Название: Хранители света Часть 1 Вся эта история началась во второй половине чудесного мартовского дня, когда леди Кимберли ворвалась в мой кабинет, неразборчиво говоря что-то сквозь рыдания и комкая лапой клочок бумаги с вензелем его светлости. Я до сих пор иногда вспоминаю то кристальной чистоты и синевы утреннее небо, пронзенное солнечными лучами, овеянное едва ощутимым ветерком, припоминаю тишину и покой, окутавшие Цитадель от самых глубоких подвалов, до кончиков высочайших башен. Прекрасное, тихое утро, постепенно перешедшее в солнечный, ясный полдень, в свою очередь склонившийся к не менее тихому закату... и жуткий, наполненный непрерывными хлопотами вечер. Сначала по Цитадели раскатился резкий хлопок - используемое Кристофером заклятье переноса, срабатывая, рывком сдвигает весь окружающий воздух и до крайности возмущает природные потоки силы, заставляя нас, простых смертных хватать ртом ускользающее дыхание, а магов терзаться продолжительной мигренью.  Потом было самое настоящее цирковое представление - не осознающего себя и совершенно не желающего никуда идти медведя тащили через всю Цитадель только что не волоком. Чуть позже ко мне пришел еле-еле переставляющий ноги Коперник. Едва выслушав усталого ящера, я отправился к его светлости с вечерним докладом. А вернувшись в кабинет, обнаружил ждущего на пороге гонца с Острова Китов. Новости, присланные отцом, были не самыми приятными, ответ также был непрост. Но как раз в ту минуту, когда я только-только окунул перо в чернила, дверь распахнулась и в кабинет ворвалась леди Кимберли - залитая слезами, растрепанная, в разорванном платье, едва прикрытом халатом. Я едва успел жестом остановить Руперта, бросившегося вперед. Не очень-то мне по душе телохранитель за спиной, особенно здесь, в уютной безопасности Цитадели Метамор, по прошествии почти десятка спокойных лет, но... времена меняются, и всем нам приходится меняться вслед. Счастье еще, что удалось уговорить отца ограничиться лишь одним Рупертом, а не двумя десятками морских пехотинцев, как он хотел сначала. Впрочем, Руперт и один стоил десятка даже до изменения, сейчас же... Изначально, будучи одним из телохранителей короля Теномидеса и лично его близким другом, он приехал в Цитадель скрюченный тяжелейшей, смертельной болезнью. Король лично попросил его принять это назначение, надеясь, что силы изменения будет достаточно, чтобы исцелить болезнь, или хотя бы отсрочить конец и Руперт с радостью согласился рискнуть. Результат был вполне... хотя и несколько неожиданным. Так что теперь у меня в услужении и охранником работает шестисотфунтовая* горилла. И, кстати говоря, мы весьма и весьма поладили.  Наверное, мне не стоило этому удивляться, в конце концов, его род служил королевскому роду острова Китов... теперь уже моему роду, пять поколений. В любом случае, после моего жеста Руперт вернулся на место, а я так и стоял посреди комнаты, орошаемый женскими слезами и гадающий об их причинах. Маттиас, недавно принятый Михасем в стажеры скаутов, лишь сегодня благополучно вернулся из рейда. Потом он же вместе с Коперником заманивал Кристофера к жрице и лишь после они разошлись. Ящер отправился ко мне для доклада, а вот крыс... Что же такое случилось за прошедшие с тех пор два часа? Я ожидал... много чего я ожидал, но бессвязный рассказ леди-крысы удивил меня до крайности. Сломанные копья, раскиданные по сторонам охранницы, продавленная магическая стена, какое-то дикое то ли нападение, то ли ненападение на лорда... Что за безумие? Что нашло на всегда сдержаного Маттиаса? Что за ужас вырвался из сокровенного уголка его души? Несомненно, жуткая, темная тень давно ушедших дней... - Но кто же разорвал вам платье, леди? Кто напал на вас? - спросил я, когда женские слезы более-менее сошли на нет. Ответ еще раз поразил меня. Но в этот раз куда как неприятнее. Я еще немного постоял, держа ее за лапы и слушая затихающие рыдания... - Леди, обещаю вам - я все выясню и разузнаю. И сделаю все возможное! Сейчас идите домой, а Руперт... - я бросил предупреждающий взгляд слуге, - проводит вас. И вот Руперт увел чуть притихшую Кимберли, мой же вечер только начинался. Мне еще предстояла непростая встреча с одним конем. С битюгом-жеребцом.  С моим другом и сюзереном, лордом Хассаном. * * * Тронный зал располагался недалеко от моего кабинета... Хм. Вообще-то, это не тронный зал, это мой кабинет, отчасти стараниями церемониймейстера, отчасти участием самой Цитадели, находился поблизости от личного кабинета его светлости. А личный кабинет герцога, в свою очередь, практически через стену с малой приемной залой. Большую лорд использует очень редко. Помпезная, парадная... и совершенно непригодная ни для чего, кроме разве что праздничных шествий, да приемов на пару сотен гостей. Итак, едва лишь Руперт прикрыл дверь, уведя леди Кимберли, как я уже открывал привезенный моим приемным отцом ларчик. Там, на черном бархате сияли два медальона, две печати. Первая, совсем простая, вороненой стали, потертая от долгой носки - выданная мне, во дни давным-давно ушедшей молодости, печать Мастера Огня. И привезенная отцом, белеющая благородным мифрилом, печать Кронпринца острова Китов. Соединенные золотой цепочкой эльфийского плетения, они отправились мне на шею, сам же я, обернувшись зверем, жутким и опасным белым кроликом, бряцая печатями и мысленно благословляя эльфов, с их магическим плетением цепочек, меняющих длину при нужде, беззвучно... ох, да ладно, топоча как... как кролик, пронесся коридорами к двери. К тяжелой, двустворчатой двери малой приемной. Пронесся, скользнул за спинами тщательно отворачивающихся охранниц... подхалимки мелкие! Вообще-то крупные... им бы еще кожу эльфийскую, угольно-черную, да личики классические, а то сами бледные, как смерть, губки маленькие, куснуть не за что, носы прямые, коротенькие, щечки розовые - бр-р! Жуть ночная, а не женщины, эти северянки! Впрочем, уж какими родились... Так вот, я замер у самых дверей, ожидая. А удача, да будет вам известно, благоволит подготовленным. Я же был готов... и двери распахнулись. Копьеносицы сделали положенные им церемониальные поклоны, задрали копья вертикально вверх, замерли железными статуями... а я ринулся вперед. Мимо колонн  и стражниц, прямо к подножию трона. Немногие существа в этом мире могут соревноваться с кроликом на короткой дистанции. Стальные мускулы, мощные задние ноги, все тело приспособленное для короткого, выматывающего рывка. Никто, даже лорд Боб не успел среагировать, когда промчавшись меж колонн, я после длинного прыжка оказался на коленях лорда. Сурово уставился в его удивленные глаза. И только там меня догнало торжественное провозглашение церемониймейстера: - Его высочество, кронпринц острова Китов, Филлип Теномидес. - Привет, Томас! Молчание затянулось, так что я продолжил: - Я мог бы послать за Рупертом, ты его знаешь. Интересно, твоим охранницам будет так же весело разрывать платье на шестисотфунтовом самце гориллы и потом тащить его волоком через всю Цитадель, как слабую крыску? Или это ревность? Они тебя приревновали? Как скоро они начнут убивать всякую особу женского пола, посмевшую подойти к трону? Тем временем стражницы, долженствующие стоять неподвижно между колонн и, несомненно, узнавшие меня, потихоньку выдвигались к трону, осторожно выставляя копья тупыми концами... Хе! Думаете, крысиное безумие заразно?! Ничего, я еще и вас с ума сведу! - Что, меня тоже отправишь в скауты? Или следом за Маттиасом в темницу?  Наконец Томас не выдержал и расхохотался: - Фил! - все еще смеясь, он, взмахом руки, приказал стражницам отойти. - Ты хочешь уморить меня? Или тебе надоела должность мастера разведки, и ты решил потеснить Девона, напялив шляпу с бубенчиками? Будь осторожен, мой придворный шут мстителен, как целый гарем! Слабительным в вино не обойдешься! Множество странных вещей и явлений вмещает Цитадель Метамор, и моя дружба с Томасом - одна из таковых. Когда-то очень давно он принял мою службу и клятву верности, тогда простого мастера Огня. И почти десятилетие молчал о моем втором титуле. Титуле наследника престола острова Китов. Знал... и молчал. Когда после битвы Трех Ворот от меня осталось лишь полусгоревшее тело, востановленное проклятием Насожа,  но ставшее при этом безгласным и безмысленным животным, именно лорд Хассан позаботился, чтобы я получил должный уход и отправил весточку моему приемному отцу. Вновь же осознав себя, именно с его помощью я получил посильную мне работу... не только посильную, но и как я понял куда позже, ставшую очень полезным опытом для меня самого.  