Название: Превращение
 
 Превращение 
 Эмили Уитмен 

В память о моём отце.
И самый грозный вал волны во время бури
Вернётся в море кроток и смирен.
Так наша жизнь то в коже, то в тюленьей шкуре —
Лишь отражение вселенских перемен.

Старинная песнь шелки



Начало истории 
 
Мне казалось, что на свете нет ничего хуже острова Спиндл, но я ошибался.
Новые люди шли в эту белую комнату, чтобы посмотреть на меня и попытаться заговорить. Но нет уж! Не для того я провёл все эти месяцы наедине с морем, чтобы теперь сдаться! Всё началось, когда я нырнул с утёса, чтобы найти свой клан, а рыбацкие сети вдруг схватили меня и вытащили на палубу. Мне было холодно, хотя прежде я не знал этого ощущения, а рокот мотора заставлял вибрировать всё моё тело, заглушая привычную вибрацию волн. «Это он, – говорили люди. – Мальчик с острова Спиндл. Тот самый, которого искали. Тот самый, которого так и не нашли».
Хотя, возможно, всё началось ещё раньше. Когда Нелли принесла мне книгу со словами песни, но та упала в морскую пену и страницы пропитались солью. Когда мы столкнулись с «моржом». Когда я прикидывал про себя, что Нелли могла бы стать моим другом…
Нет. Всё началось гораздо раньше. Ещё до того, как я впервые увидел людей. Когда мы жили с мамой и кланом в море и я отдыхал на скользких, сплошь покрытых солёными брызгами камнях, плавал в густых зарослях водорослей и катался на волнах. До того, как я узнал правду…

Часть первая 
 Океан 
 

Глава 1 
 Длинноногий 
 
Мы возвращались с охоты. Я сидел на маминой спине, ведь плыть нам предстояло далеко. Солнце сползало по небу в море, и его последние длинные лучи окрашивали мамину шерсть в розовый цвет – в тон моей коже.
– Давай нырнём, – попросил я.
Взмах её хвоста – и мы скользнули под воду, двигаясь ближе к поверхности – там я мог нормально видеть.
Мама в обличье тюленя была гладкой и сильной. Мышцы играли под её прекрасной шкурой. Однажды у меня тоже будут такие же ласты, шкура, хвост и, конечно, дыхание для самостоятельных путешествий по океану. Я буду здороваться с китами и часами кружиться в океанской мгле, а мои глаза станут огромными и чёрными, способными видеть на глубине.
Мы вынырнули на поверхность, чтобы я вновь мог вдохнуть полной грудью.
– Глубже! – попросил я.
Мама отрицательно покачала головой:
– Нет, Аран, нельзя до твоего превращения.
Я расстроенно вздохнул, ведь с каждым днём ожидание становилось всё тягостнее. К своим одиннадцати годам я застрял в развитии: ноги вместо хвоста, тонкая, как водоросли, кожа и несросшиеся, отдельные пальцы, словно камушки на берегу.
Небо стало пурпурным. Бледное свечение показалось на горизонте – это выглядывала Луна. Совсем скоро она станет полной. Теперь волны поблёскивали серебром, и кончики маминых усов украшали капельки света.
Впереди возник остров, чернеющий на фоне звёздного неба. Я соскользнул с маминой спины, чтобы преодолеть оставшийся путь самостоятельно. Она медленно плыла рядом, следя за морем внимательно и осторожно.
Волна вынесла меня на берег. Я вскочил на ноги, и под ними сразу захрустела галька. Подбежав к озерцам воды, оставшимся после прилива, я бросился искать среди морских звёзд чего-нибудь вкусненького. Там была здоровенная гроздь голубых мидий, одна из которых с лёгкостью поддалась. Луна была настолько яркой, что я видел свою тень: словно другого, тёмного себя.
Мама вытянулась на камнях подальше от прибоя. Когда она бывала одна, то обычно опускала хвост в воду, но ради меня всегда забиралась повыше.
– Тебе не пора спать? – окликнула она.
– Я перекусываю, – расколов на камне панцирь мидии, я высосал мясо. – Хочешь немного?
– Можно попробовать.
Я принёс горсть мидий, и она с хрустом стала лузгать их зубами.
Как обычно, мама нашла отличное лежбище с плоскими камнями, на которых было удобно спать и принимать солнечные ванны. Вокруг было много приливных бассейнов, и бухта была достаточно мелководной, чтобы туда не смогли забраться акулы. Мама всегда сама выбирала наши лежбища, когда остальная часть клана отправлялась в долгие путешествия. Они уплыли почти две луны назад, и я сидел, пристально вглядываясь в волны.
– Как думаешь, они скоро вернутся? – поинтересовался я.
Мама не ответила. Я обернулся – она уже спала.
Когда я был маленьким, мы вместе смотрели вслед уплывающему клану и мама утирала мои слёзы. «Как только у тебя появится шкура, мы отправимся с ними, – обещала она. – Это произойдёт очень скоро». Наше одиночество она называла «особым временем», наполняя его играми, песнями и разными интересными историями, поэтому я не расстраивался. Таков был привычный уклад нашей жизни.
Вдобавок в те времена мама всё время превращалась. Я добирался на её спине до нового лежбища; как только мы вылезали на берег, её взгляд становился пристальным, словно обращённым внутрь себя, – то был взгляд превращения. Шкура её обвисала, и мама выскальзывала из неё так, что ласты вдруг начинали свободно болтаться, а клыки стучали о камни. Она хорошенько потягивалась и затем, аккуратно расправив шкуру, прятала её между камней. Мама делалась длинноногой, точь-в-точь как я, если не считать перепонок между пальцами. «Ты будешь таким же, когда превратишься», – уверяла она. Мама учила меня танцам во время полнолуния, мы играли в догонялки, и оттого ноги казались мне тогда самым лучшим, что может быть на свете.
Но чем старше я становился, тем реже она превращалась, а в присутствии клана – почти никогда. Да и зачем, если есть шкура? Она родилась в ней, как и большинство шелки.
Поэтому меня постоянно мучил вопрос: когда же наконец и у меня появится шкура? Неужели однажды, проснувшись, я почувствую, что бью хвостом? Или, быть может, шкура будет ждать меня на берегу? И какого цвета она будет: серебристой, как у мамы, или бурой с золотистыми вкраплениями, как мои волосы? Мама тоже этого не знала. «Доверься Луне, – говорила она. – Шкура сама появится в назначенное время».
Однако я понимал, что мама тоже устала ждать и переживала не меньше, хотя никогда не подавала вида. Но всё же мои ноги таили опасность. Люди больше не верили в существование шелки и думали, что на самом деле мы – обычные тюлени, и это нас вполне устраивало. Однажды вечером я случайно услышал мамин разговор с бабушкой: «Будь осторожнее, Уна! Что, если они увидят его – мальчика, живущего с тюленями? Они его отнимут и запрут на суше – вот что будет. – Её голос затих. Я подкрался ближе, чтобы услышать продолжение. – Тогда он не сможет получить шкуру и его душа шелки умрёт».
Воспоминание вызвало во мне дрожь.
Я сел повыше и поднял лицо на Луну.
– Прошу, – молился я. – Пожалуйста.
Молитва продолжалась без слов. Закрыв глаза, я представил себе, что Луна, повелевающая волнами, смотрит на меня. Я представил себя с гибкими ластами, с гладкой и сияющей шкурой.
Вновь открыв глаза, я широко расставил пальцы в поисках перепонок – первых признаков превращения, – но пальцы оставались прежними.
Быть может, изменения пока едва заметны? Я обвёл контур кисти руки, начав с большого пальца.
Мама вздохнула. Она проснулась и наблюдала за движением моего пальца, очерчивающего каждую вершину и каждую впадинку. Её губы сжались – она старалась не показывать боль. В её сердце зияла такая же пропасть, как та, что была между моими пальцами. Лишь появление у меня шкуры могло заполнить эту пустоту.
Глава 2 
 Лес водорослей 
 



Меня разбудили тёплые лучи солнца, выглянувшего из-за скал. Мамы рядом не оказалось, и в животе заурчало. Она наверняка добывает завтрак. Я спустился к воде, когда мама появилась из волн, держа в зубах трепыхавшуюся серебристую рыбёшку, полетевшую к моим ногам. Я ухватил добычу, оторвал голову и затем всё лишнее.
– Я всё ещё голоден, – посетовал я. – Где ты её поймала?
Она отбросила ластом остатки рыбьей кожи.
– В чудесных зарослях ламинарии, недалеко отсюда, на юго-западе.
Я засеменил по мелководью.
– Думаю, я смогу поймать ещё одну.
Мама отрицательно покачала головой:
– Один ты не поплывёшь. Ты забыл о косатках и акулах? К тому же…
– Уже несколько недель не появлялось ни одной лодки, – настаивал я, однако она уже плыла рядом.
Я плыл уверенно, а солнце поднималось всё выше и выше. Моё бултыхание ногами в воде было для мамы мучительно медленным. Когда солнце прошло зенит, оставшуюся часть пути она велела плыть верхом на ней. Я влез на спину, и мы ускорились, прорываясь сквозь гребни волн. Вскоре мама уже поворачивалась, чтобы высадить меня.
Пожалуй, это были самые красивые заросли из всех, что мне приходилось видеть прежде! Риф достигал поверхности воды. Солнце пробивалось сквозь плотный покров морских растений. Всё играло в лучах света: от мелких водорослей и крошечных, перебирающих лапками креветок до огромных круглых зарослей ламинарии.
Мама подкралась сзади к молодому окуню и схватила его прежде, чем тот успел ускользнуть. С такой пастью, как у неё, с закруглёнными чёрными клыками охотиться казалось проще простого. В моём же распоряжении были лишь стёртые из-за прогулок по скалам ногти.
Плывя вдоль рифа, я искал морских звёзд и кораллы. Сунул руку в расселину и ухватил маленького осьминога, но тут же попал в тёплое течение, которое понесло меня на поверхность. Я катался на волнах вверх-вниз и ел.
Набрав полные лёгкие воздуха, я снова нырнул и погнался за анчоусом в струящихся водорослях. Вдруг на морском дне мелькнуло что-то красное… Какая красота – краб! Я бросился вниз и, схватив его сбоку за панцирь, поплыл обратно, чтобы показать маме. Однако её нигде не было видно.
В груди защемило – это были мои бестолковые лёгкие, которые, словно пузырьки воздуха, тянули к поверхности. Я пока не умел наполнять свои вены кислородом. Зато, когда ты – тюлень, кислород поступает в кровь в нужном количестве для длительного пребывания под водой. Закрывай ноздри и ныряй, а о дыхании можно забыть на какое-то время.
Я работал руками, опускаясь всё глубже. Краб плыл вместе со мной, и его глаза на длинных «ножках» двигались во все стороны. Вдруг он вывернулся и ухватил меня. Острая боль пронзила основание ладони.
– Ай! – потоком пузырей мои последние остатки воздуха полетели к поверхности.
Отталкиваясь ногами, я устремился вверх. Грудь разрывалась, уши сдавило, а краб удрал. Я вылетел на поверхность и наконец наполнил лёгкие воздухом.
Струйка ярко-красной крови бежала по руке.
Мама подплыла ко мне, держа в пасти зелёные водоросли.
– Возьми, – сказала она, – Обмотай руку и запрыгивай на меня.
Смущённый, я смотрел исподлобья:
– Я умею плавать.
Она покачала головой:
– Ты же прекрасно знаешь, что такое запах крови для акул.
– Нет здесь никаких акул, – проворчал я. И всё же забрался ей на спину, перед этим обмотав рану водорослью, и распластался, чтобы возвратиться обратно.
Мама плыла молча. Дорога показалась вечностью, а мы всё плыли и плыли, преодолев лишь половину пути.
В какой-то момент я почувствовал: в воде что-то появилось.
Мои мускулы напряглись.
– Что-то приближается, – сказал я.
Мама поплыла ещё быстрее, она тоже это почувствовала. Мы очутились в открытых водах – ни острова, ни рифа, чтобы забраться.
– Держись, – прохрипела мама встревоженным голосом. – Акулы смотрят вверх, а не вниз. Когда я кивну, ты глубоко вдохнёшь, и я нырну.
Я крепче ухватился за её шею. Конец повязки из водоросли болтался на волнах.
Хищник стремительно приближался. Мама не смогла бы уйти со мной на спине. Я решил расцепить руки…
– Даже не вздумай, – рявкнула она. – Не смей!
Хищник был прямо под нами, настолько близко, что мы чувствовали колыхание волн, исходивших от него. Моё сердце билось очень сильно, едва не выскакивало из груди. Почему он не нападает снизу? Он играет с нами?
Я занёс кулак – моё единственное оружие…
Глава 3 
 Возвращение 
 



На расстоянии от нас из воды вдруг резко возникла чёрная голова. Мама ахнула! Почему она не оскалила пасть для драки? Чёрное нечто начало приближаться быстро, его широкая спина искрилась от воды…
Но вдруг это нечто резко остановилось прямо перед нами.
– Лир! – воскликнула мама. Её голос звучал проникновенно и нежно.
Гладкая чёрная шкура, усы – это был Лир, наш вожак, самый быстрый и сильный шелки в море.
– Ты вернулся! – воскликнул я.
Лир подплыл и прижался к маме носом. Затем, хлопая ластами, он встал под водой вертикально, во весь свой рост, глядя на неё с восхищением.
– Как приятно видеть тебя, Уна! – его голос был глубоким и проникновенным, словно шум ночных волн.
В ответ мама широко улыбнулась.
Если вернулся Лир, значит, и весь клан возвращается домой из долгого путешествия. Я привстал повыше, вглядываясь в волны и пытаясь разглядеть сверкающие головы.
Лир проследил за моим взглядом:
– Они ещё не добрались. Копаются на старом затонувшем корабле. Я ушёл вперёд, чтобы найти вас.
Я расплылся в широкой улыбке – даже косатка бы мне позавидовала.
Лир по-особенному посмотрел на меня, как, впрочем, и всегда.
– Надо же, Аран! Да ты вырос на целый плавник с тех пор, как мы виделись в последний раз! – он широко улыбнулся маме. – Как ты ещё таскаешь этого детёныша? Он же размером с тебя!
Он пошутил, но из маминой груди вырвался вздох, похожий на звук закрывшегося кораллового полипа актинии.
Я пожал плечами. Раз все возвращаются, теперь начнётся столько интересного! Будем играть в догонялки, вести оживлённые дискуссии, которые мама не любит называть спорами, и будет столько всякой рыбы, что не сосчитаешь – придётся сложить все когти вместе. И ещё – истории! Бабушкины истории.
Лир спросил у мамы, удалось ли найти хорошее лежбище, и она объяснила, как добраться до нашей бухты.
– Превосходно, – ответил он. – Я поплыву за кланом, увидимся на месте.
Сделав сальто назад, он скрылся в воде.
Я соскользнул с маминой спины и поплыл. Когда она с недовольным видом догнала меня, я сбавил темп, чтобы показать, что ранка больше не кровоточит, а потом снова пустился вперёд.
Мы были маленьким кланом: всего семь шелки, и я – единственный детёныш среди них. Я с нетерпением ждал встречи с бравым Кормаком, остроумной и улыбчивой Мист, добродушной Мойрой. Но чаще всего я вспоминал о бабушке, о солёном запахе её шкуры и о том, как она щекотала усами моё ухо.
Немного погодя я остановился, чтобы перевести дух. Мама спросила, нет ли у меня желания прокатиться, но я отрицательно мотнул головой. Смотря на волны и стараясь не встретиться с ней взглядом, я спросил:
– Что Лир имел в виду?
– О чём ты?
– О том, что ты всё ещё носишь меня на спине. Я уже слишком взрослый для этого?
Её улыбка исчезла. Она думала какое-то время и наконец сказала:
– Родиться без шкуры – это нечто особенное, такое встречается не очень часто. Лир не знает никого, кому бы приходилось ждать свою шкуру. Поэтому он не всегда понимает, что в твоём случае должен быть другой подход.
Это вызвало у меня ещё больше вопросов.
– А кому-нибудь вообще известно, когда у меня появится шкура? – спросил я.
– Только Луне, – ответила мама.
Пришло время Луне дать мне свой ответ. Я с плеском проплыл мимо мамы, изо всех сил стараясь скорее добраться до клана.


Глава 4 
 Приди ко мне! Приди! 
 
Мы обогнули мыс, на котором примостились наши шелки, распластавшись на пляже, словно посеребрённые солнцем брёвна.
– Эй! – воскликнул я и, прекратив барахтаться, закричал ещё громче: – Сюда! Я здесь!
У одного из «брёвен» поднялась блестящая голова.
Мама, поравнявшись со мной, запела: «Приди ко мне! Приди!» Это было ритуальное приветствие после долгой разлуки. Звуки струились, застывая в воздухе.
Через мгновение все спешили к воде, отбрасывая ластами ракушки и ударяясь животами о гальку. Они с плеском вошли в воду.
Я поплыл в их сторону, но успел сделать всего пару гребков, как вдруг Мойра снизу закрутила меня в водоворот. Мы расцепили свои объятия лишь на поверхности, широко улыбаясь. Кормак схватил мою ногу в пасть и потащил вниз, в водную мглу. Я отбрыкался и ухватил его за ласты. Мы поспешили вверх и вылетели из воды с выгнутыми дугой спинами. Я плюхнулся обратно в воду, так весело смеясь, что потом пришлось даже отдышаться, плавая на поверхности.
– Привет, Аран! – прозвучал рядом нежный голос. Добрые глаза Мист светились на фоне светло-серой шкуры.
И наконец, с улыбкой, горящей, словно солнце в середине лета, ко мне подплыла бабушка и обняла меня сбоку.
– Я соскучилась, – прошептала она, как всегда щекоча усами моё ухо.
– Пойдём! – позвала Мойра, направляясь к берегу. – У нас такие истории для тебя!
Мы все последовали за ней.
Я оглянулся убедиться, что мама не отстаёт. Они с Лиром медленно плыли позади всех так близко друг к другу, что их ласты почти соприкасались.
На берегу Мойра плюхнулась рядом со мной.
– Мы принесли тебе подарок, – сообщила она.
Я посмотрел по сторонам в предвкушении сюрприза. Обычно подарки были чем-то съестным.
Мойра обратилась к бабушке:
– Куда ты их положила?
– Спрятала, – ответила бабушка. – Закрой глаза, Аран.
Я держал глаза закрытыми, пока она ползла к скалам.
– Я помогала нести, – похвасталась Мист.
Кормак усмехнулся:
– Твоя бабушка и Мист лучше всех переносят вещи в пасти. Мы с Лиром всё грызём.
– А я постоянно случайно проглатываю, – пожаловалась Мойра. – А то бы помогла. Тебе понравится подарок, эти…
– Подожди, Мойра! – одновременно шикнули Кормак и Мист.
Бабушка была уже рядом. Что-то цокало о гальку.
– Открой глаза, – попросила она.
У моих ног лежали три золотых солнца: маленьких, плоских и круглых. Я опустился на колени и собрал их в ладошку.
– Что это? – спросил я.
Кормак гордо задрал голову:
– У материка затонул старый корабль – там, где течение меняется в обратную сторону. Мы нашли сундук.
– Вообще-то нашла твоя бабушка, – уточнила Мист. – Остальные помогали его вскрыть. Потребовалось время, потому Лир и поплыл вперёд, чтобы найти вас, – она улыбнулась маме. – Не мог дождаться.
Солнышки в руке казались тяжёленькими. Даже в сгущающихся сумерках они сверкали и блестели.
– Они называются дублонами, – сказала Мойра. – Люди делали их из золота. Ну, тебе нравится?
– Безумно! – я наклонился, чтобы обнять всех по очереди. Сильнее и дольше всех я обнимал бабушку.
– Ну, – сказала мама, устроившись рядом с Лиром на плоских камнях, – рассказывайте обо всём! Насколько далеко вы забрались на север, встречали ли что-нибудь интересное, как изменились течения, где самая жирная рыба и…
– Погодите, – сказал Кормак, подползая к Мойре. Мист вытянулась во всю длину рядом со мной, а бабушка радостно смотрела на маму. Наконец мы собрались вместе – все до единого, как и должно быть.
Я всегда говорил маме, что наше с ней времяпрепровождение было чудесным, и она всегда соглашалась. Но сейчас она вытянулась вперёд, словно прыгая в воду, мысленно готовясь исследовать каждый берег, прокатиться на каждой волне пропущенного приключения. Меня кольнуло чувство вины.
– Для начала ответьте, куда вы плавали, – продолжала мама.
– Вверх вдоль побережья, – сказал Лир. – Мимо острова с двумя соснами и дельты, где течения образуют водоворот.
– Там снизился уровень воды, – добавила Мист.
В глазах Кормака вспыхнули озорные искорки:
– Мойра увидела в воде одного симпатичного шелки, остановилась расправить усы и шкуру…
– Не делала я этого! – запротестовала Мойра.
– Делала, делала! – не сдавался Кормак. – Мойра просто не может пройти мимо красавчика. Но когда она подплыла представиться, то сразу отпрянула: там был самый обычный тюлень! Видел бы ты эту физиономию – его будто смыло оттуда!
Все добродушно рассмеялись, и даже Мойра. Наконец она сказала:
– Нам, прямо скажем, нечасто встречаются другие шелки. Но надо надеяться!
Лир продолжил рассказ о путешествии. За дельтой вдоль побережья встречалось всё меньше и меньше лодок и домов, а вода становилась холоднее. Они зашли дальше, чем когда-либо, – так далеко на север, что даже видели в воде сверкающие глыбы льда. И в этих местах, сказал он, они повстречались с тремя членами клана белых шелки.
Мама затаила дыхание:
– Белые шелки! Я думала, их не существует.
– Их шкуры светлые, как снежный сугроб, – сказала Мойра. – Как вы думаете, в обличии длинноногих их волосы тоже белые?
Кормак покачал головой:
– У длинноногих волосы всегда тёмные.
– Но у Арана, – заметила Мойра, – есть ведь и светлые пряди.
Бабушка добродушно мне улыбнулась:
– Пятнистый, совсем как шкура.
Я ещё ни разу не встречал шелки вне своего маленького клана. Я подался вперёд.
– Они разговаривают как мы? – спросил я. – Их много?
Но бабушка повернулась к маме:
– Они сказали, что собираются на праздник Лунного дня.
– Лунный день! – тоскливо вздохнула мама. С момента моего рождения она перестала участвовать в обрядах.
Лунный день наступал раз в несколько лет, когда огромная и круглая Луна максимально приближалась к Земле, и тогда её влияние на морские приливы – и на наш народ – было самым сильным. В прошлый раз я уговаривал маму плыть туда вместе, хотя прекрасно понимал, что для такого путешествия нужно иметь ласты и хвост. Ведь чтобы добраться до Пика, придётся дни напролёт плыть в открытом море, где нужна шкура, чтобы спать на воде, необходимо уметь закрывать ноздри и нырять на большие расстояния. Притом плыть придётся самостоятельно, помочь будет некому.
Интересно, но, оказавшись там, нужно сразу же выбираться из шкуры. Только на двух ногах можно вскарабкаться по отвесной скале и оказаться в царстве Луны, чтобы прошептать ей на ухо свои молитвы.
– Все кланы собираются, – сказала бабушка. – Впервые за восемнадцать лет Луна будет так близко.
Мист обратилась к маме:
– Мы могли плыть прямиком туда, но вернулись, чтобы увидеться с вами. Вдруг ты… – её голос затих, когда она посмотрела на меня. Поймав мой взгляд, она опустила голову, как бы извиняясь.
– Это будет в ближайшее полнолуние? – спросил я.
Мист кивнула.
– Как бы мне хотелось поплыть! – сказал я.
На этот раз все согласно кивнули.
– Тогда я смог бы познакомиться с другими шелки, – продолжал мечтать я. – Наверное, их очень-очень много, правда? И все кланы разные? Некоторые приплывут с древних берегов? Наверное, там будут и детёныши моего возраста, и я мог бы играть с ними и…
– Аран, – мягко сказала бабушка, – впереди будет ещё много Лунных дней, и ты сможешь отправиться на другие праздники.
Мои плечи поникли. Мист подтолкнула меня:
– Мы же ненадолго. Туда плыть-то всего три дня, если останемся ночевать на скалах Чёрной бухты.
Лир покачал головой:
– Ты что, не помнишь? На острове теперь есть люди. Они построили там дома.
– Люди! – в голосе Кормака чувствовалось презрение. – Жили бы себе на материке, где им самое место.
Затем все начали обсуждать маршрут и старых друзей, с которыми хотели бы увидеться. У меня не было желания слушать дальше. Я улизнул и побрёл по пляжу, волоча ноги по камням, в направлении приливных бассейнов.
Начался отлив, и морские водоросли бесформенно лежали на песке. Я ткнул рака-отшельника. Он спрятался в раковину, покрытую крошечными шипами и ошмётками водорослей. Это было хорошее убежище: если не приглядываться, то и непонятно, кто там прячется внутри. Я уже собирался поднять его, когда рядом появилась бабушка.
– Пойдём, я расскажу тебе историю, – предложила она.
Я подпрыгнул, но вдруг притормозил.
– Я слишком взрослый для историй, – заявил я.
– Нет, ты ещё не слишком взрослый. Пойдём, найдём место, где не будем мешать остальным.
Она спустилась вниз. Я последовал за ней, втайне обрадовавшись, что она не оставила мне времени на протесты.
Глава 5 
 Риона Храбрая 
 



Бабушкина тёмно-серая шкура сливалась со скалами, а её белые пятна походили на три маленькие луны. Она облюбовала удобное место и вытянулась там во весь рост так, чтобы волны касались её хвоста.
– Я вспомнила несколько новых историй, – сказала она. – Хочешь услышать, как Кормак перехитрил кита?
Я вытянулся рядом с ней.
– Расскажи о Рионе Храброй.
– Ты же сто раз слышал эту историю!
– Это моя любимая, – примостившись, я положил голову на бабушкин бок. – Мы ведь из-за этого отправляемся в дальнее путешествие? Из-за Рионы?
– Да, верно, – сдалась она.
Бабушка закрыла глаза, чтобы вспомнить детали истории. Я чувствовал, как история буквально витает в воздухе. Чайка, снующая в водорослях, должно быть, тоже это почувствовала, потому что подняла голову и подошла с важным видом.
– История? – спросила чайка, плюхнувшись рядом со мной.
Морские птицы и шелки не понимают язык друг друга. Есть очень много птичьих языков – столько же, сколько видов морских птиц. Но мы можем общаться на очень упрощённом варианте птичьего языка.
– На языке шелки, – прочирикал я, но чайка всё равно осталась.
Когда бабушка заговорила, её голос зазвучал глубоко и проникновенно.
* * *
– Давным-давно на древних берегах жила маленькая шелки по имени Риона. Её клан всегда устраивал лежбище на островах Скеллиг вдали от материка. Воды кишели рыбой, а небеса содрогались от криков оранжевоклювых буревестников и серых кайр. Но прекраснее всего было то, что поблизости никогда не было ни единого человека.
Однажды на горизонте появилась лодка – коракл. Она причалила к Большому Скеллигу, и на берег сошёл человек в коричневом одеянии…
Приплывшие вслед за ним люди уходили на вершину и строили там каменные хижины. Они жили уединённо, пели диковинные песни во славу своего бога и не представляли никакой угрозы.
Однако позже пришли другие, алчные люди. Их лодки тащили длинные спутанные верёвки. Словно огромная зияющая пасть, они хватали всё на своём пути. Черепахи, дельфины, тюлени, съедобное или нет – сетям было всё равно. В каждую нить была вплетена сама смерть. Мама Рионы предупреждала её снова и снова: «Никогда, никогда не приближайся к сетям! Они схватят тебя, запутают, свяжут, и ты утонешь».
Как-то вечером Риона погналась за дельфином и напрочь забыла о времени. Когда она наконец вернулась, её мама воскликнула: «Бестолковый детёныш! Я вся изволновалась, а вожак лично отправился искать тебя. Ох, как он тебя отругает, когда вернётся!»
Риона свернулась калачиком на скалах, боясь предстоящего выговора. Луна взошла и вновь опустилась, но вожак так и не вернулся. И теперь другой страх охватил сердце Рионы. Клан собрался на берегу, молча вглядываясь в темноту. Когда забрезжил холодный и хмурый рассвет, все отправились на поиски вожака в разные стороны.
Риона поплыла на Большой Скеллиг и искала вдоль берега. Когда она обогнула мыс, огромная чёрная лодка со свисающей с борта сетью предстала перед ней. Двое людей, кряхтя, с трудом вытягивали её. Ох и страшное было зрелище: множество рыб билось в этой сети, жадно хватая воздух! Но самым страшным было неподвижное серое тело в центре – тело вожака, скованное смертью.
Люди вытянули сеть наверх. Один из них радостно воскликнул: «Будет у меня этой зимой отличная тюленья шуба!»
Эти слова пронзили Риону, словно акульи клыки. Если бы вожак не отправился на поиски, он бы ни за что не приблизился к сети. Изменившееся течение, неожиданный поворот – и сеть схватила его и держала под водой, пока он не задохнулся.
Риона бросилась в волны. Отяжелевшее сердце тянуло её вниз, в пучину моря: туда, куда не проникают солнечные лучи, где уже не встречается рыба, – в абсолютную мглу. Она хотела умереть.
Вдруг её озарил серебристый свет, и она услышала голос Луны: «В том, что сети людей убили вашего вожака, нет твоей вины. Ты позволишь этому злу забрать и твою жизнь или будешь жить, сражаясь за свой народ?»
Сияние преобразилось, и в нём Риона увидела шелки, смело бороздящих неизведанные моря в поисках нового дома. Их возглавлял детёныш – Риона.
«Я не смогу», – подумала она.
– Ты обязана, – сказала Луна. – Народ нуждается в тебе. Путешествие ждёт вас.
Риона вынырнула. Собрав всю отвагу, она вернулась в клан и поведала о вожаке, и они скорбели. Затем Риона рассказала о своём виде́нии. Многие усомнились. Они держались за прошлое, боялись неизвестности. Говорили, что она лишь детёныш. Только малая часть почувствовала силу Луны в её голосе.
– Веди нас, и мы пойдём за тобой, – сказали они.
Они плыли наперекор сильнейшим зимним штормам, в незнакомых течениях, изредка засыпая прямо на волнах. И наконец достигли островов, раскинувшихся яркими скалами в море, со множеством бухт без единой лодки. Воды изобиловали лососем и сельдью, пикшей и мойвой. Один из островов походил на Большой Скеллиг, а его вершина пронзала облака. Они назвали его Пик.
Тот клан породил другие кланы, которые разбрелись по берегам этого нового мира. И теперь каждый год мы отправляемся в долгое путешествие, помня отважный поступок Рионы, которая устремилась в неизвестность в поисках нового места для счастливой жизни. Нашего нового дома.
* * *
Голос бабушки затих, её взгляд был устремлён сквозь волны.
– Теперь там тоже люди, – сказала она, медленно покачав головой, и прошептала старинные строки:
Берегись корабля, берегись сетей.
Берегись чёрных ружей в их руках.
Такова природа этих людей —
Ради жира и шкур сеять смерть и страх.



Глава 6 
 Красный клюв 
 
Мы нежились под лучами утреннего солнышка, а Лир тем временем скользил по волнам. Все с интересом наблюдали, задрав вверх головы и хвосты. Я перевернулся на живот и изогнулся, плотно сложив ноги вместе, как поднятый хвост.
– На западе есть лосось, – рассказал, вернувшись, Лир. – Его так много, что стоит открыть рот, как он сам в него запрыгивает. Кто со мной?
Пляж оживился, все ринулись к воде. Я бросился вперёд, разбрасывая ногами гальку, и нырнул. Мгновенно передо мной возник Лир, преградив дорогу.
– Сегодня мы поплывём слишком далеко для тебя, – сказал он тоном, не терпящим возражений. Потом он увидел маму, которая вернулась на берег. – Идём, Уна, – позвал Лир. – Аран сможет позаботиться о себе до полудня. Лосось такой большой и вкусный!
В ответ мама запрокинула голову. В этот момент на берег выползла бабушка. Она быстро взглянула на каждого из нас, уловив выражения лиц, и нарочито громко закряхтела:
– Ох, старые мои кости! После вчерашнего заплыва всё болит, – её голова опустилась. – Я, пожалуй, останусь.
Мама посмотрела на бабушку, потом на меня и на Лира.
– Плыви, Уна, – сказала бабушка. – Мы с Араном пока побудем наедине с нашими историями.
Мама и Лир, улыбаясь, переглянулись, и мама устремилась в воду. Мгновение спустя в центре бухты показались две головы. Их тела сблизились, и вскоре они пропали из вида.
Я вышел на берег, сердито пиная ногами воду. Снова бросили, да ещё и побоялись оставить одного. Они что, вообще мне не доверяют?!
Лишь только я дошёл до бабушки, как она вновь поползла в воду.
– Умираю от голода, – сказала она, на сей раз без всякого кряхтения. – Подожди здесь, я что-нибудь поймаю.
– Я и сам могу поймать, – сказал я, но она уже исчезла.
А спустя несколько мгновений вновь появилась, держа в пасти сельдь. Бабушка взяла рыбу когтями и аккуратно откусила голову, затем острыми зубами сняла кожу, обнажив блестящее мясо.
– Налетай! – позвала она.
Я перевернулся, и бабушка уронила кусок мне в руки. Увы, сельдь была не такая вкусная, как лосось.
На берегу бабушка вытянулась во весь рост на солнышке и похлопала по камешкам рядом с собой.
– Не хочу историй, – сказал я и скрестил руки на груди.
Она заурчала.
– Это хорошо, а то меня в сон клонит. Мои старые ласты нуждаются в отдыхе, – от солнечного марева и дрёмы речь бабушки становилась всё медленней. – Будь рядом и не подходи к воде, а то твоя мама шкуру с меня спустит. Давай, повторяй: от бурных приливов и бурных отливов…
Я вздохнул и продекламировал:

От бурных приливов и бурных отливов,
От водоворотов игривых,
От косаток, акул и людей —
Шелки, беги поскорей!

– Всё правильно, – сказала она, зевая. И, сложив ласты на животе, опустила голову, а спустя мгновение уже доносился храп из её плоского носа.
Я сидел и смотрел на волны. Потом взял дублоны и начал играть, пуская с их помощью солнечных зайчиков по поверхности воды. Затем решил проверить, насколько они твёрдые, и бросил монеты о скалу.
– Хватит шуметь! – заворчала бабушка.
Я подержал кругляши в ладонях и подождал, пока она вновь захрапит, а потом тихонько поднялся на ноги. Мне не хотелось сидеть тут и ждать, пока все остальные вернутся с полными животами и с посвежевшими от приключений физиономиями. Раз уж я застрял здесь, пойду исследовать остров, а бабушка даже не узнает о том, что я уходил.
Я пересёк берег и взобрался по скалистому холму. На вершине оглянулся. Сверху бабушка казалась такой маленькой, что уместилась бы у меня на ладони.
Летевшая с северной стороны чайка начала снижаться и опустилась на землю у самых моих ног. Это была вчерашняя чайка.
– История? – прокричала она, уставившись на меня. Я медлил с ответом, и она клюнула мою ногу. – История!
Я понимал птичий язык лучше всех в клане, но ограничился фразой:
– Большой заплыв. Без чаек.
И позвенел дублонами в руке.
Глаза чайки напряглись.
– Что? – спросила она, глядя на мою руку. – Дай!
Я наклонился и показал ей монеты. Она с недоверием клюнула одну.
– Ничего хорошего, – сказала она. Вероятно, ожидала чего-то съедобного. Затем подняла голову, прислушиваясь к чему-то, чего я не мог услышать, и полетела, не попрощавшись.
Я последовал за ней, прыгая с камня на камень. Путь перегородил утёс, и я взобрался на него.
Обрыв под моими ногами заканчивался бухтой со скалами. В проёмах между ними, с противоположной стороны, можно было разглядеть мелькавшие волны. Посреди пляжа одиноко возвышался гладкий валун, величественный, словно трон великого вождя. Это было отличное место для создания каменных картин.
Я нашёл достаточно широкую расщелину, чтобы протиснуться, и скользнул вниз. Под конец стало тесновато, и я цеплялся за выступы, пока не смог спрыгнуть на землю.
В бушующем прибое я нашёл самые круглые и гладкие камни. Потом залез на большой валун и, усевшись, принялся выкладывать из камешков дугу. Рисунок превращался в крутую спираль: сначала белые камни, потом чёрные, потом кроваво-красные. А на конце огненным хвостом кометы сияли дублоны.
Правда, в центре было пусто, чего-то не хватало.
Я опять полез в прибой, и тут к моим ногам прибило ракушку – круглую, закрученную в спираль улитку, такую же, как моя картина. Превосходно! Выходя из воды, я засунул палец в раковину, надеясь внутри найти что-нибудь съедобное. Однако вместо этого мне на ладонь упало что-то зелёное и блестящее, твёрдое, как камень, и наполненное светом, словно волна. Я поднёс это к глазам и затаил дыхание. Я мог видеть насквозь!
Взобравшись на каменный трон, я положил ракушку в центр спирали и принялся разглядывать мир через своё новое сокровище. Берег, небо, скала – всё стало туманно-зелёным, будто под водой. Камень превратил сушу в океан. Чудеса! Жаль, рядом нет никого, кому можно было бы это показать!
Вдруг раздался крик чайки:
– Смотри!
Она глядела в просвет между скал. Я не видел ничего, кроме волн, но потом услышал странный плеск – такой не издаёт ни один зверь и ни одна птица. Что-то приближалось, звук становился громче и громче.
Появился огромный красный клюв.
Ещё всплеск, и тварь появилась целиком. Изогнутый живот загородил просвет, заслонив собой море. Это нечто была огромным, размером со взрослую косатку.
Но при этом было покрыто не кожей, как все киты. Чудовище было покрыто деревом.


Глава 7 
 Один 
 
Лодка. А не просто пятнышко вдали, каким я видел их прежде. Я заворожённо уставился на неё.
Плоский деревянный плавник вонзался в воду. Сверху его держала человеческая рука – это точно была она, но у запястья кожа становилась оранжевой. Я наклонился вперёд, вглядываясь сквозь проём. Лодка шла вперёд, оставляя за собой пену…
Вдруг прямо передо мной вверх взмыл столп воды.
Я припал к земле. Сердце колотилось. В облаке брызг на меня надвигалась фигура – бабушка!
– Беги! – рявкнула она. Глаза её сверкали.
Меня пронзило осознание происходящего. Лодка приближается к мысу. Вскоре человек проплывёт мимо скал. Он увидит бухту, валун и меня.
Я спрыгнул с валуна и в ту же секунду, приземлившись, рванул к скале.
Ещё один всплеск: громче, ближе. Я обернулся и замер – с вершины валуна яркими золотистыми бликами играли на солнце дублоны.
Я повернул назад. Бабушка рычала позади и толкала меня вперёд. Чайка кричала, предупреждая об опасности.
– Он увидит! – произнёс я. – Поймёт, что я здесь.
Бабушка проследила за моим взглядом. Она вскинула голову.
– Я заберу. Беги.
Я бросился к утёсу и, взобравшись к расщелине, протиснулся в её темноту.
Послышался всплеск – в бухту вползла кроваво-красная лодка. Остроклювая, с широким брюхом и ровным срезом сзади, словно ей отрезали хвост.
Была ли эта лодка такой же, как та, что убила вожака Рионы?
Она ползла, борясь с прибоем. Человек сидел спиной ко мне. Оранжевая кожа на его теле и руках свободно висела мешком, как у морского слона. Она морщилась, когда он работал деревянными плавниками. Сейчас человек повернул голову в сторону берега. Его волосы были коротко обрезаны, а на щеках и подбородке росла тёмно-коричневая шерсть.
Меня подташнивало. Я думал, что люди выглядят так же, как шелки в длинноногом обличье, а не как… это.
Лодка заползла на берег. Камни царапали её брюхо, словно зубы кость.
Мои глаза уловили быстрое движение – бабушка взбиралась на валун. Он был крутой, и ей пришлось практически встать на хвост. Хрипя от напряжения, она потянулась ввысь и перевалилась на камень, смахнув плавником завитушку из золота и гальки в расселину.
Человек выбрался из лодки. Его ноги были чёрные и опухшие. Или… или они были покрыты чем-то вроде шкуры? Может быть, обвислая кожа тоже была лишь верхним слоем? Она отвратительно висела и, должно быть, мешала ему. Зачем он носит её?
Может быть, с его собственной кожей было что-то не так.
Он ухватился за клюв лодки и потащил её на берег. Намотав верёвку на бревно, крепко её затянул. Затем обернулся и посмотрел на бабушку.
Её спина блестела, голова крутилась из стороны в сторону. Человек направился к ней.
Оттолкнувшись ластами, бабушка соскользнула с валуна и приземлилась на шуршащую гальку. Теперь она будет атаковать его, чтобы не подпустить ко мне. Она прогонит его, как когда-то прогнала моржа. Я подался вперёд, с нетерпением ожидая увидеть сильные когти, оскаленные зубы, свирепый рык.
Но бабушка уползала прочь от человека. И от меня. Она бросилась в воду и исчезла в водовороте пены.
Я остался один.
Глава 8 
 Все знали 
 



Воздух вырывался из моих лёгких, словно я тонул. Я был один на один с человеком, не имея ни клыков, ни когтей для защиты.
Меня трясло. Я протянул руку, чтобы взять что-нибудь, и ладонью ощупал острый камень. Если получится вытащить его, у меня будет оружие. Как можно тише, стараясь не шевелиться, я расшатывал булыжник в скале.
Человек внизу взобрался на валун и обозревал море, словно завоеватель, осматривающий свои владения. Потом он сел на край, свесив ноги.
Человек запустил руку под отвисшую оранжевую кожу на груди. Казалось, кожа имеет углубление в этом месте, похожее на мешок клюва пеликана. Я с удивлением смотрел, как незнакомец достал оттуда страшный серебряный зуб. Какой хищник мог иметь такой длинный, тонкий и прямой зуб? Его кончик блестел, точно лёд. Я дрожал, но не мог отвести взгляда.
Человек вновь вытащил что-то сбоку и начал разворачивать с шуршанием, присущим сухим водорослям. Он достал что-то похожее на кусок мяса. Зуб блестел и резал – человек подносил тоненькие волокна ко рту. Он резал и жевал, резал и жевал.
Может быть, это был тюлень?
Я сильно толкнул камень. Он хрустнул и вывалился мне в руку. Щебень и каменная пыль с шумом посыпались вниз. Я замер.
Человек обернулся и посмотрел на утёс так, словно до этого не видел его. Он спрыгнул и направился в мою сторону, ступая по хрустящей гальке. В руках ничего не было. Наверное, серебряный зуб остался под кожей на груди. Зуб был таким острым, что мог бы разрезать меня на тонкие полоски, как тот кусок мяса, съеденный человеком. Мама бы не нашла ни кусочка.
Я крепко сжал в руке булыжник.
У подножия утёса человек ухватился за каменный выступ, поднял ногу и начал карабкаться, глядя вверх в поисках следующего выступа. Его глаза были светло-зелёными, не такими, как тёмные глаза шелки.
Человек поднимался всё выше. Он не смотрел в мою сторону, а значит, шёл не на запах, но его взгляд вот-вот должен был упереться в моё укрытие. Он мог услышать стук моего сердца. Он был на расстоянии человеческого роста. Нельзя дать ему возможность выхватить зуб. Мне придётся протиснуться мимо него и спрыгнуть. Я взглянул на груду валунов у подножия утёса, прикидывая расстояние.
Меж волн появилась чья-то голова.
Мама!
За ней показался Лир, а следом и весь клан со свирепыми и решительными физиономиями. Последней появилась бабушка, двигаясь медленнее остальных. Как же далеко и быстро ей пришлось плыть, чтобы привести подмогу!
Они вновь скрылись под водой. По ряби на воде стало понятно, что они приближаются к лодке.
Мама осторожно ползла по берегу. Шелест камешков под ней ничем не отличался от шуршания гальки в волнах прибоя. Оскалив зубы, она перекусила верёвку так, что та повисла дохлой змеёй, и незаметно вернулась в воду.
Вода забурлила, и лодка покатилась по камням назад.
Человек резко повернул голову. Его глаза округлились. Мой клан скрывался под лодкой, и казалось, будто она сама идёт против течения.
– Стой! – кричал он, словно лодка могла его слушаться, но судно двигалось всё быстрее в сторону открытого океана.
Человек спрыгнул и побежал, крича от ужаса так, словно остров был наполнен чудовищами.
Мой страх окончательно исчез. Человек теперь выглядел не опасным, а, скорее, нелепым: его ноги работали быстрее, чем крылья буревестника. Он свернул к валуну-трону, схватил серебряный зуб, который, как выяснилось, всё это время был там, и устремился в воду. Незнакомец бросился вплавь, если это можно было так назвать: от его неуклюжих конечностей было больше брызг, чем пользы. В небе над ним глумились и визжали чайки.
Лодка остановилась, противясь волнам, чтобы человек смог её догнать. Он уцепился за борт и едва её не перевернул, накренив в сторону. Вдруг вода забурлила, и лодка перестала крениться, словно ожидая, когда человек залезет в неё. Едва его ноги коснулись дна, как судёнышко выровнялось и понеслось в сторону мыса. Он ухватился за палки, раскачивая тело взад и вперёд, и лодка скрылась за скалами.
Плеск стих где-то вдали.
Теперь в бухте появлялись одна сияющая голова за другой. Воздух взорвался от фырканья, радостных рыков и громких хлопков ластами по воде.
Я выглянул из укрытия и помахал им, вызвав довольные улыбки в ответ. Я лихо соскочил с утёса и побежал по горячим от солнца камням. Моя семья, мой народ! Они все пришли за мной!
Когда они доплыли до берега, я стал бегать от одного к другому, легко и свободно, вообразив себя верхом на белом от пены гребне волны. Я бросился обнимать бабушку, а потом мы катались по тёплой гальке. Лир вышел на берег прямо возле меня, гордо вскидывая голову так, как если бы изгнание человека было исключительно его заслугой.
Никогда прежде я не ощущал столь сильной любви к своему клану, как в этот момент. Все окружили меня кольцом, их мокрые шкуры блестели на солнце, а мощные спины выгибались.
– Вы видели его? – воскликнула Мойра. – Выражение его лица!
Я вскочил на ноги, высматривая маму. Она же пропустит всё веселье! Мама была в бухте, плавая кругами и опустив голову под воду. Едва я хотел позвать её, как она нырнула и исчезла из виду.
– Хорошо, что мы придержали лодку, а то он бы её до сих пор догонял, – сказал Кормак. – Такие худые и беспомощные руки! – Он бешено замахал ластами, чтобы изобразить сказанное. Я смеялся до боли в животе.
Но потом его слова вдруг отразились в моём сознании. Худые. Беспомощные. Я опустил взгляд на свои собственные руки.
Мойра изогнулась полумесяцем:
– Ты думаешь, только его руки были забавными? А как же дрыгающиеся ноги?
Веселье померкло, когда я опустил взгляд на свои колени, щиколотки и единственные ступни на пляже.
Лир рыкнул, прочищая горло.
– Так, Мойра, – сказал он серьёзным тоном, – в другом обличии у нас у всех есть ноги.
Все настороженно притихли. Все, кроме Мойры.
– Ах, ноги прекрасны для танцев на суше! – продолжала она беспечно. – Я не возражаю против ног как таковых, но ведь всем известно, что в море нужны ласты и хвост.
Мойра засмеялась, но никто не поддержал её. Наконец, почувствовав, что ситуация изменилась, она подняла голову и увидела, что все смотрят на неё.
Тогда Мойра сделала ужасную вещь. Она повернулась и уставилась на меня.
Все повернулись следом, будто ими управлял единый механизм. Все глаза были направлены на меня. Их взгляды выражали то, чего я не мог прочесть. Что случилось? Теперь точно было не до смеха. Тишина сгустилась плотным холодным туманом.
Наконец Мойра фыркнула:
– Ах, Аран, ради всего святого, прекрати смотреть так гнетуще! Я ж, разумеется, не тебя имела в виду!
Все закивали. Напряжение начало спадать.
– Прежде всего ты – часть семьи. Ты один из нас, – Мойра добродушно улыбнулась, а затем добавила: – Хоть твой отец и не из нашего рода.
Бабушка ахнула.
Сначала я не понял, что Мойра имела в виду. Но её слова, словно камень, брошенный на неподвижную гладь воды, поразили весь клан. Волна пронеслась по кругу, оставляя за собой ошеломлённые взгляды и разинутые рты.
Хоть твой отец и не из нашего рода.
Я никогда не интересовался, кем был мой отец. Для шелки это неважно. Поиск партнёра был вопросом времени года, путешествия или встречи в Лунный день. Но тут явно было что-то другое.
– И что там насчёт моего отца? – спросил я.
Все знали. Это было написано на их физиономиях.
– Ну, – начала Мойра, – видишь ли…
– Это должна рассказать его мама, – отрезал Лир.
Мойра крепко сомкнула пасть.
– Мама ныряет, – сказал я. Меня охватило нетерпение, и по телу побежали мурашки. – Я хочу знать сейчас.
Лир и бабушка переглянулись.
Вся надежда была на Мойру. Я посмотрел ей прямо в глаза:
– Говори, Мойра. Кем он был?
– Разве это незаметно? – ответила она. – Твой отец был человеком.
Глава 9 
 Нож 
 



