадные шишки размером с добрые грузовики. Там и сям кучками росли беловатые и желтоватые древесные грибы. Гигантский слизняк неторопливо полз мимо, поразительно напоминая носовую козявку, чудесным образом обретшую самостоятельную жизнь. Янтарка слышала странные звуки — скрип дерева, шорох иголок на ветру, резкие крики ночных птиц. В темноте шуршали и топали какие-то загадочные существа. Всюду, куда ни кинешь взгляд, шевелились от ночного ветерка причудливой формы листья, похожие на зловещие морды. — Куда мы пойдем? — тихо спросила она. — Под землю, — твердо ответил Бен. — Я знаю место, где живут дикие мыши. Прошлым летом я поймал там Домино — она как раз собиралась пообедать в их компании. — Дикие мыши? — заинтересовалась Янтарка. Какие они? Можно ли с ними дружить? Или они станут кусать ее за хвост? Тем временем травы распахнулись перед ними, открывая древесный ствол. Бен сунул нос в валявшиеся у его подножия сосновые иголки. — Ты чего-то ищешь? — спросила Янтарка. — Уже нашел! — Бен показал на вход в нору, уходившую куда-то далеко под иголки. Он был похож на открытый рот. Янтарка осторожно приблизилась и понюхала. У устья тоннеля, как и следовало ожидать, пахло резко и горько — мочой. — Никаких мышей тут нет, — сказала она. — На самом деле пахнет странно. — А вот и есть, — обиженно возразил Бен. Он протиснулся в нору и принялся решительно продвигаться вперед на всех четырех лапах. Янтарка не видела ни зги, но усики у нее были как раз нужной длины, чтобы доставать до стенок норы по обе стороны. Она старалась не отставать от Бена и кралась так близко к нему, что время от времени наступала ему на хвост. Нора вела все вниз и вниз под уклон, то и дело меняя направление, а иногда даже поворачивая назад и вверх. Все это неприятно походило на путешествие по шлангу пылесоса. Янтарка чувствовала себя определенно не в своей тарелке; что-то страшное так и норовило коснуться в темноте ее ушей. Тем временем проход расширился. Они миновали боковое ответвление, откуда сильно пахло пометом, но остались в главном тоннеле. — Да, хотел бы я, чтобы тут стало чуть-чуть светлее, — пробормотал во тьме Бен. — А я-то… — поддакнула Янтарка. Внезапно лежавший прямо перед ними на полу норы камушек засветился. Сначала это был лишь легкий отблеск такой мимолетный, что впору было решить, будто он им привиделся, но через мгновение камушек стал прозрачным, как стекло в старой Янтаркиной клетке. Ясный, яркий свет заструился из него, бросая длинные косые тени на стенки уходящей вперед норы. — Да ты и впрямь волшебница! — воскликнул в изумлении Бен. Он повернулся к ней и воззрился на нее круглыми от удивления глазами. Правда, глаза Янтарки сейчас не уступали им ни по размеру, ни по форме. Бен протянул вперед одну лапку и осторожно потрогал камень — так, в порядке эксперимента. Потом поднял его вверх, осветив лежащий впереди путь. Стенки норы были гладкими, словно вытертыми многочисленными боками за долгие годы; кое-где сквозь них пробивались какие-то мягкие белые штуки, похожие на чьи-то усы. — А это что такое белое? — осторожно спросила Янтарка. — Это корешки травы и деревьев, — ответил Бен. Они услыхали какой-то жалобный звук и, подняв головы, увидели, как что-то розоватое и длинное поспешно скрывается в маленькой норке в потолке тоннеля. — А вот это — червяк, — с удовлетворением добавил он. Впереди послышался шорох. Янтарка посмотрела в ту сторону — там нора делала поворот — и увидела уставившуюся на них из тьмы пару глаз. Выражение их, надо признаться, было презлобное. — Кого еще тут несет? — голос был под стать глазам. К нему прилагалась серенькая мордочка, блестящие маленькие черные глазки и длинные усики, очень похожие на Янтаркины. — Просто пара заблудившихся мышей, — отвечал Бен, — которые ищут приюта на эту ночь. — Стой, где стоишь, пока я тебя не обнюхаю, — сурово приказал зверек. Янтарка услышала топоток лап незнакомца, который осторожно приближался к ним по тоннелю. Он выглядел как толстая мышь, по крайней мере так решила Янтарка. Зверек тщательно обнюхал Бена, и она уловила незнакомый, острый запах — чистого меха и луга. — Фу! — сказал как-бы-мыш. — Грязные мыши! Мыши в нашей норе. Ну ладно, будем джентльменами. В конце концов, это не всегда была наша нора. Выкопали-то ее когда-то мыши. Меня зовут Вербений. Идите за мной. Вербений развернулся, ворча и покряхтывая, — в узком тоннеле это был тот еще фокус! — и затопотал прочь. За это время Янтарка сумела получше его разнюхать и пришла к выводу, что никакая это не мышь. Кроме того, хвост у него для мыши был как-то коротковат. Довольно быстро они прибыли в большую камеру, с потолка которой в изобилии свисали древесные корни, покрытые грибами. В свете камня стало видно, что пол там устлан листьями, травой и шерстью. Кроме того, оказалось, что проводник их и вправду почти совсем серый. Уши у него были покрыты густой шерстью. По углам жалось с дюжину зверьков его вида, включая мать, лежавшую на подстилке в окружении совсем крошечных детенышей. Все прочие зверьки были похожи на Вербения — такие же серые и неприветливые на вид, с короткими уродливыми хвостами. — Дедушка, дедушка, кто это такие? — пискнула какая-то малышка из-под маминого бока. — Мыши, — презрительно сказал Вербений. — Пара грязных мышей. Подозрительные типы, и со звездой в придачу. — Мыши?! — воскликнула малютка. Ее крошечные черные глазки расширились от удивления, а взгляд перебегал с Янтарки на Бена со смесью любопытства и недоверия. Она подобралась к ним поближе и, оторопев, уставилась на сверкающий камень в лапке Бена. — Ой, привет. Меня зовут Таволга. А это правда, что вы едите личинок? — Конечно, нет… — начал Бен, но тут встряла Янтарка. — Ну, лично я их никогда не пробовала, но говорят, они довольно вкусные. У Бена отвисла челюсть. Он воззрился на Янтарку, невольно думая, что до сих пор не так уж много понимал в мышах. — А вы разве не мыши? — спросил Бен. Обитатели норы выглядели очень уж мышевидно. — Конечно, нет, — сказала Таволга. — Мы мирные жители лесов и лугов. Полевки мы, вот. И едим только цветочки, а не мясо. Таволга забегала вокруг Бена и Янтарки, к ней присоединились еще трое малышек, и вместе они запели: В полях, где овес и пшеница растет, Веселое племя полевок живет. Ты сразу увидишь, как в желтых травинках Мелькают их толстые серые спинки. Снуют между ягод и синих вьюнков, пока не наполнят защечных мешков. Под солнышком летним в погожие дни в кладовки зерно переносят они. А если кедровый орешек найдут, они его лущат и в норку несут. Работают дружно весь день напролет. Так мирное племя полевок живет. Девчонки закончили песню, опрокинувшись на спинки и дрыгая в воздухе лапками от смеха. Янтарка улыбнулась. С того самого мгновения, как Бен принес ее сегодня домой, жизнь была сплошным страхом и ужасом, но теперь впервые за всю ночь она почувствовала себя в безопасности. — А теперь вы, — запищали малютки хихикая. — Ну, это же ваша песня… — А вы спойте нам свою! Бен пожал плечами и нахмурился, слишком смущенный, чтобы петь. — Нет у нас никакой песни… — мрачно сказал он. — Что, даже такой, которая могла бы рассказать нам, кто вы такие? — требовательно спросил старый Вербений. — У меня нет никакой песни… Мне не нужна песня, — окрысился Бен. — Я вообще человек. Тут уже все полевки пооткрывали рты. По правде говоря, на один вечер им хватило бы и светящегося камня, так что это было уже слишком. — Что, что ты сказал?.. — едва выдавил Вербений. — Я — человек, — угрюмо подтвердил Бен. — Может, его жаба по голове стукнула или еще чего… — прошептала Вербению на ухо мама-полевка. — Это правда, — прервала их Янтарка. — Он действительно человек… ну, вернее, был им до недавнего времени. Потом кое-что случилось, и он превратился в мышь. Старик Вербений глядел на них крайне подозрительно: он явно относился к мышам без особого восторга, а доверял им и того меньше. — И что же именно случилось, позвольте полюбопытствовать? Бен указал на Янтарку одним пальцем передней лапы. — Это все она виновата. Она превратила меня в мышь. Она колдунья, — заявил он. В глазах его блестели слезы; он аж дрожал от гнева, пользуясь возможностью наконец высказать все, что думал об Янтарке. Полевки отшатнулись в ужасе. Все взгляды были прикованы к Янтарке. — Это правда? — глаза Вербения сузились. Янтарка слабо кивнула. — И какая же ты у нас колдунья, — продолжал он сладким голосом, — добрая или злая? — Тут он дьявольски усмехнулся. — Я… я не знаю, — пролепетала Янтарка, пытаясь заглянуть в глубину себя. — Я никогда прежде не творила волшебства. Оно просто… ну, случилось. — Я, конечно, не специалист… — протянул Вербений, и яд так и капал с его языка, — но в молодости мне довелось путешествовать целых два года, и могу сказать, что трансмогрификация просто так не случается. Это настоящая высокая магия! — Посмотри на нее — она так молода, — ввернула полевка-мать. — Она не похожа на злую колдунью. Это просто испуганная маленькая мышка. — В том-то и проблема, — проворчал старик. — Она — мышь. Порочная пожирательница жуков. Я никогда не доверял плотоядным. В особенности всяким сусликам! Ах, она смотрит на тебя такими ясными, невинными глазами, а потом — ам! — и не успеешь, оглянуться, как она уже доедает твоего детеныша! Уже много месяцев духу их тут не было, и не могу сказать, что я страшно счастлив видеть этих двух… — Но она же не землеройка, — возразила мамаша. — И не суслик, и не какой другой опасный зверь. Она… она же просто домовая мышь! — Вот именно, — тут же согласился Вербений. — Ленивый и наглый вредитель, пожирающий человеческие отбросы, прогрызающий ходы в стенах, гнусный кухонный вор. Терпеть не могу все их племя! И у себя в доме я их тоже не потерплю! Сказать, что Янтарку удивило наличие у неё родственников с подобной репутацией среди полевок, — значит не сказать ничего. В норе повисло напряженное молчание. Старый Вербений выглядел так, словно он ее вот-вот укусит, как вдруг симпатичный молодой отпрыск семейства выступил из тени и решительно обратился к Бену: — Подожди-ка. Значит, ты — это он, так? — Кто — он? — Тот мальчик, который живет в соседнем с хозяином Домино доме? Ты — тот мальчик, который спас мне жизнь прошлым летом? Она уже запустила в меня свои когти, когда ты швырнул в нее шишкой и спугнул? Бен сглотнул. Он уже совершенно забыл об этом эпизоде своей биографии. — Ну да, — не без гордости сказал он. — Это был я. — Спасибо тебе, — сказал полевой мыш, и в глазах его сияла благодарность. — Меня зовут Бушмейстер. Я — навеки твой должник. Бушмейстер обернулся к молодому поколению полевок и торжественно объявил (голос его дрожал от эмоций): — Это мои друзья. Они, должно быть, голодны. Принесите им еды. Молодые полевки принялись носиться по норе. Бушмейстер тем временем провел дорогих гостей в самый уютный уголок. Однако Янтарка почувствовала себя преданной. Почему это Бен спас какую-то там полевку, но не стал спасать ее? Это было совершенно нелепо и нелогично. Она подозревала, что дело тут было вовсе не в том, нравится она ему или не нравится, а в том, что все это было ниже его. Жизнь мыши или полевки явно значила для него не так уж много. Тем временем вернулась молодая полевочья поросль, таща в зубах сосновые орешки, сухие ягоды ежевики и цветки жасмина, клевера и лютика, кусочки травы и грибов. Они складывали еду на сухой листик перед Беном и Янтаркой, пока там не выросла целая куча. Бен тут же запустил в нее лапу, и Янтарка последовала его примеру. Для нее, выросшей на готовом мышином корме, это была настоящая экзотика. Бен набил рот и провозгласил: — Это почти так же вкусно, как полуфабрикаты, которые мама покупает в супермаркете! Полевки от души расхохотались. Янтарка оставила без внимания корни люцерны, но оценила медовый вкус клевера и жасмина, а также отдала должное сосновым орешкам и сухим ягодам. Вскоре она уже наелась до отвала. — А теперь сказку! — запищал кто-то из молодежи. — Дедушка, расскажи нам сказку! А еще лучше — спой песенку! Старый Вербений даже поперхнулся от неожиданности. — Нет-нет, только не в присутствии наших гостей. Кроме того, вы уже переслушали все мои сказки и песни. Своим пронзительным взглядом он уставился на Бена. — Может быть, у тебя есть для нас история или песня? Что-нибудь… человечье? Бен задумался на мгновение, а потом улыбнулся. — Ну да, есть у меня одна песенка, — сказал он. — Песенка про мышей. И он начал напевать тихим голоском. Янтарка тут же узнала песенку из зоомагазина: Кормилица часто мурлыкала ее, когда насыпала им мышиный корм. Однако слова она понимала впервые. Вот что пел Бен: Три мышки слепые, три мышки. Смотри, как бегут, смотри, как бегут. Бегут за крестьянкой бегом, что каждой оттяпала розовый хвостик огромным столовым ножом. Ты раньше картины такой не видал и вряд ли увидишь потом. Три мышки слепые, три мышки. Янтарка была потрясена до глубины души. Милая песенка оказалась мрачной историей про преступную крестьянку, которая подло напала на грызунов, совершенно очевидно являвшихся инвалидами по зрению, и, воспользовавшись их беззащитностью, намеренно нанесла непоправимые увечья их хвостам! Пока Бен пел, полевки дрожали все сильнее и сильнее и уже начали пятиться от него в ужасе. Бен не обратил на их реакцию никакого внимания. Напротив, он пел весело и с улыбкой, словно все это была забавная шутка. О, какое жестокое пробуждение к реальности! Да, Бен — не мышь и никогда ею не был. — Так вот что вы, люди, делаете с мышами? — требовательно вопросила Янтарка, когда смолкли последние звуки песни. Бен оторопело воззрился на нее, явно ничего не понимая. — Там, в зоомагазине, я… мы все думали, что вы любите мышей. Мы думали, что вы берете нас к себе домой, чтобы кормить, гладить и играть с нами. Мы искренне полагали, что значим что-то для вас! Бен виновато отвел взгляд. Полевки смотрели на них, онемев от шока. — Мы никому не отрубаем хвосты. Честно! — попытался возразить Бен. Усы его нервно подергивались. Словно в мгновенной вспышке озарения Янтарка снова увидела свою маму, и старого Ячменную Бороду, и всех прочих мышей из зоомагазина, которыми так умилялись покупатели. Где-то они сейчас? Что с ними сталось? Янтарка дрожала с головы до ног, и причиной тому был далеко не только прохладный ночной воздух. — Бен, — сурово сказала она, — отвечай: что вы, люди, делаете с мышами? Бен отступил на шаг и отвел взгляд. — Я не знаю, — тихо сказал он. — Что случилось с моей мамой, с моей семьей, с моими друзьями? — не отставала Янтарка. Она твердо вознамерилась прояснить этот вопрос, сколько бы боли ни сулили ей эти открытия, и собиралась давить на Бена, пока он не скажет ей правду. Бен ерзал, трясся и хватал ртом воздух. Он попытался увернуться, но магия Янтарки словно бы выжимала из него слова. Сдавленным голосом он пропищал: — Я точно не знаю, но, когда я тебя покупал в магазине, ты стоила очень дешево. Я сначала подумал, это все потому, что вы были не такие красивые, как те пятнистые мыши… Но на вашей клетке была еще такая табличка… и на ней было написано: «Мыши кормовые». В общем, теперь я знаю. Вас специально выводят, чтобы кормить вами змей и ящериц. Янтарка испустила горестный писк. Так вот оно что! Вот какова на самом деле суровая реальность! И она горько разрыдалась. Она скорбела не только о своей маме и родных, но обо всем мышином роде во все времена, о мышах, которые рождались в клетке и покидали ее только для того, чтобы переселиться в чей-то желудок. — Их всех? — слабо переспросила она. — Их всех съели? Так вы, люди, нас совершенно не любите? Вы не берете нас к себе домой и… — По большей части мышей мы убиваем, — признался Бен. — Мы ставим на них мышеловки или раскладываем отравленные приманки. Но иногда, — добавил он, словно пытаясь извиниться, — мы все-таки держим их дома как домашних животных. — Тех красивых разноцветных мышей, — поняла Янтарка. — Дорогих мышей в шикарных клетках. Тех, которые день-деньской бегают в тренажерном колесе и качаются на качелях, и едят чипсы в йогурте и другую вкусную пищу. Этого Бен не смог отрицать. — Я хотел тебя оставить, — сказал он. — Я хотел с тобой дружить. Воцарилось долгое молчание. Янтарка не могла вымолвить ни слова. Дружить? Как, интересно, они смогли бы дружить после этого? Слезы потоком лились у нее из глаз. Ее свободная мышиная жизнь только-только началась, а у нее было такое ощущение, что уже наступил конец света. — Я должна пойти обратно, — сказала она наконец. — Я должна отправиться обратно в зоомагазин и всех их освободить. Куда идти, было совершенно непонятно. Мир, в который она попала, оказался опасным и неприветливым местом. Бен долго смотрел на нее, подрагивая от пережитого волнения. — До зоомагазина очень далеко, — сказал он. — Это слишком опасное путешествие для простой мыши. — Боюсь, тебе придется пойти со мной, — холодно ответила на это Янтарка. — Иначе я… я превращу тебя в… — Во что? В слизняка? — устало спросил Бен. Чтобы она ни сделала с ним в будущем, хуже случившегося это быть уже не могло. — Нет, я превращу всю твою семью в мышей. Янтарка чувствовала, как внутри нее поднимается волна темной силы. Бен в ужасе отшатнулся от нее. — Хорошо, — тихо сказал он через несколько мгновений. — Я отведу тебя в зоомагазин и помогу освободить мышей. Но за это я хочу получить плату. Слышишь? Я хочу, чтобы ты освободила меня и превратила обратно в человека. Янтарка улыбнулась себе в усы. Она получила то, что хотела, — даже если для этого пришлось применить силу. «А из меня получилась бы отличная злая колдунья», — подумала она. Глава шестая НОЧЕКРЫЛ У меня заныли кости. Значит, жди дурного гостя. Уильям Шекспир Источник магического излучения располагался внутри дома. Ночекрыл медленно приближался к нему, очерчивая широкие круги. В бодрящей прохладе ночи колдун вершил свой полет над океаном тьмы, в котором отражался бледный лунный лик. Над ним неслись в безмолвной скачке звезды; внизу расстилался темный ковер лесов. Ночекрыл до сих пор ощущал отголоски Янтаркиной магии. На западе все еще полыхал, медленно угасая, пурпурный столб волшебного пламени. Ha лету колдун пел: Похоронный слышен звон, долгий звон! Горькой скорби слышны звуки, горькой жизни кончен сон. Звук железный возвещает о печали похорон! — О нет! — скорбно возопил Дарвин. — Только не это стихотворение! Сколько можно?! Он зарылся головой в нежную плоть Ночекрыловой подмышки и попытался зажать себе уши всеми восемью лапками сразу. — Любое стихотворение! Любое, только, пожалуйста, не это. У меня уже в голове гудит. Я больше не выдержу. Поскольку мольбы явно не действовали, он перешел на более угрожающий тон: — Еще один опус — и, клянусь хоботком моей матери, я займусь твоей яремной веной. — Ты — нудный паразит! — с достоинством отвечал ему Ночекрыл. — Ты разбираешься в поэзии не больше, чем свиноматка — в живописи Ван Гога. Эдгар Аллан По — величайший поэт рода человеческого на всем протяжении его истории. В сравнении с ним Данте Алигьери — просто фонтан банальностей, а шекспировские вирши — жалкий лепет заики. И Ночекрыл взял курс на ближайший дом, голося во все горло: И невольно мы дрожим, от забав своих спешим и рыдаем, вспоминаем, что и мы глаза смежим. Дарвин вонзил хоботок в шею колдуна. — Еще немного — и будет глотка, — пригрозил он. — Смотри! — закричал в то же мгновение Ночекрыл. — Се источник силы, силы! Время, время, ход свой стылый свей скорее в рунный стих! Ликуя, он заложил вираж над крышей погруженного в безмолвие дома на темной окраине города. Перед ним на тротуаре одиноко и слабо мерцал фонарь. У обочины притулилось несколько машин. Но сияние магического выброса растекалось внизу пурпурной мерцающей дымкой, то вспыхивая, то угасая, словно пламя задыхающейся в предсмертной агонии свечи. Ночекрыл снизился, чтобы просканировать местность на предмет любых животных, обладающих магической аурой. За домом рыскала пара кошек, но ничего примечательного в них не было. У крыльца стояла полицейская машина, ее мигалка тревожно сверкала белым и синим. Источник магического излучения располагался внутри дома. Ночекрыл медленно приближался к нему, очерчивая широкие круги. Его огромные уши уловили человеческие голоса, доносившиеся из комнаты на втором этаже. — Мы пришли сюда и обнаружили, что его одежда валяется на полу, — говорил папа Бена. — А самого Бена… в общем, его нигде не было. — Как будто он лопнул, — растерянно добавила мама. — Словно он был большим воздушным шариком, а потом просто лопнул, и вся одежда, как была, свалилась на пол. — Если бы он лопнул, — сказал полицейский скучным голосом, — то его кожа валялась бы тут же. Я думаю, что он просто убежал. — Но куда же он мог убежать, — резонно возразила мама, — совсем без одежды? — Может, купаться? — предположил полицейский. Ночекрыл сложил крылья и круто спикировал в сторону крыши. Лишь мгновение отделяло его от неминуемой смерти, когда он кинул несложное заклинание. Как только он коснулся кровли, дранка перед ним расступилась, и он оказался в комнате, залитой ярким электрическим светом, который сразу же ослепил его. Ночекрыл шлепнулся на пол. Усилием мысли он уменьшил вольтаж лампочек. Собравшиеся в комнате, разинув рот, переводили взгляд с новоприбывшего на дырку в потолке и обратно. — Опять мышь! — истошно завопила мама в следующий момент. — Летучая! Сделайте что-нибудь! Пристрелите ее! Полицейский все еще ошарашенно созерцал Ночекрыла, когда мама, преисполнясь решимости, сделала попытку схватить его за пистолет. Она уже воевала с ремнем кобуры, когда до него наконец дошло, что у нее на уме, и он едва успел отбить ее руку. Ночекрыл был мудрым нетопырем; он понимал человеческий язык, так как потратил на его изучение не одно десятилетие. И потому голосом, шипящим и грохочущим, словно морской прибой в грозу, голосом, от которого задрожал потолок и со стен посыпалась штукатурка, он возвестил: — Подите вон, злосчастные смертные, или я начиню вами микроволновку, и вас постигнет бесславная участь попкорна! — Она разговаривает! — завопила мама, утратив всякое самообладание. — Эта мышь со мной разговаривает! Папа отшатнулся назад, словно схлопотал мощный удар по физиономии. — Вампир!.. — пролепетал полицейский, чьи колени подгибались от страха. Он сумел наконец вытащить револьвер и теперь пытался удержать одной рукой вторую, чтобы хоть как-то прицелиться. Усилием мысли Ночекрыл выбил оружие из его рук. Оно упало на пол, отскочило и выстрелило. Пуля попала в плюшевого Винни-Пуха, чьи мягкие внутренности, кружась, разлетелись по всей комнате. Колдун одарил его злонравной улыбкой и произнес еще одно небольшое заклинание. Кровь фонтаном ударила из медвежьей раны, и игрушка закричала голосом, полным ужаса и муки: — Помогите! Помогите! Он всех нас поубивает! Пребывая во власти абсолютного шока, люди уставились на это представление, так что Ночекрылу пришлось грозно прореветь: — Если вы немедленно не уберетесь отсюда, я позабочусь, чтобы вы провели ближайшую вечность, расставляя складные кресла для еженедельных приемов моего господина — у него дома, В ПРЕИСПОДНЕЙ! Люди кинулись бежать, налетая друг на друга и отчаянно толкаясь в попытках пробить себе дорогу к двери. Полицейский отшвырнул соперников с пути и первым вырвался из комнаты. Далее последовал удаляющийся в направлении первого этажа грохот, — видимо, коп упустил из внимания, что сразу за дверью начинается лестница. Мама и папа заняли призовые второе и третье места. Мыслью Ночекрыл захлопнул дверь. Из ее деревянной поверхности тут же проросли корни, нырнувшие в стены и спаявшие их с дверью в прочный заградительный редут. — Неплохо, — одобрительно заметил Дарвин. — Это их на какое-то время задержит. Магическое сияние лилось из террариума, в котором сидела большая ящерица. Ночекрыл обратил все свое внимание на Имхотепа. Нильский варан величественно стоял в своей клетке, освещенный лучами ультрафиолетовой лампы, и бесстрашно смотрел на пришельца. «А вот за спесь ты мне ответишь», — мстительно подумал нетопырь, любуясь красивым рисунком на шкуре ящера. Однако, обратившись к нему, он взял куда более мягкий тон: — Не далее как с час назад могущественный волшебник сотворил в этой комнате небывалые чары. Что ты можешь мне об этом рассказать? Выбора у Имхотепа в общем-то не было. Он поведал о Бене и Янтарке. Когда он закончил, Ночекрыл подобрался поближе к террариуму и, запустив цепкий взгляд прямо в глаза варану, прошептал: — А у тебя жестокое сердце, ящерица. Не думаю, что ему стоит биться и дальше. Имхотеп в ужасе уставился на нетопыря, судорожно вздохнул и рухнул на пол клетки, скоропостижно скончавшись от инфаркта. Уверенный, что теперь варан при всем желании не сможет заговорить, Ночекрыл выпорхнул через дыру в потолке. — Итак, — размышлял он вслух, — мышь, которая никогда раньше не практиковала магию, осуществила трансмогрификацию в отношении человеческой особи, то есть навела чары, на которые большинство колдунов не отважились бы даже после целой жизни прилежной учебы… Да у этой девчонки настоящий талант. — Судя по всему, она может быть опасной, — заметил Дарвин. — Что ты намерен с нею сделать? Ночекрыл кружил над домом; этот вопрос не давал покоя и ему. Полицейский уже сидел в машине и, истерически сигналя, пытался дать задний ход, чтобы поскорее спастись от вампира. Увидав Ночекрыла, он обернулся к заднему сиденью и вытащил оттуда дробовик. Ночекрыл был не прочь преподать смертному урок, но так, чтобы его последние вопли не спугнули Бена с Янтаркой. — Как ты не раз говорил, лишь сильнейшему позволено выжить, — невинно вставил Дарвин. — А ты всегда говоришь: «То, что ты хочешь править миром, еще не повод вести себя как последний гад», — парировал Ночекрыл. — Я просто надеялся… — начал Дарвин. — На что? — На небольшую славную резню. — Тогда в добрый час, — хихикнул в ответ Ночекрыл. Он был поистине могущественным колдуном — лучшим на Западе. Однако со времен Великой войны он уже несколько десятилетий скрывался, медленно восстанавливая силы. Он не мог позволить этой юной волшебнице остаться в живых — вдруг ей рано или поздно придет в голову как-то вмешаться в его планы? Ночекрыл взлетел к вершине большой сосны, росшей прямо за домом. Он чувствовал силу Янтарки. Ему было неизвестно, где именно она прячется, но что источник силы где-то рядом, сомнений не возникало. Он уцепился за ветку и повис по обыкновению вниз головой. — Что мы тут делаем? — поинтересовался Дарвин. Ночекрыл магическим образом усилил свой и без того несравненный слух и навострил уши. Поводя ими взад и вперед, он тщательно отфильтровал радиосигналы ближайших станций. — Тихо, — прошептал он, подаваясь вперед, — я слышу мышей… * * * Но вернемся в нору полевок. Признание Бена произвело на ее хозяев очень сильное впечатление. Они сидели тихо-тихо и будто отдалились от него. Бен, которого вынудили открыть правду об ужасных вещах, творимых людьми по отношению к мышам, чувствовал себя не в своей тарелке. Полевки упорно молчали. Наконец Бушмейстер вскричал: — Эй, давайте же веселиться! Он вышел на середину норы и запел: Когда твой мех от грязи пег, шерстинки слиплись все, беги скорей, найди лужок, что в утренней росе. Пока трава с утра мокра, в ней грех не порезвиться, и можно брюшко оттереть, и всласть повеселиться. А заодно поганый дух развеять по ветру. Ведь не тащить его с собой в любимую нору! Молодые полевки, судя по всему, очень любили эту песенку; они принялись скакать вокруг, прыгая и кувыркаясь, словно резвились на лугу, купаясь в утренней росе. С этого момента они словно бы совсем позабыли о Бене. Всю ночь до утра они рассказывали сказки и пели песни и плясали вокруг Янтаркиного светоча. Это был настоящий веселый праздник, так не похожий на все, какие до сих пор видел Бен. Полевки играли в разные игры, гонялись друг за другом, а когда устали, сели пировать, чтобы потом начать все по новой. Бен очень веселился, но вскоре его стало клонить в сон. Чтобы не уснуть без вечерней молитвы, он отыскал себе тихий уголок и принялся молиться тихо, но с большим жаром: «Спасибо тебе за все твои дары». Тут ему пришлось остановиться, чтобы припомнить все, за что нужно было поблагодарить. «Спасибо за эту нору, и корни, и теплые листья. Спасибо за эти полуфабри… бррр, за сушеные грибы, хотя они пахли довольно сомнительно и были все в полевочьей слюне». Выразив должным образом благодарность, он решил, что теперь можно и попросить. Шмыгая носом, он взмолился: «Пожалуйста, пожалуйста, мне так плохо быть мышью. Если это должно было меня чему-то научить — ну типа, что нельзя скармливать друзей ящерицам, — то этот урок я уже выучил. Пожалуйста, можно превратить меня обратно в мальчика?» С минутку он сидел тихо, надеясь, что Бог ему тут же и ответит, но ничего не произошло. Ни тебе горящих кустов, ни ангелов. Ни хотя бы намека, что ему делать дальше. «А что, если я никогда больше не смогу превратиться в человека?» — подумал Бен. Может, не так уж плохо будет жить тут, на заднем дворе, под сосной в компании веселых полевок? Он останется рядышком с мамой и папой, фантазировал Бен, и, значит, будет не так страшно засыпать — даже без спасительного шлема и бейсбольной биты под одеялом. Однако сейчас из другого угла норы до него доносился тревожный шепот: полевки держали совет и шептались с Янтаркой. Вербений и Бушмейстер рассказывали ей о подстерегавших в округе опасностях. Тут водились кошки и собаки, о которых было известно и Бену, но помимо них имелись и другие хищники — вздорный старый опоссум, вороны, сова, пара лисиц, по зиме спускавшихся с дальних холмов, норка, иногда наведывавшаяся из мельничной запруды, сосновые змеи, время от времени заползавшие в норы и пожиравшие целые семьи, и даже тарантул, скрывавшийся где-то в подвале дома. Если бы Бен раньше знал об этих жутких тварях, он бы поостерегся ходить по собственному двору. «Утром мне нужно будет найти какое-то оружие», — подумал он уже в полусне. Он лег и прикрыл глаза, словно уже засыпал, убаюканный рассказами старого Вербения о том, как он чудом спасся от той или иной ужасной опасности, — а рассказывал Вербений с апломбом, достойным паука-кругопряда. * * * Ночекрыл улыбнулся и злокозненно захихикал. — Что там происходит? О чем они говорят? — от волнения Дарвин едва не свалился у него с уха. — В раю прибоя бьются волны, се шторм грядет на крыльях тьмы, — проскрипел Ночекрыл. — Как я люблю, когда ничего не нужно делать самому. Мальчишке, судя по всему, не нравится быть мышью. Он искоса поглядел на клеща и задушевно спросил: — Что ты будешь делать, милый Дарвин, если кто-нибудь даст тебе лимон? — Поползу быстрее ветра, — ответствовал тот по некотором размышлении, — пока меня не расплющило. — Да нет же, мелкий прожорливый гад, — оборвал его Ночекрыл. — Ты расквасишь лимон об рожу дающего и хорошенько повозишь по ней, пока у тебя не получится славненький розовый лимонад. — А-а, я, кажется, понял, — сказал клещ, смущенный своей недогадливостью. — А теперь тихо, — продолжал Ночекрыл, — они снова говорят… * * * — Итак, ты намерена довести это дело до конца? — спросил Вербений у Янтарки. — Ты всерьез хочешь предпринять опаснейшее путешествие в зоомагазин с этим человеком? — Да, — твердо сказала Янтарка. — Думаешь, ему можно по-настоящему доверять? — понизив голос, продолжал старый полевой мыш. — Он же все-таки человек. А что мы о них знаем? — Не так уж много, — согласилась Янтарка. — Он спас мне жизнь, — напомнил им обоим Бушмейстер. — Я думаю, он хороший человек. — Как можно быть уверенным, что такое явление в принципе существует в природе, — возразила Янтарка. — Хороший человек, надо же… — Посмотрите на него, — прошептал Вербений. — Ни малейших признаков, что он вообще им был. То, чем он был, и то, чем он станет, суть вещи разные. Сейчас это очень симпатичный мыш. Даже в чем-то благородный и аристократичный, я бы сказал. — Ох, да. Замечательно, то есть я хочу сказать, ужасно симпатичный, — согласилась с ним Янтарка. — Интересно, — продолжал старик, — это ты сделала его таким хорошеньким? Или он уже был красив в бытность свою человеком? — Не знаю, — смутилась Янтарка. — Все люди кажутся мне гадкими. Эта их лысая кожа и все остальное… Я, честно сказать, особенно о нем не думала, даже когда он меня поцеловал. — Он тебя поцеловал? — изумился Вербений. — Ага, — сказала Янтарка. — Когда он это сделал, я заглянула ему в ноздрю. Жуткое зрелище. Вербений тихонько хихикнул себе под нос, как хихикают только старики. Янтарка присоединилась к нему, но ее смех звучал скорее как у первоклашки. Что-то зашуршало — это Бен перевернулся на другой бок. Янтарка внимательно посмотрела на него, гадая, не бодрствует ли он и не подслушивает ли тайно, что там о нем говорят. Но дышал он ровно и выглядел совсем как спящий. — И все же, — проворчал Вербений, — сердце мое подсказывает, что тебе нужно быть с Беном поосторожнее. — О, я буду осторожной, — заверила его Янтарка. — Если он попытается укусить меня или сбежать, я его быстро того… — С помощью твоей магии ты сможешь держать его под контролем, — продолжал старик. — Но будь бдительна. Со временем ты можешь истратить ее всю на попытки сохранить власть над ним. К тому же в твоем распоряжении есть и более могущественные силы… — Какие? Все это время Бушмейстер слушал молча, но тут встрепенулся, словно ответ лежал на поверхности и был очевиден всем, кроме Янтарки. — Дружба, — сказал он. — Да, дружба, — согласился с ним Вербений, очень довольный тем, что его сын столь быстро сделал столь правильный вывод. — Ты хочешь, чтобы он рабски подчинялся тебе, и я уверен, что ты можешь помыкать им довольно долго, но друг пойдет с тобой добровольно, каким бы мрачным и полным опасностей ни был ваш путь. — Вряд ли я ему сильно нравлюсь, — сказала Янтарка, понурившись. — Как я могу сделать его своим другом? — Друзей не делают, — возразил ей Вербений. — Невозможно силой заставить кого-то стать твоим другом. Ты должна не требовать, а отдавать. Предложи ему свою дружбу, как поступают поющие полевки. — Поющие полевки? — Они живут далеко на севере, — сказал Вербений. — Лично я никогда их не встречал, хотя слава их достигла и наших земель. Поющие полевки живут большими поселениями, в которых отдельные норы объединены подземными переходами. Иногда на эти города нападают волки. Они пытаются раскапывать тоннели, и тогда полевки объединяются, чтобы вместе защитить свой дом. — Как? — завороженно спросила Янтарка. — Они поют, — ответил за старика Бушмейстер. — Поют? — О да, — подхватил Вербений. — Они поют. Пока волк пытается раскопать один вход, ее хозяин бежит к устью другого и принимается издавать мелодичные трели, пока волк не отвлечется и не погонится за ним. Полевка рискует собой ради спасения своего племени. Она ставит на кон себя самое и все лучшее, что в ней есть. Когда волк бросается в погоню, полевка ныряет обратно в нору, а один из ее родственников на другом конце колонии выскакивает и, подхватывая песню, отвлекает хищника на себя. В конце концов волк устает, бросает попытки докопаться до полевок и уходит искать себе более легкую добычу — медведя или лося. Потрясенная, Янтарка молчала. — Тех, кто жертвует своей жизнью ради друзей, они называют Дарителями. Получить такое имя — великая честь. — Я не намерена ничего дарить этому лживому человеку, — сказала вдруг Янтарка. — После того что его соплеменники сделали с моей матерью и друзьями, — спасибо, нет. * * * Надежно укрытый тьмой, Ночекрыл размышлял. Он мог напасть на Янтарку прямо сейчас. Эта невежественная мышь и понятия не имела о том, как работает магия, и это давало ему огромное преимущество. Но она была невероятно могущественна, об этом тоже не следовало забывать. Одно неверное движение — и он позавидует судьбе комара, размазанного по ветровому стеклу грузовика. Нет, можно было пойти и другим путем, и этот путь нравился ему куда больше. У него был Бен. И Бен вызывал у него самые теплые чувства. Этот человеческий мальчишка был до ушей полон магической силы. Просто ходячий резервуар, ожидавший только того, чтобы Ночекрыл милосердно осушил его. Но, чтобы получить эту силу, чтобы припасть к этому вожделенному источнику, нужно было разорвать umbilicus magicus, магическую связь между Янтаркой и Беном, обеспечивающую непрерывный энергообмен между ними. В обычных условиях достаточно было просто прикончить волшебницу, чтобы