Название: Занавески, расшитые звездами.
Как-то решили мы с приятелем посетить местный Беитпарк*. Деньги промеж нас водились, а Джимбе Каргину срочно требовалось развлечься. Последние дни мы промышляли приятными встречами с расфуфыренными представителями местной аристократии в темных переулках, пока с одним из них, мелким толстым пуделем, не случился сердечный приступ. Ну, мы его откачали и отправили в больницу, потратив на это часть содержимого его кошелька. А затем Джимба и загрустил.
- Я здесь не для того, - говорит, - Чтобы быть причиной чьей-то смерти.
Надо сказать, уткнуться в такого парня ночью то еще удовольствие. Тавр, как и я, но какого-то волкодавьего племени. Здоровенный, под два метра росту (это когда на четырех), весь заросший черной колючей шерстью, а глаза горят так, что только чертям прикуривать. И хоть при наших делишках он всегда был исключительно вежлив, а с дамами даже галантен, местные закутки не раз наполнялись разными истеричными звуками, а иногда и запахами.
А вот всякой такой сентиментальности я в нем раньше не замечал.
В общем, натянули мы, я да Джимба, приличные комбинезоны и двинули в этот мохнатый рай, чтобы духовой оркестр, выпивка и прочие достижения цивилизации привели его в порядок. Но грусть-тоска впились в шкуру Джимбы крепко. Правда, пропустить стаканчик он ни разу не отказался, но при виде галдящей разномастной толпы заскрежетал зубами, в сторону каруселей и танцплощадки даже не глянул, а когда в тире какой-то бык в джинсах и при галстуке заявил что стрелять из ружей с двух рук запрещено, полез было располосовать ему морду. Вытаскиваю я его на улицу под дождик, чтоб охладился, и отвожу туда, где потише. Вдруг, возле какого-то раскрашенного сарая, мой приятель делает стойку: уши торчком, хвост крючком, и даже в глазах появляются некие проблески разума.
- Вот, - заявляет он, - Вот где я желаю развлекаться. Пусть мадам Анако с темных миров, колдунья, вещательница и хиромантка, посмотрит мою ладонь и скажет, сбудется ли то, что должно сбыться.
Джимба, замечу, просто набит всякими глупостями насчет амулетов, сглазов, гадания на картах и газетных предсказаний погоды. Он переходит на другую сторону улицы, если встретит кого-то с метлой или мусорным ведром в руках, никогда не наступает на порог и впадает в ступор при виде узелков на черном шнурке.
Тут из сарая выскакивает мопс в чалме, кланяется нам и с ухмылкой зубодера, усадившего в кресло очередную жертву, распахивает перед нами вход в этот колдовской курятник. Внутри все по таинственному: разноцветные полосы ткани, всякие фигурки да жуткие морды на стенах, экзотические запахи и все такое. Джимба кидает вещунье монету аж в четверть кредита и протягивает руку, напоминающую боевую кастетную перчатку. Мадам, мелкая бородатая коза с обмотанными серпантином рогами, берет её и смотрит в чем дело – ржавчина ли где завелась или песок в шарниры попал.
- Эта нога… - начинает вещунья.
- Это рука, - поправляет её Джимба, - Может, я и выгляжу наполовину как зверюга, тем не менее, это – рука. 
- Эта нога лишь недавно ступила на эту планету, - продолжает та, - Ты пришел издалека. Твой путь пролегал по многим мирам и везде ты оставлял позади себя смерть и разрушение.
- Это точно, - шепчет мне приятель, - Навоевался я вдосталь.
- Холм любви на твоей ладони почти стерся. Твои родители покинули тебя, и не было у тебя никого, кто бы мог ждать тебя дома. Женщины, которых ты любил, оставляли тебя.
- И это верно, - мрачно комментирует Джимба.
- Но ты устал от войны. Поэтому ты прилетел сюда – в надежде обрести здесь свою мечту о счастливой жизни. Поговорим теперь о будущем… Минуту.
Тут колдунья достает напильник и что-то ковыряет в лапе. Видать, ржавчина таки завелась.
- Ага, - говорит она, - А вот под коркой застарелых мозолей нашлась и линия удачи. Хм. Впереди у тебя еще много неприятностей, но и удача твоя еще не иссякла. Вскоре тебя ждут встречи с двумя уродами, прекрасной самочкой и другом, который сделает тебя богатым. Ищи занавески, расшитые звездами. Больше мне сказать нечего. А теперь выметайтесь отсюда, пока не провоняли весь салон мокрой псиной.
