Название: В погоне за светом
Участник номер Б)
В погоне за светом


Жарко. Душно. Воздух гуще меда. Не смолкают цикады.
Такое лето у нас на юге. Днем во всю жарит набеленное солнце, ночью же робко светит луна, но даже прохладный ветерок не может освежить воздух.
Мы лежали на матрасе в уютной комнатке на втором этаже таверны. Лежали нагишом, не укрываясь даже простыней. Шерсть была влажной и соленой как водоросли. Иногда безмятежную тишину за окном нарушало дуновение свежего ветерка.
Я леопард, вырос в джунглях на юго-востоке Империи. Мне не привыкать к таким ночевкам, но Тарье спалось много хуже. Лисица ворочалась в полудреме и тяжко вздыхала, не в силах совладать с жарой. Длинная рыжая шерсть самого прекрасного на мой искушенный взгляд окраса была ей как никогда в тягость. Я уже мечтал о северных ночах, где так уютно засыпать, свернувшись вместе в тесный клубочек под тремя одеялами.
Местное пиво приятно ворочалось в животе, мысли были полны каких-то теплых, ускользающих образов, хотелось глупо улыбаться и верить во все хорошее. Я придвинул лисицу к себе и подул в её рыжее ушко.
– Что ты делаешь, Гильемо? – удивленно хихикнула она.
– Остужаю твой мозг.
– Он давно не работает. Здесь всегда так?
– С конца мая по середину сентября. Потом ветер с севера принесет осень. Вернемся сюда в октябре, тебе понравится.
– Да уж, сквозь тернии к звездам, – поежилась она. – От тебя пахнет потом и пивом.
– А от тебя фиалковой железой, – не преминул съязвить я. – Хочу найти её источник.
– Не вздумай, – возмущенно шикнула лисица, сжав мою лапу бедрами. – Я хвост месяц не мыла.
Она отвернулась, утирая пот с лица краем простыни, и свернулась клубочком у моего бока.
– Ужас. От нас разит за версту, – деланно возмутилась она. – Мы вонючки в муравейнике.
– Ага. И отчего-то твой запах мне милее всех других, – я зарылся носом в теплую шерсть на её загривке.
Тарья положила лапки на мою грудь, наши носы встретились. Было очень душно, и из наших ртов шел скорее горячий пар, чем нормальное дыхание. Лисица заглянула в мои глаза и поцеловала – коротко, едва коснувшись губ. Наши запахи сплелись в какую-то невозможную, возбуждающую канитель. Я обнял лисицу за талию и потянулся к ней. Дверь дерзко скрипнула, и в комнату ударил свет.
– Какого… – зло начал я, но лисица прижала лапку к моему рту.
– Тише, кот, это Шен.
В дверном проеме виновато стоял львенок, и переминался с лапы на лапу.
– Шен… ладно. Не стесняйся, заходи, дружок.
Вечно прервут в самый теплый момент. Вечно найдется дело куда более важное, чем сиюминутное счастье. Чего удивляться – сколько зверей, столько прихотей.
Детеныш подошел к кровати и деликатно отвел глаза в сторону. Тарья быстро закуталась в простыню, я только прижал хвост к животу, чтобы не смущать львенка.
– Простите, что я так поздно… – сглотнув, заговорил он.
– Давай к делу, малыш, – подбодрила моя ласточка.
– Да, да, конечно. Я нашел новый заказ. В Кинских холмах есть деревня – Вишневка. Ихний старейшина заплатит три сотни золотом тому, кто поможет «защитить легенду, и не допустить убийства её».
– Последнее подробнее, Шен, – нахмурившись, попросила Тарья.
– Не могу, сударыня, он больше не сказал ни слова. Сказал, вы приедете, и там все расскажет – иначе слухи пойдут. Мол, золото – лучший аргумент.
– Верно мыслит, – задумчиво прикусила губу лисица. – За три сотни пол-округи соберется.
Она вопросительно посмотрела на меня. Я пожал плечами – дело так дело. Деньги на дороге не лежат. Разве что в огромных мышеловках.
– Спасибо, Шен, ты нам здорово помог, – Тарья покопалась в кошельке и выудила оттуда золотую монету. – Держи.
Львенок смешно округлил глаза и кажется, потерял дыхание. Думаю, он никогда в жизни не держал золотой сокол. Тем более свой.
– Это слишком, сударыня… – после заминки пролепетал он.
Моя ласточка только фыркнула и взъерошила редкую поросль гривы на его голове.
– А что тебе серебряную или медяк давать? – фыркнула она. – Бери, порадуй матушку и сестер.
После колебаний детеныш принял награду и рассыпался в тысяче благодарностей. Тарья ласково, но поспешно проводила его и чмокнула в щеку напоследок.
– Что думаешь, кот? – спросила она, едва переступив порог комнаты.
– Да что тут думать, – без энтузиазма отозвался я. – Когда еще нам будут сотни соколов сулить? У нас в кошельке одно серебро осталось. Ты не загнула палку?
Она недовольно зыркнула на меня янтарными глазами и показала язык.
– Паренек приносит уже третий заказ нам на блюдечке. У него пять сестер и больная мать. Мы не настолько жадны.
– Знаю, знаю, ты молодец, – я виновато погладил влажную шерсть на её спине. – Только не говори, что мы сейчас же в путь.
– И не скажу, – зевнув, промолвила она. – Утром, как из твоей головы выветрится все лишнее, так и поедем.
– В дальний путь и… как там поется?
– В дальний путь, в далекий край, нам пора скакать в ночи. Будет холодно, но знай, ты мой феникс, ты мой чай, и горячий воск свечи.
– Сколько непонятных слов, – я скривил рожу.
– Это поэзия, дорогой, – доступно пояснила лисица.
– Поэзия, это то, что ты делаешь… – я запнулся, поймав хмельную мысль за хвост.
– Ну-ка договори, – шутливо пригрозила моя ласточка.
– Это то... что ты делаешь с магией. Никто так не умеет.
Она внимательно смотрела мне в глаза несколько секунд, а потом тесно прижалась к груди и кратко, но крепко поцеловала в губы.
– Моя магия – моя жизнь, – ласково процитировала она очередного давно почившего мудреца. – Спи, дурья башка.
– И тебе приятных снов, – пожелал я.
Снаружи даже в поздний час трещали цикады. Было жарко, душно… и очень уютно.

Следующие два дня прошли в монотонной скачке по холмам, долам и долинам. Вокруг царил цветочный праздник, переливались хоры птичьих трелей. Почти не заметно дело шло к осени – ветер стал чаще, холоднее, уже реже виднелись светлячки, и тише квакали лягушки. Выгоревшая белесая травка шуршала под копытами. Лошади постоянно тянулись к ней, сколько бы мы не кормили их овсом с отрубями.
На третий день пути полил теплый летний ливень. Мы решили не нарываться на насморк и простуду, а потому переждали его под брезентовым навесом, растянув его между ветвей могучего дуба. Дождь шумел в реденькой листве, рыхлил песчаную землю, капал с краев навеса. Я обнял мою ласточку и положил голову на её плечо.
– Дождь. Как здорово, – радостно промолвила она.
– Здорово? Твоя стихия огонь, – я нахмурился и прикусил её ухо. – Разве вода и огонь не вечные враги?
– У меня другая стихия, но дождь мне все равно приятен. Он успокаивает, смывает печаль, позволяет расставить мысли по местам. In sensu strictiori, дождь– союз ветра и воды. В нем две стихии. И ветер преобладает. Ветер собирает воду в облака и льет её на землю. Ветер – друг огня, он может потушить, но может помочь пламени разгореться.
– Как и любовь, – рефлекторно добавил я. Вырвалось.
Лисица улыбнулась и положила лапку поверх моего загривка.
– Как и любовь, – тихо повторила она.
Час спустя ливень исчерпал себя и только моросил, словно недовольный таким скорым уходом. Мы двинулись в путь. Где-то за холмами, в трех лигах от нас ждала Вишневка.

В деревне нас встретила стайка детворы – в основном лисы и волки, реже – куницы, еноты, бобры. Все чумазые и мокрые, суетливые и опьяненные свежим воздухом. Мимо нас, шумно стуча палками, промчались два лисенка, имитируя дуэль на двуручных мечах.
– А вот как я получу золотой лист, ты у меня запляшешь! – грозился один из них, наседая на друга размашистыми ударами.
– Золотой лист? – проронила Тарья. – Как у тебя?
Я погладил оголовье полуторного меча, чья рукоять торчала из-за спины. В круглое оголовье был влит серебряный кленовый листок.
– Это символ мастера, – пояснил я. – Мечники могут заслужить его, если пройдут испытания. У полуторных и двуручников разные правила. У меня серебряный листок, это значит, что я владею двумя стилями из трех.
– Вот как, – задумчиво проговорила Тарья. – Что-то вроде экзамена в Академии. Только более…
Договорить она не успела, к нам навстречу, оглашая резвящихся детей сдержанной руганью, вышел старейшина. Енот в простых льняных штанах и холщевой рубахе, прошамкал по грязи и встретил нас на распутье двух деревенских улиц. Его быстрые, возбужденные глаза прошлись по нам с Тарьей, и он поправил красный шарф на шее, какой обычно носят старосты в деревнях.
– День добрый, господа! – с умелым почтением приветствовал он. – Не вы ли Гильемо и Тарья, черные перья?
– Мы самые, – коротко ответила лисица.