Редкое, даже можно сказать, редчайшее благородство. Я же, со своей стороны, продолжал и до сих пор продолжаю восхищаться тем, как поставлено руководство Цитаделью. Особенно в том, что касается искусства и свободного обмена знаниями. Во времена, до битвы Трех Ворот, Цитадель постепенно становилась своеобразным центром притяжения для всяческих творческих личностей. Писателей, художников. Скульпторов. Мы, жители острова Китов, Уэльцы, гордимся нашим Флотом, гордимся нашей торговлей, опутавшей своими путями почти весь мир. Но почему мы никогда не поощряли создание библиотек? Никогда не вкладывали средства в художников, в скульпторов, в алхимиков, в конце концов? Нечто новое, возникающее при контакте двух развитых культур, может быть потрясающим в своей величественности и красоте. Если объединить потенциалы свободной торговли и свободного обмена знаниями... Кто знает, куда может завести этот путь и что будет с окружающим миром?  И я, и Томас, мы вместе надеемся, что только хорошее. Потому-то, Томас и я, с одной стороны внимательно следим друг за другом, с другой стороны, доверяем друг другу... не меньше, чем другим, чем тому же Михасю, или Джеку ДеМуле. Нисколько не меньше, хотя наше доверие стоит на иной основе и оно... другое. И именно благодаря этому доверию, из малой приемной я отправился не в тюрьму, как можно было бы ожидать, а в одну из боковых кабинок Молчаливого Мула, да не один, а в компании его светлости. * * * - Неплохо, но только для разнообразия, - высказался я, положив на язык ложку овсянки. Нет-нет! Не стоит думать, что моим наущением, Донни выставил нам только овсянку. Разумеется, сначала на стол встал кувшин со светлым легким элем. И благородно изогнутая бутылка эльфийского вина. И поднос с овощными закусками, а уже только после них - супница с вареной на мясном бульоне овсянкой. «Sic! - скажет непосвященный, - но вы же травоядные!» «Хм, - покачает головой знаток, - травоядные-то, травядные, но...»  Я же скажу так - трава, травой, а мясной вкус иногда ощутить хочется. Но вот, наконец, все тарелки и стаканы заняли положенные места, застучали ложки и вилки, булькнул, переливаясь в хрустальные стаканы благородный напиток, охрана вместе с подошедшим Рупертом вежливо прикрыли дверь кабинки и началась неспешная беседа.   Итак, для начала я сказал, что разварная, на мясном бульоне овсянка неплоха, но не более того. А лорд Хассан, закусив очередную ложку листом салата, согласился: - Безусловно, овсянка - простая пища. Но иногда, для разнообразия, можно. - Хм, - вдохнув горьковатый аромат вина возрастом в несколько столетий, сказал я. - У нас много общего, милорд. Наши с ним беседы имели и имеют до сих пор множество известных только нам аспектов. Один из таких - обращение. «Милорд» и «ваше высочество» для официальных случаев, но «Томас» и «Фил» - для личной беседы. Услышав официально-парадные слова, Томас бросил на меня настороженно-ожидающий взгляд, буквально миг подумал и кивнул: - К примеру, знакомство с одним крысом, который недавно повел себя более чем странно. Овсянка,  грубая и твердая... ну-у... не в данном, разумеется случае, но все равно эта каша требует определенного упорства при жевании и дает хорошую возможность обдумать ответ. И я воспользовался всеми ее свойствами, как только мог. - Милорд, до сего дня я думал, что хорошо знаю Маттиаса. И мнится мне, что я все же знаю его чуточку лучше иных прочих, даже и его подружки. Возможно он несколько... упрям. Нет! Возьму свои слова назад. Он упрям лишь иногда, когда кто-то касается его прошлого. И к тому есть очень, очень серьезные причины. И зная эти причины, я не разделяю его точки зрения, но нахожу их уважительными. Но милорд, Маттиас абсолютно достоверно не желает тебе вреда. А еще... столь грубое обращение твоих охранниц с леди Кимберли, непростительно! В конце концов, она титулованная дворянка! Теперь уже лорд Хассан сначала задумчиво ковырял ложкой в тарелке, а потом столь же неторопливо жевал разваренную кашу. - Филлип Теномидес, скажи мне, как огненный адмирал и кронпринц острова Китов, каково будет наказание для моряка, напавшего на своего адмирала? Сегодняшний день определенно можно было бы назвать «днем медленного жевания овсянки». Нет, все-таки гадостный вкус у этой каши! И зачем я ее заказал? Хотел молодость вспомнить? Довспоминался! - Смерть, если целью нападения был мятеж. И на усмотрение адмирала, если были смягчающие обстоятельства. Каковым может быть, к примеру, безумие. - Безумие? - Оно самое, милорд. Каковое, как я подозреваю, и охватило сегодня днем Маттиаса. - Хм-м... Удивительно, но похоже лорду Хассану овсянка нравится. Действует ли это его новообретенная жеребцовая сущность, а может быть извращенный аристократический вкус... но как я неоднократно слышал, на завтрак он частенько заказывает именно ее и поедает с неизменным аппетитом. Вот и сейчас, он уплетал столь нелюбимую мной пищу с завидной скоростью. - Что ж, я могу признать, что Маттиас был не в себе сегодня, - наконец он отложил очередной лист салата и ложку. - Но признать тот неоспоримый факт, что с «леди» Кимберли обошлись совершенно неподобающе, я не могу. Никогда не считал себя тупым, но понять сказанную лордом Хассаном фразу было непросто. Как-то лорд ее так закрутил, что вышла она вся... сама себе противоречащая. Как можно не признавать факт, одновременно объявляя его неоспоримым? К тому же, что-то меня в этой фразе царапнуло, что-то странное, спрятанное на виду, и... - «Леди»?! - «Леди», - с легкой улыбкой прикрыл глаза лорд. А ведь каша-то не так уж и плоха. Особенно, если приправой служат очень-очень интересные мысли о прошлом... - 688 год, зимнепраздник, кража Пламенного Стража, - выдохнул я, - но почему?! И вы не стали ее преследовать? Не приказали найти... А сейчас? Сейчас-то она полностью в ваших руках! Нечасто мне удается видеть столь примечательное зрелище: смущенный герцог. Прижав уши и опустив глаза, он крутил в руке ложку и чуть только что не краснел. - Я был молод, влюблен и... о боги, как я был влюблен! Стихи, ночные свидания, подарки... в конце - разбитое сердце. И прекрасная богиня, уезжающая в ночь, с моим Пламенным Стражем, омытым ее слезами. При расставании, разумеется. Ах, леди Кимберли, леди Кимберли... божественно прекрасная, стильная, энергичная, предприимчивая... ну кто бы смог узнать в бросившейся защищать и выгораживать Маттиаса крыске, совершенно неотразимую Сафо-Золотые Пальчики? Аферистку, чье имя с придыханием и обожанием произносили молодые люди в аристократических салонах лет пять-семь назад? Что с ней случилось? Любовь? Любовь?! Любовь!! Что ж... так ей и надо! - Ваша светлость, - ухмыльнулся я, - Надо полагать, уникальный алый бриллиант уже вернулся в вашу сокровищницу? У-у-у... Похоже, сегодня мой день! Дважды смущенный лорд Хассан!! Я положил в рот еще ложку овсянки. Нет, как же все-таки вкусно готовит Донни! - Позвольте догадаться... - продолжил я, - бриллиант и не покидал ее, не так ли? А меж несравненных грудей красавицы сияла неземным блеском подделка?! Томас кивнул: - И даже больше. - Больше?! - изумился я. - Куда уж больше-то?! Его светлость поморщился: - Все-таки профессия действительно накладывает отпечаток на стиль мышления. Ваше высочество, кронпринц Острова Китов, вам определенно нужно взять несколько уроков у лорда придворного казначея. И они непременно начнутся прямо завтра, - лорд Хассан вперил в меня похолодавший взгляд, - если Фил, ты немедленно не продолжишь свою мысль. «О Пламенном Страже», - подумал я. Но что же я упустил? Пламенный Страж, сокровищница. И финансы. Финансы, сокровищница, Пламенный Страж... Но тут кое-какие намеки лорда Боба, метаморского казначея, кое-что прошмыгнувшее фоном через разведку, а так же мелкие факты, намеки, фактики встали на места и... Я отложил так и не всунутую в рот ложку: - Неплохо придумано! Все? До последнего камешка? - И даже эльфийские монеты из коллекции моего деда, - ухмыльнулся Томас. - А высвобожденные средства? - Вложены в десятки доходных мест. Которым ты теперь помогаешь по мере сил, не так ли? - теперь уже ухмыльнулся и я. - Кому баронской цепью на шею, кому уникальными канатами и парусами из паучьего шелка... Как тесен мир! Какое-то время мы молча доедали кашу, обдумывая каждый свое. И снова заговорил я, продолжая разговор, так неожиданно прервавшийся воспоминаниями о прошлом несравненной леди Кимберли: - Милорд, и все-таки вашей охране требуется как минимум взбучка. А лучше полная перетряска. Два нападения в один день и оба фактически удались. Кроме того, кем бы ни была Кимберли в прошлом, сейчас она баронесса и возможная жена одного из ваших придворных. Действия