Название: Год Кота Год Кота Светлана Панина Кот появился внезапно. Минуту назад его не было, и вдруг – вот он, сидит на моем кухонном столе, лениво оглядываясь. Обычный кот, серо-полосатый, с короткой приглаженной шерстью. Такого можно встретить в любой подворотне, разве что не столь чистого и ухоженного. Признаться, я так растерялся, что даже не возмутился, что кот так нагло расположился аккурат возле неубранной после завтрака посуды: подрагивающий кончик его хвоста едва не окунался в банку со сметаной. Я глядел на кота с непониманием, не предпринимая ни малейших попыток прогнать его со стола или вовсе вышвырнуть в открытое окно, через которое он, судя по всему, и забрался. Зато я вдруг впервые осознал, что ветки возле растущей рябины буквально касаются кухонного окна. Кот же почти не смотрел на меня, только бросал равнодушные взгляды, словно это я был его гостем. Вскоре сидеть так ему наскучило, и он поинтересовался, глядя на меня в упор: – Мррря? До того дня мне не доводилось болтать с котами. Скажу больше, я никогда не причислял себя к любителям домашней живности. Нет, я их не ненавидел. Я вообще не испытывал к ним никаких эмоций. Мне чудесно жилось в одиночку, без сонных прогулок с собакой по утренней грязи, без подранных котом обоев или мебельной обивки, без верещащего в клетке попугайчика или хомячка, грызущего печенье под моей подушкой… Даже женщины в моей квартире появлялись эпизодически и надолго не задерживались. Видимо, не наградила меня природа геном, отвечающим за заботу о братьях наших меньших. Так что наукой взаимопонимания с ними я не владел. Но в тот момент готов был спорить на что угодно – кот явно интересовался угощением, на его мордашке отчетливо читалось: «А что, кроме мррр… этого…, – под «этим», само собой, подразумевалась сметана, – больше ничего нет?» Впрочем, нужно отдать коту должное: в его взгляде не было вызова или нахальства. Кот просто вежливо любопытствовал, мол, нет – и ладно, на нет и суда нет, а за спрос денег не берут. Я же не нашел ничего лучшего, как махнуть на него полотенцем и шикнуть: – Эй, ты, иди отсюда! Давай-давай, иди к себе, тебе тут не рады… Он отвернул одно ухо – коты умеют это делать с удивительной непосредственностью – и взглянул на меня с любопытством, словно сомневаясь в моей адекватности. Я приподнял брови и взглядом указал на окно. – Мррр? – уточнил кот. – Брысь! – подтвердил я свое нежелание общаться и делиться лежащими в холодильнике сосисками. И кот ушел. Мотнул головой, лениво шагнул к окну, оглянулся напоследок и прыгнул на ближайшую ветку. Когда я, буквально через пару секунд, выглянул во двор, его уже нигде не было. Мне и в голову не пришло придать всему случившемуся какое-то значение. Я только брезгливо бросил банку со сметаной в мусорное ведро и вымыл посуду тщательнее, чем обычно. У кота же на этот счет было совсем иное мнение. Он вернулся на следующий день. Был вечер, я увлеченно смотрел футбол, ужиная пивом и сушеными кальмарами. – Мяяуууу! – кот подал голос в самый подходящий момент: в наши ворота чуть не влетел мяч, и я смачно ругал зевающих защитников. От неожиданности я едва не опрокинул открытую бутылку. Разглядеть кота в полумраке комнаты удалось не сразу: он сидел на полу в метре от меня, глядя прямо на экран, и вяло топтал передними лапами ковер. Кот взглянул на меня сразу же, как я его заметил, словно почувствовал мой взгляд. – Мрррр? – не дожидаясь ответа, он подскочил и потерся о мою ногу, после чего преданно посмотрел на ближайшую к нему полоску кальмара и, принюхавшись, мечтательно сощурился. В этот момент наши забили гол, видимо в контратаке. Трибуны взревели, комментатор разразился восторгами, я вскочил на ноги, пытаясь разобраться что к чему, а кот удовлетворенно мявкнул, словно сам только что отличился минимум голевой передачей, проворно цапнул кальмара и стал праздновать. Пару секунд я колебался, не зная, то ли выдворять непрошенного гостя вон, то ли смотреть матч. Второе пересилило, к тому же до конца тайма оставалось недолго. Кот, почуяв слабину, слямзил вторую полоску кальмара и старательно жевал, не