- Вот это да, - заявляет мне Джимба, когда мы удобно устроились в очередной забегаловке, - Как она все точно знает.
- Брось, - говорю я, - Что она тебе сказала, чего и так не понятно? То, что ты приезжий, даже я сразу определил. Что семьи нет – так семьянин пойдет в парк развлечений с семьей, а не в компании черного кота. Что военный видно по выправке и ухваткам. Когти Сефироса, да ты даже одежду выбираешь так, чтобы на брючинах место для кобуры оставалось. А будущее! Хотел бы я поглядеть на того олуха, который тебя озолотит.
Тут он понес что-то про силы избранных, проникновение сквозь пространство и время, и прочую ерунду. Пришлось поставить ему «пот Сирианской пантеры» - самое жуткое пойло, которое нашлось в этом зоопарке. Тут Джимба слегка осоловел (хотя я лично видел, как вполне крепкие кабаны падали под стол с одного стакана) и, наконец, заткнулся. 
Когда мы уже пошли к выходу, Джимба углядел за дальним столиком двух крупных медведей самой что ни на есть мерзопакостной внешности: мятые пузырящиеся костюмы, поверх них обрюзгшие морды с торчащими во все стороны пучками шерсти. В общем, Джимба подгребает к ним и начинает в упор разглядывать. Я придвигаюсь следом.
- Тебе чего? – мрачно интересуется один из них.
- Думаю, даже если мы обойдем всю местную кунсткамеру еще раз, - сообщает мне Джимба совершенно трезвым голосом, продолжая разглядывать мишек, - Мы не найдем никого уродливее этих парней. Гляди, у этого даже уха нет. Значит, они-то нам и нужны.
- О! Новый вид гужевого транспорта, - одноухий отрывается от созерцания публики в зале и откидывается на спинку стула – Седло-то есть?
А сам тоже смотрит уже эдак, с прищуром. Зато второй только сопит и клыки скалит. Джимба тоже это замечает.
- А что, хочешь покатать свою девочку?
- Ах ты! 
«Девочка» выкидывает в сторону моего приятеля кулак – и тут же влипает в стену. Здание вздрагивает. 
- Зря напросился, блохастый, - одноухий поднимается и щелкает выкидным ножом. Эге, а лезвие-то недавно было в деле.
Вот тут Джимба и показывает все преимущество шести конечностей над четырьмя. Он резко встает на задние лапы, вышибает передними нож, затем хватает ими предплечья, одновременно бьет кулаком одноухому в челюсть, а потом руками поднимает его за плечи  и резко, сквозь стол, опускается на пол. Хруст слышен, наверно, даже на улице. Тот же трюк Джимба повторяет и с другим оппонентом, но уже под крики и самочкин визг.
- Дорогие друзья, милые дамы, - говорю я успокаивающе, попутно быстро обшаривая карманы бедолаг (хм, а кошельки-то толстенькие, да и часы у одноухого вполне ничего), - Все уже позади. Мой друг пришел сюда веселиться, а  эти ребята расстроили его своими ножами. Я думаю, будет честно, если мы продолжим веселье за их счет.
- Я не позволю вот так грабить моих клиентов, - заявляет спрут-бармен, высвобождая одну конечность для того, чтобы положить на стойку обрез.
- В таком случае угощаю всех, - возвещаю я и под одобрительный рев бросаю бармену меньший из кошельков. Спрут рефлекторно бросает обрез и хватает кошелек.
Пока посетители толпой штурмуют стойку, я вытаскиваю приятеля на улицу.
- Ты же только утром ныл, что смертей не хочешь, - говорю я, когда мы быстрым шагом выходим из парка.
- Какие смерти, - удивляется Джимба, - Ну, поломал руки да еще пару костей. А вот за ножи эти ребята вряд ли еще когда-нибудь возьмутся. Что это был за трюк с кошельком?
Теперь я пожимаю плечами.
- Этому парню за стойкой, - объясняю ему, - Нет дела до выпивох, которые к нему заходят. Его интересуют лишь деньги, которые они оставляют. Сколько эти парни оставили бы? А сколько было в кошельке – ты помнишь его размер? Мы оставили гораздо больше, так что он на нас не в обиде. Учись, солдат. Кстати, твоя доля.
Джимба фыркает и прячет купюры в карман. Ага, вроде отпустило приятеля. Не зря мы сунулись в этот балаган.
Вдруг через пару кварталов замечаю, что Джимба вертит головой, прямо как антенна на радиолокационной станции.