– Польщен, истину говорю, польщен. Верно, едва с дороги, из сил выбились? Сейчас моя женушка вас накормит.
Местные детины взяли под узды наших лошадей, и отвели их в ветхую конюшню неподалеку. Тарья легко спрыгнула на землю, и поуже завязала пояс на талии. Там, под подолами простого серого платьица прятались совсем не простые магические штучки. Я сбил комья грязи о первую ступеньку местной харчевни. Запахнул жилетку, отметив, что все четыре метательных ножа надежно сидят в ячейках на внутренней стороне.
Старейшина оказался по совместительству заведующим этого милого деревенского заведенья, полного пивных запахов и летающих муравьев.
– Эй, женушка, накрывай, гости приехали! – звучно командовал он, усаживая нас за чистый стол в углу.
– Кого еще нелегкая… – бормоча, вышла из погреба енотиха. Увидев нас, она резко прекратила бормотать и ойкнула. – Добрый день!
– Добрый, – дружелюбно отозвалась Тарья.
Я сел напротив старейшины и сложил лапы на столе, как бы приглашая к обсуждению.
Должен признать, что приняли нас радушно. Через минуту на столе дымились полные тарелки отборной солянки с лимоном и специями. Тарья принялась уплетать за обе щеки, я не отставал, хоть и делал вид, что слушаю разухабистые рассказы солтыса о быту их деревеньки.
– Тут-то я и говорю, дескать, ребят, да вы бы шли дорогой-то своей, до вас здесь нету войны, а с вами – едрить, будет с часу на час.
Я улыбнулся, чтобы не показаться совсем уж бездушным человеком и решил брать виверну за хвост:
– Спасибо за гостеприимство, старейшина Сид. Перейдем к делу. У вас есть задание.
– Да, дело есть, и важности, ух какой. Слушайте, только ближе придвиньтесь, а то, зуб даю, уши сейчас не добрые в округе.
Тарья отодвинула пустую тарелку и, не вспомнив о приличиях, облизалась.
– Хрюшка, – прошептал я ей на ухо, когда солтыс отошел, чтобы закрыть дверь в таверну.
– Какой добрый старик, – довольно протянула она и положила голову на мое плечо.
Жена солтыса забрала тарелки и поставила перед нами две кружки светлого пива. Вернулся енот, и заговорщицки подвинувшись к нам, начал рассказ:
– В общем, такое дело. Тихо-смирно мы живем, никого не трогаем, чудес не видываем, только и знаем, что овес да пшеницу растим, да по мелочи ремеслом занимаемся. Чудес ни разу в веке не видали. И почему-то к нам именно, как по науськиванью самой матушки природы занесло единорога.
Тарья тихо хрюкнула пивом. Я недоверчиво поднял бровь. Единорог… это миф. На межах мы повидали с Тарьей немало чудес, в том числе тех, о которых трепещут детеныши – ловили кикимор, виверн, гремлинов, видывали племена огров и каменных троллей. Но единорог – это слишком. Поверить в настоящего единорога труднее, чем в дракона.
– Вы не ошибайтесь? – вежливо усомнился я.
– Нет, крест даю, да вы и сами-то подумайте, стал б я лучших в округе межей звать, коли б не был уверен?
Его правда. Про «лучших в округе» он, конечно, загнул, но вряд ли стал бы по щедрости душевной давать три сотни за миф.
– Так говорю, пришел значит-ца к нам. Самый настоящий, белый, с золотой гривой, с рогом что ваш кинжал. Ходит себе, не трогает никого, а мы конечно удивлены. Ну и польщены, коль уж не слишком-то чудеса к нам захаживают. Но как вы понимаете, найдется свинья, чтобы и такое дельце испоганить. Недели-то и не прошло, как заявились, всяко-разные, ходят тут, ловушки ставят, пугают всю дичь по округе. В краю-то у нас и помимо единорога есть кой-какие чудеса, но они мелочны, что там – пара кобальтов, да насекомое, какое больше детеныша вырастает порой. Одним словом – как бы ни говорили, что поохотиться пришли, недалече всем понятно – по душонку единорога они здесь. А милорд наш, вассал не последний в королевстве. Он-то животин любит, особенно таких необычных. Он же и настоял – говорит, ты смотри, Сид, подсоби лошади, да убереги от охочих лап.
Мы с Тарьей переглянулись. Дело стоило трех сотен, хоть и был неплохой риск. Вместе с обычными охотниками в деревню могли прийти звери и куда более опасные. А если горные колдуны прослышали – быть беде. Эти сколько угодно костей сломают, чтобы получить рог, гриву, копыта – в общем, все части тела, не безразличные и самому единорогу.
Моя ласточка только улыбнулась – кажется, её не тревожили такие мысли. В любимых янтарных глазах маняще переливался мешок полный золота.
Три сотни. В гильдии бойцов я получал тридцать монет в год. Это позволяло есть два раза в день, держать оружие в прекрасном состоянии и изредка ночевать с не самой плохой девкой в борделе. А тут – в десять раз больше. Пусть и львиная доля денег уйдет на магические изыски Тарьи. На остаток можно будет год почивать на лаврах.
– Так что, перед вассалом-то я в долгу, да и еще каком. А так если вас найму – на душе в три раза спокойнее будет, уж вам-то все в округе цену знают. Вы ж единорога поохраняйте, пока у нас он ходит, а потом, если вдруг прознаете норов его – уведите подальше, на восток, там хорошо ему будет, места-то необжитые, дикие. 
Долго думать не пришлось.
– Мы согласны, старейшина, – я пожал протянутую лапку енота и серьезно посмотрел на Тарью. Лисица охотно кивнула, и мы чокнулись кружками.
Солтыс отправился наверх, чтобы взять треть суммы, положенную авансом.
– Ты в хорошей форме? – осведомился я у лисицы.
– Я подготовила полезные «вещицы», как ты их называешь. В остальном положусь на твои умения следопыта.
Солидный мешочек с сотней золотых мы получили на месте. Взамен оставили два черных пера – символ нашего маленького отряда и вместе с тем знак качества, удостоверяющий, что мы не убежим с деньгами.
Снаружи снова забарабанил поздний летний дождь. Тяжелые капли стучали по черепичной крыше, ветер выл в дубовых кронах, укатанная телегами земля покрылась мелкими лужицами. Шлепая по лужам, носилась разношерстая детвора.
Я потерся головой о плечо Тарьи. Дождь нагонял на нас романтику. Но самая лучшая романтика – это когда дело сделано, и мы наслаждаемся друг дружкой возле мешков полных золота.

Весь следующий день мы только и знали, что бродили по лесу, в поисках ловушек. А их кишмя кишело. В густых зарослях крапивы и папоротника поджидали милые капканы размером с медвежью лапу. Влажный мох, перемежающийся с пожухлой летней травой таил магические секреты. Тарья, неблагозвучно комментируя происходящее, раз за разом разоружала их.
Охотников хватало, на сырой земле были рассыпаны следы, ведущие во всех направлениях. Дважды мы сами едва не влипли по уши из-за магических проделок. Впечатанный в землю знак сработал, и вокруг нас из земли выросли костяные шипы, чуть было не заточившие нас в клетку. Мгновенно отреагировав, Тарья разрядила в них одно из своих заклинаний, и нам удалось улизнуть.
Из зарослей ежевики я достал двух оборванцев-лисов вооруженных слабенькими луками. После лекции о браконьерстве мы отпустили их, правда, я не побрезговал отобрать колчан с зазубренными стрелами. Такими можно было завалить медведя в кольчуге, что уж говорить о беззащитном единороге.
– Как нужно ненавидеть всё живое, чтобы использовать такое оружие, – ядовито прошептала моя ласточка, с неприязнью разглядывая наконечники стрел.
– Война создает технологии. Я не удивлюсь, если это только начало, – я не стал обнадеживать её.
– Бездна порождает бездну, – тихо прошипела Тарья, отворачиваясь.
Лисица многое повидала на своем веку, но некоторые вещи были ей отвратительны. Я и сам не испытывал радости при виде очередного ухищрения. Что-то я не слышал, чтобы на кроликов или косуль ходили с зазубренными и бронебойными стрелами, не говоря уже обо всей этой магической нечисти. Не было сомнений, что все эти сюрпризы ожидали одного гостя, пусть и мифического. 
Мы устроились возле прохладного ручейка, петляющего среди камней и листвы. Тарья приводила в порядок магический инструментарий, я вынюхивал вокруг, в поисках очередных находок. Резкий озоновый запах привлек мое внимание. Его источник не заставил себя ждать и показался из-за больших камней неподалеку от нас. Это было медведоподобное создание, с массивным коричневым телом, ужасающими лапами и непропорционально маленькой, плоской головой с тремя паучьими синими глазами.
Недолго думая, создания кинулось в направлении Тарьи. Я закричал, привлекая внимание, и выпустил стрелу. Существо повернулось на голос и схлопотало зазубренным наконечником в лоб. Верзилу это не остановило, и в два прыжка нагнав меня, он замахнулся лапой. В глазах все померкло, закружилось и сильно ойкнуло, от резкого приземленья. Едва я пришел в себя, как монстр уже был в трех шагах, готовый откусить мне голову. Лук выпал из лап, я быстро сориентировался и метнул в глаза урода два стилета. Первый достиг цели, и во все стороны брызнуло багровой жижей, второй стилет просвистел над массивной головой. В следующий миг чудище взвыло от боли и прыгнуло так высоко, будто село на угли. Моя догадка оказалась недалекой от правды – в его спине торчал ужасающих размеров огненный болт, едва ли меньший чем лезвие моего полуторника. Чудище опустилось на землю, прошло пару неуверенных шагов, и рухнуло на землю – второй болт проткнул его насквозь.