интересуясь ни футболом, ни мной, а доев, прыгнул мне на колени и затарахтел. Я машинально сбросил его на пол, не отрываясь глядя на экран. Кот не обиделся: вернулся на диван, зевнул и стал умываться. Когда я выключил телевизор и посмотрел на него, он старательно намывал нос. – Ну и что ты тут делаешь? – Мя-я? – кот поднял голову и взглянул на меня, замерев с поднятой лапой. – Слушай, ты чей, а? Кот молчал, только тарахтел едва слышно, щурил глаза и выглядел при этом до слащавости милым. Наверное, он был уверен, что только садист и мерзавец сможет вышвырнуть за дверь такого обаяшку. В чем-то он не ошибся – выставлять за дверь я его и не собирался. Но вот в окно… Я сгреб кота в охапку, не обращая внимания на его недовольство, и отнес на кухню. Разумеется, окно было открыто. Я посадил кота на подоконник и подтолкнул вперед. – Ну, давай. Тебя дома ждут. Спасибо, что заглянул… – Мррр… – он явно не хотел уходить. Топтался, вертелся на месте, явно надеясь улизнуть и отсидеться где-нибудь под кроватью. Один раз это ему чуть не удалось, но я оказался проворнее, поймав его почти в воздухе и вернув на подоконник. – Давай, друг, иди уже… И, едва кот скользнул в темноту, я закрыл окно. Ночью спалось плохо. Нет, меня не мучила совесть, мне не было жаль выгнанного в ночь кота – я был уверен, что у него есть дом, где его любят и ждут, что в это самое время кот не слонялся под моим закрытым окном в надежде на возвращение, а спокойно дрых подле обожаемых хозяев. Спать мешала непонятная тяжесть в ногах, одеяло там постоянно сбивалось комом, и я то и дело просыпался, ворочался, сучил ногами, пытаясь устроиться поудобнее, и уснул, наверное, только под утро. Проснувшись, я первым делом увидел кота. Он сидел возле кровати и, не моргая, смотрел на меня. Увидев, что я открыл глаза, кот обрадовано затарахтел трактором, завертелся, устремив хвост к потолку. Я сонно потер глаза, ничего не понимая, подался вперед. – Ты… это… ты откуда тут? – Мя! Мя! – кот метнулся ко мне, вытянулся, встав передними лапами на кровать, ткнулся влажным носом в мой нос и побежал к двери. – Мя! – Капец! – это было единственное слово, которое пришло на ум. Я прошлепал на кухню, стараясь не обращать внимания на снующего под ногами кота – окно было ровно в том состоянии, в котором я оставил его вечером, то есть закрыто. Я потрогал раму, подергал ручку – закрыто! – Ты как сюда попал, мать твою? – посмотрел я на кота. – Мррр-мя! Мя! – тот стал тереться о мои ноги с утроенным усердием, а тарахтеть – пуще прежнего. Я подхватил его под передние лапы и поднял перед собой. Кот, не переставая тарахтеть, уставился на меня со всем обожанием, на которое был способен. Я смотрел на него и силился понять, сошел ли я с ума. Я твердо помнил, как закрыл вечером окно, единственное, через которое кот мог пробраться. Но он был здесь. Настоящий живой кот, воплоти: теплый, мягкий, податливый. Он глядел на меня, тарахтел негромко. Я вдруг осознал, что это приятно: держать в руках кота. Я чувствовал, как работает под моими ладонями его «мотор»; когда кот поворачивал голову, его длинные усы легонько щекотали мои руки; большие черные зрачки его глаз на ярком утреннем солнце превратились в тоненькие щелочки, из-за чего кот выглядел беззащитно. – Откуда ты тут взялся, а? Ты ведь домашний, да? Где твои хозяева? Как ты вообще сюда пролез?! – Мррр-мррр-мррр… – Бред какой-то… Я открыл окно и посадил кота на подоконник. Он рванул на улицу с неожиданным энтузиазмом, и я снова не успел заметить, куда он умчался. Пару минут я тупо смотрел в окно, пытаясь сообразить, как все же кот пробрался в мою квартиру, но, судя по всему, простого решения у этой головоломки не существовало. Надо было собираться на работу, меня ждал напряженный день, и я поплелся готовить завтрак и собираться. Кот вернулся, когда я заканчивал жарить яичницу с ветчиной. Я снова не видел, как он вошел. Просто почувствовал, когда он потерся о мои ноги. Не знаю, понимают ли коты русский бранный, по крайней мере этот делал вид, что с моего языка не сорвалось ничего особенного: усиленно бегал от меня к холодильнику, терся