охраны как минимум... чрезмерны. Обращаться с леди словно с какой-то... нищенкой, это не лезет ни в какие рамки. Лорд Хассан очень серьезно кивнул: - Ты прав, мой ушастый друг, ты совершенно прав. И я обязательно займусь своей охраной. Мы вместе займемся ей. Ты, лорд Боб и я. - И лучше бы вам не тянуть, милорд. Кстати, возможно ценным опытом для охранников стала бы стажировка под руководством опытного скаута. - Не буду, - согласился лорд. - Кстати о безопасности. Твоя охрана меня волнует не менее, особенно с тех пор, как Теномидес-старший публично заявил о твоем статусе наследника короны. Мои уши шевельнулись в улыбке: - Томас, возможно ты не заметил, но с недавних пор при мне трется маленькая такая обезьянка, каких-то шестьсот фунтов** живого веса... по имени Руперт. - Но он один, - с улыбкой покачал головой Томас. - А один охранник, сколь бы хорош он ни был... Тут я склонился в глубоком поклоне - насколько позволил стол: - Спасибо ваша светлость, я обязательно передам вашу похвалу парням и девам, занимающимся моей внешней охраной. В особенности, вашу высокую оценку их незаметности. А сейчас милорд, давайте все-таки поговорим о Маттиасе. Кажется, мне пришла в голову неплохая идея, как же нам быть с этим упрямым крысом... * * * Обхватив голову лапами, Маттиас медленно раскачивался, уставившись сухими глазами во тьму. Едва видимые отсветы далекого факела проникали в камеру через зарешеченное оконце на двери, давая света едва-едва достаточно, чтобы хоть как-то ориентироваться лишь у самой двери камеры. В остальном же лишь его лапы, нос и усы служили проводниками в холодной, бесконечной тьме. Крыс сидел на маленькой кучке прелой соломы возле стены. Наверное ее заменили после предыдущего узника... а может и нет. Камера буквально пропиталась запахами. Ароматом горести, безнадежности, отчаяния... а говоря приземленным языком - вонью мочи, говна и застарелыми ольфакторными метками. Кто здесь был до него? Иногда, немного приходя в себя от заморозившего душу отчаяния, Маттиас пытался определить по запаху... куница? горностай? В любом случае морф из хищных. Но потом в душе вновь смыкалась тьма, и крысу было уже не до покрытых плесенью, осклизлых каменных стен, не до тьмы и вони... он мог думать только о том, что он сделал. О да! Он и сам считал, что находится здесь заслуженно! Более того! Маттиас считал - за столь ужасный проступок наказние должно быть куда более жестоким! Его голова должна украсить шест на лобном месте, его тело должно быть сброшено в ров, чтобы бесславно сгнить, его деяния должны быть забыты, а его рассказы сожжены... Со всей силой своего артистичного и созидательного дара Маттиас представлял как его выводят из камеры на суд к лорду Хассану... и, вынеся, совершенно справедливо, обвинительный приговор, тащат на задний двор. Мимо вопящей и беснующейся толпы, кидающей в него гнильем и камнями, к возвышению у стены кухни... Вот его, со связанными за спиной лапами, ставят на колени у раскрошившейся и местами подгнившей плахи, вот палач, в глубоко натянутом капюшоне, под которым все равно почему-то угадывались черты Михася, заносит сияющий чернотой топор... и под торжествующие вопли толпы его голова падает в жижу на дне вонючего старого корыта... Но нет, его видениям, красочным и таким реалистичным порождениям артистичного воображения, не суждено было сбыться. Ибо суд уже был, и лорд, наверняка лишь в припадке соврешенно не свойственного ему милосердия, приговорил преступника всего только к плетям и месяцу в одиночной камере... Что же до уготованной ему решением лорда дальнейшей судьбы... Служить в скаутах остаток жизни? Что может подходить ему лучше? И что может отяготить его душу сильнее? «Убей врага, или враг начнет с тебя» - девиз скаутов. Начнет! Скауты убивают, чтобы защитить других... И он тоже должен будет убивать! Маттиас опять обхватил лапами голову. Он не осмелится позволить убить себя! Это даже не слабость, это хуже чем слабость, это предательство! А значит, крыс станет тем, чего боялся и ненавидел больше всего на свете - он станет убийцей! Что ж, это будет заслуженный финал бесславной жизни. Воистину, воздаяние по заслугам! Он был убийцей... он готовился стать убийцей... и станет им вновь! Чарльз опять смотрел сухими глазами во тьму. Тьма? Пусть тьма! Пусть никто не увидит его вовеки, никто не сможет взглянуть в глаза... глаза сондека-ассасина фиолетового круга посвящения. Его глаза. Шесть лет назад Чарльз бежал, пытаясь вырваться, покинуть место, откуда уйти нельзя. Казалось, ему это удалось. Но разве можно бежать от самого себя? Оставить позади прошлое... но именно прошлое формирует путь в будущее! «Нет! - мысленно прошептал Маттиас, опять хватаясь за голову лапами, - не путь! Все пути! Мое прошлое формирует все пути, доступные мне в будущем! Обучение, тренировки, мастертво - они никуда не делись! Они спали, глубоко в душе, но они никогда не исчезнут! И стоит мне только пожелать, стоит мне только глянуть в ту сторону... А ведь я уже желал!» При последней мысли у Чарльза вздыбился мех на загривке - такой его охватил ужас. И действительно, ведь был же сэр Саулиус, была магическая стена, была Пляска Смерти, там, на холме, когда он прикрывал спину Крису. И было наслаждение... да было! Спрятанное глубоко, на самый донышек души, наслаждение собственной силой, чужими смертями... короткое, как смертная мука, но оно было!! Сможет ли Кимберли смотреть ему в глаза? Сможет ли она повторить слова о любви, зная, кто он на самом деле? Захочет ли? Мысли о ней, о той, по ком болит его сердце, о той, за кем он готов пройти через что угодно, о той, которая стала причиной слез, смочивших шерсть его морды, разбили броню, защищавую до сего мига его душу. И мучительный стон, эхом отразившийся от холодных каменных стен, вернулся к нему, лишь еще и еще усиливая и без того мучительную боль в сердце. * * * В тюрьме всегда темно и всегда холодно. И вовсе не от небрежения стражи и служителей, нет, это грустная, но настоятельная необходимость. Узники, заключенные в тюрьму должны отбывать наказание... а безвременная, монотонно-безысходная атмосфера всего лишь гарантировала, что нежеланные гости не пожелают туда вернуться. Моя разведовательно-диверсионная работа в Цитадели сделала меня достаточно частым гостем в этом печальном месте. Я допрашивал немало узколобых лутинов и простых людей - офицеров армии Насожа. И даже сражался в поединке разума со слабым демоном, невольным пособником того же темного колдуна. А потому Роско совсем не удивился, увидев меня на пороге караулки. - Фил! Так-так... и я даже знаю, к кому ты пришел! Тридцать седьмая, крыс-морф. - Здравствуй Роско! - ответил я так тепло, как только мог. Говоря по правде, я временами немного жалел беднягу. То же проклятье, что возродило меня белым кроликом, его превратило в пещерного скорпиона. Хотя, с другой стороны, кто лучше его приспособлен к жизни в глубоких, вечно темных и холодных подвалах? Жутковатый, покрытый с ног до головы белесым хитином, отбескивающим молочным в свете редких факелов, совершенно слепой, да-да, самым настоящим образом не имеющий глаз... но при всем при том, удивительно грациозно движущийся, и обладающий каким-то особым способом «видеть» окружающий мир. Отвратительный, жуткий, страшный, и в то же время - совершенный в своей приспобленности к данному месту. Подземелью. И все это Роско. Воспринявщий свою участь с удивительным достоинством. И неизменно акуратно исполняющий обязанности главного тюремщика. - Что творится в царстве вечной тьмы? Как идут дела в твоем хозяйстве? - продолжил я. Он быстро дважды щелкнул клешнями - его персональная замена улыбки. - Было не так плохо, покуда твоего друга Маттиаса не притащили гвардейцы его светлости. После же началась такая суета, такая суета... Даже Магус заглядывал, чтобы наложить какие-то особые заклятья на цепи и на стены камеры. Представляешь? Каково? Кстати, ты знаешь, что твоему другу не дозволены посетители, как минимум до завтра? Я в очередной раз вдохнул носом одновременно затхлый, влажный и холодный воздух подземелья. К обычным и достаточно привычным запахам прелой соломы, плесени, а также мочи и... хм, навоза, примешался тревожный «аромат» тухлого мяса. Да-да, я знаю, хорошо «вылежашееся» мясо - любимое блюдо скорпиона-морфа, но все равно, мое травоядное тело, вдохнув этот запах, дрогнуло поджилками и вздыбило мех на затылке. - Так и есть, Роско, но мне Томас разрешил.   - Хм... - скорпион буквально, не то что бы сбился, но как будто замер на полушаге, сосредоточенно пошевелил жвалами, обдумывая что-то... и продолжил путь, как ни в чем не бывало. - Полагаю, так и есть. В конце концов, о твоей с его светлостью дружбе известно всем. Идем. Я как мог незаметно выдохнул. Роско-Роско... мрачноватый, хладнокровный, преданный только и исключительно лорду Хассану, он заставлял нервничать любого, вошедшего под тюремные своды. Как много тайн похоронено за тяжелыми дверьми... вместе с их носителями? Достаточно одного слова лорда и одна из этих дверей закроет любого... вполне возможно - навсегда. Мы прошли совсем недалеко, всего лишь пару поворотов и три промежуточных решетки, открывшихся перед скорпионом безо всяких ключей, лишь по хлопку одной из его рук в районе замка. А ведь не будь со мной Роско, подумал я, наверняка не помогли бы ни отмычки, ни ключи... и вполне возможно, даже ключи с его пояса. Что-то подсказывало мне, какой-то шепоток в глубине души, что даже с его помошниками, путь не был бы таким... коротким и быстрым. Наконец скорпион-морф распахнул передо мной тяжелую дверь: - Я закрою вас и подожду в стороне. Стукни по двери кулаком пару раз, когда наговоритесь. * * * - Мэтт? - вполголоса спросил я, глядя в темноту и едва не чихая от хлынувшего в нос... «аромата». Тяжелая, спертая тюремная вонь, приправленная запахом тоски и страданий. Голос моего друга ответил ровно, почти без эмоций: - Чего тебе? - Я пришел увидеть тебя. - Да? Ну, так смотри. Вот он я, весь перед тобой. Вздохнув, я подумал: стоило прихватить с собой леди Кимберли... точно, стоило. Но никто не может учесть всего. - Мэтт, потерпи немного. Всего до завтра, уже с утра к тебе смогут прийти и другие, и я уверен, Ким здесь появится впереди всех. И обязательно прихватит чего-нибудь перекусить. В отличие от меня, поскольку я прихватил только деревяшку для грызения. Крыс тихо фыркнул и подвинулся на куче преловатой соломы, в дальнем углу камеры. Приняв это за приглашение, я устроился рядом и протянул ему ароматную и упругую деревяшку. Отец уже который год регулярно снабжал меня, привозя с собой, или отправляя попутно, с торговыми караванами. Мэтт вежливо кивнул, разломал ее пополам и какое-то время мы молча грызли их. Потом до меня дошло кое-что... - Маттиас! - воскликнул я, - это же мореное железное дерево! Мы стальные пилы тупим об него! Как?!! Как ты смог сломать его просто лапами?!! Он вздохнул: - Фил! Ну хоть сейчас-то не начинай все заново! Я смутился и где-то даже покраснел. Может быть... а может, и нет. - Должен же я был попытаться. - Обещаю, когда-нибудь, я поделюсь с тобой всем, чем смогу, - хмыкнув, сказал крыс. - А сможешь ты, увы немного... - хмыкнув точно так же, сказал уже я. Какое-то время мы опять молча сидели в углу, грызя деревяшки, но в этот раз заговорил Мэтт: - Фил... - он несколько мгновений колебался, как будто не решаясь, но потом все же договорил: - Как ты с этим справляешься? - С чем? С моим кроличьим обликом? Да вроде привык как-то... У тебя проблемы с твоей крысиной шкурой? - Что? - удивился он. - Нет, не с этим. Как ты справляешься с тем, что ты убийца? С кровью на твоих лапах? - Ах вот как... - действительно, кое-что начало проясняться. - Мэтт, я убивал сам, убивали по моему приказу, я становился прямо или косвенно причиной смерти... не приказывая, но выбирая цели... Крови на моих лапах целые реки. Но тебе я скажу так: я не убийца. - Скажи это мертвым! Вздохнув, я погрыз еще немного, потом отложив деревяшку в сторону, откинулся назад, улегшись на прелой, вонючей... а, да ладно, какая есть.- Я не беспокоюсь о мертвых, Мэтт. Они мертвы, и все на этом. Я думаю о живых. Тишина. - Хочешь услышать настоящую историю, друг мой? Мы делились множеством рассказов, друг с другом, но кажется, среди них было мало правдивых. Я принял молчание за согласие. - Я был совсем молодым огненным мастером, только-только вышедшим из стен академии. На старом патрульном коры... корабле, мы патрулировали прибрежные районы, в поисках пиратов. Далеко-далеко на юго-западе. Там, за линией экватора, за двумя океанами спит беспокойным сном город Карум. Город, чьи золотые рудники бездонны и чьи жители никогда не знают мира. В те времена, между сменами местных царьков проходило всего пять-шесть месяцев. Хорошо если год. И так год за годом, десятилетие за десятилетием. Золото, неистощимые, бездонные золотоносные жилы сводили людей с ума, и поток желающих занять кресло с высокой спинкой не ослабевал. И как это часто бывает, временщики, пришедшие во власть на час, на день, на месяц, спешили урвать себе любыми путями. Стремились взять поболее, истратив поменее... Как результат, однажды произошел... бунт. Причем не пара разбитых окон и десяток перевернутых прилавков, нет, то были масштабные, действительно массовые беспорядки. Тогдашний король заперся за стенами дворца, а мы... мы должны были войти в порт и вывезти наше торговое посольство с семьями. Нас, жителей острова Китов, рискуют тронуть редко, ибо огненное дыхание наших драконов-метателей смертоносно... но не в этот раз. Я поежился, вспоминая давно ушедшие дни. Слитный рев толпы, запрудивший испятнанные кровью обветшалый причал, плывущие по коричнево-бурой воде залива трупы, резкий, будоражащий запах крови и успокаивающая, пусть и резкая вонь жижки... И головы. На кольях, воткнутых в щели меж бревен причала. Они были богаты, они были иноземцами и этого хватило. Убили всех - прислугу, охрану... детей... - А теперь, друг мой Мэтт, я хочу, чтобы ты обдумал кое-что. Я не знал тех людей, чьи головы торчали на кольях у самой кромки вонючего причала. Более того, эти люди, поданными короля Теномидеса, были... ну скажем так, не самыми. Достаточно рискованные, чтобы ловить рыбку в мутной воде, но недостаточно умные, чтобы выжить. Вообще-то просто идиоты, поскольку утащили в могилу еще и свои семьи. У меня не было никаких личных счетов ни к нищим, забитым жителям этого грязного скопища лачуг, ни к очередному, чуть менее нищему корольку, торгующему выцарапанными из земли золотыми самородками и трясущемуся по ночам от страха. Но! На мачте моего корабля развивалось знамя, которое олицетворяло мою принадлежность к цивилизации. К общности, которая за века своего развития пришла к определенному балансу норм, правил и свобод, именуемому емким словом: закон. И эта принадлежность возлагала на мои плечи обязанность убеждать и мой народ, и другие народы в необходимости этот закон соблюдать. Убеждать словом, убеждать делом и убеждать силой - если это необходимо! Нас было всего три десятка, против многих сотен, собравшихся на берегу, бесноватых, подстегнутых местным зельем, трясущих кулаками и кидающих в нас грязью. У нас был старый потрепанный жизнью и бурями патрульный галеас, несущий на борту всего лишь одного-единственного дракона-метателя и меня, совсем зеленого мастера Огня. Но мы вошли в эту гавань, мы продрались на веслах сквозь суп из воняющих на жаре трупов, погружая весла в вязкую жижу, медленно плывущую в русле местной реки. А потом мы выжгли этот городок. Я выжег этот городок. До последнего жителя. До последней лачуги. До бурой глины, лежащей под гнилой почвой. Я  помолчал лежа в полутьме,  на вонючей соломе. - Ответь мне, Мэтт, почему я так сделал? Молчишь? Так я сам скажу! Злодеяние  должно быть отомщено! Справедливость? У каждого своя справедливость, а значит, нет ее, общей. Нет от слова совсем. А потому только так и никак иначе - злодеяние направленное на своих, на тех кого мы защищаем, должно быть и будет возвернуто стократно! Мы никогда не были справедливым обществом, знай это Мэтт. Мы поданные короля Теномидеса, жители острова Китов несправедливы. Мы купцы и торгаши, мы дети купцов и торгашей, нас вскормила морская торговля, мы пасынки океанских волн и течений. Мы всегда стремились к прибыли, к богатству... процветанию. А процветание рождает зависть. И ненависть. Особенно от тех, кто не желает работать, но желает иметь. И наш Флот, его длинные руки и огненное дыхание, его сила и мощь - все это для нашей и только нашей... несправедливости. И ведь на самом деле наши принципы очень просты: не трогай нас, и мы тебя не тронем. Мы ведь не любим воевать, на самом-то деле. Да у нас могучий флот, да у нас Огонь, но война - это ведь не только добыча, захват и парады. Это еще и расходы... чудовищные расходы. Это потери, это сорванные сделки, это нарушение торговых путей. А мы ох как всего этого не любим. Так что, если можно договориться, мы будем договариваться. Но если договориться нельзя... уж не обессудьте. Я еще немного помолчал, вслушиваясь в дыхание друга... и заговорил опять: - Толпа на пирсе не понимала, что происходит, когда мы убрали паруса и развели огонь в топке дракона-метателя. На самом деле, мы не часто