- Мог бы и сам догадаться, - отвечает он, - Помнишь гадалку? Она сказала искать занавески, расшитые звездами. Вот и высматриваю окно, хозяин которого выдаст мне красотку и богатство. Про уродов же она правильно сказала.
- К тем уродам ты сам прицепился, - ворчу я, но тоже начинаю посматривать по сторонам. Так, на всякий случай.
Идем мы, значит, два придурка, дома разглядываем. С десяток кварталов прошли. У Джимбы уже энтузиазм спадать стал.
- Ну что за город! Мур, ты только погляди, какой только дрянной мусор не вешают на окна, - не выдерживает он, - У местных фуррей совсем нет чувства прекрасного. Например, этот дом. Вон там какие-то полосатые тряпки. Выше – просто одноцветные. Еще выше – какие-то фигурки, а на чердаке…
Тут мой приятель осекается и ломится в подъезд. Я двигаюсь за ним, попутно пытаясь донести ему мысль, что в таком клоповнике, да еще на чердаке, богатство найдется вряд ли. Но если волкодав вбивает что-то себе в голову, то остановить его невозможно. Залетаем на верхний этаж, и тут он встает как вкопанный.
- В чем дело, - интересуюсь я, - Блоха укусила?
- Дверь открыта, - указывает он, - Открытые двери пахнут неприятностями. 
- Если что, мы заходили тут к приятелю, а когда шли мимо, заметили открытую дверь. Вот и вошли, чтобы узнать, все ли у хозяев в порядке. В крайнем случае уйдем. Мало ли еще занавесок в городе. 
Закончив объяснять диспозицию, я распахиваю дверь и синхронно с Джимбой шагаю в комнату. Комнату, пожалуй, громко сказано. Чуть больше конуры, с выцветшими обоями на кривых стенах и маленьким окном. Обстановка под стать: умывальник у входа, обшарпанный гардероб, видавший не один лучший век, треугольная раскладная кровать, а на ней тавр.
Я не назвал бы девушку красоткой. Да, рыжая грива колли и тонкая, изящная мордашка не лишены обаяния, даже определенного шарма, но все же она была слишком тощая. А тут еще и кровь.
Джимба кинулся к ней так, будто шел в атаку на укрепленную крепость. Я тормознул, чтобы летящий вперед бронепоезд не размазал меня вдоль стены.
- Мур, она ранена, - ревет Джимба.
- Слышу, не ори, - говорю я, с трудом преодолевая звон в ушах, - Она точно жива?
- Жива, - сообщает Джимба на три тона ниже, наклоняется, осматривая тело, - Просто без сознания. Ножевая рана над передней лапой явно не смертельная, в боку под правой тоже. Но она потеряла много крови и здорово ослабла. Доставай свою аптечку.
Я, наконец, протискиваюсь к кровати, раскладываю свои нехитрые докторские штучки и начинаю обрабатывать раны. На ощупь колли кажется еще более худой, чем выглядит. Джимба берет её на руки и аккуратно приподнимает, чтобы мне было удобнее бинтовать. Тут я обнаруживаю, что глаза девушки открыты и она смотрит на нас с этакой, знаете, отстраненностью.
- Я умерла? - спрашивает она в пустоту.
- Еще чего, - откликается мой приятель, - Даже не думай.
Она поворачивает голову и начинает рассматривать наши озабоченные морды.
- А… Вы…
- Я Муриель Айнур, - представляюсь я, закрепляя последний бинт, - А этот здоровый детина, что держит вас на руках – Джимба Каргин. Мы тут, собственно, из-за него. Вернее, из-за его ладони. Джимба, положь, наконец, девчонку. Я закончил.
Волкодав аккуратно опускает её на кровать, прикрывает найденной в гардеробе простыню и пристраивает под голову единственную подушку.
- Я Лена Мако, - говорит она, как бы немного приходя в себя, - Вы, похоже, хорошие ребята и спасибо, что помогаете, но вам лучше уйти.
- Это с чего вдруг, - возражает Джимба, - Ваши раны весьма неприятны. Сейчас мы вызовем скорую, да и куснуть что-нибудь не помешает – вон какая легкая.
- Вы не понимаете, - говорит она горячо, - Сюда могут придти, те, которые сделали со мной это. Они жуткие головорезы и…
- За что? – осторожно спрашиваю я. Терпеть не могу быть втянутым в чужие разборки.
Но Джимба движением когтистой лапы отметает мой вопрос в сторону.