и мявкал. – Ты что, жрать хочешь? – озарило меня. – Мя! Мя! – кот стал тереться о меня с утроенной силой. – Капец! Слушай, а я то тут при чем?! Пусть тебя хозяева кормят! – Мяяя! Он уселся и посмотрел на меня со смесью удивления, возмущения и обиды, словно я только что сделал что-то очень плохое. И меня кольнуло чувство вины: правда, будто мне куска хлеба жалко. Я достал блюдце и положил ему приличный кусок яичницы с ветчиной. – Прости, брат, чем богаты. Вискасов у меня нет. – Мррря-я! Кот был доволен и этим – я и не знал, что они могут жевать и тарахтеть одновременно. – У тебя имя то есть? Кот умолк, поднял голову, взглянул на меня внимательно и, снова затарахтев, продолжил трапезу. Пока я брился, он сидел рядом на унитазе, намывая лапы и морду. Пока я одевался – он валялся на кровати, внимательно наблюдая за мной и пытаясь ловить лапами мелькавшие перед его носом полы рубашки и пиджака. Собравшись, я посмотрел на него. – Ну, мне пора. – Мрря… – буркнул кот и стал устраиваться спать, а я почувствовал себя гостем в собственной квартире. Я дернулся было отнести его на улицу, но вспомнил, что это не помешает коту вернуться обратно: после минувшей ночи было ясно, что закрытые двери и окна для него – не препятствия. Кот ходил где вздумается и гулял сам по себе. Меня просто лишили права выбора. Вот так у меня появился кот. Я придумал ему имя. Не то, чтобы специально ломал голову, просто в какой-то момент стал звать его Борькой – сильно уж он смахивал на героя рекламы кошачьего корма. Хлопот с ним не было. Наверно поэтому мы и ужились с такой легкостью. Борька ел все, разве что кошачьи консервы недолюбливал, зато обожал шпроты и кильку в масле. По нужде ходил во двор, поэтому окно приходилось постоянно держать открытым, и это было единственным неудобством. Закрывать его я не рисковал – хотя таинственное появление Борьки ночью в моей квартире так и осталось неразгаданным, мне не верилось, что он умеет ходить сквозь стены, а проверять специально было боязно. Где-то через месяц я купил коту ошейник. Совершенно спонтанно, увидев в кошачьем магазине возле кассы. Хороший ошейник: ярко-синий, кожаный, с удобной застежкой и специальным ярлычком для имени и адреса, похожим на чемоданный. Я вспомнил, что видел подобные в кино, и решил, что пора узаконить наши с котом отношения, раз уж он признал меня своим хозяином. Ошейник и вывел Борьку на чистую воду. Кот всегда любил гулять. Меня не раздражало, что Борька уходил и приходил, когда хотел, а иногда отсутствовал пару дней. Так повелось, что мы уважали свободу друг друга, да и глупо требовать отчет у кота. Разницу я заметил не сразу. Но как-то вечером Борька решил расслабиться на моих коленях, и я увидел, что на ярлычке что-то намалевано синим, словно кто-то хотел исправить написанное мной. И точно: Борькино имя было густо закрашено шариковой ручкой, а выше старательно выведено «Нильс». Пару секунд я пялился на это художество, недоумевая. Потом осознал, что испытываю что-то похожее на ревность. Нет, меня совершенно не трогало то, что все это время Борька жил на два дома – это было так по-холостяцки, что кроме восторга и зависти никаких эмоций не вызывало. Но вот такое наглое вторжение на мою территорию… Купите свой ошейник и пишите, что хотите! – Так тебя Нильс зовут? – я попытался заглянуть Борьке в глаза. Он буркнул что-то неодобрительное, задрал голову и посмотрел на меня почти с угрозой. – Понимаю, – улыбнулся я. – Я бы тоже злился, если бы меня так звали. А ты, парень, не промах – двух маток сосешь! – Мрряя! – самодовольно отозвался Борька и затарахтел. Я потрепал его по загривку – единственная ласка, которую он мне позволял – и задумался. Хотелось написать язвительную записку и прицепить к ошейнику. Но почерк на ярлычке был явно детским, да еще и очень походил на девичий. Так что я вытащил бумажку и приписал на обратной стороне: «У меня он откликается на Борьку. А ты не исправила адрес :)» Может, и глупо связываться с ребенком, но я не смог удержаться. Ответ пришел через пару дней. Полноценная записка на обрывке тетрадного листка в клетку: «Кота зовут