Ото всех подальше я бросился в глубь острова. Глаза щипало от слёз – мир расплывался. В дальней части острова я наткнулся на одинокий клочок пляжа. Упав на гальку, я опустил голову между коленями, свернувшись в клубок и пытаясь втянуть в себя руки и ноги до их полного исчезновения.
Мой отец был человеком.
Они знали, все знали. Они знали об этом всю мою жизнь.
Как я мог быть таким глупым? Слепо верить в мамино «В любой момент, Аран» и ни разу не спросить, почему я отличаюсь от остальных и почему так долго не превращаюсь.
Мой отец был человеком. Тогда кто же я?
Послышался всплеск. Кто-то вынырнул из воды, и брызги упали мне на спину. Я учуял запах маминой шкуры и водорослей, а ещё резкий острый металлический запах, который никак не мог узнать. Рядом со мной что-то звякнуло о гальку, и я открыл глаза.
Это был серебряный зуб, которым пользовался человек.
Красная капля упала на лезвие. Я посмотрел на маму. Складки её рта в тех местах, где она несла это, кровоточили. Красные линии испещрили её мех и казались жутким украшением.
– Это нож, – пояснила она с улыбкой.
Нож. Я вытянул палец и провёл им вдоль лезвия.
Мама хотела предупредить:
– Аккуратнее с…
Поздно. Ойкнув, я поднял палец, кончик которого пересекла тончайшая красная линия.
Мама продолжала довольным тоном:
– Он упал в заросли водорослей, и я долго не могла его найти. По возвращении увидела, что ты отправился в глубь острова. Пришлось намотать пару кругов, чтобы тебя найти, – она поддела нож. – Он сделан из стали.
Половина ножа не блестела. Та его сторона, которую человек держал в руке, была чёрной и округлой. Я не решался поднять нож, боясь повторного «укуса», но затем всё же сомкнул пальцы на его чёрной стороне.
– Он выронил его, забираясь в лодку, – сказала мама. – Теперь он твой.
Мой. Она принесла его мне. Инструмент человека. Для…
– Не возьму, – сказал я, бросив нож на гальку.
– Не переживай. Научишься, и больше никаких порезов.
Я скрестил руки на груди.
– Я научу тебя им пользоваться, – продолжила она. Её улыбка была жуткой из-за кровоподтёков. Я отвернулся.
– Аран, пойми! Ты сможешь срезать устриц со скал и открывать раковины. Ты можешь привязать нож к палке и ловить одну рыбу за другой.
– Я и так ловлю рыбу, – пробурчал я. Вместо рыбы у меня перед глазами стояли человеческие пальцы, державшие нож. Я спрятал руки в подмышки.
– Ты отличный охотник, – сказала мама. – Но теперь ты сможешь ловить добычу покрупнее, срезать головы и чистить…
Я больше не мог её слушать. Раздражение подкатывало комом к горлу. Она врала мне и продолжала врать, притворяясь, что всё в порядке.
Голос мамы звучал словно издалека:
– Аран, что случилось?
Мои руки сжались в кулаки, а голова взметнулась вверх.
– Я не похож на него! – прокричал я.
Мама удивлённо посмотрела на меня.
– На того человека? Конечно нет.
Успокаивая меня, она положила ласт на моё колено.
Я стряхнул его.
– Нет! На моего отца. Я не похож на него.
Она отпрянула как от удара.
У края воды тоскливо и заунывно кричала полярная гагара. Я пожалел о сказанном. Зачем я позволил этим словам вырваться? Лучше бы отшутился с Мойрой и сделал вид, что это неважно.
Теперь было поздно. Мама очень медленно кивнула.
– Пришло время узнать правду, – сказала она.
Глава 10 
 Как все остальные 
 



Мама смотрела на волны. Меня постигло ощущение приближающейся бури от этой истории. Голос мамы стал звучать незнакомо.
– Некоторые считают, что обличье длинноногих существует только для особых обрядов. А в нынешнюю эпоху лодок и самолётов мы должны быть осторожнее и скрываться ещё лучше. Но мне всегда нравилось быть длинноногой. Когда я была моложе, я сбегала, сбрасывала шкуру и часами танцевала. Однажды ночью я заснула на берегу, укутавшись водорослями. Вдруг я почувствовала пристальный взгляд и открыла глаза. Передо мной стоял человек – мужчина. Он был очень красив.
– Ты убежала? – спросил я. Ведь все знают, что надо делать в такой ситуации: схватить шкуру и бежать или уплывать.
Она отрицательно покачала головой.
– Это была светлая ночь, озарённая сиянием Луны. Мне не было страшно.
– Его лицо было покрыто шерстью?
– Нет, оно было гладкое, а волосы на голове – золотые, как солнце.
Я подтянул колени к груди.
– А руки у него были… тонкие?
– Тонкие? Они были очень мощными, и при их виде у меня перехватило дыхание, – она водила ластом по гальке, словно чертила круг. – По его настоянию я накинула на себя его куртку, и мы разговаривали, пока Луна не опустилась за горизонт. Когда он ушёл, я достала из укромного места свою шкуру и поплыла домой, думая, что больше никогда не увижу его. Но, вернувшись туда следующей ночью, я встретила его вновь. А потом следующей ночью, и следующей.
Вскоре мы начали плавать вместе. Я даже перестала прятать шкуру. С ним мне хотелось быть только длинноногой. Каждую ночь я стала задерживаться всё дольше, а однажды утром не вернулась совсем.
Он построил для нас то, что они называют домом, как бы пещеру из дерева. Каждый день он отправлялся на лодке рыбачить, а вечером возвращался ко мне. Он смастерил деревянный сундук для хранения моей шкуры. Время от времени он просил меня превращаться, и мы плавали вместе – шелки и человек, но со временем я перестала доставать шкуру из сундука.
– Ты не плавала? – спросил я.
– Плавала в длинноногом обличье недалеко от дома. Мне не хотелось заплывать далеко.
Я покачал головой, не веря. Зачем кому-то плавать с ногами, если есть выбор?!
– А потом я забеременела. Пока ты рос у меня в животе, мы пели тебе мои песни моря и его песни суши. Он смастерил колыбель в форме лодки. Мы были счастливы.
Однако по утрам, когда его лодка скрывалась вдали, волны начинали звать меня так сильно, как никогда прежде. Я плавала с утра до ночи, забыв обо всём другом, пока однажды вдруг не почувствовала: маленький шелки нуждается в глубоководных морских ритмах. Чтобы с тобой ничего не случилось, мне была нужна моя шкура.
Я вернулась домой, открыла сундук… – Её голос дрожал. Она замолчала и глубоко вдохнула: – Моя пятнистая серая шкура, мой путь в море, – она пропала.
– Нет! – воскликнул я.
Но мама кивнула.
– В ту ночь, когда он пришёл домой, я подбежала к нему и спросила о шкуре. Он посмотрел на меня, ничуть не удивившись, и произнёс: «Но ведь она тебе больше не нужна, разве не так?»
Моё сердце разбилось. Ох, я помнила предостережения древних песен, но думала, что он другой. Какой же я была глупой! Он был таким же, как и все они. Он украл мою шкуру, чтобы я не смогла уплыть. А после твоего рождения он украл бы точно так же и твою шкуру! И тогда ты застрял бы на суше навечно и никогда не осознал бы, что ты – шелки.
Маму передёрнуло. Её страх передался мне, пробежал у меня по спине, и меня тоже передёрнуло.
Она заговорила быстрее:
– Ради тебя я притворилась, что согласна с ним. Но его объятия стали ощущаться иначе – они стали сетями, тянувшими меня вниз.
В ту ночь я не спала. Утром, как только он ушёл, перерыла весь дом: перевернула ящики, снимала половицы, залезала между стропилами. К вечеру я всё прибрала и притворилась улыбчивой и весёлой. Изо дня в день я искала. Ты пинался у меня в животе, словно хотел сказать: «Поторопись!»
В конце концов я догадалась отодвинуть в сторону каменную плиту крыльца. Под ней в небольшой грязной яме лежала моя шкура.
Я со всех ног бросилась на берег, насколько мне позволял мой огромный круглый живот. Потом, присев у воды, попыталась натянуть шкуру. Какой она была тесной! Я выдохнула из лёгких весь воздух, втиснулась в неё – и вновь увидела мир своими морскими глазами. Я бросилась в воду.
Моё сердце колотилось.
– Ты ушла, чтобы я стал шелки, – произнёс я, пытаясь переварить услышанное.
– Ты и есть шелки. Однажды у тебя появится шкура и ты сможешь нырять глубоко и свободно.
– Но… – я не хотел произносить этого, – существуют ли такие?.. Такие?..
Её голос стал жёстче и настойчивее:
– Такое случается. Иногда ребёнок рождается человеком и остаётся на берегу с родственниками-людьми. Но я знала, что ты родишься шелки. Я и сейчас это чувствую. Это твоя природа, Аран. И твоя судьба.
Она была так уверена! Однако…
– У меня один глаз голубой, – сказал я.
– А другой – карий.
– В волосах есть светлые пряди.
Она свирепо посмотрела на меня:
– Ты не нуждаешься в пресной воде, так ведь? А люди без неё не могут. И ты никогда не мёрзнешь. Вот тебе и доказательства.
– Они мёрзнут?
Впервые с того момента, как я узнал правду, она улыбнулась:
– С чего бы им тогда носить нелепую одежду?
Одежда – так называлась их обвислая верхняя кожа.
Моих ног коснулась вода, и я посмотрел вниз. Теперь они выглядели иначе. Всё моё тело выглядело иначе.
Я поднял камень и швырнул его в воду.
* * *
Когда вокруг нас сгустилась ночь, мама положила голову на камни. Я растянулся на берегу чуть поодаль. Я был признателен маме за то, что мы остались ночевать здесь, вдали от клана. Прилив закончился, и начался отлив…
Я плыл, но моё тело было каким-то другим. Фонтаны брызг отлетали от моих рук. Почему они были такими неуклюжими? Морщинистая оранжевая шкура покрывала мою кожу, обвисая и болтаясь при каждом моём движении. Её вес тянул меня вниз, как камень. Я проваливался в пучину всё глубже и глубже, до тех пор, пока моя грудь не стала разрываться. Нужно срочно сбросить эту шкуру! Я запускаю в неё пальцы и сильно тяну, и она начинает отрываться вместе с клочьями моей кожи. Я разделал себя как рыбу. На запах крови потянулись акулы…
От испуга я проснулся, хватая ртом воздух. Меня окружала темнота. Подо мной были жёсткие камни, я услышал шум волн и мамино дыхание.
Мама уверила меня, что шкура скоро появится. Всё, что мне нужно делать, – это ждать. Но как теперь можно просто ждать, зная о том, что таится во мне? В один прекрасный день моя другая сущность может начать разрастаться сорной травой, опутывая моё «Я», пока наконец не останется ничего, кроме алчного, жестокого двуногого человека.
Лёгкое сияние за завесой облаков указывало, где притаилась Луна. Она вообще знает о том, что я здесь? Мне хотелось дотянуться и раздвинуть те облака. Возможно, тогда бы она наконец увидела и вспомнила, что оставила меня здесь, в этой коже.
Глава 11 
 Его 
 



С ножом в руке плавать не так удобно. Вот почему следующим утром я отправился к месту лежбища клана по суше, в то время как мама уплыла вперёд.
С вершины скалы я посмотрел вниз. Клан собрался в тесный кружок вокруг мамы. Лир посмотрел вверх и увидел меня. Он сказал что-то остальным, и они разбрелись.
Я спустился, и меня встретили слишком радушно, делая вид, что ничего не изменилось.
– Хочешь рыбу? – спросила Мойра. Она бросила одну рыбёшку к моим ногам, будто извиняясь.
Я покачал головой и сел, облокотившись спиной на кедровое бревно. Бо́льшая часть твёрдой коры осыпалась, обнажив нежный верхний слой древесины. Я положил нож перед собой на гальку и посмотрел на остальных, молча призывая высказаться. Они беспокойно взглянули на нож, а затем отвернулись. Таким образом, никто из нас не хотел вспоминать о случившемся.
Я стал снимать с кедра длинные стружки. Кучка рядом со мной росла. Я обматывал стружки вокруг своей руки.
Кормак сдался первым. Повернувшись к Лиру, он сказал:
– Раз уж все собрались, надо уходить.
– Но это прекрасная стоянка, – сказала Мист.
Кормак наклонил голову в мою сторону:
– Человек мог его видеть.
Его. Будто у меня нет имени.
– Он не видел меня, – я так крепко натянул стружку, что она оставила полоску на коже. – И даже не учуял моего запаха.
– Значит, можем остаться, – Мист провела ластом по земле.
– Остаться? – проговорил Кормак. – После того, что мы творили с лодкой человека? Он, скорее всего, всё рассказал другим людям. Всё необычное сразу привлекает их внимание. Они придут сюда.
Бабушка прищурилась:
– Если они увидят его – мальчика, живущего с тюленями…
– Не волнуйтесь, – успокоил Лир. – Мы уйдём отсюда задолго до их прихода.
Я продолжал отрывать полосы кедрового луба, скручивая и связывая их в узел и при этом упорно глядя на свои руки. Лишь бы не поднимать глаза. Что бы Лир ни говорил, все понимали: клан должен менять место из-за того, что я застрял в этом дурацком теле (потому что Луна совсем позабыла обо мне).
– К западу есть много скал, – продолжил Лир. – Нам по пути. Уна и Аран могут подождать там, пока мы не вернёмся после Лунного дня.
Сплетённая верёвка была длиной с мой нож. Я перевернул её и начал плести дальше. Все продолжали обсуждать путешествие на праздник Лунного дня и открытые уши Луны. Как всегда, никто не брал меня в расчёт.
Но на сей раз всё будет иначе. Я затянул крепкий узел. Я не смогу спокойно ждать, зная, что таится внутри меня. Из всего клана я был единственным, кому нужно было обязательно взобраться на Пик. Я должен оказаться там, где Луна наконец увидит меня и услышит мои молитвы.
Мои плечи расправились, и я вздёрнул подбородок.
– Я тоже отправлюсь на праздник Лунного дня, – заявил я.
Наступила внезапная тишина. Мама испугано сморщила лоб. Я заговорил громче:
– Вы сами сказали, что Луна за восемнадцать лет ещё не подходила так близко. Достаточно близко, чтобы услышать каждую молитву. Нужно, чтобы она услышала и мою!
– Но Аран, – сказала Мойра, – ты не можешь плыть без шкуры.
Я тряхнул головой, сглотнув:
– Туда ведь нужно просто доплыть.
– Вот именно! У тебя есть только ноги – уплыть так далеко просто невозможно.
– Раз уж у меня есть только ноги, – сказал я, скручивая две верёвки в одну, – значит, ими и воспользуюсь.
Мойра ошеломлённо смотрела на меня:
– Не выдумывай! Ты не сможешь. И кроме того, это неблагоразумно. Подумай, как сильно ты замедлишь наше движение.
Я вскочил на ноги и посмотрел на неё сверху вниз:
– Тогда я отправлюсь один!
Все вдруг заговорили об опасностях, исходивших от лодок и самолётов, косаток и акул, и о длительности пути. Бабушка была не против остаться со мной, а Кормак забормотал про угрозу всему клану, если меня заметят…
– Хватит! – рявкнул Лир. – Обсудим это потом. Будьте готовы завтра утром с высоким приливом отправиться в путь.
Я больше ничего не хотел слушать. Схватив свою охапку кедровой стружки, я побежал к скале и взобрался на неё, цепляясь одной рукой. Потом, обернувшись, взглянул на них. Грудь моя ходила ходуном. По камням я двинулся на вершину острова, где никто не смог бы меня достать.
Я был не настолько глупым и понимал, сколь опасно такое путешествие – в одиночку, в обличье длинноногих. Но у меня не было выбора. Несмотря на акул и штормы, я должен попасть на праздник Лунного дня. Нож следовало взять с собой для самозащиты. Нужно было придумать, куда деть его во время плавания, чтобы руки оставались свободными.
Я сел, скрестив ноги. Рядом лежала кучка полосок кедрового луба. Теперь, когда я понимал, что мне следовало изготовить, работа спорилась, ленты скручивались и связывались ряд за рядом. Вскоре у меня получилось крепкое гибкое плетёное полотно длиной с клинок и в два раза шире. Я сложил его пополам и, продевая полоску луба туда и обратно, сшил края воедино. Затем, измерив окружность икр, смастерил из волокон ремешок-подвес. В итоге чехол для ножа был готов.
Я привязал его к голени, вложил туда нож и встал, чтобы ощутить его вес. Затем потянулся к чехлу и выхватил нож. Получилось слишком медленно. Такими темпами я вряд ли успею защититься от внезапной атаки. Я попробовал ещё раз – теперь уже чуть быстрее. Но ведь мне придётся проделывать это в океане, а не на суше.
Я спустился и отправился тренироваться в глубине острова, подальше от клана. Проходя мимо тёмного хребта, я услышал голос с противоположной стороны. Лир. Я остановился, пытаясь разобрать слова.
– Ты же знаешь, что тебе нужно идти, – говорил он.
Я взобрался на хребет и выглянул из-за него. Далеко внизу в небольшой бухте лежали рядышком мама и Лир. Их плечи соприкасались. Волны омывали хвосты.
– Мы больше никогда не увидим такой встречи кланов, – сказал Лир. – К тому же… – В его голосе появилась одновременно настойчивая, тёплая и печальная нотка. – Ты можешь дурачить остальных, Уна, но не меня. Луна взывает к тебе, беспрестанно тянет тебя, как приливы и отливы. Ты не можешь сдерживать её зов вечно. Даже если Аран…
Шум волны поглотил следующие слова, но я увидел несчастное лицо мамы и прикосновение к ней Лира. Что-то сжалось в моей груди. Затем он сказал:
– …спать в открытом море. Он никогда не…
Острые камни впились в ладони. Я отошёл от края, спрыгнул и бросился со всех ног к пустынной части пляжа.
Я им покажу. Я сам приплыву на праздник Лунного дня и получу шкуру – и тогда стану быстрее всех. Они не смогут тягаться со мной.
Глава 12 
 Упряжка 
 



Я плыл под водой против бурунов, держа нож в руке, когда мама, появившись, начала приближаться ко мне. Она несла в пасти длинные ленты кедрового луба. Мама подняла голову, изогнулась и, взмахнув ластами, устремилась к поверхности. Я на миг остановился, сжав челюсть, и засунул нож в чехол. Я не поддамся на её уговоры отказаться от путешествия.
Но когда я поднялся, она уже унеслась сквозь сгущающийся туман – прочь от острова, прочь от клана.
Я в недоумении оглянулся на берег. Остальные отправились на новое лежбище раньше? Она вела меня туда? Я поплыл следом, ощущая на ноге непривычную тяжесть ножа.
Я не видел никаких скал, но мама вдруг вылезла из воды и взобралась на камень. Я взобрался следом. Она бросила свою ношу в такую большую кучу кедрового луба, которую можно было натаскать лишь за несколько рейсов.
– Где остальные? – спросил я, оглядываясь по сторонам. – Что мы здесь делаем?
Мама глубоко вздохнула:
– Аран, я решила, что ты прав. Ты должен быть на Пике во время обряда, и я сделаю всё, чтобы ты добрался туда. Мы отправимся туда вместе.
– Вместе? – спросил я, не смея себя обнадёживать. Она кивнула. – Правда?
– Правда, – ответила она. И просияла, подобно лучу света, пробившемуся сквозь туман. У меня словно камень с души свалился. Я запрокинул голову и разразился радостным смехом, «брызнувшим», словно китовый фонтан. Потом, широко раскинув руки, закружился на месте, всё быстрее и быстрее, пока не упал в воду.
Выбравшись, я начал отряхивать воду с волос.
– А где остальные? – теперь уже мной овладело нетерпение. – Как тебе удалось уговорить Мойру? Ты рыкнула на неё? Я буду очень быстро плыть, я вас совсем не задержу, я…
– Видишь ли… – мамина улыбка слегка померкла. – Нам понадобится больше времени, поэтому мы с тобой отправимся одни.
Я проигнорировал укол разочарования. Это неважно, ведь я попаду на обряд.
– Нам надо подготовиться, – мама поискала что-то в куче и вытащила зубами толстую верёвку из луба. Подобно моим верёвочкам, она была так же перекручена и переплетена, однако толще и крепче. Чтобы сплести её, маме явно приходилось сбрасывать шкуру, и это весьма меня удивило, ведь она практически перестала превращаться.
Мама обмотала верёвку вокруг моей ладони.
– В моих руках это получается менее ловко, чем у тебя, – будет быстрее, если ты доплетёшь это сам.
Я посмотрел на неё с недоумением:
– Что это?
– Упряжка, – в её голосе послышалось лёгкое раздражение.
– Упряжка?
– Ты затянешь её на мне и будешь держаться за неё, чтобы не свалиться со спины. Эта идея посетила меня, когда ты мастерил ножны, – она кивнула в сторону ножа на моей икре. – Не волнуйся, я объясню, какой длины должна быть верёвка и как соединить детали. Работай живее – завтра рано утром мы отправляемся.
Я всё ещё недоумевал:
– Но мама, я не хочу быть на твоей спине. Я поплыву. Я должен прибыть на праздник самостоятельно – таково правило.
– Правило? – она уткнулась носом в полоски луба, чтобы не смотреть на меня. – Другая ситуация – другие правила. Наш случай не похож на те, что подпадают под правило: на вершину Пика самостоятельно не взбираются новорождённые, слишком старые или слишком больные, – она повернулась на север. – К тому же у тебя нет времени добираться вплавь. Полнолуние через шесть дней. В тюленьем обличье уйдёт три дня. С тобой на спине – пять дней. И придётся спать в открытом океане. Как видишь, нам нужна упряжка.
Мне казалось, что это неправильно, но мама была настроена решительно. И раз уж это единственный для меня способ добраться вовремя…
Я сел рядом с кучей луба и поднял две полоски.
– Тем не менее, – сказала мама, – пусть это останется между нами, хорошо? Остальным лучше не знать о том, что ты будешь добираться туда не самостоятельно.
Я громко сглотнул, а затем взял ещё одну ленту.
Мама одобрительно кивнула.
– Плети в три ленты, покрепче, – сказала она, – вдвое длиннее моего тела.
Какое-то время было слышно лишь биение волн и шелест работы в моих руках. Мама подавала мне ленты, а верёвка становилась всё длиннее. Туман сгущался, обволакивая нас всё больше.
Мама начала напевать. Это был один из моих любимых мотивов истории о сотворении. С самого моего детства мы пересказывали эту историю вместе. Её спокойный голос давал мне понять, что в этом мире царит порядок.
Теперь уже я прошептал:
– Вначале…
Мама улыбнулась и подхватила:
– …была Луна. Она вращалась вокруг сухой пустой планеты под названием Земля.
– И ей было одиноко, – сказал я.
Мама кивнула:
– В глубоком одиночестве Луна вздохнула. Её вздох превратился в музыку – в прекрасную тоскливую песню, и из твёрдой, каменной земли выступили крошечные капли влаги. Они танцевали под её песню.
– Это был лёгкий туман, – сказал я, протягивая руку. Мама передала мне ещё одну кедровую ленту.
– Да, клубившийся туман. Луна запела громче. Капельки становились большими и превратились в дождь, падающий на лицо Земли, – мама повернулась ко мне. – Спой это со мной, Аран, как ты будешь петь на обряде.
Мы запели вместе:
– Да здравствует дождь, благословенный дождь, к бытию порождённый песнью Луны.
– И что тогда сделала Луна? – как всегда, спросила мама.
– Она запела ещё громче.
– Да. И чем громче она пела, тем сильнее лил дождь, до тех пор, пока суша не превратилась в Океан.
Я сделал глубокий вдох, и мы запели:
– Да здравствует океан, великий и серый, к бытию порождённый песнью Луны.
Мы начали слегка раскачиваться из стороны в сторону, так, что верёвка из луба ритмично заколыхалась вместе с нами.
– Луна скиталась по небесам, – с выражением сказала мама. – Воды следовали за ней, желая поймать каждую бесценную ноту. Они поднимались по её указу, вздымаясь гребнем, низвергаясь с высоты. Так родились волны.
Я пропел:
– Да здравствует пена волн белая, как первый туман, к бытию порождённая песнью Луны.
Мы перестали раскачиваться – пришла пора петь про сушу.
– Волны отхлынули так, что острова подняли свои вершины из воды, – продолжала мама. – Теперь земля была готова принять жизнь. Луна взирала сверху на свои деяния. Местом, полюбившимся ей более всего, была полоса прибоя, где в изменчивом танце вода и песок поочерёдно сменяли друг друга. Кто достоин этого места? Луна вновь запела, но теперь каждый тон, достигая этой мерцающей полосы, превращался в шелки.
Я торжественно произнёс следующий куплет, и моё сердце переполнилось чувствами – Луна в тот момент взывала ко мне:
– Да здравствуют создания! Покорители волн и берега, к бытию порождённые песнью Луны.
Последние звуки песни унеслись в море. Следом улетучились и гнетущие меня сомнения. Я достигну Пика и тоже буду к бытию порождённым песнью Луны.
Туман вплетался в ночную мглу, в которой я уже едва мог различать охапку кедрового луба.
– На сегодня хватит, – сказала мама, практичная, как всегда. – Подними куда-нибудь повыше, чтобы с упряжкой ничего не случилось, а утром закончим. Нужно хорошенько выспаться, – она переползла за линию прибоя, потянулась, а затем свернулась, устраиваясь поудобнее.
Но мои голова и сердце, переполненные чувствами, не давали мне уснуть. Я попытался разговорить маму:
– А Луна и людей сотворила?
– Луна сотворила всё живое, – её сонный голос был медленным и тягучим.
– Почему она дала им только длинноногое обличье?
– Ну, она не хотела бы, чтобы вся эта прекрасная земля пропадала даром, так ведь? Вот кто-то и должен был на ней поселиться.
Мама сказала в шутку, но в этом было здравое зерно. Некоторые люди жили очень далеко на суше, и, будь у них ещё и шкура, они бы умерли от тоски по морю.
– Мам, – позвал я. Но ответа не последовало, и её дыхание сливалось с ритмичным шумом волн.
Мне стоило бы последовать её примеру. Нужно было закрыть глаза. Но мог ли я спать? Завтра я отправлюсь в путешествие, которое изменит мою жизнь.
Глава 13 
 Путешествие 
 



На рассвете меня разбудил какой-то скрежет: мама зубами пыталась расправить упряжку. Я вскочил и кинулся помогать. Когда мы закончили, упряжка лежала на песке, напоминая скелет, прибитый к берегу.
Мама перекатилась на неё так, чтобы оказаться прямо посередине. Я измерял, закреплял, затягивал и отрезал лишнее. Затем поднялся, чтобы проверить прочность.
И залился смехом. Мама выглядела нелепо: её гладкое сильное тело было стянуто переплетёнными верёвками. Она полоснула меня таким взглядом, что я тут же замолчал и быстро затянул болтающуюся ленту.
Сквозь расползающиеся клочья тумана просочилось голубое небо.
Мама неуклюже оттолкнулась, но тут же поплыла с присущей ей прежней грацией. Я взобрался к ней на спину, засунул ноги в стремена и наклонился.
– Вперёд! – воскликнул я.
– Вперёд! – решительно и твёрдо повторила мама.
Я задержал дыхание, и она нырнула. Над головой сомкнулась вода. Свет танцевал и искрился, и чем глубже мы опускались, тем быстрее он таял в глубине. Мгновение спустя мама взмахнула хвостом, и мы помчались к поверхности и вылетели, разорвав водную гладь.
Я заглотил воздух и залился смехом. Мой восторг разлетался рябью вместе с волнами и лучами света в толще воды.
– Ещё? – спросила мама. Суровые нотки в её голосе пропали, мама будто оттаяла – так бывало, когда мы плыли в тёплом течении.
– Ещё! – крикнул я. – Глубже!
На этот раз она погружалась, закручиваясь по спирали, словно водоворот. Стайка анчоусов рассыпалась в разные стороны перед нами, потом рыбки посмотрели нам вслед своими восхищёнными круглыми глазками. Даже в приглушённом свете я видел всё: рыбу с её порхающими плавниками, перебирающую ногами креветку и даже облако планктона. Мы крутились и вертелись в ритме океана, достигли глубины, на которой обычно поворачивали к поверхности, и опустились ещё ниже во мрак. Неожиданный поворот, спираль: мама проверяла, на что способна с моим весом на спине. Но в то же время, играя, она давала мне возможность увидеть, какие красоты меня ожидают. Лёгкость её вращения, изгибы её шеи и хвоста – всё это словно принадлежало мне!
Но мои лёгкие, на самом деле принадлежащие мне, болели, досаждали и колотились.
Я старался не обращать внимания на тяжесть в груди. Не стану всплывать, не стану! Пытался игнорировать головокружение и пульсирующее биение в голове. Но в тот момент, когда мои руки начали разжимать упряжку, мама ринулась к поверхности. Она дышала так же тяжело, как и я.
– Когда понадобится воздух, потяни за упряжку, – сказала она. – Впредь так глубоко нырять не будем. Достаточно игр. Теперь нам предстоит пятидневное плавание. Выдвигаемся.
Мы отправились в путь на север, вдаль от знакомых мест. Мама неслась под водой, периодически выкатываясь на гребне волны, чтобы я мог глотнуть воздуха, и мои волосы трепало порывами ветра, сулящего перемены.
Мы даже не остановились позавтракать. Когда мой желудок заурчал, мама ухватила зубами селёдку и, мотнув головой, бросила её мне. Прежде я никогда не завтракал у мамы на спине. Пока я ел, она двигалась медленнее.
– Давай поплывём быстрее, – предложил я с набитым ртом.
– Нет смысла приплывать туда раньше времени, – сказала она, и я почувствовал, что у неё сбилось дыхание.
Мы плыли весь день. Мимо острова с двумя соснами, сквозь стремительные течения, там, где река впадала в море. В том месте я слез с маминой спины, и она глотала одну рыбу за другой. Затем мы оказались в незнакомых мне местах.
Мы плыли всё дальше в приглушённо-синем сиянии, и прохладная вода скользила по моей коже. Когда мы поднялись, я крикнул приветствие пролетающей мимо маленькой гагаре…
– Тише! – одёрнула меня мама, озираясь по сторонам в поисках лодок, даже несмотря на то, что они находились на большом удалении от нас. Я закрыл глаза, и солнце ярко-красным светом пробивалось сквозь мои веки. Это выглядело так, как если бы я видел силу – ту мощь и грацию, которыми я вскоре буду обладать.
* * *
Солнце садилось, разрывая небо оранжевым и розовым сиянием. Мы находились в открытых водах, где вокруг не было ни единого клочка суши. Когда стемнело, мама велела мне привязать руки и ноги к упряжке и устраиваться на её спине для сна.
– А как же ты? – спросил я. – Как ты будешь спать, если никого не будет на страже?
– Ты же знаешь меня, я могу спать с открытым глазом.
Мне снилось, что у меня есть шкура, что я сам погружаюсь на глубину. Каждый раз, когда я просыпался, мама всё ещё продолжала плыть, двигаясь поверх волн, чтобы я мог дышать.
На следующий день мама плыла медленнее. Я хотел поплыть рядом, чтобы дать ей возможность отдохнуть, однако она, упрямо поджав губы, сказала, что на это нет времени. Она внезапно сильно мотнула хвостом, и мы на какое-то время ускорились.
Когда мне хотелось слезть и поплавать, я представлял праздник Лунного дня. Как это будет, когда Луна позовёт меня в моём настоящем обличье? Возможно, это случится во время церемонии, когда запоёт великий вожак, и мы все подхватим, и я почувствую покалывание в руках и ногах. Я посмотрю вниз и увижу, как моя кожа становится пятнистой. Мои руки будут прижаты к бокам, и шкура начнёт нарастать, и руки превратятся в ласты. Все будут внимательно и так радостно смотреть на меня!
– Луна призвала его! – воскликнут они.
А может, Луна хочет, чтобы я надел шкуру там же, где и все остальные. После церемонии, когда все вернутся в пещеру, чтобы надеть тюленью шкуру перед долгой дорогой домой, стражники воскликнут:
– Что это? Здесь ещё одна превосходная чёрная шкура, самая красивая. Чья она может быть?
Я выйду вперёд и протяну руку.
– Моя, – отвечу я и влезу в неё так, как это делали на моих глазах остальные.
Тогда я смогу скользнуть в воду вместе со всеми. Я практически ощущал гальку толстой шкурой на брюхе, а затем волны, накрывающие меня с головой во время купания, и погружался в пучину всё глубже, и глубже, и глубже…
Чтобы немного поспать, в ту ночь мы остановились на острове, а затем вновь отправились в путь.
* * *
На четвёртый день…
– Мама, смотри, – сказал я и указал ей вдаль.
Мы вынырнули, чтобы вдохнуть. Чайки над головами крутились возле мутного пятна на воде, крича и ныряя за остатками чьей-то трапезы. Вода поднялась куполом.
Мама собралась и насторожилась – такое могло быть только в одном случае: хищник. Мы тут же бросились к торчавшей вдали скале. Водная гладь проносилась мимо в пенном облаке. Я потянулся правой рукой к голени, готовясь в любой момент выхватить нож. Мимо нас яркими отблесками пролетала рыба. Когда мы были у самой скалы, я высвободил ноги…
– Прыгай! – крикнула мама.
Я соскочил, и мама вылетела на скалу, стараясь проскользить по инерции как можно выше. Убежище наше оказалось так себе – небольшая гранитная скала, торчащая над морской гладью.
Обернувшись, я сначала увидел приближающиеся огромные спинные плавники, а потом чёрно-белую дугу громадины.
Косатки!
Я стоял рядом с мамой наготове: мой нож был направлен в сторону косаток. Их было пять. Приблизившись, они остановились и затем начали медленно кружить вокруг скалы, словно желая изучить её со всех сторон.
– Хватайся за камни! – крикнула мама, вжимаясь между двумя выступами. – Они будут бить хвостами по воде, чтобы нас смыло волнами. Скорее!
Я схватился левой рукой за выступ скалы, не убирая нож. Мой пульс напоминал гонимые ветром волны, разбивающиеся о камень. Во мне бурлила некая сила – горячая, красная и готовая сражаться.
Даже их самый маленький спинной плавник был больше, чем мама. Они начали замедляться и остановились…
Передо мной возникла чудовищная голова, и огромный тёмный глаз уставился прямо мне в глаза. И весь мир померк. Остались лишь моя рука, размахивающая ножом, и холодный ум во взгляде косатки, направленном на нас с мамой.
И вдруг, к моему удивлению, голова скрылась под водой так, что остался виден лишь плавник. Он развернулся и двинулся в противоположную сторону, увлекая за собой остальных. В тишине мы смотрели, как они то погружались, то вновь показывались, постепенно уменьшаясь вдали.
Я сунул нож обратно в чехол.
– Слава Луне за то, что они были сыты, – выдохнула мама. Её ласты дрожали. Она поймала мой взгляд и перекатилась так, чтобы спрятать их под себя.
Но моя кровь ещё бурлила. Я чувствовал, что способен на что угодно! Мне хотелось нырнуть и разметать своей дикой энергией волны, но мама настояла, чтобы ещё немного побыть на скале.
– Так мы точно удостоверимся, что они ушли, – сказала она, но я видел её изнеможение.
Мы начали движение пополудни. Мамино тело было сильно напряжено, в некоторых местах упряжка натёрла мозоли. Я вновь напомнил, что могу двигаться самостоятельно. Она лишь отрицательно покачала головой и продолжила плыть то на поверхности, то погружаясь под воду. Солнце опустилось совсем низко, и цвета вокруг стали блёкло-серыми, но мама не останавливалась.
Когда взошли звёзды, она сказала:
– Поспи. Завтра тебе нужно быть в отличной форме.
Я потряс затёкшими ногами прежде, чем вновь засунуть ступни в стремена упряжки. Я снова прилёг на мамину спину и закрыл глаза, но всё думал о завтрашнем дне, о Пике, о встречах с шелки из других кланов и о том, будут ли там мои ровесники. А ещё о Пещере шкур, о подъёме на вершину и об обряде.
Да здравствуют создания! Покорители волн и берега, к бытию порождённые песнью Луны.
Я не думал, что смогу уснуть, но, открыв глаза, увидел мерцающий в воде лунный свет, и затем всё вновь провалилось во тьму.
Я испуганно вскочил, когда мама вдруг резко остановилась и мои пальцы нащупали песок. Небо светлело. Я выбрался на берег.
– Мы на месте? – спросил я, оглядываясь по сторонам в поисках других шелки, но пляж был пуст.
– Пик вон там, – мама указала носом в сторону большого острова, до которого ещё предстояло плыть. Наш островок для привала был круглым и тёмным, а Пик представлял собой серебристую вершину, пронзающую небо. У меня перехватило дыхание. Неудивительно, что добраться до вершины можно лишь в обличье длинноногих.
– Я подумала, что остаток пути ты захочешь проплыть сам, – сказала мама, перевернувшись на бок.
Я бросился снимать упряжку. Несколько движений, и она осталась лежать на песке.
– Спрячь её там, – велела мама, кивнув в сторону скал.
Я уставился на упавшие верёвки:
– Зачем? Мне она больше не понадобится.
– Не хочу, чтобы кто-то её увидел, – она пристально смотрела на меня пылающим взглядом. – Некоторые вещи стоит держать в секрете.
Я нашёл расщелину в скале, расположенную выше уровня прибоя, и засунул туда упряжку. Затем, наклонившись, отвязал ножны и спрятал там же свой нож. После сегодняшней ночи у меня появятся когти.
К моему возвращению мама поймала лосося. Она разгрызла его надвое и бросила мне блестящий кусочек, но я был слишком взволнован и не хотел есть. Пока мама доедала второй кусок, я бродил по узкому пляжу вперёд-назад.
Затем в розовых лучах рассвета мы плыли к Пику. Поначалу из-за привычки держаться за упряжку мои руки были напряжены, но вскоре они уже взметались, как крылья, и ладони разрезали воду без всплеска.
Рассвело, и небо стало голубым. Мир вокруг нас постепенно просыпался. На глубине зашевелилась рыба; медузы «запорхали» к поверхности; пеликаны бросались в воду и появлялись с бьющейся в клювах добычей.
А ещё чьи-то более крупные тела пронзали воду со всех сторон, и их гладкие головы были устремлены к залитому солнцем Пику. Шелки!
Вдруг один из них неожиданно всплыл рядом, с удивлением уставившись на меня. Его шкура была белая, без единого пятнышка, и он был маленьким – меньше, чем кто-либо из членов моего клана. Детёныш, как и я! Я остановился и тоже уставился на него. Он улыбнулся.
Послышался всплеск от удара ластами по воде, и глубокий голос прогремел:
– Не отставай, Финн. Не задерживай нас!
В тот же миг детёныш исчез под водой, бросившись нагонять свой клан.
Теперь мои взмахи казались ужасно медленными, рука следовала за рукой в черепашьем темпе. Всё новые и новые шелки пролетали мимо, оставляя нас позади. Но мама выглядела спокойной. Двигая лишь хвостом, она держалась рядом со мной, и мы плыли на мой самый первый праздник в Лунный день – величайшее собрание кланов, к открытым ушам Луны.
Глава 14 
 Пик 
 



Все направлялись к гладкому пляжу, усеянному галькой, но мы с мамой поплыли к скале из груды камней, укрывшей нас от посторонних глаз.
– Мы с тобой выйдем вместе, – сказала она. Шкура на ней начинала обвисать.
С той стороны скалы до меня доносились громкие приветствия, шлёпанье ластами, топот босых ног и обрывки песен. Было шумно, словно на птичьем базаре во время гнездования.
Шкура с маминых плеч сползла. Её длинные чёрные волосы обвивали тело, а руки плотно прижимались к бокам. Её глаза на фоне бледного лица казались огромными, с таинственным взором, обращённым внутрь себя. Это был взгляд превращения.
Я вскочил на вершину скалы.
– Давай скорее, – сказал я, вытягивая шею и пытаясь осмотреться вокруг.
Но сейчас маму нельзя было торопить. Когда шкура сползла с неё, она потянулась, вспоминая, каково это – снова иметь руки. Затем растопырила пальцы, один за другим, с тонкими и нежными, почти прозрачными перепонками между ними. Потом потягивалась, по очереди выставляя вперёд свои длинные ноги.
– Можно? – спросил я, приготовившись спрыгнуть.
Мама глубоко вдохнула. Подняв шкуру, она аккуратно сложила её и, взяв под мышку, ответила:
– Можно.
Мы вышли из-за скалы вместе.
Разинув рот, я стоял у самого берега и глядел по сторонам. Весь пляж был заполнен шелки. Вылезая на берег в тюленьем обличье, они с шумом спешили поприветствовать своих любимых, прижимаясь друг к другу носами. В блестящей куче лежали шкуры всех мастей: коричневые, чёрные, серебристые, в крапинку, пятнистые, жемчужно-белые. И в человеческом обличье! Встав на ноги, они бросались друг к другу с распростёртыми объятиями, валялись на плоских камнях, сидели, просеивая песок между пальцами, покрытыми тонкой, нежной кожей. Некоторые несли свои шкуры, взбираясь к чёрному широкому входу пещеры.
Я восхищённо вздохнул: Пещера шкур! Три огромных мускулистых шелки охраняли вход. Один из них был коричневым, другой – чёрным, а третий – тёмно-серым. Это были стражи – единственные, кто на протяжении всей церемонии оставался в тюленьем обличье. Страж должен иметь орлиный глаз, чтобы заприметить незваных гостей, силу кита, чтобы отбить нападение, и громовой голос, чтобы при необходимости оповестить кланы. Шелки не испытывают судьбу. Если люди заявятся на праздник Лунного дня и похитят все шкуры, то таким образом истребят весь народ. Душа шелки умрёт без шкуры. Вот что говорят.
Возможно, когда-нибудь я стану стражем. Я прямо-таки видел это: мою широкую шею, мускулистые плечи, шрамы на шкуре – следы схваток, в которых я принимал участие и победил.
Мама пригладила сложенную шкуру.
– Подожди-ка здесь, – сказала она, сворачивая на тропу.
Я смотрел, как она поднимается в гору и занимает очередь. Достигнув входа пещеры, мама с уважением поклонилась, подавая на вытянутых руках шкуру. Серый страж принял её на сохранение.
Я так внимательно наблюдал за этим, что не видел никого вокруг. Голос позади заставил меня подскочить:
– Почему ты так рано превратился?
Я обернулся и замер. Это был детёныш в длинноногом обличье! Он был крупнее меня, с широкой грудью и сильными ногами, мышцы которых словно укрепило плаванье в океане. Его тёмные волосы спадали до плеч, а кожа была практически белоснежной – на его фоне я выглядел смуглым.
– Твоя шкура… Почему ты поторопился, а не снял её здесь? – вновь спросил он, не дождавшись ответа.
Его глаза горели от любопытства. Это был тот белый шелки, вынырнувший рядом со мной. Лицо его озарилось дружеской улыбкой, открытой и добродушной.
Я был переполнен впечатлениями от толкотни множества тел, шума и криков, да и объяснять было слишком сложно.
– Мне просто так захотелось, – ответил я.
– Счастливый! – его веселье брызнуло на меня, словно лучи солнца. – Я бы тоже поплыл с ногами, если бы мог, как ты. Я никогда не плавал в длинноногом обличье. Наш вожак не позволяет. Как ты так здорово это делаешь?
Какой странный повод для восхищения! Я пожал плечами:
– Видимо, дело практики.
Он наклонился ближе:
– До церемонии ещё долго. Хочешь полазить по скалам?
Ещё бы! Я сбегал предупредить маму, после чего помчался, впервые в своей жизни, играть с другим детёнышем шелки.
Глава 15 
 Финн 
 



Мы убежали от толпы и поднялись вверх по каменной лестнице. По мере того как подъём становился крутым и обрывистым, мы свернули на узкую тропинку. Одна её сторона вжималась в скалы, в то время как другая нависала над крутым обрывом в море.
Шелки остановился, чтобы глянуть вниз.
– Это самое высокое место, куда мне приходилось подниматься. Там, откуда я родом, у нас нет таких вершин.
– Если хочешь, можем обследовать окрестности пляжа, – предложил я. Мне было всё равно, чем заниматься, лишь бы вместе.
Он, вероятно, решил, что я испугался, поэтому сказал:
– Я покажу, как надо идти. Смотри себе под ноги. Эта кожа такая тонкая, что камни могут её порезать.
Я кивнул, сделав вид, будто узнал что-то новое. Пусть он ступает первым и не видит, насколько легко мне идти и насколько загрубели мои подошвы и ладони. Вероятно, в его клане, как и в моём, принимают обличье длинноногих лишь для обрядов.
– Как тебя зовут? – спросил он, двигаясь вверх по тропинке.
– Аран.
– Я Финн. У тебя тоже было долгое путешествие? Очень необычно, когда путешествие совпадает с обрядами. Мы добирались больше месяца. Старейшины сказали Бреану, нашему вожаку, что в этом году мы должны плыть, хоть это и очень далеко от дома.
– Вы прибыли сюда со старых берегов? – спросил я.
Он фыркнул:
– Нет, конечно! Мы приплыли с севера, где острова состоят изо льда. Это настолько далеко, насколько можно заплыть. Хотя некоторые говорят, что ещё севернее, на самом полюсе мира, живут древние мудрецы. Эти мудрецы владеют тайным знанием. Им не нужно приплывать на праздник в Лунный день, они и так всё время беседуют с Луной.
Мы добрались до высокого уступа и улеглись на самый его край, высунув головы. За грудой валунов, в окружении скал виднелся чистый голубой бассейн. Вечернее солнце отражалось в воде, пестревшей у самых камней красно-золотой рябью. В том месте, где вода упиралась в каменную стену скалы, виднелся чёрный проём.
– Пещера, – сказал я. – Пойдём!
Мы вскочили на ноги и побежали искать место, откуда можно прыгнуть в бассейн. Теперь на тропе было полно народу: шелки поднимались наверх. Одна медленно идущая группа подбадривала крошечного детёныша-девочку, пока та едва переступала толстыми шатающимися ножками. Я обернулся к ней через плечо, проходя мимо, – она была вторым детёнышем-шелки, которого я видел в жизни.
Финн словно прочёл мои мысли.
– Я рад, что ты здесь, – сказал он. – Я переживал, что мне не с кем будет играть.
– А где все детёныши? – спросил я, ускоряясь.
– Их не так уж и много. Бреан говорит, что это катастрофа. А всё потому, что люди отравляют океан, вылавливают всю рыбу и делают воду более тёплой. Чтобы наш народ смог выжить, требуется намного больше детёнышей.
– Но ведь здесь, наверное, сотни шелки.
– Это ничто, – Финн указал на волны, на которых несколько шелки приближались к берегу. – Бреан говорил, что эти воды настолько кишели шелки, что в длинноногом обличье через них приходилось перешагивать. Мы потому и проделали такой долгий путь. Некоторые из нашего клана, – он подтолкнул меня локтем в бок, – приплыли, чтобы найти себе пару.
Тропа сворачивала.
– Вот тут, – сказал я. – Если мы заберёмся на эту скалу, то сможем нырнуть прямо в бассейн.
Мы карабкались по направлению к обрыву, а потом стояли на самой его кромке. Вода искрилась так далеко внизу, как если бы мы смотрели на землю с небес.
– Чувствую себя так, словно я – Луна, – прошептал я.
Под нами у самой скалы с шумом пронёсся буревестник.
– А вот и твой почитатель! – сказал Финн.
Со спины буревестника выпало перо, и мы наблюдали, как оно опускается всё ниже и ниже к воде. Внезапно мне захотелось поймать его. Я поднял руки над головой и прыгнул. Воздух обдувал тело, и, когда я пронзил воду, прохлада окутала меня со всех сторон. Я вынырнул с пером в руке.
Финн с восхищением смотрел на меня.
– Как ты это делаешь? – крикнул он.
Находясь в воде, не особо поразглагольствуешь, поэтому я лишь крикнул:
– Просто прыгай!
Он полетел вниз со скалы, размахивая руками и ногами, как осьминог, и шлёпнулся в воду с гигантскими брызгами.
Он вынырнул под одобрительные возгласы, доносившиеся со стороны холма.
– Это мой клан, – сказал он, помахав им. Потом мы поплыли к тёмному проёму пещеры и влезли внутрь.
Ступив в воду, мы остановились. Лучи заходящего солнца заливали светом округлые стены рядом с нами, но пещера уходила дальше, во мрак.
– Ух ты! – воскликнул Финн.
Было слышно, как волны хлюпали обо что-то большое в центре пещеры. Я поплыл туда. В темноте из воды торчал величественный валун. Спереди он имел длинный пологий склон. Я поплыл к его дальней части. В валуне были выдолблены углубления, служившие ступеньками. Я вскарабкался вверх и уселся на вершине.
В этот момент солнце опустилось, и меня озарил яркий луч света. Я высоко поднял перо, словно вождь, воздевающий символ власти. Финн шутливо отвесил поклон.
И тут я начал съезжать – камень оказался прекрасной горкой! – и в конце концов плюхнулся в воду.
– Теперь моя очередь! – крикнул Финн, выхватывая перо.
Мы скатывались на попе, на животе, ногами вперёд, руками вперёд, а камень с каждым разом становился всё более и более скользким. Наши радостные вопли эхом разносились по пещере так, что иногда казалось, будто там внутри кричат сотни шелки. Никогда в жизни мне ещё не было так весело!
Я сидел на камне с пером в руке, когда Финн сказал:
– Я почти не вижу тебя.
Солнце исчезло.
Вдруг громкий звук наполнил пещеру, как будто чей-то неземной голос тянул одну и ту же нарастающую ноту.
– Раковина! – догадался Финн. – Начало церемонии!
Я соскользнул вниз и поплыл так быстро, как только мог. Я не должен был опоздать на самую важную ночь в моей жизни.
Глава 16 
 «На ухо Луне» 
 