используем Огонь, так что, совсем немногие знают, что под парусом идти с ним в бой нельзя. Наверное, они думали, что мы попытаемся забрать останки наших убитых... а может, надеялись на своих магов... а еще вернее не думали совсем, просто изготовились для рукопашного боя, на всякий случай. А мы выгребли на рассчитанное лоцманом место... и лишь потом я дал волю Огню. - Мэтт, я знаю, ты убивал во время рейда, мне сказал об этом Коперник. И теперь, по-твоему, я должен ужасаться этому? Мэтт, в тот день, я лично убил множество людей, бежавших в ужасе. А я едва-едва начал бриться. Ты видел кровь и смерть, но видел ли ты, как горят живьем? Как юная девушка, объятая пламенем, и кружится, и кружится, до тех пор пока не упадет в огонь, все еще крича... Ты ощущал запах ее обгорелого тела? Вдыхал дым, что недавно был ее плотью? Я замолчал, переводя дыхание. Наверное Маттиас подумает, что это всего лишь мое художественное воображение. Наверняка он сейчас усмехается про себя, считая, что мы тогда опалили бревна причала и парочку зевак, а все остальные просто разбежались перепуганные... Мэтт-Мэтт... Как же убедить тебя, что если Флот берется за Дело, то Делает его До Конца! И решив сжечь толпу, мы делали это так, чтобы не ушел никто! Как? О-о-о... Вначале замыкается кольцо по периметру, а Огонь горит долго, это не какое-то масло, это, это... Огонь! А уж потом, замкнув кольцо, наносится удар по площади, выжигая все живое. И уйти не может никто! - Я не был тогда настоящим мастером Огня, - опять заговорил я. - Из тех, что сжигают птицу на лету, не задев окружающей зелени. Нет, не был... Но этого и не требовалось! Ибо и дракон-метатель, что дрожал под моими руками, был далеко не тот, что когда-то ставился на утлые лодченки братьев Гракхов. Нет! Под моими руками дрожала совершенная машина, плод многих столетий развития, родившаяся в пылающих горнах гениальных механиков, а смесь, что закачивалась в керамические цилиндры, рождена была умом гениальных алхимиков... Даже не имея опыта, даже дрожащими руками, стоя на дрожащих ногах, я сделал все, как когда-то на тренировках в академии. Как надо. До конца. Когда все закончилось, мы взяли уцелевшие на краю пристани колья с головами наших сограждан. Мы взяли их как доказательство преступления, за которое был уничтожен город. Одна из голов принадлежала маленькой девочке, Мэтт. И они воткнули голову ее мехового медведя на соседний кол - потехи ради. С тех пор любая девочка с меховой игрушкой для меня пахнет тем, незабываемым «ароматом», той смесью... трупная вонь, смрад горелой человечины и особый, тяжелый запах гнилой воды из местной реки... навсегда. И Мэтт, я знаю, многие назовут меня людоедом, а может мясником... язвой на лике рода человеческого. Но, есть определенные принципы, нарушение которых мы, граждане острова Китов, не простим никому и никогда. И есть определенные... существа, обликом напоминающие людей, которые понимают только один язык. Язык силы. И тогда мы сказали этим «людям», что есть вещи, которых мы не потерпим. Сказали понятно. Бесконечно-долгие минуты под сводами полутемной камеры тянулась тишина. Наконец Маттиас прошептал: - Ради моей возлюбленной, ради ее безопасности я убивал. Ограждая ее и моих друзей, живущих в стенах Цитадели и вовне. Снова потянулись бесконечные минуты, наполненные лишь обоюдным молчанием. Потом еще раз заговорил я: - Мэтт, я тоже колебался, в тот жуткий первый раз. Что мне помогло... приказ. Просто приказ моего капитана. Он был убеленный сединой, мудрый мужик, и он сказал мне: «Ты поклялся защищать Родину тогда и так, как тебе прикажет это сделать твой капитан. И ты это сделал!» И ты Чарльз, тоже клялся защищать Цитадель тогда и так, как прикажет тебе твой герцог, или командир, указанный им. Твой командир я, именно я приказал тебе убивать. Ты можешь порицать меня, если считаешь приказ неверным, но Мэтт, ваш рейд был действительно необходим. Вы ударили в самое средоточие вражеской подготовки, сбили уже почти готовые планы... это очень и очень серьезный удар по планам Насожа. По планам его новой войны. И опять тишина холодной каменной плитой легла мне на плечи... разорвавшись стоном, когда Чарльз обхватив себя лапами, качнулся вперед и назад. - Мэтт! - выдохнул я, кладя лапу ему на плечо... - Нет!  - то ли прошипел, то ли прорычал он, скидывая мою лапу, его спина как будто окаменела, когда внутреннее напряжение прорвалось наружу. - Нет! Не ты! Не ты причина, твой приказ был потом, позже!.. Уходи! Уйди! Оставь меня! И замолчал, все так же раскачиваясь вперед и назад...    Ах Мэтт, Мэтт... Томас возложил на мои плечи решение о правосудии. Его светлость даровал мне право выпустить тебя в любой момент, когда я сочту наказание достаточным, но... Я горько усмехнулся, глядя на закаменевшую спину друга. Твоя душа жаждет наказания, за что-то произошедшее в прошлом, за твои дела в настоящем и будущем? Что ж... Тогда эта темная и холодная камера будет для тебя домом. Покуда весь ты состоишь из острых изломов и надломов, покуда не нашел ты хоть какого-то мира в душе. Быть может отец Хуг... Уже зовя Роско, я отметил в памяти, что нужно немедля отправить срочное послание святому отцу. И перед тем как тюремщик захлопнул тяжелую дверь, я успел бросить последний взгляд на все так же замершего в углу Маттиаса... * * * Маттиас безотрывно смотрел на стену, сквозь тьму, сгустившуюся в камере и в его собственной душе. Тьма, как давящая стена туч, как затягивающая воронка смерча. Как хотел бы он прыгнуть туда и исчезнуть, раствориться во тьме без следа... навеки... навсегда! Забыть о давящих стенах камеры, о цепях, стиснувших лапы... о бессловесной пустоте, вмиг высасывающей всю его силу, едва он только касался стен... Простейшее заклятье, наверняка примитивнейшее, наложенное на стены Магусом... означавшее очень многое! Как минимум, что маг знал о сути его силы! О его принадлежности к ассасинам Сондеки... Или нет? Это могло быть просто стандартное проклятье против любого мага... Как бы он хотел, чтобы его «силу», его возможности забрали насовсем! Но нет, нет такой возможности, эта тень, тянущаяся из дальнего прошлого, аж с другого материка, уже давно стала частью самого его «я»! Эта гибельная, проклятая сила сделала его таким, какой он есть, сделала его... в буквальном смысле этого слова. Сотворила его! А Фил ничего не понял!! Все его слова, вся рассказанная им история, просто пропали зря! Фил пытался утешать, говоря, что убийства были лишь исполнением приказов... Какая чушь! Какой феноменальный... бред! Приказы?! Ха! Его и лишь его воля понудила тогда еще человека покинуть Сондешара, пересечь пустыни, пересечь океан, пройти землями шести государств, чтобы в конце пути осесть в этой жуткой, шесть месяцев в году окруженной снегами Цитадели! Шесть лет назад... шесть лет! Целых шесть лет он верил, что прошлое осталось позади, там, за экватором, посреди безбрежной пустыни, но нет! Нет! Сама суть Сондеки живет в его душе, в его груди и сердце! И она смеялась на ним, все это время она ждала, ждала когда он потянется за ее силой, когда он сорвется, когда он возжелает! И дождалась! Маттиас сжал голову лапами, продолжая раскачиваться на месте. Как?! Как он может любить леди Кимберли, как он может касаться ее руками, навеки запятнанными кровью? Как он может предложить ей любовь и счастье, если сам не единожды обрывал чужую любовь? Он более не пойдет, и не будет убивать! Нет! Пусть идет кто хочет, пусть идут Михась, Коперник, пусть тащится туда же Бриан и Христофор... Да пусть они там хоть все... все... Все. Совсем все. Призраки прошлого, до того кружившие в душе Маттиаса, что-то вопящие и стонущие, вдруг растаяли, как дым. И на Чарльза объяла тишина. В наступившей вдруг кристальной ясности, Маттиас понял: и Кимберли тоже. Если придет нужда, Ким оденет кожаные перчатки, возьмет легкий арбалет, мешочек болтов и отправится защищать других. Да. Так и будет. В этом вся она. А он? Где будет он? Под лавкой? В кладовке? Отмаливая свою бесценную душу? ... * * * * 600 фунтов - примерно 272 килограмма. ** Как уже упоминалось чуть раньше, 600 фунтов - примерно 272 килограмма.      Часть 2      Бросив взгляд на идущего к своей конторке прислужника, безвкусо и аляписто разряженная в шелка и бархат толстуха скривила губы в холодной усмешке. Все, все что она безуспешно искала последние годы по всему Мидлендсу и соседним государствам; все, что с огромными затратами ее агенты пытались купить, обменять, украсть; все это просто лежало на полках в библиотеке Цитадели! Так просто!  А глупый библиотекарь даже не понимает, что он сейчас собственными лапами ей носит!      