- Кто они? - спрашивает мой приятель голосом чуть теплее абсолютного нуля.
Лена отворачивается и начинает мелко дрожать.
- Они медведи, - наконец, говорит она, - Не тавры, обычные фурри, но здоровые, дикого вида…
- Один из них одноухий, - добавляю я, кое-что припоминая.
- Да! – вскрикивает колли, - Вы их знаете?
Я достаю из нагрудного кармана трофейные часы и показываю ей.
- Час назад, - говорю я, - Джимба переломал им руки в одном кабаке. Так что расслабьтесь. Этим парням не до вас.
Тут она впивается в моего приятеля глазами, а в них, как в песне, «все чувства и оттенки», даже, кажется, слезы потекли. Волкодав тоже уставился на нее как оглушенный, а потом так, знаете ли, нежно пальцами ей по щеке проводит. Я чувствую, что пора ненадолго оставить этих ребят вдвоем.
- Пойду, вызову скорую, - говорю им, пятясь к двери.
Думаю, они меня не услышали.

Когда через пару минут я зашел с пакетом в руках, картина несколько поменялась. Джимба прочно устроился у кровати и они с Леной зарылись друг в друга носами. И даже глаза закрыли. Прямо влюбленная парочка, не иначе.
Я кладу пакет на кровать и трясу Джимбу за плечо. 
- Скорая едет, в пакете сардельки и молоко,  - говорю я, - Эй, Ромео, на пару слов.
Выходим, значит, в коридор. Колли смотрит вслед так, будто я его на расстрел веду. Прикрываю дверь, затем встаю на задние лапы, упираюсь в широченную грудь передними и теперь уже я впиваюсь взглядом ему в глаза. Правда, смотреть все равно приходится снизу вверх – уж больно здоров мой приятель. А он смотрит сначала этак, знаете ли, нагло, потом вздыхает и отводит глаза. Ну вот, думаю, и закончились наши с Джимбой веселые деньки.
- Понимаешь, - начинает мямлить он, - Лена тут, это, рассказывала о себе и… Она такая, знаешь, вся… в общем я… останусь с ней пока…и…
Мда. И что только девчонки с нашим братом делают.
- Джимба Каргин, - прерываю я его блеяние, - Ты славный малый и верный товарищ. Но теперь наши пути расходятся. Так бывает. Не бери в голову.
Теперь уже на меня что-то находит. Я вынимаю из потайного кармана тугой сверток и вручаю волкодаву.
- Тут тысяча кредитов. Откладывал для одного дельца, но тебе сейчас нужнее. Что-то уйдет на лечение, что-то на откорм. Пока она тощая как палка, красоткой её назвать сложно. И, ради клыков Сефироса, сотри эту идиотскую улыбку со своей морды!
И только на улице я вдруг понимаю, что олухом, осыпавшим Джимбу золотым дождем, оказался я сам.

Мелкой забегаловке за углом предстояло развеять мою печаль. Мимо, вереща сиреной, пронеслась скорая. Я вошел и устроился, было, у стойки, как у окна мелькнула знакомая чалма. Я нашел лежак под свой размер и двинул туда. Мопс, уже пропустивший пару стаканов, встретил меня, как родного.
- Эй, а где твой приятель? – спросил он, оглядывая зал.
- Думаю, на пути к нирване, - ответил я и он похабно оскалился.
Спустя полчаса мы уже были закадычными друзьями и разве что жизни не готовы были отдать друг за друга.
- Слушай, - говорю я после очередного возлияния, - Ведь эта твоя мадам Анако никакая не колдунья, а обычная шарлатанка, даже не спорь. Но откуда она знала про занавески.
- Спорить не буду, - легко соглашается он, - А занавески – так это в театре. Ну, том, где два карлика, колченогие такие, билеты продают.
- В театре?
- Ну да, - ухмыляется он, потом подмигивает и продолжает заговорщицким шепотом, - У местного театра премьера. Новый спектакль, так и называется «Занавески, расшитые звездами». Вот их агент и сунул нам пару кредитов, чтобы мы, так сказать, рекламу делали. Эх, видел бы ты, какая там девчонка в главной роли! Такие формы, обалдеть. А сама не из простых, папа там то ли промышленник, то ли банкир. Кстати, говорят, она на крупных ребят падкая, а такого громилу, как твой приятель, я тут никогда еще не видел. 




*англ. Bait – кормление и отдых лошадей при дальних переходах. Термин Дикого Запада.