Я достиг вершины последнего хребта и замер, потеряв дар речи. Я увидел сотни шелки, собравшихся перед огромной впадиной. Изогнутая поверхность скалы эхом отражала их шарканье и перешёптывания, и эти звуки были похожи на шум далёкого прибоя. Над нами, на расположенном под Пиком выступе скалы, стоял широкоплечий шелки. Белая прядь в его волосах искрилась, словно молния. Это, должно быть, сам Великий вожак всех кланов. На выступе пониже стояла Взывающая к Луне. Её чёрные волосы струились до самых пят.
Финн пронёсся мимо меня в сторону компании, которая так ликовала во время его прыжка в бассейн. Они встретили его объятиями и оханьем при виде его поцарапанных коленок. Я было последовал за ним, как вдруг чья-то рука поймала меня за плечо.
– Вот ты где! – воскликнула мама. Её глаза светились радостным возбуждением.
Лир, Мойра, Мист, Кормак, бабушка – все были здесь. В длинноногом обличье они выглядели совершенно по-другому. Расступившись, они освободили мне место в толпе.
Я было повернулся, чтобы указать им на Финна, но звук раковины остановил меня.
Внезапно всё стихло, и тишину наполнил чистый голос Взывающей к Луне:
– Пой, Луна, напевай песню моря! Воспевай воду, слёзы, свободу, стирая границы меж волною и берегом. Грядёт сладостное превращение, которое делает душу свободной.
Запоминающаяся мелодия подхватила меня потоком, её ритмы зазвучали во мне, совпадая с моим дыханием.
Затем мелодия унеслась прочь, и загремел глубокий голос, словно огромная волна ударила о берег:
– ВНАЧАЛЕ!
Мой взор устремился к выступу. Шелки с молнией в волосах вытянул руки перед собой, его ладони смотрели вверх. Я затаил дыхание. Это не было похоже на ту тёплую, знакомую историю, которую мне пересказывали дома.
Он вознёс руки к небу, и мы, все как один, повернулись к морю. Перед нами была темнота. И вдруг…
Одиночный луч света появился на краю мира. Яркой серебристой дорожкой он пронёсся по волнам к Пику. Я ахнул от неожиданности.
Мои глаза уловили какое-то движение. Высокий мощный шелки положил руку на плечо Финна. Наверное, это Бреан, их вожак. Они вместе смотрели на горизонт, и в их глазах отражался серебристый свет.
Луна медленно и величаво поднималась над горизонтом. Вокруг неё мерцали синие и зелёные всполохи, и она приветливо озарила нас своим сиянием. Теперь мы будем славить и воспевать её шествие к центру неба.
– Вначале, – возгласил Великий вожак, – была Луна. Она вращалась вокруг шара из земли, пыли и камня…
Эта история была мне знакома, но слова звучали другие и по-новому. Казалось, будто это происходит прямо сейчас, впервые: бесплодная Земля, тоскующая Луна. Повествование дошло до того места, когда Луна начала петь. Мелодия без слов, тихая-тихая, словно бриз, ласкала слух. Она отзывалась в моём сердце всеми чувствами, какие я когда-либо испытывал в своей жизни: голодом, радостями и разочарованиями. Сначала я подумал, что это поёт сама Луна. Но пела Взывающая к Луне. Её кожа была белой, как сияние Луны, а волосы – чёрными, как ночь.
Когда накатывал голос Великого вожака, я чувствовал, как песня будто вытягивает влагу из воздуха. Она витала в виде тумана, превращаясь в дождь, который обрушивался на Землю. Когда вожак замолчал, я знал, что делать. Я готовился к этому на протяжении всей жизни. Я возгласил вместе со всеми:
– Да здравствует дождь, благословенный дождь, к бытию порождённый песнью Луны.
Я никогда прежде не слышал этих слов в таком исполнении. Каждый голос здесь становился чем-то бо́льшим: единым голосом народа шелки.
Когда прозвучало последнее слово этой части рассказа, Луна взошла над морем. Она парила, огромная и круглая, ожидая от нас, что мы продолжим петь дальше.
– Да здравствует океан, великий и серый, к бытию порождённый песнью Луны.
– Луна скиталась по просторам космоса, – продолжал вожак, и толпа начала раскачиваться. Когда мы с мамой рассказывали историю, мы двигались легко и играючи. Но теперь сотни шелки раскачивались вместе из стороны в сторону с первобытной, безжалостной силой. Мы были словно волны, появившиеся по мановению Луны, вздымающиеся гребнями и валами и низвергающиеся в глубину, и старались услышать каждую драгоценную ноту её песни.
– Да здравствует пена волн белая, как первый туман, к бытию порождённая песнью Луны.
Мы замерли, став неподвижными, как скала. Теперь мы были островами, появившимися из воды. Луна поднялась выше, освещая меня всё ярче.
Финн посмотрел в мою сторону, и его глаза светились таким же восторгом, какой переполнял меня. Я инстинктивно поднял руку в приветствии.
В этот момент вожак Финна обернулся. Он нахмурился. Я увидел, что его взгляд направлен на мою руку, в которой я всё ещё держал перо буревестника. Это выглядело так, словно я махал им Финну, играя во время священной церемонии.
От стыда я выронил перо. Холодный взгляд вожака скользнул по моим волосам, по моей коже. Он наклонился и что-то шепнул на ухо Финну.
Я задрожал, словно лист на холодном ветру.
Но потом голос Великого вожака вновь увлёк меня:
– …линия прибоя, где воды встречаются со скалами, где тёмное море встречается со светлым песком, где границы постоянно изменяются. Вновь Луна пропела.
Взывающая к Луне пела чистую ноту, округлую и сияющую, словно жемчужина.
Великий вожак тихо произнёс:
– Каждая нота, достигающая этой мерцающей полосы, превращалась в шелки.
Он сделал паузу, и затем его голос загремел:
– МЫ НАРОД, РОЖДЁННЫЙ НА ГРАНИЦЕ МЕЖДУ ЗЕМЛЁЙ И ВОДОЙ!
Одна мелодия прекраснее другой неслась в сторону берега к сверкающей линии прибоя. Теперь Луна была огромной, заполняя всё небо. Воздух был как будто наэлектризован.
Мы с Финном одновременно посмотрели друг на друга, будто нас соединяла нить лунного света. «Друг», – подумал я с глубокой и ясной тоской.
Волоски на моих руках встали дыбом, словно вот-вот должна была ударить молния. Я опустил взгляд. Моя кожа мерцала серебряным светом.
И тут все возгласили:
– Да здравствуют создания! Покорители волн и берега, к бытию порождённые песнью Луны.
Луна была прямо надо мной! Это был тот самый момент!
Я поднял взор и молча взмолился: «Луна, пожалуйста, позволь мне жить в моём истинном обличье, предназначенном мне изначально. Пожалуйста».
Воздух сгустился от возносимых молитв, и мою кожу словно покалывало. Наверное, так всё и происходит! Сначала покалывание, а затем кожа начинает превращаться в шкуру. Я уставился на свои руки.
«Сейчас, – думал я. – Сейчас!»
Глава 17 
 Штормовые волны 
 



Взревела раковина, и Великий вожак объявил:
– Начнём же танцевать!
Я вздрогнул, смущённо озираясь вокруг. Мама была рядом со мной, но вдруг пропала, подхваченная Лиром. Шелки разбились по парам, а я продолжал стоять неподвижно, как камень в бушующих волнах, и пристально смотрел на свои руки. Покалывание прошло. Я пытался сохранить это ощущение, но тщетно – я «хватался за воздух».
Моя кожа по-прежнему оставалась гладкой.
Но моя шкура должна была появится сейчас. Ведь я же почувствовал магическое прикосновение Луны!
Моё дыхание сделалось частым и неглубоким. Я старался не впадать в панику. По крайней мере, я не выделялся из общей массы. Пространство вокруг меня было заполнено ногами, которые дрыгались, прыгали и танцевали.
Ну конечно же, вот в чём дело! Если бы Луна превратила меня сейчас, я бы оказался тут единственным в тюленьем обличье и снова отличался бы от остальных. И мне бы пришлось сразу же вылезать из шкуры. Нет, моя шкура ожидает меня в пещере, а пещера будет опечатана до рассвета.
Финн схватил меня за руку.
– Присоединяйся – это танец шторма! – крикнул он, увлекая меня за быстро двигавшейся цепочкой танцоров. Шелки, который был во главе её, наполовину бежал, наполовину пританцовывал, а его движения передавались следующим по цепочке – танцующие извивались подобно волнам.
– Я искал тебя, – Финн пытался перекричать музыку.
Мои ноги поднимались выше и легче. Может быть, ожидание будет не таким уж и тягостным.
Финн наклонился ближе:
– Ты ни за что не поверишь, что сказал наш вожак.
– Что?
– Он сказал, что твой отец…
Цепочка танцоров двигалась взад и вперёд, и потому я с трудом пытался устоять на ногах. Кто-то взял меня за другую руку.
Я спросил ещё громче, чтобы перекричать гул:
– Что там про моего отца?
– Бреан сказал, что он был человеком. Я сказал, что это невозможно!
– Нет, это правда.
– Что? – он вытаращил на меня глаза. – Это правда?
Как я мог объяснять это там? Нужно было найти укромное место, где мы были бы одни и где у меня была бы возможность подобрать слова. То, что мой отец не был шелки, не имело никакого значения, потому что ещё не успеет окончиться церемония, как я обрету тюленье обличье. Но музыка ускорялась, движения танца становились всё более необузданными, и я никак не мог высвободить руки.
Финн крикнул:
– Он говорил, что ты тоже человек.
– Нет, я превращусь!
– Ветряные волны! – крикнул лидер, и по цепочке быстро замелькали новые движения. Музыка, смех и топот ног эхом отражались от скал. Мы приближались к Пику.
– Я говорил ему то же самое, – ответил Финн, – но он посоветовал взглянуть на твои волосы с забавными светлыми прядями и на твои глаза.
– Один карий, – крикнул я. Эхо от скал повторило насмешливо: один карий… карий… карий…
– Штормовые волны! – выкрикнул лидер. Грянула музыка. Фигура вздымающейся волны начала извиваться в мою сторону.
Финн смотрел прямо на меня:
– Он сказал, что ты никогда не превратишься и мне не стоит…
Цепочка выбросила меня вперёд, и вдруг – раз! – наши руки расцепились. Вздохи, крики и звонкий смех разорвали воздух, когда мы разлетелись в разные стороны. Споткнувшись, я пролетел по камням и остановился, лишь врезавшись в Пик. Выступ над головой загораживал лунный свет.
Сквозь темноту слышались отголоски счастливого смеха. Кто-то крикнул: «Найдите себе партнёров!» Скалы искажали звуки музыки, делая их мрачными и дребезжащими. Мне не хотелось танцевать. Я должен был найти Финна и объясниться.
Я выбрался из своей ложбины и вытер грязь с рук. Все вокруг танцевали парами или небольшими группами. Услышав смех Финна, я поднял голову. Он танцевал в кругу шестерых шелки, плотно прижав руки и отбивая сложные ритмичные шаги, которым я не был научен. Его лицо сияло от восторга. Одним из тех, кто держал его за руки, был вожак их клана.
* * *
Как я мог дожидаться рассвета? Моя шкура нужна была мне уже сейчас. Мне надо было надеть её прямо перед Финном и его кланом.
Я словно видел это: широко раскрытые от удивления и восхищения глаза, голоса, просящие простить их. «Нам следовало подумать, – скажут они. – Разумеется, Луна заботится о своих в эту ночь всех ночей!» Я скромно улыбнусь, принимая извинения, а потом мы с Финном, перекатываясь на брюхе, залезем в воду, чтобы кувыркаться, толкаться и делать сальто назад. Мы будем нырять в пучину, вращаясь вокруг своей оси, пока вожаки наших кланов не постучат по поверхности ластами, чтобы сообщить нам о том, что пора отравляться в обратный путь, и Финн скажет, что хочет плыть со мной.
Нужно было дождаться рассвета, и это удерживало меня от того, чтобы броситься к пещере немедленно. Я заставлял себя сидеть на месте, чувствуя, как камни впиваются в спину, и ждал, что Финн увидит меня и подойдёт.
Одна пара танцевала так вдохновенно, что вокруг собралась целая толпа почитателей, желающих поддержать её. Я увидел взмах руки и волну чёрных волос. Потом кольцо зрителей разомкнулось, открыв пару танцующих, чьи лица сияли, а чувственные шаги следовали один за другим. Притяжение между ними было столь сильным, что напоминало приливы и…
Это были мама и Лир!
Я аж пошатнулся от такой перемены. Я всегда находился в центре маминой жизни, и это не обсуждалось. Это казалось естественным всякий раз, когда остальные куда-то уплывали либо когда над волнами появлялся плавник косатки. Но то, как она сейчас смотрела на Лира…
Я сжал кулаки. Мама может делать что хочет. Наступит рассвет, и у меня появится шкура. В кровь начнёт поступать кислород для глубоководных погружений, а ласты позволят мне мчаться быстрее всех в клане. Маме не придётся всякий раз отставать из-за меня.
Танец завершился под восторженные крики зрителей. Затем мама пробежала глазами по толпе собравшихся, высматривая меня. Я не мог даже и помышлять о том, что она, как всегда, подбежит ко мне и веселье в её глазах сменится теми же думами, которые не давали покоя мне: «Как? Когда?» Поэтому я остался стоять на месте, помахав ей рукой (мол, у меня всё в порядке), и затем растворился в толпе.
Кормак и вожак клана Финна беседовали, близко склонив головы. Это означало, что Финн свободен. Я пошёл высматривать его.
Банкет продолжался внизу, на плоских камнях. Финн сидел сам по себе, глотая креветок.
Я подбежал к нему:
– Вот ты где!
Он испуганно огляделся, затем схватил меня за руку и притянул к валуну.
– Слушай, – сказал он шёпотом. – Мне больше нельзя с тобой разговаривать.
Сердце моё упало.
– Они говорят, – он замолчал и глубоко вздохнул, собираясь с духом, – они говорят, что ты опасен для нас.
– Зачем я буду вредить тебе? – спросил я. – Ты же мой друг.
– Дело не в том, что ты сам захочешь это сделать. Это может произойти случайно. Ты можешь привлечь внимание людей, и они заметят нас. Они поймут, что мы не тюлени. Они поймают нас и отправят в зоопарк.
– Куда?
– В зоопарк. Там люди запирают тебя в металлическую клетку, чтобы другие глазели. Один из старейшин жил на суше некоторое время, а потом рассказывал нам о зоопарках и цирках, где заставляют делать дурацкие трюки ради развлечения. Мы, заметив приближение людей, попытаемся уплыть, а ты не сможешь угнаться за нами.
Я хотел что-то ответить, но всё, что я мог, – это мотать головой всё сильнее и сильнее.
– Может быть, я останусь, чтобы помочь тебе, – продолжил Финн. – Так ведь поступают друзья. И меня в итоге поймают. Это слишком большой риск. И дело не только в людях. Есть же ещё косатки и белые акулы: когда они на твоём пути, иногда только миг отделяет от опасности. Ты слишком медлительный со своими плескающимися…
– Я не плескаюсь! – крикнул я. – К тому же это неважно, потому что я превращусь. И ради этого я здесь!
– Говорят… – он резко замолчал. По его лицу, словно пена прибоя, пробежало сострадание.
В тот момент я хотел уйти, убежать прочь через скалы куда глаза глядят. И в то же время я не мог ничем себе помочь.
– Что… – слова путались, – что говорят?
Он ответил так тихо, что мне пришлось напрячь уши, чтобы услышать его:
– Не все превращаются, знаешь ли.
Во мне что-то сломалось. Моя рука взлетела, и я оттолкнул его на шаг.
– Я получу свою шкуру!
– Если твоя человеческая часть сильнее, то нет. Некоторые из вас не превращаются. Они навсегда остаются такими…
В этот раз я толкнул его так сильно, что он упал. Я взгромоздился на него, сжав кулак для удара. Он перебросил меня, оказавшись сверху, и прижал мои руки к земле, пытаясь удержать их. Я рванулся и, высвободившись, опрокинул его на спину на камни. Креветки и кальмары разбежались. Мы вскочили на ноги и, чуть пригнувшись, замахнулись друг на друга…
Возникшая между нами рука схватила Финна.
– Что я тебе говорил? – Это был Бреан. Его лицо потемнело от гнева. – Он принесёт только неприятности.
Моя грудь вздымалась:
– Но мы не хотели…
– Да ещё и в Лунный день, – продолжал он, не обращая на меня ни малейшего внимания.
Его широкая рука легла на плечо Финна, уводя того прочь.
Глава 18 
 Пещера шкур 
 



Я ждал, ждал и ждал… Звёздное небо поблёкло и стало серым. Последняя звезда исчезла. Из впадины доносилась мелодия, наполненная болью потери и расставания: Взывающая воспевала закат Луны в море.
Красная полоса прорезала небо на востоке, и заревела раковина. Я вскочил на ноги. Пещера шкур открывалась!
Шелки вокруг меня неохотно зашевелились, словно не хотели, чтобы эта ночь заканчивалась. Я пронёсся мимо них к лестнице и полетел, перепрыгивая через две ступеньки. Я достиг пещеры в тот момент, когда стражники отодвинули валун, и встал первым. Рядом никого не было.
Я стоял у входа, протянув руки, чтобы получить свою шкуру.
– Имя? – гаркнул огромный серый страж.
– Аран, – сказал я так громко и чётко, как только мог.
Он ненадолго пропал. Моё сердце билось так, словно вот-вот взорвётся.
Страж вернулся, но с пустыми руками. Я вглядывался в темноту позади него. Мою шкуру принесёт кто-то другой?
– Я её пока не нашёл, – объяснил страж. – Наверное, лежит под чьей-то шкурой. Такое бывает. Приходи попозже.
Я стоял в недоумении, пока кто-то не похлопал меня по плечу, заставив оглянуться. Позади выстроилась очередь. Неохотно я отодвинулся на полшага, но проходившие мимо толкали меня, и я отошёл в сторону, присев на склоне. Мужчины и женщины, молодые и старые, высокие и низкорослые – шелки один за другим подходили ко входу в пещеру и уносили свои шкуры.
Они спускались к полосе прибоя, влезали в шкуры. Затем наступал миг превращения, когда шкура как бы срастается с телом. Берег заполнялся тюленьим стадом: серые шкуры, коричневые, пятнистые и жемчужно-белые…
Белыми были шелки из клана Финна.
Стражи теперь уже должны были найти мою шкуру. Я побежал в конец очереди и занял место. Я крутил головой по сторонам, чтобы видеть, сколько ещё ждать. У входа в пещеру, вытянув руки, стоял Финн. Через мгновение, прижимая их к груди, он уже держал сияющую белую шкуру.
Когда он шёл мимо меня в сторону берега, я наклонился и сказал:
– Финн, подожди меня!
Мне хотелось добавить: «Тогда я докажу, что могу превращаться. Тогда мы сможем поиграть под водой».
Но следом шёл вожак Финна, который жестом велел ему не останавливаться.
И всё же Финн наклонил голову в мою сторону и прошептал:
– Пока, Аран! – а затем добавил: – Удачи!
Я нетерпеливо переминался с ноги на ногу, отчаянно желая получить свою шкуру вовремя, чтобы Финн увидел, как я её натягиваю. Мимо пронеслась Мойра, держа под мышкой свою шкуру. Она плюхнулась в воду, словно не могла ждать ни секунды. Очередь продвигалась вперёд.
На этот раз, когда я достиг пещеры, страж тут же узнал меня.
– Теперь я точно её найду, – сказал он. – Аран, верно?
– Верно.
Прошло достаточно много времени. Но затем он опять вернулся без шкуры.
– Ты уверен, что оставлял её под этим именем? – уточнил он.
Оставлял? Я не мог объяснять ему подробности в присутствии скопившейся позади очереди. Глаза огромного стража впились в меня.
– Это моё имя, – сказал я. – Она должна быть там.
– Дай нам чуть больше времени, – попросил страж. – Мы ещё ни разу не теряли ни одной шкуры. – Он кивком попросил меня отойти в сторону.
Небо уже почти совсем просветлело, когда я снова занял место в конце очереди. Мама подошла ко мне, держа под мышкой свою пятнисто-серую шкуру.
– Прости, что я так долго, – извинилась она.
Во главе очереди я увидел Лира, который протянул руки за своей блестящей чёрной шкурой.
– Я подожду с тобой.
Мама улыбнулась, но было что-то не так в уголках её губ. Внутри у меня всё сжалось. Мама должна была верить больше всех. Я видел её лицо: она молилась не менее усердно, чем я. Но сомнение протянуло к ней свои холодные щупальца. Внезапно я почувствовал, что не могу стоять рядом с ней.
– Уходи! – резко сказал я.
Её глаза округлились от удивления.
– Я хочу ждать в одиночестве.
– Что ж… хорошо, – она медленно пошла к берегу, оглядываясь на меня через плечо.
Позади никого не было. Я был последним в очереди.
Когда я подошёл к пещере в третий раз, на волнах играли лучи солнца. Серый страж увидел меня и кивнул.
– Я посмотрю ещё раз, – сказал он.
Я слышал, как он уползал в темноту: шлёп-шлёп. Его долго не было. Когда он появился, с ним были два других стража.
– Беспрецедентный случай, – сказал серый страж. – Мы всё осмотрели. Какого цвета, говоришь, твоя шкура?
Я помолчал, а затем прошептал:
– Я не знаю.
– Что-что? Я не расслышал. Говори громче! Что ты сказал? Говоришь, коричневая?
– Я не знаю! – в этот раз получилось так громко, что стражи дёрнули головами.
– Не знаешь? – рявкнул серый страж. – Что значит – не знаешь?
Чёрный шелки наклонился и что-то прошептал, и физиономия серого изменилась. Его глаза – глаза этого огромного шелки, выбранного стражем за силу и отвагу, – наполнились слезами.
Земля стала уходить из-под ног.
– Я получу её сегодня, – настаивал я. – Я молился о ней. Она должна быть там. Проверьте ещё раз, пожалуйста!
Он покачал головой:
– Мне очень жаль.
Троица выползла наружу. Позади них зияла пещера, тёмная и пустая.
– Мы должны закрыть её, – объявил чёрный страж. – Быть может, в следующем году…
Они упёрлись плечами в валун и закрыли им вход в пещеру.
Глава 19 
 Что на самом деле имеет значение 
 



Я поплёлся к берегу. Бухта практически опустела. Последние шелки уползали в сторону прибоя, и остался только мой клан. Все, кроме мамы, вернулись в тюленье обличье.
Кормак агрессивно наклонился в сторону остальных. Его голос перекрывал шум волн:
– А я вам говорю, что вы не думаете об опасностях. Удача не может сопутствовать нам вечно. Я разговаривал с белыми шелки и…
Бабушка обернулась.
– Аран! – воскликнула она, подползая ко мне. Когда бабушка остановилась, в её глазах стоял немой вопрос. Тот же самый вопрос, что читался в глазах всего клана.
Я покачал головой. Их головы поникли, и это зацепило меня, словно упрёк.
Немного погодя Лир сказал:
– Всему своё время.
Мама подошла ближе – ах, эти её огромные глаза, полные боли…
Я развернулся на вылетевшей из-под ног гальке и бросился бежать. Мгновением позже я услышал позади шаги маминых ног. Я побежал ещё быстрее. Под ногами были твёрдые камни и клочья водорослей. Я перелез через скалу в конце бухты и то ли прыгнул, то ли упал с другой стороны.
– Уна! – крикнула бабушка. – Оставь его. Ему нужно время.
Тяжёлым, медленным шагом мама побрела к остальным.
Теперь, когда они не могли меня видеть, мои ноги подкосились. Я упал на колени и, сгорбившись, положил голову на свои кулаки, холодные и твёрдые, как камень.
– Ты не превращаешься, чтобы пойти искать его? – Лир даже не понизил голос. Видимо, они думали, что я убежал достаточно далеко и не слышал их.
Мама не ответила, но послышалось шуршание гальки – это она взяла шкуру, затем хлопок – она расправляла её, и звуки, свидетельствующие о том, что шкура надета. Наконец, она вздохнула с такой болью и скорбью, что мир сделался серым.
– Что ты собираешься делать? – спросила бабушка.
Мама ответила задумчиво:
– Поплыву вместе с ним. Он точно начнёт искать меня ближе к ночи.
– Когда прекратит ныть? – спросила Мойра.
Тишина затянулась. Я чувствовал, как Мойра оглядывается по сторонам, пытаясь понять, что сделала не так. Наконец она сказала:
– Я имела в виду, что если он не превратится, то ему придётся привыкать к этому. Вот и всё.
Грубый скрежет гальки, рык мамы, оскаливающей пасть…
– Хватит! – сказал Лир. – Поразмыслим об этом позже.
Я ещё сильнее вжался в скалы.
– Нет, Лир, – сказал Кормак. – Нам нужно решить это сейчас. Мы все надеемся, что Аран превратится, но есть кое-что поважнее. Это вопрос нашего выживания. Севернее вода более чистая, и можно месяцами плавать, не встречая людей. Белые шелки хотят, чтобы мы пошли с ними, но Аран не может…
– Хватит! – повторил Лир громче.
Но Кормак не слушал его:
– Белые шелки считают его угрозой. И честно говоря, даже если бы он смог доплыть так далеко…
Рёв Лира пробрал меня до костей.
В оглушительной тишине он прорычал приказ:
– Кормак, ты уходишь. Сейчас же. Мойра. Мист. Идите с ним. Отправляйтесь на остров с двумя соснами. Все остальные присоединятся к вам позже.
Всплеск, и они исчезли.
Долгое время тишину нарушали лишь звуки прибоя. Потом бабушка ласково сказала:
– Уна, девочка моя! Ты должна посмотреть правде в глаза: возможно, он никогда не превратится.
Я ждал, что услышу мамин рык в свою защиту, но до моего слуха донёсся лишь надрывный плач.
– Ну же, успокойся, – просила бабушка.
Мамин плач вселил в меня ужас.
Хмурые тучи накатили на Пик и заволокли небо.
Ни птица, ни тюлень, ни плещущаяся рыба – никто не видел, как я скользнул в волны прибоя и уплыл.
Я плыл под водой, иногда выныривая подышать. Когда я добрался до острова, солнце было уже высоко. Я достал упряжку, бросил её на землю и высвободил запутавшийся в ней нож, после чего привязал его к голени.
Когда я опять пошёл к линии прибоя, вдруг что-то внезапно свалило меня с ног.
– Не смей больше так делать! – мама кричала и плакала одновременно, уткнувшись мне в лицо. – Ты глупый, глупый детёныш! Ты же мог погибнуть! Я обыскала каждый камешек на Пике. Я думала, ты…
– Я слышал, что сказал Кормак, – прокричал я в ответ, с трудом поднимаясь на ноги. – Вы все погибнете, если останетесь со мной!
– Не говори глупостей! – она стиснула зубы.
– Это правда, ведь так? Ведь так?! Вас могут поймать люди. Или из-за моей медлительности вас догонят косатки. Они нас почти поймали по пути сюда.
– Но мы же спаслись…
– Я видел, как ты испугалась! – Она замолчала. Я встал в полный рост, волны придавали мне сил и уверенности. – Я не хочу жить с кланом, пока у меня не появится шкура.
– Тогда я останусь с тобой, – сказала мама. – Я была с тобой на протяжении одиннадцати лет. И я пробуду с тобой столько, сколько потребуется.
– Остаться? Я не останусь. Я отправляюсь на север, далеко на север, дальше места, где живут белые шелки.
Она покачала головой:
– Ты никогда не сможешь этого сделать.
Её уверенный тон резанул меня до костей, но эта внезапная боль вдруг открыла мне глаза.
– Ты не веришь, что я хоть на что-нибудь способен. Ты не верила в это и в Лунный день. И упряжка была обманом. Вот почему я не получил шкуру. Я должен отправиться на север один и найти мудрецов, разговаривающих с Луной.
– Аран! Никто не знает, существуют ли они вообще.
– Финн говорит, что существуют.
Мама замерла. Потом поинтересовалась:
– Это он сказал?
Слова вырвались из меня яростным потоком негодования и надежды:
– Они живут на полюсе мира, и они волшебники. Но главное, мудрецы знают, как мне получить шкуру. Ты не сможешь меня остановить. Я поплыву.
Мама глубокомысленно переводила взгляд туда-сюда, словно что-то прикидывала. Затем последовал глубокий вздох.
– Аран, – её голос звучал спокойно, – что во всём этом является самым важным? Не преодолеть весь этот путь, а получить шкуру, так ведь?
Я поймал себя на том, что киваю, хотя моё сердце кричало, что не нужно слушать её.
– Именно мудрецы, если они существуют, смогут помочь нам, – продолжала она. – Но отправиться к ним должна я. Я доберусь туда быстрее. И я смогу их убедить, а ты останешься вместе с кланом…
Её слова ошеломили меня и вывели из замешательства:
– Нет! Люди поймают остальных и поместят в зоопарк.
Мамины глаза слегка расширились, и она предложила другой вариант:
– Тогда останься ты, пока клан отправится туда со мной.
Я охнул от изумления:
– Остаться? Без тебя?
Мама никогда не оставляла меня одного даже на ночь. Неужели она верит, что я смогу жить самостоятельно?
Но она продолжала:
– Я выберу место, где ты будешь нас ждать. Но ты должен оставаться там до моего возвращения. Только на таких условиях я смогу отправиться в путешествие ради тебя. Ты согласен?
Это звучало заманчиво. Луна будет наблюдать за мной с небес и увидит, как я самостоятельно выживаю с помощью ума, силы и сноровки. Может быть, это искупит вину за жульничество с упряжкой. Моё упорство словно смыло волнами прибоя.
Я буду сам добывать пищу, пережидать шторма и обходить хищников. Если я поранюсь, никто не сможет мне помочь. Был ли я готов?
– Да, – ответил я. – Обещаю.
Если бы я только знал, куда она меня отправит, то ни за что бы не согласился.
Часть вторая 
 Суша 
 

Глава 20 
 Обещание 
 



Пока мама уплывала в поисках места для меня, я находился с кланом. Все сюсюкались со мной так, словно я был болен. Они приносили мне рыбу, а когда я попросил прекратить это, то пригнали в мою сторону целый косяк, делая вид, что это произошло само собой.
Зачем я согласился ждать с ними? Днём я высматривал на горизонте лодки. Ночью просыпался от каждого шороха. Одна неделя перетекла в другую. Даже бабушка начала нервничать. Почему мама не захотела, чтобы я остался здесь? На случай недостатка рыбы тут хватало моллюсков и мидий, а высокие скалы давали возможность укрыться от шторма. Но она сказала, что найдёт для меня особое место.
Наконец через семнадцать дней мама выбралась на берег. Когда я побежал к ней, остальные уже успели окружить её со всех сторон. Их вопросы сыпались один за другим так часто, что я даже не мог понять, кто в этот момент говорит.
Мама, не обращая ни на кого внимания, повернулась ко мне:
– Нужно сейчас же отправляться, чтобы поймать течение. Сходи и забери свои дублоны.
На обратном пути, после Лунного дня, мы остановились на старом лежбище и подобрали их. Мне было непонятно, почему она считала их настолько важными, но я не собирался спорить.
Я побежал доставать их. Когда сунул руку в расщелину, оттуда вместе с золотом выпал мой волшебный зелёный камень. Я засунул всё это в чехол вместе со своим ножом.
Когда я вернулся, мама с бабушкой о чём-то шептались наедине. Увидев меня, они отпрянули в разные стороны. Бабушка беспокойно сморщила лоб. При виде этого мне стало тошно.
Мама вытащила упряжку на пляж.
Никто, кроме нас, не видел её прежде. Все с недоумением разглядывали плотные коричневые верёвки. Мама перекатилась в центр упряжки, и я начал закреплять завязки на её теле. Кормак отполз назад, прищурив глаза.
– Это ещё что? – воскликнула Мойра.
– Упряжка, – ответила мама, отползая к мелководью.
– Скажи мне, что ты плыла на праздник Лунного дня без неё, – ахнула Мойра. – Уна, ты не могла… он же не…
– Им пора выдвигаться, – сказала бабушка. – Иди сюда, Аран, давай попрощаемся. Глазом моргнуть не успеешь, как снова увидимся.
Я наклонился и обнял её, уткнувшись лицом в бабушкину шкуру, вдыхая тёплый солёный запах, после чего побрёл в воду и взобрался к маме на спину.
Когда она подвигалась в разные стороны, натягивая упряжку поудобнее, я оглянулся на берег. Весь клан лежал в ряд и смотрел на нас. Внезапно Лир выгнулся и хотел что-то сказать…
Мама нырнула. Мы отправились в путь.
– Это всего на пару месяцев, – сказала мама, когда солнце уже садилось. – Один взмах хвоста – и готово.
Я таращился на каждую скалу, островок, туманные очертания суши, гадая, что же за место она для меня выбрала. Её поджатые губы говорили о том, что она сильно переживала, оставляя меня одного. Однако мама была так же связана своим обещанием, как и я – своим.
– Сколько времени вы будете добираться до мудрых отшельников? – спросил я.
– Судя по тому, что Бреан рассказывал Кормаку, меньше одного лунного месяца.
– Как они беседуют с Луной? – продолжал я. – Может, они подплывают к горизонту, где она отдыхает? Или она опускает луч света, который становится твёрдым, как лёд, и они подбираются к ней поближе?
– Может быть. Я не знаю, – в её голосе чувствовалось раздражение, поэтому я поспешил уточнить:
– Как ты понесёшь мою шкуру? Не во рту же, тебе ведь нужно есть. Может быть, они научат тебя песне, которая превратит меня, или…
Мама нырнула, давая понять, что разговор окончен.
Небо потемнело, но мы плыли всю ночь. На рассвете нашли скалистый островок, на котором поспали по очереди, пока другой оставался настороже. На третий день я с удивлением заметил вдалеке несколько лодок. На четвёртый день мы проплыли мимо острова, который был больше самых больших лежбищ, что мне только доводилось видеть. Мы всегда избегали крупных островов, потому что они привлекают людей.
Я наклонился к маминому уху:
– Куда ты меня везёшь?
– Потерпи, и увидишь, – ответила она.
Когда Луна почти опустилась и уже готова была спрятаться за набухшими облаками, мы вошли в пресноводное течение. Мама двинулась к его источнику. Вода становилась такой сладкой, что меня начало подташнивать. Чёрный небосвод просветлел до гранитного, и перед нами вырос горбатый остров. Хвойные деревья утыкались в небо.
Высоко на утёсе возвышалось нечто громадное и монументальное. Сначала это выглядело как валун, но его вершина была остроконечной, а бока настолько ровными, словно всё остальное осыпалось во время оползня.
Я смотрел на него с опаской:
– Что это?
Мама пожала плечами:
– Дом.
Дом. Где-то я слышал это слово раньше. Он построил для нас то, что люди называют домом.
Я потянул за упряжку:
– Стой!
Но мама двигалась к берегу.
– Стой! – я скатился с её спины.
Она обернулась и посмотрела на меня. Вместо осторожности в её взгляде читалась уверенность.
Так вот оно что! Я планировал начать жить сам по себе, надеясь на свою ловкость и смекалку, а вместо этого она тащила меня в дом, а в доме…
Я бросился назад, подняв фонтан брызг.
– Нет! – кричал я. – Ты не можешь оставить меня с ним!
– С кем?
– С моим отцом. Если я получу шкуру, он украдёт её, и тогда…
– Аран, ты о чём? – мама покачала головой, глядя на меня как на сумасшедшего. – Твой отец живёт далеко отсюда, и я бы никогда не оставила тебя с ним. Никогда. Зачем мне это делать, если я отправляюсь на край земли искать твою шкуру?
Я болтался на воде в недоумении:
– Тогда зачем мы здесь?
– Чтобы раздобыть для тебя одежду.
– Одежду? Человеческую? – теперь я раскусил её жуткий план. – Ты же говорила, что я буду сам по себе!
– Я такого не говорила, – твёрдо сказала мама. – Я говорила, что найду безопасное место, где ты подождёшь меня, – именно это я и сделала. Почему, ты думаешь, меня так долго не было? Я плавала от острова к острову в поисках женщины, которая бы жила одна, и потом наблюдала за ней, чтобы убедиться, что она заслуживает доверия…
– Никто из них не заслуживает доверия, – сказал я.
– А затем мне пришлось уговорить её взять тебя, при этом не вызвав подозрения, что ты шелки. Мы возьмём здесь одежду и поплывём на её остров. Ты будешь там в безопасности до моего возвращения.
– В безопасности? С кем-то из них? Безопаснее всего одному. У меня есть нож.
– Один маленький нож! – мама пренебрежительно фыркнула. – Он не пригонит рыбу в твою сторону, не защитит от шторма и не спрячет тебя от людей. В одиночку тебе будет угрожать опасность от всех людей сразу. А я оставлю тебя всего с одним человеком, с доброй женщиной. – Прилив подталкивал нас всё ближе к берегу. – Я делаю это не ради себя, Аран, а ради тебя, чтобы ты получил то, что тебе нужно. То, что ты заслужил, – она помедлила. – Ты обещал мне.
Я попался. Даже несмотря на то что мама водила меня за нос, я был не из тех шелки, кто не держит слово. Стиснув зубы, я развернулся и поплыл к берегу.
Глава 21 
 Паутина 
 



Мама выскользнула из шкуры и спрятала её в яму, прикрыв сверху камнями. Её чёрные волосы развевались на ветру. Из-за сгустившихся облаков вот-вот должно было выглянуть солнце.
Мама направилась к крутому склону. Я заставил себя идти следом. В голове звучало предостережение бабушки:
От бурных приливов и бурных отливов,
От водоворотов игривых,
От косаток, акул и людей —
Шелки, беги поскорей!

И вот теперь я оказался на территории врага.
Мы крались среди деревьев. Раздался крик вороны, и тут перед нами в полумраке страшной серой громадиной появился дом. Я затаил дыхание. Мы прошли на цыпочках вдоль стены и свернули за угол.
За домом, словно нить гигантской паутины, между двумя деревьями был натянут толстый шнур. Паук тут явно уже поработал: руки и ноги свисали пустыми оболочками, высосанными досуха.
– Одежда! – прошептал я.
– Тихо! – мама подкралась к паутине, схватила пару ног и сдёрнула их. Они, соскользнув, упали ей в руки.
В доме загорелся свет. Мама задрала голову и толкнула меня назад, в сторону деревьев. Мы пригнулись.
– Она рано проснулась, – прошептала мама, напряжённая, как струна.
В доме что-то затарахтело и задребезжало. Моя рука дёрнулась к ножу. Я наклонился в мамину сторону:
– Пойдём! Мне не нужна одежда.
Безжизненная одежда, болтающаяся на ветру.
Не успела мама ответить, как дверь распахнулась. Низкорослая толстая женщина, покачиваясь, вынесла что-то, оперев это на бедро. Она опустила свою ношу на землю, достала мокрый комок одежды и сильно его встряхнула. На моих глазах он превратился в сморщенную пару ног. Она закинула их на шнур, и ноги повисли, изредка дрыгаясь.
Пока женщина занималась своим делом, с противоположной стороны дома крадучись приближалось жалкое животное. Из-под свалявшейся шерсти проступали торчавшие рёбра. Я вопросительно поглядел на маму.
– Собака, – прошептала она.
Животное с надеждой заскулило. Лицо женщины, и без того хмурое, стало ещё мрачнее. Она подняла камень и швырнула в сторону собаки. Та взвизгнула и убежала прочь.
Я отшатнулся тоже и наклонился к маме.
Я наклонился к маме:
– Как ты можешь оставить меня с кем-то из них?
– Не все из них такие. Многое можно узнать по их лицам. И по рукам.
Руки женщины превращали комки в одежду.
Из дома донёсся пронзительный перезвон, и она поспешила вернуться туда. Потом хлопнула ещё какая-то дверь, взревел мотор, и потрёпанная конструкция с урчанием отъехала от фасада дома.
Я ахнул:
– Наземная лодка!
– Это грузовик, – объяснила мама. – Наконец-то она ушла, слава Луне! Теперь приоденем тебя, да и меня тоже, для нашего визита!
Она поспешила назад к паутине и схватила побледневшую кожу, которая была настолько бесформенной, что совсем не походила на тело.
– Мне подойдёт, – сказала она. Затем стала стягивать руки и ноги, прикладывая их ко мне одни за другими, пока не подобрала то, что нужно.
Чтобы натянуть ноги, мне пришлось лечь. Они были выцветшего голубого цвета. Я встал и споткнулся об их концы, после чего мама подвернула их немного выше. Когда мы закончили, я был голубого цвета снизу и серого сверху, похожий на торчащий из моря утёс.
– Она чешется, – заметил я.
– Ты привыкнешь. Это просто другая кожа.
Но она ошибалась. Это была жалкая пародия шкуры.
Мама положила руки мне на плечи и покрутила меня, осматривая со всех сторон.
– Чего-то не хватает, – сказала она. Её взгляд остановился на волосах. Она подвела меня к пеньку. – Сядь, – попросила она. – И дай мне нож.
Она вытянула клок волос и срезала его покороче. Параллельно с этим она наставляла меня:
– Ты останешься у женщины по имени Мэгги. Хотя её дом стоит в одиночестве, на том острове есть и другие люди. Постарайся, чтобы никто тебя не увидел. Следовательно, никаких блужданий по острову или заплывов в море.
– Мне даже плавать нельзя?
– Только у берега и если ты уверен, что никого рядом нет, – она принялась за мой затылок. – И запомни, Аран, это важно: Мэгги должна считать, что ты человек, поэтому веди себя по-человечески. Смотри, что делает она, и делай так же. Она не должна заподозрить, кто ты на самом деле.
Взмах, и на землю упал клок волос.
– Я сказала ей, что твой отец – жестокий человек и что он бьёт нас. Я собираюсь разводиться – это значит уйти от него, и это настолько злит его, что он может нас убить. Поэтому тебе и следует скрываться, пока я не найду нам жильё. Я вернусь за тобой во второе полнолуние.
– Разводиться, – повторил я, стараясь запомнить непонятное мне слово. История попахивала стыдом и обманом. Хуже всего было то, что я и чувствовал себя прескверно.
Мама отошла, чтобы оценить работу.
– Отлично, – сказала она, глядя на моё лицо. – Постарайся сохранить это же выражение лица, когда мы подойдём к её двери.
Я коснулся рукой плеча, затем потянулся выше. Мои волосы свисали короткой неровной бахромой. Я посмотрел вниз. Ни рук, ни ног – они исчезли. Моё тело было погребено под одеждой.
* * *
Вернувшись на берег, мама свернула всю одежду в узел так, чтобы было удобнее плыть. Затем достала из ямы свою шкуру. Она принесла её к берегу, расправила и потянула на себя…
Шкура не натягивалась.
Мамины глаза расширились. Она крепче ухватилась за края, но шкура висела на её плечах рыхлая, тонкая и сморщенная, словно чужая. Это выглядело так, будто бы она пыталась засунуть себя в странный чехол из кожи.
Я вздохнул. Когда я был маленьким и мама часто превращалась, бабушка просила её быть осторожней.
– Не стоит злоупотреблять даром Луны, – говорила она. – Будешь слишком часто снимать шкуру, однажды в неё не влезешь!
В этот момент я почувствовал резкий и горький привкус маминого страха.
– Пожалуйста, – прошептала она.
Ветер усилился. Накрапывал дождь. Капли стекали по маминой мешковатой шкуре, как слёзы.
– О Луна, – тихо молилась она, – пожалуйста!
Моё сердце посетила мрачная надежда. Если мама не превратится, то останется со мной навсегда-навсегда. Она не сможет заставить меня носить одежду. Она не оставит меня с людьми. Мрачная надежда расправляла крылья, словно летучая мышь перед тем, как сесть.
Нет! Я проник в глубину своего сознания и всеми фибрами души попытался изгнать эти тёмные мысли. Я думал о Лунном дне, о том, как мы все стояли у Пика и как все наши голоса сливались в один. И тогда та песнь зазвучала во мне. Я открыл рот, и из него вырвался высокий и чистый голос, словно я был Взывающим к Луне:
– Пой, Луна, напевай песню моря!
Звуки искрились в воздухе. Мама затаила дыхание, а затем запела:
– Воспевай воду, слёзы, свободу, стирая границы меж волною и берегом. Грядёт сладостное превращение, которое делает душу свободной.
Раздался звук, похожий на быстрые вдох и выдох, слившиеся воедино, – и морщины на маминой шкуре разгладились.
Она посмотрела на меня своими тюленьими глазами, глубокими и сияющими от слёз.
Мы долго молчали. Лежали там, в крошечной бухте, в окружении набегающих волн. Мамина ладонь-ласт лежала на моей щиколотке. Всё вокруг было наполнено шумом дождя.
Глава 22 
 Остров Спиндл 
 