Глядя как лис-морф притаскивает новые и новые тома, томики, шитые суровыми нитками тетради и даже свитки, женщина едва сдерживала торжествующую ухмылку. Что ж, хоть какая-то польза от ее ежегодного налога, выплачиваемого в казну этого жеребцовоголового «герцога».  Как хорошо, что в этом году ему не придется платить эти поборы, именуемые «лордом»-казначеем налогами, просто неимоверные поборы! Разумеется, если его... ее сегодняшние действия дадут соответствующий вложениям результат!      Люди по сути своей глупы, — вновь скривила губы в холодной, торжествующей усмешке женщина, — они никогда не замечают вещей очевидных, покуда не упрутся в них лбом. Да и тогда... что смогут ей сделать Метаморцы? Что сможет ей сделать этот «герцог»? Фермы, расположенные на ее землях фактически кормят Цитадель...      При последней мысли усмешка на лице женщины стала уже не столь торжествующей. Кормят, да, но... при всех ее «качествах», положительных и не очень, когда-то барон, а ныне баронесса Лориод, была отнюдь не глупа. И без каких-либо усилий могла связать, вроде бы совершенно не пересекающиеся вещи, вроде появления в Цитадели внутренних садов, усиленного развития ферм на землях, принадлежащих лично герцогу, дарования баронской цепи кэптану, владельцу теперь уже восьми караванов и барками, поднимающимися аж от самого Магдлейна!      Чем зацепил этих проклятых рыбаков герцог, что они готовы тащить рыбу такую даль? Вокруг южных отрогов Драконьих гор, мимо Эльфквеллина и Эллькарана, двух богатейших столиц, вверх по ледяной Ангаре, аж почти к самому морю Душ? Неужели правду сказал тот грузчик, соблазнившийся серебрушкой? Что герцог поставляет рыбакам в обмен на рыбу парусину и тросы из паучьего шелка? Немыслимая ценность!! За такие вещи агенты некоторых южных властителей предлагали даже не золотом, алмазами по весу! И в обмен на рыбу, чтобы кормить ею простолюдинов!!      От мысли о деньгах, впустую проходящих через копыта этого... конеголового... баронессу пробрал холодный пот. Нет, так не может продолжаться! Этим... простолюдинам, место которым на конюшне, и в оглобле, которые бестолку разбазаривают и растрачивают... но ничего, скоро, уже совсем скоро...      Совладав с волнением, Лориод промакнула лицо кружевным платком. Очень осторожно,  тщательно контролируя каждое движение. Как же она ненавидит всю эту чернь! Место их в пыли у ее ног, на коленях, они же смеют вести себя подобно лордам, нет даже хуже! Они смеют смотреть ему в глаза! Не опуская головы! Некоторые же из них... в особенности же Фил Теномидес! Простолюдин! Животное! И всякий раз видя этого кролика, ему приходится выдавливать из себя «ваше высочество»! Ну ничего, ничего, уже скоро он посмотрит кто из них достоин а кто...      За стелажами что-то хлопнуло, послышались тихие шаги, а когда-то барон Лориод, резко выдохнув, недоуменно уставился на скомканный и разорванный кружевной платок в заплывшей жиром женской руке. Скрипнув зубами, она бросила остатки платка в корзину под конторкой библиотекаря и вынула из глубин платья еще один, точно такой же.      — Это последние, — сказал Фокс Куттер, осторожно кладя ветхий том в кожаном переплете на конторку.      Лориод небрежно махнула надушенным платочком слуге и, высокомерно скривив губы, бросила на стол мешочек с золотом:      — Задаток. Я верну их, едва только мои писцы закончат копирование. Желаете пересчитать? — голос баронессы стал совсем уж презрительным. — Ровно сто солидов.      Размер залога за пять томов, две тетради и жалкую кучку свитков действительно впечатлял. Хотя... ей ли считать эту мелочь? Все равно, скоро все это станет ее!      — Пожалуйста будьте осторожны, — ревностно сказал Фокс, держа в лапе мешочек.      — Самое позднее через две недели они будут здесь, — бросила за спину баронесса, выходя из библиотеки.      Коридоры, переходы, уличные двери, предупредительно распахнутые идущим впереди слугой... наконец баронесса тяжело осела на сиденье кареты, а принесенные тома легли на столик напротив.      — Перед отъездом я желаю посетить тюрьму, — отдышавшись, сказала она Макабиану. — Подвези меня к боковому входу.      — Как прикажете леди, — кивнул Макабиан.      Пока карета осторожно маневрировала в проходах внутри Цитадели, Лориод, прикрыв шторки, опустила руку в потайной ящичек. Там, в непроницаемом для влаги кожаном мешочке, завернутый в три слоя мокрой ткани хранился он. Огненный камень. Причудливо ограненный, пылающий алым пламенем камень. Даже в самом темном месте, даже укрытый мокрой тканью и отгороженный от всего мира стенками кареты, камень продолжал испускать жар, то нарастающее, то спадающее тепло, предвещающее... предвещающее... Она разложила тома, тетради и свитки на сиденье так, будто собиралась устроить из них костер, потом откинулась на мягком сиденье и вгляделась в мерцающие глубины камня. Сила. Власть, деньги, молодость возможно даже... впрочем, стоит ли? — скривила губы когда-то барон Лориод. — за шесть прошедших лет она более чем освоилась в женском теле... куда как более чем.      С легкой усмешкой толстуха возложила камень в центр разложенной... растопки. От весьма ощутимых толчков кареты камень то и дело сдвигался на бархатном ложе и казалось, сам пытался подползти к древним томам, а те наоборот — съеживались страницами и елозили, будто пытаясь убежать от уготованной им судьбы. Будто они могли знать, что с ними будет...      Все еще глядя на камень, Лориод вдруг ощутила легкий холодок, ознобом прокравшийся вдоль спины... Что это? Боги недовольны ею? Что за бред! Просто показалось! Как могут боги предпочесть ей, ей! их верной поклоннице, дворянке, из рода, самими богами назначенного управлять чернью... и какой-то крыс! Иноземец! Язычник, который даже не поклоняется настоящим богам, а верит в какого-то... Эли-висельника!  Ха!      Никогда такому не бывать! Ему, представителю древнего рода Лориод, рода, ведущего родословную куда как дольше чем Хассаны! Именно ему суждено и обещано было привести род к величию и низвергнуть извечных соперников, выродившихся настолько, что их последний представитель не смог даже породить наследника! Мыслимое ли дело, передать майорат приемному сыну! О да! Ей и только ей доверилась Сила...      Но тут карета остановилась и Макабиан постучал в дверцу:      — Мы на месте, госпожа.      Заплывшая жиром женщина с всхлипом выдохнула, возвращаясь в реальный мир из мечтаний. Толкнула дверцу.      Немногие из приезжих, пожелавших взглянуть на полную чудес и тайн Цитадель Метамор, могли похвастать знакомством не с изнанкой, нет, но с непарадной ее стороной. Да, устланные коврами и драпированные гобеленами, украшенные витражами и росписями, лучшие залы Цитадели могли впечатлить и поразить кого угодно, но баронессе Лориод была известна и иная, куда менее выпячиваемая перед гостями сторона. И если глядя на первую, вы могли поверить в Цитадель-дворец, то вторая... Цитадель-воин. Отвесные стены, прочнейшего серого гранита. Выпирающие вперед башни, узкие крестообразные бойницы, удобные для лучника и для арбалетчика. Нависающие укрепления, потайные ходы и оружие. Оружие везде. Торчащие на башнях рога стационарных арбалетов. Лежащие в караулках, в полной готовности арбалеты и луки. Личное оружие... у всех! Поголовно! Женщина? Как минимум толстый кинжал на поясе. Ребенок? Тоже. И все, все оружие сияет особым, холодным блеском, тем отблеском смерти, что приобретает лишь попробовавший крови металл.      Единение изящности и практичности, прочности и соразмерности, некая неброская, но от того лишь более основательная красота... красота сурового воина, не единожды бывшего в бою, исчерченного шрамами, но от того лишь более опасного. Вот, что можно было сказать о Цитадели, отойдя всего лишь на шаг от парадных залов и коридоров.      В глубине души Лориод завидовала именно этой, совершенно непарадной, даже более того, немного скрытой стороне Цитадели. Еще будучи бароном, и став, после изменения баронессой, она как могла непрерывно улучшала собственный замок, но... Каждый раз приезжая в Цитадель, лишь убеждалась — не то. Не то. Как не достраивай пологий холм, неприступной скалой ему не быть.      — Макабиан, — вновь изящно промокнув лоб надушенным платочком, баронесса вперила холодный взгляд в слугу. — Жди меня здесь, я не задержусь.      — Как прикажете, леди, — кивнул осел-морф, подходя к упряжке и по очереди поглаживая лошадей.      