завладеть ее фамильяром. Однако Ночекрыл видел и более безопасный способ разобраться с этой проблемой. Можно было выкрасть Бена, не рискуя при этом своей собственной жизнью. «Да, но в этом мне понадобится помощь», — рассудил он. Ночекрыл кинул небольшое заклинание, которое безмолвно передало послание другому колдуну, жившему далеко отсюда, у самой Землероечной Горы. «У шоссе через час после рассвета», — гласило послание. Средствами магической связи ответ пришел незамедлительно: «Да, господин, я выполню твою просьбу». Ночекрыл поднял взгляд к луне, и желание переполнило его. Тщась в устремлении своем познать величину разделяющего их расстояния, он издал писк на такой высокой ноте, что ее не расслышала бы и собака, и сосчитал секунды. Но никакое эхо не достигло его ушей. Охотница Диана и на сей раз осталась глуха к его мольбам. С высоты он увидал, как опоссум вскочил на забор, шлепнулся в чей-то двор, проковылял к миске с собачьим кормом и деловито зачавкал, пока ее хозяин безмятежно храпел и посвистывал в двух шагах от вора. Дарвин уснул, зарывшись в мех и тихо посасывая кровь, словно младенец, не выпускающий соски изо рта. Вскоре вена истощилась, и клещ принялся громко чмокать, словно допивая остатки коктейля через соломинку. Эти звуки пробудили его от дремоты. Он вытащил свой хоботок и обиженно заявил: — На тот случай, если ты не заметил — у тебя дефицит как минимум в пинту! Не хочешь поймать комарика-другого? Я бы мог выпить из него кровь, а потом отдать тебе на прокорм. — А все потому, что ты — раздувшаяся от дармовой крови ненасытная утроба, — отрезал Ночекрыл. — В прохладе ночи сей не боле комаров, чем доброты в душе твоей иль разума в головке. — Почему ты меня все время оскорбляешь? — кротко поинтересовался Дарвин. — Или мы больше не друзья? — В этом мире для меня есть лишь два вида отношений, — парировал Ночекрыл. — Ты мне либо жертва, либо сообщник. Будь благодарен, что тебя я отношу ко второй категории. Пока. Дарвин старательно вонзил свой хоботок обратно в нетопыря, с наслаждением погрузив в него жвальцы едва не до самой селезенки. Возмущенный этой диверсией, Ночекрыл схватил клеща за налившееся кровью брюшко и как следует нажал. Этот нехитрый фокус сработал по принципу пипетки: вся высосанная кровь ринулась обратно в Ночекрыловы вены, и нетопырь немедленно ощутил прилив энергии. — Эй, верни обратно! — возмущенно пискнул Дарвин, вывернувшись из его хватки. — Ты пить хотел, так пей же вновь, — ответствовал нетопырь. — О, припади к источнику блаженства — он у меня… то есть во мне, если быть более точным. Он зловеще расхохотался и поплотнее завернулся в крылья, чтобы сохранить тепло. На востоке разгоралась заря. Ночекрыл был уверен, что Янтарка и Бен как-то проявят себя еще до восхода солнца. Не будучи вампиром, нетопырь все же относился к солнечному свету без особой приязни. Днем он чувствовал себя беззащитным, уязвимым, словно бы голым, и не осмелился бы бросить вызов странной волшебнице под пагубным взглядом светила. Глава седьмая СПАСАТЕЛИ Иногда приходит время покидать насиженные места, даже если ты еще сам не знаешь, куда податься. Руфус Мухолов Руфус Мухолов проводил их взглядом своих огромных выпуклых глаз. Пока Бен сладко спал в полевочьей норе в Орегоне, Руфус Мухолов мелкими прыжками продвигался в чащу леса неподалеку от Черной реки. Безлунная ночь расщедрилась лишь на слабенький звездный свет, да и тот не долетал до земли, так как его жадно глотал поднимавшийся от воды туман. Руфус вызвал блуждающий огонек, чтобы освещать себе дорогу. Тропинку укутывала густая, серая паутина, слабо колыхавшаяся в ночном воздухе. Сильно пахло плесенью и смертью. Наконец, Руфус остановился у жерла небольшой норы. Сердце его сильно билось, но голос почти не дрожал, когда он квакнул: — Эгей! Кто-нибудь дома? По правде говоря, в этом голосе звучала отчаянная надежда, что дома никого не окажется. Из норы раздался рык, столь полный убийственной ярости и жажды крови, что сравнить его тембр можно было разве что с визгом циркулярной пилы, резвящейся в курятнике: — Что тебе НАДО? Самым невинным и вкрадчивым тоном Руфус Мухолов ответствовал: — Я… мнэ-э… всего лишь подумал, что… мнэ-э… прошла уже целая вечность, с тех пор как я в последний раз, мнэ-э… имел счастье насладиться вашим обществом, леди Чернопруд. — А, да заткнись ты! — взвыло во тьме. Из норы показалось длинное серое рыло, и Руфус неожиданно для себя оказался нос к носу с гневно дрожащим клубком грязного меха. Левый глаз клубка постоянно подергивался, судя по всему, от какого-то нервного расстройства. — Не пытайся заболтать меня, — гаркнуло существо. Затем его голос стал ниже и опаснее: — Никто не приходит ко мне… иначе как если ему что-нибудь до зарезу нужно. — О да, мадам, — пролепетал Руфус. — Видите ли, проблема в том… что у нас проблема, мадам. Эта юная волшебница, которая только что вошла в силу, — и, вы подумайте, прямо под носом у врага… Я, конечно, не знаю всех подробностей, но мне… в общем и целом, мне нужен кто-то, кто бы отправился и… от кого можно было бы получить информацию из первых, так сказать, лап. Ну, вы знаете, обычное дело: спасти ее, если сможете, убить, если в том возникнет необходимость… Ну попутно извести армию-другую вражеских колдунов. — И ты хочешь, чтобы я сделала это, потому что?.. — продолжила леди Чернопруд. Руфус знал, какой ответ она желала услышать, но не мог заставить себя его произнести. Он обратился к ней именно потому, что она была землеройкой. Стояла ранняя весна, а ему нужно было срочно послать разведчика в стан врага. Это означало, что разведчик должен был относиться к теплокровным видам. Он не мог попросить об этой услуге ни какого-нибудь из знаменитых магов-ящериц, населявших луизианские болота, ни насекомое. Идеальным исполнителем миссии была бы птица или млекопитающее. Но ни одна из его знакомых птиц просто не потянула бы такую работу. Итак, методом исключения оставались лишь землеройки и ласки, а Руфус имел весьма веские основания подозревать, что при встрече с лаской мышь сдохнет от ужаса. В общем… в общем, оставались землеройки. — Ты пришел ко мне, потому что?.. — вопрос леди Чернопруд звучал еще требовательнее, чем в первый раз. Руфус сдался. — Потому что вы — самая землероистая землеройка из всех, кого я когда-либо знал, — простонал он. — Ах-ха-ха-ха-ха! — хрипло прокаркала она, словно довольная старая ведьма. — Воистину так. О да, это так! И почему еще? — И еще потому, что вы — Свирепейшая и Безжалостнейшая Тварь, чьи Злодеяния Леденят Кровь, и Самая Ужасная Колдунья Семи Болот! Леди Чернопруд выскочила из своей грязной норы и пустилась в пляс вокруг старого лягуха. — Ах, Руфус, ты знаешь путь к женскому сердцу! Ты принес мне какой-нибудь подарочек, мой скользкий друг? Что-нибудь от папаши Гумбо? Папаша Гумбо был официальным поваром КОМАНДы — Капитально-Оздоровительной Магической Академии для Некрупных Дарований, — в которой Руфус состоял ректором. Папа Гумбо — жутких даже для Луизианы размеров таракан — был самым большим пошляком на болотах и по совместительству, возможно, лучшим кулинаром в мире. Словно бы только что вспомнив о нем, Руфус протянул ей сверток с лакомствами, который не без труда нес в передней лапке. — Ну, я тут подумал… — Речные раки в карамели! — завопила леди Чернопруд. — Со слизняковым соусом! Откуда он узнал, что я за них душу продать готова? — Папаша Гумбо знает все, — сказал Руфус, и то была чистая правда. Странным и непостижимым образом папаша Гумбо действительно всегда знал, что вы больше всего любите. И если он бывал вами доволен, то награда оказывалась пределом ваших кулинарных вожделений. Ну, и в противном случае об его отношении вы узнавали самым непосредственным образом — по тому, как себя вел приготовленный им обед у вас в желудке… впрочем, в этом случае, как правило, бывало уже слишком поздно. Леди Чернопруд накинулась на засахаренных раков. Следующие несколько минут были целиком поглощены жующими и чавкающими звуками, слюноотделением и довольным похрюкиванием. В промежутках между глотками дама пыталась поддерживать беседу, насколько это у нее получалось с набитым ртом. — Так ты хочешь, чтобы я просто кое за кем проследила? — Мы до сих пор очень мало знаем о нашей маленькой леди, — признался Руфус. — Говорят, она из тех мышей, что идут на корм змеям. Прямо из зоомагазина. Леди Чернопруд тщательно обдумала эту новость. Она прекратила жевать и громко сглотнула. На несколько минут воцарилось молчание. Ночная тьма словно бы стала еще немного гуще, и даже паутиновые занавеси замерли в воздухе, будто прислушиваясь к их разговору. — Итак, она из этих, кормовых мышей? Из варваров — неотесанных, грубых и невежественных, которые и понятия не имеют даже о самых элементарных законах мышиного сообщества… И с какой стати я должна ее спасать? Тут землеройка внезапно замолчала и даже перестала трястись, что само по себе уже выглядело настоящим чудом. Ее глаза полыхнули алым, она обратила взор к западу и замерла, сосредоточившись на чем-то, что находилось за многие мили отсюда. Руфус понял, что ведьму посетило видение и что сейчас все ее силы отданы тому, чтоб разглядеть и расслышать как можно больше. — Я вижу ее! — вскричала леди Чернопруд. — Я вижу Янтарку, Тринадцатую Мышь! И вижу силы тьмы, поднимающиеся против нее. Тринадцатая мышь? Вот так, в одночасье, он получил гораздо больше информации, чем собрали его шпионы за все это время. Интересно, знал ли об этом враг? До его внутреннего слуха донесся дальний рокот грома; он видел, как в глазах леди Чернопруд сверкают отражения молний, бивших в иных землях. Он услыхал вопли войны и смерти и узрел странные тени — мышей в горниле битвы, мышей, несущих оружие… — Приближается буря, — прошептала леди Чернопруд. — Буря, которая изменит лик мира. Внезапно видение покинуло их, и ее глаза снова выцвели до тусклого пурпура, едва тронутого искрой света. — Я видела будущее, — пробормотала леди Чернопруд, и в голосе ее звучало отчаяние. — Я должна отправиться к ней. Немедленно! Землеройка ринулась по тропинке мимо Руфуса, взметнув на бегу пыльные занавеси паутины. Засахаренные раки посыпались на землю. Она помчалась к краю болота, и Руфус последовал за ней большими тяжелыми прыжками, стараясь не отставать. Остановившись как вкопанная там, где вода поглощала землю, леди Чернопруд вскричала: — Морская Пена, Владыка Глубин, заклинаю тебя! Приди! Воды, вечно черные от танинов кипарисовой коры, вспучились большим водоворотом. Волны с плеском ударились о берег. Аллигатор вынырнул на поверхность, могуче рыгнул и снова скрылся под водой. Вода крутилась все быстрее и быстрее, и всем бы походила на водоворот, если бы воронка его, вместо того чтобы уходить в глубину, не вздувалась над болотом, лаковой черной колонной подымаясь вверх. И вот, разорвав черноту вод, огромная морская черепаха выстрелила в прохладу ночи, словно снаряд из исполинской пушки. Описав дугу на фоне деревьев, она тяжко грянулась оземь и осталась лежать на спине, в шоке беспорядочно хлопая ластами и пытаясь перевернуться. — Что, — пролопотало создание, вытаращив глаза, — случилось? Куда плывем?.. — Нет времени на болтовню, — сурово ответила леди Чернопруд. — Мне нужна помощь, а ты у меня в должниках. Морская Пена громко булькнул и обвел окрестности диким взглядом. — Он у тебя в должниках? — уважительно поинтересовался Руфус Мухолов. Леди Чернопруд проигнорировала этот вопрос, и Руфус, кажется, догадался почему. Несмотря на все свои вопли и пафос истинно театрального толка, несмотря на все предпринимаемые ею усилия по поддержанию репутации самой злой ведьмы на болотах, леди Чернопруд была по природе своей добросердечна и наверняка помогла черепаху выпутаться из какой-нибудь передряги. Разумеется, выуживать из нее признание было бы, мягко говоря, неблагоразумно. Поэтому ведьма высокомерно сообщила: — Мне нужно отправиться в путь, Морская Пена, и в бронированной карете. А ты как раз она и есть. Черепах снова булькнул и в знак согласия замахал всеми ластами: — Я отвезу тебя, куда ты только пожелаешь, только, сделай милость — переверни меня обратно. Леди Чернопруд подошла к огромному морскому чудищу, весящему, должно быть, не меньше центнера, и небрежно подщелкнула его одним пальцем левой лапки. Исполина подбросило в воздух, перевернуло и с сочным шлепком приземлило обратно, но уже в правильном положении. Тяжело дыша, он осмотрелся вокруг затуманенным взором. Леди Чернопруд ловко запрыгнула к нему в панцирь через отверстие для головы, и встала в проеме, бормоча заклинания. — Куда нам? — вопросил колосс. — Туда! — решительно провозгласила ведьма. — Мы направляемся к западу. Куда именно, я пока не знаю, но, когда мы будем достаточно близко к цели, пойму и скажу. А теперь полетели! — Полетели?! — возопил Морская Пена. — Но я же не… — Нам предстоит покрыть пару тысяч миль, невзирая на погоду, а времени у нас на это нет! — заорала в ответ леди Чернопруд. — Но… — начал было развивать свою мысль Морская Пена, однако закончить ему не удалось. Прежде чем он вымолвил еще слово, огонь и раскаленный газ с ревом вырвались из его хвостового отверстия, едва не поджарив бедного Мухолова. На глазах у Руфуса черепах взмыл в воздух, словно ракета, и тут же потерял управление. Несколько раз залихватски изменив траекторию, он вошел в пике и, завывая от ужаса, штопором понесся навстречу вечному забвению. Со своего места Руфус слышал отчаянные вопли леди Чернопруд: — Рули, дубина! Работай ластами, черт тебя побери! В порядке эксперимента Морская Пена расставил ласты в стороны, что сразу замедлило падение. Спустя еще пару секунд экипаж вместе со своей пассажиркой описал дугу над самой землей, снова набрал высоту и исчез из виду, растворившись в ночном небе. Руфус Мухолов проводил их взглядом своих огромных выпуклых глаз, потом вспомнил о челюсти и закрыл рот. Над болотом медленно таяли клубы дыма и пара. — Адью, леди Чернопруд, — проквакал он, — vaya con Dios. У тебя поистине доброе сердце. Последние слова он произнес себе под нос, чтобы она случайно не услышала его. Но то была чистая правда. Леди Чернопруд — единственная из известных ему землероек, которая могла оседлать огненную черепаху и радостно помчаться сквозь бурю навстречу вражеской армии, — и все это за парочку засахаренных раков от папы Гумбо. — Какая женщина! — пробормотал он про себя. — Какая женщина! Глава восьмая К ОРУЖИЮ! Немногие рождаются на свет ради высокой доли. Чаще героями становятся, отвечая на вызов, что бросают нам темные времена. Руфус Мухолов Паук спрыгнул со своей сети, подошел поближе к Бену и уставился на него всеми своими восемью глазами. Бену снилось, что он превратился в мышь и бежит по лугу, сверкающему утренней росой, радостно улыбаясь солнцу, а стебельки травы щекочут ему брюшко. Вдруг откуда ни возьмись — все небо оказалось полно каких-то ужасных летучих обезьян, а Злая Ведьма Запада — подозрительно напоминающая его маму — зловеще хохотала и кричала: — Несите мне сюда Янтарку и ее маленького мышонка в придачу! Бен проснулся в холодном поту. Полевки и Янтарка нашли себе уголки для отдыха и крепко спали, усталые от песен и танцев. Бен ощутил жуткий голод. Он опустил взгляд на свой кругленький мышиный животик. Как такой страшный голод может поместиться в таком крошечном пространстве — совершенно непонятно! С вечера еще осталась еда. Бен нашел сухую ежевичину и принялся жевать. Он чувствовал себя очень одиноким и никак не мог понять, с чего бы это. Потом он вспомнил: Янтарка ему не доверяет. Она назвала его лживым человеком. Бен этого не заслуживал. Он был полон решимости выполнить свою часть сделки и помочь ей освободить всех мышей из зоомагазина. Он хотел, хотел ей помочь — больше всего на свете… Но еще больше он хотел отвоевать обратно свою человеческую природу. Интересно, что скажет Янтарка, если он сейчас разбудит ее и потребует немедленно отправляться в путь? А уж как бы она удивилась, если бы проснулась и обнаружила, что он уже спас всех мышей совершенно самостоятельно. Но это выглядело слишком опасно, и он стал обдумывать другой план. Он пойдет и найдет себе непобедимое оружие, а ко времени, когда Янтарка проснется, будет уже готов выступать в поход. Не раздумывая более ни минуты, Бен подскочил к волшебному камешку, все еще ярко светившемуся в полумраке норы, схватил его и на цыпочках побежал к выходу. Он выглянул из-под устилавших двор сосновых иголок и принюхался. Воздух был пропитан влагой: наверное, уже выпала роса. Пахло сосной, плесенью, травой — и только. До восхода солнца, скорее всего, оставалось еще не меньше часа. Кругом было тихо — ни шепота предутреннего ветерка в листве, ни рычания автомобилей с близлежащей улицы. Домино нигде не было видно, поэтому он выскочил из норы и поскакал к своему дому. На бегу ему пришла в голову здравая мысль, что светоч у него в лапе безошибочно указывает его местонахождение любой кошке в радиусе сотни метров. Однако перспектива искать себе вооружение в кромешной тьме Бена как-то не вдохновляла, так что он просто припустил еще сильнее. Бен добрался до своего участка, протиснулся под забором и остановился у живой изгороди перевести дух и проверить небо на предмет сов. Дом, безмолвный и темный, высился на другой стороне двора. Траву перед ним не стригли с лета, и Бен уже предвкушал, как он будет продираться через густые заросли со своим камнем, когда его посетила более здравая идея. «Лучше прыгать, чем ползти, дурья твоя голова, — сказал он сам себе. — Ты же прыгучая мышь. Отталкивайся задними ногами и приземляйся на передние, как Янтарка». Он взял камень в зубы, посильнее оттолкнулся задними лапами и взмыл в воздух — как ему показалось, метров на тридцать в высоту. Пролетев метров сто в длину, он благополучно зашел на посадку. Ощущение было такое, словно он одним прыжком перемахнул футбольное поле! Приземлившись на траву, спружинившую под его весом, подобно трамплину, Бен снова взлетел, оттолкнувшись на сей раз еще сильнее. Ого! Теперь он перелетел бы два футбольных поля! «Ух ты! — подумал Бен с восторгом. — А я и вправду прыгун хоть куда!» Он снова взмыл в воздух. «Посмотрите на меня! — мысленно вскричал он, вытягивая лапки вперед и готовясь к приземлению. — Я — суперпрыгучий мыш!» Это были самые потрясающие ощущения на его памяти: ты словно бы летишь, но нет нужды тратить силы на хлопанье верхними конечностями. Он прыгнул снова, на сей раз сделав акцент скорее на «вперед», чем на «вверх», и схлопотал по морде пшеничным колоском. Еще прыжок — и тройной переворот в воздухе. Так Бен проскакал весь двор, ловко увертываясь от сухих стеблей; камушек во рту освещал ему путь, выхватывая из темноты разные детали ландшафта. В траве валялся разбрызгиватель; его шланг свернулся кольцами, как зеленая змея. Вдалеке высился старый ботинок. Возле крыльца в лавровом кусте прятался испуганный воробей. Бен подскакал к двери гаража. Это была старая, деревянная облупившаяся и потрескавшаяся от непогоды дверь; выглядела она так, словно в нее неоднократно кто-то врезался на машине. Нижняя доска болталась, неплотно закрывая проем. Пискнув, Бен протиснулся внутрь. Интерьер был типичен для строений подобного типа: достаточно места для двух машин плюс пара окон, чтобы впустить внутрь хоть немного света. Папин рабочий верстак занимал всю правую стену; над ним на гвоздях висело множество молотков, гаечных ключей и прочих инструментов. Вдоль левой тянулись полки, набитые туристским снаряжением и какими-то коричневыми коробками. На столе лежала свернутая палатка, а рядом с ней куча всяких замечательных вещей, которым он в теперешнем своем состоянии не мог найти применения: фонари, сигнальные огни, большой вентилятор, примус, удочки, бинокли. Все, увы, совершенно бесполезное для мыши. Серая мокрица ползла по полу прямо перед ним, семеня на четырнадцати бледных ножках. Рядом с Беном жучок выглядел большим, как пудель. Он полз зигзагом, поворачивая то вправо, то влево, хихикая о чем-то себе под нос, и неопределенно бормоча: — Пу-пу. Ти-хи-хи. Пу-пу… — Ку-ку, — прервал ход его мыслей Бен. — Пу-пу!! — в панике завопило существо и тут же свернулось в серый пластинчатый шар, словно броненосец. Размером шар, к несчастью для себя, был как раз с футбольный мяч. Бен живо вообразил себе ворота в углу и, как следует размахнувшись, наподдал его правой задней. — И Бенджамин Чаровран уже в который раз завоевывает Кубок мира по футбо-о-о-о-лу-у-у! — сообщил он комментаторским голосом, представляя себе приветственный рев миллионов фанатов по всему миру. Мокрица взлетела высоко в воздух, миновала самую высокую точку параболы и взяла курс на ворота, но тут… Бен сморгнул: серый мячик завис в воздухе безо всякой видимой опоры. — Э-э-э… спасибо, — произнес глубокий голос. Бен получше вгляделся в тень и различил протянувшуюся из угла в угол паутину обычного для изделий подобного рода депрессивного дизайна. Несколько мумифицированных жуков или, может быть, сверчков свисало с нижнего ее края, словно какая-то причудливая кухонная утварь. Мокрица угодила как раз в середину сетки. К ней по прозрачной струнке, как заправский канатоходец, уже бежал паук. Достигнув гостя, хозяин дома начал быстро заворачивать его в паутину. — Привет, паук, — сказал Бен. — Зови меня Пак, — отвечал тот, не отрываясь от своего приятного занятия. — Просто Пак. — Ты будешь есть этого жука? — Бен чувствовал себя немного виноватым. Он вовсе не хотел никого убивать. У него было такое ощущение, будто он снова пытается скормить Янтарку нильскому варану. — Да, — коротко отвечал Пак, пеленая мокрицу все туже и туже. — Это мой первый приличный обед за всю зиму. — Я не хотел его убивать, — продолжал оправдываться Бен. — Я не собирался скармливать его тебе. Пак спрыгнул со своей сети, подошел поближе к Бену и уставился на него всеми своими восемью глазами. Это был совсем небольшой паук, такой хрупкий и прозрачный, что, казалось, можно было разглядеть, что у него под панцирем. — Это всего лишь насекомое, — сказал он. — Немного найдется насекомых, достаточно разумных, чтобы сосчитать свои собственные ноги. Этот, однако же, был подлинным гигантом мысли — он понимал даже несложные анекдоты. Можно сказать, настоящий ученый — в масштабах мокрицы, разумеется. — Одно то, что это глупое насекомое, — еще не повод обрекать его на смерть, — возразил Бен. — Слишком поздно, — сказал паук. — Я уже впрыснул ему яд. Он, как водится, увидел блистающий свет в конце тоннеля и теперь, наверное, общается со своими мокричьими предками. Могу тебя заверить, что он совершенно не страдал. — Ох, — только и мог сказать Бен. Он чувствовал себя совершенно ужасно. Однако, исходя из сложившейся ситуации, он уже ничего не мог сделать для бедного жучка. Бен поднял повыше свой светящийся камень и принялся оглядывать окрестности в поисках подходящего оружия. Ничего хоть отдаленно годившегося на эту роль ему на глаза не попадалось. Он забрался на верстак и обнаружил там папину банку с гвоздями. Пока Бен занимался поисками, увязавшийся следом паук продолжал болтать. — Кроме того, давай взглянем на дело с другой стороны. Всем хочется есть. Это была тяжелая зима. Я несколько месяцев просидел под сиреневым кустом, и, прикинь, в мою сеть не попалось ничего, кроме пары снежинок. А в прошлом году мне вообще не повезло — был страшный град, который порвал мне всю паутину в клочья. Большинство гвоздей были чересчур велики и тяжелы для Бена; кроме того, все они на поверку оказались слишком тупы, чтобы их действительно можно было использовать в качестве оружия. Однако он все равно продолжал копаться в жестянке. Паук все болтал и болтал, не обращая ни малейшего внимания на тот факт, что Бен явно не стремился поддерживать разговор. — Большинство пауков обречены на голод. Но только не я: я предпочел отправиться на сафари. На прошлой неделе я выследил жука-убийцу, поймал его и задрал. Это была та еще битва. Бен глянул на Пака: тот, казалось, стал даже как-то выше, гордясь своей победой над таким серьезным противником. В том, кто такой жук-убийца, Бен уверен не был, но звучало это довольно опасно. — Ты поймал его сам, совершенно самостоятельно? — поинтересовался Бен. — И где же он? Пак вздохнул и съежился обратно, словно из него выпустили воздух. — Ну… в общем, я пытался отбуксировать его домой, когда нас унюхали муравьи. Это были те чертовы большие огненные муравьи Мако. Они гнались за мной с самой лужайки — их, понимаешь, привлек запах свежего мяса. Они напали на меня, и я вынужден был дать им бой. Ну да, я их всех победил, но только, пока я дрался с одними, другие растаскивали мою добычу по кусочкам. К тому времени, как я добрался до дома, у меня остался только пустой панцирь… — Движением головы он показал на то, что свисало с паутины. — А ведь он был такой большой! — Мне очень жаль, что ты лишился своего обеда, — сказал Бен, не отрываясь от своих поисков. Ага! Вот оно! Он нашел большую иголку, которую папа купил специально, чтобы залатать холщовую палатку. — Не стоит меня жалеть, — возразил Пак. — Теперь у меня есть что поесть, а приключение вышло просто отличное. Если тебе хочется кого-нибудь пожалеть, пожалей бедных голодных пауков, которым нечем питаться. Я слышал, в Китае их сотня квадриллионов или около того. Им ведь ни мушки не светит: тамошние мастера кунг-фу день-деньской сидят и ловят мух палочками для еды. Им совершенно по барабану потребности других живых существ. Бен стоял на верстаке, изучая свою находку. Из круглой латунной кнопки звонка получилось отличное зеркало. Бен схватил иглу за середину, как копье, словно готовясь его метнуть, и грозно уставился на свое отражение. — Ты смотришь на меня, кошка? Смотришь? Улыбнись, когда будешь говорить это мне в лицо! Паук Пак некоторое время разглядывал его, склонив голову набок, а потом подобрался поближе. — Так ты тот самый парень, которого превратили в мышь? — спросил он. — Д-да… — остолбенел Бен. — А ты откуда знаешь? — Нашел информацию в сети, — ответил паук. Он протянул одну из своих тонких лапок и дотронулся до едва заметной шелковой нити, пересекавшей пол. — Гляди, моя паутинка тут выходит наружу и соединятся с сетью одной черной вдовы, которая живет под кустом шелковицы. Когда она хочет поговорить со мной, она говорит в свою паутину, та начинает вибрировать, и вибрация передается мне. Получается, что я слышу ее, сидя дома, на своем конце линии. С другой стороны ее паутина подсоединена к сети земляного паука, и так далее и так далее. Так я поддерживаю связь с пауками по всему городу и даже по всей стране. — Ух ты! — восхитился Бен. — У нас люди делают то же самое с помощью компьютеров. Это называется Всемирная паутина. — Пф! — фыркнул Пак. — Мы, пауки, стали мастерами сетеплетения задолго до того, как вы, люди, научились самостоятельно сморкаться. Бен попробовал пару выпадов с иглой. Пак подобрался еще поближе, чтобы лучше видеть. — Итак, теперь ты намерен выяснить, что случилось со всеми остальными мышами в окрестностях? — поинтересовался он. — Что ты имеешь в виду? — Бен бросил на него пронизывающий взгляд. — Ну, месяцев так с шесть назад они начали исчезать… — Полевки предупреждали меня, что тут в округе полно хищников, — сказал Бен. — Может, их всех кошки поели. — Я слышал кое-что другое, — возразил Пак. — Я слышал, что они просто снялись с насиженных мест и отправились на восток, в горы, по одной или по две. Из-за снегопадов сеть лежала всю зиму, но многие из наших видели, как они уходили. Бен недоверчиво хрюкнул. — Я поспрашиваю народ, — сказал он. — Мне нравится твоя пылкость, дитя, — сказал Пак. — В сети говорят, что ты пришел освободить мышей. Пауки уже заключают пари на исход твоего предприятия. Ставки один против миллиона, что ты выберешься из зоомагазина живым. — Ну и зачем ты мне об этом рассказываешь? — рассердился Бен. Однако любопытство пересилило: — А почему такие низкие? — У тебя есть враги, мальчик, — таинственно изрек Пак. — Но знаешь что?.. — добавил он, подмигнув ему тремя из восьми глаз. — Я поставил на тебя отличную зеленую навозную муху. Бен взял иглу в лапу и спрыгнул с верстака. В углу стоял мешок грецких орехов. Бен как следует порылся в валявшихся кругом скорлупках, нашел целую половинку и водрузил себе на голову в качестве шлема. Это удалось далеко не с первого раза, так что пришлось повозиться, учась правильно сворачивать уши, так чтобы шлем держался, где ему положено. Совладав с головным убором, Бен направился к папиной удочке, валявшейся на полу. На ней был сложный крючок четырнадцатого размера, вернее, целых три маленьких золотистых крючка, соединенных в треугольник. В целом с этой конструкцией можно было легко пойти на абордаж. Бен откусил пару метров лески вместе с крючком, свернул ее кольцами и взвесил орудие в передней лапе. — Пусть теперь какая-нибудь кошка попытается мною пообедать, — свирепо сказал он. — Три крюка в губе и альпинист в пищеводе ей обеспечены. Тащить все сразу — и светоч, и копье, и абордажный крюк — было, однако, трудновато. — Выглядит так, словно тебе не помешала бы пара лишних рук, — заметил Пак. — Я с радостью поделился бы с тобой своими: никогда не мог понять, зачем мне столько. — Спасибо за предложение, — поблагодарил Бен. — Ну пока, Пак. — Пока, — ответил Пак. Бен нырнул в щель под дверью. Втянув носом утренний воздух, он не сразу заметил возвышающуюся над ним размытую тень. Что-то налетело из темноты и грубо схватило его, выбив из лапы копье, а вместе с ним и все остальное снаряжение. Подняв глаза, в ярком зеленом сиянии волшебного камня Бен узрел невероятно огромного енота. Злобные зеленые глаза полыхали из-под черной маски, которую сама природа надела ему на морду, а серый, словно тронутый сединой мех неряшливо торчал в разные стороны. Зверюга нависла над ним, словно какой-то сказочный сфинкс. Когти у него были длиннее лезвия косы, а белые клыки остротой превосходили копья. — Попался! — удовлетворенно сообщил енот. Сердце Бена колотилось со скоростью тысячи ударов в минуту; его замутило, и голова страшно закружилась. Еще минуту назад он был так уверен в себе, а сейчас все его оружие валялось в стороне — смешное и бесполезное. Он попытался сообразить, что же ему теперь делать, но в голове было пусто и звонко. «Выиграй время», — пискнул слабый голосок, прятавшийся где-то в глубинах мозга. Енот когтем подцепил мешавший ему ореховый шлем с головы Бена и отшвырнул его прочь. Скорлупка запрыгала по земле. Жаркая зубастая пасть уже надвинулась на мальчика, когда… — А умываться перед едой кто будет? — поинтересовался Бен. — Я думал, еноты всегда моют лапы, прежде чем кого-нибудь сожрать. — Если ты достаточно голоден, без этого можно обойтись, — сказал енот и потянул Бена в рот. — Ой, ну тогда я дико извиняюсь. Зверь остановился, не донеся добычу до пасти. — За что это? — спросил он не без любопытства. — Я… э-э-э… кажется, я только что накакал тебе на лапу. Енот взвизгнул, выронил Бена и замахал лапами, словно обжегшись. Бен шлепнулся на землю, перекатился, схватил свое копье и, сделав небольшой кульбит, вскочил на ноги. Свободной лапой он подхватил с земли шлем и одним движением нахлобучил его на голову. Енот в ужасе рассматривал свои лапы. — Эй, — обиженно тявкнул он, закончив осмотр. — И вовсе ты не накакал! Бен ткнул чудовище копьем. — Хочешь кусочек мышки? Давай, не стесняйся! Енот отступил на шаг, но тут же собрался с духом. — Ну ты! — воскликнул он. — Я не боюсь мышей! — Нукать будешь лошадям, — мрачно отрезал Бен и, подпрыгнув на метр в воздух с криком: — Кииийййяяя! — вонзил иглу в нос противнику. Енот издал изумленный вопль, заморгал и отступил еще на несколько шагов. Тут Бен неожиданно вспомнил, что говорила ему прошлой зимой их соседка, миссис Пумперникель. Она рассказывала, что как-то вечером вышла к себе на крыльцо и обнаружила огромного енота, который рылся в мусоре. Она попыталась его прогнать, но наглая зверюга лишь рычала и огрызалась в ответ. Судя по всему, именно с нею и повстречался сейчас Бен. Чудовище тем временем рассмеялось. — Ишь ты, какой прыткий! Тебе меня не испугать. Я ем живых скорпионов на десерт и запиваю клеем. Он уже сделал шаг в сторону Бена, когда с верхушки сосны вдруг сорвалась черная тень. — Сова! — вскрикнул Бен, уже представляя, как ему сейчас придется сражаться с двумя врагами зараз. Ничего хуже и быть не могло! Но тень, со свистом мчавшаяся к ним, совой отнюдь не была. Бен ощущал приближавшееся к нему средоточие силы и злобы. Летело оно с неотвратимостью пули, но трепыхалось при этом, как летучая мышь. Время словно бы остановилось. Бен завороженно глядел, как новое действующее лицо этой сцены, как в замедленной съемке, подлетает к ним. Его густой рыжий мех слабо поблескивал в свете магического камня, словно зола, под которой бушевало внутреннее пламя. Каждое из невероятных ушей, столь прозрачных, что можно было разглядеть кровеносные сосуды, было раз в шесть больше крошечного курносого личика. Проклепанные серебряными гвоздиками и испещренные магическими символами, они придавали этому удивительному созданию ауру таинственной силы. Желтые зубы даже на вид были острее гвоздей. На самом деле это была самая жуткая тварь их всех, кого Бену довелось встречать на своем пути. Даже сам дьявол, в клубах серы вылетающий из преисподней, не испугал бы его больше. Нетопырь приземлился подле Бена и встал, уцепившись за землю крошечными коготками крыльев. Потом он медленно повернул голову и бросил взгляд на енота, обнажив клыки и зашипев. — Ва-а-аше волшебное величество, — возопил тот, склоняя голову в низком поклоне и отступая на несколько шагов. — Я вовсе не хотел… это один из ваших друзей, да? Умоляю, простите меня, я… — Убирайся отсюда, — высокомерно изрек нетопырь. — Еще минута — и ты будешь умолять меня откусить твой собственный хвост. Енот взвизгнул и кинулся прочь, так быстро скрывшись за углом дома, что через мгновение о нем напоминали только резкий запах и пара кружащихся в воздухе шерстинок. Нетопырь хмыкнул глухо и опасно. Бен был в ужасе. Лапы его ослабели и едва держали копье. Впрочем, против этого монстра обычное оружие было, скорее всего, бесполезно. — Отлично сработано, — прошипел тем временем монстр. — Храбро и инициативно. Глаза Бена стали еще шире, хотя, казалось бы, дальше уже некуда. — Что… кто вы такое? Заколдованный нетопырь? — Некоторые зовут меня нетопырем, — согласился тот. — Я же предпочитаю считать себя Серафимом Сумерек. — Ого, — сказал Бен. — А имя у вас есть? — Друзья зовут меня Ночекрылом. Послышался сосущий звук, и огромный клещ вытащил наружу свою голову, которая до сих пор была зарыта в густой мех под мышкой нетопыря. — Я и не знал, что у тебя есть друзья, — заметил он. — Мне казалось, ты говорил, что весь мир у тебя делится на жертв и сообщников. — Цыц! — рявкнул Ночекрыл, и хоботок клеща вдруг словно бы стянуло невидимой веревкой. Изнутри послышались задушенные протесты. Ночекрыл заковылял вокруг Бена, опираясь на свои крошечные лапки и балансируя локтями крыльев. — Впечатляюще! — заметил он, закончив осмотр. — Просто до крайности впечатляюще. Обычная мышь в необычном облачении. Или ты — нечто большее, чем кажешься? — Я — человек, — с гордостью сказал Бен. — Вернее, был им. Пока меня не превратили в мышь. Быстрый как мысль Ночекрыл обнял Бена за плечо крылом. — Что ж, тогда у нас есть кое-что общее. Бен недоверчиво уставился на нетопыря. Ночекрыл ответил ему тяжелым взглядом и затем прищурился на небо, словно возжелав укрыться в тени высоких сосен. На востоке вот-вот должен был показаться пламенеющий краешек солнца. Летучий мыш улыбнулся и сложил уши гармошкой. Он вдруг показался Бену маленьким и далеко не таким опасным, как раньше, — в особенности, когда подмигнул ему, словно добродушный подслеповатый старичок. — Видишь ли, я тоже был когда-то человеком. Даже обладал кое-каким влиянием. Можно сказать, был знаменитостью. Как говорите вы, молодежь, прилично упакованным чуваком. — Да ну? — оживился Бен. — И кем же конкретно? Нетопырь печально отвел взгляд. — Неважно. Это было так давно. Я уже мало что помню о тех временах. Я… я был человеком великого интеллекта, маяком мудрости на краю погруженного в невежество мира. Толпы и толпы выходили из тени лишь затем, чтобы увидеть меня и подивиться моей мудрости. Я говорил — и музыка моего голоса