Мы подождали наступления сумерек. Дождь перестал моросить, но в воздухе ощущалась тяжёлая влажность. Птицы улетели. Надвигалась буря.
Я зажал под мышкой узел с одеждой и взобрался маме на спину. Прямо из уютной бухты мы попали под оглушительный рёв. Нас окружили огромные бушующие волны, выл ветер, а сверху давили низкие тучи. Я таращился в темноту, в то время как мы всё плыли и плыли, и мамино тело изо всех сил рвалось вперёд, и мои руки гудели, вцепившись в верёвки упряжки.
Наконец перед нами возникли угрюмые очертания, черневшие на фоне окружавшей нас темноты. Суша.
Мы обогнули скалистый мыс, который скрыл нас от ветра, и внезапно наступила тишина. Мама остановилась перевести дух. В крошечной бухточке, где воды было с гулькин нос, на волнах покорно покачивалась дюжина привязанных лодок. На берегу, сбившись в кучу, стояло несколько домов.
– Это единственное поселение острова Спиндл, – сказала мама. – Гавань слишком мелкая для роскошных яхт и паромов, а подводное течение отпугивает туристов. Тут мало людей, и живущие здесь держатся сами по себе, – она удовлетворённо кивнула. – Идеальное место!
У меня пересохло в горле:
– Какой из этих домов?
– Не здесь. Я бы не выбрала для тебя место у всех на виду. – Мы отправились дальше.
Когда мы вновь вышли из гавани, ветер и волны набросились с новой силой. Мы долго плыли, не встречая никаких построек, лишь прерывистые очертания деревьев и скал. Но наконец мы обогнули выступ. Там, на изгибе скалы, открытый всем ветрам стоял одинокий дом, отважный, словно морской орёл. Я уставился на него – он так отличался от прочих домов! И внезапно в его сердце вспыхнул свет.
Мама нырнула. Я распластался на её спине, и океан сомкнулся над нами.
Мы вынырнули в стороне от дома. Теперь мама двигалась у самого берега, пока не нашла то, что высматривала: следы обвала и крутой тропы.
Рухнувшая секция скалистого склона обнажила полосы разных каменных пород.
Мы причалили к плоскому валуну у подножья скалы. Я помог маме снять упряжку. От ветра её усы загнулись назад.
– Мне нужно отдышаться, – сказала она. – Заберись наверх, и потом расскажешь, что ты видел.
– Нет, – сказал я. Моё сердце стучало громче шума прибоя. – Я подожду тебя.
Она покачала головой:
– Просто проверь, то ли это место!
Её голос срывался. Она изо всех сил пыталась сохранять невозмутимый вид, будто всё в порядке. Тогда я тоже прикинулся спокойным – ради неё.
Я взобрался на скалу, замедлившись у самой вершины, и осторожно поднял голову над кромкой.
За чередой покрытых лишайником камней, за высокой травой, свистевшей на ветру, перед надвигающейся бурей затаился маленький домишко. Он кренился набок, словно дерево на склоне, постоянно пригибаемое всеми ветрами, изо всех сил стараясь удержаться.
Я спустился к маме. Она развязала зубами узелок с одеждой и отделила свои вещи от моих. Я рассказал ей о том, что увидел.
– Хорошо, – сказала она. – Это дом Мэгги. Я постерегу, пока ты будешь одеваться.
Я с трудом натягивал насквозь промокшую одежду, с силой просовывая руки и ноги сквозь липкую ткань. Когда у меня наконец это получилось, я чувствовал себя так, словно весь перемазался в тине. Я закатал одежду на ногах ещё выше, открыв нож. На всякий случай.
– Достань дублоны, – попросила мама.
– Зачем?
– Для Мэгги. Люди готовы на всё ради золота, я обещала ей. Скажи, что это покроет расходы.
Я вынул нож из чехла и вытащил дублоны. Нож в руке успокаивал меня. Я заставил себя засунуть его обратно.
– Прикрой его, – потребовала мама.
Неохотно я расправил голубые ноги вниз. Затем схватил мокрую кучу маминой одежды и подал ей.
– Теперь ты, – сказал я.
Но мама покачала головой:
– Прости, Аран!
Порыв ветра подхватил моё имя и унёс прочь. Меня ударили несколько тяжёлых капель дождя.
– Я собиралась пойти с тобой, но… – её голос становился увереннее. – Что, если моя шкура снова не натянется? Я не могу рисковать. Я должна так поступить, чтобы добраться к великим мудрецам.
Я снова бросил вещи вперёд:
– Но ты должна!
Мама поджала губы. Взмах ластом – и она смахнула со скалы одежду, а вместе с ней и упряжку, в воду, где они скрылись в бурлящей пене.
– Я нашла тебе безопасное место, – сорвалась она в крик. – Ты остаёшься здесь и будешь здесь, когда я вернусь! – она подтолкнула меня к тропе, но теперь её голос умолял. – Неужели ты не понимаешь?! Зная, что ты в безопасности, я буду спокойна и смогу тебе помочь.
Мольба мамы была ещё хуже, чем её непреклонность.
Я уставился на скалу, затем вновь на неё. Страх сковал горло.
– Поклянись, – вновь твёрдо сказала она, глотая слёзы. – Поклянись, что до моего возвращения останешься в этом доме. Даже если Луна пошлёт тебе шкуру раньше, жди здесь, иначе я никогда не найду тебя. Поклянись, что никто, кроме Мэгги, не увидит тебя. Поклянись Луной!
Порыв ветра толкнул меня к краю скалы. Буря разразилась неистовым рёвом. Волны с белой пеной, обезумев, взметались всё выше, а капли зарядившего косого дождя, отскакивая от камней, разлетались во все стороны. В мгновение ока весь мир наполнился водой.
– Поклянись! – мама старалась перекричать ветер.
– Клянусь.
– Луной!
Изо всех сил пытаясь удержаться на ногах, я положил руку на сердце и поклялся:
– Луной!
Глава 23 
 Мэгги 
 



Я взбирался на скалу, повторяя ложь, описывающую мою жизненную ситуацию. Развод… отец… через два полнолуния.
Вскарабкавшись и встав на ноги, я посмотрел назад. На камнях уже никого не было.
Я повернулся к дому, который сквозь стену дождя казался серым. Нужно было идти сейчас, иначе я бы не пошёл никогда. Преодолевая завывающий ветер, я заставил себя сделать первый шаг. Затем ещё один, через камни, траву, в то время как дождь бил меня по лицу, пока я не оказался перед деревянной дверью.
Я постарался представить, как бы стоял обычный человеческий мальчик. Я поднял руку, сжал её в кулак, как учила мама, и постучал. Звук эхом отозвался в пустоте за дверью. Я был благодарен темноте, развевающему клочки моих волос ветру и шуму дождя за то, что женщина не сможет слишком хорошо рассмотреть меня при первой встрече.
Дверь распахнулась, и сверху меня ослепил яркий свет. Всё, что я мог видеть, – это тень, напоминающую контуры тела. В отличие от мамы в длинноногом обличье, она была низенькой, худой и сутулой. Её голос прозвучал настойчиво, но моё сердце так колотилось, а буря завывала так громко, что я не расслышал слов. Она шагнула ближе…
Костлявая рука легла мне на плечо и затащила внутрь.
Дверь со стуком захлопнулась. Тишину нарушало лишь моё шумное дыхание. Воздух был спёртый и затхлый.
– Что случилось? – её голос был взволнованным и тревожным.
Она была моложе бабушки, но её волосы поблекли и потускнели, а лицо с обеих сторон пересекали морщины. Казалось, из неё высосали жизнь, оставив пустую оболочку.
Я будто язык проглотил.
– Несчастный случай? – спросила она.
В комнате у меня зарябило в глазах от множества цветов и непривычных форм. Из-за рисунка на обоях стены словно двигались, пол царапал ноги, а жара душила.
– Сынок, ты можешь мне ответить? С кем ты был? Кто-то пострадал?
Эти её вопросы и обеспокоенный голос… неужели она не знала, кто я?
Я отступил назад. А что, если это не тот дом? Тело вопило о том, что надо бежать, но я не мог. Я поклялся остаться в этом доме, остаться с…
– Мэгги, – сказал я вслух.
Она вытаращила на меня глаза:
– Мы знакомы?
Я сглотнул:
– Я Аран, – она не двигалась. – Вы сказали моей маме, что я могу остаться.
– Кому-кому сказала?
– Моей маме, моей матери, она приходила к вам, потому что… Они разводятся, а мой… Мой отец, он бьёт меня и…
Осознание чего-то ужасного отразилось в её глазах.
– И вы сказали, что спрячете меня от него, – бормотал я, – потому что он… он может навредить нам или…
– Господи! – она замотала головой в панике. – Она ещё здесь? – Мэгги распахнула дверь и крикнула в темноту: – Вернитесь!
В ответ заревела буря.
– Вернитесь! – крикнула она громче. В полосе света капли дождя рассекали воздух, словно лезвия ножа. Она запрокинула голову назад и закричала что есть мочи: – Он не может остаться!
Для неё это было слишком. Мэгги согнулась в кашле. Она кашляла и кашляла без передышки, будто готова была отхаркать все внутренности. Казалось, что она вот-вот умрёт.
Я смотрел на неё и не знал, что делать. Мне хотелось убежать, нырнуть с обрыва в воду и найти маму. Мне хотелось рассказать ей, что этот человек сразу невзлюбил меня и не разрешил остаться. Но я заставил себя стоять на месте. Я поклялся Луной.
Мэгги закрыла дверь. Её кашель утих, словно зверь, спрятавшийся в своей норе. Наконец она взглянула на меня и прохрипела:
– Пойдём.
Она привела меня в жаркую, душную комнату. Мы обогнули пушистые, покрытые тканью холмики на ножках и деревянные доски на ножках. На полу лежали куски облезлой коричневой шерсти, словно пол тоже нуждался в одежде. На каждой поверхности громоздилась куча вещей, маленьких и странных: и не дерево, и не ракушки, и не камни.
– Ты, должно быть, замёрз, – сказала она. – Садись к огню.
Раньше я видел только огонь, который появлялся от удара молнии, и помнил запах обугленных поленьев, оставленных людьми на пляжах. Теперь я сел там, куда она указала, перед чёрной коробкой, взгромоздившейся на четырёх ножках. От неё исходил невыносимый жар. Мэгги открыла сбоку дверцу, бросила туда полено и удовлетворённо кивнула, когда на нём появились языки пламени.
Я отпрянул, едва не вскрикнув. Люди мёрзнут, твердил я себе. Людям нравится огонь.
– Вот, возьми одеяло.
Она укрыла меня, и вдобавок к влажной одежде я начал потеть.
Мэгги опустилась на сиденье напротив меня, её лицо казалось серым и высушенным. Я не знал, куда мне смотреть: на неё, на огонь или на пол. Тишина длилась целую вечность.
Наконец она заговорила:
– Твоя мама намеренно оставила тебя здесь?
– Вы… вы знали, – сказал я. – Вы сказали, что я могу остаться.
– Я думала, что это был сон, – Мэгги встряхнула головой. – Ко мне в дверь постучали посреди ночи, а там она – неземная красавица, сказочная принцесса. Женщина попросила присмотреть за её сыном, а я только и смогла, что кивнуть, будто заворожённая. Не успела я и глазом моргнуть, как она исчезла.
– Вы обещали присмотреть за мной.
– Потому я и решила, что это был сон. Когда я проснулась, сама мысль об этом показалась мне просто безумной, и я рассмеялась. Я бы ни за что не согласилась оставить здесь ребёнка. Как я могу? С Джеком?
Мама ничего не говорила про Джека. Это заставило меня напрячься.
– Ты можешь остаться здесь на ночь, – сказала Мэгги. – Нельзя слоняться по улице в такую бурю. Но утром позвонишь маме и скажешь, чтобы она вернулась и забрала тебя.
– Не могу, – ответил я. – Она ушла.
Мэгги сжала губы.
– Тогда я позвоню в соцзащиту. Они приедут на остров и заберут тебя в приёмную семью. Они точно смогут защитить тебя от отца, а я – нет.
Заберут меня… Это про клетки и зоопарк? Она отправит меня туда, и мама никогда меня не найдёт. Но я обязан остаться! Всё кружилось перед глазами, жар душил меня, и я сжал руки в кулаки…
В ладонь впился твёрдый металл.
Дублоны!
Я подскочил к Мэгги и протянул руку. Диски слегка засверкали в ладони.
Женщина удивлённо приподняла бровь.
– Это золото! – сказал я. – Для вас, покрыть расходы.
Она взяла одну монетку и взглянула с жалостью:
– Золото. Тебе мама это сказала?
Я кивнул, со звоном передавая оставшиеся монеты, чтобы она ощутила их вес.
Мэгги вздохнула:
– Они игрушечные. Безделушки из пластмассовых сундучков в сувенирных лавках. Фальшивое пиратское золото.
– Оно не фальшивое! Оно настоящее!
– Ну, тогда я королева Англии!
Я ничего не понял, но не решился спросить.
Мэгги бросила дублоны перед собой на доску и наклонилась ближе, опустив руки на колени:
– Послушай, сынок. Я скажу тебе прямо, начистоту. Мама, которая подбросила тебя незнакомке, даже не удостоверившись, что с тобой всё в порядке… Знаешь, тебе лучше в приёмную семью.
– Но я должен остаться здесь, – сказал я. – Мама уехала за моей… за помощью. Она доверяет вам.
Мэгги поднялась на ноги:
– Давай-ка искупаем тебя, а потом подберём сухую одежду.
– Золото покроет расходы на меня, – сказал я, следуя за ней по комнате к другой двери. – Я могу помогать вам. Я сильный. Могу ловить рыбу. Это всего лишь до второго полнолуния.
За дверью находилась комната поменьше, не загромождённая вещами. Она была светлой и сияющей. Мэгги наклонилась к кранику, и вода хлынула в удлинённую полость.
– Не сомневаюсь в том, что ты будешь помогать, – сказала она, водя рукой в воде. – Но у меня никудышное здоровье. На меня нельзя рассчитывать, а уж на Джека тем более.
– Что такое Джек?
– Не что, а кто. Мой муж.
– Это как партнёр?
По её взгляду я понял, что сказал что-то не то, но она лишь ответила:
– Да, верно.
– Мама говорила, что здесь больше никто не живёт.
– Что ж, она ошиблась. Мой муж сейчас на Аляске, работает на рыболовецкой шхуне. Тебе нельзя здесь оставаться, когда он вернётся. Джек… – её губы сжались, она мотнула головой. – Никогда не знаешь, как он отреагирует. Иди снимай мокрую одежду и запрыгивай в ванну.
Над полостью с водой поднимался пар. Я смотрел на него с ужасом. Неужели люди варят себя в горячей воде? Я сделал шаг назад и вдруг уловил какое-то движение в противоположной части комнаты.
Сквозь просвет в стене на меня смотрел человеческий мальчик. Он был худой и жилистый, с копной волос, торчащих во все стороны, как пучки травы. Его одежда тоже была мокрая и липла к рукам и груди, как водоросли после отлива. Я ахнул, и его рот открылся. Я сделал шаг назад, и он тоже отступил. Его глаза блеснули. Один глаз карий, другой – голубой.
– Ты будешь снимать мокрую одежду или нет? – спросила Мэгги.
Но я не мог отвести глаз от мальчика в просвете стены. Я подходил всё ближе и ближе. Я протянул руку, и он сделал то же самое. Наши пальцы соприкоснулись на блестящей поверхности.
Человеческим мальчиком был я.
Глава 24 
 Изображая человека 
 



Мэгги выключила воду. В наступившей тишине комната наполнилась паром, в облаках которого скрылся и второй я.
– Ты не будешь купаться? – спросила Мэгги.
– Не буду.
Она вздохнула:
– Ну хорошо. Но мы переоденем тебя в сухую одежду, и никаких возражений. Ты такой худенький, вещи Томми должны тебе подойти. Пойдём.
Я проследовал за ней через загромождённую комнату, а затем по мрачному коридору. Она остановилась в темноте и глубоко вздохнула, словно готовила себя к чему-то, а затем открыла дверь. Там было так темно, что я ничего не мог разглядеть.
– Кто такой Томми? – спросил я.
– Это был мой сын, – ответила она. Её голос прозвучал так глухо, словно темнота обволокла и его.
В воздухе висел застарелый, затхлый запах. Мэгги вновь закашлялась, сотрясая плечами. Я вдохнул и задержал дыхание, пока её не отпустило. Она дотронулась до стены, и комнату наполнил свет.
Бо́льшую часть комнаты занимал широкий выступ. На нём лежала ткань с изображением большого синего кита. На стенах повсюду были нарисованы плывущие маленькие синие киты.
– Одежда в кладовке, – сказала Мэгги, открывая ещё одну дверь в самую маленькую комнату.
Зачем людям столько дверей? Они строят стены, чтобы спрятаться от ветра и волн, а потом ещё и кучу стен внутри этих стен для ещё большего одиночества.
Мэгги закрыла дверь кладовки.
– Ну, вот сухие шорты и майка. Проголодался? – Я кивнул. – Хорошо. Одевайся, а я приготовлю что-нибудь.
Она закрыла за собой дверь. Моё сердце вновь начало колотиться. Я был в ловушке, как рыба, которую закинули в приливной бассейн, чтобы съесть попозже. Мэгги сказала, что позвонит людям, забирающим детей. Может быть, она звонит прямо сейчас? Я навострил уши, пытаясь услышать, если вдруг она начнёт звать их на улице. Я потянул за ручку двери, дерево заскрипело, но не открылось. Я уставился на руку, моё дыхание участилось. Потом я вспомнил, как Мэгги повернула ручку. Я тоже повернул и сильно потянул дверь, которая с грохотом распахнулась.
– У тебя там всё в порядке? – спросила Мэгги.
– Да, – отозвался я. – Всё отлично.
Я стянул с себя влажную одежду и надел сухую. По крайней мере, в шортах мои ноги оставались голыми и я при необходимости легко мог выхватить нож. Я натянул майку на голову. В какое-то мгновение мне показалось, что я запутался в ней, но потом пролез и просунул руки в лямки.
Я услышал шипение и, ориентируясь на этот звук, нашёл Мэгги, которая склонилась над большой белой коробкой и тыкала во что-то лопаткой.
– Привет, – сказал я.
Она повернулась и ахнула. Лопатка упала на пол. Когда Мэгги наклонилась, чтобы её поднять, её взгляд задержался на моём ноже. Однако она ничего не сказала, лишь заметив:
– Забавно видеть тебя в его одежде. Тебя, с твоими разноцветными глазами. Садись, я положу тебе яичницу.
Я едва не сел на пол. Но потом вспомнил о сиденьях в другой комнате и сел на доску с четырьмя деревянными ножками. Люди ко всему приделывают ножки. Может быть, это даёт им возможность лучше себя чувствовать в длинноногом обличье, в котором они застряли.
Я ожидал, что яйца будут похожи на те, которые я таскал из птичьих гнёзд: свежие и жидкие. Но когда Мэгги поставила передо мной еду, мой живот скрутило. От бледно-жёлтого холмика шёл пар. Рядом лежали три тёмных брусочка, чем-то напоминавших мясо, но только безжизненное, как пень после удара молнии.
– Видимо, тебе нужна вилка, – сказала Мэгги, положив на стол серебристую палочку.
Для чего это?
– Острый соус будешь? – повисла пауза. – Знаешь, было бы проще, если бы ты отвечал мне. Хочешь кетчуп? – На яйца потекла красная жижа, вязкая и тёмная, словно загустевшая кровь.
«Вилка, – повторил я про себя, ощущая тошноту. – Кетчуп».
Мэгги вздохнула:
– Что ж, если ты не любишь бекон с яйцами, почему сразу не сказал? Что ты обычно ешь? – она открыла блестящую дверь, из-за которой подуло холодом. – Взгляни: чего бы ты хотел?
Внутри лежала всякая всячина, но не было ничего напоминавшего еду. Среди прочего было плоское блюдо с прозрачными листами. Возможно, это был незнакомый мне вид морского салата, который, по крайней мере, пах не так дурно, как мясо. Я взял один и уже открыл было рот…
Мэгги выхватила его у меня из рук:
– Ты с ума сошёл?! Это же пластиковая обёртка!
В конце концов мы всё же нашли кое-что съедобное. Оно называлось хлопьями. Я высыпал их на ладонь. Они хрустели, как маленькие косточки, и были почти такими же вкусными, как лосось.
Снаружи по-прежнему барабанил дождь. Небо прояснилось и стало светло-серым.
– Девять часов, – наконец сказала Мэгги. – Пора звонить в соцзащиту.
– Нет! – я последовал за ней из комнаты. – Меня несложно содержать, правда. И мама скоро вернётся. Возможно, даже раньше второго полнолуния!
Я ожидал, что она откроет дверь и закричит кому-то (чего с её кашлем, пожалуй, делать не стоило). Но она подняла какой-то чёрный предмет и приложила его к уху, а потом в задумчивости потрясла им.
– Телефон не работает, – сказала она, возвращая предмет на место. Затем посмотрела на окно, покрытое мелкими каплями дождя. Дождь стучал по крыше, сбегая с неё тонкими струйками.
– Это… это значит, что вы не можете позвонить? – спросил я. – Получается, я могу остаться?
– Можешь оставаться, – ответила она. – Пока не заработает телефон либо пока не утихнет буря и мы не сможем добраться до гавани – одно из двух.
Весь день буря звала меня выйти из дома. И весь день я сидел на стуле, потому что, видимо, так делали люди. Мэгги подбрасывала поленья в огонь. Нахмурившись, она прикладывала телефон к уху или выглядывала в окно, словно это могло остановить бурю.
К середине дня я проголодался. Мне ужасно хотелось свежей рыбы, в которой ещё билась жизнь, но пришлось согласиться на хлопья.
– Вот ложка, – сказала Мэгги.
В закрытом доме висел тяжёлый запах обгоревшего мяса. Я не знал, как называются вещи и для чего они нужны. Я следил за тем, как Мэгги прикасалась к разным предметам, что она чувствовала, когда брала что-то в руки, и как это использовала. Я навострил уши, чтобы ловить каждое новое слово. Кружка. Раковина. Плита. Худшим было слово ванна.
На закате Мэгги в последний раз коснулась телефона.
– Видимо, ты остаёшься на ночь, – объявила она. – А с учётом того, как разбушевался шторм, возможно, и на завтра. Давай приберёмся в этой комнате и приготовим тебе постель. Вот, держи метлу.
Я в недоумении уставился на неё. Мэгги показала, как подметать мусор и складывать его в особое место под названием урна, где под специальной маленькой дверцей люди прятали свои отходы.
Когда мы закончили, кровать была завалена кучей всяких покрывал. Ещё там была подушка. Мне пришлось надеть новую одежду для сна, которая была тонкой и облегала тело.
Мэгги посмотрела на нож.
– Ты же не собираешься спать с вот этой штукой на ноге? – она протянула руку. Из меня вырвался грозный рык. – Ладно, – уступила она, приподняв брови, – судя по всему, ты привык спать с ней.
Она велела лечь в постель, и я должен был это сделать. Видимо, люди поступают именно так.
– Когда вернётся Джек? – спросил я.
– Когда закончится сезон, – она натянула покрывала так, что из-под них осталась торчать только моя голова. – Примерно через три месяца.
– К тому времени мама уже придёт за мной. Я уйду до его возвращения.
Мэгги скрестила руки на груди, закрыв своё сердце:
– Джек пьёт. Если его выгонят с судна, он вернётся раньше. Такое уже случалось.
Под покрывалами я начал потеть.
– Не волнуйся! Приёмная семья позаботится о тебе, – Мэгги грустно улыбнулась. – Посмотри на себя, ты весь на взводе. И неудивительно! Я знаю, как тебе помочь.
Она порылась в гардеробной и вышла с пушистым серым существом на четырёх коротких ножках. Она сунула его мне:
– Ты, наверное, считаешь себя слишком взрослым, чтобы спать с плюшевым мишкой, но всё равно возьми его. Это мишка Томми.
Я неохотно протянул руку. От него веяло печалью. Серый мех наполовину стёрся, а на месте глаз были безжизненные чёрные кружочки.
– У него были глаза-пуговицы, – пояснила Мэгги, проводя пальцем по одному из кружочков. – Когда один потерялся, я вырезала их из войлока. И пришила так крепко, что они никогда не отвалятся.
В этот момент она видела перед собой не меня, а другого, человеческого мальчика. Она наклонилась ко мне так, словно хотела поцеловать, но спохватилась и встала на ноги:
– Добрых снов, Аран!
Свет в комнате погас, и она закрыла дверь.
Глава 25 
 Утёс 
 



Одеяло обволакивало меня, словно щупальца полипа актинии, утаскивающие вниз. Я зажмурил глаза, заставляя себя оставаться в постели, потому что так поступают люди. Но стены, казалось, надвигались на меня всё ближе, и я не мог не думать о клетках, зоопарке и о том, как люди будут тыкать в меня пальцем. Моё сердце стучало всё сильнее и сильнее, и я резко открыл глаза…
Два чёрных глаза уставились прямо на меня.
Хищник! Моя рука рефлекторно вылетела вперёд и схватила его за горло. Я отшвырнул его и вскочил с кровати, оскалившись для схватки и выхватив нож.
Хищник не двигался. Я подкрался ближе, пытаясь получше разглядеть его в темноте. Он лежал на спине животом вверх, не сопротивляясь и растопырив в стороны четыре короткие ножки.
Я вздохнул с отвращением к самому себе. Это был плюшевый мишка умершего мальчика.
Я аккуратно поднял его за лапу, бросил на кровать и накрыл покрывалами. Теперь он не сможет смотреть на меня своими пустыми глазами.
Я облокотился на стену. Какой же я идиот! Как можно было принять этот жалкий комок шерсти за животное? В этом доме, в этом мире я не мог отличить реальное от вымышленного и ощущал себя, словно во сне.
Моя рука обхватила рукоять ножа. Ножа, который дала мне мама, чтобы у меня был свой собственный острый клык. Теперь только он напоминал мне, кто я есть на самом деле. И ещё мой волшебный зелёный камень.
Я достал камень из ножен и перекатил его в другую ладонь.
Снаружи над морем завывал ветер. Деревья трепетали. Одна из ветвей сломалась и с треском рухнула на землю. Порыв ветра, словно кулаком, ударил о стену.
Буря звала меня.
Я встал и, приоткрыв дверь, прислушался. Потом прокрался по коридору, через комнату с тлеющим огнём, к другой двери. Повернул ручку. Поток ветра обдал лицо. Я бежал под проливным дождём, заглатывая полные лёгкие свежего прохладного воздуха.
Порывы ветра толкали меня вперёд по гравию, траве и камням. Волны гремели громче и громче. Я оказался на самом краю скалы. Большие волны бились о неё так сильно, что брызги долетали до лица: соль и дождь, дождь и соль. Я вдохнул и поднял руки, приготовившись нырнуть и плыть сквозь гребни волн на поиски клана.
Найти их?
Руки опустились. Я никогда не найду их. Без меня мама, наверное, быстро догнала клан. Может быть, они уже плывут на дальний север. Где бы он ни был.
Нет. Если я хочу встретиться с ними вновь, я должен дождаться маминого возвращения на острове Спиндл. Два цикла Луны с ложками, хлопьями и урной.
Я лёг на камни. Дождь хлестал лицо. В какой-то момент я перестал что-либо чувствовать.
* * *
Мэгги стояла надо мной в сером утреннем свете, кудахча. Она завернула меня в одеяло и повела в дом. Она хотела снова отправить меня в горячую воду, но в итоге согласилась просто выдать мне сухую одежду:
– Переоденься в ванной, пока я приберусь.
Я натянул майку и проскользнул в шорты. Затем дотянулся до ножен, вытащил нож и пошерудил в поисках зелёного камня. До возвращения к Мэгги мне необходимо окрасить мир в цвет океана, моего дома. Ножны оказались пустыми.
Я рванул в комнату погибшего мальчика. Кровать была снова аккуратно застелена, плюшевый мишка гордо водрузился на её вершине. Пол тоже был слишком чистый. Где же камень?
Я выбежал на улицу и принялся искать его на вершине скалы.
Мэгги стояла у двери.
– Что случилось? – крикнула она.
– Я потерял его! – я вбежал в дом мимо неё и стал срывать покрывала с кровати.
– Что потерял?
– Мой камень! Мой волшебный зелёный камень!
– Волшебный?
– Через него можно смотреть. Он окрашивал всё в подводно-зелёный…
– А, стекло с пляжа, – она направилась на кухню. – Пойдём, я положила его к остальным.
Что значит «к остальным»?
Она взяла контейнер и перевернула его на столе. Груда камней с треском упала: синие, зелёные, золотые… Все разглажены бесчисленными волнами. Все такие чистые, что свет проходит насквозь.
У меня перехватило дыхание. Я думал, что мой такой единственный.
Я взял зелёный камень – нет, цвет слишком тёмный. Я бросил его и схватил другой – форма не та. Камни производили забавные звенящие звуки, посмеиваясь надо мной.
Бледно-зелёный камень выглядывал из-под груды. Он был правильного цвета, и изгибы идеально повторяли форму моей ладони. Теперь я заметил царапины на поверхности и въевшиеся пятна грязи. По сравнению с другими он выглядел непримечательно и обыденно.
Я бросил его и ушёл.
* * *
В тот день Мэгги проверяла телефон всего шесть раз. Стал накрапывать дождь.
– Я могла бы завести обожаемый Джеком грузовик, – сказала она. – Но я терпеть не могу водить этот драндулет. Телефон скоро заработает. Можешь остаться ещё на одну ночь.
И ещё на одну. И ещё на одну…
Каждую ночь я оставался в кровати, пока в доме не погаснет свет и всё не затихнет. Тогда я выскальзывал на улицу к морю: моё сердце разрывалось от тоски по клану. Я засыпал под колыбельную волн. Проснувшись перед рассветом, я отправлялся на поиски морских желудей и водорослей. Домой я возвращался до того, как Мэгги проснётся.
Я копировал то, как она застилает постель; пользовался метлой; приносил поленья и складывал их рядом с камином в аккуратные горки. Если я буду вежлив и услужлив, если буду похож на человека, то, возможно, она перестанет вспоминать о приёмной семье.
Однажды она подняла трубку, и телефон зажужжал, как рой мух. Она потянулась к нему пальцем, а затем застыла, задумавшись.
– Пара деньков не повредит, – решила она, кладя трубку на место.
* * *
Небо рассветало бледно-синим цветом. Я ползал у подножья скалы, заглатывая очередного морского жёлудя. Я устал от желудей. Мне хотелось рыбу – свежую и солёно-сладкую. Мэгги ещё вечность будет спать. У меня полно времени.
С камней я спустился в воду. Я не зайду далеко, иначе нарушу клятву. Доплыву до места, где водится нормальная еда.
Я нырнул и сразу же встретил жирного краба. Выплыл на поверхность, оторвал ему клешни и высосал мясо. Швырнул раковину о валун и обглодал краба.
Потом нырнул и поплыл вдоль подводной скалы, наткнувшись на косяк серебристой рыбёшки, заглотнул одну, смакуя гладкое мясо и наслаждаясь хрустом косточек.
Я бросился к поверхности воды и кувыркнулся. Здесь, в воде, я знал свою суть. Потом вертелся и крутился, парил и плыл так грациозно, как только можно без хвоста.
Пока я играл, солнце восходило. В конце концов мне пришлось признать, что пора возвращаться в дом.
Я плюхнулся животом на плоский камень и взобрался на скалу. Приподнялся на краю и замер.
Там стояла Мэгги и смотрела на меня.
– Где ты научился так плавать? – спросила она полным удивления голосом.
Я знал, что лучше не отвечать. Подтянулся и встал.
Она заглянула за скалу на море, затем посмотрела на мои руки, на мои ноги:
– Ты там как рыба в воде.
У меня перехватило дыхание. Я и представить не мог, что меня поймут. Это сбило меня с толку.
– Я всю жизнь живу у моря, Аран, и впервые вижу, чтоб так плавали. Будто ты единое целое с волнами. Я знала, что ты отличаешься ото всех, но…
– Да нет, – отмахнулся я. – Я самый обычный мальчик.
Она взметнула бровь:
– Которому необходимо плавать.
Я быстро и твёрдо кивнул.
Она зажевала губу, обдумывая:
– Тебя нельзя отрывать от океана. Значит, тебе не понравится в приёмной семье в городе.
Я закачал головой, делая вид, будто понимаю её слова.
– Когда, ты говорил, возвращается твоя мама?
Я ахнул, боясь надеяться на что-то:
– Ко второму полнолунию. Я знаю, что она вернётся.
Мэгги посмотрела в глубину моих глаз, впервые увидев меня по-настоящему. Её лицо пересекла тень беспокойства. Она кивнула:
– Хорошо, я позабочусь о тебе в течение этого времени, но дольше не смогу. У меня проблемы со здоровьем. Я… Я в любой момент могу попасть в больницу. Пообещай мне: если Джек позвонит и скажет, что возвращается домой, ты отправишься в приёмную семью. Без отговорок. Договорились?
Для меня важнее всего было остаться. Мама скоро вернётся, а остальное никогда не случится.
– Договариваться – это клясться? – уточнил я.
Уголок её рта приподнялся:
– Полагаю, да.
– Тогда договорились, – объявил я, держа руку у сердца, как во время клятвы.
Она приобняла меня за плечи. К моему удивлению, я не возражал.
Глава 26 
 Буревестник 
 



Я ощущал приливы и отливы и наблюдал за Луной. У Мэгги же было иное средство, чтобы следить за ходом времени, – календарь. Каждый день она доставала его из кухонного ящика и перечёркивала один из квадратиков. Затем молча клала на место.
Я начал плавать каждое утро до восхода. Мэгги предостерегла меня:
– Стоит кому-то увидеть, как ты плаваешь, опомниться не успеешь, как твоя фотография будет красоваться в вечерних новостях. Твой отец может увидеть её, – она задумалась на мгновение. – Если тебя кто-то увидит, скажи, что ты мой племянник, и сразу же сообщи мне об этом. Мы что-нибудь придумаем.
Поэтому я держался близко к берегу. Я глубоко нырял и низко плыл, аккуратно поднимался подышать, едва плеская воду.
Так продолжалось целых два дня.
Но стоило мне вкусить настоящего плавания, как океан стал взывать к каждой капле крови. Сдерживаться было невыносимо.
На третий день, недовольный, я сидел у подножья скалы. Над головой закричала чайка. Я вскочил на ноги. Ну конечно же! Морские птицы! Я начал с чаек, потому что они самые болтливые. Я дал им еды, выставив в разломленных раковинах крабовое мясо, делясь своим уловом. Вскоре у нас был уговор.
Слухи дошли и до других морских птиц. Чайки и кайры, скопы и кулики-сороки – все они стали предупреждать меня о лодках поблизости. Теперь я мог дальше отплывать от берега. До тех пор, пока меня не видели другие люди, я не нарушал обещание.
Каждый заплыв делал меня смелее. Мои маршруты удлинялись. К островкам в проливе. К кусочкам суши, слишком крошечным, чтобы зваться островами. К рифам, которые таились близко к поверхности, потому что лодки обходили мелководье. Лучшие восходы были туманными. Туман означал свободу. В белой дымке я был не чем иным, как гребнем волны. В те дни я далеко, долго и усердно плавал.
Мои конечности всегда были худыми и сильными. Теперь они наращивали мускулы. Я мог плавать дальше без остановки, не болтаясь в воде. Когда я усердно плавал, у меня не оставалось сил думать о Лунном дне, об опасностях, грозящих моему клану, или о том, сколько дней осталось до второго полнолуния.
Я возвращался к Мэгги мокрый, тяжело дыша, настолько выдохшийся, что был рад тихо сидеть дома, совсем как человеческий мальчик.
* * *
Однажды я стоял на вершине скалы. Подлетел буревестник и плюхнулся у моих ног. Он выглядел выдохшимся. Я был удивлён, что он путешествует в одиночестве.
– Куда тебя несёт ветер? – спросил я по-птичьи.
Он поднял голову, чтобы посмотреть на меня. Ему пришлось высоко задрать её – у буревестников такие короткие шеи.
Я протянул руку.
– Садись, – предложил я.
Он взлетел, сел на моё плечо – оранжевый клюв оказался рядом с моим ухом. Он тяжело дышал. Я вежливо устремил взгляд в море, чтобы дать ему возможность привести себя в порядок.
Затем он спросил низким, грубым голосом:
– Поможешь?
Я кивнул, показывая, что постараюсь.
Он вытянул крыло:
– Ранен. Потерял стаю. Видел стаю?
Впервые за долгое время я улыбнулся. Я мог помочь!
– Два солнца назад, – я показал на камень в проливе. – Большая стая. Спала там. Лететь на запад.
– Куда запад?
Я показал точное направление. Буревестник ликовал, счастливый, что узнал, где их найти. В благодарность он потёрся о мою щёку.
– Я тоже потерять стаю, – сказал я.
Он низко, сочувственно заурчал.
– Стая шелки, – уточнил я.
Он помотал головой, затем проурчал:
– Я лететь. Я смотреть.
Я вновь поднял руку, и он перевалился, чтобы расправить крылья.
– Попутного ветра! – пожелал я, когда он взлетел.
Позади меня воздух разрезал внезапный звук падения.
Я развернулся. Мэгги стояла у дома с открытым ртом. У ног лежала упавшая коробка, а вокруг валялись кусочки металла.
– Матерь Божья! – воскликнула она, взирая на меня. – Ты разговаривал с птицей?!
Её взгляд, её голос – всё кричало: опасность!
С момента моего появления я не слышал, чтобы она говорила с гагарками, куликами или чайками. Она молча бросала хлеб. Ни разу к её ногам для разговора не подлетала и не садилась птица.
Хоть мы и достигли некоторого понимания, я посмотрел прямо на неё и ответил:
– Нет, конечно. Кто разговаривает с птицами?
Глава 27 
 Сеть 
 



Я проснулся до рассвета и увидел мир, окутанный туманом, – лучше не придумаешь. Сегодня я испытаю себя: оплыву весь остров Спиндл.
Я нырнул и направился к мысу. Ориентировался по форме течения, направляющегося к берегу, по звукам шелестящего в деревьях ветра. Я больше не думал о том, что нужно прятаться. После стольких дней подводного плавания какое счастье я испытывал, катаясь на волнах! Я поддерживал лёгкий постоянный ритм. Вскоре я вообще перестал думать и просто двигался в ритме моря.
Я обогнул несколько камней. Ветер ослаб, и волны затихли. Наступила та же внезапная тишина, как в ту ночь, когда мама привела меня. Должно быть, я напротив пристани. Её здания сгрудились в разношёрстную стаю.
Теперь я слышал, как волны бьются о животы лодок. Я напрягся, приготовившись прятаться.
Затем я глубоко вдохнул. Меня уже скрыл туман. Плавая в темноте, я чувствовал себя сильным. В голову пришла безумная идея. Лодки сейчас пустые, пришвартованные. Каково это – потрогать одну из них? Не струшу?
Мои ощущения обострились: плеск мельчайшей волны, запах соли и дыма.
Я развернулся и поплыл в сторону причала.
Всплыл у небольшой лодки. Сверху она была открыта. Я потянулся к краю сначала с опаской, будто лодка могла меня укусить, но потом крепко схватился за неё и наклонил к себе. Её живот был обшит деревянными досками, напоминавшими изогнутые рёбра кита. Две доски растянулись поперёк – сиденья. В остальном лодка была пуста, как раковина краба, оставленная чайками.
Одна лодка – этого должно хватить. Мама потребовала бы уйти, но её здесь не было, а в трёх взмахах отсюда стояла ещё одна лодка.
Эта лодка была неудачной. Её кожа была белой и холодной, не из дерева. От свисающей со спины коробки разило дымом. Это, должно быть, то, что вибрирует в воде. Моторные лодки – так называла их мама.
Я всё ещё не хотел уходить. Туман был очень плотным, проглядывался лишь тончайший намёк на рассвет. Никто не заметил бы меня, если бы я исследовал дальше.
Я взобрался на причал. С берега не доносилось ни одного звука. Я крался, заглядывая в лодки. Какая-то ржавая металлическая лодка была полна вёдер и верёвок. Посреди другой гладкой лодки стоял тонкий столб, словно кость, отделённая от мяса.
Я приблизился к концу причала, и плеск волн стал громче. В воде притаилось что-то большое. Я поднял голову, сделал ещё один шаг…
Передо мной возникла металлическая стена – бок огромной крепкой лодки. Верёвки, толще моих запястий, крепили её к причалу. У меня перехватило дыхание, и я застыл на месте, наблюдая. Я не осознавал, что делаю: схватился за одну из верёвок и стал тянуться вверх, поднимая ноги по холодной коже лодки.
Я приземлился на коленки, прислушиваясь. Тишина – только шум волн и звон металлических цепей.
Я медленно встал, сердце колотилось. Передо мной накренился небольшой домик. Серебряные и чёрные трубы, как змеи, обвивали его сбоку, присосались ртами, как миноги. Я схватил одну из них и взобрался на плоскую крышу. В тумане вздымался столб шириной с мою талию: такой высокий, что исчезал из виду.
Я не стал тратить время, чтобы забраться на него. Меня интересовали внутренности лодки.
Я спрыгнул на палубу. К хвосту лодки тянулись широкие металлические верёвки. Я обхватил одну рукой и пошёл вдоль неё; скрученные нити грубо касались ладони. На конце – нечто закутанное, в два раза выше меня и изогнутое сверху. Плотный покров морщинился от моего прикосновения. Я приподнял край, заглядывая вниз.
Покров заскользил. Я пытался придержать его, но тот падал, морщился и громко трещал. Я приготовился нырять.
С берега не доносилось ни звука.
У моих ног лежал скомканный покров. Я смотрел на странный объект передо мной. Над палубой висели два металлических круга. Вокруг них что-то обмотали грубо и неровно, будто одежду. Я подошёл ближе. Это была верёвка, слой за слоем, туго сжатая. Нечто грязно-белое, зеленоватое. Нить с белыми поплавками болталась.
Зачем лодке так много верёвок?
Верёвки тянулись до низа, где находилось нечто напоминающее крепкий и просвечивающий бриллиант. Я провёл пальцем по нити… и ахнул. Это была сеть!
Берегись корабля, берегись сетей.
Нужно рассмотреть получше.
Я дотянулся до бриллианта и потянул вниз. Круг расправился, раскрыв сеть к моим ногам. Вот так она раскрывалась в море.
В моей груди запылал огонь.
Скоро, возможно, завтра, эта сеть заглотнёт кучу рыбы. Убьёт черепах, морских свиней и львов – даже не ради еды, а просто чтобы бросить их тела обратно в воду. И шелки. Она схватит их, как та сеть, что поймала вождя Рионы и держала под водой, пока он не утонул.
– НЕТ! – я крепко схватился за верёвки. – Только не эта сеть!
В ушах шумело, будто на меня надвигались десятиметровые волны. Их сила стала моей. Я схватил нож и замахнулся…
Гладкое лезвие разрезало сеть. Отрезанные концы ёжились – словно рот, разинутый от удивления.
Через меня будто тоже прошёл нож, высвободивший злость, которую я прятал так глубоко, что не чувствовал. Злость на людей и необходимость скрываться, злость на мою неправильную кожу – теперь гнев бурлил в моих венах, окрашивая мир в красный цвет. Я замахивался снова и снова. Я – карательный удар, беспощадное лезвие! Я – океанская буря!
С каждым срезом верёвки в страхе съёживались, их сила испарялась. Эта сеть больше никогда не поймает морскую свинью – взмах, или тюленя – взмах, или шелки! Палуба скрылась в красной дымке, я видел только сеть и сверкающий нож…
На вершине столба закричала чайка.
Я замер, высоко замахнувшись ножом. Небо было тусклого гранитно-серого цвета. Сквозь ленты тумана проглядывали здания. Деревянные дощечки. Свет за занавеской.
Скрип открывающейся двери.
Моё дыхание царапало воздух, будто дышал кто-то другой. Клочки сети были разбросаны у моих ног. Разорванные нити свисали с катушки, как мох с дерева.
Я задрожал. Красная дымка пропала, и я чуть не задохнулся. Меня мутило.
Я пнул связку сети и засунул её обратно под морщинистый покров, чтобы люди не увидели содеянного мной. Чтобы они не увидели меня. Бросив последний взгляд на берег, я перелез через край и нырнул.
Глава 28 
 Из тумана 
 



Я плыл обратно на последнем издыхании, потрясённый яростью, вырвавшейся с ударами моего ножа. Впервые возвращение к Мэгги ощущалось как поиск убежища.
Я всё ещё с трудом дышал, поэтому всплыл на поверхность, прячась в облаках тумана. Берег то появлялся, то исчезал из вида: деревья с ярко-красной корой, снующая в кустах лань, вода, бегущая по скалам к морю…
Девочка с меня ростом на краю утёса всматривалась в море.
Она была настороженна и грациозна, как лань. Её руки и ноги были худыми и жилистыми, совсем как мои, но лоснящаяся кожа была тёмно-коричневой. Сзади болталась копна чёрных волос. Девочка высоко держала голову, приветствуя ветер, будто она единое целое с землёй, травой и деревьями. Мне нужно было спрятаться, но я находился в смятении и был переполнен эмоциями настолько, что не мог оторвать от неё взгляд.
Вдруг, к моему удивлению, я взметнул руку над волнами, приветствуя земную фею.
Она повернулась и медленно подняла худую руку. Затем вздрогнула и побежала с утёса; её стопы едва касались земли.
Наваждение прошло. Я нырнул, плыл неровно, в ужасе от своего поступка. Зачем я помахал ей? Тем более сегодня, когда сети висят, порезанные в клочья?
Чем дальше я отплывал, тем сильнее меня потрясали красота и странность увиденного. Эта шустрая фея вовсе не была похожа на Мэгги с её тусклыми волосами, сгорбленными плечами или на того грубого мужчину, который бежал за лодкой. Я не мог представить её в душном доме. Нет, на суше тоже должны быть феи, как на море – шелки. Хоть я и обещал Мэгги рассказать, если меня кто-то увидит, об этой встрече я решил умолчать.
* * *
Когда я вернулся к Мэгги, то сделал вид, будто ничего примечательного не произошло. Съел тарелку хлопьев. Помогал по дому. В полдень принёс последнюю охапку поленьев. Когда я пихал её за деревянную печь, кто-то забарабанил по двери.
Мы с Мэгги вздрогнули и обернулись.
– Мэгги? – прозвучал грубый мужской голос. Человек вновь заколотил рукой по двери так, что она сотряслась в проёме.
Мэгги показала пальцем на спальню. Я тихо положил полено, встал…
– Ты там? – прогремел голос. – Есть разговор.
Ручка двери стала поворачиваться.
Я бросился на пол и протиснулся под диван. Мне в спину вонзились пружины. Вокруг лица закружились пылинки.
Дверь открылась, и вошла пара тяжёлых чёрных сапог.
– Мэгги!
– Привет, Гарри! Ты всегда так вваливаешься?! – в её голосе послышался лёгкий укор. Ей не нравился этот человек.
– Ты не отвечала. Думал, не слышишь.
Сапоги протопали ближе. Один шаг. Два. Я спрятался глубже. В нос влетела пыль, вызывая чих. Я с трудом сдерживался, но чих нарастал и нарастал, моё тело закачало диван. Мгновение спустя Мэгги громко притворно кашлянула.
– Мне бы не помешал кофе, – сказала она, направляясь на кухню. – Будешь?
Она никогда не пила кофе в это время.
– Не-а. Я ненадолго.
В чайник залили воду.
– Зачем пришёл тогда? – чайник громко поставили на плиту. – Иди сюда, я тебя не слышу.
К моему облегчению, сапоги удалялись. Тело снова потряс тихий чих.
– Ты никого странного не замечала? – поинтересовался мужчина.
Я замер.
– Странного? – удивилась Мэгги. – О чём ты?
– Мы все вышли на охоту. Знаешь Стэна Уайли? Его лодка вчера была пришвартована. Утром приходит – все сети сорваны с катушек, разорваны в клочья.
Мэгги со стуком поставила кружку на столешницу:
– Наверное, дети. Проделки подростков.
– В туман? Видела бы ты сети. Покромсали, как в ужастиках. Похоже, какой-то псих на свободе.
– Псих? – Мэгги издала резкий смешок. – Я тебя умоляю. Не удивлюсь, если это был Стэн. Сам понимаешь – чего ни сделаешь ради страховки? Почему бы тебе не поговорить с ним? Так, – она подошла к двери, – мне пора за работу.
Сапоги потопали за ней.
– Будь начеку. Звякни мне или Стэну, если заметишь что-то необычное. Я зарядил ружьё. Стэн обратился к шерифу, – дверь распахнулась, сапоги вышли на улицу. – Кстати, помнишь, я обещал Джеку присмотреть за дорожкой? Она, кстати, вся в выбоинах после бури. Пришлось припарковаться у развилки. Буду рад помочь тебе за символическую плату.
– Не нужно, спасибо, Гарри.
Дверь закрылась. Шаги затихли. Вдалеке взревел двигатель. Звук уносился.
– Выходи давай, – сказала Мэгги.
Я вылез, подняв облако пыли, стряхнул пыль с рук, ног, ножа.
Мэгги покосилась на меня:
– Больше не носи этот нож.
– Но…
– Никаких «если», «и», «но». Неважно, что ты сделал. Такие парни, как Гарри и Стэн, вопросы не задают. Увидят нож, и отец будет твоей наименьшей проблемой.
Я промолчал.
– С этой штукой на ноге я тебя из дома не выпущу.
Мои руки сжались в кулаки.
– У нас уговор, парень. Ты же сдержишь слово?
* * *
Я вошёл в спальню и закрыл дверь. Мне хотелось держать нож рядом, но спрятать, чтобы его не забрала Мэгги.
Я не мог прятать его в кровати. Иногда Мэгги приходила потрогать покрывала и погладить плюшевого мишку, притворяясь, что расправляет постель. Комод тоже был её территорией. Она заполняла его шортами, майками и водолазками. Иногда я заставал её у открытого ящика: она расправляла и складывала одежду, словно ей нужно было найти повод, чтобы подержать её в руках.
Оставался гардероб. Затаив дыхание, будто вместе с пылью оттуда мог вылететь призрак мёртвого мальчика, я повернул ручку.
Гардероб был забит. Огромные коробки заполонили высокую полку, одежда болталась где-то в середине, пол был загромождён коробками поменьше. На полу валялась обувь.
Я опустился на колени и вытащил коробки. В одной были деревянные животные. В другой – крошечные грузовики и цветные палки. Мне не хотелось, чтобы мой нож лежал вместе с вещами мёртвого мальчика. Я отбросил коробки и обувь в сторону и потянулся в темноту.
У задней стены я нащупал дырку в полу. Я провёл пальцем по краю. Она была идеальной длины.
Я заставил себя отстегнуть ножны. Мой нож – единственное, что напоминало мне о маме и жизни с кланом… Я держал его в ладони, ощущая знакомый вес. Затем, скрипя зубами, впихнул его в дырку.
Когда я отпускал его, то нащупал нечто твёрдое и холодное. Я обхватил это пальцами – гладкое, длиной с ладонь – и вытащил из гардероба. Медленно раскрыл пальцы.
Там, на моей ладони, лежал красивый тюлень, вырезанный из тёмно-зелёного камня. Ласты, клыки, изгиб хвоста – идеально. Правдоподобно. Голова и хвост были загнуты в полумесяц, и он смотрел на меня с тенью улыбки. А эти умные глаза…
Это не тюлень. Это шелки.
Я облокотился о стену, ошеломлённый странностью происходящего. Гардероб, комната, дом – как каменный шелки оказался здесь, в человеческом месте?
Я поднёс шелки к лицу. Он смотрел мне прямо в глаза. Его голова слегка наклонилась в сторону, как у бабушки, когда она хотела рассказать мне что-то важное. Это знак? Не от мамы, она здесь ни разу не была. От… Луны?
– Она видит меня, – думал я. – Луна видит меня!
В грудной клетке стало тесно, сердце едва умещалось внутри – в нём смешались смех и плач. Луна видела меня в длинноногом обличье. Она видела, как мой клан плыл на север, преодолевая опасные моря. Чувство одиночества отступило.
Я прижал шелки к щеке, будто мог перенять храбрость в его взгляде. Глубоко вдохнул. Я буду храбрым и сильным здесь, на острове Спиндл, достойным этого подарка и шкуры, которую мама принесёт ко второму полнолунию.
Глава 29 
 Песня 
 