Я привел дыхание в порядок и огляделся. Все кончено, одолели. Вокруг спокойно шумела листва, да переговаривались птицы. Переждав еще секунду, я убедился, что слышу тихий ропот ручейка в жерди камня и глины. Всё, норма.
Тарья схватила меня за лапы и осмотрела с ушей до хвоста.
– Цел, слава богу, я испугалась… – тяжело дыша, пролепетала лисица.
Я обнял мою талантливую ласточку и неприязненно поглядел на монстра. Вокруг тяжелой туши растекалась лужица темной крови.
– Что это было?
– Гурог. Порождение рунной магии. Где-то здесь маг.
– Я это понял, – пробормотал я, подбирая чудом уцелевший лук с земли.
Еще этого не хватало. Рунный маг, призывающий таких уродов по нашу душу. Хорошо Тарья не сплошала, иначе быть мне сейчас милой шкуркой на земле.
Дальше мы следовали в три раза осторожнее. Мы и раньше не рисковали совать нос, где опасно, но теперь следили за каждым звуком. Я был готов выпустить весь колчан, если еще одна тварь высунет голову из-за валунов.
Больше нам не попадалось примечательных ловушек. Все капканы и напасти в зоне видимости были устранены. Правда, следов мифической лошади мы так и не нашли. Кое-где заросли были приметаны, кое-где разбитый трескун, но не больше. Никаких подтверждений существования единорога мы так и не обнаружили.
Недовольные, потные, и потрепанные мы вернулись в деревню. На сегодня хватит.

После непродолжительного дождя, воздух еще не успел прогреться, ветер был свеж и хладен. Серые тучи застилали небо, отчего везде царил легкий сумрак.
Неприятно было ступать по грязи голыми лапами, но что поделать – не всё же время наслаждаться травой и гладким камнем площадей.
Я решил заглянуть на деревенский рынок, прикупить необходимых для Тарьи вещей. Оставлять её одну не хотелось, но моя ласточка настояла. Гуляния по лесу лишили её сил, я отвел её в таверну и отправился в путь. На деревенских улочках кипела жизнь. Звонко стучал кузнечный молот, доносилось шипение остужаемой в воде раскаленной заготовке. Ветер носил по земле запах дождя, навоза и сена. Взрыхляя грязь скрипучими колесами, проезжали телеги. Деревенский народец шумно разговаривал, дети кричали и смеялись, девушки сетовали на мужей или обсуждали хозяйство. Почти все разговоры были о хозяйстве, войне и единороге. О последнем, разумеется, знали все в округе. Некоторые сознавались, что видели его своими глазами, вторые заявляли, что даже кормили его яблоками. Нашлись и те, кто вообще каждый день выходил поглядеть на дивное чудо. Только отчего-то описания увиденного разнились. У одних единорог был пепельно-черным, с могучими чешуйчатыми крыльями за спиной, ко вторым он являлся из чистого золота, с сапфирами-глазами. Сплетни – друг народа и враг правды.
Я прошелся вдоль небогатых прилавков, усыпанных дарами природы. Кто-то продавал овощи с грядки, кто-то хозяйственный инвентарь. У местного знахаря я прикупил необходимой киновари, сушеной чемерицы и мышьяка.
Нашел и знатную тетиву по сходной цене.
Когда я разглядывал пояса и куртки из дубленой кожи, за спиной возникли две фигуры. Это странное щекочущие ощущение агрессии преследовало меня всю жизнь. И может потому я еще был жив.
На меня вызывающе смотрели две пары глаз. Первые принадлежали крепко сбитому льву в кольчуге и с двуручником за спиной, вторые – худому лису в красной накидке.
– Привет, пятнистый, – ехидно улыбаясь, поздоровался лис.
– Ага, привет, – добавил светлогривый лев.
Я промолчал, обдумывая, какая напасть свалилась на голову в этот раз.
– Не разговорчивый видимо, – со вздохом протянул лис и понюхал воздух. – За штанишками пришел видать. То-то я смотрю, разит на всю округу. Не пробовал мыть под хвостом?
Продавец резонно отошел подальше, предчувствуя не лучший исход разговора. Я смерил лиса безразличным взглядом, и плавно опустил лапу на пояс, где прятался в ножнах кинжал.
– Придержи язык, – ровным тоном посоветовал я.
– Да ладно, ты не обижайся. Не боись раньше времени, мы чисто по делу, – лис двинул локтем в бок льва.
– Да, мы у тебя времени не займем, – пробасил тот с усмешкой. – Я Варан, а это Туз.
Я вновь промолчал, оценивая, кому первому вонзить кинжал.
– Ты посмотри, у него совсем манер нет, – посетовал лис. – Ты видимо прославленный Гильемо. Черное перо. Я меркну в лучах твоей славы.
– Мы, собсна, вот что хотели узнать. Мы тут, видишь ли, охотимся по мелочи. На кобольдов, там, на тритонов, ну и на прочих созданий с одним рогом в центре башки. А кто-то нам так удачно перебил все ловушки. Они нам хороших денег стоили, понимаешь? Обидно.
– Приказ вассала – отменить охоту в северных лесах, – спокойно продекламировал я.
– Да насрать на вассала и прочее отребье, – достаточно громко заявил лис. – Мы тут по делу. Важному делу. Не хотим, чтобы нам мешали. Понимаешь?
Я промолчал.
– Так вот, в первый раз-то простить можно, ну а там уже – как бы чего серьезного не вышло, да Варан?
– Ага, – поддакнул лев, разминая могучие плечи.
Только сейчас я обратил внимание на рукоять двуручника за его спиной. На стальном оголовье блестел золотой кленовый лист. Я перевел взгляд на кинжалы, висящие на поясе лиса. На каждом оголовье виднелся влитой золотой черепок.
Плохо, очень плохо. Два мастера по оружию в опасной от меня близости. Не лучший задаток к долгой и счастливой жизни. Манеры лиса и его неприкрытое ехидство обманули меня – он только дурачился. На деле он мог вскрыть мне горло еще до того, как я выхвачу меч из ножен. Лев же способен нашпиговать меня ровными ломтиками – золотой лист за крепкие мускулы не дают, там нужно большое мастерство.
Я начал искать пути отступления. В кармане куртки был припрятан один из бутыльков Тарьи. Если разобью – оглушит на несколько секунд. Правда и мне не поздоровится, могу упустить шанс и попросту обезоружу сам себя.
Плохо дело.
Лев лениво потянул лапы и взрыхлил гриву в области, где была рукоять меча.
– Что такое, котенок? – ядовито прошептал он. – Уже обоссался? Пропал боевой задор?
Тарья неожиданно и очень вовремя возникла в поле зрения. Лисица держала в лапах плетеный деревянный жезл, на кончике которого искрились синие молнии.
– Привет, дорогой. Я прервала разговор? – беспечно осведомилась она, вставая напротив и поигрывая жезлом в лапке.
– Нет. Мы уже закончили, – проговорил я.
Лис прошелся хищным взором по её фигурке и облизнул черные губы.
– Привет, сударыня! – опомнился он. – Какая замечательная по… поза.
Тарья подняла бровь и сухо ответила:
– Жаль, что не могу сказать то же самое про тебя. Ты стоишь как крыса, увидавшая сыр. Вытянувшись по струнке и осклабив гнилые зубы.
Лис фыркнул и провел лапами вдоль талии, коснувшись рукоятей кинжалов. Я приготовился хватать меч.
– Жаль. Я думал, сыр будет вкуснее, – расстроено протянул он. – Пока, черные перья.
Они развернулись и ушли. Когда мы остались одни, продавец кожи смог облегченно вздохнуть. Тарья посмотрела мне в глаза и спросила:
– Всё действительно так плохо?
– Ужасно, – уточнил я.

По возвращении в таверну мы устроились за самым отрешенным столиком в углу. Уже знакомая енотиха не преминула накормить нас – душистая жареная картошка с густой подливой и ломтики вяленого мяса приятно разнообразили наш день.
Мы подвинулись почти нос к носу с Тарьей, чтобы не слышали лишние уши.
– Видишь волка в противоположном углу? – спросил я, кивнув на серую фигуру, попивающую сидр.
– Да. Что с ним?
– Это глашатай местного вассала. Разнюхивает, что творится в округе.
– Вот как, – удивленно прошептала лисица. – Как ты определил?
– У него на внутреннем кармане вышита буква «В».
– Правда? – округлила глаза Тарья.
– Конечно нет, глупая, – я засмеялся и куснул её за ухо. – У него на плаще громадная эмблема желтого барона.
– Шутник хренов, – моя ласточка зло толкнула меня в грудь и хотела метнуть картошкой, но не осмелилась на такую дерзость по отношению к хозяевам заведения.
– Кстати, те шавки на рынке, – пробормотала она, дожевывая хлеб. – Кто они?
– Мастера. Не думаю, что они одни охотятся.
– Не одни, – подтвердила лисица. – Я встретила их главаря. Маг, одной из высоких степеней. Стихию я так и не определила – это могло бы помочь. Это его гурог «по страшному недоразумению» чуть не разорвал нас на части. Ему же и служит та пара, я видела их вместе, – она задумчиво облизнулась и посмотрела на меня. – Мастера клинков? Не справишься?