заполняла аудитории, проникала в сердца. Я был человеком, который привнес По в поэзию. Женщины взирали на меня с обожанием и лишались чувств, поймав мой взгляд. Ночекрыл умолк и тяжело вздохнул. — Но я помню так мало. Так оно всегда бывает после трансмогрификации. Чем долее ты пребываешь в своей новой форме, тем тяжелее тебе бывает вспомнить, что же это такое — быть человеком… — Ох! — выдохнул Бен изумленно. Неужели и он, как этот нетопырь, когда-нибудь уже не сможет вспомнить свое собственное имя? Он уже слишком хорошо знал, каково это — быть мышью, иметь мышиный голод и мышиные страхи. — Я знаю одну волшебницу, — сказал он. — Может быть, она могла бы превратить вас обратно в человека. Слезы внезапно хлынули из глаз нетопыря. Казалось, он не знает, что сказать, словно бы такая удача была превыше его самых отчаянных мечтаний… или словно прошли уже долгие века, с тех пор когда кто-то был добр к нему. — Правда? Она могла бы сделать это? — Она же превратила меня в мыша. — Расскажи мне об этом, — кротко попросил Ночекрыл, и слова хлынули из Бена рекой, словно мокрое белье из стиральной машинки. Он хотел было попридержать язык относительно некоторых вещей, но не мог совладать с собой, словно какое-то заклинание заставляло его говорить и говорить, выбалтывая самые свои сокровенные тайны. Он рассказал Ночекрылу, как Янтарка превратила его в мышь и как пообещала вернуть ему человеческий облик, если он поможет ей освободить родичей в зоомагазине. Закончив, он с трудом перевел дыхание. Нетопырь протянул крыло и ободряюще похлопал его по плечу. — Бьюсь об заклад, мы с тобой станем хорошими друзьями, — сказал он. — Возможно, мы сможем помочь друг другу. — Как? — спросил удивленно Бен. — Должен признаться, я тоже кое-что знаю о магии. И у меня имеются кое-какие подозрения. Возможно, мой дорогой друг, именно в тебе скрыт ключ к магической силе Янтарки. — Как такое может быть? — изумился Бен. — Ну, — Ночекрыл придвинулся поближе к нему, — эта твоя подруга ведь никогда прежде не творила никакого волшебства, так?.. — Так, — кивнул Бен, — ну, то есть я так думаю. — …пока она не встретила тебя. А сейчас она творит могущественные чары. Тебе это не кажется странным? — Честно говоря, я об этом как-то не задумывался, — признался Бен. — А я нахожу это весьма странным. Потому что, понимаешь ли, чтобы создать заклинание, нужна сила, а источник этой самой силы — материя весьма и весьма непростая. Давай-ка для простоты назовем его магической пылью. Это действительно источник всей магии на земле, и она повсюду — в воздухе, на земле, в тебе самом. Видеть ее ты не можешь, не имеет она и запаха. Но известно, что некоторые создания притягивают ее к себе, как магниты притягивают металлические опилки. Вот гуляют они сами по себе, а тем временем к ним пристает магическая пыль — ну, точно так же, как грязь пристает к твоему меху. Такие существа могут сами и не быть волшебниками, но они, тем не менее, обладают невероятной силой. Они — топливо для пламени, раздуваемого магами. И называются они фамильярами. — Ого! — выдохнул Бен. Он начинал понимать, куда клонит нетопырь. На самом деле понимание сопровождалось таким шоком, что он потерял равновесие и плюхнулся на хвост. Перевалившись на корточки, он удивленно спросил: — Так ты думаешь, что я — этот самый фамильяр? Я… я что, накапливаю магическую силу? — Ну, в этом есть свой резон, — ответил нетопырь. — Янтарка, как ты знаешь, родилась в клетке и никогда оттуда не выходила. По этой причине никакой силы, никакой магической пыли она накопить не могла. А стоило ей оказаться у тебя дома — как она принялась швыряться крайне могущественными чарами. Откуда же она взяла силу для этого, спрашиваю я? На простое везение что-то не похоже. Нет, для того чтобы она могла сотворить магию такой силы, тебе нужно было всю жизнь копить магическую пыль. Бен аж поежился при мысли об этом. — Так я что, вроде батарейки, да? — Да, — проникновенно сказал Ночекрыл. — И в этом-то и заключается опасность. Всякий раз, как Янтарка колдует, она выпивает немного твоей силы. А для осуществления такой сложной магической операции, как трансмогрификация, требуется невероятное количество силы. — Ой-ой, — только и мог выдавить из себя Бен. — Что приводит нас к следующему выводу: если, — продолжал Ночекрыл с нажимом, — она когда-нибудь превратит нас обратно в людей, ей придется раз и навсегда прекратить колдовать. — Ох нет, — вскричал испуганно Бен. — Надо ей срочно об этом сказать! Надо ее предупредить! — Ты ей настолько доверяешь? — вкрадчиво спросил Ночекрыл с кислой миной, ясно говорившей о том, что лично он не доверяет ей ни на йоту. — Ну, она такая милая… — О да, — согласился Ночекрыл. — Но представь себе, что произойдет, когда она узнает, что ты — источник всей ее силы. Ты и в самом деле веришь, что после этого она с готовностью превратит тебя обратно в человека? Она с легким сердцем отпустит тебя жить собственной жизнью и останется всего лишь слабенькой маленькой мышкой, лакомой добычей для котов? Бен не на шутку обеспокоился. Нет, разумеется, она его не отпустит — если, конечно, узнает правду. — Что же мне делать? — растерянно спросил он. Ночекрыл, казалось, задумался. — Не говори ей ничего, — промолвил он наконец. — Пусть она и дальше не знает, что источник ее силы — ты. Пусть она превратит тебя обратно в человека. Если Янтарка не сдержит слова, беги и постарайся оказаться как можно дальше от нее. Есть одно место, куда ты можешь податься: это школа волшебников, она называется Семинария Альтернативных Дарований при Институте Своеобразных Технологий, сокращенно САДИСТ. Самые легендарные маги Побережья учились там. Отсюда тебе нужно будет взять курс прямо на запад и преодолеть пару дюжин миль. Возможно, там тебя смогут превратить обратно в человека. Бен поставил в голове галочку: САДИСТ, на запад. Закончив свой монолог, нетопырь бросил взгляд на небосклон, с которого уже бежала тьма, прянул в воздух и направился к еловой рощице, тенью высившейся невдалеке. Его крылья стригли рассветную мглу, словно пара ржавых ножниц. Он нырнул в путаницу ветвей и пропал с глаз. Глава девятая СНЫ О МЫШАХ И ЛУГАХ Если тени оплошали, То считайте, что вы спали И что этот ряд картин Был всего лишь сон один. Уильям Шекспир Прыгни, остановись, оглядись. Шесть зорких глаз, шесть чутких ушей. В густой еловой тени Ночекрыл предавался размышлениям. Он висел на ветке и наслаждался мерным покачиванием дерева; целебный смолистый дух наполнял его ноздри. В полумраке он чувствовал себя комфортно, как нигде. «Посмотрим-посмотрим, — думал он. — Я посеял семена раздора в сердце Бена. Теперь осталось только обмануть Янтарку — и парень мой. Так-так… Ага, ну конечно… Сон! Хороший, правильный сон — и дело в шляпе». * * * Янтарка сладко спала, свернувшись в полевочьей норе. Вдруг она дернулась и приоткрыла глаза, однако ее веки были точно налиты свинцом, и вскоре она провалилась обратно в дрему. В теплой, уютной тьме, напоенной запахами друзей-полевок, Янтарка спала и видела сны. Ей снилось, что Бен зовет ее откуда-то издалека, словно она ему очень нужна. Во сне она встала и принялась обнюхивать нору. Внезапно она увидела тоннель, из него начал литься свет, и в нору вошел Бен. На голове у него был шлем из ореховой скорлупки, в одной лапе сиял светоч, а в другой он нес длинную острую железку. Свернутая кольцами серебряная веревка с золотыми крюками висела на плече. — Янтарка! — вскричал он, и в голосе его звучала страсть. — Вот ты где! Она посмотрела на него. Ни один мыш на свете не мог сравниться с ним красотой. Его густой мех был тщательно расчесан и выглажен и лучился мягким шелковым блеском. Глаза сияли, как звезды в ночном небе. В животе у Янтарки сладко заныло. Бен приблизился и взглянул на нее с любовью. — О чем я только думал? — прошептал он и нежно зарылся носом в ее ухо. — Я не хочу покидать тебя. Я хочу навеки остаться с тобой, быть твоим. Сердечко Янтарки отчаянно забилось. — Правда? — спросила она, дрожа от волнения. — Янтарка, — сказал Бен проникновенно, — без тебя в моей жизни не было бы магии. Не было бы магии и в твоей жизни. Ты только подумай: ты же никогда не творила чар, пока не встретила меня. Мы с тобой — как желток и белок в яйце. Вместе мы — магия. По отдельности — не стоим и выеденного яйца. Янтарка стояла, не зная, что и сказать. Бен наклонился к ней, его усы подрагивали. Он пощекотал ей ушко носом — Янтарка захихикала. Интересно, вправду ли он ее любит? «Он поцеловал меня, — сказала она себе. — Даже когда он еще был человеком. Наверное, он хотя бы немножко меня любит». Янтарке так этого хотелось, что было почти больно. * * * Янтарка спала долго и глубоко, но пробуждение принесло боль. Боль гнездилась не в костях и не в мышцах: болело сердце. И сердце болело по Бену. Вербений носился по норе, взывая: — Пробудитесь, друзья мои! Пробудитесь! Ночь бледнеет, звезды меркнут. Совы уснули, ястребы еще не проснулись. Поспешим! Время отправляться в путь! Янтарка разочарованно заморгала. Она пребывала в полной уверенности, что, открыв глаза, увидит рядом Бена, ласково обнюхивающего ее уши. Но его не было, и вдобавок она страшно замерзла. В норе сильно пахло грибами, листьями и полевками. Янтарка протерла глаза. Светящегося камушка нигде не было. Кругом шуршали, собираясь, молодые полевки. Нора! Ну да! Впервые в жизни она проснулась не в клетке! Она была свободна, по-настоящему свободна! «Никогда, никогда я не вернусь обратно в клетку!» — поклялась она себе. Янтарке хотелось света, поэтому она пожелала, чтобы у нее был другой светящийся камушек. Один из валявшихся поблизости голышей замерцал, словно уголек, но тут же погас. Янтарка внезапно почувствовала себя очень слабой. Она упала на животик и осталась лежать на полу норы, вялая, как слизняк. Что-то было капитально не так. Голова у нее кружилась; словно сквозь вату до Янтарки доносились голоса полевок. Внезапно она поняла, чего не хватало в окружающем мире: среди этих голосов не было Бена. — Бен? — слабо позвала она. — Бен? И тут до нее дошло: он же сбежал! Сбежал, прихватив с собой ее волшебный камушек! Ее предали! Только что во сне он был так нежен, от него так и веяло любовью. В животе Янтарки холодным червяком зашевелился страх. Она и понятия не имела, как попасть в зоомагазин без помощи Бена, — по дороге ее наверняка будут подстерегать толпы чудовищ. «Какой же я была дурой, что поверила ему!» — отругала себя Янтарка. Но только она уже собралась расплакаться, как на другом конце норы блеснул свет и к ним присоединился Бен. На голове у него был шлем из ореховой скорлупки; в одной лапе он нес какую-то длинную железяку, а в другой ярко сверкавший светоч, все точь-в-точь, как у нее во сне! В полумраке норы его глаза сверкали, как будто капельки воды в лунном свете. И стоило ему приблизиться — как произошло нечто поистине странное. Камушек, который Янтарка пыталась зажечь, вдруг сделался прозрачным, как стекло, и запылал ясным звездным светом. Янтарка в изумлении открыла рот: так, значит, ее сон был в чем-то вещим — она и правда не могла творить волшебство без Бена. Они были как желток и белок в яйце. Они были самой магией — но только вдвоем, вместе. «А что же другая часть сна? — задумалась Янтарка. — Была ли и она вещей? Может ли так быть, что он действительно меня любит? И… и он правда хочет остаться мышью?» Старик Ячменная Борода когда-то сказал ей: «Бывает так, что во сне открывается истина, к которой мы слепы, пока бодрствуем». Может быть, он был прав? Одно то, что Бен снова был рядом, словно вдохнуло в Янтарку новую жизнь; сила и энергия, пульсируя, побежали вместе с кровью по ее жилам. Она резво вскочила на лапы и спросила Бена, стараясь, чтобы в голосе не звучали боль и страх: — А ты где был? — Ох, — ответил Бен, — я хотел поскорее пуститься в путь и решил обзавестись каким-нибудь оружием. — Что такое оружие? — подошедший Бушмейстер осторожно понюхал копье, которое Бен держал в лапе. — Это оно? — Оружие нужно людям, чтобы драться, — объяснил Бен и показал Бушмейстеру, как колоть и наносить удары. — С такой штукой можно справиться и с кошкой, и со всякой прочей шушерой. Янтарке и в голову бы не пришло поверить в подобную чушь, но тут Бушмейстер принюхался и удивленно воскликнул: — На нем кровь! И пахнет енотом! — Ага, — усмехнулся Бен, — он меня чуть не съел. Но я его уколол в нос, и он удрал. В благоговейном ужасе полевки уставились на него, пооткрывав рты. Вербений подошел поближе и тоже понюхал копье. — Ты победил енота? — в его голосе звучало почти благоговение. — Да, — сказал Бен. — Я добыл эту иголку в гараже, специально хотел что-нибудь вроде копья. Но можно взять и гвоздь, и зубочистку — любой острый предмет. На самом деле если забраться к кому-нибудь в дом, там почти наверняка можно будет найти иголку. Бен попытался было дать копье Вербению подержать, но тот стремительно отскочил. — Нет-нет, благодарю, — поежился он. — Я никогда не смог бы кого-нибудь убить. Бушмейстер в отличие от него радостно схватил копье и попробовал сделать пару колющих движений. Новообретенное ощущение силы так развеселило его, что он даже захихикал. — Я тоже такую хочу! — заявил он. — Ведь совершенно необязательно никого убивать. С этими штуками можно будет просто отпугивать чудовищ. — Об этом я как-то не задумывался, — признался Вербений. — Может быть, и я согласился бы попробовать. — И мы! И мы тоже! — запищала молодежь. Через мгновение все они сгрудились вокруг Бена, взволнованно галдя и строя планы по обыску окрестных домов на предмет холодного оружия. Тут объектом всеобщего внимания стал ореховый шлем на голове у Бена, и рты снова пооткрывались от изумления и восторга. — А это зачем? — спросил самый смелый мышонок. — Это шлем, — объяснил Бен. — Он защищает голову. Кошка обломает себе все зубы, если попробует его прокусить. Одна из полевок, встав на цыпочки, осторожно потрогала шлем, и он тут же соскочил с головы Бена. — Вот так всегда, — грустно сказал он. — Он все время соскакивает. Если бы у меня был нож, я бы его обстругал до нужного размера. И вырезал бы на нем страшный-престрашный череп с зубами, чтобы пугать врагов. Янтарка подошла к Бену и взяла у него из лап ореховую скорлупку. Она закрыла глаза и попыталась представить себе самое ужасное, что только могла, — череп, отшлифованный до подлинно костяной гладкости, с дырками для глаз и ушей и огромными крючковатыми зубами, загибающимися за челюсти, чтобы удерживать шлем на голове. Скорлупка мгновенно приняла новую форму. Полевки в ужасе пискнули и подались назад. — Благородный шлем для благородного мыша, — сказала Янтарка с улыбкой, подавая шлем Бену. — Круто! — воскликнул тот, нахлобучивая его себе на голову. Взмахом лапки Янтарка собрала все иголки в доме Бена и подняла их в воздух. Через мгновение они упали на пол у лап полевок. — Подарок, — сказала она. — Вот вам оружие, и пусть зловредная Домино научится бояться маленьких зверьков! — Хей-хо! — вопили полевки, выбирая себе оружие. — Ура Янтарке! Ура Бену! — Как далеко отсюда зоомагазин? — спросила Бена Янтарка, пока молодежь продолжала восторгаться. — И как мы туда доберемся? — Солнце встает на востоке, — сообразил он, — значит, нам надо следовать за ним. — Отлично, — сказала она. — А что такое солнце? — Знаешь, — сказал Бен уже несколько раздраженно, — им все-таки следовало бы выпускать вас из клетки хоть иногда. Тут к Бену весьма своевременно скакнул Бушмейстер, так и лучившийся энтузиазмом. — С твоим оружием и ее магией нас уже ничто не остановит. Все, что нам теперь остается сделать, это доставить вас обоих в зоомагазин, а там глядишь — раз-два, и ты уже человек. — Подожди-ка, — внезапно дошло до Бена. — Ты что, тоже собираешься идти? — Это самое малое, что я могу для вас сделать, — просто ответил Бушмейстер. — Ты спас мне жизнь. Кроме того, шесть глаз — куда лучшее средство против чудовищ, чем четыре. А у меня теперь и копье есть! — Бушмейстер у нас всегда был немного авантюристом, — рассмеялся старый Вербений. — Он знает каждый двор отсюда и до конца квартала, как свой собственный хвост. Известие о том, что Бушмейстер отправляется с ними, значительно улучшило настроение Янтарки. Да, он был всего лишь полевым мышом, но это был дикий полевой мыш, и он обладал опытом путешествий по пересеченной местности, населенной такими чудищами, какие ей и во сне не могли присниться. Тем временем настала пора прощаться. Полевки кричали и махали лапками, а Бушмейстер вооружился копьем и повел маленький отряд прочь из норы. — Легкой вам дороги, — пискнула вслед малышка Таволга. — Возвращайтесь скорее. — Спасибо, — отозвалась Янтарка. «Мне бы самой этого хотелось», — добавила она про себя. Бен бросил светящийся камушек, проворчав: — Это придется оставить: мы не должны привлекать лишнего внимания. Устремившись к выходу из норы вслед за Бушмейстером, Янтарка остановилась у порога, чтобы бросить последний взгляд на свои волшебные огоньки. Те грустно угасали во тьме. — Пока-пока, мышки! Мышки-вонючки, пока-пока! — не упустили случая пообзываться самые маленькие полевки, с хихиканьем катаясь по полу. Старшие собирали разбросанные в беспорядке копья. * * * Ближе к устью норы цепочку возглавил Бен. На улице было еще темно, утро пока еще лишь смутно намекало на грядущий день. В воздухе плыли запахи кустов, деревьев и влажной земли. Бен выглянул из норы и отогнул в сторону молодой побег папоротника, нахально выбившийся из сухих сосновых иголок. Выбравшись на поверхность, он слепо побрел в туман, выставив перед собой копье. — Что ты такое делаешь?! — в ужасе возопил Бушмейстер, едва не заламывая лапы. — Иду в зоомагазин, конечно, — отвечал Бен, оглушительно хрустя сосновыми иголками по направлению к большому желтому древесному грибу, призывно мерцавшему в сумерках. — Нельзя просто вот так топать, куда тебе вздумается, — заспорил Бушмейстер. — Мы должны быть осторожными. Прыгни, остановись, оглядись. Прыгни, остановись, оглядись. — Таким образом мы будем ковылять туда целый день, — возмутился Бен. — Возможно, — сердито отпарировал Бушмейстер, — но не забывай, что самый лучший способ попасть из пункта А в пункт Б — это добраться туда живым. — Мой учитель говорит, что кратчайшее расстояние между пунктом А и пунктом Б — это прямая, — нетерпеливо проворчал Бен. Бушмейстер аж хрюкнул от возмущения. — Хотел бы я полюбоваться на твоего учителя, который гуляет по прямой через луг, полный хорьков. — Ну хорошо, хорошо, — согласился Бен. Он проскакал несколько шагов вперед, спрятался за лютиком, медленно и демонстративно оглядел окрестности из-под лапки и присвистнул: — Ух! Кажется, уже полметра, а я все еще жив. Будем надеяться, удача и дальше не оставит нас. Еще три прыжка вперед — преогромных прыжка, надо сказать, на какие способна только настоящая прыгающая мышь, — и он, притворившись, что спасается от совы, зигзагами промчался за кучу сосновых иголок и оттуда принялся махать им с выражением идиотического энтузиазма на мордочке. Внутри у Янтарки постепенно начал закипать гнев, но виду она постаралась не подавать. Путь их лежал на восток от дома, через небольшую еловую рощицу и дальше вниз по склону холма. Сейчас, в мглистый предрассветный час все это выглядело довольно жутко. В темном небе над головой то и дело раздавались крики каких-то явно занятых поисками раннего завтрака птиц, а тени кустов, слабо колыхавшиеся во тьме, были полны угрозы. От земли поднимались клубы пара, словно призраки великих лесов прошлого вставали из своих могил; устилавшие ее сломанные ветви походили на скованных морозом змей. Мыши осторожно спустились в овраг, где в изобилии рос пушистый зеленый мох, сквозь который пробивались белоснежные шляпки крупных грибов. Оказавшись под полупрозрачными алебастровыми сводами грибных шляпок, Янтарка задрожала от страха. Взяв себя в лапы, она принялась обдумывать свои планы. Мудрый старик Ячменная Борода сказал когда-то, что ей выпала судьба в один прекрасный день освободить всех мышей в мире. «Вот он, этот самый прекрасный день, — подумала она. — Я проберусь в зоомагазин, освобожу моих друзей и исполню пророчество». Но, сделав так, она неизбежно потеряет Бена. «Неужели после этого я никогда больше не смогу творить чары?» Такой исход почему-то казался ей маловероятным. Как бы там ни было, Бен оставался человеком, и для него она все равно будет не более чем обычной домовой мышью. «Или, по крайней мере, домовой мышью, вооруженной копьем», — подумала она, недобро усмехнувшись про себя. А кругом тем временем разгоралась заря, и чувство опасности таяло, уступая место восторгу перед чудесами, которые щедрой рукой рассыпал перед ними мир. Они достигли края луга — да-да, самого настоящего луга, совсем такого, о каком говорил Ячменная Борода. Мыши забрались на невысокое дерево, с шелушащейся красной корой, открывающей скрытую под ней медовую мантию, и удобно устроились под сенью восковых зеленых листьев. Оттуда Янтарка впервые обозрела раскинувшийся перед ней удивительный мир. Луг зарос свежей, влажной, зеленой травой, в которой там и сям мерцали ипомеи, открывавшие свои белоснежные венчики навстречу утру; бледно-желтые нарциссы и голубые дикие ирисы доверчиво тянулись из земли, расправляя листья. Вдалеке Янтарка увидела пламенеющий розовый диск, поднимающийся над пурпурными горами. Внизу, под ним, белая пена тумана укрывала долину Вилламетт. — Вот это и есть солнце, — тихо сказал Бен. — Нам нужно двигаться по направлению к нему. Янтарка потрясенно молчала. Солнце походило на электрическую лампочку в зоомагазине, только света ее хватало на весь мир. А тем временем на лугу они были уже не одни. Она увидела зайцев с маленькими пушистыми, словно ватные шарики хвостами, резвившихся у опушки, а возле небольшого пруда — невиданного, статного зверя, на голове у которого росли ветки, как на настоящем дереве. — Кто это? — прошептала она. — Это олень, — ответил Бушмейстер. — Видишь, рога у него в бархате? Он еще совсем юн. — Кролики и олень на лугу — хороший знак, — добавил он, уже обращаясь ко всем присутствующим. — Значит, кругом нет хищников. — Ура! — воскликнула Янтарка. — Нам необходима песня, — продолжал Бушмейстер важно, — которая будет дарить нам покой и отдохновение в пути. И, усевшись на ветку, он запел громким, чистым голосом: Пусть долог и опасен путь, но я вперед иду. И ясным днем, и в мрак ночной тебя, мой друг, найду. И если смерть тебе грозит, и ждет тебя беда, знай: верный друг к тебе спешит, друг выручит всегда. Пусть долог и опасен путь, друг выручит всегда. Янтарка долго глядела на Бушмейстера, а потом спросила: — Это ведь песня поющих полевок с Севера, да? — Да, — ответил тот. — Они поют ее, когда друг попадает в беду. Они помолчали, глядя на расстилающийся перед ними луг. Стояла ранняя весна. Как только косые солнечные лучи пронзили сплошную стену деревьев, в воздухе зазвенели птичьи трели. Птицы были повсюду. Золотистые жаворонки вспархивали из зарослей овсяницы, словно искры от костра, и сразу же растворялись в небесной лазури, оставляя по себе лишь песню, одновременно нежную и привязчивую. Черные дрозды, рассевшиеся по зарослям ивняка вдоль небольшой речушки, гонялись за стрекозами и пчелами, неугомонно треща. Зяблики и воробьи со звонким чириканьем скакали по кустам в подлеске. Внезапно высоковысоко в небе Бушмейстер заметил краснокрылого ястреба, медленно чертившего ленивые круги в бездонном океане утра. — Пора прятаться, — шепнул он друзьям, быстро спрыгивая на землю. Мыши пробирались через заросли травы. Впереди крался Бен с копьем наперевес, в середине Янтарка, замыкал отряд Бушмейстер, зорко глядя по сторонам. Трава была такая густая, что двигаться приходилось очень медленно. Рожь, овсяница и дикая вика сражались друг с другом за живительный солнечный свет, сплетаясь в настоящие непроходимые джунгли. Нет, разумеется, там были и тропинки — тайные пути для маленьких зверьков, — но их беспорядочная сеть далеко не всегда вела в том направлении, в котором им было нужно. — Кто протоптал эти тропинки? — спросил Бен, выпутываясь из клубка травы. — Мыши? — Весьма маловероятно, — ответил ему Бушмейстер. — Мышей здесь больше нет. По большей части это тропы полевок. — Значит, идти по ним довольно безопасно? — обрадовался Бен. — Ну, другие ими тоже пользуются, — осадил его Бушмейстер. — Сосновым и подвязочным змеям очень удобно по ним ползать, да и ласки ими не брезгуют. Нам в любом случае нужно сохранять осторожность, даже на тропе. — Ты сказал, что мыши отсюда исчезли, — встряла любопытная Янтарка. — Куда они ушли? — На восток, — отвечал полевой мыш. — Они все ушли на восток. Я спрашивал, но они сами не знали, куда направляются или почему покидают насиженные места. Иногда они говорили что-то вроде: «Мы уходим в Тень», — но где находится эта самая Тень или почему они хотят туда попасть, они объяснить не могли. Они уходили по одному и по двое. Матери уводили своих детенышей. — А вы, люди, тоже это заметили? — спросила Янтарка у Бена. Тот в ответ лишь покачал головой. Янтарка шла вперед молча, раздумывая, что бы это все могло означать. Все животные, которых они встречали на пути, относились к разряду маленьких — волчьи пауки качались на своих сетях между стеблями травы; муравьи охотились большими отрядами; под листьями прятались слизняки, круглые и бледные, словно луна; ярко-алые божьи коровки принимали солнечные ванны, а молодые богомолы пылко молились за мир во всем мире. И так они шли, и шли, и шли, пробираясь через заросли, ворча и переводя дух, пока не почувствовали зверский голод. Впервые в жизни Янтарка пообедала диким овсом и клевером, которые нашла сама, и напилась росы из чашечки золотого лютика. И эта еда показалась ей самой замечательной на свете. * * * Пульс Дэйва Хьюджли, владельца зоомагазина «Ноев ковчег», чуть-чуть учащался всякий раз, когда он видел в дверях посетителя с картонной коробкой в руках. Это было похоже на Рождество: никогда не знаешь, что спрятано внутри. Обычно там оказывалась всего лишь дюжина довольно страшненьких пестрых котят или зеленая игуана, выросшая такой большой, что перестала помещаться в клетке. Но иногда… о, иногда в коробке скрывались настоящие сокровища — как, например, в тот раз, когда ему притащили кобру-альбиноса. — Чертова тварь жрет по три крысы в неделю, — пожаловался визитер. — Ну… — Дэйв нарочно мямлил и хмыкал и даже чесал в затылке для пущей убедительности, — даже не знаю, что можно сделать с большой ядовитой змеей… По закону их и продавать-то нельзя. — Может, вы сможете найти ей другой дом? Ну, типа в хорошие руки… и вообще от глаз подальше? — предложил незадачливый змеевладелец. — Вот что, — скрепя сердце предложил Дэйв, — так и быть, помогу вам от нее избавиться. Возьму ее у вас и даже, может, дам… ну, скажем, двадцатку. После чего у него в руках оказалась роскошная четырехметровая белоснежная кобра. Об этом мало кому было известно, но на самом деле у Дэйва было целых два зоомагазина. Во-первых, «Ноев ковчег», который знали и обожали мамы и детишки всего околотка, — приют неразлучников и рыбок-клоунов, а также чудесных толстеньких щенков с мокрыми розовыми мордочками. Но был и другой, тайный, зоомагазин, располагавшийся в комнате, выходящей во двор. Там Дэйв держал куда менее симпатичных тварей — гигантских пираний из Венесуэлы, пару комодских варанов — мальчика и девочку, на развод, египетских карликовых сов, пользующихся страшной популярностью после всей этой истории с Гарри Поттером, редчайшую змееголовую рыбу из Таиланда, детенышей крокодила, плащеносных ящериц и, наконец, украшение коллекции, — взрослую колумбийскую анаконду, достаточно крупную, чтобы проглотить младенца не жуя. И то были лишь некоторые из них. Там-то Дэйв и делал по-настоящему большие деньги, торгуя экзотическим, опасным и незаконным товаром. Поэтому белая кобра была для него истинной находкой. Как минимум, ее можно было продать одному китайскому доктору, который высушит ее на солнце и размелет в порошок, совершенно необходимый для изготовления любовных зелий. Такой первоклассный товар стоит не менее десяти тысяч долларов за фунт. Вот поэтому-то Дэйв так и взволновался, узрев на пороге затрапезного вида человека с простой картонной коробкой без опознавательных знаков. Посетитель забился в дальний конец магазина и дождался, пока исполненные неумеренного энтузиазма детишки перестанут гладить щенков спаниеля и покинут магазин. — Что у вас в коробке? — спросил Дэйв, как только они остались одни. — Сказать честно, я и сам не вполне уверен, — голос у посетителя оказался сиплый. Дрожащими руками он принялся открывать коробку. Обычно когда покупатель затруднялся с определением принесенного, это означало, что на свет явится какая-нибудь беспородная кошка или собака. Дэйв в таких случаях обычно притворялся, что зверушка — простая дворняга, гроша ломаного не стоит, покупал ее за бесценок, а потом перепродавал на интернет-аукционе за страшно сказать какие деньги. Однако, когда обладатель сиплого голоса таки справился с коробкой, с Дэйвом кое-что случилось в первый раз в жизни: а именно — он отпрыгнул от животного и на несколько мгновений потерял дар речи. Это не была дворняга. Это было подлинное чудовище! — Что это, черт побери, такое? — как-то отстраненно поинтересовался посетитель. Он заметно дрожал. Дэйв еще раз заглянул в коробку и бочком отодвинулся от нее. — Я хочу сказать, оно похоже на… ну, на дикобраза, которому в морду вцепился осьминог. — Да, — согласился с ним Дэйв, — добавить барсука и хорошенько перемешать в блендере. Зубы у него что надо. Но ты посмотри на этот хвост! Ничего подобного Дэйв в жизни не видел. Создание не было большим — в целом не больше кролика. И судя по всему, не было оно и здоровым. Оно валялось на дне коробки с таким видом, будто находилось как минимум при смерти. На самом деле впору было подумать, что это подделка, сделанная с довольно прискорбным чувством юмора, — вроде тех зайцелопьих голов, которые местные умельцы делают на потеху туристам, присобачивая оленьи рога на голову чучела зайца. Но это животное совершенно определенно дышало и даже пыталось глазеть по сторонам. Так. Тушка, со всей очевидностью, дикобразья. Осьминог с щупальцами вместо морды. Остроконечный хвост — как у выдры. Плюс перепончатые лапы, острые когти и зубы. На правой стороне головы — два маленьких глаза, один над другим. Слева тоже есть — один, но большой. И жуткий запах! «Черт побери, — подумал Дэйв, — в последний раз была такая вонь, когда я оставил большую банку мотыля для рыбалки в выключенном холодильнике на месяц». — Где ты его взял? — осторожно поинтересовался он. — В горах на побережье, — ответил посетитель. — Я ставил ловушки на койотов в Адском каньоне как раз у подножия Землероечной Горы. Ну вот, проверяю я капканы сегодня утром, а это чудище как раз ковыляет по обочине тропы. И вот встает оно так на задние лапы и машет мне щупальцами, словно подзывает поближе или сказать чего хочет. Все это было очень странно — и жутко. Дэйв уже не первый раз слышал рассказ о причудливых созданиях, рыщущих в окрестностях Землероечной Горы. — Ты знаешь, — с сомнением сказал Дэйв, — думаю, я знаю, что это такое. Сдается мне, это что-то вроде звездорыла. Ну, одного из этих дурацких кротов с розовыми пальчиками на носу, которые едят червей и слизней. — Ну, если что-то вроде дурацкого крота… — протянул тот, не совсем, судя по голосу, убежденный. — Ага, — продолжал вдохновенно Дэйв, — точно тебе говорю. Видал я таких. Ну, за исключением того, что этот больно вымахал, да и щупальца у него не приведи Господь. Наверное это… ну, бывают же и у них мутанты? На этих словах животное приняло решение поменять цвет и сделало это почти мгновенно. Его розовые щупальца стали темно-красными, а затем почти сразу насыщенно-голубыми. — Да, много странных зверей водится на Землероечной Горе, — глубокомысленно заключил охотник. — Я слышал, там и сасквача видели. — Вот это совсем другое дело, — как-то слишком весело подхватил Дэйв. — Приведи мне сасквача, может, и будет о чем потолковать. — Ну, я тоже кое-чего видел, — неопределенно признался посетитель. Голос его звучал хрипло и испуганно, словно ему на самом деле не хотелось об этом говорить. — Четыре дня назад я встретил там горную овцу. Только голова у нее была — как у маленькой девочки. Хорошенькой такой девочки, волосики белокурые, глазки карие, как у лани. Я уже взял ружье и хотел было в нее выстрелить, а она только смотрит на меня и улыбается и малину жрет с куста прямо ртом. Дэйв озадаченно уставился на бедолагу-траппера и на всякий случай втянул носом воздух на предмет наличия в нем винных паров. — Знаешь, — сказал он, — может, это вроде как полукровка. Ну, скажем, гибрид этого самого дурацкого крота с дикобразом. — Ага, может такое быть, — согласился с ним охотник. — Бывают же такие странные вещи в мире, — продолжал развивать мысль Дэйв. — В прошлом году охотники на лис в Айове подстрелили зверюгу, которая выглядела, ну совсем как кролик, только с огромными клыками. Они его застали за пожиранием овцы. — Или той девчонки в Бразилии несколько лет назад, — подхватил радостно его собеседник, — которая пошла купаться в пруду, а потом возьми и… — …роди полуребенка-полулягушку, — закончил за него Дэйв, тщетно стараясь прогнать картинку, которая навязчиво стояла у него перед глазами, — жалкое создание с перепонками между пальцами на руках и ногах и с огромными молочными глазами. Говорили еще, что язык у него был длиной с ремень. — Да-а… — протянул охотник, тоже, должно быть, что-то вспомнив. — Что-то с ним сталось? Дэйв цыкнул зубом. — Ну, я слышал, он научился квакать. — При таком отце это должно было рано или поздно случиться, — развеселился траппер. Дэйв привел посетителя в хорошее настроение. Теперь оставались сущие пустяки — убедить его, что находка не имеет никакой ценности. Охотник тем временем жевал табак и как раз обнаружил, что ему неплохо было бы сплюнуть. Он тоскливо обвел взглядом зоомагазин, словно бы надеясь, что Дэйв расставил там несколько плевательниц — специально на случай посетителей со специфическими запросами. Не обнаружив искомого, он уперся подбородком в грудь и сплюнул себе в нагрудный карман. — Знаешь что? — сказал Дэйв. — У меня есть один друг, он преподает в Орегонском университете. Может, он мог бы сделать какие-нибудь анализы на ДНК и выяснить, что же это за тварь такая. Дэйву нравилось поворачивать дело под таким углом. Создавалось впечатление, что он намерен пожертвовать животное на нужды науки, несмотря на то что любой зоологический музей мог бы отвалить ему за эту экспериментальную ошибку природы неплохие деньги. Посетитель замешкался. Он явно хотел денег. — Ну не знаю… — нерешительно протянул он. — А чем, ты думаешь, оно питается? — коварно зашел с другой стороны Дэйв. — Я хочу сказать, какое-то оно не слишком здоровое на вид, ты не находишь? Парень пожал плечами. Дэйв обожал играть на человеческих страхах, убеждая таких, как он, что зверь непременно умрет без специального ухода. — Вот что, — предложил Дэйв как бы нехотя, — я дам тебе за него… ну, скажем, двадцатку. — Я рассчитывал на пару сотен, — возразил траппер, однако, не очень уверенно. Дэйв улыбнулся про себя. Даже будь это пара сотен, сделка все равно бы вышла в его пользу. — Знаешь, это ведь дикий зверь, — сказал он мягко. — Может быть, даже какой-нибудь жутко редкий вид, и все такое. Нам может крупно не поздоровиться, если нас с ним застукают. Вот что я тебе скажу: отнеси-ка ты его для начала в Департамент и спроси их. Может, они тебе, кстати, и скажут, что это такое. Охотник заметно побледнел, представив себе размер штрафа (очень большого) в обратной пропорции к размеру тюремной камеры (очень маленькой). Эти парни из Департамента могут оставить тебя голым только за то, что ты неправильно посмотрел на дикое животное. — Ты что-то там говорил о двадцатке? — слабым голосом спросил он. Целую долгую минуту Дэйв напряженно и мучительно раздумывал. — Ты знаешь, — продолжал он, — если здраво рассудить, то на кой он мне? Оставь его себе. — Может быть, — проникновенно сказал траппер, мечтавший, казалось, уже только о том, чтобы как можно скорее оказаться как можно дальше от «Ноева ковчега», — ты мог бы отвезти его к этому твоему профессору и выяснить, ну, что это за зверь. Я хочу