Неделю после визита Гарри Мэгги запрещала мне плавать. Я оставался близко к дому, прислушиваясь, не грохочут ли моторы лодок, не слышен ли глухой стук сапог. Я думал о фее. Представлял, как она устойчиво и грациозно стоит на вершине утёса. Видел уверенно вздёрнутые плечи, подбородок, устремлённый к морю, руку, поднятую в мою сторону.
Гарри говорил о лодке, ружье и людях, отправившихся на охоту, но он ни словом не упомянул мальчика, которого заметили уплывающим от пристани. Значит, я не ошибся в фее. Она не человек. Она никому не проболталась.
Мэгги достала календарь.
– Полнолуние, – объявила она, перечёркивая квадратик с нарисованным кругом. Она перевернула страницу и показала на другой круг. – Через месяц должна вернуться твоя мама. А вот, – другая страница, и её ручка вонзилась в квадратик, – когда возвращается Джек.
Все эти квадратики! Если бы я так долго оставался в этом доме, то сошёл бы с ума. В кармане шорт лежал каменный шелки. Я поклялся быть храбрым. Почему же внутри меня затаился страх?
На следующее утро я проснулся с первыми лучами солнца. Окинул взглядом горизонт. Ни одной лодки.
На полпути вниз по скале нашлась идеальная пещера для моего каменного шелки: дыра размером с кулак. Я поставил его, направив в сторону моря, будто он ждал моего возвращения. Затем спрыгнул на гладкие камни и опустился в воду.
Кожу обдало прохладой. Впервые за многие дни я почувствовал себя живым; кувыркнулся и нырнул ко дну. На меня, размахивая плавниками, взирал полосатый терпуг. Я расплылся в улыбке и погнался за ним. Вдоль скалы разбредались крабы и махали анемоны. Угревидная зубатка спрятала свою голову обратно в щель.
Я поднялся, болтая ногами в воде. Я проделал долгий путь к скалистому мысу. На другой стороне был утёс, где в прошлый раз стояла фея.
Я собирался возвращаться, как вдруг услышал песню, доносившуюся через волны.
Голос был чистый и сладкий. А мелодия! Через несколько нот она извивалась от света к тьме, напоминая перекаты волн. Она взывала ко мне, к моей крови, будто я знал её всю жизнь. Будто я возвратился домой.
Держа голову над водой, чтобы не упустить ни единой ноты, я оплыл мыс.
Это была фея. Кто же ещё? Она сидела, скрестив ноги, на вершине утёса, с закрытыми глазами, будто она черпала магию из недр земли. Сладкая печальная мелодия тянула меня ближе. Волны затихли, теперь я мог расслышать слова:
– Вставай, вставай, дитя моё,
О, как же крепок сон!
Поведать об отце готов,
Ведь он… он…

Она остановилась, а затем продолжила:
– Поведать об отце готов, ведь он…
Мелодия смолкала. Девочка раздражённо воскликнула:
– Да блин!
Волшебство песни улетучилось. Лесная фея так бы не выразилась. А то, как от недовольства напряглось её лицо, было похоже на… человеческое выражение. И эти шорты и майка на ней…
Она была человеком! От неожиданности я со всплеском отшатнулся.
Глаза девочки распахнулись, она вскочила на ноги, глядя прямо на меня.
Она была человеком и дважды видела меня! Девочка устроила мне засаду и приманивала к себе песней. Теперь она всем расскажет. Люди поймают и заберут меня, и я никогда не увижу маму и клан.
Течение несло меня к мысу. Девочка бежала вдоль утёса, пытаясь не потерять меня из виду. Я доверился своим органам чувств и нырнул, ногами направляя себя в темноту. Если она не сможет видеть меня, то не последует за мной. Я оплыл мыс и осторожно выплыл.
Надо мной кто-то ахнул. Девочка смотрела вниз с вершины утёса.
– Не уходи! – кричала она, подняв руки для прыжка в воду. – Подожди меня!
Я направился глубже и ускорился. Мгновение спустя, когда девочка пронзила гладь, вода задрожала. По мне прокатилась сила удара. Круг за кругом распространялись вибрации, девочка была в эпицентре. Я поплыл быстрее. Вода передавала в мою сторону ритм её гребков, будто нас невидимой нитью связала песня.
Я не мог позволить девочке доплыть со мной до дома Мэгги! Свернул и направился в открытое море, где волны были слишком большими, а течение слишком сильным для таких хилых гребков, как у неё.
Её курс тоже изменился.
Я плыл под водой, пока мои лёгкие не дали о себе знать. Оказавшись на достаточном расстоянии от суши, там, куда девочка не могла добраться, я всплыл на спаде волны и прислушался. Плескание прекратилось.
Я облегчённо вздохнул. Она, должно быть, сдалась.
Но почему я не слышу, как она плывёт к берегу?
Глава 30 
 Камень 
 



Поднимался ветер, волны вокруг вздымались всё выше. Оседлав вздымающийся гребень волны, я смотрел на берег. На полпути что-то выплыло на поверхность.
– Это рыба, – успокоил я себя.
Но тут подлетели две чайки и закружили над этим местом, оповещая об опасности.
В следующее мгновение я уже со всей мочи плыл к девочке, держась на гребнях волн, чтобы не потерять её из вида. Когда она погружалась в воду, звук плескания затихал, затем звучал с новой силой, отчаяннее и короче, а волны били, чайки кричали, и я не знал, успею ли добраться до неё вовремя.
Когда я доплыл до неё, она была под волнами. Я обхватил её запястье и потянул вверх. Когда её голова вырвалась на поверхность, девочка замолотила руками, обрызгивая моё лицо и руки, пытаясь ухватиться хоть за что-то, взобраться над водой. Она кашляла и жадно глотала воздух, а ещё так сильно пиналась, что мне пришлось оттолкнуть её.
– Успокойся! – крикнул я, пытаясь снова приблизиться. Но её охватила паника – она поцарапала мне руку и врезала кулаком по лицу. Я попятился и нырнул. Теперь я выплыл сзади неё, схватил её за плечо, перевернул на спину и поплыл.
Наконец она поняла, что я спасаю её. Тело расслабилось. Теперь я мог распределить её вес и плыть на боку. Чёрные волосы девочки извивались вокруг лица, как водоросли во время прилива.
До берега было слишком далеко. Впереди из воды выглядывал камень. Он был нашим единственным спасением. Я тащил девочку через сильную зыбь, едва удерживая её голову над водой. Вскоре я стал задыхаться, у меня заболели руки. Течение несло нас в сторону камня. Если бы оно пронесло нас мимо, не уверен, что у меня хватило бы сил повернуть и поплыть против него. Нас бросило ближе к разбивающимся о камень волнам. Я схватил девочку покрепче – сейчас нельзя было её упустить! – и, призвав всю свою силу, оттолкнулся…
Моя нога коснулась камня.
Девочка ухватилась за него, в ужасе кашляя.
Для двоих на камне едва хватало места. Я сел, опустив ноги в воду, и посмотрел на изгиб острова Спиндл, с трудом восстанавливая дыхание.
Теперь я мог оставить её. Я же дотащил её сюда, ведь так? Спас её, когда она точно бы утонула. Этого же достаточно?
Но вот её дыхание уже выровнялось, а я всё ещё был рядом.
Девочка сидела возле меня, прижимая колени к груди. Она сильно дрожала, всё тело трясло. Но она улыбалась. И её глаза – ясные, яркие, серые – тоже улыбались.
– Ты спас меня, – сказала она. – Спасибо!
К моему потрясению, я улыбнулся в ответ.
Я присмотрелся к девочке. В ней всё ещё чувствовалась насторожённость, которую я приметил ещё на утёсе. У неё был волевой подбородок, сильные и худые конечности, а стопы усыпаны мозолями, почти как у меня.
Она кивнула в сторону моего плеча. Там красовались три длинные красные царапины.
– Это я тебя так?
Я пожал плечами:
– Всё нормально. Это не твоя вина. Люди плохо плавают.
– Ты хорошо плаваешь. Когда я увидела тебя впервые, то спутала с тюленем. Но потом ты помахал, – она со всей силы потёрла плечи ладонями. – Ты такой раскрепощённый в воде!
– Совсем как ты на суше! – сказал я. – Будто ты в своей тарелке.
Весь мир с его опасностями и правилами испарился. Ветер разносил свою песню по волнам. Волны ударялись о камень то высоко и легко, то глубоко и мрачно, как голоса, сливающиеся в мелодии.
– Что за песню ты пела? – спросил я.
– На берегу? Ой, это одна из старинных баллад дедушки. Называется «Сьюл Скерри».
– Споёшь сейчас?
Она покачала головой:
– Я пою только в одиночестве.
Я кивнул на широкую полосу белогривых волн, отделявших нас от берега:
– Чем тебе не одиночество?!
В уголке её рта заиграла улыбка:
– Ну хорошо, только не смейся.
Она запела чистым, прекрасным голосом:
– В стране Норвегии жила
Младая дева да дитю пела:
«Где твой отец, не знаю я,
И из какой страны он родом».

Однажды красна дева на брегу
Уснула крепким сном,
И к ней явился серый шелки…

Я не услышал следующую строчку, потому что она пропела шелки, и моё сердце замерло. Неудивительно, что песня взывала ко мне! Она была о моём народе! Но песня была человеческая. Как они могли передать ритм волн, восторг и томление так верно?
Теперь девочка пела:
– Вставай, вставай, дитя моё,
О, как же крепок сон!
Поведать об отце готов,
Ведь он… он…

Её глаза расширились:
– О, я вспомнила!
…Он у ног твоих склонён.

Она остановилась.
– Ещё немного, – попросил я.
– Ну, я знаю ещё один куплет, – она выпрямилась:
– Я человек лишь на земле,
А в море – вёрткий я тюлень.
Мой дом – утёсы Сьюл Скерри,
Что на волну бросают тень.

Когда улетучились последние ноты, из-за облаков вырвалось солнце. Вдруг потеплело, девочка вытянула ноги и посмотрела на меня горящими глазами:
– Думаешь, они существуют?
Я ахнул:
– Кто «они»?
– Шелки.
Что будет, если я расскажу ей? Если я позволю вырваться наружу истории, правде, которую я держу в тайне уже целый месяц? Не успел я заговорить, как воздух сотрясли вибрации мотора.
В нашу сторону направлялась лодка. Мир обрушился на меня гигантской волной.
Я вскочил на ноги.
– Как только увидишь её – кричи, – сказал я. – Кричи и маши, чтобы тебя заметили!
– Увижу что?
Вибрация превратилась в отдалённый рёв. Девочка тоже подскочила, услышав.
Я посмотрел ей в глаза:
– Поклянись, что не расскажешь никому обо мне.
– Обещаю.
Этого было недостаточно. Я слишком многим рисковал ради неё в тот момент:
– Поклянись Луной!
Её лицо приняло серьёзное выражение:
– Клянусь Луной.
Лодка возникла на горизонте. Я поднял руки, приготовившись прыгнуть в воду.
– Стой! – окликнула она меня. – Как тебя зовут?
– Аран, – ответил я и нырнул.
Глава 31 
 Что услышала Мэгги 
 



Когда я вернулся, дома никого не было. Сумка для покупок Мэгги пропала. Женщина, видимо, пошла в магазин у гавани. Неважно, сколько рыбы я приносил, она всё равно шла туда, хоть с каждым разом выглядела всё более измождённой.
К тому моменту, когда я услышал, как она устало тащится к двери, тени изменили направление. Я вспомнил о своих царапинах и побежал надеть что-нибудь с длинными рукавами.
Я вошёл в кухню, когда она ставила сумку на стол.
– Никогда не догадаешься, что я увидела на пристани, – начала она. Её тело слабело, но голос оставался жизнерадостным. – Нечто странное, – она стала доставать из сумки консервы. – Я была в магазине Джейн, и вдруг туда вбегает Дарлин Митчелл. Хватает телефон, звонит старику Бобу Донахью и кричит в трубку: «Иди сюда, забери свою внучку! Гарри нашёл её посреди океана».
Я не мог дышать.
Мэгги взяла консервную банку и отнесла в шкаф. Вернулась за другой. А затем спросила, обыскивая сумку:
– Где кофе? – Она вытащила пакет.
– А потом что? – поинтересовался я.
– Ну а потом мы вышли на улицу. И тут девочка вылезает из лодки в оранжевом спасательном жилете в два раза больше неё. Такая худенькая, и поначалу даже и не скажешь, что наполовину темнокожая. – Мэгги насыпала кофе в банку. – Приехала пожить с Бобом – ох, наверное, уже три месяца прошло. Это поразило всех. Боб – одиночка, прям как я. Приходит в магазин забирать посылки, а в остальном держится особняком.
За всё время я впервые слышал, чтобы Мэгги так долго говорила не прерываясь. Я надеялся, что она не начнёт кашлять.
Мэгги достала кружку.
– Девочка просто стояла, как воды в рот набрала, а Гарри болтал без умолку. Говорит, мчался на лодке, увидел кого-то на камне в заливе. Думал, у кого-то на каяке проблема случилась. Но это оказалась худенькая малышка, одна-одинёшенька. Затем прибежал Боб, кричал, весь раскраснелся, крепко её схватил: «Боже мой, как ты туда попала?» А она ответила…
Чайник засвистел, и Мэгги повернулась к плите.
Моё сердце колотилось в груди. Мэгги отмерила кофе, затем потянулась к чайнику…
– Что? – не вытерпел я. – Что она ответила?
– Что не помнит! Сказала, что уснула на утёсе, а потом смотрит – лежит на камне, окружённом волнами, а как там очутилась, не помнит.
Я сдержал вздох облегчения. Комнату наполнил горько-сладкий запах кофе.
– Боб сорвался, – сказала Мэгги. – Начал отчитывать её. Они оба обещали её родителям, что она не будет плавать без него. Но начнём с того, что он даже не умеет присматривать за ребёнком. Оставляет её одну с книгами и красками. Разрешает бродить по всему острову.
Я выглянул из окна, чтобы не смотреть на Мэгги:
– Как её зовут?
– Нелли. По крайней мере, он её так зовёт. У неё какое-то длинное сложное имя, поэтому он зовёт её просто Нелли, – Мэгги села напротив меня, обхватив руками остывающую кружку. – Дальше – больше. Гарри показалось, что он видел в воде ещё кого-то. Но это было очень далеко, так что он не уверен, – она сделала глоток, глядя на меня поверх кружки. – Ты же об этом ничего не знаешь, да?
Я принял самый невинный вид:
– Наверное, он видел тюленя.
* * *
Та песня не выходила у меня из головы. Я напевал мелодию, когда складывал поленья. «Я человек лишь на земле, а в море – вёрткий я тюлень» – без других куплетов эта строчка была незаконченной, призраком в поиске плоти.
Что произошло между шелки и человеческой женщиной? А их ребёнок? В песне не говорилось детёныш, значит, он в длинноногом обличье… Что же случилось?
Мама вернётся меньше чем через месяц. До того как я покину мир среди людей, я хочу ещё раз услышать эту мелодию. И каждое слово этой песни. А ещё… я хочу увидеть девочку.
Но не следует. Она человек, а это значит опасность. Мэгги – другое дело. Её выбрала мама. Она заслужила доверие после визита Гарри. Но девочка?
Потом я вспомнил её ясные серые глаза, её храбрость, хотя она чуть было не утонула, и её улыбку. Когда мы сидели рядом на камне, было так легко, будто весь мир, кроме нас, перестал существовать. И девочка сдержала обещание. Она никому не рассказала.
Я подошёл к окну и всмотрелся в темнеющее небо. Завтра утром я вернусь на утёс. Надеюсь, девочка будет там.
Глава 32 
 Книга 
 



Порыв ветра пробудил меня ото сна. Забрезжил рассвет. Я вернул каменного шелки обратно в пещеру и поймал добычу на завтрак у основания скалы. Солнце взбиралось вверх медленно, как улитка. Я не мог больше терпеть. Наконец, я поплыл в сторону утёса. Мощное течение пыталось прибить меня к берегу.
Я поднялся на поверхность, чтобы глотнуть воздуха на спаде волны. Возможно, мне стоит развернуться и поплыть домой. После вчерашнего дедушка девочки, скорее всего, не скоро её выпустит. Целых полмесяца! Долго, потом мама вернётся, и я покину остров Спиндл.
Надо мной в сильном потоке ветра летела скопа.
Я поднялся у края мыса. Нелли была там – сидела, скрестив ноги и опустив взгляд на коленки.
Я открыл рот, но звука не последовало. Мой голос спрятался где-то у щиколоток. Наконец я глотнул воздуха и смог крикнуть:
– Привет!
Девочка вскочила.
– Я знала, что ты придёшь! – она подняла нечто плоское и тёмно-синее. – И принесла! Книгу с песней! Теперь я смогу спеть тебе всю песню.
Я подплыл ближе.
– Забирайся! – сказала она, показав на раскол в отвесной скале.
Это было отличное место для лазания: много поручней и выступов. Но я остался на месте. На берегу лучше всего: неважно, с какой стороны придёт опасность, будь то акула или человек, – вмиг можно ускользнуть.
– Спой оттуда, – сказал я.
– Ты не поднимешься? – в её голосе звучало разочарование.
Я покачал головой.
– Ну ладно, – Нелли села, положив книгу на колени. Белые страницы трепетали на ветру. Она придержала их и запела.
Я напрягал слух, чтобы расслышать её через бушующий ветер. Я уловил мелодию, но голова девочки была опущена вниз. Книга поглощала слова, будто пыталась сохранить секрет.
– Пой громче, – попросил я.
– Это испортит мелодию, – она встала и изучающим взглядом осмотрела раскол в скале. – Наверное, я могу сесть на выступе.
Прижав книгу к боку, Нелли стала продвигаться вниз. Она двигалась быстро, ступая уверенно и ловко. Я попятился, чтобы скрыться в волнах. Я здесь исключительно ради песни, уверял я себя. На этом всё.
Теперь девочка оказалась на отвесной части. Сделала шаг, под весом её тела камень пошатнулся и соскользнул, скрипя и скрежеща. Она вытянула вперёд руку, чтобы удержать равновесие…
Книга вылетела из руки прямо в воду, страницы перелистывались с бешеной скоростью. Затем книга закрылась, плюхнувшись в воду, на неё набросились барашки волн, с каждым ударом погружая её всё глубже.
Нет! Я нырнул под рябь, шаря руками вслепую, хватаясь за пузырьки. Затем моя рука нащупала твёрдый прямой край. Я ухватился за него и вынырнул на поверхность.
Нелли стояла на выступе близко к воде. Я победоносно подплыл, держа книгу высоко над головой. Я спас её жизнь, теперь получу песню в качестве вознаграждения. С широкой улыбкой я забрался рядом с Нелли.
Но она смотрела на книгу в ужасе, часто дыша.
Моя улыбка тут же пропала.
Девочка протянула ладони, и я положил на них книгу. Синее крыло-обложка скривилось. Под ним страницы были мокрые и мятые. Нелли дрожащей рукой подняла оторванную часть бумаги. Она повисла у неё на пальцах, как водоросль.
– Дедушка убьёт меня, – прошептала она. – Мне нельзя выносить книги из дома. Для особых книг из стеклянного шкафа мне нужно разрешение, даже чтобы притронуться к ним, а я не спросила.
Её накажут. Это из-за меня она взяла книгу, из-за меня пыталась спуститься с ней по крутой тропе.
– Может быть… может быть, мы всё исправим, – сказал я.
– Исправим? – она прикусила губу. – Как?
Я не собирался признаваться в том, что впервые в жизни вижу книгу, а уж тем более в том, что впервые буду её лечить. Я пробежал пальцем по обложке. Она была синей, как глубины океана, а бумага внутри была плотной и дорогой. Даже мокрая, она таила в себе силу, будто живое существо.
Я попытался аккуратно расправить крыло-обложку. Но, услышав, как оно рвётся, сразу убрал руку.
– Нужно посмотреть, как они сделаны, – заключил я. – Есть ещё такие книги?
– Старые? Да, несколько.
– Принеси одну сюда.
Нелли вздрогнула:
– Я не могу вынести ещё одну книгу из дома. Мне страшно.
Ко мне в голову пришла безумная мысль. Я хотел её отбросить, но, вспомнив о каменном шелки, ожидающем меня в пещере, захотел быть храбрым.
Я тяжело сглотнул:
– Где твой дом?
Нелли показала на деревья. Далеко от моря. Далеко от безопасного берега и ритма волн.
Я выпрямился и глубоко вздохнул:
– Пойдём туда.
– Нет! – сказала она. – Ты не должен рисковать.
– Мне можно пойти, если никто не увидит меня, – я был настроен решительно.
– Постой! – окликнула меня Нелли. – Уже поздно. Рано утром дедушка, как обычно, ушёл рисовать, но скоро вернётся. Встретимся на этом месте завтра в семь.
– В семь? Это когда?
Она призадумалась – я опять подставил себя, выдав, что отличаюсь от людей? Затем Нелли указала на точку ниже горизонта:
– Когда солнце вот в этом положении и начинают петь зарянки.
Глава 33 
 «Гнездо» 
 



На следующее утро я плыл к утёсу. Вдруг моя рука задела что-то сбоку: каменный шелки в кармане. Я забыл положить его в маленькую пещеру! Я уже собрался повернуть обратно, но внезапно передумал. Как хорошо, что он будет со мной, когда я отправлюсь на сушу! Протолкнув его глубже в карман, я поплыл дальше.
Нелли ходила туда-сюда по утёсу. Она молча ждала, пока я подплыл к камням и вскарабкался, встав рядом с ней. Ветреницы щекотали мои лодыжки, а камни были покрыты зелёным и золотым лишайником.
– Готов? – спросила Нелли.
Я кивнул.
Она понеслась к зарослям деревьев. Тёмные ветки сплетались над головой, а кусты мешались под ногами. Я едва поспевал за ней. Нелли бежала, как лань, её коричневые, как кора, ноги прыгали по неведомым мне дорожкам. Я всегда считался быстрым бегуном, но теперь чувствовал себя неуклюжим, с треском ломая на пути ветки. В какой-то момент Нелли остановилась, ожидая, пока я поравняюсь с ней. Я ощутил, как у меня вспыхнуло лицо.
Деревья редели, солнце искрилось в воде. Мы проползли за кустами, а затем выглянули.
На вершине скалы возвышался дом. Позади него росли деревья, а фасад был направлен в сторону моря. Этот дом был такой же маленький, как у Мэгги, но её дом был шаткий и ветхий, а этот! Я и представить не мог, что человеческие жилища могут так выглядеть: дом был прочным и элегантным, его возвышающиеся перекладины подобны пихтам. Он вписывался в природу.
Нелли показала на верхнюю комнату с панорамными окнами:
– Там стоят стеклянные шкафы.
Моё сердце застучало быстрее.
– Подожди здесь, пока я проверю, не вернулся ли он раньше, – она подошла к дому и открыла дверь. – Дедушка? – Я слышал, как Нелли ходит по дому. Затем она снова появилась в двери, жестом приглашая меня внутрь.
Дом Мэгги был специально отрезан от моря. Этот же дом с панорамными окнами, казалось, зазывал море к себе. Здесь были тёплое полированное дерево и камни цвета скал, рядом с которыми я вырос. Всё скромно и чисто, будто омытый волнами берег. От картины на стене у меня перехватило дыхание. На ней были просто закрученные фигуры, красные и чёрные, но каким-то образом, сплетаясь вместе, они изображали выпрыгивающего из воды кита.
– Пошли наверх, – позвала Нелли.
Я последовал за ней по тёмной узкой лестнице. Дверь распахнулась, и я заморгал от яркого солнечного света.
Комната была не чем иным, как тремя огромными окнами вместо стен. Я мог видеть всё: барашки волн, разбивающихся о скалы в проливе, пятнышко лодки далеко от суши, клочок облака на горизонте. Мимо дома пролетала цапля, и мне показалось, будто я могу броситься вниз и полететь рядом с ней. Было ощущение, что я выглядываю из орлиного гнезда.
Голос Нелли прервал поток моих мыслей:
– Какую из них ты хочешь увидеть?
Я повернулся. Нелли стояла перед стеной с книгами. Они громоздились от пола до потолка плотнее, чем колония кайр в период гнездования.
Я подошёл ближе, открыв рот от удивления. Книг было так много! Казалось, будто они искрятся от волшебства. В каждой из них песня? Они тоже мне споют? Я хотел открыть и полистать их все, но у меня было дело.
– Нужно найти книгу, похожую на больную, – сказал я.
– Тогда, наверное…
У одной группы книг был свой собственный домик из тёмного дерева. Они выглядывали из-за стеклянных окон. Нелли открыла дверцу и достала одну из книг.
– У этой похожая обложка, – пояснила она.
Книга раскрылась. По плотным цвета слоновой кости страницам танцевали чёрные значки. Нелли положила её в мои ладони.
Я чувствовал себя самозванцем. Как она могла так мне доверять? Я не знал, как лечить книги. Едва знал, как держать их в руках.
Но мне нужно было найти способ. Точно так же, как когда я вязал кедровые жгуты: я ни разу в жизни не видел ножны, но смог их сделать. Или когда песня, призывающая Луну, всплыла в моей голове, чтобы помочь маме надеть шкуру. Тогда я тоже впервые нашёл способ.
– Принеси больную книгу, – сказал я.
Нелли спустилась вниз и вернулась с повреждённой книгой. Та всё ещё была влажной. Это, наверное, хорошо: некоторые вещи становятся ломкими, когда высыхают, – например водоросли.
Я положил книги рядом на деревянном полу. Склонился над здоровой и понюхал её. Лизнул страницу. Нелли вздёрнула брови.
– Несолёная, – объяснил я. – Начнём с того, что отмоем больную книгу в чистой воде.
– В воде? – она повысила голос. – Я не могу снова намочить её! Посмотри на обложку: она уже теряет цвет.
Нелли была права. На синем фоне были белые полосы.
– Если что-то не создано для океана, то он убивает это, – сказал я. – Думаю, что книга, как пресноводная рыба, не переносит соль, – я поднял книгу.
Нелли выпучила глаза:
– Что ты делаешь?
– Хочу отнести её на улицу и помыть.
– На улицу?
– Слушай, – выпалил я, – ты хочешь спасти книгу или нет?
– А что, если дедушка вернётся раньше? – спросила Нелли. – Что, если он увидит…
– Увижу что? – прогремел хриплый голос позади нас.
Глава 34 
 «Морж» 
 



Я повернул голову. Там, на вершине ступеней, стоял будто бы не человек, а большой серый морж. Его лицо щетинилось усами, а с челюстей свисал один-единственный коричневый клык. Я схватил книгу и вскочил на ноги.
Нелли ахнула:
– Дедушка!
Он не был темнокожим, как Нелли. Его руки и лицо были светлее моих. Но глаза были такого же морского серого цвета, как у неё, и в них искрился тот же огонёк разума. Он уставился на широко распахнутый стеклянный шкаф, здоровую книгу на полу, влажную – у меня в руках. Насупил брови.
– Мы собирались всё исправить, – пробубнила Нелли. – Аран считает, что нужно отмыть морскую воду и…
– Морскую воду? Ты брала её на улицу? Она упала в море? – с каждым словом его голос звучал громче. Он устрашающе сделал шаг вперёд. – Дай её мне, мальчик.
Что бы вы сделали, если бы на вас надвигался морж? Я обнажил зубы и зарычал.
– Постой, дедушка, ты пугаешь его, – предупредила Нелли.
Я не был напуган. Я был в состоянии боевой готовности: моё тело напряглось.
– Это же моя книга «Песни Оркнейских островов»! – рявкнул «морж».
Он загородил лестницу, поэтому я не мог сбежать тем путём.
Нелли посмотрела, как мои руки обнимают книгу, а затем на моё лицо. Задрала подбородок и храбро произнесла:
– Она нужна ему.
– Нужна? Первое издание девятнадцатого века?
– Не книга – песня шелки. Я не помнила всех куплетов.
Я застыл, как рыба, лишённая воздуха на берегу. Плохо то, что он увидел меня. Ещё хуже, что теперь он станет задавать вопросы.
– Всё это ради песни? – Его взгляд был расчётливым. Он потянулся к клыку. Я затаил дыхание, когда он отнял его ото рта.
– Отчаянные времена требуют отчаянных мер, – сказал он, сев за стол у окна. – Мне нужна трубка. – Он опустил прутик в огонь. Дым завертелся от клыка-трубки в мою сторону.
Я посмотрел на книгу. Пока её не излечат, она, скорее всего, не сможет поведать Нелли песню до конца, а та не споёт её мне. А злость «моржа»… так защищать можно только что-то по-настоящему ценное.
Звук моего голоса застал меня врасплох:
– Во всех книгах есть песни?
– Песни, истории и предания моря.
Я уставился на стену. Может быть, там было больше песен о моём народе. Что людям известно о шелки? О таких детёнышах, как я? Это моя единственная возможность выяснить.
Я сделал шаг к «моржу». Затем ещё один. Отдал ему книгу.
Он рассмотрел обложку, покачивая головой:
– Нелли, по-моему, я чётко дал понять: никогда не трогай книги без меня.
Она сглотнула.
– Я отправлю эту на восстановление. Ты отработаешь стоимость.
Нелли живо кивнула в знак согласия, смаргивая слёзы, а рукой украдкой махнула в сторону двери.
– Уходи! – прошептала она.
Она пыталась помочь мне сбежать, но я не мог оставить её наедине с гневом старика. И я не мог покинуть этот дом со стеной, полной секретов.
– Я тоже буду работать, – заявил я.
«Морж» фыркнул:
– Я понятия не имею, кто ты.
Нелли сказала:
– Просто мальчик, которого я встретила…
– Я племянник Мэгги, – прервал её я, чтобы правильно рассказать историю. – Я живу с ней, только это секрет. Мой отец не должен знать из-за развода и… и… – лопотал я. Они оба уставились на меня. Я глубоко вдохнул. – Никому не рассказывайте, что я здесь. Пожалуйста.
– Хорошо, – согласился старик. – Думаю, моё молчание сойдёт за гарантию твоего возвращения. Приходи сюда завтра утром.
Нелли взглянула на меня:
– Дедушка, он не может…
– Я приду в семь, – сказал я.
Глава 35 
 Синий цвет 
 



На следующее утро, когда я сидел на выступе, где обычно сплю, до меня донёсся аромат кофе. На кухне горел свет. Мэгги никогда не вставала так рано! Как можно тише я подкрался к дому, приоткрыл окно и забрался внутрь. На цыпочках прошёл к кровати, а затем спрыгнул с неё так, чтобы был слышен стук моих ног о пол. Я открыл ящик комода и с грохотом закрыл его. Затем пошёл на кухню.
Мэгги сидела, сгорбившись над горячей кружкой.
– Доброе утро, Аран! – она старалась говорить жизнерадостно, но выглядела такой слабой, что, казалось, малейшее дуновение ветра может сбить её с ног. – Слушай, мне сегодня нужно уехать, – она сделала глоток. – Муж Джейн отвезёт меня к большому острову, где я пересяду на паром до материка.
Я не ответил. Всё, о чем я мог думать, – это о том, что нужно добраться до дома Нелли. Я поспешил насыпать в миску хлопьев и проглотил их разом. Помыл миску в раковине, отодвинул штору, чтобы посмотреть на высоту солнца. Кинул взгляд на дверь.
Мэгги с кривой улыбкой покачала головой:
– Я знаю, ты собираешься на море. Но будь особенно осторожным, хорошо? Меня не будет до вечера.
Я убежал, не попрощавшись.
Нелли встретила меня на утёсе. На этот раз я внимательно смотрел на тропинку, чтобы найти дорогу домой. В море отыскать путь легко благодаря направлявшим меня течениям. Здесь же мне нужно было запоминать знаки: дерево с двумя стволами, валун в форме кита… А ещё необходима бдительность по отношению к людям. Плохо, что меня увидел дедушка Нелли. Он уж точно должен быть последним человеком, кто знает, что я нахожусь на острове.
Мы пришли к дому, и Нелли впустила меня внутрь. Её дедушка выглядывал из окна, а затем повернулся и прохромал к стулу. Неудивительно, что он был таким свирепым: что ему ещё оставалось делать, чтобы выживать среди хищников с такой ногой?
Старик поднял клык со стола и покачал его в ладони.
– Мне нужен синий цвет, – рявкнул он.
Я посмотрел на Нелли, чтобы удостовериться, что она поняла его. Но она была в замешательстве, поэтому я спросил:
– Какой?
– Любой. Цвета яиц дроздов. Вечернего неба. Падающего на воду солнечного света, – он облокотился на стул и показал на окно и небо. – Как я могу рисовать, если не способен приблизиться к этому? Моё проклятое колено сильно болит, я едва хожу. Мне нужно отдохнуть пару дней. Но это не означает, что я должен забросить работу. В общем, принесите мне синий.
Я последовал за Нелли на улицу. Там был туман, а я всегда ему радовался. Люди реже выходили на улицу в такую погоду – возможно, потому, что их одежда становилась липкой.
– Подожди, – попросила Нелли, развернувшись. – Я возьму рюкзак.
Синий. Насколько это сложно? Думаю, поиски не займут много времени. Мы найдём синий цвет, а затем я каким-то образом прокрадусь наверх и выясню, как слушать книги. Самое сложное – провернуть это так, чтобы «морж» не прознал. Я не мог поделиться планами с Нелли. Они с дедушкой были близки. Нет, я должен найти путь к книгам, когда никто не видит…
Нелли коснулась моего локтя – я вздрогнул. Затем она понеслась вперёд. Я стал догонять её, обегая хвойные и лиственные деревья, кусты и кустарники. Мы отталкивались и с шумом приземлялись на покрытый галькой берег. Это была прекрасная бухточка, спокойная и закрытая.
– Я поищу здесь, – сказала Нелли, наклонившись к подножью скалы. – А ты – на пляже.
Я набрал полную ладонь камней, но большинство из них выбросил. Когда мы встретились, чтобы поделиться находками, подходящими оказались только две из них: блестящая чёрная галька с синими пятнами и сине-серая раковина.
Мы покачали головами: этого было недостаточно.
Вдалеке неспешно плыла лодка. Я взбежал вверх по тропинке, пригибаясь под деревьями. В листьях надо мной что-то зашуршало. Подняв голову, я поймал взглядом нечто ярко-синее.
Нелли подбежала ко мне, и я указал пальцем вверх. Мгновение ничего не было видно, а затем из-за листьев прорвалась ещё одна вспышка синего цвета и послышалась песня.
– Синешейка, – сказала Нелли.
Она подпрыгнула, схватилась за нижнюю ветку, с лёгкостью подтянувшись вверх, и исчезла в плотной качающейся зелени. Секунду спустя синешейка выпорхнула из листьев и села на пихту, недовольно попискивая. Я ждал, когда спустится Нелли. Свысока доносился шелест листьев.
Девочка, казавшаяся снизу очень маленькой, выглянула у верхушки дерева и крикнула:
– Полезай посмотри!
На скалах, где я вырос, деревья из-за ветра сгибались и поэтому были не слишком большими. Это дерево было выше любого другого, на которое я забирался. Я схватил ветку и подтянулся. Грубая кора царапала ладони, но я лез выше, в тёмный, холодный, шепчущий мир. Листья нежно поглаживали кожу. Чем тоньше становились ветки, тем сильнее они качались. Это напоминало катание на волнах. Я почти забыл, зачем лезу на дерево, пока не добрался до Нелли.
Она показала на дупло в дереве. Внутри было аккуратное гнездо из травы, пихтовых иголок и перьев, похожих на облачка летнего неба.
Мы забрали два пера. Нелли спустилась вниз, как белка. Я последовал за ней – ветки пружинили под моим весом – и приземлился под треск кустарника.
Неподалёку мы нашли несколько тёмно-синих ягод и ростки цветов нежного фиолетово-синего цвета. Разложили перед собой всю нашу коллекцию. Туман сменился дождём. По тёмным волосам Нелли на лицо стекали капли.
Она вздохнула:
– Этого недостаточно.
Я шаркал ногами. Она права: этого недостаточно, чтобы «морж» принял меня. Я мог отчётливо видеть пренебрежительный жест рукой, хриплое фырканье, а вместе с этим и то, как улетучиваются мои шансы пробраться в комнату за книгами. Цвета на суше не шли ни в какое сравнение с тем, что можно увидеть под водой.
Я сдвинулся с места.
– Ты куда? – Нелли пошла рядом со мной.
– В бухту.
– Мы уже всё там облазили.
– Мы смотрели только на берегу, – сказал я. – Неудивительно, что не нашли ничего сто́ящего.
Я спрыгнул на гальку, зашёл в воду и нырнул.
Мимо меня промелькнула серебристо-синяя рыба. Я пропустил её. Рыбу будет сложно донести живой, а мёртвая потеряет блеск. Я поплыл глубже.
На дне рядом с солнечно-красной морской звездой лежали осколки ракушек мидий. Я собрал их в ладошку, оттолкнулся и положил на берегу. Снова нырнул. Вскоре я наткнулся на колонию самих мидий. Я взял парочку, надеясь, что раковины внутри будут ярче тех осколков. К тому же я был голоден, а мидии – неплохой перекус. Возвращаясь, я приметил устриц и прихватил одну из них.
Я вернулся на берег. Нелли просмотрела осколки раковины.
– Вот эти три лучшие, – сказала она, протягивая их мне.
Они были красивые, но не впечатляли. Я открыл одну мидию и предложил Нелли мясо. Когда она покачала головой, я высосал его сам. Затем протянул ей сверкающую изнутри ракушку. В ней были видны разные оттенки синего: от ярких и тёмных до бледных и перламутровых. Центр светился, как водный бассейн, залитый серебристо-синим лунным светом.
Мы оба широко заулыбались.
– То, что нужно! – воскликнула Нелли, наклонившись, чтобы собрать сокровища в рюкзак. Она направилась вверх по тропинке.
Я всё ещё был голоден и не хотел, чтобы устрица пропала. Схватив острый камень, я раскрыл её…
Там поверх мяса лежала жемчужина, круглая и блестящая, как Луна. Она, казалось, сошла с ночного синего неба. Я положил её в карман. Затем проглотил устрицу и побежал за Нелли. К «моржу», дому из окон и стене, полной секретов.
Глава 36 
 История у камина 
 



Когда мы приближались к дому, Нелли схватила меня за руку:
– Смотри! Дым! Он зажёг камин!
Я не понимал её восторга, но это не имело значения. Главное – я возвращался в дом.
Старик сидел у камина. Тлеющие угольки вспыхивали, постоянно меняя очертания, как свет, танцующий сквозь воду.
– Посмотрим-ка, что вы принесли, – сказал он.
Нелли достала находки из рюкзака и разложила на низком столе.
«Морж» взял гальку с синими пятнышками и поднёс к свету. Он смотрел на камень, а Нелли – на него… Я достал из рюкзака целую раковину мидии и спрятал в карман.
Старик изучил сине-серую раковину, бледные цветы и перья. Он насупил брови:
– И это всё?
Нелли вытащила осколки раковин мидий и положила их так, чтобы они отражали свет от огня.
«Морж» наклонился к ним. Он поднимал одну за другой, поворачивая их из стороны в сторону.
– Этого достаточно, дедушка? – спросила Нелли.
По его лицу было понятно, что нет.
– Есть ещё кое-что, – сказала она, запуская руку в рюкзак.
– Вот оно, – я положил на стол целую раковину мидии. Закрытую.
Старик положил её на ладонь. Свет от огня мелькал на тёмной поверхности. Затем он открыл её.
Его брови взлетели. Нелли затаила дыхание.
Там в озерце серебристо-синего перламутра лежала идеально круглая жемчужина.
Дедушка Нелли глазел на неё, пытаясь понять.
– На самом деле они вырастают в устриц, – пояснил я, – а не в мидий. Но цвета раковины…
– Будто отражают свет, – прошептала Нелли.
Старик задумчиво посмотрел на меня, наклонив голову в сторону.
– Теперь этого достаточно? – спросила Нелли.
В уголке его рта заиграла улыбка:
– Сойдёт.
Вздохнув, я посмотрел на лестницу. Пока Нелли и дедушка здесь, я не могу прокрасться к книгам.
– Думаю, мне пора, – сказал я, делая шаг к двери.
Нелли быстро подняла голову:
– Но, Аран, дедушка же разжёг камин! Значит, будет рассказывать истории. Ты должен остаться!
Я настороженно покосился на «моржа». Чем благосклоннее он ко мне будет относиться, тем ближе я смогу подобраться к книгам. Я сел на краю коврика – далеко от камина и ближе к двери. На всякий случай.
Старик достал из кармана клык и, не зажигая, покачал его в ладони.
– Итак, – начал он, – о чём вам рассказать?
– О шелки, – выпалил я не подумав. Затем прикусил губу. Я не мог поверить, что произнёс это слово вслух.
Но в его взгляде не отразилось ни капли подозрения или удивления.
– А! Сказания моей родины. Посмотрим… Есть «Сказ Уэствудского причала» о мужчине, последовавшем за шелки. Но нет, это не для детей, – он посмотрел на огонь. – Знаю! Мы начнём с классического сказа о жене-шелки. Принеси печенья, Нелли.
Она побежала на кухню и через секунду вернулась с тарелкой, полной плоских коричневых кружочков. Нелли предложила один из них мне, но я покачал головой. Дедушка с внучкой взяли по два.
Нелли села на коврик между «моржом» и мной. Она посмотрела на него, и по её взгляду было ясно, что обычно она сидела рядом с ним и слушала истории. Я решил, что на этот раз она расположилась по-другому в знак дружбы – чтобы я не чувствовал себя лишним, не оказался «вне круга».
Ей не стоило волноваться. Как только дедушка начал рассказ, его хриплый голос захватил меня и я сидел словно заворожённый.
* * *
– Давным-давно, когда мир был юн, а волшебство ново, жил-был мужчина по имени Шон О’Кейси. Однажды ночью он шёл, подвыпивший, шатаясь, к лодке. «Посижу немного, переведу дыхание», – подумал Шон, облокотившись на насыпь над пляжем. Вскоре он заснул.
Луна была круглой и яркой, как большое плоское серебристое блюдо. Шон проснулся от звуков весёлой музыки и смеха, доносившихся снизу. Кто же мог веселиться в такое время? Он выглянул из-за камней. Берег был полон танцоров, они грациозно двигались, их кожа была бледной, а волосы – тёмными, как ночь. К его удивлению, ни на ком из них не было одежды.
Тогда-то Шон и заметил сваленные в кучу тюленьи шкуры: чёрные, серебристые, пятнистые. Одна глаже другой. Танцоры были шелки! В воде шелки превращаются в тюленей. Но на берегу они сбрасывают шкуру и становятся похожими на нас, чтобы танцевать в лунном свете.
Шон О’Кейси был одиноким мужчиной в поисках жены, и при виде черноволосых красавиц его сердце забилось сильнее. Он дождался момента, когда танцоры будут поглощены друг другом и перестанут обращать внимание на происходящее вокруг, подкрался к шкурам и стал искать среди них самую прекрасную. Найдя гладкую, мягкую пятнисто-коричневую шкуру, он запихнул её в сумку и снова спрятался.
Музыка прекратилась, танцоры, смеясь, побежали к камням. Каждый шелки находил свою шкуру, надевал её и уплывал. Но одна шелки осталась на берегу. «Где же она? – сокрушалась шелки, обыскивая камни. – Ох, где же она?»
«Ты не найдёшь здесь свою шкуру, – сказал Шон, выйдя из укрытия. – Она пропала. Ты идёшь со мной домой».
Как же она тогда рыдала и умоляла отпустить её в море! Но Шон накинул свою кофту ей на плечи, и они поплыли на лодке к его хижине. Большой серебристый тюлень плыл за ними, и казалось, его сердце разрывается на части…
Шелки стала женой Шона: родила ему четверых прекрасных детей, вела хозяйство и готовила. Это могло продолжаться вечно. Но однажды младший сын подбежал к ней и крикнул: «Мама, смотри, что я нашёл на чердаке!» В его руках была тюленья шкура – мягкая, пятнисто-коричневая, самая гладкая на свете.
Говорят, что, когда у шелки появляется шкура, они не могут противостоять зову океана. Не сказав ни слова, она сунула малыша в руки старшего ребёнка, надела шкуру и уплыла.
В тот вечер Шон О’Кейси пришёл домой и увидел своих детей на берегу. Он проследил за их взглядом. Пятнисто-коричневый тюлень смотрел на берег, качаясь на волнах. Сбоку плыл большой серебристый тюлень.
«Возвращайся! – кричал Шон. – Вернись к детям, домой! После стольких лет ты так и не полюбила меня?»
Но шелки нырнула и исчезла в глубоком синем море.
В комнате воцарилось молчание; слышалось лишь потрескивание искрящегося огня.
– А дети? – спросил я, всё ещё находясь под впечатлением от истории.
«Морж» наклонился вперёд:
– О чём ты?
– Что случилось, когда у них появились шкуры? Раз мама вернулась в море, а Луна…
– Что ж, – сказал старик, – об этом история умалчивает.
С громким стуком он опустил свою трубку. В этот момент я почувствовал на себе его взгляд.
Мне потребовалась вся сила воли, чтобы медленно встать.
– Что нам нужно будет найти для вас завтра? – поинтересовался я, стараясь сохранить безразличный тон.
Дедушка Нелли поднял жемчужину и стал катать её в ладони.
– Вот завтра и узнаете, – его голос звучал словно издалека.
Нелли вскочила и пошла со мной к двери, но мне нужно было побыть в одиночестве.
– Я сам найду дорогу домой, – сказал я. Прежде чем она возмутилась, я ушёл.
* * *
Я шёл через лес, но видел перед собой только лицо шелки, когда она не могла найти свою шкуру на пляже. Тот мужчина говорил, что любил её, но при этом держал её в доме как пленницу.
Совсем как мой отец.
У меня кружилась голова. Это была мамина история, только рассказанная с другой точки зрения. Всё было перевёрнуто, будто в зеркале Мэгги, где всё отражается наоборот.
Как странно видеть шелки глазами человека! А те дети, смотрящие, как их мама уплывает…
Совсем как моя мама уплывала от меня.
По спине пробежала дрожь. Я остановился и глубоко вдохнул, отгоняя это чувство. У меня нет повода тревожиться! Моя мама родила меня в море. Она вырастила меня с солью и лунным светом на коже, научила песням для обрядов. И я не ощущал холод, ведь так? Мне не нужна была пресная вода.
Я достал из кармана каменного шелки и шёл, сжав его в кулаке.
Нет, я не волновался. Мне было любопытно. Истории – это рассказы о местах, где пересекаются миры. Чем больше я слышал, тем больше хотел узнать. Теперь я ещё сильнее желал изучить книги. До возвращения мамы надо узнать как можно больше человеческих историй. Тогда я поделюсь своими открытиями с кланом.
* * *
Я вернулся домой. Мэгги, посеревшая, вымотанная, съёжилась в большом кресле. Она даже не сняла кофту.
– Где ты был, морской мальчик? – это всё, что она успела сказать, пока не закашлялась.
– Гулял. Я приготовлю кофе.
Я пошёл на кухню и включил горелку под чайником, пытаясь придумать, что сказать, если она станет задавать вопросы. Но когда я вернулся с кофе, её глаза были закрыты. Поставив аккуратно горячую кружку рядом с ней на стол, я на цыпочках пошёл к выходу.
– Меня хотят отправить на обследование, – прохрипела она.
Я повернулся:
– Отправить?
– В больницу на материке. Хотят, чтобы я там немного полежала. Не выпускали меня, так что пришлось сказать, что я подумаю над их предложением, – она потянулась к кружке. – Принеси календарь.
Я принёс – её пальцы прошлись по рядам.
– До возвращения твоей мамы осталось недолго. Я подожду её и тогда приму решение.
Её впалые щёки, усталые глаза…
– А вы… То есть… – я посмотрел в окно на деревья вдали. – А вас смогут вылечить?
Она подула на пар и неторопливо сделала глоток:
– Не знаю. Думаю, врачи и сами ни в чём не уверены… Я не очень доверяю им после того, что произошло с Томми.
Я чуть было не спросил, что с ним случилось, но в глубине души мне не хотелось знать подробности произошедшего с её сыном.
– Может быть, стоит поехать, – сказал я. – Я справлюсь сам.
Она покачала головой, слегка улыбнувшись:
– Ты и я – мы договорились. Я сдерживаю свои обещания. Мы останемся здесь, пока не вернётся твоя мама.
Глава 37 
 «Пещера» в дереве 
 