Нильс. А адрес правильный. Зато у тебя с русским проблема. В конце предложения ставят точку, а не двоеточие и скобку!» Я рассмеялся так, что сидевший рядом Борька подпрыгнул и зашипел. – Ты чего шипишь, тебя ко мне прописали. Попал ты, брат, – зачем-то я показал Борьке записку. – Мяя-уу? – удивился тот и пригнул уши. – Ладно, сейчас выясним, – успокоил я его и написал на листке из блокнота: «Это смайл! :) А ты, значит, отдаешь Борьку мне, раз мой адрес назвала правильным? Кстати, меня зовут Сергей. :)» Борька ходил с моей запиской три дня. То ли не заглядывал к прежним хозяевам, то ли им было не до меня. Потом Борька исчез на несколько дней – я даже стал опасаться, не заперли ли его в прежнем доме. Но он вернулся, да еще и с ответом: «Что еще за смайл? Адрес правильный, потому что мой. Я живу на Токарева 6-19. И Нильс – мой кот! Ника.» Прочитав, я невольно вспомнил «Иронию судьбы». Но вряд ли Борька регулярно мотался в соседний город и обратно – слишком уж сытым, бодрым и чистым он возвращался. «Ты, наверное, где-то ошиблась. Это я живу на улице Токарева 6-19.» – написал я как можно разборчивее. И в ответ получил дотошно-подробное описание улицы, дома, квартиры и даже растущей перед кухонным окном рябины. В самой квартире, конечно, многое было по-другому, но вот снаружи… «А если и теперь не веришь, спроси у Ольки, она живет под нами, и мы дружим!» – резюмировала Ника. Все это отдавало бредом, и так походило на шутку, что я решил не отвечать. С квартирой Ника, конечно, промахнулась. Разве что расположение комнат описала верно, но для этого не обязательно заглядывать ко мне в гости – дом, в котором я жил, был типовым. Соседей я не знал: никогда не стремился знакомиться, а клянчить сахар и соль и вовсе считал неприличным. А вот в остальном все совпадало. Борька успел умотать на улицу – не нагулялся, видать. Я сидел за столом возле окна, пил чай, вертел в руках записку, перечитывая в десятый раз и гадая, кто мог затеять такую идиотскую шутку. – Нильс, красавчик, такой хороший котик! Пойдешь со мной гулять? – донеслось со двора, и я подскочил, как ужаленный, высунулся в окно. Какая-то девчонка, сюсюкая с Борисом, гладила его по спине. А тот сидел с видом египетского божества, снизошедшего до смертных, и довольно жмурился. Сам не знаю, какая муха меня укусила, но неожиданно я разозлился: – Борька, давай домой, хватит гулять! – Мяу! – кот бросил на меня быстрый взгляд и снова зажмурился. Зато девчонка теперь смотрела на меня, хитро, даже с вызовом: – Его Нильс зовут! Это не ваш кот! – и снова замурлыкала Борьке. – Хороший, Нильс, хороший… – Его зовут Борис! Борька, я закрываю окно! – Нет, Нильс, я знаю, тут написано! – она ткнула пальцем в ярлычок Борькиного ошейника. Я тут же сложил два и два: – Так это твои шуточки? Это ты записки пишешь? Знаешь что, оставь моего кота в покое, а если еще раз… Но девчонка меня уже не слушала – шепнула что-то коту, посмотрела на меня странно и, смеясь, побежала куда-то… И я понял, что сделал только хуже. Что ж, раз вздумал играть во взрослого страшного дядьку, то нужно выдержать тон. И, выдрав из блокнота листок, я нацарапал записку, стараясь, чтобы она вышла одновременно и грозной и шутливой: «Вот что, сладкая моя. Твои игры мне порядком надоели. Увижу с котом еще раз – отшлепаю по розовой попке, не сомневайся! Терпение мое на исходе». Ответа я не дождался. Борька появился еще раз, без записки. А потом и вовсе пропал. Я ждал его несколько недель, не закрывал окно. Борькины пустые миски сиротливо стояли возле холодильника, и когда они попадались на глаза, я чувствовал что-то очень смахивающее на тоску. Это странно, но за то время, что мы прожили вместе, я успел привыкнуть к Борьке, и теперь скучал. И все же мы встретились. Спустя где-то месяц. Во дворе во всю цвело лето. Было утро, но уже припекало. Я завтракал, сидя у открытого окна, и одновременно серфил в интернете. Возле подъезда кто-то переговаривался, и я бы не обратил внимание, если бы не услышал два имени, сочетание которых заставило сперва просто прислушаться, а потом и вовсе выглянуть в окно: Ника и Нильс. Во