– Нет. Только если очень повезет. Что насчет мага?
– Он сильный, – Тарья недовольно сложила лапы на груди. – Он знает, что я огонек, но я не знаю кто он. Рунная магия всем доступна. Без знаний у меня ни шанса. К тому же он академик, а я самоучка. То, что я знаю лишь вскользь, он знает назубок.
Минуту или две мы сидели в молчании, наслаждаясь приятной теплой тесноте в желудках и распивая сидр.
– Я вот о чем подумал, солнце, – я решился высказать давно не дающую покоя мысль. – Неужели старейшина Сид так заботится о жизни единорога, что дает триста золота, лишь бы сберечь его. Да, ему приказал вассал, да, в деревне глашатай, и может не один. Но все равно. Очень уже расточительно.
Лисица пожала плечами и улыбнулась.
– Тебе не дает покоя мысль, что в мире еще хватает хороших зверей. Мы делаем доброе дело, он помогает, чем может – вкусно кормит, платит хорошую сумму. Этот единорог куда больше чем дорогая лошадь. Он ожившая сказка, он чудо свыше. Вассал понимает это. Как еще реагировать ничем не примечательному зверю, чей род малоизвестен, но испокон веков правит в этих землях? Именно во время его жизни, именно в его землях появляется оживший миф. Для нас – это случай, удача. Для него это символ мощи и правоты, селяне уверуют в него. Пройдут десятилетия, многое сотрется, но все будут говорить «Помнится в Кинских холмах, где правит сир Дэриан, однажды видели единорога». Понимаешь, что это для него? Дар божий.
– Он не особенно старается сохранить его. Всего-то и делов, приказал солтысу позаботиться.
– Да, и правильно сделал, – к моему удивлению улыбнулась Тарья. – Хорошая проверка для важной персоны, не находишь? Если Сид не справится, лишится головы. Бедный дружище. Оттого он не жалеет денег – о нас не самая бледная слава ходит.
– Согласен, рыжая, – я фыркнул, вспомнив старые деньки, когда мы эту славу получали, и поднял кубок. – За нас.
Мы чокнулись и сделали по глотку – особенно напиваться не хотелось, впереди ждали трудовые будни.
– Я наверх, а то уже глаза щиплет, – зевнула Тарья и поцеловала меня в щеку. – Dies diem docet.
Я остался, пусть и хотелось поскорее оказаться в объятиях моей ласточки. Пиво было недобито, а волк в углу вызывал у меня неподдельный интерес. Пока мы с Тарьей разговаривали, он нескромно поглядывал на нас. Я решил не тянуть с гляделками.
– Если тебе есть что сказать – подходи и садись, – предложил я ему.
Волк охотно кивнул и, миновав зал, пристроился на месте, где сидела Тарья.
– Не нужно подозрений, друг, – добродушно заверил он, протягивая лапу. – Я Кириар де Брист, глашатай его высочества Желтого Барона. А еще – один из самых заметных бардов в округе. Именно потому вы меня заинтересовали, не каждый день встречаешь интересных зверей.
Он щелкнул пальцами и подозвал жену солтыса.
– Два светлых пива и закуски, будь добра, – попросил волк и вложил в её лапку две серебряных. – Я угощаю, милсдарь Гильемо, не сочтите за навящивость.
Я кивнул, но промолчал – не всегда добрые намерения чисты как стихи бардов. Мы поговорили о всякой чепухе, вроде странствий по южному краю. Заговорили про налоги, препирания между лисами и волками, про урожаи и крестьян.
– Лето выдалось славное. Дожди шли с июля по август, солнце почти не жгло. Работяги боялись уже, что пшеницу смоет, а не выжжет солнцем, – рассказывал Кириар. Перед нами оказались две полные кружки пива и тарелка с сушеной сельдью и луком. Мы чокнулись, бард сделал несколько глотков и продолжил: – Так вот и бывает, кажется, что все идет своим чередом, ан нет. Когда я услышал, как детишки шепчутся о единороге, так подумал – брешут, как всегда, сказки выдумывают. Но кому как не нам – летописцам правды и мифа знать, что в каждой сказке только доля сказки.
Он закусил пиво сушеной рыбкой и смачно рыгнул. Как видно бард не был приверженцем дворцовых манер.
– Звери всегда много болтают, – заметил я после большого глотка. – Простому народу нужно бодрить себя. Мир полон дерьма и грязи, лжи, невежества. Купец скупает за гроши то, что они выращивают день ото дня. Вассал требует больших налогов. Местные стражники больше походят на бандитов, готовых ободрать с лап до ушей за провинность. Нужно верить во что-то светлое. Не делай вид, что впервые об этом слышишь, бард, все это творится вокруг.
– Да, к сожалению, – пробормотал волк, утирая пива с усов. – Пока одни пируют пустельгами в соусе, другие едва сводят концы с концами. Мне нравится ходить по деревням, играть простые баллады. Песни для крестьян совсем не те, что я пою вельможам. Этими песнями я мог бы испоганить их тонкое мировоззренье и сбить аппетит. Сплетни, легенды, загадки – вся эта требуха позволяет думать, будто за горами и правда водится выводок виверн с золотыми детенышами, будто сокол не горланит от того, что у него гон, а поет песни возлюбленной. От такой жизни разит навозом и кровью. И все же – она мне милее зазнавшейся знати. А ты, Гильемо, что влечет тебя к странствиям?
– Деньги, – не отлынивая, ответил я. – Я много повидал на веку, Кир, и пришел к выводу, что благие намерения не живут без солидного мешка за спиной. Сколько рыцарей погибали в грязи, их раны не были благородны, на их лицах не было покоя и надежды. Они умирали, как и все – от страшных ран, иногда убитые своими же друзьями, умирали от яда, от тифа и оспы. Наш век короток, и все же хочется прожить его достойно. Я хочу помочь догорим мне зверям, но могу ли я сделать это, если не могу помочь самому себе? Ни одна другая работа не дает столько прибыли, сколько хождение на межах. Наши заказы не всегда просты, иногда приходится выбирать между лишней монетой и чужой жизнью. И не всегда наш выбор приятен глазу. Мы убиваем, получаем за это деньги, и идем дальше. В этом наша сила, Минс. Пока другие долго обсуждают, что верно, а что нет, мы действуем.
– Ты подумывал об обратной стороне заказа? – намекнул волк, отрывая рыбный хвост. – Если не защищать единорога, а взять ситуацию в свои лапы.
– Подумывал, – не стать отрицать я. – Мы говорили на эту тему с Тарьей. И я рад, что сошлись во мнении. Есть вещи, которые даже в нашем представлении делать нельзя. Нельзя бить детей и женщин, нельзя убивать без надобности, и нельзя лишать этот мир последних осколков былой магии. Мы не трогаем гиппогрифов и драгонидов. Придет время, когда их совсем не останется. Маги быть может, найдут средства от тифа, проказы, чумы, а им будет не из чего делать эти зелья. Они обернутся назад, и поймут, что раньше времени истребили нечто ценное, чего более никогда не будет. Это неприятная правда, Минс. Каждый раз, убивая одно из первобытных существ, мы словно лишаем природу девственности – она уже никогда не восстановится.
Между делом серый вечер дождливого дня перешел в близкие ночи сумерки. За открытыми дверями таверны виделась улочка, освещенная масляными лампами на длинных ножках. Кто-то возвращался с рынка, кто-то прогуливался с трубкой и пивом, другие возвращались с полей в дома. Ветерок дышал свежими порывами, изредка шелестел во влажной листве. На ступеньках таверны сидел лисенок и мастерил крестик из двух веток и веревки.
Мы распрощались с Минсом, и я побрел на второй этаж. Тарья сидела на кровати и вела записи черным пером в книжице с кожаной обложкой. Я устроился рядом с ней и заглянул за плечо, но лисица тут же отстранила меня головой.
– Не сейчас, кот. Придет время – почитаешь. 
Я заметил на пергаменте свое имя и настойчиво ткнулся носом в её подмышку, стараясь пролезть под лапой лисицы. Тарья шутливо зарычала и куснула за нос.
– Там мое имя, – заявил я, вытирая мокрый и покусанный нос. – Так не честно.
– А когда тебе снятся диковатые фантазии, и ты бормочешь вслух мое имя, я не задаю тебе вопросов, – Сокрушительно высказалась лисица.
– Черт, – пробормотал я, укладываясь на кровати. – Это всего лишь сны.
– Из снов рождается реальность, – проговорила лисица игриво. – Подожди минутку, и я займусь тобой.
Это звучало куда лучше. Я стянул с себя все лишнее – тобишь вообще все. Лишний раз проверил, легко ли выходят стилеты из ячеек на внутренней стороне жилета. Пока моя ласточка дописывала что-то в дневнике, я рассортировал стрелы по двум колчанам. В меньший, крепящийся на бедро, поместил самые опасные и надежные стрелы. В больший высыпал простые, купленные задаром или выструганные самим. Тарья закончила вести записи, спрятала дневник в сумку и забралась на кровать.
Я обнял лисицу и припал к её губам, наслаждаясь их солоноватостью и теплотой.