На следующий день я сам пришёл к дому «моржа». Я постучал, Нелли впустила меня внутрь.
– Посмотри, – сказала она, ведя меня к большому столу у окна.
Наши синие перья и раковины были разбросаны на нём. Рядом лежал наполовину разрисованный лист плотной бумаги. На картине был изображён шар, закрашенный серебристо-синим цветом. За ним три полоски – просто линии, но каким-то образом они отражали покой раковины. Пространство между жемчужиной и полосами было как живое, словно его наполняли перешёптывающиеся голоса. Я затаил дыхание.
– Хватит глазеть! – рявкнул «морж».
Мы с Нелли подпрыгнули и обернулись.
– Мне нужно нечто грубое, – сказал он. – Нечто грубое, что можно увидеть, и грубое, что можно почувствовать. Принесите столько разных видов, сколько найдёте. Ну же, чего ждёте? Идите!
На этот раз Нелли повела меня в глубь суши, туда, где мы ещё не были. Мы пробежали сквозь хвойный лес и через поляну, обогнули дом с шелушащейся красной краской. Он выглядел заброшенным, но Нелли всё равно держалась в стороне, чтобы нас не могли случайно увидеть люди. Мне даже не пришлось ей напоминать.
Местность становилась холмистой. Теперь мы поднимались по крутому холму, под ногами были камни и неухоженная трава.
– Вот! – с гордостью сказала Нелли на вершине холма.
Под нами расстилался остров Спиндл. Виднелась гавань с крошечными лодками, качающимися у пирса. Здания казались миниатюрными коробками. Самое большое из них, должно быть, магазин Джейн. Я удивился, как здесь мало домов. С пирса в темноте город казался больше. Единственная главная дорога, извиваясь, уходила в глубь суши. То там, то тут к одиноким домам ответвлялись ленточки грунтовой дороги.
Я мог бы стоять здесь очень долго, но Нелли показала на подножье холма:
– Видишь ручей? Нам туда.
Она стала спускаться. Я пошёл следом и, когда она раскинула руки в стороны и начала прыгать, повторял за ней, представляя, что мои руки – это крылья. Склон становился круче, в спину меня подталкивал бриз, мои стопы едва касались земли. Я никогда так быстро не перемещался по суше!
У подножья мы резко остановились, едва дыша, опершись руками о колени. Нелли посмотрела на меня сверкающими глазами и расплылась в улыбке. Я не мог ничего с собой поделать и широко улыбнулся в ответ. В тот миг с меня будто сняли какой-то груз. Казалось, я снова мог без устали бежать вечно.
Мы побродили вдоль ручья. Я и представить не мог, что бывают настолько упругие и ярко-зелёные растения. Над головами высились пихты, а земля была устлана папоротниками – их длинные листья нависали над плодородной чёрной землёй. Куда бы я ни смотрел, везде рос ярко-зелёный мох: на камнях, стволах деревьев, он обволакивал их, будто мягкая плотная шкура. Качающиеся ветки поглощали звук, заглушали наши шаги и даже дыхание. Где в таком месте мы найдём нечто грубое?
Нелли наклонилась с открытым рюкзаком. Я побежал вперёд через ручей, перескакивая с камня на камень. На другой стороне почва была ещё мягче. С каждым шагом я немного проваливался.
– Постой! – крикнула Нелли, направляясь в мою сторону. А затем мы играли в догонялки, бегая по лесу.
* * *
Во второй половине дня мы выбежали из леса на незнакомый мне участок берега. Солнце освещало по бокам земляничник, раскрашивая стебли в красный цвет.
– Где мы? – спросила Нелли.
Я показал на камни в проливе, куда я когда-то вытащил её, а затем на выступ суши, который вёл к Мэгги.
– Мы где-то посередине между твоим и моим домами, – ответил я.
Когда я опустил руку, увидел слегка выше линии прилива нечто выглядевшее как ярко-зелёный купол. Нелли проследила за моим взглядом, и мы побежали туда.
Низкое дерево, достающее лишь до плеча, склонилось к воде. Его длинные ветки свисали над широким камнем у ствола. Мы отодвинули ветки и залезли внутрь, очутившись в «пещере», сплетённой из листьев и огоньков света.
– Волшебство какое-то, – сказал я.
Нелли кивнула:
– Только лучше, потому что это реальность.
Места как раз хватило, чтобы мы вдвоём могли сесть и осмотреть находки. Листья папоротника и комочки жёлто-зелёного лишайника. Несколько камней с холма. Кусочки коры, которые, казалось, можно соединить, как пазл, в своеобразную картинку.
Нелли подняла лист папоротника и провела пальцем по краям, затем перевернула его. На обратной стороне расположились два ряда крошечных шишек.
– Это споры, – объяснила она. – Моя мама их изучает.
– Твоя мама? – я с трудом мог представить её с кем-то помимо дедушки.
Нелли кивнула:
– Она биолог, как и мой отец. Они работают в джунглях. Я хотела поехать, но мама сказала, что не сможет сосредоточиться на работе, если я буду без присмотра бегать среди змей и микробов. Папа собирался остаться, но потом дедушка сказал, что я могу пожить с ним. Мама была против, потому что тут нет школы… – она слегка улыбнулась, – но дедушка настоял. К тому же, заявил он, о растениях и животных здесь я узнаю не меньше, чем в школе. Это довольно хороший аргумент, потому что родители – учёные. И ещё он сказал, что я смогу читать его книги.
Я задержал дыхание. Читать. Значит, так они рассказывали ей песни?
Я начал было интересоваться:
– Как…
– Мама сказала, что у него плохое интернет-соединение, на что дедушка ответил: «Кому нужен интернет, когда есть море и небо?» Мама согласилась. И я могу пока пожить с дедушкой. Мама с папой присылают письма, а дедушка проверяет электронную почту всякий раз, когда отправляется в места с хорошим интернетом. Иногда, когда есть доступ к телефону, они звонят.
Нелли запрокинула голову. Её лицо скрыла тень.
Она произнесла много непонятных мне слов, но по голосу я понял, что она чувствует.
– Ты скучаешь по ним, – догадался я.
– Да, – нежно сказала она, – конечно.
От бриза зашуршали ветки, и на камне зарябили блики солнца. И я словно увидел маму, плывущую подо льдом, её решительный взгляд, мощный хвост. Она, должно быть, уже направляется в мою сторону. Меня охватило радостное волнение, но затем оно смешалось с тоской – такой глубокой, что стало больно.
– Я тоже скучаю по маме, – признался я.
Я знал, что Нелли понимает меня, хотя она промолчала.
* * *
Когда мы вернулись к дому Нелли, из трубы валил дым. На этот раз я вошёл без сомнений. Мы всё разложили, и «морж» с ворчанием склонился над находками.
– Хм… – он поднёс кусочек жёлтого лишайника к окну. – Сойдёт.
– Дедушка! – обратилась к нему Нелли.
Он поднял кору и потёр её между пальцами.
– Дедушка, мне нести печенье?
Он положил кору и достал из кармана трубку:
– Ах да, история. Что вы хотите сегодня?
– Как насчёт той, что ты не рассказал вчера? – предложила Нелли. – О мужчине, который последовал за шелки.
Я с нетерпением поднял глаза. Конечно же, она хочет услышать ту же историю, что и я.
«Морж» нюхнул свою холодную трубку с очевидной тоской:
– «Сказ Уэствудского причала»? Я не хочу, чтоб вы страдали от кошмаров.
– У нас не бывает кошмаров, верно, Аран?
– Никогда, – соврал я.
Старик откинулся в кресле, задумавшись. Его глаза озарились, и он быстро кивнул:
– Ну хорошо. Неси печенье, Нелли. У меня есть подходящая история.
На этот раз я попробовал одно печенье. А затем ещё одно. Я решил спросить у Мэгги, знает ли она о печенье. Оно было намного вкуснее хлопьев.
«Морж» прочистил горло.
– В стародавние времена, – начал он, – жил-был король, правивший пятьдесят лет в мире и благополучии…
Король – это что, вожак? Я наклонился вперёд, с интересом ловя каждое слово, но история подходила к концу, а шелки в ней не появлялись. В ней даже не было океана. Мои ноги затряслись. Я скрестил их, чтобы успокоить. В конце концов я поник, подперев подбородок ладонью. Эта история не имела никакого отношения ни к моему народу, ни ко мне. От неё моё сердце даже не забилось учащённо.
Что за историю «морж» отказывается рассказывать?
Глава 38 
 Продолжение песни 
 



Мы с Нелли продолжали работать на её дедушку: находили предметы оттенков чёрного цвета, подводных цветов, в крапинку… Однажды вечером мы встретили «моржа», ковыляющего с палкой к магазину. По его словам, колено несильно болело и наш долг был выплачен сполна.
Я поднял голову:
– Это значит, что книга вылечена?
– Вылечена?! Я только отослал её.
Он стал удаляться от нас.
– Я никогда не узнаю продолжение песни, – посетовал я.
Нелли задумчиво посмотрела на меня своими чистыми серыми глазами, а затем мы побежали в лес.
Но моё желание узнать человеческие истории угасало день ото дня. Приближалось второе полнолуние. Все мои мысли были сосредоточены на этом.
Скоро я увижу маму. Скоро получу свою шкуру.
Весь клан тоже приплывёт? Я так давно не ощущал лёгкое прикосновение усиков, нежное поглаживание ластом, мягкость меха.
А моя шкура – мама принесёт её с собой? Или мудрецы раскроют ей тайны, слова или действия, благодаря которым я смогу превращаться в тюленя?
Я часами смотрел на Луну, чувствовал её влияние на приливы и отливы.
Мэгги тоже наблюдала. Она достала календарь и перечеркнула ещё одно окошко.
– До возвращения твоей мамы осталось всего две недели, – объявила она.
Мэгги вышла из комнаты. Я открыл ящик, где хранился календарь, дотронулся до каждого пустого окошка, а затем провёл пальцем по идеально круглой Луне.
Вскоре мне стало тяжело думать о чём-либо другом. Я будто слышал, как мама поёт традиционное приветствие: «Приди ко мне! Приди!» Я представлял, как глубоко смогу погружаться одним лишь взмахом хвоста, нападать на морских окуней и заглатывать их. Каждую ночь я, лёжа на улице перед сном, проверял, не появились ли между пальцами перепонки как подготовка к моему превращению.
– Всего неделя, – объявила Мэгги.
Я часами сидел в ванной с закрытой дверью, смотрясь в зеркало и представляя, как буду выглядеть в шкуре. Наверное, размером буду чуть меньше Финна. Может быть, моя шкура будет чёрной, как у Лира, или пятнистой, как у мамы. Я надеялся, что не стану коричневым, как Мойра, но даже если так, то ничего страшного. Мне представлялось, как будут выглядеть мои глаза на мордочке с усиками. Я крутил плечами, словно надевая шкуру.
– Всего два дня, – сообщила Мэгги.
На следующий день я вошёл на кухню и увидел, как она кладёт календарь на место.
– Завтра, – вздохнула она, выглядывая в окно.
Завтра я отправлюсь домой. Я закрою ноздри и глубоко нырну, буду плавать далеко и быстро, как все в моём клане.
* * *
Я знал дорогу к Нелли уже так хорошо, что мне больше не нужны были ориентиры. Но всё равно останавливался у каждого из них: вот дерево с двумя стволами, камень-кит, и вижу я их в последний раз.
Расскажу ли я Нелли, что уплываю? Смогу ли?
Она расхаживала перед домом. Завидев меня, сразу схватила рюкзак.
– Хочешь пойти в «пещеру» из дерева? – спросила она с горящими от волнения глазами. – У меня для тебя сюрприз.
Я кивнул:
– Давай пойдём длинной дорогой.
Мы бежали по поляне, вверх по холму, а затем вниз, прыгали через ручей с камня на камень и обегали деревья в лесу, спеша к свету на берегу.
Я смотрел поверх волн на горизонт, моё сердце переполнялось чувствами. Завтра я поплыву в этих водах с мамой.
– Залезай! – позвала Нелли из «пещеры».
Я поднял ветку и забрался внутрь, сев рядом с ней и скрестив ноги.
Она сняла рюкзак.
– Помнишь ту песню со дня нашей первой встречи? Ты же хотел узнать продолжение? Так вот, знаешь что? Я нашла её! – она потянулась к рюкзаку и достала тонкую белую книжку.
– Я думал, она живёт в синей книге, – сказал я.
– Она во многих книгах. Не знаю, почему я не додумалась до этого раньше. Дедушка разрешил взять эту книгу на улицу.
Так я всё-таки услышу всю песню! Это был словно прощальный подарок.
Нелли открыла книгу и положила её мне на ладони. Чёрные значки толпились на странице.
Она не пела для меня.
Я вернул книгу Нелли.
– Спой ты, – попросил я. Так даже лучше. Я услышу всю песню её приятным голосом и унесу с собой это воспоминание.
Она заправила волосы за ухо.
– В стране Норвегии жила…

Смогу ли я сказать ей, что уезжаю и на этом всё?
– Пригреет солнце Сьюл Скерри,
На камни тёплый луч падёт,
И буду я сынка учить
Играть в волнах и в глуби вод…

Песня проникала в меня куплет за куплетом. Семь лет женщина растила ребёнка на суше. Затем за детёнышем вернулся шелки, и они уплыли. Значит, детёныш получил свою шкуру после стольких лет в длинноногом обличье. Я едва не сболтнул лишнего, но Нелли пропела:
– Ты выйдешь замуж за стрелка,
Стрелок умел – то знаю я.
Он первым выстрелом убьёт
Малютку-сына и меня.

Слова, словно нож, пырнули меня в грудь, я ахнул и отпрянул. Выстрел? Всё это неправильно! В конце песни с ними должно быть всё в порядке: шелки и детёныш – с их кланом, его мама – с новым спутником на суше.
– Увы, увы, страшна судьба,
Ужасен мой исход!
Мать горюет, слёзы льёт.
Сердце вдребезги разбито.

Нелли подняла глаза и увидела выражение моего лица.
– Знаю, – сказала она, закрывая книгу. – Мне тоже не нравится концовка.
Я с трудом дышал. Шелки погибли. Мама умирала от горя. Им изначально не стоило быть вместе.
Хуже всего то, что эти слова пропела мне Нелли. Мы вместе взбирались на деревья, исследовали остров и нашли эту «пещеру» из листьев и света, сделали её своим укрытием. Человек и шелки…
Я стиснул зубы. Хорошо, что уплываю. Но тогда почему в груди так ноет?
– Мне пора, – сказала Нелли. – Я обещала помочь дедушке упаковать картину. Мы готовим её к прибытию следующей почтовой лодки, – она опустила книгу в рюкзак. – Надеюсь, придёт письмо от родителей. Мы пытаемся договориться, когда сможем поговорить по компьютеру. Я так давно их не видела, даже на экране!.. – Нелли вздохнула. – Но им нужно попасть в город, в место с хорошим интернетом, как и нам.
Она выбралась из пещеры. Мне потребовалось сделать долгий глубокий вдох, чтобы последовать за ней. Как бы я хотел, чтобы Нелли подождала со мной завтрашнего дня. Как бы я хотел познакомить её с мамой! Могу ли я хотя бы попрощаться с ней?
Я выглянул из-за веток и пробормотал:
– Нелли, я…
Но она уже скрылась среди деревьев.
Глава 39 
 Второе полнолуние 
 



Всё утро Мэгги суетилась, каждые пять минут посматривала на календарь и старалась скрыть беспокойство. Она волновалась и надеялась, что мама появится. Я не надеялся – я знал.
Я помог Мэгги запастись вещами, которые ей понадобятся, когда меня не будет: принёс поленья, выложив такую высокую стопку, что она развалилась и пришлось поделить на две стопки. Взял метлу и так сильно мёл, что зацепил и разбил лампу. В конце концов Мэгги поинтересовалась, не хочу ли я подождать на улице.
И вот я сидел в ожидании, опустив ноги в волны.
Через некоторое время открылась дверь.
– Аран! – окликнула меня Мэгги.
Я взобрался на вершину скалы и помахал.
– Даже не думай плавать, – сказала она. – Будь тут, как только она придёт.
Будто бы я куда-то ушёл! Я кивнул и спустился.
Периодически было слышно, как открывается дверь. Мэгги, видимо, посматривала на дорогу. Она не знала, что мама появится со стороны моря.
Я бросал камни в воду, а солнце медленно ползло по небу. Полуденный зной. Изменение моей тени. Свет заходящего солнца. Я позвал чайку, надеясь узнать хорошие вести, но она была слишком высоко и не слышала меня. Может, если я заберусь повыше, то смогу видеть дальше? Я снова взобрался на вершину скалы и сел.
Мэгги открыла дверь и крикнула:
– Ужинать будешь?
Я отрицательно покачал головой.
Солнце, огненно-оранжевый шар, садилось. Небо порозовело, затем приобрело фиолетовый оттенок, а потом посерело. Наконец, стала восходить Луна. Я затаил дыхание. Никогда не видел ничего прекраснее той Луны.
Я полез в карман и достал каменного шелки. Мне безумно хотелось взять его с собой, но в тюленьем обличье невозможно ничего носить с собой. Я в последний раз погладил изгиб его спины. Затем спрятал шелки в пещере, направив его мордочку в сторону моря, чтобы он мог наблюдать за тем, как я уплываю.
Чем выше взбиралась Луна, тем сложнее становилось ждать. Мама могла появиться в любой момент. Я не дождусь, когда она доберётся до суши. Как только увижу её, сразу поплыву к ней, и мы будем кружиться в волнах – её сверкающие глаза, лёгкое касание усиками! Мы выйдем на берег, и она достанет мою шкуру из плетёной сумки…
Дверь снова открылась, ко мне подошла Мэгги. Она расправила на земле плед и села. Мы сидели бок о бок и наблюдали за лунным светом, стелившимся по волнам как большая серебристая дорога.
Через несколько минут Мэгги протянула мне кулак.
– Вот, – сказала она с ухмылкой. – Не забудь своё пиратское золото.
Она положила в мою ладонь звенящие монетки.
Это была шутка, напоминание о нашем знакомстве. Каким диким я, должно быть, ей казался с широко раскрытыми глазами, мокрый, как собака, из-за бури! Как мало мне было известно о мире людей: впервые увидел диван, ковёр, кровать. Думал, что золото настоящее.
– Целое состояние, – подыграл я.
Я улыбнулся, и она засмеялась, а потом мы оба так сильно хохотали, что держались за бока. Нас вернуло к реальности лёгкое покашливание Мэгги.
Я вернул ей монетки.
– Золото покроет расходы на меня, – сказал я. Это были те самые слова, которые я произнёс два полнолуния назад, отдавая монеты. А теперь, всматриваясь вдаль на волны, я добавил: – Хотелось бы, чтобы я мог дать вам настоящее золото.
Мэгги задумчиво улыбнулась:
– Ох, морской мальчик, настоящее золото – это ты.
* * *
Луна всё поднималась. Появились звёзды. Мэгги уже давно обмотала плед вокруг плеч. Она задрожала.
– Аран, – сказала она, – для лодки уже поздно. Пойдём в дом.
– Она придёт.
Мэгги вздохнула:
– Ну хорошо, не забудь попрощаться перед отъездом.
Она встала и положила руку мне на плечо, а затем вернулась в дом. За ней закрылась дверь.
Луна приближалась к центру неба. Это было идеальное время для маминого появления. Меня распирало от волнения. Я всматривался в волны до боли в глазах. Луна была прямо над моей головой…
А потом она стала опускаться.
Порыв ветра с севера прошёлся по волнам, разделив лунную дорожку на части. Над головой пронеслась летучая мышь. Волны всё бились и бились о камни. А я всё ещё смотрел, как Луна опускается в море…
Я пытался сдерживать волнение, но оно усиливалось, надежда улетучивалась.
Где мама?
Она сказала, что вернётся ко второму полнолунию. Мама всегда сдерживала обещания. Она будет здесь, она должна быть здесь. Если только…
Слова песни Нелли запульсировали у меня в голове: «Ты выйдешь замуж за стрелка, стрелок умел – то знаю я. Он первым выстрелом убьёт…»
В животе забурлило. Оружие. Гарри говорил, что его оружие заряжено. Я представил оружие, направленное на серую голову в воде, а затем передо мной завертелись сцены с водоворотом, затягивающим меня в пучину, металлическими клетками, ледяными стенами, разинутыми челюстями косатки…
Я вскочил на ноги, жадно дыша. Где мама?
Напрягая зрение, я всматривался в волны. Луна исчезала – превратилась в полукруг, следом – в маленький кусочек, а затем исчезла совсем, обрезанная острым лезвием горизонта.
Я содрогнулся. Мама приплыла бы, если бы смогла. Она, наверное, лежит где-то раненая, больная или в ловушке. Она в опасности! А я здесь, застрял на этом дурацком острове в дурацком длинноногом обличье.
Я сжал руки в кулаки. Мама нуждалась во мне.
Крик ворона возвестил о рассвете. Я оглянулся на дом. За окном, скрючившись в кресле, спала Мэгги. Она, видимо, придвинула кресло к окну, чтобы поглядывать на меня. Её руки распластались на коленях на белом листе. Календарь. С последней ночью Луны, четырьмя рядами пустых квадратиков и одним кроваво-красным, напоминавшим о дне, когда Джек вернётся домой.
Глава 40 
 Говори 
 



Я ползал в кустах перед домом Нелли. Но моей целью была не встреча с ней.
Неделями я тратил время впустую. Играл. Ждал, когда мама принесёт шкуру, а сам не делал ничего, только прятался. Будто всё, что мне нужно было делать, – это оставаться в безопасности.
Безопасность меня больше не устраивала.
Ручка двери повернулась, и Нелли высунула голову и посмотрела на тропинку, с нетерпением и надеждой во взгляде отыскивая меня. Я задержал дыхание, пока она не зашла внутрь.
Через мгновение она вышла с большой плоской коробкой. Это, наверное, картина. «Морж» поковылял за ней, тяжело опираясь на две трости. Когда он поднял руку, чтобы закрыть дверь, то наклонился набок.
Нелли настороженно наблюдала.
– Дедушка, я могу отнести её сама, – заверила она. – Ты что, мне не доверяешь?
– Нелли, со мной всё хорошо, – сказал он с бодрой улыбкой. – Пошли.
Но когда она поскакала вперёд, старик поморщился от боли.
Топ-шарк, топ-шарк – благодаря тростям они ещё не скоро скроются из вида.
Спустя какое-то время шаги затихли. Я тихо и не спеша подкрался к двери. Но как только повернул ручку, не смог больше сдерживать себя. Ворвался внутрь, взбежал, перескакивая через ступеньки, вверх по лестнице и распахнул дверь в комнату с книгами.
Я затормозил, присматриваясь. У меня перехватило дыхание.
Книги заполняли стену от пола до потолка, ряд за рядом, корешок к корешку. От их волшебства воздух будто бы сверкал. Здесь, должно быть, сотни книг, каждая со своей песней или сказом. А одна из них – возможно, та, что мне нужна. Даже если это только ключи к разгадке, их может быть достаточно.
Идею мне подсказала песня Нелли. В ней детёныш был в длинноногом обличье и поздно превратился. Его мама, возможно, видела, как это произошло. Люди могут знать. Однако в той песне не описывался сам момент превращения. Но, возможно, в другой песне рассказывалось, как он получил шкуру, какие слова произнёс или какой ритуал совершил. И эта песня может быть в одной из книг.
Мой подбородок решительно выдвинулся. Я не стану впустую растрачивать свою жизнь на этом острове. Получу шкуру, уплыву и найду маму, а с благословения Луны спасу её. Я шагнул к полкам.
Книги в стеклянном шкафу были под запретом. Это значило, что у них больше могущества. Я открыл стеклянную дверь и присел на корточки, прислушиваясь к тихой мелодии, шёпоту голосов.
Ничего.
У меня не было времени на изучение каждой книги. Как выбрать? Многие были одеты в ткань, но некоторые – в кожу. Одна из них была в крапинку, как шкура: светло-коричневые и тёмные пятна. На корешке – что-то похожее на позвонки.
Я вытащил её и крепко прижал к себе, молясь без слов. Открыл её.
Чёрные значки были глубоко вжаты в плотную бумагу цвета гальки. Они маршировали прямыми рядами. Так упорядоченно. Так дисциплинированно. Так тихо…
Нелли говорила, что книги читают. Что это значит? Неужели есть специальный способ держать книгу, чтобы она начала говорить?
Я закрыл книгу и открыл её снова. Прижал к уху.
В «пещере» Нелли смотрела на книгу сверху вниз, и я не слышал, как книга пела. Неужели голос такой тихий, что его не было слышно за голосом Нелли? Или книга каким-то образом передавала слова прямо в голову? Как Нелли просила её начать?
– Прошу, говори! – вежливо попросил я.
Может быть, история активизируется прикосновением? Я пролистнул несколько страниц. Затем остановился на одной и пробежался по строчкам пальцем. Некоторые значки стояли сами по себе, другие кучковались.
– Говори! – умолял я её громче.
Значки стали кружиться перед глазами. Книга пыталась скрыть их от меня? Я прижал их пальцем, но они продолжали двигаться. У меня было не много времени в запасе. Мне нужен быстрый ответ.
Я швырнул книгу на пол и схватил другую. Она также молчала – это какой-то заговор книг! Они самодовольно стояли на полках, набрав в рот воды. Эту книгу я тоже отбросил и выхватил другую, а за ней ещё одну. Они валялись на полу, дразня меня. Ответы на вопросы о моём превращении были прямо передо мной, но с таким же успехом они могли быть на дне океана.
Я схватил самую большую книгу на полке и сильно потряс, вынуждая начать рассказ:
– ГОВОРИ!
Дверь распахнулась и ударилась о стену.
Я развернулся, Нелли влетела в комнату. При виде разбросанных на полу книг, трясущихся в моих руках страниц её глаза сверкнули.
– Что ты делаешь? – закричала она. – Как ты сюда попал? Ты портишь дедушкины книги!
Моё лицо пылало. Злость и отчаяние комком стояли в горле. Я сжал челюсти, пытаясь сдержать в себе эти отвратительные чувства.
– Когда он вернётся… – ладони Нелли сжались в кулаки. – Почему ты не обратился ко мне? Почему…
– Они молчат!
Нелли замерла от потрясения.
– Книги, – сказал я. – Они разговаривают с тобой. Они поют тебе песни и делятся секретами – всё, что ты захочешь. Я просил их, но они не сказали мне ни одного, даже глупого, слова!
Нелли вперилась в меня очень странным пристальным взглядом. Наверное, она подумала, что я слабоумный. Она больше не захочет меня видеть. Я потерял Нелли и никогда не узнаю секреты книг, а значит, не смогу спасти маму…
– Это называется чтение, – сказала она. – Я покажу тебе, что надо делать.
Глава 41 
 Узоры 
 



Когда я вернулся, к моему удивлению, Мэгги притянула меня за плечи и обняла. Она, видимо, подумала, что я ушёл вчера ночью, пока она спала.
– Сколько… – сказал я, но остановился. Я хотел спросить у неё о календаре, о Джеке, о том, когда она позвонит тем людям, что забирают детей. Но решил, что, если я не произнесу слова, возможно, она не подумает об этом.
Слишком поздно.
– У нас есть ещё немного времени, – сказала Мэгги, и её глаза заблестели. Затем она пошла в ванную и очень долго умывалась.
* * *
На следующее утро мы с Нелли встретились в «пещере». Она принесла книгу с картинками животного под названием «медведь». Там почти не было чёрных значков. Я насмешливо посмотрел на неё. Что может рассказать такая книга?
Нелли показала пальцем на отдельно стоящий значок:
– Это маленькая буква «а», – она провела пальцем к центру кучки значков. – И это тоже.
Буква была той же формы: клюв, закручивающийся над круглым животом, как у отъевшегося буревестника.
Это были узоры! Мои глаза скользили по странице, и я находил одну «а» за другой.
Нелли кивнула:
– В английском алфавите двадцать шесть букв. Каждая может выглядеть двумя способами, значит, всего нужно выучить пятьдесят две формы. Затем запомним, как они звучат, а после этого – практика.
Я занимался с Нелли всё утро. A, B, C, D, E. Когда она ушла домой обедать, я выводил буквы на песке. Потом опускал палец в воду и выводил буквы на камнях.
Я пришёл на следующий день и на последующий… Мне нужно было быстро выучиться, снова попасть к книгам и начать поиски. Я опасался, что в любой момент маму где-то могли поймать, ранить или запереть в клетке.
Те моменты, когда я не учился читать, мне необходимо было заполнить каким-то делом, иначе тревога буквально съедала меня изнутри. Поэтому я плавал. Прежде я плавал, чтобы исследовать. Теперь я плавал, чтобы стать сильнее. Я должен быть готов отправиться в путь в ту же секунду, как получу шкуру. А если Мэгги позовёт тех людей, что забирают детей, мне придётся плыть в длинноногом обличье. Я не позволю им лишить меня моря.
Каждое утро я вставал до рассвета и усердно плавал, насколько хватало сил, до первого луча солнца: к камням, куда я когда-то втащил Нелли, пять раз туда и обратно без остановки. Затем я взбирался на скалу, стряхивал воду и надевал сухие шорты. Перед тем как переложить каменного шелки из кармана мокрых шорт в карман сухих, я какое-то время держал его в ладони. Он придавал мне сил. Теперь ради мамы я должен был стать ещё храбрее.
Потом я незаметно возвращался в дом и, когда слышал, что Мэгги наполняет чайник, выходил, потирая глаза, будто только что встал. Я съедал миску хлопьев и направлялся к двери, а Мэгги кричала мне вслед, чтобы я был осторожен и не попадался никому на глаза. Она всё ещё не знала, что я общаюсь с Нелли и её дедушкой, и теперь мне казалось, что поздно ей об этом рассказывать. Мэгги разочаруется во мне, разволнуется и закашляется. Лучше не тревожить её этим.
Затем я занимался с Нелли в «пещере». Дошёл до O, P, Q. Затем до X, Y, Z. Но на этом не всё! Мне нужно было выучить, как буквы складываются друг с другом. Иногда пара букв давала совершенно новый звук. Пришлось запоминать и это…
Трудный заплыв обратно к Мэгги, и затем я проводил день и вечер за домашними делами, возлагая на себя всё больше и больше обязанностей, так как её кашель усиливался. Иногда казалось, будто она не может дышать. У неё было что-то под названием «таблетки» – маленькие и круглые, как икринки, и она принимала одну и ложилась спать днём. Я рубил поленья и складывал их, подметал и натирал пол вместо неё, приносил рыбу и мидий, чтобы ей не приходилось часто ходить в магазин.
Но буквы я никогда не упускал из виду. Проводил по ним пальцем – на календаре, на коробках, на банках от еды, – складывая звуки в слова.
Ночью я закрывал дверь в спальню и притворялся, что сплю. Когда Мэгги выключала свет и уходила в свою комнату, я вылезал через окно, садился на камни, положив каменного шелки рядом, и думал о маме, молился Луне, пока не проваливался в сон.
* * *
Я был в «пещере» с Нелли. Только что я без остановки прочитал вслух всю книгу о медведе и поднял глаза, гордясь собой. Со вздохом захлопнул книгу.
– Что такое? – спросила Нелли.
– Это глупо, – ответил я. – Мне не нужно знать о медведях. Мне нужно… Мне нужно… – внизу волны бились о камни. Я подумал о маме, и у меня защемило сердце. Я вздохнул. – Мне нужны песни, истории и знания о море.
Нелли кивнула:
– Кажется, я знаю, что тебе понравится.
– Так принеси мне скорее! – настаивал я.
– Почему ты такой нетерпеливый? Я принесу её завтра.
Мне хотелось рассказать ей, что времени нет, но я заставил себя сдержаться.
На следующий день она принесла книгу со множеством букв и всего несколькими картинками. Я стал читать вслух. Это была история о жене-шелки. Мне не терпелось поскорее всё узнать, я начал читать быстрее и в какой-то момент стал читать про себя.
Нелли достала из рюкзака другую книгу и молча читала рядом.
Мне было трудно читать такой большой текст, но я дочитал историю раньше, чем Нелли собралась уходить.
Когда она убежала, я с досадой пнул камни ногами. Я потратил всё утро на историю, которую уже слышал. Где подсказки о моём превращении? Книги с волшебством? Я снова вспомнил об истории, которую не хотел рассказывать «морж», – такой могущественной и страшной, что вызывает кошмары.
Нужно непременно попасть в дом к Нелли.
* * *
Когда я открыл дверь, в нос мне ударил потрясающий запах. Мэгги ставила на кухонный стол большое блюдо. Она с улыбкой подняла голову.
– Заходи, морской мальчик. Любишь шоколадный торт?
Я в жизни не вдыхал подобного аромата – такого сытного, тягучего и сладкого. Она разрезала торт на толстые кусочки и положила на тарелки. Три толстых слоя, склеенных начинкой.
Я всегда мало ел приготовленное Мэгги, но она и не пекла раньше. Я откусил кусок.
Торт пробудил во мне что-то, о чём я не подозревал. Некую скрытую… человечность. Внезапно я начал запихивать торт кусочек за кусочком в рот.
Мэгги повертела вилку в руках:
– Ты так усердно трудился здесь в последнее время, что мне захотелось отблагодарить тебя, и сюрприз должен был быть особенным.
Я кивнул в знак благодарности.
– Как бы… – её глаза блестели, – мне хотелось быть здоровой и предугадать, что сделает Джек. Как бы…
Я замер, держа вилку на полпути ко рту.
Она вздохнула:
– И я хочу сделать что-то для тебя на случай…
Мне не нравилось то, к чему она ведёт.
– Вы сделали для меня торт, – прервал её я. И протянул тарелку за добавкой.
Глава 42 
 Кража 
 



Нелли не хотела приводить меня к себе домой.
– Не думаю, что дедушка готов подпустить тебя к своим особенным книгам, – сказала она.
– Если вести себя осторожно, твой дедушка никогда об этом не узнает, – этот аргумент не убедил Нелли, поэтому я продолжил: – Просто я умею читать и хочу сам выбирать себе книги. Некоторые из них могут… звучать во мне.
Правда сработала. На лице Нелли появилась решимость.
– Ты прав. Мне тоже нужно самой выбирать книги. Иногда я не знаю, подходит ли мне книга, пока не начну её читать. Дай подумать.
В итоге мы придумали. Нелли выманит дедушку из дома, предложив отнести его принадлежности для рисования в красивое место. Она поможет ему всё установить и оставит до солнца в зените – так Нелли называла полдень. Затем вернётся. Тогда утром в доме никого не будет и дедушка не сможет застать нас врасплох.
«Морж» пришёл в восторг от предложения.
В первый день, когда Нелли вернулась от дедушки, её лицо было виноватым.
– Дедушка сказал, что я очень предусмотрительная, – сказала девочка. – Я чувствую себя подлой.
А затем Нелли открыла дверь в дом.
Наконец-то! Я подошёл к полкам. В последний раз я кричал на книги, требуя, чтобы они заговорили. А они говорили всё это время! Я провёл пальцем по одному корешку. На нём жирными буквами значилось: «Истории у камина».
– Что ты ищешь? – спросила Нелли.
Я не мог рассказать Нелли правду, хоть она и рисковала ради меня.
– Истории… – ответил я. Казалось, что рассказ о жене-шелки был правдив.
Я выбрал книгу с народными сказками. Мы с Нелли расположились на полу и молча читали. Изредка я поглядывал на неё. Нелли быстро переворачивала страницы.
Я же продвигался еле-еле. Читать было тяжело, страницы переворачивал с трудом. На них жили корабли-привидения, русалки, мальчик, отправившийся на черепахе в подводный мир. Я словно ощущал солёный запах океана и слышал шум прибоя. Солнце поднималось выше, а я всё ещё не встретил ни одного упоминания шелки. Мой вздох был прерывистым и беспокойным.
Нелли неправильно истолковала его.
– Не волнуйся, – успокоила она. – Пока я не приду за дедушкой, он не вернётся. Правда, нам уже пора.
Мы отложили книги. Затем зашли в комнату Нелли за рюкзаком.
Она не была похожа на комнату Томми. Здесь были полки с собственными книгами Нелли, стол с бумагой и маленькими баночками с краской и ряды камней и ракушек. Возле кровати – маленький круглый столик с лампой и фотографией в рамке. Я подошёл ближе. На фотографии были Нелли с мужчиной и женщиной. У женщины золотистые волосы и серые глаза, как у Нелли. У мужчины тёмно-коричневая кожа, чёрные волосы и рот, как у Нелли. Они обнимали её.
– Это твой клан? – спросил я.
– Можно и так сказать, – она достала из груды вещей свой рюкзак. – Это мои родители.
* * *
Неделя тянулась бесконечно… Каждый раз, когда Нелли возвращалась, я стоял у дома и мы вбегали в него. День ото дня я читал всё быстрее. В тишине комнаты мне казалось, что неумолимое время натягивалось надо мной, словно сеть.
Однажды я нашёл книгу о тюленях на дальнем севере. Я читал её, надеясь узнать что-то о мудрецах. Снег, слякоть, лёд, низкое серое небо – я представлял всё это настолько живо, повествование затягивало меня всё глубже и глубже, пока я не очутился во сне наяву.
Я был в шкуре и вертелся в воде, поворачиваясь взмахами ластов и хвоста. Вдали на плавучей льдине лежала мама. Затем я увидел, как к ней крадутся три чёрные точки – два глаза и нос: белый медведь! Я ускорился и со свирепым рыком запрыгнул на лёд. Пока белый медведь был в ступоре, мы с мамой поспешили в воду и унеслись…
– Что ты сейчас читаешь? – прервала меня Нелли.
Я вернулся в реальность и захлопнул книгу.
– Истории, – ответил с отвращением.
Дурацкие истории. Я читаю их неделями. Страницу за страницей, книгу за книгой. И что я узнал? Ничего. Ни одной подсказки. Даже намёка на превращение. Я ни на миллиметр не приблизился к обретению шкуры и спасению мамы.
Я стремительно подошёл к стене с книгами. Слова имели силу. В тот день в бухте они помогли маме надеть шкуру. Теперь слова обязаны помочь мне.
Я запихнул книгу обратно на полку и достал другую – маленькую тонкую книжку с блёклой мягкой обложкой; она была совершенно непримечательной, поэтому я бросил её на пол. Книга открылась на случайной странице, где было написано: «Иногда ребёнок шелки и человека рождается…»
Я ахнул.
– Что такое? – спросила Нелли.
Моё сердце стучало быстро, я был не в силах ответить.
Вдруг Нелли подняла голову, прислушиваясь, и вскочила. Я тоже услышал. К дому приближались тяжеловесные шаги – топ-шарк, топ-шарк.
Дедушка решил не дожидаться Нелли и вернулся самостоятельно!
– Скорее! – прошептала Нелли. – Беги ко мне в комнату!
Мы быстро спустились по лестнице. Пролетели мимо входной двери. Ручка уже поворачивалась! Мы шмыгнули за угол и влетели в комнату. Нелли упала на кровать. Я скользнул на пол и сел. Глазами, полными ужаса, мы уставились друг на друга.
Мои пальцы дрожали. Только сейчас я заметил, что книга до сих пор была в моих руках.
– НЕЛЛИ! – закричал старик.
Девочка выбежала из комнаты.
Книга жгла руку. Я был в доме и взял книгу. Если старик узнает, он никогда больше не впустит меня в дом и запретит видеться с Нелли.
В холле «морж» воскликнул:
– Вот ты где!
Его трость стучала по полу.
Листая страницы, я неистово искал слова, которые недавно прочёл. «Иногда ребёнок шелки и человека…» – что дальше?
– Я думал, с тобой что-то случилось, – голос старика звучал приглушённо, будто он склонился к Нелли. – Я безумно волновался.
– Прости, пожалуйста, дедушка. Аран пришёл, мы играли. Время пролетело незаметно.
Я переворачивал страницы.
– Где же тогда твой друг? – спросил дедушка.
– В моей комнате, – Нелли окликнула меня: – Аран!
Я встал и закрыл книгу. В следующий момент спрятал книгу за пазуху и осторожно вышел.
«Морж» стоял у открытой двери, приобнимая Нелли за плечи.
– Здравствуй, Аран, – поприветствовал он меня с улыбкой.
– Здравствуйте, – я облокотился о стену. – Простите, что задержал Нелли.
– Ну-ну, ничего страшного. Моё колено сегодня не так болит. Возможно, я снова начну выходить.
– Ну нет, дедушка! – Нелли бросила на меня беспокойный взгляд. – Мне нравится носить твои вещи, и гулять на свежем воздухе, и всё такое.
Он указал на сумку у ног:
– Почему бы тебе тогда не отнести сумку к столу? И ты сможешь погулять на свежем воздухе, когда после обеда пойдёшь забирать мои вещи.
Старик прошаркал в гостиную. Когда «морж» дошёл до меня, то остановился. Его глаза будто прожигали меня насквозь и видели книгу, прилипшую к моей груди.
– Ты останешься обедать? – спросил он.
Я покачал головой.
– В следующий раз.
Я бочком продвигался к двери. Нелли наклонилась, чтобы поднять сумку. Я прокрался мимо неё, пробормотав наспех «до свидания», и закрыл за собой дверь. Сначала медленно дошёл до угла дома, а затем выхватил книгу и побежал.
Глава 43 
 Световой круг 
 



Когда я вернулся, то заметил, что кашель Мэгги усилился. Она прижимала платок ко рту, на нём были пятна крови. Женщина хватала ртом воздух. Я усадил Мэгги в кресло, принёс одеяло и приготовил кофе.
– Кто-нибудь может помочь тебе? – спросил я. – В той больнице есть целители? Джек поможет тебе, когда я уеду?
– Не обращай внимания! – отмахнулась Мэгги. – И хватит носиться со мной как курица-наседка.
Я разогрел Мэгги тарелку супа и сделал все домашние дела, Мэгги успокоилась и стала засыпать.
Теперь я лежал в кровати Томми. От лампы в темноте появился световой круг. Я открыл книгу.
Хотелось бы мне читать, как Нелли, но приходилось трудиться над каждым словом. В книге старики рассказывали правдивые истории о шелки и тюленях. Жуткие истории об охоте. Люди били тюленей на суше и пронзали копьями в море, срезали их шкуры для одежды и сумок. Один мужчина утверждал, что его кошелёк волшебный, потому что сделан из шкуры шелки. Были истории о тонувших людях, спасённых тюленями, о шелки, танцующих в полнолуние…
А вот и моя история. «Иногда ребёнок…»
Моё сердце заколотилось, буквы заплясали перед глазами. Пришлось глубоко вдохнуть, успокоиться, пока буквы не встали на свои места.
Старушка рассказывала о рыбаке из деревни, женившемся на шелки с тёмными глазами, белой кожей и мелодичным голосом. У них родился сын.
«Иногда ребёнок шелки и человека рождается в тюленьем обличье, – рассказывала женщина. – Этот ребёнок вскоре ускользает в море и уплывает. Другой ребёнок бывает похож на отца, и тогда велика вероятность, что он никогда не превратится. Но шанс всё же есть…
Жил-был один паренёк, совсем как другие ребята в деревне. Однажды юноша подбежал к отцу, плача: “Что случилось с моими руками?” Между пальцами появились перепонки из тонкой розовой кожи, похожие на тюленьи. Сердце рыбака едва не разбилось. В то утро у него ещё были жена и замечательный сын. Но уже вечером он смотрел вслед двум уплывающим тюленям. Они больше не вернулись домой».
Юноша-мальчик был старше меня, когда получил шкуру! Я перевернул страницу.
«Хорошо, что они уплыли. “Почему?” – спросите вы. Если хотите знать, что случается с полушелки, обратитесь к книге “Сказ Уэствудского причала”. Там все ответы».
Это был конец истории. Ни слова о превращении. На мгновение я расстроился, но затем осознал, что прямо под носом у меня была подсказка. Обратитесь к книге «Сказ Уэствудского причала». Я дочитал книгу, но рассказов на эту тему больше не было.
«Сказ Уэствудского причала».
Пошёл дождь: было слышно, как он барабанит по крыше. Я смотрел в окно и видел, как занималась заря. В моей голове возник образ дедушки Нелли, который сидел с незажжённой трубкой в руке и говорил:
– «Сказ Уэствудского причала»? Нет, это не детская история.
Я выключил лампу и засунул книгу под подушку. Теперь я точно знал, что нужно делать.
Глава 44 
 «Сказ Уэствудского причала» 
 



Я отряхнулся у двери Нелли и постучал.
– Заходи! – позвала она.
Я вбежал в гостиную. В камине горел огонь, а в кресле расположился дедушка. Нелли улыбалась мне.
– Истории! – воскликнул я.
«Морж» закивал и произнёс:
– Кто-нибудь, принесите мне трубку.
Нелли вскочила и вернулась с трубкой, а я сбегал за печеньем. Мы расселись по местам.
– Сегодня у меня для вас отличная приключенческая история с Южного моря, – объявил старик.
– Вообще-то, – сказал я, – мы надеялись услышать «Сказ Уэствудского причала».
Нелли резко подняла голову.
– Откуда вы услышали о нём? – удивился старик.
Я вздрогнул:
– Вы когда-то упоминали его.
– Сильная, я вам скажу, история. Для детей это чересчур.
– Мы не малыши! – сказала Нелли. – В наших книгах полно страшных историй. Вспомни историю о девочке, чьи волосы привязали к скалам водорослями во время прилива.
Он откинулся в кресло и, приподняв брови, вопросительно посмотрел на меня.
– Меня сложно напугать, – убедительно произнёс я.
– Ладно, но потом не приходите ко мне жаловаться на кошмары. Так, мне понадобятся спички.
Старик зажёг трубку. Вокруг его усов кольцами поднимался дым, он смотрел на огонь, словно пытаясь отыскать в нём искру истории.
– Давным-давно, – начал «морж», – в местечке Уэствуд жил молодой человек со своей прекрасной черноволосой женой. Прошёл уже год после свадьбы, но жена оставалась загадкой для мужа. Мужчина не был знаком с её семьёй. «Они не примут такого, как ты!» – говорила жена и ни разу не рассказывала о месте рождения. Это не имело для него значения – он безумно любил её. Жена была для него одновременно и светом и тьмой, и сладостью и горечью. Когда бывало полнолуние, муж просыпался и видел, как жена перед рассветом возвращается в постель с мокрыми волосами и кожей, пахнущей морем. «Где ты была?» – спрашивал он, а она, посмеиваясь, отвечала: «Опять тебе приснилось! Я всё время была рядом с тобой».
Долгое время муж верил ей. Но однажды утром он ушёл из дома раньше обычного и в лучах утреннего солнца заметил тропку мокрых следов. Мужчина пошёл по ним, и следы привели его к пристани в конце причала. С каждым шагом его лицо мрачнело всё больше. «Сон? – спрашивал он себя. – Скорее, другой мужчина». Он придумал план.
На следующее полнолуние муж сказал жене, что отправляется на ночь по делам. Сам пошёл в трактир, чтобы собраться с духом, а затем прокрался к причалу и спрятался под перевёрнутой шлюпкой.
Наступила ночь. Взошла луна. Мужчина услышал вдали крик совы, взмахи крыльев охотящихся летучих мышей, а ещё бешеный стук своего ревнивого сердца. Наконец он уловил торопливые шаги: его босоногая жена пробежала мимо.
Муж немного приподнял лодку и выглянул. Жена стояла на краю причала, её длинные чёрные волосы переливались в лунном свете – красота казалась более неземной, чем обычно. Она широко развела руки и запела чудную мелодию: «Приди ко мне! Приди!»
По телу мужчины пробежали мурашки. Из темноты послышался всплеск. Не было ни лодки, ни мужчины. К ней плыл тюлень. И пока он плыл, он пел на человечьем языке: «Приди к нам! Приди!» Появилась ещё одна голова, затем ещё одна, пока всё море не заполнилось тюленями, плывущими к его жене и напевающими: «Приди к нам! Приди!»
Жена нырнула, прорезав водную гладь, но не вызвав даже ряби на её поверхности.
Кто эта женщина – его жена, которую, как он думал, знал? Сбегала украдкой поплавать с тюленями – нет, не с тюленями, так поют шелки – и приветствовала их как родных. Теперь она плескалась и прыгала с фантастическими существами. Хоть жена и не была в тюленьем обличье, она выглядела в воде как рыба, сильная и грациозная. Никогда не видел он её такой счастливой. Его, словно кинжал, пронзила мысль: а что, если жена уплывёт с ними и никогда не вернётся? Он подскочил, опрокинув шлюпку, и побежал к краю причала.
– Приди сюда! – крикнул он. – Приди сюда и вернись домой!
Вода успокоилась. Лица шелки с огромными тёмными глазами повернулись к нему. И глаза его жены: они были тёмными, как у них.
– Уходи! – испуганно закричала она. Но это только раззадорило его. Если жена не пойдёт, он схватит её и потащит домой. Он бездумно прыгнул в холодную воду. Когда мужчина всплыл, шелки окружили его. Он поплыл в сторону жены.
– Нет! – кричала она. – Уходи, любимый, уходи!
Но было слишком поздно. Шелки уже нырнули под воду. Теперь они нападали снизу. Челюсти сжались на его ногах стальными ловушками и тащили вниз, в темноту. Мужчина был силён. Он смог отбиться и выплыть на поверхность один раз, другой, но шелки были беспощадны. Существа не могли пойти на риск и позволить миру узнать о том, что он видел. Их хвосты били как молот, их клыки рубили тело, а зубы вгрызались в кость. Бурлящая вода краснела.
Когда всё закончилось, на дне океана осталась всего лишь груда гостей.
Его жена в ту ночь вернулась домой одна. Говорят, она больше не улыбалась. Женщина вставала с постели каждое полнолуние не для того, чтобы поплавать с шелки – нет, те больше не возвращались, – а чтобы нырнуть и проплыть вокруг тех белых костей. Их и по сей день можно увидеть там, если внимательно присмотреться к раковинам устриц в конце Уэствудского причала.
* * *
Старик со стуком положил свою трубку. История закончилась. Камин оставался камином, но мир вокруг изменился.
– Аран? – издалека прозвучал голос Нелли.
Я видел вспененную воду, молотящиеся бледные руки, блеск тёмной шерсти. Воздух пронзали крики и ощущался металлический запах крови.
Я резко поднял голову:
– Это ложь!
– Я предупреждал вас: это сильная история, – сказал «морж».
– Это ложь! Шелки не убивают людей. Люди – убийцы! Они ловят шелки, отрезают шкуру и забирают жир! Люди держат шелки в сетях под водой, пока те не утонут! Они отправляют их в зоопарки и…
Мой голос прозвенел так громко, что я замолк. Нелли и старик смотрели на меня, разинув рот. Я часто дышал. Слишком часто.
Наконец «морж» прервал молчание:
– Признаю, это необычная история.
– Это просто история, – сказала Нелли.
Я зашёл слишком далеко.
– Знаю, – сказал я, выдавливая улыбку, хотя, судя по выражению лица Нелли, это была гримаса. – Я хотел сказать, что в этой истории шелки описываются не такими, какими должны быть, и это неправильно, и…
Дедушка встал на мою сторону:
– Соглашусь с тобой. Будто бы автор перепутал нападение акулы с шелки. Есть и другие нестыковки. Если жена – шелки, то почему она осталась на суше? Где её тюленья шкура или традиционные перепонки между пальцами? И даже если она наполовину шелки, наполовину человек, как муж этого не знал? Такой ревнивый и подозрительный человек… Многие герои в этих историях именно такие, – «морж» с неодобрением вздохнул. – В любом случае, я считаю эту историю чудаковатой. Но оттого не менее любопытной, – он потянулся к трости и поднялся. – Кто хочет жареный тост?
Я покачал головой:
– Мне пора к Мэгги.
Нелли знала, что я вру. Она проводила меня до двери и прошептала:
– Что случилось, Аран? Поделись со мной.
Я даже не мог посмотреть ей в глаза, распахнул дверь и выбежал под дождь.
Глава 45 
 Поток 
 