Сейчас, шесть лет спустя после битвы Трех Ворот, Лориод уже нисколько не удивлялась взаимной приязни, даже более чем приязни, связывавшей любую лошадь и Макабиана. Впрочем, чему удивляться? Потомственный грум и сам теперь наполовину осел, кому же еще как не ему дружить с лошадьми? И это совершенно правильно! В очередной раз губы баронессы скривила презрительная усмешка. Каждому — свое место. Макабиану — лошади и камзол слуги. Ей — бархат и золото. Как и установлено богами!      Шагая по ведущей вглубь лестнице, Лориод все так же презрительно кривила губы. Люди и нелюди по сути своей глупы и так падки на лесть! Всего лишь несколько приятных слов, чуточку  флирта, немного притворства, много-много внимания и жутковатый тюремщик сам открыл нужные двери. Так просто! Так... изящно!      — Ах, Роско! Ну, расскажи же скорее, что творится тут у вас?      Пещерный скорпион как белесый призрак, буквально соткался из темноты и в холодном воздухе разнесся его сухой, с прищелкиванием голос:      — Здесь все неизменно, госпожа баронесса. Только лишь появился новый постоялец, в остальном же все по прежнему. А как у вас, леди?      Лориод помнила Роско еще до того дня, шесть лет назад, до изменения. Бледный как мел, одинокий, почти никогда не покидавший свою караулку, он остался таким и по сей день. Вот только перестал быть человеком и как профессионал оказался... ненадежен. Впрочем, — усмехнулась сама себе баронесса, — вскоре я смогу избавить себя от столь неприятного общества. До того же дня придется потерпеть.      — О, друг мой, моя жизнь просто прекрасна. Ну, если не учитывать мелких проблем с налогами, с ленивыми крестьянами, с постоянными набегами лутинов, с вороватым управителем и одним из моих давних друзей, так неудачно оказавшемся в одной из твоих камер... Но что тебе до моих проблем? Хотя... Быть может, с одной из них ты можешь мне помочь. С последней.      Роско озадаченно шевельнул антеннами и звучно щелкнул челюстями. Да, для столь жуткой внешности пещерного создания, ему совсем неплохо удавалось выражать эмоции.      — М-м-м... Ты желаешь что-то обсудить с Маттиасом? Но ты же, я слышал, терпеть его не можешь?      Лориод тщательно спрятала полезшую на лицо презрительную усмешку. Одним из последствий изменения Роско стало его упорное нежелание покидать тюремные подземелья, для жизни в которых, вот же удача, он так хорошо стал приспособлен. А сидя в своем закутке, ты невольно оказываешься оторван от последних новостей... а значит, тебя можно обмануть!      — О да, друг мой. Но хочу я того, или нет, а приходится иметь с ним дела. Также как и ему со мной. Так что, нам поневоле пришлось хоть как-то разрешить возникшие между нами... трения и неприятные вопросы. Не скажу, что мы стали друзьями... и не станем никогда... но пришлось примириться. Так что, уж позволь мне с ним увидеться.      Роско еще раз щелкнул челюстями, позвенел ключами на поясе и шагнул к внутренней двери караулки:      — Ладно уж, идем.      Лориод последовала за белесым скорпионом в бездонную тьму тюремных коридоров. В бесконечную могильную тишину, лишь изредка разрываемую отдаленным звуком падающих где-то капель и далеким-далеким кашлем...      Наконец они подошли к железной двери и Роско повернул ключ в замке. Входя в камеру, Лориод выдавила из себя почти естественную улыбку:      — Спасибо! Я постучу, когда мы закончим разговор.      — Хорошо, я буду ждать недалече, — кивнул Роско, закрывая дверь.      Лориод постояла миг у двери, потом провела пальцем по добротным, толстым доскам, рисуя сложный узор, на миг засветившийся голубым, мерцающим сиянием.         — Кто бы мог подумать, что ты знаешь рунную магию, — прозвучал с другого конца камеры насмешливый голос.      — Похоже, мы с тобой много не знали друг о друге, — разворачиваясь на месте, усмехнулась баронесса, — к примеру, я лишь совсем недавно узнала о том, что ты владеешь техникой Длинной Фуги.      — Ты! — метнувшийся из темноты крыс до звона натянул цепи и буквально вытолкнул из себя: — Как ты это узнала?!      Лориод вгляделась в его глаза, освещенные сейчас факелом из-за двери и всю ее буквально затопило торжество. В глазах крыса плескался даже не страх, нет, вовсе не страх... ужас переполнял его душу. Смертный ужас стискивал его горло! И баронесса не смогла сдержать торжествующей усмешки:      — Видишь ли, мой «любезный» крыс, — последние два слова Лориод буквально прошипела, преисполненная торжеством, — не только ты в этом мире происходишь с далеких, да, очень далеких земель. Еще бы... другой материк! Аж за экватором! Впечатляюще... но даже здесь, в глухом и холодном захолустье нашелся человек, сумевший опознать особую технику Сондеков, разрушившую заклятье воздушной стены. ЛонгФуга, Длинная Фуга... Не так ли?      Маттиас медленно выдохнул и шагнул назад:      — И что теперь? Побежишь докладывать Михасю? Или напрямую лорду Хассану?      Лориод с наслаждением оскалилась и буквально промурлыкала:      — Ну зачем же беспокоить столь занятых людей? Поднимать шум, затруднять работой палача...      — Рисковать своей шеей... — в тон ответил Маттиас.      — И это тоже, — кивнула баронесса. — ведь рано или поздно сюда придут, придут за тобой, крыс. Зачем же мне добавлять к твоей, еще и мою несравненно более ценную жизнь? Ведь тех, кто придет очень заинтересует, кто это тут такой... многознающий. Разве не так?      — Возможно, — буркнул Маттиас.      — Возможно?! — ухмылнулась Лориод. — Несомненно! Они придут, и убьют нас обоих, и всех, кому мы могли рассказать. Кого они отправят сюда? Может даже кого-нибудь из белого круга... но нам с тобой хватит и десятка черных. Не так ли? Они вырежут всех, магов в первую очередь... потом воинов, потом всех прочих... Это ведь их привычная практика? Не так ли?      — Чего ты хочешь?!      — Чего я хочу? О-о-о!! Но мы же с тобой договоримся,  не так ли? — буквально пропела баронесса.      Ей было обещано это удовольствие. Обещано Силой, с которой баронессе Лориод пока было по пути. Пока... да, но не навек, нет не навек. Голос той Силы соблазнял ее возможностью сломить крыса, раздавить его... и да, он оказался прав! Разумеется, взамен Сила требовала свое — но так что? Раз уж цели ее так идеально совпадали с целями самой баронессы? А что некоторые из них были... неудобны к исполнению... так ведь можно поручить их этому самому крысу! Пусть раб трудится!      Но не сразу, не сразу. Сила предупреждала: сломать крыса будет непросто... и лучше всего делать это постепенно, медленно, растягивая удовольствие... О да! Значит, начнем с малого?      — Итак, во-первых, ты будешь обращаться ко мне полным титулом, запомни, я для тебя миледи Лориод. В противном случае, ты же понимаешь, огорчившись, я могу случайно обронить словечко-другое... и все. И ладно если придут за тобой. А ведь могут и за твоей драгоценной «баронессой» Кимберли.      Маттиас, злобно шипя, прыгнул вперед и буквально соскребая шкуру с костей браслетами, дотянулся все-таки до баронессы развернутой ладонью. Но тщетно. Лориод и в лучшие годы никогда не смогла бы увернуться от такого удара-рывка, но ей и не понадобилось. Вложенная крысом сила, ухнула куда-то как в прорву и баронесса даже толчка не почувствовала.      Лориод рассмеялась хриплым, каркающим смехом:      — Красиво, правда? Маленькая защитная руна... и все твое умение можно позабыть. Все ваши хваленые техники разбиваются о такую мелочь. Так что, учись почтению, мой подзаборный житель. Учись, пока еще не слишком поздно. Пока я... ну, да что я тебе объясняю, не дурак, что будет если нападешь на меня еще раз, сам догадаешься.      Крыс шагнул назад, почти скрываясь в тенях, лапы его тряслись, все тело обвисло и сгорбилось. Насилу выдавил он из себя слова, буквально обжигавшие язык:      — Да, миледи.      — Наконец-то! — довольно прищурилась Лориод. — Приятно слышать достойные слова из уст «достойного» члена общества. Теперь еще кое-что.  Время от времени я буду «просить» исполнить кое-какие... услуги. О, ничего сложного... — мягкий до того голос баронессы внезапно налился злобой: —  Но я жду исполнения их без каких-либо возражений и точно в срок! — и снова мягкий, обволакивающий тон: — Ты готов исполнить мои пожелания?      — Да.      — Да, что?      Маттиас выглядел так, словно готов был откусить себе язык. Лориод даже ощутила легкое тепло внизу живота, глядя на мучения крыса.      — Да, миледи.      — Очень хорошо! — скривила тонкие губы баронесса. — Прямо сейчас я произвожу кое-какие действия, которые обезопасят тебя от излишнего внимания со стороны жителей Цитадели. Ты знаешь, что в вашей библиотеке хранились трактаты и заметки путешественников, посетивших в свое время и южный материк и даже земли Сондешара? Так вот, более их там нет. Прямо сейчас они горят в красивом костре... вместе с моей каретой. Какое горестное событие, не таки ли? Бедный ваш библиотекарь... придется ему довольствоваться сотней солидов задатка. Ты удивлен? Да, я гарантирую — никто из жителей вашей распрекрасной Цитадели не узнает, что ты такое, покуда ты сам не расскажешь. Или не наделаешь глупостей. Но в последнем случае, уж не обессудь. Все ясно?      — Да миледи, — прохрипел крыс.      — Теперь есть одно небольшое дело, касающееся финансов. Мне не нравится, что ты, с благословления нынешнего герцога тратишь деньги, по праву принадлежащие знати.      — Вы говорите о расходах гильдии Писателей? — изумился Маттиас.      — Как ты сказал? — тон голоса баронессы в очередной раз похолодал. Лориод буквально наслаждалась разговором и желала увидеть еще немного мучений крыса.      — Вы говорите о расходах гильдии Писателей, миледи? — Маттиас повторил вопрос, использовав более уважительную форму.      Лориод, довольно усмехнувшись, покачала головой:      — Нет. Гильдия Писателей приносит доход в четыре раза превышающий все затраты на нее. Нет, это хорошее долговременное вложение. Я говорю о другом. О твоих «собраниях грызунов». Они растрачивают золото, которое лучше бы сэкономить. А потому, я хочу чтобы ты их прекратил.      Маттиас изумленно уставился на собеседницу. Очевидно, он никак не мог понять зачем это понадобилось баронессе. Разумеется, где уж ему — усмехнулась она, — чернь, что с него возьмешь!      — Но я уже оплатил два следующих собрания, — наконец, почесав макушку, сказал крыс. — Я не смогу забрать их назад. Донни их просто не отдаст. Миледи.      Титул, особо выделенный голосом в конце фразы, заставил баронессу довольно зажмуриться. Ее могущественный союзник обещал, что это будет лишь начало. Начало долгого пути...      — Что ж поделаешь. Значит, оставь себе два последних собрания, раз уж деньги уже потрачены. Однако больше никаких затрат! Если кто-то попробует продолжить эти сборы, ты должен их остановить. Ясно?      — Да миледи, — крыс сгорбился еще сильнее и совсем отступил в тень.      Лориод просто воспарила от восторга. Так сладостно видеть гордого крыса поставленного на предназначенное ему место. Безусловно, эти собрания, на самом деле — мелочь, не стоящая внимания высокородного, но они казались ей мелкой занозой, которую хотелось вырвать. Их прекращение — как убрать мозоль с пятки. Просто... приятно.      А другие, гораздо более приятные и куда более великие вещи произойдут позже. Совсем скоро. Ее союзник предвещал их.      — Это все, что мне от тебя надо на данный момент. Если понадобится что-нибудь еще, я передам тебе. И постарайся, чтобы тебя не убили. Ты же теперь скаут, согласно с указом нашего «герцога». Пойдешь на север — учти, если ты там умрешь, я из кожи вывернусь, но твоя Кимберли присоединится к тебе. И скоро. Я уж постараюсь. Для тебя. Для твоей... Ох! Еще одна маленькая, но раздражающая вещь. Я слышал, ты именуешь свою «даму полусвета» Леди? Так вот, я хочу чтобы ты прекратил это притворство и называл ее тем, что она есть.      Выдав последнее указание, баронесса со счастливой улыбкой прошла к двери. Разговор прошел просто замечательно. Маттиас сломался почти мгновенно... даже слишком быстро... разочаровывающе быстро.      — Чтоб ты сдохла! — вполголоса прошипел крыс из тени, как раз в тот миг, когда Лориод стирала руну на двери.      Баронесса улыбнулась еще шире. Ее вывод о том, что Кимберли является слабым местом Маттиаса, подтвердился полностью.      — Что ты сказал?!      Но Маттиас уклонился:      — Ничего, миледи.      — Хорошо, — засмеялась баронесса, постепенно убирая опять засиявший узор с двери. — Было бы неприятно думать, что один из моих подданных желает мне зла.      Все еще посмеиваясь, Лориод ждала, когда крыс поймет сказанное.      — Подданный? Я не живу на ваших землях, миледи.      Маттиасу неплохо удается выказывать уважение, — решила Лориод. — Быть может со временем это уважение станет настоящим, когда крыс осознает насколько она в действительности знатнее и благороднее. Разумеется, это произойдет не скоро, учитывая, насколько раздуто самомнение Маттиаса. Так что придется подержать его в черном теле подольше. Впрочем, он не будет первым, видала она гордецов и спесивцев, ставших всего лишь угодливыми слугами, стоило только обломить их пару раз, да дать подходящую мотивацию. И крыс будет таким же.      — О! Неужели?! Я совсем забыла! Так вот, я хочу чтобы ты переехал на мои земли сразу же, как урегулируешь свои дела. И разумеется, закончишь это недоразумение с хождением в рейды со скаутами. В любом случае, очень скоро ты будешь жить на моих землях, а я ожидаю от своих подданных послушания.      Какое-то время в камере стояла тишина. Наконец Маттиас выдавил из себя:      — Я все понял, миледи.      На миг Лориод засомневалась — не задумал ли крыс как-то обмануть ее? Ее союзник предупреждал, что это возможно, очень возможно. Но в имевших вид сумасбродных и беспорядочных, а на самом деле очень давно и хорошо продуманных приказах, настоящей сети, по ее замыслу, окутавшей Маттиаса, вроде бы не было дыр... и в самом деле очень красивая паутина! Хм...      — Я рада твоей понятливости, мой новый подданный, — буркнула баронесса и стерев наконец остатки руны, постучала кулаком по двери.      Несколько мгновений ничего не происходило, потом Роско распахнул дверь и выходящая из камеры женщина даже замерла на полушаге при виде Фила, стоявшего вместе с главным тюремщиком в коридоре.      — Спасибо, Роско, — кивнула баронесса, невольно косясь в сторону всматривающегося в нее главы разведки Цитадели. Она даже заставила себя кивнуть кролику-морфу и пошла по коридору, в сопровождении тюремщика.      Фил же, даже не кивнув, молча шагнул в камеру Маттиаса. А Лориод, еще пришлось тащиться к выходу, что-то говоря при этом Роско и ждать, ждать, оклика сзади...      Этот путь до лестницы и четверть часа разговора показались баронессе самыми длинными в ее и без того наполненной событиями и ожиданиями жизни. Но вот наконец хлопнула дверь караулки, зазвенели ключи и Роско отодвинул засов внешней двери тюремного подземелья. И тут же в ее уши ворвался встревоженный голос ее слуги:      — Пропустите меня, идиоты! Баронесса будет очень недовольна! Мне нужно ее увидеть! Пропустите же!      — Макабиан? Что произошло? Почему ты шумишь? — наигранно подняла брови Лориод, увидев измазанного сажей Макабиана, в прожженной ливрее и без шляпы.      — Простите миледи, — слуга бухнулся на колени, — простите, но ваша карета...      — Моя карета? — еще больше подняла брови баронесса. — И что с ней?      — Она сгорела. Почти дотла! Я едва успел отвязать лошадей, а уж затушить пламя и совсем... даже подойти не мог, так пылало!      Лориод повернулась к Роско:      — Извини дружище, но мне пора.      — Да уж, — важно кивнул скорпион-морф, — понимаю.      — Пойдем, Макабиан, посмотрим, что там такое приключилось с моей каретой, — баронесса энергично пошагала в сторону еще дымящихся обломков.      Огненный камень хорошо сделал свое дело. Весь экипаж и в самом деле превратился в тлеющие обломки, а от книг, естественно, остался один лишь пепел. Сам камень, отдав запасенный огонь рассыпался в прах, как и было обещанно. И теперь возле тлеющих обломков стояли Пости, в компании с Михасем и Тхалберг. — Я не понимаю, — кривя губы, проскрипел придворный маг, едва бросив взгляд на еще дымящиеся остатки. — Что-то совершенно невозможное. Кажется, карета горела изнутри. Кто-то бросил факел внутрь? Лориод глубоко вздохнула, протирая лоб кружевным платочком, и обратилась к церемониймейстеру: — Тхалберг, друг мой, надеюсь, вы не откажете в помощи слабой женщине? Мне не в чем ехать домой, уж будьте так добры, ссудите меня пожалуйста одной из повозок его светлости. И если можно, отправьте кого-нибудь из слуг к придворному библиотекарю. Еще и идти к нему с печальной вестью о столь ценимых им книгах я не в силах. Крокодил-морф скривился, будто сжевав целый лимон, но кивнул и послал грума к конюшням. А баронесса нахмурилась и едва только крокодил отошел прошипела вполголоса: — Макабиан! Твоя рассеянность мне очень дорого обошлась! Не будь ты семейныным слугой, не прими тебя в дом еще покойный батюшка, я бы непременно приказала выдрать тебя на конюшне плетью, да что по удару за каждый солид цены кареты. Но так и быть, ты получишь лишь по удару плетью за каждые десять солидов! А сейчас иди, да проследи, чтобы заложили не какую-нибудь развалюху, а карету, достойную титулованной леди! И во второй раз за день довольно зажмурившись, баронесса сидела на мягком сиденье покачивающегося возка. И вправду, день был просто великолепен!