Пока за окнами ухали совы, шумел ветер, и перешептывались светлячки, мы занялись ближайшим рассмотрением друг друга. Это была обычная, по-летнему жаркая любовь. Думаю, наши фырканья и возню слышала вся таверна. Шерсть быстро потела и липла, но прохладный ветерок приятно охлаждал загривок и спину. Полчаса спустя мы свернулись в объятиях, быстро дыша, обливаясь потом, и не только им.
Лисица легла мне на грудь и облизала лицо. Я держал одну лапу на её загривке, другую – ниже пушистого, насквозь влажного хвоста. Во всей комнате царил фейерверк наших запахов – теперь они многократно усилились.
Мы разлепили губы, и лисица положила голову мне на шею.
– Здесь живут удивительные звери, – тихо прошептала она. – Сколько бы боли и лишений им не приходилось терпеть, они умеют радоваться простейшим вещам. Я не знаю в чем счастье, и почему одни имея все, ничему не рады. А другие, ни имея ничего, так светлы и честны… Что-то постоянно ускользает от меня, Гильемо. Что такое счастье? Как ты думаешь?
Я положил лапу на её рыжую макушку и почесал за ухом. Лисица заурчала, касаясь носом мокрых подушечек на моей лапе.
– Откуда мне знать, Тарья, – я вздохнул, успокаивая быстрое дыхание. – Кто я такой, чтобы рассуждать об этом? Я могу говорить только за себя. Мое счастье это ты. Такая, какая есть только со мной. Сейчас ты лежишь рядом: мокрая, растрепанная и любимая. Ты говоришь, и я слушаю, и не знаю, чем наслаждаюсь больше – твоим голосом или твоими словами. И меня не волнует ничего, что происходит вокруг. У меня есть ты. ТЫ мое счастье.
Лисица коснулась влажным носом моего подбородка. Она гладила мою щеку, другая лапка крепко стиснула мою лапу, ласкающую её промежность. Я не врал, говоря о ней. Сейчас мне хотелось застыть в этом мгновении. Завтра будет дело, вчера было дело. Вся жизнь – одно большое дело. А в промежутках между ним, у меня есть она. И это мое самое большое счастье.
Мы заснули в объятиях друг друга, иногда соприкасаясь носами – потные, влажные и счастливые.

Новый день, новые напасти. Ситуация в северном лесу меня совсем не радовала. Ловушек и следов стало меньше. Зато появились такие капканы, что даже Тарье было не до шуток. Когда мы задели ловушку, все вокруг покрылось сетью щупалец. Спаслись.
Потом со всех сторон полетели белесые арбалетные болты – Тарья создала щит. Спаслись.
Сколько еще раз будет «спаслись»? По крайней мере, один раз сплошаем.
Мы обошли густые заросли ажины, миновали папоротники, окаймляющие речушку. Податливый мох пружинил под лапами, так что мы передвигались тихо и незаметно. Неподалеку от западного края, я напал на цепочку следов. В воздухе витал легкий озоновый запашок. Чертов маг находился неподалеку. Я наложил на тетиву увесистую стрелу с длинным наконечником. Тарья выудила из заплечного мешка витиеватый жезл.
Мы медленно продвигались вдоль кромки невысоких, покрытых плющом скал. Редкий ветер шумел в папоротниках и лопухах. В целом – было тихо, очень тихо.
Тогда-то мы и увидели его.
Оживший миф брел к нам из-за спин высоких дубов. Черные копыта неслышно ступали по земле. Белоснежный конь вертел головой вправо и влево, словно предчувствуя засаду. Витой золой рог устремлялся то вверх, то вниз, большие темные глаза осматривали все вокруг. По снежно-белой шее вилась золотая грива. Все как в сказках, только реальнее.
У Тарьи сперло дыхание. Лисица схватила меня за плечо, не в силах оторвать взгляд от единорога. Я был не меньше восхищен, но не терял бдительности – это нас и спасло.
Неподалеку треснула ветка. Я схватил лисицу и метнулся за толстый ствол дуба. Через мгновение в него с глухим стуком вонзилась стрела. Я выскочил и выстрелил по направлению шума. Кусты, привлекшие мое внимание, шелохнулись и оттуда выпал лис в кожухе и с луком в лапах. Стрела вошла ему под ребро.
Слева и справа послышался шум. Единорог испуганно зыкнул на нас большими глазами и галопом кинулся прочь. Я скорее почувствовал, чем увидел, как со спины приближается нечто стальное и очень опасное. Времени хватило, чтобы выхватить полуторник из ножен и отразить удар сверху вниз. Знакомый лев, с кем я мило беседовал на площади, отпрыгнул от моего выпада. Двуручник описал над его головой дугу и опустился на мой меч. Начался стремительный клинч, где моим уделом было лишь парирование ударов. Лев наседал, выписывая гигантским клинком замысловатые узоры, а я только вяло отвечал контратаками.
– Кот, берегись, – крикнула за спиной Тарья.
Я послушно отпрыгнул в сторону – как раз вовремя. Мне под лапы вонзилась стрела, а из кустов выпрыгнула не менее знакомая фигурка лиса в серой одежде. Кинжалы недвусмысленно сверкнули сбоку от меня.
– Luxio! – за криком Тарьи последовал взрыв, и мох между мной и лисом фонтаном устремился ввысь.
Я сосредоточил внимание на льве, и пошел в атаку, крутясь в полу-пируэтах, как волчок, и стараясь сбить его с равновесия. 
Взрыв и еще один крик – на этот раз чужой, мужской. Краем зрения я заметил, как дымятся кусты, откуда в меня стреляли.
Бой прекратился так же внезапно, как и начался. Лев отступил на шаг, держа меч над головой. Неподалеку от него расположился лис, сжимая кинжалы в лапах.
Причина задержки медленно и невозмутимо вышла из-за скалы. Гепард в серой мантии мага подошел к своим бойцам и улыбнулся.
– Спугнули, – разочарованно вздохнул он. – Спугнули нашу добычу.
– Тварь, – Тарья не утруждала себя вежливостью. – Сделай еще шаг, и тебе конец!
Я обернулся. В правой лапе лисица сжимала флакон с огненно-красной жидкостью.
Маг сглотнул и гнусно ухмыльнулся.
– Что, вот так просто? Размажешь по земле и нас и его? – осклабился он.
– Да, – прорычала она. – Мы все здесь погибнем. Мне не жаль.
– Из-за простого разногласия… – начал маг, но Тарья его перебила.
– Заткнись! Уходите отсюда, – она угрожающе подняла флакон. – У вас одна минута.
– Не люблю уступать, – протянул маг, коротко глянув на льва и лиса. – Как насчет встречного предложения? Двести золотом и уходите вы.
– Иди к черту, – плюнула Тарья, сев рядом со мной. Я почувствовал, как дрожит её тело.
Я не опускал полуторника. Если драться – то до последнего. Сердце предательски било чечетку в груди, от осознания того факта, что я чуть было не отошел на тот свет.
Гепард постоял в задумчивости. Все это время он не сводил глаз с меня и Тарьи. Лис и лев рядом с ним нетерпеливо играли оружием. Им не терпелось пустить его в ход.
– Хорошо, рыжая, – наконец проговорил маг. – «Сегодня» я тебе уступаю. Уходим.
Он подозвал своих ребят. Помимо сладкой парочки мастеров на поляну вышли два барсука-лучника. Оба не убирали стрел с тетивы. Гепард хлопнул в ладоши и все пятеро растворились в синих всполохах.
– Телепортнулись, – отдышалась Тарья. – Слава Богу…
Я прижал её к себе. Пережили.
– Что это за хрень? – я потрогал когтем флакон с желтой жидкостью.
– Гроганская смесь. Если я разобью его – тут целого дерева не останется.
– Вот для чего киноварь и уксус, – понял я, и лишний раз поразился прозорливости моей ласточки. – Ты знала, что может так случиться?
– Я знала только, что смерть – это лучший аргумент в неравном споре, – пробормотала она, все еще не поспевая за дыханием. – Ты… ты видел его? Он прекрасен.
– Да. И чуть было не погубил нас. Как они привлекли его?
– Не знаю, – Тарья повела меня к месту, откуда вышел единорог. – Скорее всего, это приманка. Рунная магия, я такой не знаю.
На сухом рыжем мху были вычерчены странные символы. В центре ровного круга лежал пучок вербены. Вот что видимо, привлекло единорога.
Мы переглянулись, Тарья тяжело вздохнула и указала носом на скалы.
– За скалами недалеко деревня. Сегодня они не вернутся. Дважды на одну ловушку не клюнет. Пойдем и мы… есть над чем подумать.
Да уж. Есть над чем. Я осмотрел тела убитых. Оба были одеты в легкую кожаную броню, вооружены небольшими тисовыми луками. Этих лисов я уже прогонял из леса в первый день наших поисков. Вот и выяснили, кто их нанял.
В тяжелом, задумчивом молчании мы поплелись обратно в Вишневку.

В деревне как обычно кипела жизнь. Мелкий ночной дождь оставил на сырой земле гангрены луж, взрыхлил и размесил грязную кашу. Крестьяне возвращались домой с полей и садов – мокрые от пота, но грязные из-за слякоти на дорогах. Почему-то именно сейчас эта грязь стала мне отвратительной. Кругом только грязь, куда не посмотри. Грязь на кожухах, холщовых и льняных рубахах, на залатанных штанах, на фартуках, на голых лапах и на сапогах. И в самих зверях грязь.