Я бежал, почва под ногами стала зыбкой, воздух обжигал мои лёгкие. Мне нужно было оказаться в воде – подальше от домов, людей и дыма. Мне хотелось очутиться рядом со своим народом.
История правдива?
В ней было наше традиционное приветствие: «Приди ко мне! Приди!» У той женщины не было перепонок, как и у меня. Её глаза походили на глаза шелки. Она была наполовину шелки, я знал это. Она любила свой народ и любила того мужчину, а они убили его. Разорвали его тело и оставили горсть костей.
А мой клан? При первом намёке на присутствие людей они всегда бросались прятать меня. Я думал, они защищают меня, но за этим стояло нечто большее. Клан не мог рисковать тем, что люди узнают о шелки. Как далеко они зайдут, чтобы сохранить свою тайну?
Меня трясло, я спотыкался на бегу. История оказалась совсем не про превращение. Это было предостережение. О том, что произойдёт, если полушелки не превратится.
Где-то позади меня звала Нелли:
– Аран!
Я оглянулся. В деревьях было какое-то движение.
– Аран, подожди!
Та груда костей у подножья причала. Мужчина погиб. Шелки больше не вернулись. А та женщина-полушелки осталась одна.
Я побежал быстрее. Лес хлестал меня ветками, и я словно очутился в водовороте. Сквозь редеющие деревья доносился тихий шум прибоя. Я нырну и никогда больше не увижу Нелли…
Её рука схватила меня за плечо и развернула.
– Ты один из них! – воскликнула она.
Моё дыхание стало тяжёлым, как камень, и разрезало воздух.
– Ты шелки! – улыбалась Нелли, и в её глазах была странная радость, будто происходящее – часть некой игры. – Я должна была догадаться. Помнишь, как я приняла тебя за тюленя, когда впервые увидела? И когда я тонула, ты нёс меня к камням – никто не может так плавать! И то, как ты просил не рассказывать о себе…
Мне нужно было остановить её, а самому сбежать, но мои ноги будто вросли в землю.
– И то, как отчаянно ты искал истории о шелки, как уверял, что сегодняшняя история – ложь, будто знал…
Внутри меня распалялся костёр. Слова Нелли, словно сухие поленья, брошенные в огонь, искрили, готовые вспыхнуть.
– Ты знал, потому что ты один из них. Ты шелки, ведь так? Превратись для меня! Покажи, как вы это делаете! – она смотрела на меня с нетерпением, не понимая, что всё не так просто. Будто стоит мне дотянуться до ближайшего камня, и я достану шкуру…
Внутри меня вспыхнуло огромное пламя.
– Уходи! – закричал я. В моих венах горел огонь, а мир окрасился в обжигающий, ослепляющий красный цвет. – УХОДИ!
Мой голос затих, а Нелли стояла. Она глубоко вздохнула. Её взгляд был задумчивым: она анализировала ситуацию.
Теперь я понимал всё слишком чётко. Ярость уходила. Я попытался ухватиться за неё, чтобы не думать и не чувствовать.
– Та женщина из истории, – предположила Нелли. – Шелки были её семьёй, не так ли?
Я хватал ртом воздух.
– Но она не уплыла с ними, – её голос стал тише. – Может быть, она не могла. Возможно…
– У неё не было шкуры, – подсказал я.
Внезапно меня прорвало. Слова вырывались из меня потоком, будто дамбу, которую я возвёл, наконец снесли.
– У меня тоже нет шкуры! – закричал я. – Я единственный в своём клане в длинноногом обличье, и я не поспеваю за всеми. Я не могу плавать на дальние расстояния или на охоту, а мама постоянно обещает, что шкура скоро появится, но ничего не происходит. И потом клан вернулся…
Я рассказал ей, как в бухту пришёл мужчина, как я узнал правду об отце и как рассчитывал на Лунный день. Рассказал о Финне и драке, пещере со шкурами, о том, как мама настаивала, что поплывёт на север к мудрецам вместо меня. Как она должна была вернуться ко второму полнолунию и как я понял, что она в опасности…
Нелли выслушала мои ужасные слова до конца.
Мы пошли к вершине утёса. Я сел рядом с ней под дождём.
– Тебе нужна твоя семья, – сказала она мягко, но решительно.
Я кивнул.
– И шкура, – она повернулась и посмотрела мне в глаза. – Я помогу тебе. Вместе мы что-нибудь придумаем.
– Нет. Эта история всё изменила. Если ты со мной… – я не мог закончить предложение. Я снова видел перед собой нападение, но теперь над водой были руки Нелли, худые и коричневые.
– Шелки не такие, – уверенно произнесла она. – Ты сам так сказал. И тебе это лучше знать, чем какой-то дурацкой истории.
Мне стоило возмутиться, уплыть и никогда не видеться с ней, но поддержка Нелли и ощущение того, что я не один…
– Ты никому не расскажешь? – спросил я.
Она покачала головой:
– Кто я, по-твоему?
Раньше я бы сказал: человек. Но теперь я положил свою ладонь на её и произнёс:
– Мой друг.
Глава 46 
 По-птичьи 
 



Я выплыл и ударил рукой о камень рядом с берегом, отчего на солнце засверкали капли воды.
– Время? – спросил я, тяжело дыша.
На пляже Нелли смотрела на часы.
– Четыре минуты тридцать семь секунд, – она записала время в блокноте. – Всего на пять секунд быстрее. Давай ещё раз.
– Какая у меня цель?
– Четыре с половиной.
Я сократил время плавания отсюда до камня в проливе на полминуты. Но Нелли настаивала, что я должен плыть еще быстрее. Она вела дневник моих достижений и составила план тренировок, чтобы я стал сильным пловцом со шкурой или без неё. И может быть, вполне вероятно, Луна заметит меня. Раньше я считал, что старался изо всех сил, но эти попытки не идут ни в какое сравнение с тем, каких результатов я добился с Нелли.
– Ну же, лентяй, – подначивала она, – за работу!
В притворном страдании я запрокинул голову. На вершине небольшой скалы виднелся буревестник. Птица кивнула в знак приветствия.
Это был тот самый буревестник, которому я помог у Мэгги!
Я хотел познакомить его с Нелли. Я встал и по-птичьи крикнул:
– Куда тебя несёт ветер?
Буревестник наклонил голову в сторону Нелли.
– Она хороший, – сказал я. – Друг.
Буревестник спустился и сел на мою вытянутую руку.
Нелли ахнула, её карандаш выпал из рук. Но не подпрыгнула, не вскрикнула, не сделала ничего такого, что могло бы спугнуть буревестника. Мой друг всё понимала.
Буревестник наклонил голову и пробормотал:
– Я найти стая. Хорошо.
Птица выглядела упитанной и здоровой, перья были гладкими.
– Ты один? – спросил я.
– Стая рядом. Я искать тебя. Спасибо, – буревестник уткнулся клювом в моё ухо.
– О! – мягко сказала Нелли. – Ты разговариваешь с ним!
Я расплылся в улыбке:
– Элементарные фразы на птичьем. Хочешь попробовать?
Нелли изумлённо закивала. Я подозвал её к себе. Она отложила часы и блокнот и пошла к моему камню; вода доставала до бёдер. Я объяснил буревестнику, что происходит, и он уселся между нами.
– Какую фразу ты хочешь выучить? – спросил я у Нелли.
– Хм… твоё имя.
Я назвал своё имя по-птичьи. Буревестник пробормотал его, кивая в знак того, что рад узнать моё имя. Затем попыталась Нелли, но она не понимала, какие звуки имели значение. Она произносила их, как больной гусь. Мы с буревестником засмеялись.
– Прекратите! – сказала Нелли, тоже заливаясь смехом. – Ещё раз.
Я повторил:
– Аран.
Буревестник повторил:
– Аран.
У Нелли вышло:
– Омар ртом.
Буревестник так хихикал, что потерял равновесие и замахал крыльями, чтобы не упасть.
– Хватит! – просила Нелли, смеясь. – Повторите!
– Аран, – произнёс буревестник.
Нелли сосредоточенно нахмурила брови:
– Кальмаром.
– Аран, – повторил буревестник.
– Ар-том, – сказала Нелли. – Ар-ом. Аран!
– Получилось! – воскликнул я.
Нелли захлопала в ладоши над головой.
– Хорошо, хорошо, – радовался буревестник. – Больше говорить.
Я достал из кармана каменного шелки, которого никто раньше не видел.
Нелли затаила дыхание, а затем потянулась и провела пальцем по гладкой каменной спине.
– Красиво, – восхитилась она.
– Шелки, – сказал я по-птичьи.
– Шелки, – повторил буревестник с подбадривающим видом.
– Щель мрака, – сказала Нелли.
Но с каждым словом девочка училась быстрее, отличая трели от чириканья, узнавая важность высоты звука. Нелли практически освоила фразу «Куда тебя несёт ветер?», но тут буревестник запрыгнул мне на плечо, уткнулся в щёку и сказал:
– Я лететь. Видеть стая.
Я перевёл для Нелли.
– Пожалуйста, поблагодари его, – попросила она.
Мы смотрели вслед улетающему буревестнику.
Нелли удовлетворённо вздохнула:
– Сегодня самый лучший день.
Как обычно, я почувствовал приближение лодки. На этот раз Нелли тоже почувствовала. Лодка возникла на горизонте, медленно прокладывая путь к пристани Спиндл.
– Ну вот, упустили возможность достичь лучших результатов, – посетовала Нелли.
– Завтра наверстаем. – Мы вышли на берег, под ногами каталась галька. – Постараюсь легко побить четыре с половиной.
Мы взбежали по тропинке, затем замедлили темп и шли мимо деревьев, пока наши пути не разделились.
– До свидания! – попрощался я по-птичьи.
– Что ты сказал?
– Омар ртом!
Мы махали друг другу на прощание, а смех соединял нас невидимой дорожкой искрящегося света.
Я выбрал длинную дорогу до Мэгги, наслаждаясь солнечным днём, и радостью встречи с буревестником, и попытками Нелли заговорить по-птичьи, и катал по ладони каменного шелки.
– Щель мрака, – вспомнил я, смеясь.
Я не заметил, как вышел из-за деревьев и начал идти по песку к двери Мэгги: в ушах звучало хихиканье буревестника, а перед глазами стояло сосредоточенное лицо Нелли…
Вдруг на моё плечо легла огромная ладонь.
– Томми? – спросил глубокий голос, дрогнув. – Томми, это ты?
Глава 47 
 Джек 
 



Руки повернули меня. Я уставился в очень загорелое щетинистое лицо. Почувствовался запах сигарет и пота и чего-то приторно-сладкого в дыхании человека. Мужчина притянул меня ближе, его глаза едва фокусировались.
– Томми? – повторил он менее уверенно.
Моё сердце выпрыгивало из груди. Джек не должен был так рано вернуться! Я принудил себя стоять на месте.
Теперь Джек увидел меня. Его брови насупились.
– Кто ты? – строго спросил он. – Что ты делаешь в моём доме? В одежде Томми? – он крепче вцепился в плечо. – Что ты делаешь с его тюленем?
Он тряс меня за плечи, пока из меня не посыпались слова.
– Я… я… я живу здесь, – заикался я. – Моя мама ищет место для нас, это секрет, развод…
– Мэгги рассказала бы мне, – прорычал он.
Но я не мог остановиться, теперь версия Мэгги смешалась с историей мамы:
– …и мой папа не должен знать, я племянник Мэгги, моя мама…
– А вот это ложь. У неё нет племянника, – мужчина отпустил моё плечо, но схватил за запястье. – Отдай мне.
Мой каменный шелки, мой подарок Луны!..
Вдруг в двери появилась Мэгги.
– Аран! – крикнула она. – Отдай ему!
Для неё это было слишком. Мэгги затряслась, пытаясь усмирить кашель, а затем скрутилась от боли. Мы с Джеком смотрели, застыв на месте.
– Ну же, – сказала она между приступами кашля, – отдай ему тюленя.
Я раскрыл кулак. Каменный шелки лежал на ладони. Глядя на меня, Джек выхватил его, и статуэтка исчезла в его руках.
Я тёр запястье, а Мэгги наливала Джеку кофе. Они сидели за кухонным столом. Мужчина достал из кармана узкую бутылку и налил что-то в кружку. Жидкость пахла приторно-сладко.
– С возвращением, – сказала Мэгги. – Я не ожидала, что ты вернёшься на несколько недель раньше.
Голова Джека поникла, и он уставился в кружку:
– Да этот идиот капитан решил сократить команду. Прибыли ему мало! Даже половины зарплаты не выплатил. – Он достал кожаный кошелёк и бросил на стол.
Но Мэгги с грустью смотрела на бутылку:
– Опять, Джек?
Муж сердито глянул на неё, его руки крепче вцепились в кружку.
– Вопрос в другом, Мэгги, – он поднял голову и наклонился вперёд, словно готовясь к драке. – Чё этот пацан здесь делает, в моём доме, в комнате моего сына? На нём одежда Томми! Что ты, чёрт возьми, от меня скрываешь, Мэгги? – Теперь он орал, и Мэгги съёжилась. – Я ушёл на работу – и что, меня будто больше не существует?! Кто этот пацан и что он делает в моём доме? – Джек хлопнул ладонями по столу, будто хотел подняться. Затем он склонился над Мэгги.
– Я пойду, – сказал я, медленно продвигаясь к двери.
– Стоять на месте! – закричал Джек. – Пока мне не объяснят, что здесь происходит…
По какой-то причине Мэгги не рассказала ему о том, что мама приходила в полночь. Она закрутила историю с множеством ложных подробностей: как встретила мою маму в магазине, что-то про схожие имена и неработающий номер телефона. Но последняя часть была чистой правдой.
– Она должна была уже вернуться, – сказала Мэгги. – Наверное, у неё неприятности.
Джек затряс головой:
– Нас это не касается. Позвони социальным службам. Зачем мы платим налоги? Пусть отправляется в приёмную семью.
У меня скрутило живот. Придётся уплывать так скоро!
Большие ладони Джека обхватили кружку. Притворно мягко он сказал:
– Ты больна, Мэгги. Забота о пацанёнке только ухудшит твоё здоровье. Да у нас и средств на ещё один рот нет.
Я ожидал, что она согласится. Мэгги вертела руками туда-сюда, туда-сюда. Она подняла на него взгляд:
– Мне… мне нравится, что он рядом, Джек.
От мягкости не осталось и следа. Лицо Джека омрачилось. Он встал, с грохотом задвинув стул под стол. Распахнул ящик и достал кольцо, звеневшее металлическими подвесками.
– Пойду выпью с Гарри, – сказал мужчина.
– Не садись за руль, – предостерегла Мэгги.
Джек захлопнул ящик и вышел. Грузовик уносился, оставляя за собой песчаную бурю.
* * *
Мэгги прерывисто и быстро дышала со странным хрипом. Я помог ей сесть в большое кресло у камина. Её голова упала на выцветшую обивку. На коленях неподвижно лежали перекрученные руки – высушенные корни опрокинувшегося дерева.
Когда женщина наконец заговорила, голос звучал будто бы издалека:
– Боже, Аран. Что ты делал с тюленем Томми?
Мэгги словно дала мне пощёчину. Каменный шелки не мог принадлежать Томми. Он был моим символом храбрости. Моим подарком Луны.
– Джек выиграл его в карты на Аляске. Говорил, он чего-то стоит, судя по ставкам. Носил его как талисман. Тогда всё было хорошо. Джек усердно работал, почти не пил. Капитаны всегда брали его в команду.
Я не хотел слушать, отвернулся, но женщина продолжала:
– Джек подарил его Томми на пятилетие. Ты бы видел, как загорелись у мальчишки глаза! Сын всегда играл с ним, строил ему жилища. Спал, положив тюленя под подушку. Джек спустя месяцы возвращался домой на лодке, и Томми бежал к нему с тюленем в руках, – она глубоко вздохнула. – Боже, как Джек любил сына!
Её голос понизился:
– Джек отправился ловить лосося, а у Томми началась лихорадка. Мальчик весь горел. Что бы я ни делала, температура не сбивалась. Он вертелся, корчился от боли, а потом перестал меня узнавать. Я так перепугалась! Вынесла Томми к машине и поехала к пристани. Лодка, «скорая»… Я сидела у койки в больнице, в холодной белой комнате. Пыталась связаться с лодкой Джека. Держала Томми за руку. Лицо врача…
Лицо Мэгги побелело. Осталось только горе, остальные эмоции исчезли.
– После похорон Джек целыми днями искал этого тюленя в доме, будто он мог возвратить Томми, – Мэгги посмотрела на меня, качая головой. – А теперь игрушка оказалась в твоей руке…
Затем женщина опомнилась, выпрямилась и попыталась улыбнуться:
– Не волнуйся, Аран. Джек неплохой, если не пьёт. Я что-нибудь придумаю. У нас ещё есть немного времени.
Её слова звучали храбро, но во взгляде читался страх неизвестности.
Глава 48 
 Три монетки 
 



На следующее утро Джек встал поздно, и сразу появилось ощущение, будто он заполнил собой весь дом. Громкие шаги, громкий голос: он всё время ударялся или врезался во что-то. Чем громче он становился, тем тише была Мэгги. Она съёживалась.
Проходя по гостиной, Джек ударился о круглый стол у кресла Мэгги. Всё полетело вниз. Он поднял коробку с салфетками, маленькую миску…
– Что это? – спросил он. В его ладони лежали два дублона. Мужчина застыл на месте и перевернул один из них. Провёл пальцем по выпуклой лицевой стороне монеты.
Мэгги подошла к двери из кухни в гостиную, вытирая руки полотенцем.
– Это пиратское золото Арана. Игрушечное. Мальчик принёс его с собой, – она подошла и протянула руку: – Давай я положу монетки на место.
Со второго полнолуния Мэгги хранила их рядом со своим креслом.
Джек взвесил монетки:
– Откуда, ты там говорила, они взялись?
– Ему дала их мама, – ответила Мэгги.
Джек поднёс монету к окну:
– Мэгги, как по мне, так это настоящее золото.
Она фыркнула:
– А я королева Англии!
Он поднял с пола третий дублон:
– Ещё есть?
– Нет, это всё, – ответила Мэгги. – Ну же, давай я положу их на место.
Джек засунул монеты в карман. Они звякнули о статуэтку шелки, и я вздрогнул.
– Пойду поищу Гарри, – сказал он и прошёл на кухню. Вернулся с металлическими подвесками. – Может, возьмём лодку и поплывём на большой остров – отдадим кому-нибудь оценить монеты. На всякий случай, – он открыл дверь. – Ужинайте без меня.
Когда грузовик отгремел, я выскочил на улицу. Мне нужно было поплавать, чтобы снять напряжение, иначе я не смогу думать, спать и решать, что делать дальше. Я спускался вниз, как вдруг остановился, уставившись на пустую пещеру для каменного шелки.
Тюлень Томми.
Я постоянно вспоминал историю Мэгги. Принадлежит ли мне каменный шелки? Принадлежал ли он мне хоть когда-нибудь? Моё лицо пылало. Сжимая зубы, я слез по скале и нырнул. Я плыл быстро и усердно долгое время, пытаясь смыть навязчивые мысли.
* * *
Я взбирался вверх по скале, когда услышал рёв грузовика. Машина резко затормозила. Я залез на вершину как раз тогда, когда Джек спешил к двери.
– Мэгги! – кричал он, открывая дверь. – Мэгги, ты не поверишь!
Я отряхнулся. Через окно увидел, как Джек склонился над большим креслом Мэгги. Он доставал руку из кармана.
– Смотри, Мэгги, смотри! – радостно кричал он. – Мы богаты!
Я подошёл к дому и тихо встал у открытой двери, где мог лучше видеть происходящее. Джек протягивал Мэгги стопку зелёных бумажек.
– Всё это за три монетки! – воскликнул он.
Мэгги широко раскрытыми глазами смотрела на зелёные бумажки, разбросанные на коленях:
– Хочешь сказать, они настоящие?
– Под-лин-ны-е, лучшего качества, золото из сундука с сокровищами! Такое старое, что стоит целое состояние.
Мэгги подняла зелёные бумажки и начала перебирать их, глядя на цифры в уголках. Она разинула рот.
Джек, казалось, стал выше ростом, его глаза блестели:
– Мэгги, слушай, у меня есть план. Этого как раз хватит на рыболовную недорогую подержанную лодку. Придётся много потрудиться над ней, но это будет, Мэгги, моя собственная лодка.
Её руки неподвижно лежали на коленях.
– Буду сам себе начальник, – продолжал мечтать Джек. – Больше никаких увольнений, денежных проблем. Я буду усердно работать и зарабатывать, у нас появится много денег. Будут деньги на врачей, Мэгги. Понадобится время, но…
– Нет, – отрезала Мэгги. Она сказала это так решительно, что сразу стало понятно: её не переубедить.
Джек отпрянул. Вокруг него поднялась пыль.
– Что?
Мэгги встала:
– Деньги принадлежат Арану.
Что она делает? Ей нужно остановиться, пока он не разозлился. Я сделал шаг в комнату.
– Мэгги… – сказал я.
Мэгги продолжила:
– Мама дала ему деньги. Если она не вернётся, они ему понадобятся, чтобы была какая-то база, чтобы он мог состояться в жизни. Может быть, поступить в университет.
Она разве не видела, как напряглись руки Джека? Теперь я по-настоящему разволновался.
– Они мне не нужны, – сказал я, но никто меня, похоже, не слышал.
Губы Джека плотно сжались.
– А как же мы, Мэгги? – он тяжело дышал. – Как же наша жизнь?
Мэгги покачала головой. Её голос был твёрдым и грустным:
– Для нас слишком поздно, Джек.
Его руки сжались в огромные кулаки. А его глаза… Я знал, какое чувство скрывалось за этим взглядом. Это была жгучая ярость, готовая вспыхнуть и распалиться. Если он прекратит контролировать её, если освободит, что он сделает? Но Мэгги была непреклонна.
В следующий миг я втиснулся между ней и Джеком.
Грудь Джека вздымалась и опускалась. Он смотрел на неё, на меня… а затем запрокинул голову и зарычал, сотрясая стены в комнате, замахнулся кулаком, и моё сердце замерло…
Он повернулся и сильно ударил кулаком в стену, от которой сразу отвалился кусок. Картина упала, по полу разлетелось стекло. Мэгги ахнула и прижала меня к себе.
Джек разжал кулак и стал восстанавливать дыхание. Мы все смотрели на зияющую брешь. Полнейшую тишину прерывало лишь дыхание: моё, Мэгги, грубые вдохи-выдохи Джека…
Он молча отвернулся и вышел, захлопнув за собой дверь.
Глава 49 
 Слишком опасно иметь дело 
 



Как только Джек уехал, я что-то промямлил Мэгги и убежал. Я не знал, что делать. Слишком много всего нужно было обдумать и учесть. Как я мог уплыть, зная, на что способен Джек? Завидев его, Мэгги обычно съёживалась. Значит, он часто злился. С ним было небезопасно. Я же злил его ещё сильнее. К тому же эта лодка… Если я смогу убедить Мэгги отдать ему деньги, с ней всё будет в порядке или Джек продолжит пить и злиться?
Мои мысли путались. Мне нужна была помощь Нелли.
Она бродила возле дома с книжкой в руках, у неё был странный взгляд. Увидев меня, она подбежала.
– Нелли, мне нужно…
– Аран, я нашла… – она остановилась, увидев синяки вокруг моего запястья.
Прежде чем она успела заговорить, я пробормотал:
– Наша «пещера». Пошли.
Мы бежали весь путь туда: вверх по холму и через лес, по камням через ручей, затем миновали деревья и оказались на берегу. Я глубоко вдохнул солёный воздух.
Мы забрались в «пещеру» и сели на гладкий камень, скрестив ноги.
– Что с твоим запястьем? – спросила Нелли.
– Джек… – на секунду это было всё, что я мог сказать. А потом: – Он вернулся и забрал моего каменного шелки…
Нелли ахнула.
– А ещё… – я с трудом выговаривал слова. – Он сильно злится. Он пробил кулаком стену. Я… я боюсь, что он причинит Мэгги боль.
– А как же ты? – Нелли протянула руку и очень нежно провела пальцем по моему запястью. – Эти синяки… Он причинил боль тебе.
– О себе я не беспокоюсь. Я справлюсь.
– Возможно… – она сглотнула. – Аран, быть может, с некоторыми вещами и людьми слишком опасно иметь дело. Например, с Джеком. И… – Она на мгновение замолчала, а затем, протянув мне книгу, сказала: – Послушай, здесь история об одной старушке. Она всегда носила перчатки, но однажды сняла их и показала внуку перепонки между пальцами. Значит, она шелки и…
– Нелли, – прервал её я, – это неважно. Мы должны помочь Мэгги. Если я уйду…
– Нет, ты должен услышать кое-что! Её внук попросил спрятать перепонки, но она сказала, что заслужила их, потому что Луна устроила ей проверку. Это же про шкуру, так? И затем она рассказала внуку… – Нелли перелистывала страницы. – Вот. Она произнесла: «Если однажды тебе устроят проверку, подумай долго, хорошенько. Не рискуй, если сможешь без неё прожить. Она может стоить тебе всего: мира, любви, жизни». – Нелли захлопнула книгу: – Видишь? Превращаться опасно.
Я покачал головой:
– Детёныши превращаются постоянно. Слушай, Мэгги хочет отдать…
– Но ведь они превращаются в раннем возрасте, верно? Может быть, чем старше становишься, тем опаснее. Разве ты не слышал, что сказала старушка? Это может стоить жизни. Твоей жизни, Аран, – она опустила взгляд на книгу на коленках и мягко сказала: – Знаешь, быть человеком не так плохо.
Я видел, как на её шее пульсирует венка.
Она выпрямилась.
– Давай жить с нами! – побуждала она с настойчивым, горящим взглядом. – Я знаю, дедушка согласится. Мэгги скажет твоей маме, где ты, а мы будем всё время вместе. Соглашайся, Аран! Пожалуйста!
Я подумал о камине с историями, печенье и больших окнах с видом на море.
А затем вспомнил кулак Джека, громящий стену.
– Не могу, – сказал я. – Не смогу, пока не буду уверен, что Мэгги ничего не угрожает.
– Ну же! Мы с дедушкой собираемся на большой остров, чтобы выйти в интернет и пообщаться с родителями. Не хочу оставлять тебя здесь одного. Поехали с нами!
– Сказал же, я буду в порядке. Разве я не пришёл сегодня встретиться с тобой, как обычно?
Нелли вздохнула, её плечи опустились. Затем она отодвинула ветку и выглянула:
– Солнце садится. Мне пора. Подумай о том, что я сказала, ладно?
Мы выбрались на камни. Нелли потянулась за моей рукой и недолго подержала её, а потом убежала. Я смотрел туда, где она исчезла. В моей голове носились мысли, и мне казалось, что выхода нет.
Глава 50 
 Небольшой совет 
 



Я знал, что мне следует сразу пойти домой, но видеть Джека после случившегося было невыносимо. Я долгое время плавал, пытаясь всё осмыслить: Мэгги, мама, золото, лодка, – но только сильнее запутался. Когда вернулся, было поздно. Дом затих, в окнах не горел свет. Я облегчённо выдохнул.
В тот день я ничего не делал по дому, поэтому теперь набрал целую охапку поленьев и принёс домой. Встал на колени и очень тихо сложил их у деревянной печи. Потом поднялся…
– Эй, парень, – окликнул меня Джек.
Я развернулся. Мужчина развалился в том кресле, куда меня в первую ночь усадила Мэгги. Его ноги были широко расставлены, рубашка расстёгнута, под ней виднелась помятая майка. Рука покоилась на бутылке. Теперь я помимо запаха дерева и пепла почувствовал сладковатый аромат.
– Присядь! – сказал Джек, бутылкой указав на кресло Мэгги. Он еле ворочал языком. – Ну же, садись. Мэгги заснула благодаря обезболивающим. Тут слишком тихо.
Я попятился назад и сел на самый край кресла, готовый в любую минуту вскочить.
– Что? – удивился Джек. – Мы что, не можем немного поболтать? Я бы предложил тебе выпить… – Он посмотрел на бутылку, затем на меня, а потом поставил её на колено. – Не-а. Дети не пьют. Не должны. Это плохо, – он глубокомысленно закивал.
Если я буду долго и неподвижно сидеть, Джек, возможно, заснёт и я улизну.
– Знаешь что, парень? Я тебе дам кое-что: совет. Как тебе такое? – я не ответил, и он резко сказал: – Ну?
– Хорошо, – согласился я.
Он кивнул и откинулся в кресле. А затем, будто это была драгоценная информация, сказал:
– В этом мире нужно уметь позаботиться о себе. – Он выжидающе смотрел на меня.
– Хорошо, – снова произнёс я.
– Никто не позаботится о тебе вместо тебя. Думаешь, есть работа, можешь оплатить счета, накрыть себе стол… Раз – и ничего нет, – он сделал большой глоток. – Думаешь, есть семья. Уверен в том, что они любят, поддерживают тебя. Вот у меня был Томми… – Его голос стал грубее: – Я был в море. Мэгги пыталась дозвониться. Радиосвязь не работала. А когда заработала… мой сын был уже мёртв, – он не спеша сделал глоток. – А Мэгги… Когда я вернулся, она окаменела. Её лицо побелело. «Иди работать», – сказала она мне. Говорила, нам нужны деньги. Но дело было не только в этом. Она хотела одиночества. Закрыть своё сердце ото всех. А потом её сердце и впрямь стало умирать… – Он пристально посмотрел на меня. – Ведь так? – рявкнул он.
– Так, – прошептал я и скользнул взглядом по двери, надеясь уйти.
– Ей меня недостаточно. Не могу я осчастливить её. Даже обеспечить надёжную крышу ей над головой не могу, – он вздохнул. – У меня наконец появилась возможность выбиться в люди, а она выступает против.
Его свободная рука сжалась в кулак. Я посмотрел на дырку в стене.
– Забирайте! – сказал я. – Золото или как оно там называется? Деньги. Мне не нужны они. Мама за мной вернётся, а если нет, я отправлюсь на её поиски. Забирайте!
– Вернётся… – он горько усмехнулся. – Ты веришь, что твоя мама вернётся? Шутишь? Сколько ты уже здесь?
Я хватал ртом воздух:
– Почти три месяца.
– На сколько она уже запаздывает? – его глаза не смеялись. Он сделал ещё один глоток. – Она не вернётся. Как до тебя не дойдёт? Ты ей больше не нужен. Не смогла сказать в лицо, придумала историю и сбагрила тебя сюда.
Я вцепился руками в кресло.
– Нет, она ранена, – сказал я, пытаясь убедить прежде всего самого себя. – Поэтому она не пришла. Она либо ранена, либо в опасности.
Джек наклонился вперёд, будто делясь секретом, открывая мне тайну мироздания:
– Если бы твоя мама действительно тебя любила, то сейчас была бы рядом.
Я вскочил на ноги:
– Вы лжёте!
Теперь мужчина выглядел беззаботнее, словно с его плеч упал тяжёлый груз сказанного. Но его боль передалась мне. Она терзала моё нутро, моё горло. Это не могло быть правдой!
Затем я вспомнил, как мама танцевала с Лиром в Лунный день. Она выглядела такой жизнерадостной и свободной! Я не только не мог сделать её счастливой, но и мешал ей, был обузой… Из-за меня мама не могла отправляться в длительные путешествия с кланом.
«Я нашла место, где ты останешься», – сказала она.
А каменный шелки вовсе не шелки, даже не подарок Луны. Возможно, Луна никогда и не видела меня. Мама вообще планировала достать мне шкуру или это всё был обман, чтобы затащить меня сюда? Теперь мама может путешествовать на любые расстояния сколько захочет. Она больше не отягощена моим присутствием.
– Бросят, – бормотал Джек, откинув голову на спинку кресла и закрыв глаза. – Они бросят тебя. Каждый из них.
* * *
Я сидел на вершине скалы, наблюдая за отливом. Потом спустился поспать на камнях, вытянув ноги в волны прямо на берегу, совсем как шелки. Облака висели низко, а небо давило, пустое и чёрное. Ветер играл зловещую мелодию вдоль каменных скал.
Я ненавидел те мысли, которые Джек зародил в моей голове. Пытался отгородиться от них. Но чем сильнее я старался, тем громче волны бормотали:
– Бросят тебя… бросят тебя… бросят тебя.
Я прижал ладони к ушам.
Я доверял маме и рассчитывал на то, что она вернётся с моей шкурой, но она так усиленно старалась оставить меня с людьми!
Иногда ребёнок похож на отца и никогда не превращается в тюленя…
Получеловек. Полушелки. Ни то ни сё. Где моё место?
Глава 51 
 Ключи 
 



Неожиданно я проснулся из-за плеска воды. Волна смыла меня с камней. Небо посветлело. Я выбрался на сушу и отряхнулся.
Когда я добрался до вершины скалы, грузовика уже не было.
Мэгги склонилась над раковиной и кашляла с губкой в руках.
– В доме беспорядок, – прохрипела она.
– Сейчас приберу, – я почувствовал себя виноватым.
Я подвёл хозяйку к большому креслу. Приготовил ей кофе. Мэгги сделала пару глотков, откинула голову и заснула с кружкой в руках. Я поставил кружку на стол. Никогда ещё не видел Мэгги такой посеревшей! Её ноги выглядели странно: отёкшие и опухшие.
Она слишком много всего делала по дому. Я недостаточно помогал.
Надо работать. Я помыл посуду, вытер её и убрал, тихо, чтобы не разбудить Мэгги, прошёлся веником по всем комнатам, выкинул мусор в огромный контейнер за домом.
Мэгги пошевелилась, я разогрел ей суп. Она давно перестала спрашивать меня, хочу ли я его. Женщина съела ложку, затем ещё одну, а потом отодвинула тарелку.
Джека всё не было. Атмосфера в комнате стала менее напряжённой. Мы могли притвориться, что жизнь вернулась к норме – к тому, как было до него.
Следовало поговорить с Мэгги о том, что делать, куда пойдёт она, а куда я, удостовериться, что она не отправит меня на материк. Но я не знал, как начать.
Я пошёл за едой и принёс мидии, завёрнутые в водоросли, положил их в миску в холодильнике. Подогрел суп и снова принёс его Мэгги. Она съела ещё одну ложку.
– Через минутку я встану, – сказала она.
Было уже за полдень. Возможно, стоит рассказать Мэгги о Нелли. Мы могли бы поговорить с дедушкой. Он поможет что-нибудь придумать.
– Мэгги… – начал я.
Но, услышав мою интонацию, женщина прервала меня, покачав головой:
– Давай насладимся тишиной вместе, морской мальчик. У нас будет полно времени поговорить потом.
«Потом» не наступило.
С дороги послышался рёв грузовика. Он пошатнулся и остановился, из него вывалился Джек.
Мэгги схватилась за ручки кресла.
Джек ворвался как ураган. Воздух накалился. От мужчины несло сигаретным дымом и перегаром. Он потянулся в карман и бросил что-то на круглый стол перед Мэгги. Металлические подвески на металлической проволоке. Джек посмотрел на Мэгги с вызовом. Его грудь вздымалась и опускалась.
– Что это? – слишком тихо спросила Мэгги. Это был не вопрос. Она уже знала ответ.
– Ключи от моей новой лодки.
– Твоей лодки… – её рот вытянулся в тонкую линию.
– Пришлось поторопиться, иначе бы её забрали.
Она крепче сжала кресло руками.
– Я же сказала: эти деньги принадлежат Арану.
Я хотел заверить её, что всё в порядке, что Джек может оставить лодку, но словно онемел.
Джек засунул руки в карманы и выглянул из окна:
– Я решил, что ты не вникла в ситуацию, Мэгги.
Медленно, с громадным усилием она поднялась.
– Ты решил неправильно, – сказала она. – Ты вернёшь лодку.
Джек вытащил руки из карманов. Каменный шелки выпал оттуда и покатился по полу. Джек сжал руки в кулаки. Его плечи опустились. Он подошёл ближе.
– Ага, уже побежал, – сказал он.
Мэгги стояла прямо.
– Если оставишь лодку, то ты вор, – сказала она. – Это деньги Арана.
Как я мог остановить их? Вся комната была словно пронизана током…
Они одновременно потянулись к ключам. Джек промахнулся, Мэгги схватила ключи в кулак и отвела его подальше от стола. Джек схватил её за запястье и потянул к себе, она споткнулась, пытаясь удержать равновесие. Комната наполнилась яростью и огнём, а я был спичкой.
– Оставь её! – крикнул я с жаром в груди.
Джек не услышал меня. Он ничего не слышал и ещё крепче сжал запястье Мэгги.
– Отдай мне ключи! – требовал он. От боли Мэгги открыла рот.
Я тоже перестал слышать. Мне хотелось одного: остановить его. Мужчина был намного сильнее меня. Я потянулся к первой подвернувшейся под руку вещи, пустой бутылке в кресле, и поднял её над головой.
Движение привлекло внимание Джека. Он выпустил запястье Мэгги и развернулся, глядя на меня и тяжело дыша. Мужчина опустил голову. Я сильнее сжал горлышко бутылки и поднял её выше…
– Хватит! – закричала Мэгги. – Обоим говорю! Прекратите сейчас же! Хватит…
У неё перехватило дыхание. По всему телу пробежала дрожь. Мэгги с трудом сделала прерывистый вдох. Её зрачки расширились. Она замерла, ключи выпали из руки и с грохотом упали на пол. Женщина резко опустилась, будто ничто больше не удерживало её в вертикальном положении: ни кости, ни мышцы, ни дыхание, – и сползла на землю.
Мэгги не двигалась. Рука в неестественном положении застряла под телом.
– Мэгги! – Джек упал перед ней на колени. – Мэгги, ну же, Мэгги, вставай! – Он просунул руку под её плечи и приподнял её. Голова Мэгги упала набок, показались белки глаз.
Из моих рук выпала бутылка.
Джек уставился на меня.
– Смотри, что ты натворил! – выкрикнул он.
Джек поднял Мэгги.
– Мы поплывём на моторной лодке Гарри, – обратился он к ней. – Доставим тебя в больницу. Держись. – Он пошатнулся.
Мэгги дышала? Я не видел, как она дышит.
Джек отнёс её к грузовику. Двигатель ожил, и они уехали.
Глава 52 
 Все уехали 
 



В воздухе пахло гарью. Моё дыхание было частым и прерывистым. Ключи от лодки лежали на полу у кресла Мэгги.
Что я наделал?
Ветер трепал дверь из стороны в сторону. У моих ног каталась бутылка. Бутылка, которую я чуть было не разбил о голову Джека.
Я рухнул на пол. Что произошло со мной? В кого я превращался?
– Нет, – прошептал я.
Мне нужно сохранять спокойствие. В трудный момент я позволил гневу ослепить меня. Из-за меня Мэгги закричала.
Моя человеческая сторона брала верх. Я поёжился: не мог дышать, не мог думать. Нужно было уносить ноги.
На середине комнаты вспомнил о ноже. Я вбежал в комнату Томми, отбросил в сторону коробки и достал его из отверстия. Дрожащими руками нацепил ножны. И выскочил на улицу навстречу ветру.
Я бежал мимо раскачивающихся деревьев. Вечернее небо было низкое и тёмное, мои ступни шлёпали по грубой тропе. Я бежал куда глаза глядят, пока не обогнул камень-кит. Теперь я знал, куда направлялся – к Нелли.
Я выскочил из зарослей и забарабанил по двери.
– Нелли! – кричал я. Ответа не последовало. Я ухватился за ручку – она не поворачивалась. – Нелли, впусти меня!
Я обежал вокруг дома, стуча в каждое окно. Окно Нелли распахнулось. Я подтянулся до подоконника и запрыгнул в комнату.
На кровати не было привычной горы подушек, она была аккуратно заправлена. Нелли запихнула в шкаф одежду, валявшуюся до этого на полу. Я обыскал шкаф. Рюкзак исчез. На прикроватной тумбочке рядом с лампой аккуратно стояла фотография её родителей. Что она говорила в «пещере»? Что-то про разговор с родителями… путешествие на большой остров…
Я вбежал в гостиную. Камин не горел. В доме было пусто, как в покинутом гнезде, слышалось лишь эхо моих шагов.
Они уехали.
Из горла вырвался стон. Я поплёлся к двери.
Нелли сказала, что быть человеком не так плохо. Но ярость клокотала во мне, как у людей во всех историях. Я перестал контролировать свою человеческую суть – и смотрите, что натворил. Я не мог позволить ей взять надо мной верх. Я не был человеком. Я не стану им.
Дверь оказалась открытой. Я брёл, ощущая под ногами траву, камни…
Волны накрыли щиколотки. Я стоял на мысе бухты Нелли.
Тут мы с Нелли искали нечто синее. Здесь я нашёл жемчужину и положил её в раковину мидии. Между раковиной и жемчужиной мерцал свет, и казалось, будто они созданы друг для друга.
Но это ложь. Нельзя жить в чужой раковине.
Вода покрыла ноги, живот, грудь… Я увидел волну. Она нарастала по мере приближения ко мне, пока с шумом не обрушилась на меня.
Я нырнул.
И плыл, навсегда оставляя позади остров Спиндл и жизнь с людьми.
Часть третья 
 Берег 
 

Глава 53 
 Потерян 
 



Тучи сгустились, волны вздымались всё выше, а я продолжал плыть. Остров Спиндл уже скрылся. Вокруг меня не было ни одного камня, ни одного места для отдыха. Ни одного течения, которое бы помогло мне плыть. День уходил, и вода чернела. Руки болели, но я заносил их для гребли одну за другой снова и снова, пока не почувствовал себя мешком кожи, грудой костей.
Волна накрыла меня и выплюнула. Я поднялся, взывая к Луне о помощи, но крик застрял в горле. Она не видела меня. Она никогда не видела меня. Я был одинок.
Одна рука за другой…
* * *
Я очнулся на обнажённом выступе валуна, моё сердце колотилось, а тело сжалось от боли. Голод терзал меня. Я взобрался на валун и нарвал морского салата, впихивал его в рот, едва жуя.
Прилив поглотил мой валун, и я поплыл дальше.
На пути встречались лодки. Я двигался под водой, всплывая между волнами, чтобы быстро заглотнуть воздух. Ещё один день утонул в сумерках и пролетел. Одна рука за другой…
Прилив прибил меня к маленькому пустынному острову. Мне удалось выползти и провалиться в сон. Когда я открыл глаза, прилив всё подступал. Я подкрепился морскими желудями и мидиями и лёг спать дальше. Наконец я набрался сил для охоты.
Среди плавающего дерева нашлась длинная прямая палка. Я привязал к её концу свой нож.
Окунь в водорослях не ожидал моего нападения. Тот первый кусочек был самым вкусным, что мне доводилось пробовать! Я обглодал с костей каждый кусочек мяса.
Открытый океан, куда хватает глаз – никакой суши. Но перед наступлением ночи я всегда находил пристанище. Каждую ночь в новом месте. Недели сливались в один долгий день.
Однажды вечером сквозь облака пробилось заходящее солнце, окрасив небо красным цветом.
– Нелли, смотри! – крикнул я, обернувшись, будто она стояла рядом, но позади меня было пусто.
Слёзы защипали глаза. Я злился на себя. Больше не стану думать о Нелли. Это прошлое. И я не стану, не должен давать волю своей человеческой сути.
День за днём от островков до отмели, от рифа до косы я продвигался вперёд – дальше от людей и опасности, которая притаилась во мне.
Одна рука за другой…
Однажды утром я нанизал на нож самую крупную рыбу из тех, что мне удавалось добыть, – отличную чёрную треску – и начал тащить её на своё лежбище. Над головой кружил орёл. Не успел я и глазом моргнуть, как он бросился вниз и вырвал рыбу из моих рук: гигантские крылья били меня по голове, а когти были в миллиметре от моего лица. Орёл улетел с рыбой, свисающей из когтей. Мой желудок заурчал.
Мне пришлось научиться размахивать ножом и кричать, когда пролетали орлы. Теперь они осторожничали и искали более лёгкую добычу.
Нож был моим спасением. С ним я мог колоть, рубить, резать, накалывать. Ощущая его вес в ладони, я был спокоен и полон сил.
Туман сменился дождём, а дождь – мокрым снегом. Однажды я заснул на маленьком островке, лишь немного выступающем над водой, а на горизонте уже сгущались тучи. Ночью начался шторм, и меня волной смыло с камней и понесло в бушующее море. Я плыл в ревущих волнах до утра, хватая ртом воздух. Наконец я нашёл пристанище повыше и поклялся, что подобного со мной больше не случится.
Теперь день за днём я изучал облака, течения и птиц, следил за направлением волн, научился ощущать давление воздуха на мою голову и кожу. Вскоре мог определить приближение шторма за несколько дней до первой капли дождя.
Почему я никогда не просил маму научить меня, как отыскивать лежбища? Подходящих мне было мало, и находились они далеко. Если мне не удавалось найти лежбище, то приходилось плыть всю ночь.
Добывать еду было ещё сложнее. Раньше я всегда думал, что хороший охотник. Мама хвалила меня за мои умения. Но я всего лишь ловил лёгкую добычу у берега. Теперь лёгкой добычи не было.
Я изучал пути, по которым следовала рыба, глубину и течения, которые ей нравились. Когда я видел, что чайки ныряют за добычей, то бросался охотиться вместе с ними, уклоняясь от их клювов и не слушая возмущений. Когда рыба выпрыгивала высоко из воды, неистово извиваясь, это значило, что на охоту вышли косатки. Я ждал, когда их огромные чёрные плавники скроются из вида. Тогда я выплывал и собирал оставшуюся после их пира рыбу.
Луна росла, и уменьшалась, и снова росла…
Одна рука за другой…
* * *
Я плыл далеко от суши, когда почувствовал вибрацию, которая могла исходить только от ластов. Сначала я подумал, что рядом тюлени, но движения были более резкие и грубые. Они появились в поле зрения. Не тюлени – морские львы.
Я продолжал плыть. Они проигнорируют меня. Я для них не еда.
Один из львов отбился от стаи и подплыл поглядеть на меня. Хоть он был и молод, весил, должно быть, раз в пятнадцать больше меня. Морской лев оплыл вокруг меня один раз, второй. Ткнул меня носом. Я ахнул, когда он стал толкать меня сбоку, переворачивая вновь и вновь, как полено.
Животное отплыло, и я облегчённо вздохнул. Ох уж эти морские львы со своими дурацкими играми!
Морской лев догнал остальных, и вдруг они повернулись и осмотрели меня холодным любопытным взглядом. Вода забурлила, когда морские львы приблизились ко мне. Их было с десяток. Я замер, пока животные кружились, оплывая меня. Кольцо сужалось, и вот они уже на волосок от меня!..
Один из морских львов пощекотал меня усиками. Этот контакт о чём-то сигнализировал. Лев-вожак рявкнул, и правила игры изменились.
Огромный лев подплыл снизу. Теперь он не опасался контакта со мной. Я затаил дыхание: голова его быстро и сильно толкала мои ноги, пока я не взлетел в воздух. Инстинктивно я подтянул колени и обхватил их руками для защиты. В момент моего падения другой морской лев снова подбросил меня вверх.
Да, я для них не еда, я – игрушка!
У морских львов сильно развит дух соревнования, и вскоре они проверяли, кто сможет подбросить меня выше всех. Они кидали меня от одного к другому, ударяя своими ластами. Каждый удар оставлял синяк. Я втянул подбородок, чтобы уберечь шею, и обхватил руками голову. Но это слабо помогало. Мне нужно было спастись прежде, чем они переломают мне все кости… Я закричал и оттолкнулся, стараясь уплыть, но я был слишком беспомощен по сравнению с ними. Без острых зубов или когтей я пропал…
Когти!
Одним лёгким движением я дотянулся до голени и достал нож. Когда ко мне подплыл морской лев, я напал. Длинный кровавый след протянулся по его боку. Поражённый, он остановился. Я размахивал ножом во все стороны, заставляя зверей отступать. Большой лев посмотрел на меня ледяным взглядом и нырнул. Он нападёт снизу. Я чувствовал, как быстро он поднимается, и направил нож прямо вниз. Я ощутил, как глубоко вонзилось лезвие…
Послышался дикий и мощный рёв… Морские львы вмиг исчезли, а с ними – мой нож.
* * *
Я был жив, но надолго ли?
Еле дотащил своё истерзанное тело до лежбища. Без ножа придётся заново учиться охоте.
Я разобрал свои пустые ножны – рядом со мной лежала груда кедровых лент. Вспомнил, как устроена сеть, которую я видел на лодке, и решил попробовать сделать такую же, только гораздо меньше. Я плёл и расплетал, пока не получилась компактная сеть: она не мешала мне, когда я привязывал её к голени, но была достаточно вместительной, чтобы загрести креветку или небольшую рыбку.
Время шло, и я становился быстрее, умнее, сильнее. На руках играли мускулы, а ноги с каждым толчком отбрасывали меня на всё более дальнее расстояние. Каждый день был как последний. Волосы сильно отросли – я подвязывал их кедровой лентой.
Луна росла и убывала, вновь росла, а я всё ещё был жив.
Мама думала, что самостоятельно я не выживу. Я доказал обратное: плаваю от рассвета до заката, охочусь, нахожу подходящие лежбища. И всё это делаю сам по себе.
Сам по себе…
Теперь, когда мне не нужно было думать о выживании в первую очередь, освободилось место для чувств.
Я сидел на скале в сумерках с полным животом, небо было без туч… На меня навалилось чувство тоски от одиночества, мрачное и глубокое. Теперь моя жизнь всегда будет такой? Я не могу вернуться к людям. А что касается моего клана, в длинноногом обличье мне никогда не удастся добраться на дальний север. Я перестал искать перепонки между пальцами. Луна не видела меня. Я обманным путём попал на праздник Лунного дня. Подрался с Финном на церемонии и нарушил клятву Луне.
Я был таким одиноким!..
Мне нужно было слышать голоса! Не птичьи, короткие переговоры с ними меня не утешали. Ночью я сидел, опустив ноги в воду, и пел старые песни.
Волны нежно омывают брег.
Вот где шелки спит.
Невдалеке от места,
Где океан бурлит.