сказать, он же ученый, этот твой друг, так? У него же наверняка есть какое-нибудь разрешение на таких зверей? Свои истинные чувства Дэйв не был намерен показывать. — Вот как мы поступим, — решил он, — я сейчас отнесу его в подсобку и позвоню моему другу. Если он захочет его взять, пусть так и будет. Но если нет, я позвоню тебе, и ты должен будешь приехать и забрать его, а там делай с ним что хочешь. — О'кей, — быстро сказал охотник и тут же перевел разговор. Поглядев по сторонам, он начал бурно восторгаться рогатым хамелеоном, при этом постепенно пятясь к выходу. Дэйв, посмеиваясь, наблюдал, как через пару секунд он пулей вылетел из магазина, почему-то забыв оставить свой номер телефона. А без телефона как его найдешь, даже если вдруг приспичит заплатить за чудище? Вот то-то и оно, что никак. Ухмыляясь от уха до уха, Дэйв отбуксировал коробку в подсобное помещение и занялся поисками клетки, достаточно прочной, чтобы принять ее обитателя. «Может быть, — думал он, — стоит позвонить тому китайскому доктору…» * * * Мыши отдыхали под сводами папоротников, благодушно ожидая, когда переварится завтрак. — Никогда в жизни не чувствовал себя таким голодным, — с удивлением сказал Бен. — Для мышей это нормально? — У нас даже поговорка есть, — усмехнулся Бушмейстер. — Чтобы мыш не голодал, надо, чтобы весом в полсебя корма всякого съедал. Это в день, разумеется. Бен расхохотался. — Весом в полменя? Это на человеческий счет будет килограммов восемнадцать. А другие поговорки у вас есть? — На какую тему? — важно спросил Бушмейстер. — Ну, не знаю… Например, «сиди тихо, как мышка». — Вот глупости, — вмешалась Янтарка. — Мыши бывают очень даже громкими. Мама всегда говорила мне: «Будь тиха, как камень». — М-м-м… — задумался Бен. — А что-нибудь вроде «Чем больше камень, тем тяжелее ему падать»? — У нас наоборот, — подхватил Бушмейстер. — Полевки говорят: «Чем больше камень, тем больше народу он раздавит». А если не веришь, попробуй оказаться на пути у стада бешеных бурундуков. Янтарка не хотела говорить этого вслух, но человеческие трюизмы ее совершенно не впечатлили. Камни на самом деле гораздо спокойнее мышей, что бы о них там ни говорили. И разумеется, ей бы совсем не понравилось, если бы на нее набежало стадо бешеных бурундуков. Янтарке всегда казалось, что люди должны быть очень умными, раз делают такие сложные и красивые вещи, но слова Бена выглядели до невозможности наивными. Может быть, конечно, дело в том, что он еще совсем ребенок, рассуждала она. — Бен, — позвала Янтарка, — а сколько тебе уже стукнуло? — Десять, — ответил тот. — Правда? — обрадовалась Янтарка. — Мне тоже десять недель! — Э-э-э, нет, — сказал Бен. — Десять лет. В голове у Янтарки что-то звучно крякнуло. — Ух ты! — восхитился Бушмейстер. — Целых десять лет? Это же целая вечность! Мне только четыре месяца. — Погодите-ка минутку, — прервал его Бен. — Сколько вообще живут мыши? — Ну, год или два — если повезет, — пожав плечами, сказала Янтарка. — Тогда… тогда, раз я сейчас мышь… значит ли это, что я и взрослеть буду быстрее? — Разумеется. — Тогда получается, что мышиная неделя равняется примерно человеческому году. А день… — Двум месяцам, — прикинул Бушмейстер. — Короче говоря, — резюмировала Янтарка, — если ты останешься мышью, уже через месяц ты будешь совсем взрослый. И, значит, сможешь жениться. Правда, здорово? Бен стремительно развернулся к ней, сжимая в лапках копье. — Так ты этого хочешь? Ты хочешь выйти за меня замуж? Поэтому ты хочешь, чтобы я остался мышью? Он просто дрожал от ярости, а в голосе звучало нескрываемое отвращение. — Нет-нет, что ты, — Янтарка тщетно пыталась его успокоить. — Я слышал, как ты говорила с Вербением, — бушевал Бен. — Ты думаешь, что я страшно красивый. Янтарка почувствовала укол в сердце. — Я всего лишь хотела сделать тебе комплимент, — попыталась защититься она. — Я разве не кажусь тебе симпатичной? — Думаю, из тебя получилась бы отличная фотомодель для рекламы крысиного яда, — сплюнул Бен. «Крысиного яда… Яда, которым они убивают нас, мышей», — поняла Янтарка. А вот это уже было по-настоящему больно и обидно. — Ты, может, и страшно красивый снаружи, — медленно произнесла она. — Но внутри ты просто дрянь. — Да ну? — холодно поинтересовался Бен. — Думаешь, кому-то интересно мнение какого-то паразита? Уже второй раз в жизни Янтарка услышала это слово — «паразит». В зоомагазине она не успела узнать, что это такое, и сейчас горячо об этом жалела… как вдруг ей все стало ясно. Это было человеческое слово, и придумали его давным-давно древние люди, которые назывались римлянами, — у них был даже такой специальный бог по имени Вермин, а означало это имя червяка, вроде тех, которые иногда живут у человека внутри. И на самом деле это было самое ужасное обзывательство, какое только мог придумать для нее Бен. — Янтарка и вправду очень красивая мышь, — вмешался Бушмейстер. — Если бы я был мышью, я бы на ней непременно женился. — Может быть, ты бы и женился, — холодно отвечал Бен. — Но у меня есть идея получше. Он снова повернулся к Янтарке. — Превращай меня в человека, и я отнесу тебя в зоомагазин. Так мы будем там в мгновение ока. В голосе у него звучало отчаяние: каждую мышиную минуту его жизнь становилась еще на несколько часов короче. Время утекало, как вода сквозь пальцы. — А откуда мне знать, что ты сдержишь слово, если я превращу тебя обратно в человека? — окрысилась Янтарка. — Если я этого не сделаю, тебе не составит труда сделать меня опять мышью, не так ли? — ядовито парировал Бен. Янтарка растерялась. Неужели быть мышью так плохо? Она и в самом деле не хотела потерять Бена. С ним ей было спокойнее и уютнее. В конце концов, ему было целых десять лет, и древняя мудрость переполняла его. А еще он был такой сильный! Какой еще мыш знал, как пользоваться оружием? Она могла так многому у него научиться. И хотя она уже не решалась признаться в этом даже себе самой, он действительно был красив. Красив, как мечта. Даже просто глядя на него, она чувствовала, как у нее в животе начинается какая-то возня, словно в аквариуме с кормовым мотылем. Нет, вы, конечно, как хотите, а она однозначно возражала против его немедленного превращения обратно в человека. — В дорогу! — заявила она решительно, не глядя на него. — Пока мы тут болтаем, ни в чем не повинных мышей скармливают змеям. И она двинулась на восток, яростно продираясь через густую траву. Бен последовал за ней. Вскоре они достигли мельничной запруды, как он ее называл еще в бытность свою человеком. В черной воде плавала куча бревен, а берега густо заросли камышом. На другом берегу возвышалась лесопилка. Из ее высоких труб поднимались хвосты серого дыма. Запруда была достаточно широка, и обход занял бы у них много часов, поэтому Бен решил, что быстрее будет соорудить из бревен что-то вроде понтонного моста. Подойдя к краю воды, Янтарка увидела ондатру, бесшумно рассекавшую черное зеркало пруда. Зверь собирал траву на прокорм детенышам. В камышах мама-кряква сидела на гнезде. Она подозрительно посмотрела на путешественников и тихо прокрякала своим утятам: — Осторожнее, эти мыши наверняка кусаются. Тем временем мыши подобрались к ближайшему бревну. То были остатки огромной ели, распиленной на длинные колоды и оставленной в воде выдерживаться. Пройти по нему было не сложнее, чем по мосту. Бен поскреб землю лапами, присел и одним прыжком перемахнул на бревно. Бушмейстер и Янтарка предпочли воспользоваться в качестве трапа колючим ежевичным кустом. Освоившись на шершавой коре, они быстро поскакали к другому концу чурбана. Янтарка не могла оторвать взгляда от водной глади. По поверхности пруда скользили сотни водомерок. Они плясали вокруг, поддерживаемые только естественным натяжением воды. Под водой Янтарка разглядела прилепившихся к коре бревна слизней; на мелководье ползали речные раки и резвилась всякая мелкая рыбешка. Дальше от берега пруд казался бездонным. В первый раз в жизни Янтарка видела столь глубокую воду. Они добрались до конца бревна, и Бен с легкостью перепрыгнул на следующее. Бушмейстер тоже прыгнул и приземлился едва-едва на самый край. Но когда подошла очередь Янтарки, ее полет закончился громким плюхом. Вода оказалась холодной. И ее было как-то слишком много. Рефлекторно она попыталась бежать к бревну, но ее лапки не нашли опоры, и она на мгновение ушла под воду. Изогнув спинку, она выставила мордочку над водой, глотнула воздуха… и обнаружила, что плывет. — Забирайся к нам на бревно, — крикнул ей Бен. Янтарка попробовала уцепиться за кору своими крохотными коготками, но пропитавшаяся водой шубка уже стала очень тяжелой и тянула ее вниз. Она изо всех сил молотила лапками воду, отчаянно ища пути наверх, но взобраться на почти отвесную поверхность бревна не было никакой возможности. Она завертелась в воде и увидела на мелководье огромные листья кувшинок, покачивавшиеся на поднятых ею волнах. Янтарка попыталась дать себе отдых, но, перестав двигаться, тут же ушла под воду. — Главное — не останавливайся! — кричал ей Бушмейстер. — Плыви! Ты сможешь! Но Янтарка уставала все больше и больше — в конце концов, она была всего лишь маленькой мышкой из зоомагазина. Поэтому она пожелала оказаться на ближайшем кувшиночном листе — и тотчас же взмыла в воздух, как вылетевшая из бутылки пробка. И вот в то же самое мгновение, как Янтарка, хватая ртом воздух, мокро шлепнулась на лист, позади нее в водной глубине раскрылась пасть огромной рыбины, опоздавшей к завтраку буквально на доли секунды. Ее алые жабры сверкнули на солнце, и хрустальные капли воды веером разлетелись во все стороны. Хвост мощно ударил по воде, поднимая свою владелицу высоко над прудом. — Попалась! — сообщила рыба в полете. Тут она осознала, что промахнулась, и, бросив укоризненный взгляд на Янтарку, с плеском рухнула обратно в воду, успев проворчать: — Не бери в голову. Встретимся в другой раз. — Это же был окунь! — в волнении вскричал Бен, дрожа от только что пережитого ужаса. — А выглядит побольше, чем кит-убийца! С минуту Янтарка без движения лежала на листе кувшинки, понимая, что только что чудом избежала смерти. Потом она огляделась. Все мелководье заросло кувшинками, так что листьев было вполне достаточно, чтобы она могла, перебираясь с одного на другой, следовать за остальными. Время поджимало. Бушмейстер подозрительно поглядел на небо. Янтарка проследила за направлением его взгляда. Высоко-высоко над ними начали собираться облака — пушистые и белые сверху, кипящие и серые снизу, они толкались и постепенно заполняли собой все небо. — К нам приближается ястреб, — прошептал Бушмейстер. — Нужно срочно найти укрытие! Он кинулся вперед, быстро перебегая по бревнам и перепрыгивая с одного на другое. Янтарка перепрыгивала с листа на лист. Когда она была на краю четвертого, из-под воды на нее с криком «Смерть приходит из глубин!» ринулся еще один окунь, но тоже промахнулся. — Смотри в оба! — крикнул ей Бен, — Они тут кишмя кишат! Янтарка кинулась по листьям обратно к бревнам. Окуни были повсюду. Они поднимались из тьмы и хищно рыскали под поверхностью воды. Янтарку еще пару раз едва не проглотили. Добравшись наконец до противоположного берега пруда, мыши, трясясь от страха, забились в чащу камышовых стеблей, шуршавших на ветру как сухая бумага. Вверху прошел ястреб, но не заметил их. Путешественники даже расхохотались от облегчения и некоторое время не могли остановиться. Не смеялся только Бен, который выглядел угрюмым и озабоченным. — Нам лучше быть поосторожнее, — предупредил он. — Эти рыбы в пруду ждали нас. Они явно знали, что мы на подходе, и пытались съесть не кого-нибудь, а Янтарку. Это была ловушка. — Что ты хочешь сказать? — не понял Бушмейстер. — Не могли же они знать, что мы здесь. Это просто случайность. — Вчера я встретил паука, — признался Бен, не глядя на него, — и он предупредил меня, что впереди нас ожидает множество опасностей. Большинство пауков в округе делают ставки на то, что мы не выберемся из зоомагазина живыми. — Что такого знают пауки, чего не знаем мы? — осторожно спросил Бушмейстер. — У Янтарки есть враги, — коротко объяснил Бен. — Да нет у меня никаких врагов, — возмутилась Янтарка. — Ну, кроме тех пятнистых мышей в зоомагазине. Больше у меня нет ни единого врага! — Ты волшебница, — сказал ей Бен. — И другие колдуны предпочли бы видеть тебя мертвой. Казалось, ему есть что добавить, но он промолчал. Янтарка задрожала от страха. Ячменная Борода предупреждал ее, что стоит кому-нибудь стать чуточку сильнее других — как непременно найдутся доброжелатели, которые с радостью помогут тебе перестать выделяться. Но кто же были эти таинственные враги? Кто мог натравить на нее ястребов и даже рыб? И какие еще неведомые опасности ждали их впереди? — Отныне и до конца нашего предприятия мы должны быть крайне осторожны, — заявил Бушмейстер. — А что еще сказал тебе паук? — спросила Янтарка, явно хотевшая знать больше. — Ничего, — сказал Бен, глядя в сторону. Янтарке было всего десять недель от роду, и она могла многого не знать, но она прекрасно понимала, что Бен ей лжет. Он узнал что-то очень важное, но почему-то не хотел с ней поделиться. «Он меня не любит, — догадалась Янтарка. — Эта часть моего сна вещей не была. И, вообще-то говоря, он имеет полное право ненавидеть меня — после того, как я с ним обошлась». Она чувствовала себя просто ужасно. Она знала, что может заставить Бена сказать правду, как сделала это прошлой ночью. Его снова будет тошнить словами… но она не хотела больше его мучить. — Хорошо, — устало вздохнула она. — Храни свои тайны, если хочешь. Я просто надеюсь, что ты знаешь: я тебе не враг. — Я знаю, — сказал Бен с болью в голосе. — Я и не хочу быть тебе врагом. Янтарка испустила вздох облегчения. Может быть, и была какая-то правда в том сне. Как было бы здорово стать друзьями! Где-то вверху бушевал ветер, а у земли, там, где мыши крались через травяные джунгли, было темно и тихо. Прыгни, остановись, оглядись. Шесть зорких глаз, шесть чутких ушей. Прыгая вслед за Беном, Янтарка пыталась быть спокойной, как камень. Глава десятая БИТВА В «НОЕВОМ КОВЧЕГЕ» Все дело в том, сколь велика сражающаяся мышь, и в том, сколь велико сраженье в мыши. Дунбарра, сахарный летающий опоссум (он же карликовая сумчатая летяга) Янтарка вертелась посреди этого хаоса, всасывая их легко, словно комочки пыли, и выстреливала ими через всю комнату. К наступлению сумерек Бен вывел Янтарку и Бушмейстера на окраину города. Никогда раньше город не казался ему таким странным и зловещим. Вонючие автомобили рычали как медведи и охотились за пешеходами по закатанным в унылый асфальт улицам; дома злобно взирали на них сверху своими светящимися окнами, как великаны из сказки. Облака уже затянули все небо, приближалась гроза. Страхи Бена росли с каждым часом. Сейчас, к вечеру, каждый его нерв уже был как будто подключен к электророзетке, а шерсть стояла дыбом. Перед ними возвышалась громада «Ноева ковчега». Его фасад был разрисован котятами и щенками, которые сейчас выглядели далеко не такими милыми и невинными, как всего пару дней назад. Бен крепко сжал копье. — Давайте покончим со всем этим, — сказал он и устремился вперед, увлекая за собой Янтарку и Бушмейстера. * * * А тем временем в подсобке зоомагазина проснулось чудище. Оно, шатаясь, встало на задние лапы и окинуло окрестности взглядом, причем все три его глаза смотрели в разных направлениях. У чудища было острое зрение, превосходный слух и изощренный ум. И сейчас все это было готово к работе. Оно вцепилось щупальцами в прутья клетки, как следует напрягло живот и медленно извергло его содержимое. На свет явился вовсе не хорошенький котенок, а довольно крупное создание с кроваво-красной шерстью, покрытой слизью, огромными ушами, мятыми культями крыльев и весьма когтистыми лапами. Ночекрыл свалился на пол клетки, с трудом поднялся на лапы, хватая ртом воздух, и принялся обмахиваться крыльями, чтобы поскорее высушить слизь. — Отлично, друг мой, — прошипел он чудищу. — Теперь я себе хорошо представляю, что чувствовал Иона в чреве у кита. — Я не друг, — проревело чудище голосом, похожим на грохот булыжников в мешке. — Осво-о-о-ободи-и-и-и ме-е-еня-я-я-я-я! — Всему свое время, — любезно отозвался Ночекрыл. — Сначала ты должен убить юную волшебницу. Принесешь мне ее труп, и я тебя тут же освобожу. Монстр мигнул всеми тремя глазами сразу в знак того, что он понял. — Но помни: не причиняй вреда ее фамильяру, мыши по имени Бен. Он будет куда полезнее для меня в живом виде. Монстр хрюкнул, соглашаясь. Он вскочил на потолок клетки — прыжок ни много ни мало метра на полтора — и просунул щупальца между прутьями, захватив по нескольку с каждой стороны. Без особого труда он раздвинул прутья, так что получилась дыра, сквозь которую могло бы пролететь и пушечное ядро. Выскочив через нее на пол, он двинулся вперед, опираясь на щупальца, словно ища место, подходящее для засады. Дарвин извлек хоботок из спины Ночекрыла. — Зачем Бен нужен тебе живым? — поинтересовался он. — Разве не проще будет его убить? Я хочу сказать: если отрезать волшебницу от источника ее силы, с ней будет достаточно легко справиться. Нетопырь коварно усмехнулся. — Выбрось это из головы. Не засоряй себе мозги. Ты не привык думать. — Нет, привык, — обиженно возразил Дарвин. — В прошлом месяце мне даже пришла в голову идея. — Да ну? Ну-ка расскажи мне о ней, — потребовал Ночекрыл. Дарвин запнулся, почесал голову двумя из полного комплекта лапок и сказал: — Ну, я думал о том, что телевидение — новый опиум для народа. — Восхитительно! — одобрил нетопырь. — Умишко у тебя мелковат, но и в нем встречаются глубокие места. Что-то типа омутов в пруду. Ночекрыл был более чем уверен, что Дарвин врет. Разумеется, он не сам все это придумал. Скорее всего, он подслушал разговоры мокриц, обитавших на дне пещеры: те постоянно несли подобный вздор. Тем не менее он решил поддержать беседу. — Ты совершенно уверен, что именно телевидение в наши дни можно назвать новым опиумом для народа? Быть может, лет с десять назад я бы с тобой и согласился. Но сейчас в массах, судя по всему, наблюдается раскол. Все одержимы разными вещами: видеоигры, культ потребления, мороженое, трудоголизм. Дарвин счел за лучшее вернуться к своему основному занятию и принялся сосать кровь с громким бульканьем, достойным промышленного насоса. — Так что, — продолжал нетопырь, — я бы лучше сформулировал вопрос так: почему человечество вообще стало субъектом одержимости и ищет забвения в затуманивающих разум видах деятельности? Неужели восходы солнца так убоги, что от них нужно бежать? Или, может быть, дело в некоем присущем им неодолимом внутреннем стремлении к чему-то лучшему… к совершенству? Ночекрылу нравилось изводить клеща, потому он проникновенно добавил: — Возможно, даже в духовном стремлении? — О нет, — возмутился Дарвин, оторвавшись от вены. — Только вот этого не надо. Я не хочу слушать про «духовные стремления». Мы все — существа животной, а не духовной природы. Мы — всего лишь комбинации нескольких базовых элементов, соединенных таким образом, чтобы результат умел ходить и набивать себе брюхо. Каждый из нас — только случайный набор химических веществ, и любое появляющееся на свет дитя есть лишь еще одно звено непрекращающейся цепной реакции, которая рано или поздно закончится, и тогда мы все просто-напросто взорвемся! Клещ отвернулся и стал угрюмо сосать кровь. Ночекрыл улыбнулся про себя. По крайней мере, Дарвин в пылу дискуссии успел позабыть про свой первоначальный вопрос — зачем Ночекрылу живой Бен. И это было хорошо, потому что ответ вряд ли бы ему понравился. Если бы Ночекрыл получил доступ к силе мальчишки, самые основания мира сего сотряслись бы по велению его воли. Если бы ему удалось показать Бену, что Янтарка — не тот господин, которому стоит служить, возможно, он смог бы убедить Бена стать его, Ночекрыла, фамильяром. И тогда ему представилась бы возможность избавиться наконец от Дарвина. Нетопырь захихикал и, вылетев из клетки, нашел себе укромный уголок под потолком. Скорее бы уже Янтарка была здесь! * * * «Ноев ковчег» высился перед ними темной глыбой; на стоянке не было ни одной машины. Издалека доносились глухие раскаты грома. — Давайте скорее заберемся под крышу, — шепнул Бен остальным. — Скоро может начаться дождь. В поисках пути внутрь Бен подбежал к парадной двери. Увы, щель под ней была слишком мала даже для мыши. Поэтому он повел всех на задний двор. Там они обнаружили целый длинный ряд дверей, и какая из них вела в зоомагазин, было совершенно непонятно. Обозрев их и так и не придя ни к какому выводу, Бен наугад направился к той, под которой имелась маленькая дырочка, явно прогрызенная мышами в незапамятные времена. Остановившись на пороге, Бен еще раз осмотрелся. Быстро темнело. На улице зажигались фонари. Он понюхал воздух: ни малейших признаков опасности. Однако ветер нес отчетливый запах надвигающейся грозы. Интересно, что ждало их внутри? Какие ловушки еще могли приготовить им враждебные волшебники? Предупреждение паука не выходило у него из головы. Сердце сильно колотилось в груди. Однако еще тревожнее паучьего было предостережение нетопыря: всякий раз, как Янтарка творит чары, она забирает магическую пыль у него, Бена. И если она будет колдовать слишком часто, то осушит его совсем, и потом у нее уже не хватит сил вернуть ему человеческий облик. Нужно было как-то не дать ей использовать магию. Глубоко вздохнув, он нырнул в дыру и огляделся. Внутри было темно, но мерное журчание воздуховодов в аквариумах убедило Бена, что они попали как раз туда, куда нужно, — в зоомагазин. В конце темного коридора мерцал призрачный свет — то были нагревательные лампы для террариумов. — Туда! — прошептал Бен присоединившимся к нему Янтарке и Бушмейстеру и стал медленно красться по коридору. По обе стороны от них высились какие-то странные предметы, плохо различимые в темноте. Возможно, это были упаковки собачьего корма или коробки с канареечным семенем, но с уверенностью ничего сказать было нельзя. Они достигли первого террариума, в котором свернулась анаконда, достаточно крупная, чтобы проглотить небольшую свинью. Обитательница проводила их взглядом немигающих глаз; изо рта мелькнул раздвоенный язычок. Громкое шипение породило протяжное зловещее эхо. Это был приказ. — СССС. ССССС. Ползззззите сссссюда… Бен заглянул в гипнотические глаза змеи. В нем поднялось безотчетное желание пойти туда, к ней; он споткнулся, но Бушмейстер ткнулся носом ему в плечо, толкая вперед и выводя из транса. — Спасибо, — шепнул ему Бен. Они миновали клетку змеи и большой аквариум с бурлящей водой. Обитатели других террариумов оставались по большей части незримыми; лишь силуэты угадывались в скрадывающих их тенях — ящерицы размером с динозавров, пауки, огромные, как автомобили. Бен прыгал мимо них, слишком испуганный, чтобы смотреть. Впереди маячила приоткрытая дверь, и — да! — она вела в торговое помещение. Бен поднял глаза — над ним были птицы. Вьюрки, африканские горлицы, ярко окрашенные попугаи-макао спали у себя в клетках, сидя на жердочках и закрыв глаза. Все они выглядели огромными, как птеродактили. Перед глазами у Бена так и стояли огромные летучие динозавры, угнездившиеся на вершинах крутых утесов и молча высматривающие себе жертву. Тишина нарушалась только журчанием воды в аквариумах и нежными трелями сверчков. Здесь царил запах животных. Повсюду валялась собачья шерсть и помет птиц и морских свинок. Где-то замяукал котенок, потом что-то застучало в дальнем конце магазина, как будто хорек стал носиться по своей клетке. Бен промчался по коридору и повернул направо, к аквариумам. Неоновые лампы над резервуарами для морских рыб сияли холодным светом, сообщая комнате странную нереальную атмосферу. Морские коньки и угри прятались в зарослях водорослей; вокруг порхали коралловые рыбки, ярко посверкивая, словно ожившие драгоценные камни. Бен услыхал странный шум и задрал голову. У самого верха одного из аквариумов нечто вроде осьминога, испещренного бирюзовыми кругами, глядело на него с выражением глубокого понимания. Осьминог пропел странным прозрачным голосом, похожим на отдаленное клацанье металла: — Что у тебя за песня, мальчик? Что у тебя за песня? Бен вспомнил, как старый Вербений задал ему почти тот же самый вопрос. Кто ты такой? Какова твоя песня? Бен ощутил внутри ужасную пустоту. У него не было песни для осьминога. — Я просто мальчик, — тихо пробормотал он. — Ты уверен? — усомнился осьминог. — А может быть, ты — нечто большее? Янтарка и Бушмейстер молча скакали вслед за ним. Бен обогнул угол и побежал мимо длинной витрины с моделями затонувших кораблей и кустами кораллов для домашних аквариумов. Клетки с мышами располагались в дальнем углу. Бен и остальные взяли курс прямо на них, как вдруг что-то вылетело из темноты и с налету врезалось в них, словно потерявший управление носорог. Бен покатился по полу, из последних сил стараясь оказаться под витриной, — по соображениям личной безопасности. Он попытался глотнуть воздуха, но удар был настолько силен, что сознание его на мгновение помутилось. Где-то вверху дюжина или больше мышей кричали тоненькими голосками: — Осторожно! Там котенок, его кто-то выпустил из клетки! Потом до него донеслись крики ужаса столь дикие, словно мышей поджаривали на костре. Бен поднял глаза и сквозь застилавшую их пелену смутно увидел котенка абиссинской породы с большими ушами и миндалевидными глазами. Он сидел в безжалостном свете аквариумных ламп и выглядел гибким, сильным и злобным. Под лапой у него лежала лишившаяся чувств Янтарка. Где-то в темноте бесновался Бушмейстер, отчаянно взывая: — Беги, Янтарка! Беги же! Котенок был просто огромен. Однажды в зоопарке Бену случилось видеть льва. Гигантская кошка достала бы ему до груди, — окажись они вдруг рядом. Но этот монстр возвышался над мышью как статуя египетского сфинкса. Каждая лапа его была шириной в половину тельца мыши, а втяжные когти поспорили бы длиной с лезвием косы. — Муррррр, муррррр, славненькая мышка! — мурлыкал абиссинец. — Оооочень славненькая! Янтарка лежала в клетке из сверкающих когтей. Зоомагазинные мыши вопили и падали в обморок у себя в вольерчиках. Бен слабо оглянулся по сторонам, пытаясь понять, каким образом котенок мог вырваться на свободу. Котенок тем временем вовсе не собирался есть Янтарку. Куда больше удовольствия было в том, чтобы мучить ее. Бену отчаянно хотелось сбежать отсюда, но он отдавал себе отчет, что, если он оставит Янтарку в когтях врага, ее ждет неминуемая смерть. «Интересно, что произойдет, если она все-таки умрет? — успел подумать он. — Я состарюсь и умру, как мышь, в возрасте шести месяцев?» Выбора у него не было. Бен подхватил свою иглу, валявшуюся тут же, рядом, легко, словно тростинку, взял на перевес и прыгнул вперед. — И что это ты себе позволяешь? — рявкнул он на котенка. Тот глухо и утробно хихикнул, судя по всему, где-то в животе. — Мурррр. Это будет пррррекрасный подарок для моего хозяина. Он похвалит меня и будет глаааадить. Котенок чуть пошевелился; под бархатистой шкуркой переливались мускулы, длинный хвост с черной кисточкой на конце игриво метался из стороны в сторону. Ему явно было интересно, что Бен станет делать дальше. Но Бен медлил. Голова у него кружилась, а лапы подгибались. Нападать на котенка в таком состоянии не имело ни малейшего смысла. Мыши в вольерчиках звали Янтарку, надеясь криками привести ее в чувство. Однако их обиталища стояли так далеко, а стекло в них было такое толстое, что до главных действующих лиц этой сцены не доносилось практически ни звука. Янтарка все еще лежала неподвижно. — Эй ты, — позвал Бен. — Если ты намерен съесть ее, разве она не заслуживает последнего желания? Глаза котенка полыхнули яркой медью. — Желания? — переспросил он. — Никаких последних желаний для нее. Хозяин меня предупредил. «Ага, — подумал Бен. — Кто-то предварительно обработал котенка. Все это — часть какого-то заговора! Но кто же за всем этим стоит?» Котенок лизнул голову Янтарки своим огромным шершавым языком. Возможно, именно это и привело ее в себя, — во всяком случае, она слабо пошевелилась и попыталась приподнять голову. Все так же лежа, придавленная к полу когтистой лапой, она тяжело дышала и хватала ртом воздух. Магазинные мыши удвоили старания, вопя: «Помогите же ей!» и «Беги, Янтарка, беги!» Янтарка заизвивалась, еще в полубеспамятстве пытаясь освободиться, но котенок тут же сжал когти и угрожающе разинул пасть. Его клыки длиной и белизной могли сравниться с бивнями слона. Судя по оценивающему взгляду, идея прокусить дыру в черепе жертвы нравилась ему все больше и больше. — Стой! — крикнул Бен, крепче сжимая свое импровизированное копье и подбегая ближе к котенку. — Про Янтарку тебя предупредили, но вот сказал ли тебе твой босс что-нибудь обо мне? Абиссинец подозрительно посмотрел на копье. Глубоко в его горле родилось глухое ворчание. — Назад! Тебе и так уже остался один шаг до мышиных небес. Бен прекрасно понимал, что зверюга может размазать его по полу одним ударом лапы, но внимание ее было приковано только к Янтарке. Котенок начал пятиться куда-то в темноту, волоча за собой мышь. Бен не был уверен, но ему показалось, что враг испугался. Ну, хотя бы самую малость. — Отвечай: кто тебя послал? Или, клянусь, я воткну тебе это прямо в глаз. Котенок остановился и с сомнением посмотрел на Бена. В следующее мгновение раздался какой-то странный звук, и чудовище с визгом взвилось чуть ли не на метр в воздух. За ним обнаружился Бушмейстер. Он только что незаметно подобрался к врагу сзади и напал на его хвост. Через мгновение к ним присоединился котенок, по обычаю своего племени приземлившийся точно на лапы. Бен совершенно не думал о том, что делает. Он изо всех сил прыгнул на зверя и глубоко вонзил копье ему в плечо. Бушмейстер со своей стороны сделал то же самое с той только разницей, что его цель располагалась в непосредственной близости от хвоста. Котенок взвизгнул и покатился по полу. Когда он вскочил на ноги, спина его была выгнута дугой, шерсть на ней стояла дыбом, а глаза смотрели дико. Такой подлости со стороны добычи абиссинец, кажется, не ожидал. Бушмейстер припал к земле, воинственно наставив копье на котенка. Бен посмотрел на него с горячей благодарностью. Как все-таки здорово, что они познакомились с этим отважным полевым мышом, что ему удалось завоевать его дружбу! — Берегись! — предупредил врага Бен. — Теперь у мышей есть оружие, и мы с любой кошкой можем справиться. Котенок зашипел, сорвался с места и в мгновение ока исчез за углом. Бен оперся на копье, как статуя античного героя, и важно кивнул Бушмейстеру. — Славно сработано! — сказал тот. — Спасибо, что пошел с нами, — сказал Бен. Он поглядел на Бушмейстера, и на память ему пришел его старый друг, Кристиан. Кристиан был как раз из тех друзей, на которых всегда можно рассчитывать, когда придется туго, совсем как на Бушмейстера, и по натуре он был таким же оптимистом — ну ни дать ни взять полевка. Ha мгновение Бен задумался о том, как похожи были эти двое, и сердце его погрузилось в печаль. — Ура! — завопили в своих клетках кормовые мыши. Они пищали и прыгали, а некоторые тихо всхлипывали от облегчения. Янтарка чуть застонала. Бушмейстер подбежал поближе и ласково ткнулся в нее носом. Сверху раздалось приглушенное хихиканье. Бен поискал глазами его источник. Над ними висела большая клетка с черными прутьями. Внутри нее располагалось что-то вроде деревянного скворечника, окруженного искусственными джунглями из веревок, древесных веток и лозняка. В сумеречном сиянии аквариумов Бен с трудом различил какое-то животное, прятавшееся в тени. — Круто, чуваки, — сказал глубокий, громкий голос. — Этот хмырь теперь будет обходить мышей стороной. Зверь чуть пододвинулся вперед и уставился на них сквозь прутья клетки. Надо сказать, что голос был куда больше, чем он сам. Наблюдатель был одет в яркую шубку — серо-голубую с боков и спины, со светло-серым брюшком, черными кругами вокруг глаз и на ушах и четкой черной полосой на лбу. В целом он выглядел похожим на бурундука, но со слишком длинным, слишком остроконечным и, пожалуй, слишком розовым рыльцем. — Э-э… привет, — сказал Бен. — И тебе хай, чувак, — сказал неведомый зверь. Он спокойно изучал Бена, словно роль зрителя в удобной ложе его вполне устраивала. Бен не знал, что ему делать дальше. Янтарка лежала без сознания, Бушмейстер продолжал тыкать ее носом. Прямо перед ним возвышался прилавок, на котором стояла клетка с мышами. — Гляди в оба на предмет кота, — бросил Бен Бушмейстеру, направляясь к клетке, — а я пойду освобожу мышей. Прилавок был слишком высок, чтобы вот так просто на него запрыгнуть, поэтому он снял с плеча моток рыболовной лески с крюками, сделал несколько узлов и забросил «кошку» высоко в воздух. Та зацепилась за деревянный край прилавка, и Бен начал подтягиваться. Ох, это оказалось непросто! Лапы у него отчаянно ломило от усилий, но Бен твердил себе вполголоса: — А ну-ка давай, тряпка! Ты можешь, я знаю. Ты сейчас весишь не больше унции. Через несколько секунд он добрался до верха и перевалил через край. В клетке, из которой еще так недавно достали Янтарку, сидели двадцать четыре кормовые мыши. Все они находились в стеклянном резервуаре; крышка закрывала лишь половину его верхней части. Все его обитатели тут же подбежали к стеклу и, расплющив об него носы, уставились на Бена. Все они были одинакового коричневого цвета; большинство выглядели совсем молодыми, не старше пары недель от роду. — Ты кто? — посыпались на него вопросы. — Ты — дикий мыш, да? — Что ты делаешь вместе с Янтаркой? Одна гладкая коричневая мышка женского пола застенчиво поглядела на него и, страшно смущаясь, спросила: — Ты возьмешь меня замуж? — Я пришел, чтобы вас спасти, — сказал им Бен. — Мы заберем вас на Бесконечный Луг. — Ура! — закричали мыши. Они тут же принялись носиться по своему террариуму, прыгая и кувыркаясь от радости. Бен снова смотал леску и забросил крюк в клетку; тот зацепился за кормушку. Бен потуже натянул леску. — Выбирайтесь по одному, — крикнул он им. В то же мгновение мыши повисли на трапе, ловко взбираясь вверх по четыре сразу. Бен изо всех сил тащил леску на себя, чтобы узники не утянули ее к себе в клетку. Как только первая мышь спрыгнула на прилавок, Бен тут же приставил ее к делу, велев следить за обстановкой на предмет новой атаки котенка. Сам он продолжал страховать переправу, пока мыши из клетки карабкались и карабкались навстречу свободе. Скоро они уже горстями по леске сыпались из клетки. Чуть выше, на следующей полке, жили пятнистые мыши. Они увидели, что происходит что-то интересное, и бросили свое тренажерное колесо и высококачественный мышиный корм ради шоу. Когда все узники оказались на воле, Бен высвободил свои крюки из кормушки, вытянул их наружу и не без труда взобрался на верхнюю полку. Однако, когда он забросил трап к пятнистым мышам, никто из них даже не понюхал леску. — Зачем нам идти с тобой? — сказали они, вздернув носы. — У нас тут шикарный дом, а еда — пальчики оближешь на всех лапах. Тем более мы не хотим, чтобы нас видели вместе с этими мерзкими мышами. — Ага, эти грязнули нам не чета, — завопили другие. — Сами вы грязнули! — крикнул кто-то из освобожденных. — От вас пометом воняет. — Ты просто завидуешь, — высокомерно отвечали пятнистые мыши. — Потому что мы куда лучше вас. Тут с пола подала голос Янтарка: — Вы симпатичнее нас, это факт. Но все мыши по определению красивы. Люди могут этого и не замечать, но мы, мыши, должны уметь видеть истину. Бен посмотрел вниз. Янтарка пришла в себя. И говорила она мудро и рассудительно, гораздо более по-взрослому, чем, вообще-то, полагалось в десять недель. Она глядела на Бена, и в глазах ее блестели слезы благодарности. Освобожденные мыши попрыгали со стола и окружили ее, обнюхивая и обнимая. Радость встречи была беспредельной. Бен был ужасно горд, что спас мышей, и гордость его была тем сильнее, что проделал он все это сам, исключительно самостоятельно. — Истину? — продолжали тем временем препираться пятнистые мыши. — Ну хорошо. Вы — уроды. И если вы этого сами не понимаете, значит, вы не только уроды, но еще и дураки. Кого-то эти пятнистые мыши Бену ужасно напоминали… Ну конечно! Кое-кого из ребят в школе. У них никогда не