Какой-то одуревший от пива медведь давал тумаков жене, приготовившей скудный ужин. С рынка доносились крики – два енота не поделили медяк и били друг другу морды в кровь. Дети и женщины сбегались на шум драки – одни возмущались и старались расцепить драчунов, но большинство откровенно радовались, улюлюкая и подбадривая их.
На лице Тарьи тоже не было ничего светлого и доброго. Лисица с отвращением отводила глаза. Какие-то темные, неприятные мысли коршунами витали в глубине янтарных глаз.
Я хотел сказать что-нибудь обнадеживающее, но не нашелся. Да и нечего было говорить.
В таверне нас ждал сытный ужин. Жаль, что из-за настроения даже хорошая еда походила по вкусу на пергамент. Жена солтыса виновато сновала туда-сюда. Нашу подавленность она принимала близко к сердцу и всеми силами старалась нам услужить.
Позже появился и сам солтыс. Енот проковылял к нам и уселся за столом.
– Слыхал я о том, что в лесу случилось. Ну, сволочи-то какие, да? – возмущенно пробормотал он. – За денежку-то хороших зверей убить готовы, тьфу! – он сплюнул себе под лапы и стукнул по столу.
– Ничего удивительного, Сид, – я пожал плечами и отставил пустую тарелку в сторону. – Деньги важнее совести. Совестью не наешься. Её не продашь на рынке, её не обменяешь на новый меч и не снимешь девку на ночь.
– И все равно-то, никогда мне таких не понять, говорю. Слышал, я слышал, милсдарь, едва спасли сегодня нашего единорога. И сами чуть того. Но двух завалили, молодчики. Сволочи они, честное слово-то говорю. И нет, чтобы подумать там о чем, ужо готовы снова лошадь загонять в облаву. Ой-ей, милсдарь, боюсь я за вас, ой боюсь.
– Справимся, – не слишком самоуверенно отозвался я.
– Слышал я тут, как они шептались, милсдарь. Говорят – завтра, мол, разделимся, сразу с двух сторон припрем, чтоб наверняка поймать. Плохо дело, плохо. По обеим сторонам Ветлянки засядут.
– Вот как… – удивленно проронила Тарья. – Значит, разделятся на две группы? Рассказывайте, солтыс.
– Разделимся, этот магик-то говорит. Пойду я к западу, где заросли погуще, там ждать буду. А вы, это он своим молодцам, вы на восток сходите-ка, ляжете у ельника, где руины старой башни.
Мы переглянулись. Все еще более усугубилось. Если они разделятся, выбора у нас не будет. Этот маг, драл бы его гурог, свое дело знает. Приманил сегодня – приманит и завтра. И нам придется разделиться, либо уповать на случай.
– Значит, не избежать боя, – ровным тоном заявила Тарья. – Скажите, солтыс, это очень важно. Давно маг в вашей деревне? Что творил у вас на глазах?
– Да разное-то творил, помогал бывало, – задумчиво протянул енот. – Как-то девчонку приворожил мою, мерзость поганая…
– Нет, – прервала его лисица. – Что из магии творил? Чем помогал?
Солтыс задумчиво подергал уши, насупил брови и заговорил тихо, словно боясь, что услышат:
– Так вот вы-то о чем, сударыня. Чем помогал… мхм… да самое разное делал. По нашим делам, ну вы знаете, мы же и зовемся Вишневкой, что лучшими вишнями в округе промышляем. Вот он нам подсоблял летом. Ветлянку повернул в нужное русло, с водяными ниже по руслу посудачил, да отвадил их к нам плавать. Лето сухое выдалось, без дождиков. Так он землю влагой пропитывал, помогал деревцам расти. Как-то дождь на глазах у нас призвал.
Глаза Тарьи сверкнули. Лисица улыбнулась и даже похлопала старого енота по плечу.
– Отлично! – прошептала она. – Теперь мы знаем его стихию. Водник. Кто еще так поможет в хозяйстве?
Я только кивнул, не выражая особой радости. Что-то зацепило мое внимание, как репей шкуру. Что же, доверюсь Тарье, пока вреда от того не было.
Больше из слов солтыса полезных фактов мы не узнали. Завтрашний день не сулил ничего хорошего. Даже зная стихию противника, Тарья не питала надежд на победу.
У себя в комнате сидели в угрюмом молчании. Я рефлекторно перепроверял стрелы, стилеты, кинжал на поясе. Затем принялся точить меч, чем наверно здорово раздражал мою ласточку, и без того разбитую всем происходящим.
– Не знаю, что больше злит меня, – после долгого молчания очень тихо сказала лисица. – Я не пойму, как можно убить такую красоту… И как вообще он здесь очутился, – она сбилась и тяжело вздохнула.
Я провел лапой по рыжему загривку и лизнул её в щеку.
– Выкрутимся. Не в первой. Нужно что-то придумать, – подбодрил я. – Ты не осилишь мага, я не справлюсь с мастерами. Значит, нужно ретироваться.
Тарья не питала иллюзий о возможной дуэли с этой троицей. Но и отступать ей не хотелось.
– Я знаю, звучит хреново. Но если уж голый выбор: жизнь или смерть, то я за первое, – пришлось договорить мне.
– Знаю, знаю, – промолвила лисица, отчаянно кусая губу. – Но должен быть еще вариант.
– Какой? – недоверчиво отозвался я. – Рокировка? Поменяемся силами?
Это предложение она встретила куда охотнее
– А ведь точно, кот, – я увидел, как загораются искорки в её глазах. – Рокировка. Ты займешься магом, а я мечниками.
– Не хочу отдавать тебя двум бугаям, – недовольно пробурчал я. – Это только на словах хорошо.
Она повернулась и лизнула мой нос. Хороший знак.
– Ты ведь знаешь, что мне легче толпу мускулистых придурков завалить, чем одного мага. А тебе… тьфу, в этом вся проблема.
– Не проблема, – возразил я, выуживая из маленького колчана четыре стрелы. Наконечник каждой из них светился разным цветом, а перья на обратной стороне были покрашены в цвета четырех стихий. Эти убийцы не дешево мне обошлись. Но они того стоили – каждая пробивала магическую защиту определенной стихии. Уложить такой штукой опытного мага – раз плюнуть. Правда… если он не ожидает.
Я протянул Тарье стрелу. Она провела лапкой по узкому синему наконечнику.
– Я и забыла, – призналась лисица задумчиво. – Эта стрела пробьет водяной щит. Справишься. Но маг может быть не один.
– Я хороший лучник, – не стал я скромничать и вернул стрелу в колчан. – Главное – маг. С остальными, если будут, наверняка справлюсь.
Лисица ничего не ответила. Она уже до крови покусала губу и даже не заметила этого.
– Ну, брось ты, – мягко проговорил я ей на ухо и взял в объятия. – Мы не детеныши. Не впервой рисковать.
– Знаю, – неохотно прошептала моя ласточка. – Но все равно… я боюсь. Мне стыдно, и оттого еще хуже. Глупые эмоции.
– Ничего в них глупого, – возразил я. – Отдохни, соберись с мыслями. Хочешь, принесу пива или сделаю тебе что-нибудь «утешительное»?
Лисица вздохнула и посмотрела на меня с улыбкой. В её взгляде появились робкие лучики покоя.
– Ничего не нужно, – тихо проговорила она. – Просто побудь рядом.

Утром, трижды повторив план, мы двинулись в путь.
– Вода – синий цвет. Пробиваешь щит водной стрелой, добиваешь обычной, – раз за разом напутствовала Тарья. – Как только я испепелю бугаев, приду на помощь. Если он будет не один – не рискуй, жди, когда я приду. Вместе одолеем.
За столами на первом этаже таверны завтракали и переговаривались звери. Первые сонные лучи раннего солнца пробивались сквозь узорчатые окошка из разноцветного стекла. За одним из столов сидел уже знакомый глашатай Желтого барона. Волк уже с ранних часов выпивал в компании двух насупленных фигур в серых плащах. Завидев нас, бард только подмигнул и улыбнулся.
Мы шли по лесу, сверяясь с картой Сида. Далеко в западных рощах, там, где начинались Драконьи Позвонки, а неподалеку текла Ветлянка, мы разделились. Коротко поцеловались, пожелала и друг другу удачи. Делали вид, что знаем всё наперед и спокойно идем на дело. В реальности, мое сердце колотилось с надоедливой частотой, а во рту неприятно пересохло. Нет, за себя я боялся едва ли, но вот Тарья…
Хотелось все бросить и отправиться с ней, к черту единорога, награду, и нашу славу. Ладно, не буду распускаться, не та ситуация.
Я миновал по тропинке сотню ярдов, и оказался в густом, дремучем ельнике, тишина которого изредка нарушалась приглушенным стуком дятла в дупло одного из дубов. Очень тихо скользя на подушечках лап по еловым иголкам, я продвигался вперед. Лапа непроизвольно тянулась к колчану на бедре. Там выжидающе выглядывала стрела с синим оперением. Вода – синее, дождь – вода. Что-то неприятно вертелось в мыслях, не давало покоя.
Я прошел сквозь заросли крапивы, не обращая внимания на легко покалывание, приглушенное шерстью и одеждой. В палец на правой лапе дерзко вцепился краснобрюхий муравей. Я скинул его к собратьям и обматерил почем зря. Мимо мелькали белые зубцы руин старой башни. Время довершило то, что не сделали звери – стерло последний намек на архитектурную ценность. Потертые белые валуны смотрелись как осколки скалы, а не память о том, что здесь была башенка. Все ближе слышался шепот ручейка, манящий, зовущий поскорее миновать ельник.