дворе разговаривали две девушки, одна из них держала в руках коробку из-под сапог. – Ты такая молодец, Ник! Я бы не смогла, наверное, колоть… – Ты не видела, как у меня первый раз руки тряслись. Нильс еще смотрит так доверчиво… А тут я с этим шприцем… – Ника судорожно вздохнула, явно стараясь не расплакаться. – Но знаешь, Оль, я рада, что он, хоть и болел, совсем не мучился. Просто лежал и спал все время. – А почему у нас то решила похоронить? – Сама не знаю, Оль. Он же здесь вырос. Ну и та история еще, помнишь… Я понял все мгновенно. Бывает такое состояние, вроде дежа вю: ты словно предугадываешь события. Я слушал и знал заранее, что будет дальше. А внутри все сжималось от тоски по Борьке. А потом я метнулся в спальню, чтобы натянуть свежую футболку и вытащить из шкафа небольшую складную лопату, с которой всегда ходил в походы и на рыбалку, и выскочил на улицу. – Девушки, вы простите, но я тут случайно услышал, что вам яму нечем выкопать. Словом – вот, показывайте, где копать, – я чувствовал себя неловко, но непреодолимо захотелось быть с Борькой в такой момент. Да и выяснить уже все до конца. – Ой, Ник, он же в твоей бывшей квартире живет. Ты же из девятнадцатой, да? Я снова не удивился. Я вдруг так ясно понял, каким удивительным котом был Борис, что обыденная история с ним просто не могла приключится. – Да, – через силу улыбнулся я. – Сочувствую вам, Ника. У меня тоже кот был, так что… понимаю… Мы нашли место за домом, где я вырыл неглубокую яму. Когда Ника открыла коробку, чтобы попрощаться, я на миг зажмурился, почти веря, что, открыв глаза, увижу другого кота. Но в коробке лежал Борька. Совсем не такой, каким я его знал. Он был крупнее и при этом гораздо худее, но это точно был Борька, и на шее у него висел тот самый синий ошейник, который я купил ему два месяца назад. Старый, местами потертый, но точно мой. Я невольно потрогал его, и Оля, заметив мой жест, шепнула удивленно: – Ты его сохранила? После всего, что было? – Нильс его любил, – улыбнулась Ника, и я тоже невольно заулыбался. – Другие стаскивал, а этот носил. – А что было? – невзначай поинтересовался я, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно. – Да на самом деле забавная история. Мы тогда здесь жили, – Ника махнула рукой, указывая на окна моей квартиры. – Кстати, ровно двенадцать лет назад, тоже год Кота был. Нильс тогда завел себе вторую семью. Мы всегда ему разрешали ходить на улицу. И вдруг он стал пропадать по несколько дней. Мы сперва не обратили внимания, весна была, мало ли, загулял. А потом он вдруг в ошейнике вернулся, в этом самом. Там еще ярлычок был для имени и адреса. – Ага, – поддакнула Оля. – И Ника стала с новым хозяином переписываться. Ника рассмеялась. – Просто он Нильсу дал какое-то глупое имя. Я и возмутилась. А последнюю записку нашла мама. Уж не знаю, что там было, в записке, но скандал мне устроили страшный, а когда я показала остальные записки, родители и вовсе с катушек съехали. Мама ужасно испугалась! Решила, что за мной маньяк охотится. Нильса заперли дома, родители спешно поменяли квартиру, и мы переехали. Я ведь написала наш адрес… Я слушал, поглаживая Борьку по голове. Очень хотелось возразить, сказать, что-то такое, от чего все невозможное вдруг стало бы простым и обыденным. Сказать хотя бы самому себе. Но подходящих слов не находилось. Ночью я долго не мог уснуть. Ворочался, прокручивая в голове события минувших месяцев, снова и снова пытаясь найти какое-то простое объяснение всему. Не выходило. Но когда что-то тяжелое и мягкое легло мне на ноги, я не удивился, просто понял, что где-то в глубине души ждал его. – С возвращением… Я поднялся и притянул Борьку к себе. Он ткнулся мокрым носом мне в щеку и довольно затарахтел. А я почувствовал, как отпускают волнения, мучавшие меня, пока его не было. Борька был здесь, теплый, уютный, а объяснения – да кому они нужны! – Надеюсь, это не девятая? – улыбнулся я. – Мррр, – загадочно протянул кот. Я привычно потрепал его по загривку и, заметив, что ошейника на нем не было, пообещал: – Завтра куплю тебе новый… – Мррря! – согласился Борька.