допросишься доброго слова ни для кого, кроме тех, кого они считают «своими». Бен и хотел бы спасти пятнистых, но как заставишь их бежать против их собственной воли? — У меня есть для вас новость, — предупредил он их. — Бурых мышей растили на корм змеям и ящерицам, поэтому их нужно было освободить. Но теперь, если их не будет, а вы останетесь, людям придется чем-то кормить змей, и очередь вполне может дойти и до вас. Одна из пятнистых снисходительно улыбнулась Бену, словно разговаривала с клиническим идиотом. — Люди никогда не посмеют причинить вред мне, — сказала она, демонстрируя шоколадную шкурку с белоснежными пятнами. — Я слишком хороша собой. А красивые мыши слишком ценны, чтобы заносить их в меню. — Отлично, — сказал Бен, вытаскивая назад свою леску и сворачивая ее кольцами. — На месте змеи я бы лучше съел красивую пятнистую мышь, чем какую-то обыкновенную бурую. Она так красиво смотрелась бы в тарелке. Он еще раз взглянул на пятнистых мышей, ожидая, не одумается ли хоть одна из них, но они уже забрались в свое тренажерное колесо, кинулись лакомиться мышиными чипсами в йогурте или пить дорогую минеральную воду без газа из поилки. Ни одна даже не посмотрела в его сторону. — Ну, и счастливо оставаться, — сказал Бен и отвернулся. Но стоило ему отвести взгляд от верхних полок, как со своего наблюдательного пункта он заметил нечто ужасное — пестрый котенок крался по бортику аквариума на дальнем конце полки с черепахами, выискивая глазами самую беспечную из сгрудившихся внизу мышей. Все они были перед ним как на ладони, и ни одна не подозревала об опасности. И, что еще хуже, котенок был не один. Еще несколько подбирались к мышам по соседним рядам, прячась за клетками и аквариумами. Могучим прыжком Бен соскочил на пол и кинулся скорее к Янтарке. Они с Бушмейстером стояли в середине целого мышиного клубка, окаймленного торчащими наружу хвостами. Клубок пищал от радости, приветствуя Янтарку, словно она отсутствовала несколько лет и теперь со славой вернулась из странствий. — Янтарка! — вскричал он. — Твои друзья свободны. Превращай меня обратно в человека. Скорее! Совершенно сбитая с толку, Янтарка воззрилась на него. Только что на ее мордочке цвела улыбка, но теперь она поникла. Бен ясно видел ее колебание… и страх. Да, страх. «Она не хочет превращать меня обратно», — понял он. — Скорее! — крикнул он. — Сюда идут коты! Янтарка стремительно развернулась, чтобы оглядеть окрестности, и надо же так было случиться, чтобы именно в этот момент из тени выступил абиссинец. За его спиной стояли другие — черный перс с апельсинового цвета глазами, чей мех был так густ, что напоминал броню, и еще пара других котят тигровой масти. — Думаешь, ты такой крутой? — прорычал абиссинец. — Посмотрим, как ты справишься с целым прайдом. Янтарка устремила взгляд на Бена. — Я хочу… Я хочу… — прошептала она. Сердце ее билось часто-часто, словно в груди стрекотал сверчок. Она облизала пересохшие губы и в ужасе уставилась на котят. Сейчас Бен почти мог читать ее мысли: она отчаянно искала повод — любой, какой угодно, — не выполнять свою часть сделки. Что же было причиной тому? Действительно ли она так боялась его потерять? Или за всем этим стояло нечто большее? Может быть, она угадала правду — что источником ее силы был он? Котята увидели ужас Янтарки и явно приободрились. Их было очень много, ужасно много, и они наползали со всех сторон, двигаясь спокойно и неотвратимо, словно туман, вытекающий из низины и застилающий луг. Их хвосты хищно извивались в воздухе. Мало того, Бен слышал их злой, шипящий смех. Янтарка обернулась к Бену, взвесила стоящие перед ней варианты и, кажется, приняла решение: — Я хочу, — рявкнула она, — чтобы я стала гигантским противокошачьим пылесосом!!! Вспыхнули синие лучи, пронзившие ее тело насквозь, над головой с треском разорвался целый пучок ослепительных молний, прожигая дыры в потолке и искрами рассыпаясь о стены. Янтарка взревела, и ее голова прямо у всех на глазах превратилась во что-то ужасное. Куски металла лезли через шерсть, словно изнутри рвался на свободу какой-то жуткий железный еж. Внезапно ее подняло высоко в воздух над толпой мышей. Серый мышиный мех стал длинными иглами, будто внутри у Янтарки прятались связки копий. Передние и задние лапы обросли ужасающего размера железными когтями. Грудь и живот превратились в прозрачные пластиковые резервуары, сквозь стенки которых были видны внутренности, выглядевшие теперь как путаница стеклянных труб. Изнутри них доносился жуткий ревущий звук, достойный тяжело груженного цементовоза. В довершение картины продолговатый мышиный нос стал большущей пушкой. Однако хуже всего были ее глаза. Мало того, что они колоссально увеличились в размерах, так и еще и сверкали, как целые жаровни зеленого пламени. Окружавшие ее мыши завизжали от ужаса и кинулись врассыпную. Янтарка теперь была огромной — хотя и довольно неуклюжей, но что с того! — и представляла для них опасность не меньшую, чем любая кошка. Она взмахнула тем, во что превратились ее передние лапы, чтобы за что-нибудь удержаться, и смахнула на пол черную клетку, висевшую у Бена над головой. От удара ее дверца распахнулась, и бурундукообразный обитатель юркнул под прилавок в поисках убежища. Абиссинец глядел на превращение Янтарки с откровенным ужасом; спина его выгнулась дугой. — Тебе нас не испугать! — прошипел он. Янтарка ринулась по проходу между клетками мимо аквариума с рыбой-ангелом, которая в панике открывала и закрывала рот. В два шага она преодолела разделявшее их расстояние и огромным прыжком приземлилась прямо в гущу котят. Слууууррррппп! В мгновение ока она всосала абиссинца, и Бен увидел, как насмерть перепуганный котенок кувыркается в трубах ее стеклянного брюха, в отчаянии царапая прозрачные стенки и тщетно открывая рот в безмолвном крике. Затем он со стуком упал на дно пылесборника, и его закрутило вдоль стенок, периодически стукая об них. Янтарка подняла свой длинный хвост, теперь покрытый металлическими шипами и похожий на сверкающий поливной шланг. Она нацелилась над ближайшим рядом аквариумов; абиссинца с ревом протащило по нему и выбросило в воздух. Словно пушечное ядро пролетев над рыбами, он шлепнулся на пол комком пищащего и слабо подергивающегося меха. Там он и остался, лежа на спине, беспорядочно хватая когтями воздух и глядя в никуда расширенными от ужаса глазами. Его сообщники повыгибали спины и теперь шипели от страха, осторожно пятясь назад, но не решаясь бежать. Янтарка ринулась на них. Котята завизжали. Они ругались и царапались, как это делают самые злые и испорченные дети. Они пытались удрать, уползти от нее под аквариумами или уйти верхами по полкам, но ничто не могло их спасти. Янтарка вертелась посреди этого хаоса, всасывая их легко, словно комочки пыли, и выстреливала ими через всю комнату, как школьники — шариками жеваной бумаги через трубочку. Бен взирал на это в ужасе, и причиной ужаса была не сила Янтарки, но то, как безрассудно она ее тратила. Она забирала сейчас всю магию, которую он так долго хранил и накапливал внутри. А мыши ликовали, глядя, как Янтарка расправляется с котятами. — Йу-ху-у! — кричали они. — Дважды подумай, когда связываешься с мышами! То была великая победа для Янтарки. И, увы, великое поражение для Бена. Бурундукообразный незнакомец незаметно подобрался к нему. — Чего такой унылый, чувак? — спросил он своим низким голосом. — Она не превратила меня обратно в человека, — с горечью сказал Бен. — Она не сдержала обещание. И что-то мне подсказывает, что и не сдержит. Глава одиннадцатая ЧЕРНЫЙ МАГ В каждом из нас живет небольшое славное чудовище. Ночекрыл Внезапно в дальнем конце комнаты, возле двери, возникло что-то темное, шевелящееся и настолько гадкое на вид, что глаза почти отказывались его воспринимать. Янтарка носилась по зоомагазину за котятами, глотала их целиком и выстреливала прочь. Ее мысли тонули в багряном потоке гнева. Она ни на мгновение не забывала, какое удовольствие светилось в глазах мучившего ее абиссинца. В голове вертелась милая песенка, которую пела Домино, сидя на заборе, — песенка про отгрызание голов мышам. И тут Янтарка поняла то, что никогда ранее не приходило ей в голову: для кошек убийство было игрой. Сколько мышей уже погибло в кошачьих лапах? А сколько лет времени? Сколь обширен мир? И сколько — сколько мышей умерло в муках в этом безначальном, беспредельном мире? — Прекратите! — ревела Янтарка сквозь застилавшую глаза алую дымку гнева. — Прекратите убивать нас! Немедленно! Все вокруг нее расплывалось в радугу неясных пятен. Янтарка преследовала злых котят по всему магазину, мимо витрин с жевательными игрушками для щенков, вокруг искусственного пруда, где журчали фонтаны и огромные японские карпы лениво ходили под круглыми листьями кувшинок, прямо по клеткам с ящерицами и игуанами, обитатели которых пытались, невзирая на все происходящее, нежиться под лучами искусственного солнца. В погоне за белым котенком она врезалась в большой мешок рыбьего корма. Сушеные мухи и солоноводные креветки пронеслись по ее стеклянному кишечнику и сверкающим облаком повисли в воздухе. Сиамский котенок попытался забраться на птичью клетку и рухнул вместе с ней на пол. Потянувшись за ним, Янтарка снесла стойку с собачьими ошейниками. Она гонялась за котятами, отыскивала их за ящиками с собачьей едой и под прилавками. В поисках жертв она громила магазин, ломала клетки и рвала мешки с канареечным семенем. Увидав на ближайшей стене крупного котенка, Янтарка кинулась к нему и вонзила в тушку когти. Котенок порвался пополам, и только тогда она поняла, что напала на фотографию. Всего лишь на фотографию. Стена, на которой та висела, была сделана из шлакоблоков. Янтаркины когти оставили на них глубокие царапины. Она в ужасе уставилась на дело своих лап. Где-то далеко-далеко тоненький голосок взывал: — Янтарка, остановись! Прекрати, не надо! Она медленно повернулась и посмотрела вниз. На полу, неподалеку от ее когтистых железных ног стояли Бен и Бушмейстер. У обоих в лапках были копья; на голове Бена красовался этот дурацкий шлем из ореховой скорлупки. Бушмейстер пялился на нее со смесью удивления и ужаса. — Прекрати! — кричал ей Бен, размахивая лапами. — Котят больше нет. Они все у себя в клетке. Янтарка обернулась. Насмерть перепуганные котята и вправду уже сидели в клетке, все еще дрожа от пережитого ужаса. Янтарка на самом деле вовсе не хотела их поранить и сейчас со странным чувством подмечала охромевшие лапы, надорванные уши, подбитые глаза. Всюду, куда ни падал ее взгляд, обитатели магазина в ужасе выглядывали из своих укрытий или сидели тихо, не показывая и носа наружу. В аквариуме с черепахами не было никаких черепах, а на дне лежала груда вроде бы пустых панцирей. Змеи с рекордной скоростью вырыли норы в устилавшем их террариумы песке. Попугаи-какаду забились в самые темные углы клеток и притворялись просто кучками перьев. Сердце Янтарки колотилось так сильно, словно в груди у нее бухал большой кузнечный молот, пытаясь пробить себе дорогу наружу. «Я высокая, как человек, — думала она, — Все кругом куда меньше меня. Ничто больше не может причинить мне вреда». Впервые в жизни Янтарка поняла, что это такое — быть свободной, свободной от страха, что тебя съедят, свободной идти, куда тебе захочется, не боясь за себя. «Как же это, должно быть, здорово — быть человеком, — думала она. — Никаких тебе клеток. Можно спокойно жить, не боясь состариться». Она снова посмотрела вниз и увидела Бена. Он был ужасно симпатичным — стройным, и сильным, и обаятельным. — Хочу, — сказала она, — быть снова мышью. Сейчас же. И она тут же съежилась. Металлические шипы и иглы стали плотью. Прозрачный пластиковый мешок брюшка стал мягким и порос мехом. Она снова была мышью — до смерти усталой, вымотанной, тяжело хватающей ртом воздух. К ней подошли Бен и Бушмейстер. — Куда девались остальные? — слабо спросила Янтарка. — Попрятались, — ответил Бен. — Они жутко перепугались. Отсюда, снизу, Янтарке было совершенно понятно почему. По всему полу были раскиданы банки с консервированным кормом, порванные мешки и битое стекло. — Туда, — сказал Бен. Он провел их вдоль ряда и за угол в отдел рыб. Янтарка, оторопев, созерцала причиненные ею разрушения. Один аквариум был разбит, весь пол залит водой. Яркие тропические рыбки подпрыгивали и разевали рты среди белого песка. — Хочу, чтобы аквариум был целым, — сказала Янтарка. В то же мгновение вода вместе с рыбами вернулась в резервуар, а Янтарка усилием мысли залечила трещины в стекле. Нижние полки этого ряда были заполнены керамическими статуэтками — затонувшими кораблями с зияющими в бортах дырами, сквозь которые так любят шнырять гуппи и меченосцы; пиратскими черепами, из глазниц которых имеют обыкновение выглядывать декоративные угри, а на зубах оттачивают стоматологические навыки донные чистильщики; домиками с привидениями, где души покойных крабов могут десятилетиями жить незамеченными, в тайне от живых. Бен подвел Янтарку к старому деревянному сундуку с сокровищами, окованному железными кольцами, из которого струился поток золотых монет, — все, разумеется, бутафория. Поддев крышку носом, он откинул ее — внутри съежились, дрожа, зоомагазинные мыши. Узрев Янтарку, они едва не лишились чувств от страха. — Не трогай нас, — пискнул тоненьким голоском какой-то мышонок. — Пожалуйста! Янтарка больше не была для них мышкой, которая выросла в одной клетке с ними, — и она это с ужасающей отчетливостью поняла. Они смотрели на нее и видели не светлую спасительницу, а… а чудовище. — Простите, — пролепетала Янтарка. — Я вас не трону. Я бы ни за что не причинила вам вреда. Она обвела взглядом все причиненные ею разрушения и представила, как все приходит в порядок. Надо, чтобы порванные мешки с кормом снова стали целыми… и убрать вмятины со всех банок… — Не пытайся все тут починить, — посоветовал Бен, словно прочитав ее мысли. — Экономь магию. Что-то в его голосе заставило ее серьезно обеспокоиться. — Что ты имеешь в виду — «экономь магию»? — Не знаешь? — горько сказал Бен. — Она, вообще-то, имеет свойство кончаться. — Кончаться? — Ну, как еда в твоей кормушке, — попытался объяснить Бен. — Каждый раз, как ты немного отъедаешь, еды становится меньше, пока она не кончится совсем. — Ой, — пробормотала Янтарка. На нее обрушилось понимание. Еще мгновение назад могущество и осознание собственной опасности пьянило ее, а сейчас… сейчас она чувствовала себя совершенно сбитой с толку. — Ты вот о чем подумай, — продолжал Бен. — Против тебя выступили могущественные колдуны, но все, что они покамест сделали, — это послали нескольких симпатичных котят поиграть с нами. Враги просто пытаются измотать тебя. Боюсь, настоящая битва еще даже не начиналась. Он со значением посмотрел на нее, и Янтарка поняла, что он может быть и прав. Возможно, они все еще были в опасности. — Давайте уберемся отсюда, — сказал Бен мышам в сундуке. — И поосторожнее. Прыгни, остановись, оглядись. Прыгни, остановись, оглядись. Мыши начали выбираться из сундука, поскальзываясь на золотых монетах. Потом они послушно засеменили за Беном. Комната была полна теней. Ничто не шевелилось в них, но, когда Янтарка миновала конец ряда, до нее донесся топот лап. Один раз… два… три раза шаги прозвучали сверху, с пластиковой крышки ближайшего ряда аквариумов. Она стремительно оглянулась и краем глаза успела заметить темную тень, перемахнувшую с их ряда на соседний. Это произошло так быстро, что впору было подумать, будто ей почудилось. Но в следующий момент неведомый преследователь, клацнув когтями, приземлился на пирамиду банок и пропал в тенях. — Что это было? — в страхе закричали мыши. Янтарка, как ни старалась, не могла ничего разглядеть. Однако стало ясно, что за ними следят. Достигнув конца ряда, они повернули и осторожно направились в сторону черного выхода. Прыгни, остановись, оглядись. Прыгни, остановись, оглядись. Кормовые сверчки под первым прилавком почти все замолчали. Только какой-то солист продолжал выводить мелодию в темноте. В террариуме на полке извивались какие-то растения тошнотворно-зеленого цвета. Янтарка увидела движение среди них, и в тот же миг три мыши одновременно вскрикнули. Это был рогатый хамелеон — зеленый, как листья, среди которых он скрывался. Двигался только его странный маленький глаз. Янтарка попыталась успокоить себя мыслью, что от двадцати семи перепуганных мышей мало что сможет укрыться, и ей это даже почти удалось. Бен сделал знак остановиться и прошептал: — Пойдем под полками. Следуйте за мной цепочкой. Старайтесь, чтобы вас не заметили. Янтарка, я пойду впереди. Ты будешь замыкающей. Бен подкрался к двери кладовой и пролез под ней. Оказавшись в подсобном помещении, он кинулся к стеллажу, на котором возвышался террариум, и протиснулся в узенькое пространство между ним и стеной. Шириной оно было всего сантиметра полтора — как раз ровно такое, чтобы по этому коридору могла пробраться мышь. Это позволило Янтарке чуть-чуть расслабиться — никакой большой зверь не смог бы пролезть сюда за ними. Они крались по проходу и уже покрыли половину расстояния до двери. Наверху стоял террариум, полный гигантских комодских варанов, безмятежно спавших под ультрафиолетовыми лампами. После него был еще один, в котором мерно посвистывали во сне огромные змеи. Тут Янтарка снова услыхала сзади топоток. Оглянувшись, она увидела, как какое-то животное просочилось под дверь и рысью выбежало на середину комнаты. Кто бы ни преследовал их сейчас, он был куда крупнее мыши — и длиннее, и, увы, выше. Неизвестный враг пробежал мимо устья щели, по которой они крались, и пропал. «Ох, кажется, он потерял наш след», — с облегчением подумала Янтарка. И протиснулась еще чуть вперед. Бен как раз достиг того места прохода, где к самой стене был придвинут огромный аквариум. От расположенных в стене розеток в него уходили провода, подсоединенные внутри к какой-то коробке. Коробка бурлила и выпускала в мутную, заросшую водорослями воду струи пузырьков. Бен взял копье в зубы, подбежал к ближайшему к нему проводу, вспрыгнул на него и начал карабкаться вверх. Взобравшись на крышку аквариума, он взял копье в лапу и встал на страже, пока остальные мыши одна за другой следовали его примеру. Янтарка подождала своей очереди, вцепилась в толстый резиновый провод и принялась взбираться по нему, как по плети вьюнка. Забравшись достаточно высоко, она заглянула в аквариум. Внутри плавали громадные рыбы отвратительной наружности с зубами, не менее острыми, чем те, что были на вооружении у котят. Они кружили в своей прозрачной тюрьме и время от времени бросались на стекло, пытаясь дотянуться до Янтарки. Она поднялась на бортик и, к своему ужасу, обнаружила, что большая часть аквариума сверху совершенно открыта. Мыши перебегали его по узенькому мостику, сделанному из деревянной планки. Янтарка была уже на середине, когда она вдруг что-то почувствовала. Впереди была опасность, совершенно явная опасность, хотя ее нельзя было ни увидеть, ни услышать, ни даже унюхать. Янтарка чувствовала, что там притаилась смерть. — Стойте! — крикнула она мышам. Шедшие впереди тут же остановились и недоуменно оглянулись на нее. Вокруг было очень тихо, и дурное предчувствие от этого стало только еще более навязчивым. Внезапно в дальнем конце комнаты, возле двери, возникло что-то темное, шевелящееся и настолько гадкое на вид, что глаза почти отказывались его воспринимать. По виду это напоминало осьминога, волочащего за собой большущую дохлую крысу. Крыса, однако же, зыркала глазами по сторонам и, судя по всему, была ужасающим образом жива. Чудовище явно вышло на тропу охоты. Оно замерло в середине комнаты и вперило в темноту пылающий яростью взор трех глаз — глаз, столь полных боли и муки, что они походили на адские угли. Скрывающуюся в тенях Янтарку оно видеть не могло, к тому же его слепил неоновый свет аквариумов. Тут чудище изобразило щупальцами некий мистический знак весьма осмысленного вида, и воздух вокруг него потемнел и стал тенью. Жуткое создание потонуло в клубящемся темном тумане. Сгусток тьмы потек прочь от Янтарки и умостился в углу между мешками с канареечным семенем. Там он выглядел просто как еще одна тень, разве что чуть потенистее остальных. Каждый Янтаркин нерв вопил об опасности и о чем-то похуже, чем любая опасность: это создание не было естественным, его породила не природа. И оно охотилось именно за ней. Очень тихо она двинулась вперед, следом за Беном и другими мышами. Вскоре они снова спустились за ящики и продолжили свой тайный путь вдоль стены, медленно, но неумолимо продвигаясь к двери. Первым конца тоннеля достиг Бен. Он высунул голову наружу, осмотрелся и пропал в дыре. За ним сразу же последовал Бушмейстер. Где-то впереди, в начале цепочки, мышиный голос прошептал: — А теперь все выбираемся наружу, по одному. Третья мышь выскользнула на свободу, за ней четвертая, но напряжение было столь велико, что уже следующая за ними не дождалась своей очереди и ринулась вперед, как только хвост ее товарки исчез в дыре — и вот уже все мыши, толкаясь и отпихивая друг друга, устремились наружу. Янтарка терпеливо ждала, внимательно следя за тем, что творилось в полутемной комнате. И тут тень, что была чуть темнее других теней, отделилась от мешков с кормами и потекла по полу к ним. Внутри темного клубка Янтарка различала мерное, гипнотическое шевеление. По щупальцам пробегали волны, голубые огни вспыхивали в тумане. Низкий шепот плел слова заклинания, от звуков которого у Янтарки вся шерсть встала дыбом. Внезапно ком чего-то, подозрительно напоминающего слюни, вылетел из середины туманного клубка и, прочертив в воздухе дугу, в последний момент развернулся во что-то вроде огромной паучьей сети из мерцающей зеленой слизи. Она рухнула на мышей, придавив их к полу. Они попытались бороться, но тем самым лишь сделали себе хуже — при малейшем касании их лапы и спины прилипали к паутине. Тем временем монстр протянул щупальце и сгреб длинную зеленую нить слизи. Утробно ворча, он тащил и тянул сеть к себе. Янтарка выступила из теней и вскричала: — Хочу, чтобы… — Но, увы, это было все, что она успела сказать. Второй ком слизи ударил прямо в нее. Это было почище кирпича. Из Янтарки вышибло дух. Ее отшвырнуло назад и намертво приклеило к стене; зеленая слизь покрывала ее целиком. Неведомая субстанция оказалась столь липучего свойства, что Янтарка не могла двинуть и лапкой; даже рот раскрыть оказалось невозможным. Через щелку в склеенных веках она видела, как испарилась тень и монстр предстал перед ней во всей своей красе. — Я — могучий Крызилла, — пророкотал он, подымаясь на задние лапы. — Пробил час твоей гибели. Взмахнули склизкие щупальца, и синяя молния выстрелила в Янтарку. В то же мгновение, или долями мгновения раньше, в голове у нее сверкнула мысль — простая мысль, скорее даже желание: немедленно оказаться снаружи, подальше от всего этого безобразия. Послышался свист ветра и негромкий хлопок — и вот уже Янтарка вместе со всеми остальными зоомагазинными мышами катились кувырком по асфальтовой подъездной дорожке и окаймлявшему ее газону. Янтарка со всего размаху врезалась в одуванчик, и целый сугроб белого одуванчикового пуха осыпал ее с головы до лап. Снова рвануло воздух, раздался взрыв. Мимо них и дальше в сторону парковки стремительно пронеслась дверь зоомагазина, а из образовавшегося пролома полыхнуло огнем и вырвались клубы дыма. Сквозь дымовую завесу наружу выбрался Крызилла, жестокий и непреклонный. Он грозно уставился на мышей, причем все три его глаза смотрели в разные стороны. Клубок щупалец, извивавшихся вокруг пасти, тоже, очевидно, портил обзор. — Ara! — вскричало чудовище несколько наугад. — От меня не скроешься! За спиной Крызиллы — как раз там, где полагалось быть двери, — вдоль стены тихо крались Бен и с ним еще пара зоомышей. Бен крепко сжал копье и прянул в сторону монстра могучим прыжком, но тот развернулся на месте, схватил Бена в полете всеми восемью щупальцами и подбросил выше крыши магазина. — Помогите! — пискнул Бен. — Оставь нас в покое! — взревела Янтарка. И вдруг, как по мановению волшебной палочки, Крызилла, кувыркаясь, взмыл в воздух и, пылая и рассыпая фиолетовые искры, как фейерверк, унесся в стратосферу. Янтарка не имела ни малейшего представления о том, куда именно он направлялся. Она смотрела вверх, а Крызилла поднимался все выше и выше, улетая от них к черным облакам. — И я хочу, чтобы ты никогда не вернулся, — сурово добавила она. Три ослепительные молнии ударили из трех разных точек горизонта, прочертив ночное небо и встретившись там, где все еще возносился ввысь фиолетовый бенгальский огонь. От последовавшей вспышки Янтарка на мгновение ослепла. Небеса глухо рыкнули, недвусмысленно выражая свое неудовольствие. Бен шлепнулся на землю подле Янтарки. Над его головой кружились звездочки. Мыши кругом разразились криками восторга. Они кинулись к ним, вопя: — Янтарка — Убийца кошек! Ура Янтарке Отважной! Их голоса звучали словно издалека. Янтарка устремила взор в темное небо; глаза ее наполнились слезами. Сердце в ее груди рвалось на части. — Пора, — сказала она. — Пора мне превратить тебя обратно в человека. Бен удивленно воззрился на нее. — Но… — попытался возразить он. — Никаких но! — отрезала Янтарка. — Ты выполнил свою часть нашего договора и сделал это совершенно героически. Ты помог освободить мышей мира, и поэтому настало время получить заслуженную награду. — Но это не так, — поспешно возразил Бен. — Я не выполнил свою часть договора. Янтарка уставилась на него, не в силах поверить своим ушам. — Что ты хочешь сказать? Почему это ты не выполнил свою часть договора? — Я не освободил всех мышей мира, — твердо сказал Бен. — Я помог освободить мышей из твоего зоомагазина, но это всего лишь один-единственный зоомагазин. На свете тысячи и тысячи других зоомагазинов, а в них — миллионы мышей, которым тоже нужна свобода! Даже если мы с тобой будем находить по магазину в день и освобождать там всех мышей, мы никогда не закончим эту миссию. Я долго думал над этим. Вы, мыши, слишком быстро размножаетесь, и, что бы мы с тобой ни делали, каждый день в клетках будет рождаться куда больше мышей, чем мы сможем освободить. В голове у Янтарки что-то щелкнуло. Насколько велик мир? Она не имела ни малейшего понятия. Бен говорит, что он куда больше, чем она себе до сих пор представляла. Можно ли вообще освободить всех живущих в нем мышей? Отпереть все клетки на свете? И потом: зачем Бен ей все это сказал? Но она тут же поняла. — Спасибо тебе за честность, Бен, — произнесла она. — Это очень благородно с твоей стороны. Очень просто быть честным, когда на кону ничего не стоит; но когда правда может стоить тебе очень дорого — это куда сложнее. Но как бы там ни было, мы с тобой заключили договор. Про себя я воспринимала его так, что ты должен помочь мне освободить мышей из зоомагазина, в котором я родилась, — и только. И поэтому я в свою очередь тоже дарю тебе свободу. Янтарка подняла лапки в магическом жесте — он получился сам собой и ощущался очень естественно, — собираясь вернуть Бену его человеческую природу, как вдруг он ее остановил. — Погоди, — сказал он. — Я хочу попрощаться с Бушмейстером. Он обернулся к толпе мышей, окружавших их с Янтаркой. — Бушмейстер, — позвал он. — Бушмейстер? Но того нигде не было видно. Бен заметался среди мышей, зовя друга; ему вдруг стало страшно. Янтарка вдруг вспомнила о странном создании, кравшемся по их следам в зоомагазине. Кто это был? Котенок? Хорек? — Бушмейстер, где ты? Она пожелала немедленно увидеть его, и тут же дверь, которую взрывом вынесло из зоомагазина, вновь взлетела в воздух метров на десять и мягко спланировала обратно на землю, словно лист, гонимый осенним ветром. Под нею лежал Бушмейстер. — Вот он! — закричал Бен, кидаясь к нему. Янтарка поспевала следом, перескакивая через торчащие из трещин в асфальте пучки травы. На парковке было довольно темно — лишь одинокий уличный фонарь отбрасывал бледный конус света, и поэтому, только подобравшись поближе, Янтарка с ужасом поняла, как же сильно досталось Бушмейстеру. Темная кровь текла из носа и ушей, все тельце дрожало мелкой дрожью, а лапки беспорядочно дергались. Взгляд его был устремлен вверх, но, кажется, Бушмейстер уже ничего не видел. — Он умирает! — вскричал Бен. С глазами, полными слез, он обернулся к Янтарке. — Спаси его, — голос его прерывался от муки. Янтарка посмотрела на полевого мыша и поняла, что сделать уже ничего нельзя. Бушмейстер не умирал. Он был уже мертв. Должно быть, он оказался как раз за дверью, когда Крызилла вышиб ее магическим ударом. — Боюсь, он уже покинул нас, — тихо сказала Янтарка. — Тогда верни его! Верни его из мертвых! Янтарка остолбенела. Неужели это в ее власти? До каких же пределов она простирается? — Я хочу знать, жив ли он еще, — сказала она. В тот же миг она услышала его сердце. Оно страшно частило, но уже начинало захлебываться, словно билось из последних сил. А еще она теперь могла видеть Бушмейстера насквозь, как если бы тельце его было из стекла. И там, в самой его серединке, глубоко-глубоко внутри, горел свет — маленькая искорка, мигающая и отчаянно борющаяся за жизнь. — Пожалуйста, — попросил Бен, — исцели его. Даже если это заберет все наши силы! Янтарка посмотрела на Бена. Он был готов пожертвовать собой, он предлагал ей использовать всю его силу. Ее сердце едва не разорвалось от боли и восхищения. Какой же он благородный мыш! — Бушмейстер, полевой мыш, — вскричала Янтарка, — я желаю, чтобы ты был жив и здоров! Бушмейстер дико дернулся и забил лапками. Янтарка видела внутри него крошечный свет, готовый угаснуть навсегда. Мыш повернул голову набок, раздался громкий треск. Его череп, выглядевший малость свернутым на сторону, принял нормальную форму. Под шкуркой произошло какое-то движение, и разорванное раной меховое брюшко будто бы застегнули на молнию. Еще некоторое время он продолжал биться и стонать от боли, потом внезапно вскочил и диким взором окинул окружающих. Его глаза прояснились, внутри них вспыхнул огонь, мигнул и превратился в пламя живой мысли. На Янтарку смотрел Бушмейстер, целый и невредимый. — Я видел его! — вскричал он. — Я его видел! Там, на Бесконечном Лугу. — Кого видел? — спросил Бен. — Великого Владыку Полей и Болот. Он кинулся к Бену. — Ты должен это увидеть! Кругом была тьма и туман и еще — нора, которая вела к свету. И когда я пролез в нее, я увидел пышно разросшиеся дикие бобы и подсолнухи, высокие, как деревья, и поля, благоухающие так сладко, что можно есть даже тамошнюю грязь. И никаких тебе ястребов в небе или ласок в норах. Я видел мышей и полевок, резвящихся и играющих на воле, ничего не боящихся, свободных от страха. И тогда Он явился мне в великом сиянии, и… и… и он сказал мне, — продолжал Бушмейстер, повернувшись к Бену и глядя ему в глаза, — что моя работа здесь еще не закончена. «Храни верность, — сказал он мне, — и велика будет твоя награда». И тогда меня потянуло назад, в нору, и мне не хотелось покидать это благословенное место, но, прежде чем я понял, что происходит, я был уже здесь, с вами. Бен бросился к нему, обнял и, припав головой к плечу, разразился слезами. — Я так счастлив, что ты с нами, — только и мог сказать он. Мыши снова принялись шумно ликовать. Янтарка печально наблюдала за ними, давая Бену время попрощаться с друзьями. — Ух, как хорошо, что все позади, — пискнула одна из самых молодых мышек. — А теперь — что тут можно поесть? Янтарка вдруг поняла, что и она тоже страшно голодна. Это был долгий и трудный день, теперь действительно не мешало перекусить и поспать. Бен окинул взглядом асфальтовые просторы парковки в поисках чего-нибудь. Потом перевел взгляд на малышку и улыбнулся. — Ты голодна? — спросил он ласково. — Что ты любишь есть больше всего? — Мышиные крокеты, — с готовностью отвечала она. — Боюсь, снаружи зоомагазина никаких мышиных крокетов мы не найдем. А что ты меньше всего любишь есть? — Мышиные крокеты, — с готовностью отвечала мышка. Бен странно посмотрел на нее, но тут вмешалась Янтарка. — Она же никогда не ела ничего, кроме мышиных крокетов, понимаешь? — пояснила она. — Тебе стоит попробовать коренья, — вставил Бушмейстер. — Вот уж что действительно вкусно так вкусно! — А ты что любишь? — спросила юная мышь, забавно извиваясь из стороны в сторону и не отрывая взгляда от Бена. Янтарка внимательно посмотрела на нее и тут же поняла, в чем дело: молодая леди явно запала на Бена. И немудрено: герой был так прекрасен, так отважен. Он победил кошку и подарил всем свободу. Но, увы, Душистый Горошек, так ее звали, была слишком юна для Бена. — А я хочу пиццу, — сказал Бен. — Ветчина, ананасы и плюс большой стакан газировки. — О, давайте, давайте это попробуем! — восхитилась мышка, вряд ли понявшая, о чем идет речь. Бен расхохотался и почему-то взглянул на Янтарку, словно спрашивал ее разрешения. Глава двенадцатая БУРЯ Сегодня ты можешь дернуть аллигатора за хвост; но не забывай, что завтра он может слопать тебя на обед. Руфус Мухолов Облако было похоже на дракона, распахнувшего крылья и летящего прямо на них, — призрачного и пурпурного. Бен и зоомагазинные мыши праздновали свою удачу в пиццерии «Толстого Джима». Провести туда мышей Бену оказалось проще простого: всего пара кварталов — и они там. А потом Янтарке оставалось только пожелать, чтобы люди внутри зачем-то вынесли наружу, на столики под навес, несколько готовых пицц и газировку в придачу. Толстый Джим проделал это сам. Он поклонился и шаркнул ножкой и долго рассыпался в благодарностях дорогим гостям, оказавшим ему честь, посетив его заведение. Выглядел он при этом несколько обалдевшим и, судя по всему, совершенно не отдавал себе отчета, с кем говорит. Пиццы были с пылу с жару — прямо из печки. Ветчина и ананасы, пепперони и сыр, одна — со всем вместе, а другая, заказанная специально для Бушмейстера, — специальное предложение, «Мечта вегетарианца». Газировку подали в огромных стеклянных стаканах, каждый с кучей соломинок и салфеток. Мыши осторожно принюхались к пицце, и Бену было очень приятно услышать, как их животики жалобно заурчали от голода. Бушмейстер отважно подобрался к краю своей пиццы, запустил лапу в дымящуюся ароматную массу и вытащил горсть расплавленной моцареллы. — Ого, — сказал он, откусив кусочек, — а тут в ней и плесень есть! — Ага, — поддакнул Бен. — Это такое заплесневелое молоко. Мы, люди, называем его сыром. — Отлично! — оценил кушанье Бушмейстер. — Это мне по-настоящему нравится. Он рысцой обежал кругом пиццы, с восхищением разглядывая представшее его глазам чудо и приговаривая «ох» и «ах» и «ух ты!», а потом принялся с удовольствием угощаться артишоками, вялеными помидорами, грибами и прочими вкусностями. Вдохновленные его примером, мыши полезли в пиццы. Некоторые попытались добраться до газировки, но стеклянные стенки стакана к этому как-то не располагали. Янтарка нажелала вилку, которая тут же прислонилась к краю стакана на манер трапа. Все получили море удовольствия, наблюдая за шоу Бушмейстера, который взбежал по вилке, оттолкнулся от края и, проделав двойное сальто, шлепнулся пузом вниз в стакан и погрузился на самое дно, глядя на них выпученными глазами через стекло и пуская ртом пузыри, словно заправская рыбка-телескоп. Молодежь даже решилась последовать за ним, так что вскоре стакан превратился в плавательный бассейн. Бен до отвала наелся своей любимой пиццей с ветчиной и ананасами. Наверное, именно так себя и чувствуют праведники в раю — целая пицца размером с летающую тарелку и высотой почти с него, и все ему одному. Он лениво обгрызал корочку, любуясь выросшими в клетке мышами, которые теперь резвились на свободе, когда к нему подошла Янтарка. — Спасибо тебе, Бен, — сказала она. И, помолчав, добавила: — Я должна извиниться перед тобой. — За что? — не понял Бен. — За то, что плохо о тебе думала, — призналась Янтарка. — Я боялась, что ты нарушишь наш договор или вообще сбежишь. А самое главное — я теперь понимаю, что не имела никакого права принуждать тебя к такому договору. Это не твоя вина, что другие люди издеваются над мышами. — Спасибо тебе, — сказал Бен. — И ты меня тоже извини. Я не должен был пытаться скормить тебя той ящерице, что бы ни говорил мой папаша. Они помолчали. — Ты заставил меня исцелить