Тарья тихо перемещалась по кромке Драконьих позвонков. Шаг за шагом она приближалась к цели. Чуткие уши лисицы ловили шелест ветерка в траве, звонкие переговоры насекомых и трели птиц. Лес жил собственной первобытной жизнью, ему не было дела до звериной канители.
Лисица достала из-за спины витиеватый жезл и выставила вперед. Она аккуратно и тихо прошла заросли дикой сирени, проторила тропинку в гигантских, вымахавших в её рост лопухах.
«Уже чуть-чуть» – тихо шептала она, подбадривая себя.
На поляне, прямо у кромки воды она увидела их. Две фигуры сидели спиной к ней в зеленых плащах. Рядом дымился костерок, источавший странный тягучий душман. Тарья уловила в резком запахе вербену и мяту – очередная ловушка для единорога. 
Что же, эффект неожиданности был на её стороне. Тарья смело вышла из зарослей лопуха и подняла жезл. С его искрящегося кончика сорвалась белесая молния и ударила аккурат в спины двум зверям. Послышался треск и воздух наполнился запахом озона. Фигуры отлетели в разные стороны, одну разорвало на части. Тарья без брюзгливости перевернула подкатившуюся к ней голову. И испуганно отпрянула, споткнувшись о корень.
Под капюшоном была солома. Она только что уничтожила чучел.
Из-за дерева вылетел лис и опрокинул её на землю. Тарья перевернулась, стараясь не потерять равновесие, но не успела выпрямиться. Рядом тут же оказался лев в кольчуге и сильно ударил ее в живот. Тарья согнулась в три погибели, судорожно ища дыхание, вцепилась в рыхлый мох когтями. Лев врезал ей выше хвоста, валя на землю. В это время его друг выхватил кинжал и подставил к её горлу. Лев зажал лисицу в передних лапах и зафиксировал лапу ниже её подбородка, не давая свободно дышать. Лис прошелся лапами по её накидке, и, обнаружив бутыльки и обереги, решил не мелочиться, попросту содрав с нее одежду.
– Основательно подготовилась, сука, – прошипел он, снимая пояс и штаны Тарьи.
– Ничего, сейчас попляшешь, сейчас мы тебя вздернем, – слюнявя ухо, пробормотал лев.
Лис уже закончил раздевать её и полюбовался содеянным.
– Чиста, как снег. Жаль нельзя тебя сразу кончить, – он ядовито облизнул губы. – Но беречь тебя тоже никто не велел. Ну-ка иди сюда.
Слезы бежали по щекам лисицы, она пыталась вырваться, но все её попытки были напрасны. Плача и царапая землю когтями, она терпела грязные касания лиса.

Я прошел мимо последних зубцов башни и вышел на полянку, окруженную разноцветными лесными цветами, крапивой и волчьей ягодой. Он стоял посреди поляны, не прячась, самоуверенный и с улыбкой на морде. Гепард поправил рукав серой мантии и коротко мне поклонился.
– Привет, Гильемо. Вот значит, как вы решили? Рокировка? Опрометчиво…
Я промолчал. Медленно сел и потянул лапу к колчану. Вода – синий цвет, дождь – вода.
– Подожди, прежде чем решишь стрелять, – проговорил маг так спокойно, будто речь шла о кружке пива. – Один вопрос. И можно начинать веселье. Почему вы не поджали хвосты и не ломанулись подальше от здешних мест, когда прознали о нас?
– Вопрос гордости, – я пожал плечами, не сводя с него глаз. – Иногда риск стоит того, чтобы не опускаться на колени перед таким дерьмом как вы.
– Исчерпывающий ответ, – воодушевленно проронил гепард. – Но боюсь, вопрос гордости проигран, единорог нам попадется, в этом я не сомневаюсь. Как видишь, здесь нет ловушки. Она на востоке, у болот.
Молчание, тонкое и резкое как свист тетивы. Я дрожал от ожидания.
– Неплохо вооружился, лучник. Интересно, у кого лапы быстрее?
Все случилось в один миг. Он прокрутил и поднял посох, я выхватил стрелу, отвел тетиву и отпустил. Стрела гулко стукнула ему в грудь. Вокруг гепарда проявился и лопнул на мелкие осколки белый щит. Не было больше никакой магией. Как и любой раненый зверь, обливаясь кровью и закатывая глаза от боли, гепард рухнул на колени. Я достал обычную стрелу и довершил дело. Лапа гепарда застыла в дюйме от древка посоха. В глазах, что успели взглянуть на меня, читались немой упрек и недоверие. Я сел напротив тела, и вырвал из его тела уже бесполезную стрелу. У нее было белое оперение.
Я не стал тратить время на осмотр тела убитого и бегом кинулся сквозь чащу на другую сторону Ветлянки. Пересек её вброд и метнулся в густую поросль лопухов.
Сердце бешено забилось в груди, когда я увидел мою лисицу в лапах двух ублюдков. Что-то нечленораздельное, похожее на вой вырвалось из моей пасти, лапа стремительно выдернула из колчана самую страшную стрелу с зазубренным наконечником. Я рванул лук почти до предела. Лис, до того щупающий её ниже хвоста, в последний момент заметил меня и отскочил. Стрела не вошла ему в горло, как я целился, а настигла в прыжке, пробив навылет низ живота. Страшно взвыв от боли, он согнулся дугой, сжимая лапами древко. Лев обернулся, округлил от страха и неожиданности глаза. Я, не медля, высадил новую стрелу, целясь так, чтобы не навредить Тарье. Стрела пронзила его лапу, лев опустился на колено. Тарье хватило этого промедления, что вывернуться из его цепких объятий и ударить по глазам когтями. Я всадил еще одну стрелу ему точно в лоб. Лев выгнул спину и медленно упал в кусты волчьей ягоды. Неподалеку хныкал от боли и страха лис. Его штаны насквозь пропитались мочой и кровью. Я не стал тянуть время и добил его, вогнав стрелу в горло. Лис закатил глаза и закрыл их.
Вот так мы и умираем. В муках и крови. Так же рождаемся и живем.
Я кинулся к нагой, плачущей Тарье. Лисица сжалась в моих объятиях, испуганно всхлипывая, и зарываясь носом в шерсть на моем загривке.
– Гильемо, – только и шептала она. – Я так испугалась, о Гильемо, прости, я не должна бояться…
– Тише, тсс, – я успокаивающе шипел ей на ухо, как детенышу. – Все позади. Тише, тише, рыжая.
Я помог ей одеться. Правда, одеждой теперь это можно было назвать едва ли. Мы все еще приходили в себя, когда костер перестал гореть и в воздухе пропал густой сладковатый запах.
И тогда, плавно ступая копытами по мху из зарослей крыжовника, показался единорог.
Грациозный и равно могучий, как галера, плывущая на полных парусах. Сказочный, манящий, невероятный. В моей голове маловато слов, подходящих этому случаю. Он шел к нам, спокойно помахивая хвостом, а мы стояли неподвижно как дубы. Он шел к нам, искрясь в косых лучах солнца, сияя ослепляющей золотой гривой и витиеватым рогом. А мы стояли, и не могли отвести глаз.
Когда он приблизился, я понял, отчего мы не могли найти его следов. Копыта не оставляли никаких отметин по земле. Он ходил, будто призрак, оставляя за собой легенды, а не трофеи. Большие темные глаза доверчиво глядели на меня и Тарью.
– Боже мой, как он прекрасен, – восхищенно проговорила лисица.
Единорог опустил голову и ткнулся носом ей в грудь. Страх и боль пропали из глаз моей ласточки. Она несмело положила лапу на его шею, погладила. Единорог ждал, позволяя ласкать себя. Прошла минута, может меньше или больше. Лисица не могла оторваться от ожившего чуда. На белесой шерсти виднелись следы её лап. Теперь она медленно и восхищенно гладила золотую гриву единорога.
– Как же ты красивый, какой чистый и смелый, – шептала она. – Не бойся, мы не причиним боли.
Единорог неожиданно фыркнул и резко поднял голову. В лапке лисицы осталось несколько длинных золотых волос.
– Не бойся, – тихо прошептала лисица.
Но единорог не боялся. Сейчас на его морде читалось некое подобие улыбки. Он тут же опустил голову и ткнулся носом в лапку Тарьи.
– Так это… подарок? – удивленно отозвалась лисица.
Про цену волос единорога – как в алхимии, так и на рынке, я слышал. Не удивлюсь, если Тарья завизжит от радости.
Единорог прошелся по полянке и остановился напротив душистого костра. Он потянулся к лежащим рядом пучкам вербены, понюхал, и отодвинул их копытом.
– Он куда умнее, чем кажется, – прошептала Тарья мне на ухо. – Мне кажется, он знал, что это ловушка.
Единорог вернулся к нам и после коротких ласк Тарьи, воздел рог к востоку.
– Нет, не туда, – помотал я головой. – Там начинаются болота. На Север. Иди на север, там тебе будет лучше.
Может мне и показалось, но единорог все прекрасно понял. Он наклонился и предложил коснуться рога. Я провел вдоль его переплетающихся золотистых волокон. Удивительное ощущение. Очень реальное и одновременно невероятное. Будто гладишь кору сосны, а кажется, что это чешуя дракона.