Бушмейстера, — прошептала задумчиво Янтарка. — Это было очень храбро с твоей стороны. — Я должен был. Он же мой друг. — Ты всегда так верен своим друзьям? — Не знаю, — честно признался Бен. — У меня их не то чтобы много. Раньше у меня был друг, Кристиан. Но потом он уехал. Горло его сжалось, когда он заговорил о Кристиане. Он никогда еще никому не говорил того, что собирался сейчас рассказать Янтарке. — Его папа сказал мне, что ему дали работу на пингвиноперерабатывающем заводе в Антарктике и теперь им надо уезжать. Но это неправда. Ребята в школе говорили, что Кристиан заболел и его положили в больницу. У него был рак. Наверное, там он и умер, потому что если бы он был жив, то уж наверняка прислал бы мне письмо по е-мейлу, или позвонил — просто поговорить, или… или… Янтарка придвинулась к нему и погладила его мех лапкой. Это было приятно, но тут до Бена дошло, что рядом сидит девчонка и гладит его. — Чего это ты делаешь? — вопросил он, отодвигаясь. — Расчесываю тебе мех, — безмятежно отвечала Янтарка. — Зачем это? — Чтобы блохи не заводились. — А… — протянул Бен. Он придвинулся обратно, разрешая ей продолжить это приятное занятие. Печаль переполняла его душу. Где бы ни был сейчас Кристиан, им вряд ли суждено когда-нибудь встретиться. Небо у них над головой глухо заворчало, и с него начал сыпаться град. Он падал и падал, и сияющие круглые голыши размером с добрый булыжник отскакивали от мостовой, как мячи. Мыши завороженно наблюдали за спектаклем. Молния с грохотом распорола небо от горизонта до горизонта. Полосатые зонтики, расставленные перед пиццерией, лишь слегка хлопали на ветру; мыши были отлично защищены от непогоды. Всего несколько небольших градин стукнулось об стол. — Ты готов стать снова человеком? — тихо спросила Бена Янтарка. Тот кивнул. — Слушай, — сказал он поспешно. — Когда ты превратишь меня обратно в человека, я вряд ли смогу и дальше понимать мышиную речь. Но я хочу, чтобы ты знала: ты всегда будешь желанной гостьей в моем доме. На самом деле я даже подумывал… может быть, ты и другие мыши из магазина согласитесь жить у меня на заднем дворе? Я мог бы приносить вам еду и все такое… Янтарка благодарно улыбнулась и, перестав расчесывать его мех, обняла Бена. — Я была бы очень рада, — просто сказала она. И, помолчав минутку, добавила: — Бен, ты все еще думаешь, что я безобразная? Как… как тот червяк, ну, который паразит, да? — Нет, — честно ответил Бен. — Я думаю, что ты самая красивая мышь на свете. И тогда, глядя на него сверкающими от слез глазами, она произнесла: — Бен Чаровран, я хочу, чтобы ты стал снова человеком. Боль пронзила его, когда кости затрещали и начали расти под кожей. Бен мгновенно надулся до размера доброй собаки; хвост чувствовал себя так, словно позвоночник пытается втянуть его обратно. Нос тоже устремился внутрь черепа. Бен, тяжело дыша, уставился на свою лапу, прямо у него на глазах превращавшуюся в руку. А потом случилось что-то странное. Янтарка закричала от боли и отшатнулась от него, упав на столешницу. А Бена начало сжимать обратно в мышь, потом снова надуло, как рыбу фугу, причем хвост тут же радостно вырос обратно. Шкура его то вздувалась, как пузырь, то опадала. Сейчас его лапа была большой, как человеческая рука, но при этом покрыта шерстью и с когтями, как полагается уважающей себя мышиной конечности, а после вновь уменьшалась до вполне приличных размеров. — Что случилось?! — вскричал Бен сквозь сотрясавшие его метаморфозы. — У тебя закончилась сила? Но, взглянув на Янтарку, он понял, что ответить она не сможет. Она лежала на столе, почти без памяти, и корчилась, и извивалась, и кричала от боли. — Янтарка! — закричал Бен, кидаясь к ней и не обращая внимания на ноги, лапы, или чем там еще успели стать его конечности. И вдруг он стал мышью, обычной, не склонной к изменениям формы мышью. Но Янтарка все еще дрожала и изгибалась в судорогах и все так же не приходила в сознание. Небеса снова заворчали, словно раскат грома прокатился вдалеке, и Бен услышал одно-единственное слово. — Узри! — сказали Небеса. Бен послушно поднял голову. Высоко над ним молния прорезала небосклон, озарив огромное темное облако. Оно было похоже на дракона, распахнувшего крылья и летящего прямо на них — призрачного и пурпурного. — Узри свое ничтожество! Однако, продолжая созерцать небесные явления, Бен вдруг понял, что перед ним вовсе не дракон. Это был нетопырь, невероятных размеров нетопырь, достаточно крупный, чтобы непринужденно поглотить мир. Ревя и рокоча, он планировал прямо на них. Магазинные мыши с писком попрыгали со стола. Бен стоял над Янтаркой и крепко сжимал в лапке копье, готовый встретить врага лицом к лицу. Но могучий дракон тем временем все умалялся и умалялся, становясь все меньше по мере приближения, и, наконец, нетопырь Ночекрыл шлепнулся на стол и подковылял поближе к поверженной Янтарке. — Это можешь убрать, — бросил он, небрежно взмахнув крылом, и копье вырвалось из лапки Бена и улетело в ночь. Ночекрыл с восторгом созерцал лежащую у его ног волшебницу. Она продолжала корчиться и стонать от боли. — Несчастная дура, — прошипел он. — Как многого она не знает о магии! Невежество и сведет ее в могилу. Он повернулся к Бену, и тот увидел жирного клеща, присосавшегося к шее нетопыря. — Что с ней такое? — спросил Бен, все еще не пришедший в себя от этого явления. — У нее что, кончилась магия? — Нет, — отвечал нетопырь. — Она попыталась сотворить чары, по сути своей бывшие ложью, а сделать такое невозможно. Он заглянул Бену в глаза и продолжал: — Ибо, видишь ли, любые чары должны рождаться из твоих самых сокровенных желаний. Чары и есть желание, которому сообщили мощь и энергию. Если же ты попробуешь сотворить волшебство, которое для тебя самого — ложь, оно войдет в конфликт с этими самыми желаниями. — Нетопырь указал кончиком крыла на поверженную мышь. — Именно это и произошло в данном случае. Магическая сила обращается против тебя. И тут Бен начал понимать. — Ты хочешь сказать, что она не сможет превратить меня обратно в человека?! Нетопырь кивнул, отряхая дождь с крыльев. — Никогда. Ты ей слишком нравишься, и в глубине души она хочет оставить тебя себе. Бен был так потрясен, что его даже замутило. Янтарка продолжала кричать от боли, но на сей раз, посмотрев внимательно на нее, он заметил нечто странное. Мышку окружало слабое сияние, похожее на бледный алый туман, который, казалось, истекал из ее тела. Присмотревшись, он увидел крошечные пылающие искорки, выделяющиеся из каждой поры ее кожи. — Что это? Что с ней происходит?! — обеспокоенно вскричал он. — Магия вытекает из нее. Еще немного — и тело ее разорвет изнутри, точно так же, как душу разрывают противоречивые желания. — Но должно же быть что-то такое, что может ее спасти? — Спасти ее? — Ночекрыл холодно воззрился на Бена. — Зачем это? Если ты ее спасешь, она вечно будет держать тебя в плену. — Но я не хочу, чтобы она умерла! Янтарка снова закричала. Бен видел, как алая дымка вытекает из нее, поднимается вверх, образуя облако, странным образом похожее на призрачную мышь, — она глядела в небо, словно уже предвкушая покой и отдохновение на дальних лугах. — Дух ее ищет свободы, — тихо пояснил Ночекрыл. — Отпусти ее. — Ты же можешь помочь! — воскликнул Бен. — Ты говорил, что тоже умеешь колдовать. — Возможно… — протянул нетопырь, — я и мог бы ее спасти… За определенную цену. Он поколебался, словно соображая, что бы такого ему попросить. — Ну вот, например, так. Ты будешь служить мне. Ты будешь работать моим фамильяром, скажем, в течение месяца, а по его истечении, если я буду доволен твоей службой, я превращу тебя обратно в человека. — Эй, — изрек Дарвин, извлекая свой хоботок из нетопыря, — я думал, это я твой фамильяр. Бен обдумывал предложение. Что он мог иметь в виду, «если я буду доволен твоей службой»? Каковы, вообще, права и обязанности фамильяра? Может, все, что ему нужно будет делать, это сидеть на месте и позволять нетопырю пить из него магическую силу? И что, интересно, можно такого сделать, чтобы хозяин остался недоволен? Бену было страшно заключать такой договор, но иного выхода он не видел. И выбор нужно было делать немедленно, пока Янтарка еще жива. — Давай побыстрее, — торопил его Ночекрыл. — Она и так уже почти мертва. — О'кей, — сказал Бен. — Я согласен. — Минуточку, — вмешался Дарвин. — Ты что, серьезно, берешь на службу этого ребенка? Он не знает самого главного о фамильярах. И, кроме того, можно иметь только одного фамильяра одновременно. И какую роль, скажи на милость, ты отводишь в этих построениях мне? Нетопырь скосил глаза на клеща и одарил его злодейской улыбкой, продемонстрировавшей массу мелких острых зубов. Потом он подковылял к Янтарке и сделал глубокий вдох. Багряный туман двумя струйками всосался в его ноздри. Когда тельце нетопыря раздулось от поглощенной энергии, Янтарка мучительно взвизгнула в последний раз и осталась недвижима. Она лежала, застыв, ее лапки были сведены судорогой, а рот приоткрылся в безмолвном страдальческом крике. Тем временем Ночекрыл наклонился вперед и с силой выдохнул в сторону Янтарки. Алая дымка покинула его легкие и заклубилась в воздухе, словно пар, вырывающийся изо рта холодным утром. Однако этот пар двигался, как живой. Он потек к Янтарке и заструился меж ее губ внутрь. Когда последняя струйка исчезла у нее во рту, мышь глубоко вздохнула и… продолжала лежать, где лежала. Брюшко ее мерно вздымалось. Она спала. — Через некоторое время она проснется, — сказал Ночекрыл, оборачиваясь к Бену и вперяя в него пронзительный взгляд своих черных глаз. — А теперь — что же мне делать с тобой? Мне нужен фамильяр, которого можно носить при себе. Казалось, он задумался, но злонравная улыбка тут же вновь скривила его мордочку. — Ага, ну что ж, идея неплохая. В боках у Бена сильно закололо, и внезапно его грудная клетка выпустила две пары лишних лап. Это были жуткие бледные конечности, формой похожие на крабьи ноги, но покрытые плотью. У каждой из них было с полдюжины сегментов; а когда он машинально напряг мускулы, лапы согнулись внутрь. Бен в ужасе смотрел, как его передние и задние лапы теряют форму и становятся похожими на эти новые ноги… и все уменьшался, уменьшался, уменьшался… Еще через пару секунд он снизу посмотрел на нетопыря, теперь возвышавшегося над ним, будто сказочный дракон. Бен превратился в клеща. — Залезай, — ласково предложил Ночекрыл, поднимая крыло. — Иди ко мне, и я буду холить, лелеять и защищать тебя. — Что ты со мной сделал?! — пискнул Бен в ужасе. — Приди, вкуси моей крови, — пропел Ночекрыл. — Ты будешь питаться мною, как я стану питаться твоею силой. — Но я не хочу быть клещом! — вопил Бен. — Не хочу я питаться твоей кровью! — Вздор, — строго возразил Ночекрыл. — Со временем ты научишься алкать ее, как алчет сейчас бедный Дарвин. Ты знаешь, ведь и он не всегда был клещом. Свой путь он начинал как благородный скарабей, он же, между нами, жук-навозник. — Навоз… — простонал Дарвин, как будто само это слово вызывало у него приступ неконтролируемого вожделения. — Ах… что бы я только не отдал за один хороший шарик навоза!.. Бен стоял, покачиваясь и вцепившись в стол своими восемью новыми ножками, и озирался по сторонам. Янтарка в сравнении с ним теперешним выглядела великаншей размером с доброго слона. Крошки пиццы, оставленные мышами, были огромны, как булыжники. На самом деле одной-единственной градины, отскочи она от стола в нужную сторону, сейчас хватило бы, чтобы оставить от Бена мокрое место. Медленно и неуверенно Бен заковылял к нетопырю. Ему покамест было совершенно непонятно, куда девать лишние ноги. «Восемь ног, — думал он как в тумане, — восемь ног, и у всех у них подгибаются колени». Он упорно продолжал ползти к своему новому хозяину. В конце концов ему надоело мучиться, и он оставил в работе только бывшие руки и бывшие ноги, поджав дополнительные конечности. «Я не буду есть, — пообещал он сам себе. — Как минимум месяц. Не буду и все». К счастью, его желудок все еще был набит пиццей. — Приободрись, — посоветовал ему Ночекрыл. — Есть и куда более мерзкие виды паразитов, чем простой честный клещ. Представь, что тебе пришлось бы стать одним из них. Тут он, не выдержав, хихикнул. — Но на самом деле при виде тебя ни один мне в голову как-то не приходит. Бен все еще с трудом ковылял по столу, когда Ночекрыл, которому, видимо, надоело ждать, подскочил к нему и, подцепив когтем, ринулся в небо. Это был дикий полет сквозь прошитую ледяным градом ночь, но, что любопытно, ни одна градина не попала в нетопыря, который нырял и кувыркался в воздухе, резко менял направление, делал свечки и штопоры, выписывал совершенно немыслимые траектории — и все это посреди свистящих мимо градин размером с пушечное ядро. Бен бросил последний взгляд вниз и увидел Янтарку, безмятежно спящую на столе, и магазинных мышей, выбирающихся из своих укрытий и потихоньку приближающихся к ней. Огни Далласа (штат Орегон) внизу становились все меньше и меньше, удаляясь из виду, проваливаясь в ночь. — Прощай, Янтарка, — прошептал Бен. — Ты и в самом деле самая красивая мышь из всех, кого я встречал. — О'кей, босс, — раздался жалобный голос Дарвина, — я понимаю, что происходит. Ты решил от меня избавиться. У тебя появился новый друг. Что ж, отпусти меня… Ночекрыла аж затрясло от смеха. Он скрипел и взвизгивал, как ржавая дверная петля, умудряясь в то же время уворачиваться от метеорологической канонады. — Ты же не собираешься на самом деле отпускать меня с миром, да? — скорбно вопросил Дарвин. — О, я знаю, что творится у тебя в голове. Внезапно, испустив трагический вопль, клещ отцепился от нетопыря и канул в темноту. Судя по удаляющемуся крику, падал он быстро. Ночекрыл сделал мертвую петлю, вошел в пике, распахнул пошире пасть и заглотил бедолагу. Раздался хруст, и бывший фамильяр навеки соединился со своим хозяином. Нетопырь громко сглотнул свой ужасный ужин и широко улыбнулся. Бен вцепился в его теплый вонючий мех, страшась, что отцепление грозит ему превращением в следующее блюдо меню. Эта перспектива внушала ему даже больший ужас, чем продолжавшие свистеть вокруг баллистические градины. Он чувствовал запах крови, текущей по венам нетопыря под самой кожей. И — о нет! — он слышал ее зов. Переполненный ужасом и ощущением собственной беспомощности, Бен несся сквозь ночь. Глава тринадцатая ВЕДЬМА С БОЛОТ Прибывать на место событий нужно тютелька в тютельку. У тех, кто так делает, жизнь куда интереснее, чем у прибывающих заранее. Леди Чернопруд Придя в себя, ведьма обнаружила, что, судя по ревущему вокруг воздуху и изменившемуся впереди виду, ее экипаж абсолютно и окончательно потерял управление. Леди Чернопруд тоже неслась сквозь грозу на своей летающей черепахе. Они были в пути уже целый день. Морская Пена шел на высоте около ста метров; когда на его пути встречался утес или холм, ему приходилось забираться повыше, а над долинами, наоборот, снижаться, так что турбулентность в полете была повышенной. Не раз ему приходилось срочно втягивать голову в панцирь, избегая столкновения с низколетящими утками или гусями, и всякий раз леди Чернопруд рисковала окончить свои дни прямо в воздухе, так и не попрощавшись с землей. Однако ее упорству и выносливости можно было слагать оды. Руфус Мухолов положился на нее в нелегком деле спасения Янтарки от врагов, и леди Чернопруд была готова встретить любую опасность лицом к лицу. И все же усталость была ведома и ей. Они пересекли укрытый снегами хребет Каскадных гор и вошли в пелену туч, где было темно, словно в ведьмином горшке с зельем. Внезапно посыпал град. Впереди леди Чернопруд ощущала мощные магические выбросы. Темноту разрывали молнии, над горизонтом вставали грибы пурпурного пламени, расползаясь в алый туман, — все это был в силах увидеть только по-настоящему могущественный маг. Леди Чернопруд поняла, что битва уже началась. Здоровенные градины бомбардировали голову и ласты несчастного Морской Пены, отскакивая от него, словно шарики для пинг-понга, поэтому он старался по возможности спрятать их внутрь панциря, причиняя серьезные неудобства пассажирке. Впрочем, она не жаловалась. — Может быть, нам стоит сделать небольшой привал? — робко поинтересовалось перевозочное средство, когда особо крупная градина угодила ему точнехонько по макушке. — У меня такое чувство, будто кто-то использует мою голову в качестве ритуального барабана. — Нет, — отрезала леди Чернопруд. — Жми вперед, осталось всего несколько минут. И то была чистая правда. Передвигаясь со скоростью около трехсот километров в час, они вот-вот должны были достичь цели. Леди Чернопруд указала вниз, на мелькавшие в темноте огни. — Нам нужно попасть туда, вон в ту человеческую деревню. — Есть, босс! — взревел Морская Пена. Именно в это мгновение вся шерсть у леди Чернопруд вдруг ни с того ни с сего встала дыбом. Не успела она удивиться этому обстоятельству, как ужасная слепящая вспышка расколола небеса. Черепах закатил глаза и лирически взмахнул ластами. Придя в себя, ведьма обнаружила, что, судя по ревущему вокруг воздуху и изменившемуся впереди виду, ее экипаж абсолютно и окончательно потерял управление. — Морская Пена, ау!!! — завопила она, пытаясь привести его в чувство, однако с тем же успехом можно было проводить реанимацию дохлому карпу. Земля неслась им навстречу, приветственно раскрывая объятия. Леди Чернопруд простерла вперед лапу в попытке создать силовое поле, которое могло бы хоть как-то защитить их при крушении. Ее летательный аппарат вошел в пике над рекой Вилламет, потом чуть выровнялся и на бреющем полете с жутким треском вломился в кусты ежевики. Силовое поле оказалось более чем кстати, когда морской черепах весом в добрых полтора центнера пропахал ежевичник и врезался в забор какого-то фермера, подняв фонтан жидкой грязи. Некоторое время леди Чернопруд стояла под козырьком черепашьего панциря, переводя дух. Бедный Морская Пена несколько раз пытался поднять голову, но глаза у него снова закатывались, и он утыкался клювом в землю. — Э-э-э… ты уверен, что с тобой все будет в порядке? — осторожно спросила ведьма. — Я не чувствовал бы себя более вареным, даже если бы уже был черепаховым супом, — пробормотал он. Град грохотал по его панцирю. В таких условиях леди Чернопруд не рискнула бы выйти под открытое небо. Ей оставалось лишь сидеть и ждать, пока непогода не уляжется. Стоило ей прийти к этому неутешительному выводу, как Морская Пена окончательно отключился. Высоко в небе магическая канонада тоже прекратилась. — Ох, надеюсь, я не слишком поздно, — прошептала леди Чернопруд. Глава четырнадцатая БЛЕНДЕР Мы всегда должны вдохновлять окружающих на реализацию своего максимального потенциала. Ночекрыл — Повелитель возвращается! Повелитель возвращается! — прокаркала чудовищная птица. Бена вращало и кидало в водоворотах темных и отвратительных сновидений. Во время полета он старался держать глаза закрытыми, так как траектория Ночекрыла была весьма причудливой и его желудок отказывался с этим мириться. В какой-то момент он проснулся от того, что нетопырь поднялся над грозой. Далеко внизу, под кипящими черными облаками, били молнии и глухо ворчал гром, а над головой склонились безмятежные звезды — они были так близко, что грозили обжечь. В полете нетопырь непрерывно бормотал, читая стихи. В мастерстве чтеца ему не было равных — он то шипел, то бухал, как пустая бочка: Но что это там? Между гаеров пестрых какая-то красная форма ползет, оттуда, где сцена окутана мраком! То червь, — скоморохам он гибель несет. Он корчится! — корчится! — гнусною пастью испуганных гаеров алчно грызет, и ангелы стонут, и червь искаженный багряную кровь ненасытно сосет. Потухли огни, догорело сиянье! Над каждой фигурой, дрожащей, немой, как саван зловещий, крутится завеса, и падает вниз, как порыв грозовой, и ангелы, с мест поднимаясь, бледнеют, они утверждают, объятые тьмой, что эта трагедия Жизнью зовется, Что Червь-Победитель — той драмы герой! Ночекрыл снова нырнул под облака, и вдалеке Бен увидел море, облизывающее каменистый язык суши. Над ним возвышалась статуя — странное существо, не похожее ни на что, виденное Беном до сих пор. То был египетский бог с головой шакала, держащий высоко над головой жаровню в виде чаши, в незапамятные времена, скорее всего, полной пламени. Не сразу Бен понял, что же перед ним такое, — то был маяк, маяк на краю мира. Непосредственно вслед за этим Бен, вероятно, провалился из сна в кошмар, потому что нетопырь заложил крутой вираж и, облетев статую, понесся между деревьев таких кривых и перекрученных, что они, в свою очередь, походили на какие-то гротескные изваяния, а уж никак не на деревья. Дупла зияли, словно разинутые в крике рты, и Бену казалось, что из-под листьев на него глядят полные боли глаза. Он обнаружил, что в ужасе крепко прижимается к нетопырю. Лес был куда страшнее, чем его злодейский хозяин. Черный плющ и колючие лозы обвивали обезумевшие деревья, но обычными эти лозы тоже назвать можно было едва ли. Пролетая мимо, Бен замечал, как их побеги змеями извиваются по земле и хищно взбираются на ветви. Снизу пахло смертью. Странные грибы росли большими колониями, мерцая мертвенным зеленым светом. В этом неверном свечении Бен разглядел брошенную машину, окруженную жутковатыми деревьями. Кусты, усеянные шипами длиной с добрый кинжал, помахивали ветвями в безветренном воздухе. Дикий крик вознесся над этой страшной землей, крик, который вряд ли исходил из уст человека или животного. Бен посмотрел вниз и увидел ворона с остроносым профилем злобного старика. — Повелитель возвращается! Повелитель возвращается! — прокаркала чудовищная птица. Ответные вопли поднялись из лесов. Что это было — приветственные кличи или скорбный плач, Бен вряд ли мог сказать. Ночекрыл спикировал под сень деревьев в темную пасть пещеры, полную теней. Огромные пауки, светящиеся, подобно светлякам, затянули ее своими сетями. Когда сидящий в середине паутины хозяин вдруг вспыхивал, по ее нитям разбегались цепочки призрачных огоньков. Нетопырь летел по сырой, темной пещере. Среди скал, странным образом похожих на пытающихся спастись бегством животных, шипели и пузырились горячие источники. Взяв почти вертикально вверх, Ночекрыл пронзил влажную дымку и оказался в обширном гроте. Светящиеся пауки сидели здесь повсюду. Весь потолок укрывали переливающиеся зеленым светом сети. Но то были не единственные обитатели пещеры. На долю пола тоже хватило чудовищ — скорпионоподобные создания величиной с крыс, опоссумы в костяной броне, из которой выдавались их безобразные голые головы, жабы с глазами, сверкающими красным, как угли, огнем. Гигантские, злобного вида черви трясли хвостами, подобно гремучим змеям, и провожали Ночекрыла жадными взглядами, будто надеясь, что он бросит им что-нибудь съедобное. В пещере стоял зловонный запах гнили. Когда Ночекрыл пошел на снижение, его чудовищные клевреты подняли многоголосый вой: — Повелитель! Повелитель вернулся! Нетопырь подлетел к скале, где лежала, свернувшись кольцами, невероятных размеров змея, выглядевшая не более приветливо, чем королевская кобра. Ее шкура слабо мерцала; на ней красовались картинки, складывавшиеся в поразительную сцену — ребенок кричит от ужаса, а мир вокруг него плавится, словно олово в тигле. — Приветствую тебя, Повелитель! — прошипела змея, приподнимая плоскую голову. — Вечер добрый, Славный Клык! — отозвался Ночекрыл. — Я смотрю, ты перелинял, пока я был в отлучке? Как тебе новая кожа? Кажется, это «Крик» Эдварда Мунка? — Эта куда лучше, — довольно прошипел змей. — А то ухмыляющаяся физиономия Альфреда Ньюмана мне уже порядком надоела. — Тебе идет, — тоном знатока заявил нетопырь. Все то время, пока они разговаривали, монстры продолжали дружно скандировать: «Повелитель! Повелитель! Повелитель!» Нетопырь ссадил Бена на землю и принялся ковылять вокруг него, словно придирчиво рассматриваю новую игрушку. — Ого, а это же не Дарвин! — воскликнул Славный Клык. — Нет, не он, — задушевно прошипел Ночекрыл. — Это кое-кто гораздо лучше. — Ну что ж, мой маленький друг, — обратился он к Бену, — настало время проверить твои силы. Не подведи меня. Ты знаешь, что происходит с насекомыми, которые меня подводят. Окинув пещеру горящим взором, Нетопырь скомандовал: — Выпускайте! Пара пауков растащила свои сети в стороны, как створки дверей, и тотчас же жужжание наполнило воздух. Дюжина колибри вылетела из дыры и на мгновение зависла в воздухе. Сверкающие, словно ожившие изумруды, они принялись носиться по пещере, то стремительно прочерчивая полумрак, то замирая почти без движения в трепете невидимых крылышек. — Умрите! — повелел им Ночекрыл. И тут же все колибри словно бы взорвались, оставив по себе лишь облака крошечных блестящих перьев, которые, кружась, медленно оседали на землю. Из толпы кошмарных порождений донеслось злобное хихиканье; урча и толкаясь, чудища ринулись поживиться останками птичек. Бен похолодел от ужаса. Ему и в голову не приходило, что нетопырь может использовать его, Бена, магическую силу для чего-нибудь настолько жуткого. Ночекрыл испустил удовлетворенный вздох. — Недурственно, — пробормотал он. — Теперь стоит опробовать и блендер. — Приведите пленников! — скомандовал он. По массе гротескных туш внизу прошло какое-то шевеление, она раздалась надвое, и из двух зиявших в полу нор появились еще два создания. Одним из них был траурный голубь, белый как снег; другим — краб. Голубь робко вышел вперед, глядя на окружавшие его рожи. Краб бочком семенил следом, размахивая клешнями, будто предупреждая их о нецелесообразности атаки. — Добро пожаловать, — обратился к ним Ночекрыл. — Добро пожаловать на Арену Тьмы. У нас здесь, в пещере, есть поговорка: «Удел слабых — вымирание». И сегодня, к нашему вящему удовольствию, мы станем свидетелями этого замечательного процесса. Слабейший вымрет! Монстры смеялись и кричали «ура!». Краб изучающе посмотрел на голубя; его глаза на палочках задумчиво шевелились. Краб был велик, с большими клешнями; его панцирь явно служил своему владельцу надежной защитой. Голубь склонил голову и бессмысленно глядел вокруг своими круглыми черными, как агаты, глазами. — Эй! — закричал Бен. — Это нечестно. Голубь в принципе не может победить краба! — Честно? — осклабился Ночекрыл. — Тебе нужно, чтобы было честно? Ну что ж, пусть будет честно! Монстры снова принялись скандировать. На этот раз под потолком пещеры звенело: — Блендер! Блендер! Ночекрыл взмахнул своим когтистым крылом, и голубь с крабом заскользили по полу навстречу друг другу. Оба перепуганных пленника отчаянно упирались, но словно невидимые руки толкали их вперед, и через мгновение они оказались плотно прижаты друг к другу. Голубь закричал от боли, краб судорожно замахал конечностями. Толпа все громче вопила: — Блендер! Блендер! И тогда случилось нечто ужасное: два существа словно бы вплавились друг в друга, образовав странное и омерзительное создание. Внизу стояло воплощение кошмара — птица с красными крыльями, вся затянутая в крабий панцирь. Там, где следовало быть суставам крыльев, из них выпирали крючковатые когти. Голова была покрыта пластинками брони, испещренными рогами. Грудь тоже была защищена доспехом. Голубекраб заметался по пещере, клацая своими шестью костяными ногами по каменному полу. — Ура!!! — заорали чудовища, любуясь свежесозданным собратом. Последний разглядывал себя с таким ужасом, что Ночекрыл вскричал со своей трибуны: — О, не тревожься так, друг мой! Твоя дисфигурация послужит высшей цели. Если ты будешь хорошо сражаться, ты останешься в живых, и, возможно, я даже вознагражу тебя, создав еще монстров той же модели, чтобы они под твоим командованием могли сражаться в рядах моей армии. А теперь приведите сюда победителя этой недели! Судя по тому, как чудовища схлынули в сторону, среди них ползло что-то особенно мерзкое и опасное. Когда оно показалось из толпы, Бен в ужасе проглотил застрявший в горле комок — то был огромный угорь, хватающий пастью воздух и щелкающий острейшими зубами. По бокам у него были сотни сильных жилистых ножек, а вдоль всей спины бежали пластины брони. В приступе тошноты Бен понял, что угря явно пропустили через блендер в компании многоножки. Двое противников начали кружить друг вокруг друга, ища бреши в защите и ожидая, пока один из них откроется. Крабоголубь выглядел перепуганным и все время пытался сбежать, но при этом никак не мог решить, кидаться ли ему вперед или семенить вбок, и в результате топтался на месте и путался в ногах. Достаточно изучив его, угреножка встал на дыбы и принялся хлестать хвостом направо и налево, сбивая врага с ног и размазывая его по полу или по стенам. Бен не мог оторвать глаз от этого жуткого зрелища. Какая-то стремительно теряющая вменяемость часть его разума пребывала в полной уверенности, что он присутствует при битве покемонов. «Нет, — возражала ей другая, — это, наверное, больше похоже на петушиные или собачьи бои». Кто-то из толпы крикнул угреножке: — Ядом его, ядом давай! «Ох нет, — согласилась вторая, — ты был прав, это все-таки покемоны». Угреножка рванулся вперед, сгреб крабоголубя, поднял его высоко в воздух и с размаху хряпнул о землю. От треска панциря Бену едва не стало дурно. На какое-то мгновение воцарилась тишина; слышен был только плеск волн о берег. Затем чудовища разразились ликующими воплями. Ночекрыл прижал уши и закрыл их крыльями; пещера сотрясалась от криков и аплодисментов. — Здорово, а? — прокричал он Бену. — А ведь мы едва отведали твоей силы. О, нас ждет море веселья! Просто море! Глава пятнадцатая ДУНБАРРА Предвиденная беда есть беда предотвращенная. Бушмейстер Он вскочил на пиццу и выковырял кусочек ананаса из озера застывшего сыра. «Море веселья! — говорил кто-то у Янтарки во сне. — Просто море!» Однако одновременно с этим во сне были крики боли и смерть, за которыми следовали восторженный рев и гром аплодисментов. Янтарка проснулась, задыхаясь от страха. Ночь была холодна и туманна. Свет в пиццерии Толстого Джима уже выключили, лишь в витрине подмигивала пара неоновых логотипов. Янтарка, дрожа, поднялась на лапы. Она чувствовала себя как-то непривычно — более слабой, да… и определенно более уязвимой. В памяти у нее крутился Бен и странный сон, который ей только что снился. Она попыталась превратить Бена в человека, и потом… Она посмотрела вокруг. Зоомагазинные мыши вповалку спали прямо на пицце, сбившись в кучки, чтобы сохранить тепло. Выглядело это довольно забавно — будто какая-то кошка заказала пиццу со своей любимой начинкой. Янтарке показалось, что она видит среди них Бена в шлеме и с копьем в лапе, простертого, подобно павшему воину. «Только, кажется, это не Бен, — подумала она, — это Бушмейстер». Она узнала полевого мыша по его сероватому меху и короткому хвосту. Янтарка внезапно поняла, что никто не несет стражу. Она еще раз осмотрелась и увидела под кустом что-то темное — сгустившуюся черноту, словно ночная тень стала еще немного глубже. Кто-то стоял там на задних лапах, глядя на нее. «Хорек, — подумала она, похолодев от ужаса. — Он, наверное, следовал за нами от самого зоомагазина». Вдруг существо направилось прямо к ней. Янтарка пожелала, чтобы у нее было Беново копье и даже протянула вперед лапку, ожидая, что оружие послушно прыгнет в нее. Однако единственным результатом, которого она добилась, было легкое головокружение и приступ усталости. Тут незнакомец прянул в воздух и подлетел к ней, приземлившись буквально в нескольких сантиметрах. — День добрый, — заявил он, склоняясь над ней. — А ты это, типа, настоящая волшебница, да? Янтарка наконец-то узнала его — то был сахарный летающий поссум. Этого странного зверька привезли в магазин только на прошлой неделе. Он был застенчив и выходил из гнезда только по ночам. Он умел летать, как летяга, но приходился более близким родственником опоссуму. — Пожертвуете чего-нибудь съестного умотанному старому бродяге? — спросил тот со своим странным акцентом. — Ты про еду? Хочешь пиццы? — догадалась Янтарка. Поссум подпрыгнул поближе и принялся за еду прежде, чем она успела выдать ему официальное приглашение. Он вскочил на пиццу и выковырял кусочек ананаса из озера застывшего сыра. — Енто вот выглядит клево! — одобрил зверек. — Жалко вот древоточцев они туда не положили. — А я тебя знаю, — сказала Янтарка. — Ты из зоомагазина. — Неа, — сказал сахарный поссум. — Ни с какого я не с магазина. Я снизу, с Австралии. Звать Дунбарра. — Откуда снизу? — не поняла Янтарка. — С Тасмании, — гордо сказал Дунбарра и выпрямился во весь рост. Глаза его восторженно заблестели. — Это вот место так место! Там круглые холмы все в эвкалиптах, валлаби резвятся на лугах, поросших кенгуровой травой. Дикие какаду летают стаями, похожими на облака, и закрывают все небо. Это вот настоящая страна! Да. Не знаю, как вы, чуваки, умудряетесь тут, у себя, выживать. — Очень впечатляет, — согласилась Янтарка. Она не была совершенно уверена в этом, но ей казалось, что Дунбарра достаточно велик и силен, чтобы задать хорошую трепку даже кошке. На самом деле вся штука была в низком и скрипучем голосе, слишком большом для такого маленького зверька. Ну да, в сравнении с доберманом — маленького. В сравнении же с Янтаркой Дунбарра был настоящим гигантом. И когти у него имелись под стать голосу — большие и острые. — Вот что я те скажу, — изрек тем временем Дунбарра, подпрыгивая поближе к Янтарке и заглядывая ей в глаза. — Ты давай меня шибко-шибко домой своим заклинанием, а я тебе покажу, как у нас там клево. Янтарка посмотрела на полную надежды и ожидания мордочку поссума — так вот зачем он следовал за ней из самого магазина! Ему очень хотелось домой! — Я бы с радостью, — сказала она, — но я даже не знаю, где находится эта самая Тасмания. Да если бы даже и знала, не уверена, что туда можно попасть с помощью магии. — Да ну! — возразил ей Дунбарра. — Волшебники все могут. У меня есть одна чувиха знакомая там, дома, она утконос, — отличная девчонка, чес слово. Так она намастырилась откладывать эти магические яйца — так это просто что-то с чем-то! Ты загадываешь желание, кокаешь его — и оттуда тебе лезут самые удивительные вещи — свежий мед в сотах там, скажем, или запах розы, или коровье мычание. Пока Дунбарра с энтузиазмом вещал про волшебниц-утконосов и магических вомбатов, Янтарка встала и осмотрелась. Подбежав к Бушмейстеру, она ткнулась носом ему в бок. — Бен где? — спросила она. — Исчез, — горестно ответил Бушмейстер. Он рассказал, как забрали Бена, а подобравшийся поближе Дунбарра слушал вместе с ней молча и с неослабевающим интересом. Янтарка не помнила ровным счетом ничего после своей неудачной попытки превратить Бена в человека. И теперь, когда Бушмейстер рассказывал ей про нетопыря — ну, это такая мышь, только с крыльями, она летает по ночам и ловит насекомых, — который украл Бена, превратив его в мерзкого маленького кровососа-клеща, у нее просто кружилась голова. — Бена превратили в клеща?! — в ужасе воскликнула она. Это было слишком дико для правды. «И ведь во всем этом виновата я, — подумала Янтарка. — Если бы я тогда превратила Бена в человека, ему бы не пришлось заключать договор с этим жутким нетопырем». — Бен в беде, — резюмировал Бушмейстер. — Нутром чую, что доверять этому нетопырю нельзя. Слышал я кое-какие слухи. Зовут его Ночекрылом, он — самый настоящий злой колдун. У него крепость возле океана на Землероечной Горе, набитая всякими кошмарными созданиями, послушными его воле, — он их называет своими клевретами. — От этих злых колдунов добра не жди, — вставил Дунбарра, кивая с видом горьким и мудрым. — Был у нас один бандикут на Кротовом ручье. Вот он бучу устроил, честное слово. Как-то сук с дерева упал и его чуть не пришиб, так он объявил войну деревьям. Собрал себе армию термитов. Ага, были у него енти клевреты. Миллионы медоточивых злобных клевретов с вот такими жвалами. Янтарка поежилась от страха. — Ты уверен, что этот нетопырь и был Ночекрыл? — спросила она Бушмейстера. — Заполучив нового фамильяра, он слопал своего старого, — печально сказал тот. — В этих местах есть только одна летучая мышь, которая не стесняется совершать настолько мерзкие поступки. — Сожрать своего сообщника… — Дунбарра был непритворно шокирован, — это… это вам не хухры с мухрами. Гадко это, вот. — А ты видел, куда он полетел? — задала уже более практичный вопрос Янтарка. Бушмейстер покачал головой. — Было темно, и шел град. Тут и так плохо видно, а этот нетопырь еще и мечется как ненормальный. Но думаю я, что полетел он на запад. Янтарка кивнула. — У меня совершенно ужасное чувство по поводу Бена. Это я его подставила. А теперь он исчез, и я понятия не имею, как его искать. — Ну, так это просто, — снова встрял Дунбарра. — Если хочешь кого-то найти, возьми ближайшего тритона, ну, или там саламандру, посмотри ему в глаза и увидишь там, где твой Бен. — Чего? — оторопела Янтарка. — Никаких чар не надо, зуб даю. Окажи ему услугу — и он сам своей магией тебе покажет все, что тебе потребно, — авторитетно заявил Дунбарра. — Мне это один абориген рассказал на Колыбельной горе. У Янтарки от удивления открылся рот. Перед ней стоял зверь, который разбирался в магии! — Но если я найду Бена, как я ему помогу? — Про это я тебе ничего не скажу, — ответствовал Дунбарра. — Знать не знаю, как скрасть клеща у злого колдуна, и никогда не знал. Хотя вот я вроде помню, как красть спиртное… Или это про спички было? Янтарку переполняло отчаяние. Ночекрыл оказался прав. Она не хотела превращать Бена в человека. Голова, может быть, и была согласна, но сердце решительно возражало. Нужно было срочно идти спасать Бена. «Но даже если я его найду, — думала она, — как я справлюсь с могучим колдуном?» Она посмотрела на сладко спящих мышей, уткнувшихся друг в друга носиками и похожих на гладкие и серые, как галька, камешки на дне ручья. Она отвечала за Бена и всем своим сердцем хотела исправить сделанные ошибки… но она отвечала также и за остальных друзей. Ячменная Борода сказал когда-то, что ей судьбой предназначено освободить всех мышей мира… Это и должно было стать делом всей ее жизни. И вот она освободила нескольких мышей, но для чего? У них теперь нет ни дома, ни убежища. Они ничего не знают о том, как найти себе пропитание в полях, как вырыть нору, как спрятаться от ястребов и сосновых змей. Что же, она освободила их лишь затем, чтобы они погибли на воле? «Нет, — решила Янтарка. — Я должна найти им новый дом». — Бушмейстер, — позвала она. — Как ты думаешь, старый Вербений согласился бы принять у себя моих друзей? Научить их всему — как найти еду и самим не стать чьей-то едой? — А то! — весело воскликнул Бушмейстер. — Он же такой всезнайка. Учить других — ему это только польстит. — Отлично! Если этот нетопырь отправился на запад и нам все равно туда же, забросим по дороге зоомагазинную братию к Вербению и двинемся на помощь Бену. Янтарка подбежала к ближайшей пицце и принялась кричать: — Подъем! Пора в дорогу. Совы уснули, ястребы еще не проснулись. Поспешим! Время отправляться в путь! Тут Янтарка остановилась. Как же похоже это было на старого Вербения! «Однако я, видать, сильно повзрослела за последнюю пару дней», — подумала она. Она принялась тыкать мышей носом в теплые толстые животики, и они одна за другой начали просыпаться. А уже через пять минут на столах у пиццерии шевелились лишь утренние тени. * * * Утреннее путешествие мышей выдалось до крайности сырым. Они пробирались полями, где трава поднималась прямо из оставленных вчерашней грозой луж. Вода была повсюду; грязь стояла озерами, что в общем и целом делало путь куда безопаснее, чем в прошлый раз: из-за периодически заряжавшего снова дождя все кошки и ястребы сидели по домам, оставив мышей в покое. Самым опасным участком маршрута были железнодорожные пути. Мыши выбрали не перелезать через них поверху, а пройти низом через дренажную трубу. Но даже и там проходящие поезда так сотрясали землю, что впору было подумать, будто мир окончательно спятил и разваливается на кусочки. Потом случилось ужасное. Поезд наверху решил свистнуть. Звук, усиленный трубой был столь ужасен, что некоторые мыши, и без того ослабленные дорогой, попадали в обморок. Янтарке и Бушмейстеру пришлось долго приводить их в чувство. — По утрам будь особенно острожна, — предостерегал ее Бушмейстер. — На рассвете громкие звуки могут быть особенно опасны для мыши. Твой организм знает, что тебе в это время надо спать, и поэтому звук, который ничего плохого не сделал бы тебе ночью, может контузить или даже убить тебя утром. Янтарка и понятия об этом не имела и теперь аккуратно подшила новые сведения в папочку в голове. В этом и правда был свой смысл. По утрам бывало так, что все звуки казались ее ушкам неестественно громкими и в результате раздражали и сердили. К полудню вышло солнце, и мыши, миновав луг, поднялись на возвышенность. Двигались они крайне неспешно. В мире было столько чудес, которые еще только предстояло открыть для себя зверькам, проведшим полжизни в клетках, — капли росы и божьи коровки, дикий шиповник и старые зеленые бутылки. Бушмейстер и Янтарка вели своих подопечных очень осторожно. Прыгни, остановись, оглянись. Прыгни, остановись, оглянись. Лишенная магии, Янтарка превратилась просто в еще одну мышь, такую же, как все остальные. И ответственность теперь еще тяжелее ложилась на ее плечи, давя и пригибая к земле. * * * И так случилось, что тем же вечером Дунбарра совершенно случайно обнаружил тритона. — Сюда! — позвал их сахарный поссум, когда мышиная процессия взбиралась на гряду холмов, что за мельничной запрудой. Они нашли его — ящерицу с шоколадной спинкой и оранжевым брюшком — на крошечной прогалинке, сплошь покрытой мягким мхом. Капли воды звонко стучали там по маленьким камням, словно по целой батарее барабанчиков, под сенью лазурно-синих горных орхидей. Тритон сражался с крупным дождевым червем, пытаясь вытащить того из норы за хвост. Как червь, так и тритон обменивались сдавленными ругательствами: первый ругался из-под земли, в то время как у второго был занят рот. — Э-э-э… позвольте, я помогу, — сказала Янтарка, которой ввиду далекоидущих целей было очень нужно понравиться тритону. Она ухватила червяка за середину и выдернула его из земли, словно мягкую скользкую веревку. В следующее мгновение он уже исчез в пасти тритона, крича: — Эй, я же разумное существо! Я мыслю, следовательно, я существую. И как раз сейчас меня глотают. Помогите!! Последние слова разобрать уже было трудно. — А! — сказал тритон, наслаждаясь ощущением того, как прохладный извивающийся обед проскальзывает в его желудок. — Это был прекрасный червяк. Упругий и сочный, с легкой ноткой компоста. Благодарю вас. — Ну что вы, не за что, — вежливо ответила Янтарка. Она помолчала, пытаясь как можно точнее сформулировать свой вопрос. — Э-э… Вы не могли бы мне помочь? Я ищу злого нетопыря. Он колдун и похитил моего Друга. Золотой взгляд тритона стал далеким. Щели зрачков расширились, заливая глаза чернотой. Голосом низким и глубоким он произнес: — На три вида вопросов получить ты сумела б ответ, но один лишь задать поспеши: о том, что теперь, что грядет, иль о том, что быть может, спроси. «Три ответа? — засуетилась Янтарка. — О том, что теперь?» — Ага, — сказала она. — Так вот. Я хочу освободить всех мышей мира, и одна из них — мой друг Бен. Как они связаны между собой и где я их найду? Она беспокойно посмотрела на тритона. С технической точки зрения вопроса было два, и она боялась, что он это заметит. Она погрузила взгляд в его глаза, и они внезапно стали алыми и прозрачными, как стекло. Она летела высоко над миром, над разноцветным шариком, в котором преобладали голубые и зеленые тона, окутанным вуалью белых облаков. И она видела мышей этого мира в клетках. Там были тысячи мышей. Сотни тысяч мышей. Миллионы и миллиарды мышей. Это было целое море мышей, белых и коричневых и черных, и каждая из них молила о свободе. Они были везде, в городах и в деревнях, от белой шапочки арктических льдов до такой же на Южном полюсе. А потом она увидела пустыни Америки и стаи бегущих по ним мышей. Они сбегались отовсюду, дикие мыши, хитрые и скрытные. Все они стремились к черной дыре, зиявшей в земле, но даже тритоново магическое зрение не могло открыть ей, что скрывалось там. И эта тьма, эта нора в земле сознавала присутствие Янтарки. Пробиравшиеся через заросли жесткой пустынной травы, карабкающиеся по скалам мыши были едва живы. Многие из них выглядели изможденными, от недоедания сквозь шкуру проглядывали кости. Однако, приглядевшись, Янтарка поняла, что самый ужас заключался отнюдь не в этом. Плоть гнила и опадала с их костей и черепов, видневшихся сквозь проплешины выпавшей шерсти. «Это что, символ? — думала Янтарка. — Я должна освободить мышей от смерти? Или действительно есть где-то черная дыра в земле, в которую они все уходят?» Она внутренне содрогнулась, припомнив предостережение Вербения: все мыши в этих местах исчезли, ушли и уходили всю зиму. Нет, это не была метафора смерти. Это было реальное место, и мышей тянуло туда. Янтарка вперила взгляд в эту черноту, в глубь великой дыры. Кругом расстилалась красная пустыня. Дыру окаймляли острые камни, похожие на раскрошенные от старости зубы. Она попыталась приблизиться к ней и, ей показалось, увидела некоторое шевеление во тьме — какие-то формы. Лисицы и совы, возможно. «Дело не только в людях, — подумала Янтарка. — Есть и еще что-то, с чем придется разобраться, — колдовство». А потом это видение рассеялось, и она увидела Бена — мерзкий маленький клещ цеплялся за рыжеватый мех злобного на вид создания с крыльями и большими ушами. Вот он, нетопырь, поняла Янтарка. Вцепившийся в его шерсть Бен выглядел ужасно жалким. Нетопырь делал из животных жутких мутантов, соединяя в одно целое куропатку и слизняка, скрещивая пиявок с пауками, — он создавал себе армию, которая сможет поколебать равновесие мира. Судя по выражению жестокой радости на морде, он только что закончил сотворение очередного безобразия. И верно — громадная гремучая змея наполовину ползла, наполовину ковыляла по земле. Она была метров тридцать длиной, а на спине красовались орлиные крылья, к которым в комплекте прилагались еще и орлиные лапы с когтями и острый клюв, основная же туша оставалась змеиной. — Узрите мой шедевр! — вскричал Ночекрыл. — Се грядет Червь-Победитель! Кругом раздались вопли его чудовищных клевретов, и в голосах их слышалась жажда крови, звучало стремление к войне. Нетопырь зашелся маниакальным хохотом, складывая уши и закрывая их крыльями, чтобы защитить от жуткого шума. Что-то дернулось у Янтарки в голове, и раздался шепот тритона: — Ответа три ты получила днесь: в запасе боле нет ни одного. — Ой, — только и могла сказать Янтарка. Так он все-таки заметил! О да, тритон заметил, что она задала два вопроса в одном, но и дал ей три ответа, показав не только Бена, но и мышей в клетках по всему миру, и мышей, стремящихся в черную дыру в пустыне. Янтарку словно потащило прочь от Бена, прочь из пещеры, через Жуткий Лес ползучих лоз, ядовитой крапивы и куч костей, окружавший твердыню Ночекрыла под Землероечной Горой. Ее тащило и тащило над бесконечными лесами, над иззубренными горами, мимо бурливых рек и бескрайних озер — пока наконец она не осознала, что снова стоит подле тритона. Когда видение растаяло, ее сердце чуть не остановилось. Вопль отчаяния вырвался из ее горла. — Я же никогда не смогу преодолеть такое расстояние! Я никогда его не спасу! Глава шестнадцатая ГЛАЗ ТРИТОНА Тот, кто лучше подготовлен, выигрывает битву, еще даже не ступив на поле брани. Ночекрыл — На три вида вопросов получить ты сумел бы ответ, но один лишь задать поспеши: о том, что теперь, что грядет, иль о том, что быть может, спроси. А тем временем в Ночекрыловой пещере чудовища наконец-то укладывались на покой. Нетопырь бодрствовал целый день, творя из пленников новые кошмары и натравливая их друг на друга, пока не вывел совершенного воина — Червя-Победителя. Лишь после этого он приказал своим клевретам: — Идите, обыскивайте леса и поля. Доставьте мне орлов и гремучих змей в количестве тех и других не менее тысячи. С ними я создам армию, которой не сможет противостоять никакая КОМАНДа! Бена уже давно мутило от дикости происходящего и от бесконечных кровопролитий. Он и рад был бы улизнуть, но слишком хорошо помнил, какая судьба постигла Дарвина при попытке к бегству. Вместо этого Бен попытался найти хоть какое-то утешение в мысли о том, что один день его рабства уже подошел к концу. Если ему предстояло служить Ночекрылу месяц, то осталось всего ничего — двадцать девять дней. Спустилась ночь. Под ее покровом часть чудищ ушли охотиться на орлов и змей. Бен подозревал, что с утра миру будет явлена целая новая раса монстров, готовых встать под темные знамена Ночекрыла. А еще через пару дней они все отправятся на войну. Сейчас же пещера была почти пуста; лишь несколько стражей несли ночную вахту. Прежде чем отправиться на боковую, нетопырь подозвал Славного Клыка. — Принеси-ка мне свежего тритона, — велел он. Коричневая, резиновая на вид ящерица извивалась в пасти змея, тщетно пытаясь вырваться. Клык подполз к повелителю и уронил тритона к его ногам. — Только съешь меня, и ты умрешь, — сказал пленник, съежившись на каменном полу. — У меня ядовитая кожа, и ты об этом знаешь. — Знаю-знаю, — кивнул Ночекрыл. — Но кожа мне твоя не нужна, я предпочту глаз. Ты покажешь мне то, что я хочу, или вырвать его у тебя из глазницы? Взгляд тритона стал пустым. Глубоким и низким голосом он произнес: — На три вида вопросов получить ты сумел бы ответ, но один лишь задать поспеши: о том, что теперь, что грядет, иль о том, что быть может, спроси. — Покажи мне моего старинного врага, — повелел Ночекрыл, — Руфуса Мухолова, ректора КОМАНДы. Глаза тритона вспыхнули зеленым. Бен жадно уставился в их огненную глубину. Ему предстал великолепный вид. Над болотом, где-то далеко-далеко, алел закат. Зеленые стрекозы лениво чертили зигзаги на фоне неба, залитого золотыми лучами засыпающего солнца. Кипарисы отбрасывали синие тени на темную воду. Повсюду на разные голоса пели лягушки. Они квакали так громко, что Бену на миг показалось, будто он на стадионе во время футбольного матча. Там были леопардовые лягушки, лягушки-быки, зеленые лягушки, древесные лягушки, весенние квакши, лягушки-плотники и другие. Их кличи были громкими, разнообразными и настойчивыми; Бен никогда в жизни не слышал ничего подобного. Видение приблизилось. «Камера» скользнула над корнями большого старого кипариса. Там, на корне — на отполированном водой деревянном колене, поднимавшемся прямо из черного болота, — сидел красивый крупный лягух. Мелкие аллигаторы патрулировали воды позади него, словно почетный караул; прекрасная белая цапля держала под наблюдением обрыв берега, а пара флоридских черепах сидела неподалеку на бревне. Светляки танцевали в воздухе вокруг его головы, их зеленые фонарики порхали то вверх, то вниз. Бену ужасно захотелось взять банку и наловить этих порхающих огоньков. Руфус Мухолов объяснял молодым лягушкам, большинство которых еще не вполне утратили хвост, особенности восстановления поврежденных крылышек у светляков. — Проблема в том, — говорил он, — что светляки — не мухи. Если вы рассмотрите светляка повнимательнее, вы поймете, что на самом деле перед вами жук и, как у всех жуков, настоящие крылья у него спрятаны под жесткими хитиновыми надкрыльями, или элитрами. И эти тоненькие настоящие крылышки, постоянно бьющиеся о надкрылья, изнашиваются куда быстрее, чем крылья стрекозы, сражающейся с торнадо. — Изумительно, — хихикнул Ночекрыл, глядя на лягуха. — Выглядит просто изумительно. Он прошипел какое-то заклинание и, усилив голос, проревел, обращаясь к картинке: — Я приду за тобой, Руфус! Я приду за тобой! Через глаз тритона Бен услышал эхо Ночекрыловых слов, там, на болоте, голос, казалось шел отовсюду сразу — гремел с небес, отражался от воды, наполняя каждый уголок кипарисовой чащи. Светляки заметались в воздухе, молодые лягушки и почти-еще-головастики страшно расквакались и попрыгали в воду. Даже аллигаторы сочли за лучшее благоразумно затонуть. Но Руфус Мухолов остался спокойно сидеть на укрытом мхом кипарисовом корне, и лишь зеленая ряска колыхалась вокруг него на взбаламученной беглецами воде. — Ночекрыл? — спокойно сказал он. — Так ты еще жив? Думал, из тебя уже давно делают тосты сам-знаешь-где. — Я куда живее, чем ты думаешь, — рявкнул в ответ нетопырь. — Час твой пробил. — Ты все еще занимаешься этим твоим САДИСТом? Ты его называешь магической школой? И какую же магию ты там преподаешь? — Как и в большинстве других школ, — важно ответил Ночекрыл, — преподавание — не главное направление нашей деятельности. — Ах ты, бедный больной молокосос, — вздохнул Руфус. — Это все зло, скрытое в твоей душе, — оно отравляет тебя. Я уже пытался однажды исцелить тебя. Но ты вцепился в него, как крошка-поссум вцепляется в шерсть своей матери. А сейчас настал такой этап, что, если ты сам целиком и полностью не освободишься от гнездящегося в тебе зла, тебя просто сметут. — Спасибо тебе за заботу, старый учитель. Но исцеления я не хочу. Мне нравится быть больным молокососом. Это единственное, в чем я по-настоящему хорош. Руфус Мухолов печально покачал головой. — Ты был когда-то человеком. Человеком, который мог околдовать слушателей одним звуком своего голоса. Ты просто стоял перед ними и читал им стихи, и все они раскрывали рот от изумления и восторга. Женщины бросались к тебе и лишались чувств у твоих ног. Скажи мне, что случилось с тем парнем? — Ах, с ним… — пробормотал Ночекрыл. — В последние несколько сотен лет поэты неоднократно попадали в немилость у толпы. Светляки все так же плясали в ночном воздухе вокруг Руфуса. Кажется, они решили, что опасность миновала, и стали чуточку ярче. — Мы скоро увидимся, — продолжал Ночекрыл. — Отдохни. Тебе это не помешает, поверь мне. Давай я выключу тебе свет, — добавил он притворно сладким голосом. И прошипел второе заклинание. Светляки взорвались прямо в полете, как до них колибри, и попадали в болото, оставляя за собой шлейф дыма. Исчезая в воде, они шипели, как гаснущие угли. — Тебе меня не испугать — я из Техаса, — сказал спокойно Руфус Мухолов. — Да у меня бородавка под мышкой и та страшнее тебя будет. Он издал необычный квак, начавшийся очень низким звуком, от которого вся Ночекрылова пещера наполнилась гулким эхом и затряслась. Однако потом звук стремительно пошел вверх и превратился в такой пронзительный визг, что Ночекрыл в ярости зашипел и попытался закрыть уши крыльями. Маленькие нетопыриные глазки расширились от ужаса. Казалось, еще мгновение — и этот никак не желавший кончаться визг убьет его. В отчаянии Ночекрыл взмахнул крылом, и в тот же миг глаза тритона прояснились и видение пропало. Некоторое время нетопырь дрожал от боли, пытаясь прийти в себя. До Бена дошло, что его огромные уши оказались чересчур чувствительны, чтобы выдержать внезапную атаку старого лягуха. Шок от безжалостного убийства светляков был слишком силен. Бен не ел уже целый день, и желудок его был пуст, но сейчас его зверски затошнило. Он подполз к краю скалы, и его начали сотрясать спазмы. Перед глазами так и стояли гаснущие в черной воде крылатые искры. Ночекрыл в гневе подскочил к нему. — Что, не хочешь, чтобы я убил старую жабу? — прошипел он. Бен замотал головой. — Тебе не нравится то, что я делаю с помощью твоей силы? — требовательно вопросил нетопырь. Бен в ужасе посмотрел на него и снова замотал головой. — Что за насекомые нынче пошли? — проворчал Ночекрыл. — Куда ни плюнь — то лунатик, то романтик, то просто малахольный. Бен ничего на это не сказал — он корчился от тошноты. Это окончательно рассердило нетопыря. — Я не доволен таким отношением к делу, — рявкнул он. — К твоему сроку службы прибавляется один день. Сердце у Бена упало. Он-то уже надеялся, что через двадцать девять дней его ждет свобода — а тут их снова оказалось тридцать. И глядя на глумливую ухмылку злодея, он понял его игру. Каждый день его службы нетопырь изыщет причину остаться недовольным и оставит его еще на день. Никогда, никогда ему не сделать так, чтобы хозяин остался доволен и освободил его. «Все, я его раб, — подумал Бен. — И кажется, навсегда». От самой этой мысли все его восемь колен ослабли, и он рухнул на каменный пол, беспомощно разбросав вокруг лапки, словно сломанные палочки. Глава семнадцатая ПОЛЕТ СОВЫ Пробудись и узри чудеса — они повсюду вокруг тебя. Мы стареем, лишь когда утрачиваем любопытство и умение удивляться. Руфус Мухолов Сова сгребла ее когтями, и на долю секунды Янтарка подумала, что вот сейчас-то ее бедные косточки и треснут. Ближе к вечеру Янтарка вынуждена была признать, что путешествие до дома Бена явно займет больше одного дня. Отряд пробирался полями целый день, все время обходя лужи или переправляясь через образовавшиеся после дождя ручьи и в целом двигаясь не быстрее очень старой мыши на воскресной прогулке. Ну и, кроме того, бывшие узники жутко тормозили. Они останавливались поглазеть на каждое маленькое чудо — то это был облачного цвета венчик ипомеи, то летящие клином высоко в небе утки. Мыши купались в теплом дожде и потом долго принимали солнечные ванны, чтобы как следует обсохнуть. Они пробовали на вкус крапиву и лакомились перечной мятой и земляникой. В свободное время Янтарка расспрашивала Бушмейстера и Дунбарру о нетопырях, но узнала очень мало. Судя по всему, они во многом походили на мышей, но активны были по ночам, охотясь на комаров и прочий гнус. Самым интересным было то, что видели они очень плохо. Днем солнце было слишком ярким, а ночью, собственно говоря, вообще было темно. Поэтому ориентировались эти твари по звуку, все время испуская очень тонкий писк и внимательно слушая эхо, в чем достигли небывалого мастерства. «С такими ушами, — думала она, — летучая мышь наверняка слышит, что ты думаешь». Неудивительно, что Ночекрыл прикрывал уши, когда его чудища в пещере разразились воинственными криками. Весь день Янтарка училась, и размышляла, и следила за происходящим, беспокоясь о безопасности своих друзей. Той ночью все двадцать семь мышей плюс одна полевка и один сахарный поссум нашли себе убежище в обширном дубовом дупле, занимавшем фактически весь ствол, а сверху открытом небу. Они расположились на отдых в сухих листьях, устилавших его дно. Облака неслись на запад. Ближе к полуночи вышла луна — яркий серебряный шар. В пустом дереве под звездами Дунбарра рассказывал страшные истории про злобных тасманийских дьяволов и призраке старого ворона, который по ночам похищает души мышей, чтобы украсить ими свое гнездо. Этим он добился только того, что все слушатели страшно перепугались и усы у них встали дыбом. Ему пришлось срочно разрядить обстановку, рассказав анекдот про ехидну по имени Трубконосик, которая… — однако закончить его ему не удалось, так как мыши стали спрашивать, кто такая ехидна. Дунбарра объяснил, что ехидна — это такой небольшой зверек, похожий на ежа, но кладущий яйца, с жуткими иглами по всему телу и длинным носом вроде соломинки для коктейля, который он засовывает в землю и вылизывает оттуда муравьев. Еще он рассказал, что у ехидн ядовитые шпоры на лапах и что, когда из яйца вылупляется крошка-ехидна, она вцепляется в мамину шкуру и присасывается к ней с такой силой, что прямо в этом месте — неважно, где оно расположено, — выступает молоко. Тут до мышей дошло, что Дунбарра им всю дорогу безбожно врал — и про дьяволов, и про привидения воронов, и теперь они катались по полу дупла, визжа от смеха и потешаясь над диковинной ехидной, которую он для них выдумал. — Но я же правду говорю, — обиделся Дунбарра. — Ехидны и вправду существуют! — Ага, — стонал от смеха Бушмейстер, — и живут они на Луне вместе со своими мамами! Тут уже успевшие отсмеяться мыши снова покатились от хохота, и все началось по новой. И вот посреди этого веселья холодок вдруг пробежал по Янтаркиной спине. В темноте у подножия дуба двигались какие-то тени. Она вскочила и закричала: — Берегись! — но было уже поздно. В неверном лунном свете она увидела… полевок — целое племя, и каждая была вооружена иглой, серебряный звездный блеск которых дрожал на остриях маленьких копий. — Ага, — весело закричала одна из них. — А мы вас напугали! Янтарка чуть не расплакалась от облегчения: она узнала голос. То была малютка Таволга, одна из обитательниц норы позади Бенова дома. Дышать ту же стало легче. — Еще как напугали, — рассмеялась она. Полевки запрыгнули на край ствола и заглянули в дупло. — Что вы тут делаете? — спросила не успевшая как следует удивиться Янтарка. — Охотимся на вас, конечно, — важно ответила Таволга. Бушмейстер выступил вперед, поблескивая зверским оскалом шлема, и оглядел своих братцев и сестричек. — И вы сами сюда добрались? — строго спросил он. — А то, — смело отвечала Таволга. — И нам было нисколечко не страшно. — У нас теперь есть копья, — вставил еще кто-то из молодежи. — Другие звери нас боятся. — Ага, — подтвердила Таволга. — Утром мы напали на Домино и гоняли ее по всему двору, пока она наконец не забралась на телеграфный столб. Когда мы уходили на ваши поиски, она сидела там и орала. Теперь любая кошка на милю в округе знает, что с полевками связываться себе дороже. И так, смеясь и перебрасываясь шутками, полевки залезли в дупло и присоединились ко всей честной компании. Вскоре они уже учили мышей своим песенкам и рассказывали байки, и хохотали, как хохочут только легкие на смех полевки, — и Янтарка потихоньку ушла от них и вылезла из дупла на лунный свет. Впервые за этот долгий день ей было спокойно и легко. Если полевкам действительно удастся приучить местную кошачью братию бояться маленьких зверьков, зоомагазинные мыши смогут себя чувствовать тут в относительной безопасности. Да и Дунбарра в плане защиты был небесполезен. Сегодня мышам явно ничего не угрожало. Янтарка выбралась из тени дуба и подняла глаза к луне. Тени на ее серебряном лике выглядели так, словно в луне кто-то вырыл нору. Звезды тихо мерцали в бездонной ночной выси. Ветер касался луговых трав легко, как дыхание ребенка, и Янтарке стало легче. Отсюда она слышала, как в дупле Таволга удивленно вопрошает: — Вы никогда не слышали о Ветролете? Да это же самый знаменитый мыш на свете! И все мыши замолкли и принялись внимательно слушать историю о юном Ветролете и о том, как ласка вкопалась в его нору и хотела съесть его и его младших братьев и сестер, пока их мама ушла добывать детям пропитание. Ласка была слишком велика и застряла в узкой норе. Ветролет, чей хвост был всего в паре сантиметров от зубов ласки, начал рыть задними лапками землю и швырять ее во врага, чтобы заблокировать тоннель со своей стороны. И вот он кидал и кидал землю, и ласка кашляла, а потом, замурованная в узком коридоре, не будучи двинуться ни туда ни сюда, и вовсе задохнулась. Так родилась легенда о Ветролете, который победил злую ласку, когда сам еще едва вышел из молочного возраста, и который со временем стал величайшим героем всего мышиного рода. Янтарка слушала ее и внезапно почувствовала себя лишенной корней. Как же много она потеряла, родившись и выросши в клетке! Она не знала даже собственной своей истории. Она никогда не слышала мышиных сказок и легенд. Интересно, какие истории будут рассказывать когда-нибудь о ней самой? «А ведь моя история только началась», — подумала она. И теперь ей предстояло встретиться лицом к лицу с Ночекрылом… и если все пойдет плохо, то и история ее закончится, не успев начаться. Янтарка заметила неподалеку старый пень, высокий и покрытый мхом. Куски коры подымались над его вершиной, как выщербленные зубья. Вьюнки карабкались по заскорузлым бокам, бледные и прозрачные, как облака в лунном свете. Ей захотелось посмотреть, какой вид открывается сверху, и она ухватилась за скользкий мох и полезла вверх, цепляясь коготками за складки и трещины коры. Забравшись наверх, она в изумлении уставилась вниз. Пень оказался совершенно пустым внутри. Стены коры окаймляли круглое зеркало темной воды. Прямо над ним сияла луна, и в гладкой его поверхности Янтарка видела ее отражение и рядом — свое. Там даже плавало какое-то водяное растение с одним-единственным широким листом. Но больше всего Янтарку занимало ее собственное отражение. Никогда прежде она не видела себя — ну, разве что в довольно искаженном виде в глазах других мышей. На этот раз она воспользовалась случаем и внимательно себя изучила. «А ведь я красивая, — заключила она через некоторое время. — Даже очень красивая». Она вертелась так и эдак, критически рассматривая свой хвост, блестящую шубку, звездный блеск в агатово-черных глазах. «И почему, интересно, Бен всего этого не замечает?» — задумалась она. И тут же сама себе ответила: «Да потому что ты — мышь». Ну да, он сказал, что она красивая, как раз перед тем, как она собиралась превратить его в человека, но, скорее всего, сделал это исключительно ради того, чтобы подбодрить ее. Стояла тишина, только где-то вдалеке единственная цикада завела свою одинокую песню. Интересно, где же сейчас Бен? — А вот и ты, — сказал кто-то в темноте. Голос явно принадлежал старой женщине — он скрипел и свистел, как осенний ветер. Янтарка так подскочила от неожиданности, что едва не свалилась в воду. Стремительно обернувшись, она увидела маленькое мышевидное существо, притулившееся на бортике бассейна. Оно было темным, почти что черным как ночь, и имело длинное заостренное рыльце и очень короткий хвост. — Я проделала дальний путь, чтобы повстречаться с тобой, — сказало существо. — Перелетела на черепахе через Скалистые Горы и уже почти тебя настигла, когда в него попала молния и у нас случилась авария. — Чтобы повстречаться со мной? — удивилась Янтарка. — И попала сюда в самый подходящий момент, судя по всему, — продолжала незнакомка. — Меня зовут Чернопруд. Леди Чернопруд. Меня послал сюда добрый Руфус Мухолов, Высший Маг КОМАНДы. Там тебе будут рады — если, конечно, ты захочешь к ним присоединиться. Там ты сможешь изучить магические искусства и овладеть своим даром, как и предназначено тебе судьбой. — Я не понимаю, — призналась Янтарка. — Я ничего не знаю о магии. — Все мудрецы приходят в этот мир невеждами, — возразила леди Чернопруд. — А теперь слушай. У меня было видение; мне открылось, что этой ночью тебе предстоит дальний путь, а на заре — великая битва. Но есть вещи, которые тебе нужно узнать еще до этого. Она подбежала поближе, уселась рядом с Янтаркой и вперила взгляд в черную воду, на которой покачивались их отражения. — Вот первое, что нужно знать: магия повсюду. Янтарка проследила за взглядом леди Чернопруд, а потом подняла глаза. Перед ними расстилались луга. Рожь и овес мешались там с полевыми цветами, перевитые вьюнками и сплетенные словно в один большой венок. Там и тут дикий табак и папоротник поднимались над сплошным ковром травы. С высоты пня Янтарка видела даже дальний лес над грядой холмов и запруду, утонувшую в зарослях камыша. — Видишь? — сказала леди Чернопруд. — Жизнь — она повсюду, везде, куда только достанет глаз. Где-то ее больше — в лесах, где большие деревья, чьи корни уходят глубоко в землю; где-то меньше — в пустынях, где на песке, горячем днем и холодном ночью, почти ничего не может расти. И с магией то же самое. Она везде. Чуть-чуть тут, чуть-чуть там. Кое-где почти совсем пусто, а в других местах — густо, как в лесу. Увидеть ее не увидишь и на вкус не попробуешь. Но иногда… иногда ее можно почувствовать. Янтарка долго обдумывала услышанное. — Но если магия везде, — подтвердила она наконец, — это значит, что у меня всегда, в любой момент времени есть хоть какая-то магическая сила? — Почти всегда, — сказала леди Чернопруд. — Все, что тебе нужно сделать, это найти место, где магии много, и дать ей пристать к тебе. — Но если найду такое место, как же я узнаю его? Леди Чернопруд устремила взгляд вдаль. — Есть в этом мире такие места, — продолжала она, — где сам воздух пропитан магией. Мысли твои чаще всего несутся так быстро, что, попав в такое место, ты этого даже не заметишь. Но если тебе удастся замедлиться и внимательно прислушаться… Янтарка снова задумалась. Попадалось ли ей когда-нибудь такое место? Уверенности у нее не было. — Итак, — сказала она, — чтобы получить силу, все, что мне нужно сделать, это найти правильное место? И… и если я буду идти достаточно долго, то рано или поздно обязательно в такое приду? — Таковы издержки профессии, — ответила леди Чернопруд. — Большинство магов постоянно путешествуют, постоянно гонятся за малейшими проблесками магии, которые единственно и заставляют нас идти вперед. Мы не привыкли к излишествам, мы умны, ловки и умеем довольствоваться малым. Да, звучит не так чтобы здорово. Но некоторые со временем остепеняются. Тебе очень повезло, что у тебя такой хороший и сильный фамильяр, как Бен. Однажды и ты тоже сможешь осесть на одном месте и просто собирать магию, которая сама потечет к тебе. Янтарка поежилась при мысли о том, какое сокровище потеряла в лице Бена. Она посмотрела на сидевший перед ней комок темного меха и поняла, что и понятия не имеет, что же это за существо. Определенно не мышь, но и не полевка. В целом оно походило на мышь, но попавшую в какую-то жуткую передрягу. Янтарка не посмела раскрыть рот, чтобы не рассердить старую волшебницу. — Когда ты найдешь свое магическое место, — продолжала леди Чернопруд, — тебе придется беречь и экономить силу. На то, чтобы творить чары, всегда уходит энергия. На большую магию энергии тратится еще больше. Когда ты превратила Бена в мышь, ты истратила объем энергии, куда больший, чем тот, что доступен большинству магов за всю их жизнь. — Что, правда? — ужаснулась Янтарка. — Точно так. Если ты, к примеру, хочешь съесть черничину, в твоих силах заставить ее появиться прямо из воздуха. Но энергии на это уйдет масса. Вместо этого ты просто можешь пожелать узнать, где тебе найти чернику, — или, скажем, пожелать найти вообще какую-нибудь еду. Ибо знание приходит легко. На то, чтобы изменить свои мысли, энергии тратится куда меньше. Леди Чернопруд замолчала. Янтарка сидела, неотрывно глядя на воду. В какой-то момент она осознала, что погрузилась в мечты и только сейчас вернулась к реальности. Мир вокруг как-то неестественно притих, и в тишине Янтарка с удивлением поняла, что это и есть магическое место — прямо тут, где они сидят. «Наверное, мне теперь надо искупаться в этой воде, — подумала Янтарка. — Так ко мне пристанет побольше магии». Но стоило ей это подумать, как огромная тень пала на водоем, стирая колеблющееся отражение луны. — Сова! — в панике вскричала Янтарка. Она посмотрела вверх как раз вовремя, чтобы увидеть пикирующую на нее громадную сову, чьи глаза полыхали яростным золотом на фоне ночного неба. Ее колоссальные крылья закрыли весь мир; острые когти были простерты к Янтарке. Мышка покрепче сжала свою иглу и подняла ее над головой, готовая дорого продать свою жизнь, и в это мгновение внезапная идея молнией сверкнула у нее в голове. — Отнеси меня в пещеру Ночекрыла, — скомандовала она, подчиняя хищника силой своего намерения. Сова сгребла ее когтями, и на долю секунды Янтарка подумала, что вот сейчас-то ее бедные косточки и треснут. Однако вместо этого когти сомкнулись вокруг нее деликатно, словно люлька, огромные крылья ударили воздух, и покорная ее воле, птица взметнулась к звездам. Откуда-то далеко снизу до нее донесся крик леди Чернопруд: — До свидания, Янтарка! Сражайся мудро! Я бы отправилась с тобой, да слишком устала, чтобы сражаться с целой армией прямо сейчас. Янтарка посмотрела вниз: странный маленький зверек сидел на краю лунного пруда и смотрел ей вслед. А еще через мгновение она уже парила высоко в воздухе и, что самое удивительное, была абсолютно живой. Внизу величественный дуб простирал над полями свои ветви. Отсюда, сверху, все казалось значительно четче и ярче. Небеса были пронизаны звездным светом, а луна освещала раскинувшийся внизу спящий мир. Мыши в дубовом стволе были в полной безопасности — Янтарка это знала. Их охраняли полевки с копьями, а теперь еще где-то в округе рыскала леди Чернопруд, так что за ними будет кому присмотреть. И поэтому она просто летела, крепко сжимая свое копье и думая о том, что ждет ее впереди. Сова все поднималась и поднималась, пока они не оказались над серебристым ковром облаков под бескрайним небом, полным ветров и падающих звезд. Глава восемнадцатая СЫТЫЙ КЛЕЩ Пища несет жизнь, но смысл этой жизни придают лишь любовь и надежда. Руфус Мухолов Бен постоянно отключался и все больше слабел. Голод усиливался, выжимая из головы остатки