Единорог повернулся в указанном направлении и побежал туда легкой трусцой. Почудилось мне или нет, но не прошло и мгновения, как он растворился в тенистом сумраке густой чащобы.
Он не оставил следов, запаха, никакого напоминания о себе. Только несколько золотых волос, подаренных моей ласточке. А о них, думаю, никто кроме нас не узнает.
– Удивительно, – тихо обронила лисица.
– Что? – эхом отозвался я, осматриваясь и поправляя стрелы в колчане.
– Что в нашем мире есть такие существа, – пояснила она, умываясь в реке. – Удивительно, что посреди всей этой мерзости, посреди крови, насилия, лжи, подлости… посреди всего этого появляется единорог. Он прекрасен словно Свет вечный. Чтобы не случалось в этом мире, он будет оставаться таким же чистым и красивым. Он не падет, не запачкается в грязи. Его тело, словно отражение его души. Боже мой, я никогда не пойму, почему самое большое чудо случается посреди самой вонючей грязи. Он пришел и ушел, но осталось что-то… вроде этого Света. Осколок мечты и надежды.
Я спокойно вздохнул. Общение с единорогом пошло нам обоим на пользу. Страх куда-то бесследно пропал. Я стоял, наслаждаясь удивительной мелодичностью птичьего пения, журчанья Ветлянки, шороха дубовых крон. Над головой сквозь густую листву виднелись осколки распахнутого голубого неба. Теплые лучи солнца грели шкуру.
И все же некоторые мысли не давали покоя. И вдруг, я понял, что именно. Показал Тарье белую стрелу. Лисица удивленно округлила глаза. Пришлось объяснять.

После полудня мы вернулись в таверну. За последние три дня она стала своего рода командным центром. Тарья отправилась наверх, приходить в себя и возвращать силы. Я устроился за круглым столом. Солтыс не заставил себя ждать. Широко улыбаясь, он нес полную кружку пива. Я дождался, когда он устроится рядом.
– Свершено! – он восторженно хлопнул в ладошки. – Наконец-то спокойно спать будо-то, милсдарь Гильемо.
– Да, – сухо отозвался я.
– Никаких больше брожений, никаких схваток в наших спокойных краях. Видали-то вороны его высочества Желтого барона, как семенил единорог в ихних северных лесах. Справились стал-быть, милсдарь!
– Справились.
Этот день выдался без дождя. Солнце припекало спины крестьян, кольчуги и латы блестели в его золотистых лучах. С улицы дул приятный остужающий ветерок. Солтыс притащил большущий мешок золота. Я фыркнул и взвесил его. Стал-быть целых двести соколов.
Заметив далеко не солнечную радость на моем лице, енот удивленно нахмурил брови и прямо спросил:
– Чой-то не довольны вы, милсдарь Гильемо. Не хватает может-чего, а?
– Не хватает, Сид – тихо согласился я. – Одного грамма лжи.
– Чего-чего милсдарь?
– Ты куда умнее, чем кажешься на первый взгляд, солтыс, – недружелюбно отметил я. – Хватит притворяться, что деревенщина круглая.
Я достал из кармана опустошенную стрелу с белым наконечником о оперением, бросил через стол к лапкам енота. Он принялся удивленно вертеть её перед глазами.
– Знаешь что это, Сид? Стрела, пробивающее воздушный щит. Сегодня она спасла нам с Тарьей жизнь. Ты неплохо подготовил ту злосчастную троицу. Нашептал нам нужные вещи. А маг между тем был не водяной, а воздушный.
Енот смотрел на меня, округлив глаза и теребя усы.
– Да что вы-то говорите, милсдарь? – огорченно протараторил он.
– То и говорю, солтыс, что чуть не загубил ты нас с Тарьей. Знал, что говоришь. Между тем, к черту тебе водяной маг, когда все лето шли дожди? Нужнее маг воздуха – направлять ветра, остужать летний жар, сметать плоды с крон. Я не работал в деревне, но понял эту простую вещь. Те трое были осведомлены, что мы придем, ждали нас. Вряд ли им ветер нашептал о дуэли, о моих стрелах.
– Да ну что ж вы такое-то говорите, – слабо проговорил енот, проглатывая слова.
Я улыбнулся, что со стороны должно быть гнусно смотрелось.
– Не притворяйся, Сид. Ты все здорово рассчитал. Ты ведь знал, что мы уже помогали Желтому Барону. Он велел защитить единорога, но тебе выгоднее было бы убить его, и продать. Рог и кровь – алхимикам, магам шкуру и гриву, копыта колдунам. Ты бы, не покривив душой, разобрал его на части и сбыл за огромные деньги. Потому не пожалел три сотни. Ты нанял ту троицу, чтобы разделались с единорогом, но ты нанял нас, чтобы мы его защитили. Потому что, если Желтый барон знает, что ты нанял нас – с тебя взятки гладки. О нас хорошая слава. Уж кто если не мы, правильно? Ты все очень, очень здорово рассчитал. Кормил нас на убой, хвалил при всей деревне, чтобы самые лучшие слухи ходили. В одном ты просчитался, всего-то грамма лжи не хватило. Дождь – это не вода, это ветер, захвативший воду. Именно потому я рискнул и использовал белую стрелу вместо синей. Именно потому я еще жив и говорю тебе все это.
Не было смысла отрицать. Солтыс медленно встал на колени и молитвенно воздел ко мне лапы.
– Милсдарь, ради Бога, пощади, – лепетал он, подползая и хватая мою штанину. – Милсдарь, умоляю вас. Был ли выбор у меня? Да никогда не было. Не по своей злой душеньке, милсдарь. Прошу смиренно, пощади.
– Пощажу, – с отвращением процедил я. – Лишь потому, что у тебя жена и дети. Иначе снес бы башку и не пожалел об этом. Выбора не было говоришь? Да был он всегда, еще до того, как ты решил нас убить. Ты отвратителен. Ты не поскупился бы разобрать на части ожившую на миг легенду, ты бы не поскупился лишить нас жизни, лишь бы прикрыть свой зад. Ты из того же дерьма, коего полно в округе. Чертов подлец, а не смиренный солтыс, вот ты кто.
Желания что-либо говорить, больше не было. Я отодвинул мешок с золотом и плюнул под лапы еноту. От даренного им золота разило кровью и смертью. Я не стал брать его и вернулся к Тарье, собирающей наши скромные пожитки.

И получаса не прошло, как мы оседлали лошадей и двинулись прочь из деревни. По пустынному грязному тракту изредка пробегал прохладный ветерок, солнце било из-за пушистых белоснежных туч.
– Значит, ты все ему выдал, – сделала вывод Тарья после моего рассказа о разговоре с солтысом. – То-то я смотрю, он белый как мел и едва усами шевелит.
– Да, здорово задумал. Чуть не попались, – я сплюнул на землю и поправил уздечку. – И все же, что-то не дает мне покоя. Вроде хорошо они план построили, но чего-то не хватает.
Вскоре к нам приблизился всадник на пегом коне. Волк поправил черный плащ с желтым глазом – символом местного вассала. Кириар де Брист улыбнулся и подвел коня к нам.
И тут я понял, что именно выбивается из колеи. Мы так и не встретили в лесу двух барсуков-стрелков. Они должны были быть с магом. Но не пришли. Вот кого спаивал глашатай тем утром.
Я посмотрел в глаза волку, и увидел там задорные огоньки.
– Где сейчас те двое? – коротко осведомился я.
– Отдыхают в моем номере, – безразлично хмыкнул Кириар. – Связанные.
– Почему ты сделал это?
– Есть вещи, которые нельзя делать даже в моем понимании, – знакомыми словами ответил волк. – Например, бить детенышей и женщин, убивать без необходимости, и лишать мир последних лучиков надежды.
– Ты спас нам жизнь. Мы тебе обязаны.
– Пересечемся, Гильемо, мир круглый, – он повернул лошадь у развилки на восток. – Удачи, черные перья.
– Удачи, – благодарно прошептал я, пожимая серую лапу.
Тарья поравнялась со мной и улыбнулась.
– Еще одно удивительное явление, да? – непринужденно заметила она. – Еще один лучик Света Вечного посреди жестокости и грязи?
– Что-то вроде того, – отстраненно пробормотал я.
– Что такое? – лисица свесилась на бок и лизнула мою щеку. – Что за мысли тебя тревожат?
– Не тревожат, Тарья, скорее греют. Я подумал, что такие события заставляют по-другому смотреть на мир. Он не меняется, но меняемся мы. Сколько бы черни не было вокруг, мы можем остаться теми, кто мы есть, если будем до последнего верить в этот, как ты его? Свет Вечный. Если нам хватит стойкости быть чистыми как он. Этот свет есть в тебе. Я чувствую себя сильнее, умнее и увереннее рядом с тобой. Я могу прожить без этого света, но такая жизнь будет отвратительна. Я нуждаюсь в тебе. Только рядом с тобой я тот, кем являюсь в жизни.
– Знаю, – улыбаясь, промолвила лисица. – И потому люблю тебя.
Мы прошли еще одну развилку и пришпорили лошадей.
– Куда теперь? – спросил я.
– На Север, – предложила моя ласточка. – Там для нас найдутся дела. И… очень хочу прохлады и смородины. В добрый путь.

Два всадника устремились по сверенному тракту. Ветер гнал за ними редкие лепестки и дождливую морось. Где-то среди белых туч спокойно дремало горячее летнее солнце.