рассудка. Луна безмятежно вершила свой путь по небу. Под покровом тьмы ночекрыловы клевреты прочесывали местность, похищая из гнезд ни в чем не повинных животных, таща пушечное мясо для армии темного властелина. Несколько раз за ночь Бен просыпался. В пещеру несли орлов, чьи клювы были крепко-накрепко связаны веревками из колючего ежевичника. По полу волокли шипящих и извивающихся змей. Каждый раз, как у него в наличии оказывалось и то и другое, Ночекрыл тут же пропускал несчастных через свой магический блендер, создавая нового монстра под радостные вопли и восторженный вой толпы. Бен висел у него на животе, запустив все восемь лапок в густой мех, и то впадал в забытье, то ненадолго возвращался к реальности. Он был слишком усталым, чтобы бодрствовать, и слишком измученным, чтобы по-настоящему уснуть. В своих снах Бен был безмолвным и беспомощным свидетелем всяких жутких сцен — зрелища смерти, звуки сражения, крики отчаяния терзали его разум. По пробуждении все оказывалось еще хуже, потому что пещеру наполняли запахи текущей и свернувшейся крови. И хотя Бена от них жестоко тошнило, в то же время они странным образом возбуждали и волновали его. К сожалению или к счастью, но клещ знает запах своей еды. Бен отчаянно сражался с голодом, который неотвратимо становился все сильнее и сильнее. Хуже всего было то, что Бен знал: останься он клещом достаточно долго, чтобы голод сломил его волю, — и он не выдержит и вкусит Ночекрыловой крови. «Что-то типа вампира, только наоборот», — горько подумал он. Бен постоянно отключался и все больше слабел. Голод усиливался, выжимая из головы остатки рассудка. «Я так больше не могу, — думал он сквозь бред. — Лучше умереть, чем жить в таких муках». Однако тут в его маленьком мозгу сверкнула идея. «Без меня Ночекрыл ослабеет. У него недостанет сил вести эту идиотскую войну. Он больше не сможет делать чудовищ из ни в чем не повинных животных. Значит, мне нужно убежать. Но что потом? Я смогу улизнуть отсюда на заре после того, как все улягутся, и отправиться к Янтарке. Может быть, мне повезет, и она превратит меня обратно в мышь». Но какое же это, однако, будет долгое путешествие! Сейчас он был на побережье, милях в шестидесяти от дома. Даже будь он человеком — добраться туда пешком было бы сродни подвигу. Ну а клещу… да к тому же до сих пор не разобравшемуся, как пользоваться всеми восемью ногами одновременно… Нет, никаких шансов! «У меня никогда не получится, — понял Бен. — Я двадцать раз погибну, прежде чем доберусь до дома». А потом ему стало очень спокойно. «Ну и пусть, — сказал он себе. — Я лучше умру, чем стану сытым клещом». * * * Сове нужен был отдых. Лететь достаточно высоко, чтобы перевалить через горный хребет, да еще и в разреженном воздухе, было трудно даже такой видавшей виды старой птице, как вынужденная компаньонка Янтарки. Уже близилась заря, когда ушастая хищница заскользила над черным сосняком к сереющему в сумерках океану. Она неслась над самыми верхушками деревьев, направляясь к странной формы маяку, возвышавшемуся на вершине Землероечной Горы. Внизу искривленные безлистные деревья словно в отчаянии вздымали ветви к небу. Янтарка видела горячие источники, от которых поднимался туман, размывавший очертания деревьев. — Землероечная Гора, — сообщила сова, когда они подлетели достаточно близко. — В лесу я вижу стражу. Но все защиты рассчитаны на атаку большими силами; одна-единственная мышь может остаться незамеченной, если будет пробираться осторожно. Янтарка думала всю ночь. Она не знала, сколько у нее осталось магической силы. Риск, что она потратила ее всю на поимку совы, был слишком велик. Выступать против Ночекрыла в открытую было бы слишком неразумно. Нет, нужно было осторожно проникнуть в его логово, отыскать Бена и унести его оттуда. Если Ночекрыл, как все летучие мыши, спит днем, значит, с началом операции следовало подождать, пока совсем рассветет. Когда сова высадила ее на границе жуткого леса, Янтарка сердечно поблагодарила ее и вернула ей свободу. Солнце уже поднималось. Птица поднялась над заколдованными деревьями, горделиво и чуточку демонстративно купаясь в алых лучах солнца, и мощными взмахами крыльев стала набирать высоту. По лесу прокатился крик стражи: — Внимание, воздух! У кого-то сбежала сова! Раздался треск кустов, через которые в беспорядке ломились какие-то крупные звери, намереваясь, видимо, изловить беглянку, и Янтарка молча поблагодарила сову за отвлекающий маневр. А потом двинулась вперед, бдительно глядя по сторонам и сжимая игольное копье: прыгни, остановись, оглядись; прыгни, остановись, оглядись. * * * Рассвет медленно разливался по небу. Золотая утренняя дымка струилась по земле, лаская каждую деталь ландшафта и четко очерчивая черную дыру пещеры. Обитавшие в ней чудища занимались делами всю ночь, бурно празднуя каждую новую орлозмеиную пару, превращавшуюся у них на глазах в новое совершенное существо. Сейчас в логове было тихо. Тишину нарушал только немузыкальный храп спящих существ. Бен все так же висел на Ночекрыловом брюхе, вцепившись в жесткий рыжеватый мех. Но теперь он внимательно глядел по сторонам, выискивая малейшие признаки опасности. Большинство чудовищ лежали на спине или на боку, глубоко дыша, время от времени негромко взревывая во сне и шумно скребя брюхо, когда их особенно донимали блохи. Однако сказать, точно ли все они спят и насколько глубоко, не представлялось возможным. Светящиеся пауки притушили свои фонари, но их фасеточные глаза продолжали зловеще поблескивать в темноте, и услужливое воображение тут же подсказывало Бену, что стоит ему коснуться хотя бы одной ниточки их мерцающей паутины — как хозяин немедленно окажется тут как тут, чтобы познакомиться с гостем поближе. А кроме того, имелись еще и змеи, и прочие зверюги вообще без век, и было совершенно непонятно, спят они или нет. Бен еще раз огляделся и спрыгнул с Ночекрылова брюха. Будь он человеком — то был бы великий подвиг, так как висел Ночекрыл по обыкновению на потолке, и Бен упал с высоты раз в сто больше собственного роста. Однако восемь ног без проблем приняли его легонький вес, и он благополучно приземлился на скалу. Теперь перед ним стояла новая проблема — как отыскать выход. Между ним и устьем пещеры располагались регулярные части врага. Ящеропоссумы с острыми зубами и зловредными улыбками; дикобразоласки, умеющие бегать быстрее ветра; скорпионоскунсы, чей запах был почти так же смертелен, как их жала. И все они были гораздо, гораздо больше Бена. Он осторожно пробирался между ними; его восемь лапок тихонько клацали по камню. Сначала Бен боялся, что они могут проснуться и увидеть его. Но потом он понял, что куда хуже будет, если кто-то из близлежащих просто перевернется во сне на другой бок, — тогда от него даже мокрого места не останется. И так он крался среди спящих врагов, пока путь ему не преградил водный поток. Бен прыгнул в воду и поплыл, как умел, активно работая всеми ногами. — Ох, только бы тут не было никакой рыбы, — бормотал он, плывя. — Даже гуппи. Пожалуйста! Никаких гуппи! Казалось, он плыл целый час, пока, измученный и едва живой, не достиг противоположного берега лужи — а это была именно она. Солнце уже поднялось, и теперь ослепительное золотое сияние, вливавшееся в отверстое жерло пещеры, стало более ровным и серебряным. Бен чувствовал свежий ветер и запах сосен; снаружи доносилось мерное дыхание океана. Он перебрался через складку скальной породы, отчаянно боясь, что кто-нибудь из ящеричьей стражи может в любой момент настичь и проглотить его. И вот он уже стоял на пороге пещеры, глядя вниз, на расстилавшиеся перед ним заколдованные леса с их перекрученными деревьями и ядовитыми лозами. А потом кто-то сказал у него за спиной голосом низким и клокочущим, как глухой раскат грома: — И что это мы здесь делаем? Пытаемся сбежать, да? Сердце у него упало куда-то в нижнюю часть брюшка. Бен обернулся. В полумраке пещеры прямо за ним свернулся кольцами в пыли, нацелив на него смертоносный клюв, полуорел-полузмей. Бен в ужасе уставился в яростные золотые глаза Червя-Победителя. Глава девятнадцатая ПЕСНЬ ДЛЯ ДРУГА Быть кому-нибудь настоящим другом — дело трудное, но благородное. Бушмейстер Орлозмей взмыл высоко в воздух, вертя головой и ища, ища… Янтарка мчалась через лес, не забывая вовремя прыгать, останавливаться и оглядываться. О растениях она знала не так уж много, но те, что окружали ее в данный момент, выглядели мерзко. У кустов и деревьев имелись широко разинутые рты, а в некоторых из них — совершенно уверена она не была, но остановиться и разглядеть получше в голову как-то не приходило — даже мелькали зубы. На самом деле каждое из них выглядело как какое-то животное — собака или, допустим, норка, — которое поймали в попытке бегства из пещеры и в наказание превратили в растение. Тело несчастного зверя стало древесным стволом или колючим кустом, а из головы и спины повыросли ветки. Рты и глаза стали сучками, а ноги — узловатыми корнями, накрепко привязывавшими пленников к земле. Янтарка продвигалась вперед, бдительно глядя по сторонам. Внезапно впереди показался кролик. Это был странный кролик с очень короткими ушами и очень длинными клыками. Он внимательно принюхался к воздуху и помчался прямо на нее. Не заметив Янтарку, он перепрыгнул через нее и в страшной спешке ускакал дальше в лес. Она перевела дух и была уже готова идти дальше, как вдруг ближайший к ней колючий вьюн подозрительно зашевелился. Выглядел он как нормальный ежевичный побег с комплектом листьев, однако побег этот целенаправленно полз по земле, агрессивно топорща шипы. Он поднял маленькую головку — один-единственный зеленый лист, и Янтарка обнаружила на нем небольшие бугорки, видимо, представлявшие собой немигающие, лишенные век глаза. Затем ежевичный монстр пополз вверх по стволу дерева, словно выискивая себе местечко для принятия солнечных ванн. «Здесь все живое, — подумала она. — Даже у кустов есть глаза. Даже то, чему полагается быть мертвым, тут живо». Сердце у нее колотилось где-то в горле. Янтарка продвинулась вперед еще на несколько шагов и укрылась в тени дикого огурца, раскрывавшего навстречу солнцу свои бледно-пурпурные цветки, и обозрела лежащий перед ней путь. Через подлесок проломилось чудовище — снова клыкастый кролик. Потом все стихло. Янтарка подождала, пока шум затихнет вдалеке, и собралась было скакать дальше, когда обнаружила, что у нее застряла лапка. Обернувшись, она оторопела от ужаса. Невинный с виду дикий огурец ухватил ее за лодыжку своим нежным зеленым побегом. Она попыталась вырваться; листочки злобно зашипели на нее. Янтарка извернулась и вонзила в опрометчивое растение свое маленькое копье. Мелкие воронкообразные цветки тут же свернулись и принялись пронзительно свистеть. Сигнал тревоги! Единственное, что ей оставалось делать, — это бежать. Она выдернула лапку из захвата и кинулась вскачь по тропинке. Впереди раздался громкий топот, словно что-то громадное продиралось через кусты, и она едва успела отпрыгнуть в сторону. Шерстистое создание с черными полосами вдоль спины промчалось мимо огромными прыжками, отталкиваясь от земли очень длинными задними ногами. «Жабобурундук», — догадалась несколько ошарашенная Янтарка. Она знала, что находится уже довольно близко к пещере. В воздухе слышался звон капель, падающих на маленькие камушки. Спрятавшись за очередным исковерканным кустом, укрытая сенью листвы, Янтарка высунула мордочку и попыталась разглядеть вход в пещеру. И тут ей открылось зрелище, от которого сердце у нее сделало дикий скачок и едва не остановилось. В устье пещеры на скальном полу, освещенное яркими лучами солнца, сидело какое-то насекомое. Над ним, раскинув бело-золотые крылья, поднималась на манер кобры гигантская змея с головой какой-то хищной птицы, вперив немигающий взгляд в несчастное создание. Бен! Янтарка слышала хруст веток в подлеске. Вредный огурец все еще истерически свистел, и она уже различала несущихся к ней с разных сторон чудовищ — темные громады, ломившиеся через лес. Надежды на бегство не было. Лишь одна-единственная мысль билась у нее в голове. Пой! * * * — И что же мы здесь делаем? — требовательно спросил орлозмей. Бен в ужасе глядел на него; все его восемь коленей тряслись так сильно, что в любой момент грозили перестать его держать. — Я просто… я просто хотел немного погреться на солнце. — Клещам не нужно солнце, — отрезало чудовище. — Клещам нужна только теплая кровь. Бен не знал, что ответить; он просто стоял перед чудищем, дрожа и боясь двинуться с места. И тут он услышал пение — позади него, в лесу, кто-то пел, и голос был ему чудесно знаком: Пусть долог и опасен путь, но я вперед иду. И ясным днем, и в мрак ночной тебя, мой друг, найду. Бен обернулся и уставился на заросли. Это была не просто песня — она несла обещание и утешение. Янтарка пришла к нему на помощь! Орлозмей зашипел и замотал головой, ища источник звуков, а потом взмахнул своими могучими крыльями. Бена едва не смело со скалы потоком воздуха и пребольно швырнуло о стену пещеры, но это не помешало ему тут же вскочить на ноги. Подбежав к краю скалы, он, щурясь от солнца, стал выглядывать внизу Янтарку. Орлозмей взмыл высоко в воздух, вертя головой и ища, ища, потом испустил пронзительный крик и спикировал на какой-то куст. Под ним Бен увидал Янтарку и крикнул своим тоненьким тихим клещиным голосом: — Янтарка, берегись! Заметив приближающегося птицезмея, Янтарка чуть-чуть отбежала от куста, взяла наперевес иглу и принялась ждать, храбро глядя на приближающееся к ней чудище. И в тот самый миг, когда оно было уже готово напасть, она метнула в него иглу со всех своих мышиных сил. Что в точности произошло дальше, Бен сказать не мог. Он видел, как игла серебряной вспышкой пропорола воздух, а потом орлозмей издал страшный крик, от которого затряслись листья на деревьях, и рухнул в дымящийся водоем. Но кусты со всех сторон от Янтарки продолжали колыхаться; через подлесок с треском продирались враги, колючие лозы змеились к ней — и не было ни единого пути к бегству. И тогда Бен встал там, в устье пещеры, озаренный лучами утреннего солнца, и запел во все горло: И если смерть тебе грозит и ждет тебя беда, знай, верный друг к тебе спешит, друг выручит всегда. И всякое движение в лесу прекратилось. Янтаркины преследователи остановились, сбитые с толку, но быстро переориентировались и снова ринулись через заколдованный лес — на этот раз к нему. «Я умру», — подумал Бен. Однако, несмотря на это, он чувствовал себя просто превосходно. Старый Вербений когда-то просил его спеть свою песню, и о том же просил потом осьминог — и тогда Бен ответил им обоим, что песни у него нет. Но теперь она была — теперь у него была своя песня. Глава двадцатая КРИК МЫШИ Яростный ветер, гравирующий лик горы, также может и отполировать бриллиант, явив миру его внутренний свет. Руфус Мухолов Ночекрыл, свистя, несся к Янтарке. Он тонко и пронзительно визжал, и голос его звучал так, словно кто-то скреб когтем по грифельной доске. Не зная, что ему делать, Бен топтался в устье пещеры, как вдруг сзади из сумерек донесся ехидный голос: — Какая прелесть! — промолвил Ночекрыл. — У моего маленького кровососа обнаружился друг. Бен едва успел обернуться, когда нетопырь молнией рванул из темноты на свет, сграбастав его по пути когтистой лапой. Ночекрыл мчался через заколдованный лес, лавируя между деревьями, как заправский пилот-ас, пикируя через развилки ветвей, срывая листву с неосторожно попавшихся ему на пути лиан. Бен, увы, знал, что мастерства ему не занимать. Летучая мышь, способная летать в град так, чтобы ни единая градина в нее не попала, не станет особо раздумывать, прежде чем ринуться в эти сложнозаплетенные растительные джунгли. — Я знал, что она придет, — тихо сказал Ночекрыл, словно Бен был его доверенным другом. — Она просто не устояла бы. Без такого фамильяра, как ты, она просто обычный грызун. Ночекрыл, свистя, несся к Янтарке. Он тонко и пронзительно визжал, и голос его звучал так, словно кто-то скреб когтем по грифельной доске. Далеко внизу Бен видел маленькую золотистую мышку: она бежала со всех ног. Потеряв свое единственное оружие, она слепо неслась по тропинке, хорошо различимая с воздуха. В это мгновение Янтарка как раз оглянулась, увидала парящего над ней Ночекрыла и быстро нырнула в кусты. Нетопырь промахнулся и, взяв вверх, сделал «бочку» и снова лег на след. — Как ты думаешь, — невинно советовался он с Беном, — что будет лучше с ней сделать? Стоит ли пропустить ее через блендер с комком глины, так чтобы получилась статуя, которая простоит как раз до ближайшего дождя? Или ты предпочтешь более долговечную скульптуру? А что, пусть стоит — памятником ее глупости. — Она не глупая, — прохрипел Бен, которого мотало, как на американских горках. — Просто она ничего не знает. Бен извернулся и начал карабкаться через густой Ночекрылов мех. Лапки его дрожали от напряжения. — Куда это ты собрался? — поинтересовался нетопырь. — Я голоден, — проныл Бен. — Твоя кровь, хозяин, — я чувствую ее запах у тебя в жилах. Она зовет меня. Ночекрыл заклекотал от смеха и взмыл над кучей хвороста, под которой укрылась Янтарка. — Давай, займи предназначенное тебе природой место. Бен что-то неразборчиво промычал. Его целью было вовсе не предназначенное ему природой место. Ему нужно было любой ценой отвлечь нетопыря, и в его распоряжении был лишь один способ сделать это. Его тонкий, как игла, хоботок был готов пронзить плоть Ночекрыла — оставалось только не промахнуться мимо яремной вены. А тем временем Янтарка выбежала из-под куста и снова оказалась на открытом месте. Ночекрыл прошипел заклинание: — Ты не в силах со мной сражаться. Я — великий бессмертный мистик. Я — Эдгар. Аллан. По. Янтарка как раз вспрыгнула на большой круглый камень и оглянулась через плечо на догоняющих ее Ночекрыла и Бена… когда у нее вырвался ужасный крик. Камень под ее лапками начал на глазах плавиться, словно масло, и она плавилась вместе с ним, превращаясь в еще одно гибридное создание — полумышь-полукамень. Она горестно кричала, и Бен, сердце которого разрывалось от муки, изо всех сил пожелал снова стать фамильяром Янтарки, чтобы его магическая сила могла потечь к ней. * * * Янтарка смотрела вверх, на скользящую над ней Ночекрылову тень. Эта тень была слишком велика для летучей мыши, она закрывала собой все небо. У Янтарки не осталось ни капли магии. Последние остатки волшебства покинули ее, когда она убила орлозмея, направив свою иглу ему прямо в глаз. И сейчас она знала, что пришел ее смертный час. Весь заколдованный лес был битком набит монстрами. Они мчались к ней от пещеры и со всех прочих сторон; она уже слышала их тяжелое дыхание. Единственное, что ей оставалось, — это бежать, бежать изо всех сил куда глаза глядят, через подлесок, надеясь только на то, что он достаточно густой, чтобы хоть на немного задержать преследователей. Она вылетела на открытое место. Под лапами у нее был коричневый песчаник; раздалось шипение нетопыря, и камень начал таять под ней, засасывая вниз, поглощая и растворяя, становясь с ней одним целым. Она попыталась вытащить лапки, освободиться, но они как будто замерзли, полностью потеряв подвижность. Она превращалась в камень! Она слышала странный звук — точно камни и потрескивали, стукаясь друг об друга, — и чувствовала, как волна окаменения поднимается до колен, до пояса, как стремится вверх, к груди. Время словно остановилось. Нетопырь висел в воздухе над ней, и Бен отчаянно вонзал и вонзал в него свой хоботок, как если бы это было копье. Ночекрыл был столь горд и уверен в своем могуществе, что летел с закрытыми глазами, распахнув свои огромные уши парусами навстречу ветру. «Нет, — обрушилось на Янтарку озарение, — он ни в чем не уверен. Ему слишком светло. Он летит по звуку!» Камень уже поднялся ей до груди и через мгновение должен был достичь горла. И тогда Янтарка сделала единственное, что могла. Собрав все силы и готовую угаснуть надежду, она крикнула: — Оставь нас в покое! Вырвавшийся из ее гортани звук был громче свистка локомотива. Он вспорол лес и сорвал листву с деревьев. Он отразился от гор и вознесся к облакам, густея и понижаясь, как гул большого колокола. И он ударил в Ночекрыла с силой пушечного ядра. Большеухий нетопырь, ослепленный солнцем и ориентировавшийся исключительно по звуку, сделал крутой вираж и со всего размаху врезался в дерево, ветви которого были похожи на корявые цепляющиеся пальцы, сучки на коре напоминали полные отчаяния глаза, дупло зияло, как раззявленный в муке рот, а безлистные ветви бесполезно вздымались в равнодушное небо. Послышался хруст ломающихся костей, и нетопырь шлепнулся вниз комком меха и смятых крыльев, приземлившись прямо в куст дикого огурца, чьи лиловые цветки восхищенно причмокнули, а побеги и усики нежно обхватили тушку и утянули ее в грязь у корней. Через секунду от Ночекрыла не осталось и следа. От земли начала подниматься дымка, черная струйка росла и росла, расплываясь в силуэт огромного дракона. Потом налетел ветер и рассеял тень, унося ее прозрачные безвольные останки в сторону моря. Глава двадцать первая САМАЯ КРАСИВАЯ МЫШЬ НА СВЕТЕ Чтобы проиграть, тебе нужно сначала сдаться. Бушмейстер «Да, мы совершенно определенно изменили мир». Бен упал на брюшко и некоторое время любовался порхающими перед глазами разноцветными звездочками — последствиями Янтаркиной звуковой атаки. Потом он посмотрел вокруг — чудовища все так же мчались к Янтарке со всех сторон. Она стояла перед ними — маленькая каменная мышь, неподвижная, безразличная ко всему. Она превратилась в статую. Чудовища собрались вокруг нее, молча уставившись на крохотное изваяние. Тут были и угреножка, и Славный Клык, и пиявкоскунс, и скорпионокрыс. Со всех сторон прибывали все новые и новые чудища. Никто из собравшихся не издавал ни звука. Теперь, когда Ночекрыла больше не было, они как будто растерялись. Бен со всех своих восьми ног кинулся к статуе. Голова Янтарки была задрана вверх, рот открыт, а в глазах застыло исступленное выражение — все как в тот момент, когда она закричала на Ночекрыла. Бен взобрался на статую; его глаза были полны слез. — А со мной теперь что будет? — вскричал он. — Ты не можешь просто так бросить меня здесь. Янтарка?! Ты меня слышишь? Но Янтарка оставалась недвижима. Немигающим взглядом она смотрела на утреннее солнце. — Прости меня, — сказал Бен горько, уткнувшись головой в камень. — Прости за то, что тебе так много пришлось из-за меня пройти. За то, что я пытался скормить тебя ящерице. За то, что пытался бросить тебя на произвол судьбы. Вернись, Янтарка. Вернись, и я навсегда останусь с тобой. И помогу тебе освободить всех мышей мира. Но все было напрасно. — Она мертва, парень, — прорычал Славный Клык. — Они мертвы все — те ребята, которых превратили в камни и деревья. Они теперь не живее Ночекрыла. Бен резко обернулся к нему. Сейчас этот странный змей с яркими картинками вдоль спины казался ни дать ни взять следующим кандидатом на пост нового главы САДИСТа. — Ты! — ткнул в него Бен. — Ты знаешь магию? Умеешь колдовать? Можешь превратить ее обратно в мышь? Я могу сработать как твой фамильяр. Но Славный Клык только покачал головой. — Помимо окраски, ничего волшебного во мне нет и не было, — сказал он. Бен окинул взглядом прочих чудовищ. Все они были совершенно обычными, заурядными монстрами и явно ни на что не годились — просто несчастные создания, оказавшиеся в ненужное время в ненужном месте. Бен отвернулся и пошел домой. До Далласа (штат Орегон) были мили и мили. Он был уверен, что живым ему туда не добраться. Бен уже настолько устал и был так голоден, что вряд ли смог бы доковылять даже до ближайшего шоссе. «И все же шанс есть», — думал он. Можно хоть как-нибудь доползти до шоссе и подождать ближайшего велосипедиста, а потом запрыгнуть на него, напиться крови и ехать дальше, надеясь, что он повезет в правильном направлении. А что потом? Даже если ему удастся попасть домой и остаться в живых? Заползти в грязный родительский дом и тихо жить там с муравьями и тараканами под буфетом, пока не состаришься и не умрешь? «Ну да, — решил Бен, — именно так я и сделаю». Не успел он сделать и дюжины шагов, как лапки у него заплелись и он плашмя упал на землю. Некоторое время он просто лежал, мечтая только о том, чтобы кто-нибудь на него наступил, как вдруг случилось что-то странное. Бен почувствовал, как земля под ним затряслась. Словно бы могучий топот послышался вдалеке, потом прекратился, потом зазвучал снова, уже более громко. «Ну прямо как в „Парке Юрского периода“, — подумал Бен. — Сейчас прибежит тираннозавр». Он не двигался. Земля снова задрожала, а потом… потом тряхнуло как следует. Казалось, весь мир внезапно решил развалиться на части. Деревья отчаянно махали ветвями, а чудовища орали от ужаса на разные голоса. Бен, шатаясь, встал на ноги и посмотрел вокруг. Монстры метались по лесу и вопили. Так получилось, что, когда началось самое интересное, Бену на глаза попалась угреножка. Только что перед ним извивалось ужасное создание с бронированной спиной и сотней жирных ножек, а в следующее мгновение на земле корчился гигантский угорь, а в кусты со всех ног удирала многоножка. Сейчас то же самое случилось и с оказавшимся поблизости скорпионокрысом. Еще секунду назад злобное чудовище вертелось на месте и пронзительно визжало от боли, хлеща хвостом по сторонам, словно искало, кого бы ужалить, а сейчас уже крыса убегала в кусты, стараясь как можно скорее оказаться подальше от крошечного скорпиона. Даже Славный Клык, который только что был змеем с большими эстетическими претензиями, вдруг проявил всю двойственность своей натуры: в заросли дикого огурца стремительно скользнула гадюка, а посреди поляны осталась лежать полароидная камера. «Магия Ночекрыла умирает вместе с ним…» — как-то вяло подумал Бен. Он поднял глаза на Янтарку и увидел — со статуи осыпается пыль. Внезапно она вздохнула. Воздев свои маленькие лапки в небеса, она вскричала, обращаясь ко всем растениям и животным заколдованного леса: — Вы свободны! Я дарю вам всем свободу! И Бен увидел: она действительно делала это. Ближайший к ним куст, выглядевший как корчащееся от боли чудовище, превратился в ворону и, хлопая крыльями, взмыл в небо. Только что бывший деревом олень грациозно поскакал прочь. А в следующую секунду еноты, и белки, и малиновки хлынули с Землероечной Горы сплошным потоком. Янтарка обернулась к Бену. — Давай-ка выбираться отсюда, — весело сказала она, — пока нас не затоптало стадо бешеных бурундуков. Ровно в этот момент из травы появился кролик с совершенно обезумевшими глазами, и Янтарка едва успела отскочить в сторону: еще чуть-чуть, и ее просто раздавили бы. Она протянула лапку Бену, и он заковылял к ней, потом прыгнул и приземлился прямо в теплый мех у нее на брюшке. — Держись крепко, — сказала она ему и добавила: — Я хочу, чтобы мы были у Бена дома. Эффект это произвело просто удивительный. Словно фейерверк взорвался у нее под лапками. Вот только-только она стояла на земле — а сейчас уже неслась по воздуху в шипении искр. Кругом свистел ветер, да такой сильный, что Бена едва не оторвало от нее. Он изо всех сил вцепился в мех, но тут и восьми лап было маловато. Он уже начал соскальзывать, когда Янтарка протянула ободряющую лапку и удержала его на месте, крепко прижав к себе. Так они и летели вместе над бескрайними лесами, холмами и озерами, над извивающимися внизу серебристыми лентами рек. Они еще поднажали, и ветер вокруг засвистел сильнее, а потом почему-то прекратился. Они мчались все быстрее и быстрее, но теперь как будто бы сидели в окружавшем их со всех сторон воздушном кармане. Наверное, Янтарка так захотела, догадался Бен. — Когда ты сказал, что хочешь остаться мышью и отправиться вместе со мной спасать весь мышиный род, ты и в самом деле это имел в виду? — спросила его Янтарка. Бен задумался. — Наверное, да, — сказал он наконец. Впрочем, ведь другого выбора у него и не было. — Думаю, ты лжешь, — сказала Янтарка. — Думаю, на самом деле ты хочешь быть человеком. — Не знаю, — честно признался Бен. — Не слишком хорошо это у меня получалось. — Да и у меня не слишком хорошо получалось быть мышью, — согласилась Янтарка. — И с тобой я обращалась, прямо скажем, не лучшим образом. Бен подумал обо всем, что произошло за последние дни… о том, как отважно Янтарка пришла к нему на помощь, — даже если все, что она могла сделать, это отвлечь на себя врагов. — Под конец ты выступила просто отлично, — признал он. Янтарка улыбнулась. — Если я превращу тебя обратно в человека, — спросила она, — мы сможем все равно остаться друзьями? — Еще бы! — воскликнул Бен, приходя в волнение при этой мысли. — Я бы все равно мог помогать тебе. Я бы носил тебя в зоомагазины, и мы бы вместе освобождали мышей. И можно было бы брать их с собой, чтобы они жили у нас, на заднем дворе, и я бы приносил им еду, кучи еды, и… — мысль у него унеслась куда-то в сторону. — Но ты все равно не сможешь превратить меня в человека. Чары не могут лгать, ты же знаешь. — Что правда, то правда, — согласилась Янтарка. — Я не хотела, чтобы ты становился человеком, потому что это означало, что я тебя потеряю. Но… я думаю, есть один способ. Она хлюпнула носом. Бен глянул вверх и увидел, что Янтарка плачет. Последовал толчок, и они стали замедляться, как машина, у которой вышел весь бензин. Началась турбулентность. Бен посмотрел вниз. Они снижались прямо над его двором. И снижались куда быстрее, чем хотелось бы. — Держись крепче, — велела Янтарка. — Похоже, у нас кончается магия. Они перекувырнулись и начали откровенно падать, но в дюжине метров над землей у Янтарки словно бы открылось второе магическое дыхание, и они более-менее плавно заскользили над верхушками сосен и крышами домов, над машинами и газонами, все ниже, ниже… И вот они уже шлепнулись в густую траву и покатились кувырком среди полевых цветов. Против всех ожиданий Бен все-таки оказался дома. Чувство огромной благодарности переполнило его. — Закрой глаза, Бен, — попросила Янтарка. — И не открывай, пока я не скажу, хорошо? Он хотел было спросить «почему?», но лишь проворчал что-то неразборчивое и закрыл глаза. — А теперь, — сказала Янтарка, — посмотрим, получится ли у меня все как надо. Она наклонилась и погладила его по голове и спинке, а потом отступила на несколько шагов. Бен сидел на земле, купаясь в теплых солнечных лучах. Вдалеке хлопнула дверь машины — сосед собирался на работу; с полей, что через улицу, донеслась песнь жаворонка. — Бен, — серьезно сказала Янтарка, — я хочу понять, что это такое — быть человеком. На этот раз никакой боли Бен не почувствовал. Единственно — что, когда у тебя стремительно усыхают четыре лишние ноги, ощущение бывает довольно странное. Верхняя пара ног превратилась в руки. Он начал расти — и все рос и рос, правда, пока еще стоя на четвереньках, а потом встал на ноги. Бен стоял неподвижно, ежась от солнечного тепла и наслаждаясь ощущением собственного тела и прохладного утреннего ветра, обдувающего лицо и руки. Он почти позабыл, как оно бывает, — такого не знают ни мыши, покрытые мехом, ни тем более клещи, покрытые… чем там они покрыты? А, хитиновым панцирем. — Можешь открыть глаза, — объявила Янтарка. Бен открыл. Взгляд его был устремлен вниз, на землю. И на этой земле стояли босые ноги молоденькой женщины. На ней было простое ситцевое платье, чей узор словно был списан прямо с ландшафта двора, — трава, лютики и ромашки, куриная слепота и душистый табак. А потом он посмотрел ей в лицо, и у него перехватило дух. Перед ним стояла самая красивая девушка на свете. Волосы у нее были странного серо-каштанового — мышиного, понял он, — цвета, а глаза сверкали, как черные искры. — Янтарка?! — не веря себе воскликнул Бен. Она кивнула. — У нас осталось мало магии. Надолго этого не хватит. Но, думаю, когда у нас будет достаточно силы, я смогу пожелать, чтобы ты был человеком, при условии, что и я им буду. — Ого, — только и мог сказать Бен. «А в виде мыши она была такой же красивой?» Сердце Бена знало ответ. Разумеется, «да». Тысячу раз «да». Поэтому он и выбрал в зоомагазине именно ее. «Но что же теперь? Что мне с ней делать? И где она будет жить?» Воображение уже рисовало ему, как она будет жить в лесу, что за домом, словно дикий зверек, — где-нибудь неподалеку от Бушмейстеровой норы. «Нет, так нельзя. Она же теперь человек, ей нужен дом. И она должна ходить в школу». А воображение тем временем уже разыгралось не на шутку, подсовывая картинки одна другой краше: Янтарка живет у него на чердаке, куда мама с папой никогда не заходят. Она могла бы добывать себе пропитание магией, и они могли бы везде путешествовать вместе, неся свободу угнетенным мышам всего мира. И пока Бен стоял, воображая, что сулит ему будущее, он вдруг снова начал уменьшаться. И доуменьшался… до размеров мыши. Где-то неподалеку взвыла кошка. Еще неделю назад Бен не обратил бы на этот звук ни малейшего внимания, но сейчас он едва не выпрыгнул из собственной шкуры. Обернувшись, он узрел черные пятна на белом фоне, неоспоримо свидетельствовавшие о приближении Домино. Кошка неслась к ним в жуткой панике, испуская дикие вопли; ее преследовал отряд в полдюжины мышей и полевок, вооруженных иглами. Перед глазами Бена всплыл газетный заголовок: «Мыши Орегона вооружаются». — Кажется, мы уже изменили мир, — сказала Янтарка. — Может быть, куда больше, чем могли предполагать. Может быть, именно это я должна была сделать — научить мышей мира, как им самим освободить себя. Ее черные глазки весело поблескивали среди золотистого меха. Бен обратил взгляд в сторону дома. Каково это было бы — оказаться сейчас дома? Тут он заметил какую-то черную кучу, вывалившуюся из неплотно прикрытой двери гаража. О нет! Это были мухи. Целая куча дохлых мух. А ведь паук говорил ему, что ставки на то, что он выберется из зоомагазина живым, были один против миллиона! Миллион навозных мух! Судя по всему, паук Пак уже получил свой выигрыш. — Да, мы совершенно определенно изменили мир, — сказал он, качая головой. Теперь этих мух придется выгребать из гаража лопатой. А уж эту задачу ему взваливать на себя ну совершенно не хотелось. Даже если это означало, что убирать придется маме. Бен повернулся спиной к дому, и они с Янтаркой запрыгали к полевочьей норе, делая это по всем правилам — прыгни, остановись, оглядись; прыгни, остановись, оглядись. «Как же это здорово — снова быть мышью!» — подумал Бен. Примечания 1 Популярный рождественский гимн. — Здесь и далее примеч. пер. 2 «Ю-джи-о!» — полнометражный японский мультфильм, пользующийся огромной популярностью в США. Вместе с билетами на него продают «карты тьмы», наподобие тех, с помощью которых герои фильма вызывают чудовищ и волшебные силы. 3 «Самурай Джек» (2001–2004) — американский мультипликационный сериал о молодом самурае, который совершает путешествие во времени, чтобы спасти мир от злобного чудовища-оборотня Аку. 4 Эдгар Аллан По (1809–1849) — американский писатель и поэт, певец ужаса и мрака. Ночекрыл читает фрагмент его стихотворения «Ворон», перевод М. Зенкевича. 5 Фамильяр, или фетч, — спутник и помощник в животном обличье, который есть у каждой ведьмы и каждого колдуна. У волшебников-людей в этом качестве особой популярностью пользуются черные кошки, жабы, вороны и летучие мыши. 6 Перевод И. Блейза. 7 Японский фантастический мультипликационный сериал, герои которого, как бы составленные из частей разных существ, стали частью американской масскультуры. 8 Перевод И. Блейза. 9 «Макбет», действие IV, сцена 1, перевод. Ю. Корнеева. 10 Эдгар Аллан По, «Колокола», перевод К. Бальмонта. 11 Эдгар Аллан По, «Колокола», перевод К. Бальмонта. 12 Перевод И. Блейза. 13 Ступай с богом (исп.). 14 Один из классов ангелов. 15 «Сон в летнюю ночь», действие V, сцена 2. Перевод М. Лозинского. 16 Название снежного человека у американских индейцев. 17 Львиное семейство. Кажется, у котенка мания величия. 18 Эдгар Аллан По, «Червь-Победитель», перевод К. Бальмонта. 19 Эдвард Мунк (1863–1944), норвежский живописец и график. Страдал маниакально-депрессивным психозом. 20 Альфред И. Ньюман — персонаж юмористического журнала «Мэд Мэгэзин», страшненький лопоухий мальчик. 21 Фильм режиссера Стивена Спилберга (1993 г.), знаменитый своими динозаврами и прочими спецэффектами.