Человек прикован к земле,
А рыба держится волны.
Но и брег, и волны гребень
Стали для шелки даром Луны.

День пролетел, как птица,
Сложил свои крыла.
Луна нежно убаюкает тебя,
Спи крепко, позабудь дела.

Я в сумерках проплывал мимо какого-то острова, когда услышал фырканье. Вдоль линии пролива развалилась стая тюленей. Я подплыл ближе и наблюдал за ними с мелководья. Глупые тупообразные существа, и всё же…
Их шкуры были серые, чёрные и рыжевато-коричневые, пятнистые, как береговая галька. Тюлени приподнялись, чтобы посмотреть на меня, их головы и хвосты образовали такой знакомый изгиб!.. Они покрутили усами, лениво почесали полные животы ластами. Поняв, что я не представляю для них опасности, тюлени вновь растянулись на гальке.
Я подобрался ещё ближе. Проскользнул на берег и лёг рядом с ними, вытянувшись во весь рост, мои ноги были опущены в воду, как их хвосты. Я слушал их дыхание.
Притворялся.
* * *
Мои мысли были о клане. Несмотря на слова Джека о том, что меня бросили, несмотря на то, что Луна меня не видела и у меня всё ещё не было шкуры, я так сильно хотел их увидеть, что мне было почти физически больно. Где они сейчас? Добрались ли до дальнего севера? Где Лир и бабушка, Кормак, Мойра и Мист? Где мама? Где?
Я расспрашивал птиц – гагарок, чаек, гусей:
– Куда несёт вас ветер?
А затем сразу же – ведь у многих птиц так быстро переключается внимание! – спрашивал:
– Видеть шелки?
Однажды один кулик прокричал о клане на востоке. Я плыл туда полдня, но, достигнув места, увидел стаю дельфинов среди водорослей. Эта тупая птица дельфина от шелки отличить не может, что ли?
Я почти перестал расспрашивать птиц. Каждый раз мои надежды не сбывались, и я чувствовал себя ещё более одиноким.
Нужно было найти такую же умную птицу, как тот буревестник с острова Спиндл. У птиц, с которыми я разговаривал, все мысли были только о еде, спаривании и гнёздах.
Я находил их гнёзда. Ел их яйца.
Днём я стрался разглядеть в волнах свой клан: их гладкие спины, изгибы голов. Я напрягал слух, чтобы услышать их голоса. А ночью…
Ночью сны предавали меня. Вместо клана мне снилась Нелли, прыгающая по камням, как лань, машущая мне и зовущая меня весёлым чистым голосом. Мы спускались по холму, сидели в нашей «пещере», солнечные лучи пробивались сквозь ветви и пятнали наши руки. И Мэгги… в моих снах она всегда выходила из дома и садилась рядом со мной на скале, её рука накрывала сверху мою ладонь.
Луна росла и убывала…
Одна рука за другой…
Глава 54 
 Бухта 
 



Я плыл по воде, залитой солнцем. Пятна света двигались мимо меня, превращаясь в длинные серебристые полосы. А затем полосы взмахнули хвостами.
Лосось!
Рыбы были большими, жирными, длиной с мою руку. Какой обед меня ждёт! Но рыбы были слишком большими для моей сети, поэтому я изучил их направление и скорость. Затем поплыл в поисках суши. При удачном стечении обстоятельств я сразу же найду палку, наточу кончик и вернусь раньше, чем лосось уйдёт. Я уже чувствовал вкус розового и сладкого мяса.
На горизонте появилась суша. Меня подхватило течение, и суша по мере моего приближения увеличивалась в размерах, пока не превратилась в остров. Я плыл вдоль скал в поисках лежбища. В скалах были щели, пробитые ветром и дождём. Спокойные воды бухты переливались на солнце.
Я оплыл мыс и остановился ошеломлённый. Этот пляж с его плоским валуном, огромным, как трон, – это был тот самый остров, где я впервые увидел человека! А вот эта щель в камнях – через неё я наблюдал приближение лодки с кроваво-красным клювом.
Я вылез на берег и побежал к валуну, легко запрыгнул на него. Здесь я выкладывал спираль из камней и ракушек с золотым хвостом. У меня закружилась голова. Прошлое и настоящее сплелись, как пятна света с лососем, когда я не мог определить, что было светом, а что – рыбой.
Я спрыгнул с камня и понёсся к скале. Один выступ, другой – мне понадобилась секунда, чтобы добраться до расщелины, где я прятался от человека. Я пригнулся, чтобы протиснуться в неё, но мои плечи стали слишком широкими. Расщелина всегда была такой маленькой?
Я сел на выступ, свесив ноги. Вспомнил, как увидел головы мамы и других членов клана. Тогда они все вернулись за мной.
Лосось тем утром уплывал, как и теперь.
Я почти слышал голос Лира: «Нет. Сегодня мы поплывём слишком далеко для тебя».
«Нет», – подумал я, сжав челюсти, спрыгнул и начал перебирать плавающие ветки. Это всё-таки не так далеко.
Я нашёл длинную прямую палку и заострил кончик камнями, привязал её к ноге, поплыл и отыскал то течение. Лосось был именно там, где я и предполагал. Я скользнул в серебристый поток, имитируя движения лосося. Оказавшись достаточно близко, напал – это было легко. Сложнее дотащить рыбу до берега.
Какой пир я устроил в тот день! Набил живот до отказа и поделился остатками с чайками.
Я остался на острове на следующий день, последующий… Лосось ушёл, а я всё ещё был здесь. Убеждал себя, что это из-за удачной охоты, да и бухта была ограждённой, а скала – отличным наблюдательным пунктом. Но дело не в этом.
В течение одиннадцати лет после каждого долгого путешествия мой клан приплывал в эти воды, чтобы найти нас с мамой. Прошёл год с момента, когда они уплыли, и теперь тёмными ночами я глядел на чёрные волны к северу, стараясь подавить надежду.
* * *
Наступило утро. Туман низко лежал над водой, а крики чаек звучали как голоса из иного мира. Я был на пляже, заканчивая ленивый завтрак из мидий и водорослей, когда буквально кожей ощутил напряжение.
Воздух слегка колебался, затем вибрация переросла в гул, а позже – в оглушительный рёв мотора.
Я сорвался с места и припал к земле у подножья скалы.
В тумане запыхтела рыболовная лодка. Она проходила мимо, запах гари от двигателя наполнил воздух. Рыбаки не видели меня, зато я их видел: обветренные лица, смотрящие вперёд глаза… Огромная катушка сети.
Когда снова стало тихо, я взобрался на скалу и осмотрелся. Туман рассеивался. Гагарка летела низко, а ветер волновал воду, но от лодки не было и следа. Только сейчас напряжение спало.
Затем вдалеке в волнах я приметил движение.
Поднялась голова – круглая, гладкая и серебристо-серая.
Тюлень, уверял я себя.
Я пытался подавить надежду, но помимо моей воли она прорывалась…
Просто тюлень.
Голова наклонилась набок. Я знал это выражение, смеющиеся глаза, кривое подёргивание усами. Я подполз ближе к краю скалы, поднял руку и помахал.
Голова смотрела в противоположном направлении.
Другая голова вынырнула и подплыла к ней. Эта была чёрная. Одна чёрная, другая серебристая… Моё сердце замерло в груди. Это они! Должны быть они!
– Мама! – выкрикнул я. – Лир! Сюда! Это я!
Теперь они кружились. Чёрный и серебристый хвосты переплелись.
Песня! Мне нужно спеть песню-призыв! Я глубоко вдохнул воздух…
Вдалеке заревела моторная лодка. В любое другое время от этого звука я бы бросился наутёк. Но моё тело тянулось к маме и Лиру с такой силой, что я едва мог удержаться на скале. Если я не отправлюсь за ними сейчас, то потеряю навсегда!
Я рассёк воду и понёсся под волнами, напрягая слух, чтобы слышать их под водой. Мимо меня пролетала рыба. Я приближался. Приближался к тёплым шкурам и ярким глазам. Они вернулись! Искали меня!
Передо мной мелькнула серебристая шкура. Мы одновременно всплыли на поверхность, мои руки широко раскрылись…
На меня смотрели пустые и испуганные глаза. Это был тюлень. Всего лишь тюлень.
Разочарование пронзило меня так остро, что я не смог сдержаться. Страх, злость, отчаяние – всё это вырвалось на свободу безудержной волной, пульсируя в моём сердце, лёгких, горле, и выразилось в необузданном страдальческом вое.
Тюлень попятился назад и нырнул. Я не мог остановиться и кричал, а воздух вокруг уже наполнился резким запахом.
Запах был дымом. Мой вой слился с рёвом мотора.
– Держись! – крикнул голос. Человеческий голос. – Мы уже идём!
Глава 55 
 В сети 
 



В моём горле застрял ком. Рыболовная лодка рассекала туман, стремясь ко мне.
Мой инстинкт самосохранения снова сработал. Я нырнул. Если рыбаки меня не увидят, то не смогут поймать. Если повезёт, они последуют за тюленями.
От вибрирующего мотора вода пенилась и бурлила. Над головой, как гигантская акула, промелькнула тёмная фигура. Ещё мгновение, и я спасён.
Что-то схватило меня за руку.
Я пытался высвободиться, но теперь нечто обвивало моё тело. Щупальца впивались в мою плоть. Только это были не щупальца, а верёвка, сворачивающаяся в сотни зевающих ртов. Сеть! Чем больше я бился, тем крепче она меня держала. Лёгкие разрывались…
А затем пустота. Только тишина: абсолютная, обволакивающая и пустая…
Сквозь закрытые веки я ощутил свет. Красивый серебристый свет. Моё тело висело безвольно, как балласт.
Воды не было. Свет оказался лучом солнца.
Чьи-то грубые руки схватили меня, вытянули и положили. Под моей спиной тряслась палуба. Казалось, эта вибрация проникала сквозь кожу и отдавалась прямо в кровь, пока всё, кроме этой ритмичной пульсации, не потеряло смысл. Я не мог двигаться, открыть глаза.
Надо мной наклонялись какие-то люди. Они кричали:
– Не могу нащупать пульс…
– Свяжись по радиосвязи и…
Чьи-то пальцы обхватили моё запястье. Пауза, а затем другой голос, медленный и печальный, произнёс:
– Слишком поздно…
Снасти скрежетали – металл о металл. Ветер обдувал мою кожу. Я очень замёрз, хотя прежде не знал, что такое холод. Чтобы согреться, мне нужны волны. Почему я не слышу плеска волн?
– Мэйдэй! Мэйдэй! Мэйдэй! – закричал голос позади меня. – Это Нэнси Белль, Нэнси Белль, Нэнси Белль. Мы подобрали…
Нежное тепло обдало лицо. Дыхание.
– Не всё потеряно, – решительно заявил голос. Чьи-то руки были прижаты к моей груди. В мои лёгкие словно вталкивали воздух. По мне пробежала судорога, глаза распахнулись – и я увидел ослепляющий свет, а затем стал кашлять, хватать ртом воздух и сплёвывать воду.
Вокруг меня плотно столпились люди, их груди вздымались, глаза расширились.
Моё плечо обвила рука:
– Говорить можешь?
Но я не хотел говорить с ними. Не стану.
Далёкий голос закряхтел:
– Судно Нэнси Белль, это станция береговой охраны.
Теперь они заговорили одновременно:
– Что случилось с…
– Как ты тут оказался? Твоя лодка…
– Кто ты?
Неподалёку, маня, блестел борт лодки. Я даже голову не мог поднять, что уж говорить о том, чтобы вырваться и нырнуть.
– Вот странно! – удивился мужчина. – Посмотри на его глаза. Один карий, другой голубой. Впервые такое вижу.
– Дай-ка глянуть! – Ко мне наклонился мужчина с белыми усами. Его глаза уставились прямо в мои. Затем он сел и живо кивнул: – Это точно он.
– Кто – он?
– Мальчик с острова Спиндл, которого искали, но не могли найти.
Глава 56 
 Белая комната 
 



Темнота. Воздух странно пахнет, как мыло Мэгги, но резче. Пульсирующий звук, высокий и резкий: пи… пи… пи…
Еле-еле открыл глаза. Тусклая комната. Точка красного цвета мигала и пикала. Где я?
Я с трудом привстал, что-то укусило меня за запястье. Моё сердце тут же заколотилось, а красная точка замерцала. Комната снова потемнела.
Я застрял между бессознательным и сознательным – или я бредил? На меня смотрели лица. Сильная пульсирующая боль обжигала руку. Я чувствовал давление стен всё сильнее, на моей груди лежал неподъёмный груз.
Грузом были одеяла. Я лежал в белой комнате на кровати. Только это была не обычная кровать, потому что по бокам были металлические перекладины.
В голове стучало, пиканье вновь усилилось. Я горел. Потянулся было к перекладине – в запястье закололо. Я посмотрел вниз и ахнул от ужаса. Нечто вгрызалось мне в руку. Оно было прикреплено к тонкой прозрачной трубке, наполненной жидкостью.
Трубка проходила через перекладины и вела к мешочку на стойке. Теперь слышался ещё какой-то звук, похожий на сосание. Эта штука высасывала меня?
Я подтянулся и сел. Тогда-то я и увидел шнурки, свисающие с моей груди. Каждый из них присоединялся к маленькому круглому «ротику» – на мне их было видимо-невидимо! Я с хлопком оторвал один из них. На коже остался розовый кружок. Я оторвал остальные и смотрел на них, тяжело дыша.
Я схватил ленту, удерживающую трубку на запястье, и оторвал её, на миг почувствовав боль. Постель забрызгали капли крови. Комната закружилась. Каким-то образом я перелез через металлические перекладины, практически упал на пол, схватился за перекладину и подтянулся, вставая на ноги.
Комната была странная и ужасающая: с колоннами, с мигающим светом. Мои глаза метались по комнате и наконец нашли дверь. Я поковылял к ней и распахнул её.
Передо мной раскинулся бесконечный коридор с дверями. В конце коридора разговаривали люди. Женщина за столом подняла взгляд. Она увидела меня и привстала.
Я, шатаясь, поплёлся к другой открытой двери.
– Кто ты? – отрывисто спросила старушка, глядя на меня с кровати-клетки. Она подняла руку, и трубки потянулись за ней. – Кто ты?
– Тебе лучше лежать, – услышал я голос. Женщина из-за стола шла ко мне. – Давай вернёмся к постели.
Нет! От паники у меня появились силы, я споткнулся и побежал. Передо мной внезапно появился мужчина в свободной синей одежде. Я ускорился, раскинул руки и оттолкнул его в сторону. Из-за быстрого бега во мне всё полыхало. Чтобы остудить меня, нужно море. Где море? Из окон виднелись кроны деревьев, значит, я был наверху – чтобы спуститься, нужна лестница.
С потолка зазвучал голос:
– Код серый. Код серый. Код серый.
Я свернул за угол. В конце коридора из двери выходил мужчина, а за ним была лестница. Я протолкнулся мимо стульев и тележек в отчаянной спешке…
Сзади меня схватили крепкие руки.
– Поймал его, – сказал голос. – Полегче, парень.
Лица, руки и двери почернели.
* * *
Когда я очнулся, то снова был в кровати-клетке. Из моих рук торчали трубки. Я попытался поднять ладонь, но она дёрнулась и замерла. Вокруг моего запястья была лента, привязывавшая меня к перекладинам. Я резко вдохнул.
Со стула поднялась женщина и подошла ко мне.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она. – Хочешь воды?
Она пыталась разговорить меня. Не стану общаться ни с ней, ни с кем бы то ни было! Я уставился в окно и сделал вид, будто не понимаю. Наконец она оставила меня в покое.
Мысли прыгали в голове – нужно собрать их в кучу. Мужчины на лодке, должно быть, привезли меня сюда. Я не чувствовал колебаний моря – значит, был на суше. Периодически дуновение свежего воздуха приносило лёгкий запах соли. Море не так далеко отсюда.
Мужчины на лодке говорили что-то о моих глазах и острове Спиндл, о том, что кто-то искал меня. Неужели Джек рассказал им, что я сделал с Мэгги? Что я – слёзы стали комом в горле – довёл её до смерти?
Надо сбежать и вернуться в море.
Напротив кровати было высокое узкое окно, слишком маленькое, чтобы пролезть в него. Снаружи я видел крону пихты и кусочек неба. Облака проносились из-за меняющегося ветра. Вдруг пролетела чайка.
Инстинктивно я спросил по-птичьи:
– Куда тебя несёт ветер?
Чайка притормозила и описала круг назад.
Она услышала меня? Моё сердце вновь заколотилось.
– Я шелки, – кричал я по-птичьи. – Ловушка! Ловушка – люди! – с каждым словом я кричал громче, чтобы голос проник сквозь стены и стекло. – Я ШЕЛКИ! ПРИВЕСТИ ШЕЛКИ!
Дверь распахнулась, в неё влетели люди. Они потянулись ко мне со всех сторон.
– ШЕЛКИ! – продолжал кричать я. – НАЙТИ! НАЙТИ!
Когда я поднял взгляд на окно, чайка исчезла.
В комнату вошла высокая женщина. Она взяла металлический кружок, висевший у неё на шее, и приставила к моей груди. Женщина заставила меня произносить слова по-птичьи. Другие пытались их описать. Один из людей закудахтал, но это было даже не слово, а набор звуков.
Мужчина вставил острую серебряную палочку мне в руку. В трубку потекла кровь, и я потерял сознание.
Когда я очнулся, комната перестала кружиться.
– Тебе нужно поесть, – сказали люди, показывая на тарелку с горой каши. Это вызвало у меня рвотный рефлекс, и я отвернулся.
Здесь была женщина с волосами, как у Нелли. Она замечала больше других, убрала ленты с моих запястий.
– Думаю, они нам больше не понадобятся, – сказала она. Затем принесла поднос с кучей разной еды. На нём была миска с хлопьями, и я проглотил их все. Она увидела, что я смотрю в окно, подошла и приоткрыла его на три пальца. Дальше окно просто не открывалось. Женщина обернулась посмотреть на моё лицо, удовлетворённо кивнула и ушла, закрыв за собой дверь.
Я глубоко вдохнул. Свежий ветер принёс запах хвои. С запада шёл бриз, неся аромат морской соли, за которым мне хотелось следовать к берегу.
Вошёл мужчина и закрыл окно.
Я дважды вылезал из кровати-клетки и тайком выбирался из комнаты, пытаясь найти лестницу. Оба раза люди приводили меня обратно в комнату, вставляли трубки в руки, говорили о показателях крови и уровне кислорода в крови, смотрели друг на друга и качали головами. Во второй раз на стул рядом со мной села женщина и осталась до конца дня.
Наступила ночь. Я заставил себя закрыть глаза, успокоить дыхание. Наконец стул сдвинулся с места. Я чувствовал, что женщина стоит надо мной, а затем услышал звук её шагов по направлению к двери, и она ушла.
Я привстал и тихо опустил перекладины, как это делали люди. Мои руки всё ещё были прикреплены трубками к перекатывающейся стойке. Я подтянул её к окну, потянулся вверх и распахнул окно. Затем я вернулся к кровати и лежал, пытаясь уловить запах моря.
Луна была на небе. Где-то она освещала белые гребни волн, пену у берега… Где-то сияла над моим кланом…
В окне послышался шорох крыльев, а затем – стук!
Я привстал, ахнув. Там, на выступе, восседала птица с круглым брюшком. Буревестник. Мой буревестник.
– Аран, – прокряхтел он.
Это был самый прекрасный звук из тех, что мне доводилось слышать!
Буревестник стучал в оконную раму.
– Ловушка, – сказал он. Буревестник пытался втиснуться внутрь, но щель была слишком маленькой. – Плохой ловушка.
Я привстал на краю кровати так близко к нему, как только мог, чтобы мы были на одном уровне.
– Как… – я ахнул, сморгнув слёзы. – Как найти?
– Чайка сказать стая. Чайки! – он покачал головой, показывая, какого о них мнения. – Болтовня, болтовня, болтовня.
В моей груди появился зародыш надежды. Этот буревестник был умнейшей птицей из всех, что я встречал. Если у него получится распространить новость обо мне как можно дальше, возможно, мой клан узнает. Возможно, они придут мне на помощь.
– Найти стая. Стая шелки, – говорил я, подбирая знакомые ему слова. – Здесь я потерян. Здесь я… – горячая слеза покатилась по щеке. – Здесь я исчез.
По-птичьи исчез также значило мёртв.
Голова буревестника дёрнулась от волнения.
Я кивнул, подтверждая, что это правда.
– Стая шелки. Север. Далёко север, – мой голос дрогнул. – Найти? Привести?
Буревестник топнул маленькой оранжевой лапкой.
– Аран исчез не, – твёрдо сказал он и улетел в ночи.
* * *
На следующее утро знакомая высокая женщина привела мужчину в синем пиджаке.
– Привет, Аран! – заговорил он притворно жизнерадостным тоном.
Откуда ему было известно моё имя? Мне потребовалась вся сила воли, чтобы проигнорировать его.
– Меня зовут мистер Крейн, я из департамента социальной службы. Тебя не будут здесь долго держать, Аран. Доктор Донахью заберёт тебя. И Пенелопа Донахью тоже придёт. Ты пойдёшь с ними.
Моя кровь сильно пульсировала, заглушая его слова. Вот и всё. Они собираются забрать меня. Социальные службы – так Мэгги называла приёмную семью. Они заберут меня на материк и будут держать там вечно. Я никогда не найду дорогу к морю, потеряю всякую надежду снова увидеть мой клан.
Женщина пробормотала:
– Говорила же вам: ноль реакции.
Она кивнула в сторону двери, и они ушли. Их приглушённые голоса доносились из коридора. Я вылез из кровати и подкрался ближе, прислушиваясь.
– Не думаю, что это хорошая идея, – вся притворная жизнерадостность испарилась из голоса мужчины. – Отсутствие речи. Истеричные крики. Неизвестно, как лихорадка и несчастный случай повлияли на мозг. Мы всё ещё не знаем, чем вызван безумно высокий уровень кислорода в крови. Нужно обдумать.
Голос женщины звучал уверенно:
– Мы больше не можем его здесь держать. Несмотря на результаты анализов, он выглядит вполне здоровым.
– А что насчёт сложностей с…
Их голоса затихли.
Когда меня заберёт этот Донахью? И где, ох, где же буревестник?
Глава 57 
 План буревестника 
 



Небо за окном почернело. Появилась Луна – огромная и яркая. Завтра будет полнолуние. Луна притягивала меня, как и приливы.
Когда начало светать, я всё ещё не спал, полный отчаяния. Послышалось трепетание крыльев. Я сел повыше. На подоконник приземлился буревестник.
– Ты найти?.. – я захлебнулся, не в силах договорить.
Буревестник кивнул:
– Найти. Лететь далеко, далеко, далеко, – он прижал голову к плечу, смущаясь и гордясь одновременно. – Большая Луна, шелки здесь.
Полнолуние сегодня ночью! Я воспрял духом. Мой клан плывёт! Они возвращаются за мной!
Буревестник повернул клюв к западу:
– Ты идти, подножье утёса, там.
Я указал на дверь. Самыми простыми словами я рассказал буревестнику о путаных коридорах, о том, как люди постоянно меня возвращают и что мне нужно время, чтобы найти лестницу.
Мы всё говорили и говорили… Солнце всходило. За дверью послышались шаги. Скоро принесут завтрак, а плана всё ещё нет. Если бы я мог просто выйти через дверь!
Мои плечи поникли.
– Они погонятся за мной, – повторил я.
Но в этот раз, когда буревестник поднял голову, в его глазах светилась идея.
– Нет, – сказал он. – Они погонятся за мной.
Птица объяснила, что собирается сделать. Я не хотел, чтобы буревестник так рисковал, но он пригладил пёрышки клювом, собираясь, и упорхнул.
Казалось, будто прошла вечность, прежде чем птица вернулась на подоконник.
– Я найти, – сказал он. – Большой дыра. Хорошо большой. Сейчас?
Днём в коридорах было полно людей. Нужно дождаться темноты.
– Нет. Ночь.
Я молился, чтобы никто не забрал меня до этого времени.
Дверь открылась, буревестник улетел, и все мои надежды были связаны только с ним.
* * *
Теперь всё зависело от момента. Впереди был целый день, который нужно пережить. Я вздрагивал каждый раз, когда мимо двери кто-то проходил. Солнце опускалось всё ниже, а сердце сжималось в груди.
Принесли ужин. Немного поел, а остатки размазал по тарелке. Солнце село. Небо из тёмно-синего стало чёрным. Появились звёзды.
Когда мужчины зашли поправить простыни и трубки, я уже забрался под одеяла и закрыл глаза. Они ушли, закрыв за собой дверь.
Через мгновение у окна что-то зашуршало.
– Сейчас? – спросил буревестник.
Я привстал:
– Нет. Ждать.
Мы подождали, когда в коридоре утихнут суета и шаги. Я аккуратно снял ленту и достал трубку из руки. Затем подкрался к двери и слегка приоткрыл её, выглядывая. Коридор опустел.
Я повернулся к буревестнику:
– Сейчас!
Он улетел, ворча что-то. Должно быть, он нашёл окно побольше, чтобы втиснуться внутрь. Сердце трепетало, когда я наблюдал, как буревестник важно прохаживался по коридору. Я высунул голову и помахал, показывая, где моя комната.
Буревестник остановился и кивнул. Немного пробежался, взмахнул крыльями и полетел! Он порхал по коридору, громко крича и ворча, и крики его гулом отражались от стен.
Женщина за столом подняла голову. Её глаза расширились от удивления.
– Буревестник! – воскликнула она.
Буревестник подлетел к стойке и притворился, будто прихорашивается. Женщина подкралась – буревестник взлетел, проделав невероятное сальто. Он полетел на столы, разбросал документы, коробки и ручки по полу.
– Помогите! – смеясь, закричала женщина. Прибежали люди, а затем остановились, удивлённо поглядывая на птицу.
Буревестник сел на тележку. Мужчина схватил простыню и стал подкрадываться к нему. Буревестник дождался, когда тот приблизится, а затем взлетел. Он летел прямо к моей двери, приветливо глядя на меня. Затем он повернул обратно и ускорился, летя над их головами по коридору. Поток людей побежал за ним с распростёртыми руками, смеясь и зовя его.
Коридор опустел.
Я тихо вышел и закрыл за собой дверь. Затем побежал в противоположную сторону в поисках лестницы.
Коридоры переходили в другие коридоры, и казалось, они бесконечные. В каждом коридоре в ряд расположились двери, но все они были не теми, что нужно. Я поворачивал за один угол за другим. Крик буревестника и бег то затихали, то становились громче. «Поймайте его!» – кричали люди, а буревестник верещал по-птичьи: «Аран! Бежать! Быстрее!» И вот наконец передо мной появилась дверь с маленьким окном, я распахнул её, и там была лестница.
Я бежал, перепрыгивая через две ступеньки. Внизу была ещё одна дверь. Я приоткрыл её…
– Добро пожаловать! – зазвучал глубокий голос. – Мы вас ещё не ждали.
Я едва не выпрыгнул из кожи.
Голос продолжал:
– Да-да, входите, доктор Донахью. А вы, должно быть, Пенелопа. – Я прижался к стене. Послышались шаги, а затем всё тот же голос произнёс: – В ином случае мы подождали бы до утра, но в данной ситуации сделаем исключение. Лифт в этой стороне.
Я задержал дыхание. Услышал, как дверь открылась и закрылась.
Я распахнул дверь и пролетел через пустую комнату. Бац! Мои руки толкнули стеклянные двери, и они распахнулись в ночь. Свежий воздух ударил в лицо, и я побежал сначала по небольшой тропинке, а потом выскочил на дорогу.
С обеих сторон плотно друг к другу располагались здания, в окнах темно. Ещё одна дорога пересекала первую. Я затормозил, высматривая буревестника.
Его нигде не было видно.
Но он же должен показать мне путь! Я пробежал вдоль дороги вперёд-назад. Буревестник вылетал из-за здания, с трудом взмахивая крыльями. Но пока я смотрел, он замер на месте. Услышал что-нибудь?
– Пойдём! – крикнул я по-птичьи настолько громко, насколько решился.
Буревестник повернулся и полетел в другом направлении, исчезнув за углом.
Через окна было видно, что люди бегут в большую комнату к стеклянным дверям. Я больше не мог ждать. Путь к скале мне предстояло отыскать самому.
Глава 58 
 В этой коже 
 



Я бежал по улице вдоль дороги мимо домов и машин. Глубокая ночь. Твёрдое покрытие закончилось, ноги утопали в вязкой земле. Бриз изменил направление, и вот он – сильный солёный запах моря.
Я перепрыгнул через забор и ещё быстрее побежал по траве к деревьям. Под ногами рос папоротник, ветки загораживали небо, а в воздухе явственно ощущался аромат хвои. Я знал, куда направляюсь. Это был зов крови.
Сквозь ветки просачивался мерцающий свет.
Я выскочил из-за деревьев и остановился, глядя вверх. В чёрном небе всходила огромная и полная Луна.
Я медленно шёл по грубым камням к краю обрыва. Передо мной расстилался океан. Из воды выглядывали вершины трёх острых камней. Маленький ряд огоньков очерчивал изгиб дальнего берега. Лунный свет серебрил мою кожу, танцевал на кончиках волн – но в волнах никого не было.
Это то место?
Я стоял ровно: плечи назад, руки в стороны. Я глубоко вдохнул и пропел:
– Приди ко мне! Приди!
Слова полетели над водой, каждое из них проникало в волну, ловящую и распространяющую их.
Где они?
Я вытянул руки перед собой ладонями вверх, как Великий вожак во время праздника Лунного дня, и пропел громче, моля:
– Приди ко мне! Приди!
Я мог поклясться, что за мной наблюдала Луна. Её ясный чистый свет наполнил меня. Полный боли, тоски и любви, я пропел в третий раз:
– Приди ко мне…
Из-за волн послышался голос:
– Приди!
К обрыву неслась серебристая голова. МАМА! Ещё одна голова возникла позади, и вот уже остальные заскользили по гребням. Они пели вместе, их голоса звучали как один:
– Приди к нам! Приди!
Я прыгнул с обрыва, пронзая волны.
Никогда в жизни я не плыл так быстро! Я миновал первый камень, как – вжик! – мама выскочила и резко остановилась передо мной: голова назад, ласты вперёд. Блеснул сверкающий всплеск серебристых капель, и мои руки обхватили её. Теплота её шкуры. Нежное прикосновение усиков к моей щеке.
– Аран, – прошептала она. – Аран, сынок!
Остальные члены клана кружили вокруг нас, смеясь и выкрикивая моё имя. Я всех их обнял, но в первую очередь бабушку.
– Я не сомневалась, что ты будешь в порядке, – сказала она, уткнувшись носом в моё ухо.
Лир воскликнул:
– Как ты вырос! И как быстро плаваешь! Неужто это тот самый Аран, которого мы оставили?
«Нет, – хотел сказать я, – не тот самый». Я не успел ответить: вокруг меня закружилась Мист, Мойра легонько покусывала меня за ступни, а Кормак закручивался по спирали и затем сделал сальто назад.
Вдруг я увидел шелки и не поверил своим глазам: его белый мех сиял в лунном свете.
– Финн! – воскликнул я, мчась к нему. – Что?..
– Наши кланы теперь живут вместе! – сказал он с улыбкой.
– Но твой вождь…
– Я убедил его разрешить мне поплыть на встречу с тобой, потому что мы все надеялись… – он оборвал фразу и посмотрел на маму.
Вокруг меня собрался весь клан. В их глазах явственно читалось предвкушение чего-то необычного.
Мама ударила хвостом и подплыла ко мне.
– Я принесла её, – сказала она.
Теперь я заметил ленты, привязывающие что-то к её телу. Мой рот раскрылся, а сердце бешено заколотилось. Не может быть, что она говорит о…
Мама кивнула, её глаза были огромными и лучистыми:
– Подойди.
Я последовал за ней к выступающему камню. Мама взобралась на него, оставив хвост в воде.
– Помоги мне снять, – попросила она.
Лента и сумка были сделаны из кожи какого-то животного, а застёжки – из кости.
– Открой, – велела мама.
Мои руки дрожали, когда я полез внутрь сумки. Я прикоснулся к меху. Тюленьему.
Шкура.
Я достал её и разложил на камне, не веря своим глазам. Она была коричнево-серая.
Я затаил дыхание:
– Где?.. Как?..
– Мудрецы, – ответила мама. – Они оказались севернее, чем мы предполагали. У белых шелки есть легенда, повествующая о том, где они живут, но никто не путешествовал так далеко. Настолько далеко, что нам преградил дорогу лёд. Я едва не сошла с ума из-за того, что не могла вовремя вернуться за тобой!
– Это правда, – выдохнул Лир.
– Но главное – нашли же мудрецов! – сказала бабушка. – И твоя мама убедила их позволить принести тебе эту шкуру.
Мама носом подтолкнула меня вперёд.
– Расправь её, – предложила она.
Мои руки медленно расправляли подарок. Мех казался странным и тугим. Закруглённый изгиб головы. Ласты, висящие вяло, чёрные клыки, стучащие о камень.
Луна повисла практически над моей головой. В её свете видна была каждая шерстинка на шкуре.
Всё, что мне оставалось сделать, – это накинуть её на плечи…
– Откуда она взялась? – спросил я.
Тишина, а затем…
– От мёртвого шелки, – выпалила Мойра.
Я резко поднял голову.
Мама вздохнула – её обычная реакция на выходки Мойры.
– Слишком прямолинейно, – она повернулась ко мне. – Давным-давно один шелки умер в обличье человека. Осталась эта шкура. Мудрецы велели отдать её тебе в полнолуние. Ты знаешь, что с ней делать.
Я поднял шкуру. Отверстие под верхом шкуры раскрылось. Я растянул его шире – так, чтобы плечи были по мне…
– Ну же! – поторопила мама.
Я представлял себе этот момент иначе. Я представлял, что моя шкура будет гладкой и лёгкой, как бриз. А эта шкура была тяжёлая и тугая. Это казалось… неправильным.
– Ну? – спешила мама. – Скорее! Хочу увидеть тебя в ней.
Я запустил руку в ласт. И замер.
Моя рука…
Этой рукой я отбивался от морских львов. С помощью этих ног я плыл неделями. Благодаря этим ушам, глазам и инстинктам распознавал погоду, находил течения, искал еду и добывал всё, что мне нужно. Я выживал.
В этой коже.
Я держал шкуру перед собой – мама ждала, затаив дыхание, – а затем я сложил шкуру.
– Не могу, – произнёс я. – Она не моя.
– Не твоя?! – ошеломлённо воскликнула мама. – Конечно же твоя. Разве не за ней я отправилась на дальний-предальний север ради тебя? Разве мудрецы – те самые, что говорят с Луной, Аран, – разве они не велели принести её тебе?
Мама так рисковала ради этой шкуры, чтобы я мог влиться в клан, мог отправляться в дальние путешествия и был как все!
Я с трудом сглотнул и отправил шкуру назад в сумку.
– Это чужая шкура, – сказал я.
Мама закричала, скорбно и отчаянно:
– Но как тогда ты будешь шелки? Как ты будешь жить?
Это был тот самый вопрос, который я задавал себе всё время. Целая жизнь инородности, ощущения себя белой вороной… Но теперь в глубине души, в крови, я знал ответ.
– Значит, буду самим собой, – ответил я.
Сумку со шкурой смыло волнами…
Луна над головой казалась ближе, чем в Лунный день. Воздух искрился. Мою кожу покалывало.
Финн затаил дыхание:
– Смотрите!
Все в волнении отступили назад, глядя на мои руки.
Я поднял их перед собой и широко расставил пальцы. Между ними появились перепонки. Кончиком пальца я провёл по ним, почувствовав изгиб мягкой, почти прозрачной кожи.
А мои руки! Серебристый свет Луны мерцал на коже… а затем на мехе – чёрном и гладком.
Я быстро сел, опустив ноги в воду. Мои ноги соединялись всё крепче, будто срастаясь. От удивления я ударил ими и восхитился. Вода заплескалась, подброшенная не ногами, а хвостом. Мои руки тесно прижались к бокам. Мышцы плеч окрепли вокруг мощной шеи.
Но для меня это было не просто обрастание шкурой. Я ощущал глубоко внутри: часть меня нашла своё место.
Мой клан плескался вокруг меня, в их глазах светилась радость.
Послышался громкий возглас удивления, но он исходил не от клана.
Мы все повернулись и уставились на скалу.
Глава 59 
 Я мог видеть всё 
 



Нелли стояла на краю обрыва – с длинными ногами, с копной волос, с той же грацией – Нелли, мой друг.
– Аран! – крикнула она.
Я сразу же интуитивно почувствовал нашу связь, которая появилась с первой встречи, а теперь ощущалась даже сильнее.
В ногах моего друга прыгал буревестник.
– Я привести! – гордо повторял он. – Друг! Друг!
– Ты получил шкуру! – воскликнула Нелли.
Клан оцепенел. Атмосфера вокруг была настолько наэлектризована, что, казалось, в любой момент может ударить молния.
Глаза Мойры сузились.
– Человек, – только и произнесла она.
– Она видела твоё превращение, – пробормотал Кормак.
– Она разболтает, – сказала бабушка, и в её голосе чувствовался страх – а это было для меня самым невыносимым…
Их тела были напряжены от бурлящей внутри агрессии. Это значило защитное нападение.
Как у шелки в истории об Уэствудском причале.
Сказ всплыл в моей голове – красная вода… Но на этот раз руки, молотившие по воде, были худые и коричневые.
– Нелли! – крикнул я, пытаясь предупредить об опасности.
Мой голос только подтолкнул её ближе. Нелли балансировала на краю обрыва.
– Я так рада за тебя! – закричала она, вытягивая шею. – Не уплывай пока! Я должна рассказать тебе о Мэ… – она слишком сильно наклонилась. Её руки судорожно махали, пальцы хватались за воздух – девочка рухнула с обрыва.
Клан с напряжением наблюдал за её падением…
Времени на раздумья не было. Шлёп! Я замолотил воду ластами, ошеломив клан. Сильным ударом хвоста оттолкнулся. Казалось, будто я родился и жил в этой шкуре. Вся сила благодаря самостоятельной жизни была сосредоточена в моих плечах, спине, хвосте.
Я приплыл к Нелли как раз в тот момент, когда она коснулась воды и стала стремительно погружаться. Я нырнул в попытке остановить её. Там, на глубине, Нелли обхватила руками мою шею.
Взмах хвоста – и мы устремились на поверхность. Нелли отпустила меня, взбалтывая воду ногами. Я оставался рядом с ней. Клан образовал вокруг нас кольцо.
– Послушайте! – крикнул я.
На мгновение ноль реакции. Затем мама замахала хвостом. Плечи Лира расслабились.
Рядом со мной дрожала Нелли.
– Я отнесу Нелли к тем камням, – объявил я, – а затем расскажу всё, что произошло, пока вас не было.
Клан плыл рядом с нами, хмурясь. Нелли взобралась на камни и села, обнимая колени, чтобы согреться. Буревестник подлетел и расположился у её ног. Я наполовину взобрался на камень: мои плечи касались Нелли, хвост был опущен в волны. Я заговорил. Мои слова вырвались неудержимым потоком.
Я рассказал всем о том, как прибыл на остров Спиндл, как Мэгги не была готова к моему появлению и мне пришлось уговорить её оставить меня. Как порезал сеть, впервые встретил Нелли и услышал песню. Как спас Нелли от утопления, а она научила меня читать, чтобы я нашёл подсказки и смог спасти маму. Как она разгадала правду обо мне, стала моим помощником в поисках и не разболтала обо мне ни одному человеку.
– Я никогда не расскажу, – подтвердила Нелли. Она положила руку на сердце, как я когда-то показал ей. – Клянусь Луной.
Бабушка наблюдала, кивая.
Когда я дошёл до возвращения Джека, мама ахнула и расстроилась. Лиру пришлось успокаивать её, чтобы я мог продолжить рассказ. Замечательно, что он был рядом с ней, когда я говорил о том, как Джек кулаком пробил стену. А ещё я рассказывал о дублонах, лодке, о том, как из-за меня умерла Мэгги…
– Она не умерла! – воскликнула Нелли.
Мир замер… и изменился.
– Она жива? – прошептал я.
Нелли оживлённо закивала.
– Я знала, ты думал, что она мертва, иначе ты бы никогда не сбежал! Поэтому я так торопилась. Буревестник сказал, что ты уплываешь, и я должна была сообщить тебе это. Мэгги хочет увидеть тебя, Аран. Она должна тебя увидеть, – Нелли вздохнула. – Но теперь у тебя есть шкура и ты уплываешь. Мне надо подумать, как сказать ей, что ты в порядке.
Мэгги, шоколадный торт, дублоны, её рука на моей… Я вспомнил, как она набралась храбрости заявить Джеку: «Мне нравится, что он рядом».
И Нелли с её лучистыми глазами. Нелли, которая знала меня лучше всех на свете. Которая всегда верила в меня, поддерживала, и ей было неважно, человек я или шелки.
Я подтянулся выше, чтобы сесть рядом с ней. Луна освещала мою шкуру от хвоста до усиков.
Нелли посмотрела в мои глаза.
– Один карий, другой голубой, – сказала она голосом, полным удивления. – Даже в этой потрясающей шкуре ты всё ещё ты.
Она облекла в слова мои чувства. Ну конечно же, Нелли всегда знала.
Тогда-то понял и я.
Двенадцать лет я жил в длинноногом обличье, презирая его, борясь с ним. Был уверен, что оно принижает меня. Затем появился Джек со своей ослепляющей яростью, которую распалил и в моих венах. Я думал, что это и означает быть человеком.
Теперь груз спал с моих плеч и растворился в волнах.
Быть человеком – это не о кулаках и ярости. Люди могут быть как Мэгги с её шоколадным тортом, как «морж» с его историями возле камина, как Нелли, спешившая ко мне.
Каково это – жить в длинноногом обличье, зная, что моя человеческая суть не так уж плоха?
– Мама, – объявил я, – я остаюсь.
– Но Аран!.. – Мамины глаза сейчас напоминали чёрные озёра и были полны смятения и печали. Как объяснить ей?
Я сделал глубокий вдох.
– Ты рисковала своей жизнью ради меня. Моя шкура, – я протянул к ней ласт, и мой голос дрогнул, – это весь мир для меня. Но быть человеком – хорошим человеком – тоже весь мир для меня. Во мне два мира, мама.
Печаль в её глазах не исчезла, но я увидел нечто новое в её взгляде: это было больше чем принятие, это была гордость.
– Ты остаёшься, – ласково сказала она.
Я кивнул.
Мойра хлестнула хвостом:
– Остаётся? После того, как мы проделали весь этот путь?
– Тише, Мойра, – попросила бабушка.
Но Мойра не могла остановиться:
– После того, как ты наконец стал настоящим шелки? Ты собираешься снять шкуру, только получив её?
– Да, – ответил я. – Именно так.
Мама с трудом сглотнула.
– Ты будешь только человеком? – по её тону я понял, что она примет любой мой ответ и будет всегда меня любить.
– Нет, мама, – ответил я. – Я буду беречь свою шкуру, приплывать и встречаться с тобой и кланом. Но сейчас мне нужно другое.
– Что, если в следующий раз твоя шкура не налезет? – спросил Кормак с искренним волнением. – Луна не любит, когда её подарки не воспринимают всерьёз.
Но тут вступил Финн:
– Разве вы не видите? Луна знала, что это случится. Она не хочет, чтобы он выбирал между двумя мирами! Посмотрите!
Мы проследили за его взглядом. Луна проложила широкую серебристую дорожку от нашего камня до берега.
Лир кивнул:
– Тогда нам пора.
– Постой, – попросила мама. Она посмотрела на меня с улыбкой и кивнула в сторону волн: – Ну?
Я засмеялся.
– Подожди здесь, – попросил я Нелли.
Я скатился с камней в воду, выгнул спину, ударил хвостом и понёсся по серебристой дорожке. Я кувыркался, по-всякому изворачивался, ощущая грациозность и силу нового тела. Мои усики ловили морские вибрации, о которых я раньше не подозревал: вот креветка, перебирающая в воде ножками, вот крохотная рыбёшка, прячущаяся в водорослях.
Мама скользила рядом. Вместе мы нырнули и поплыли всё глубже и глубже. Что самое удивительное, я всё равно мог видеть всё: от медузы, пульсирующей высоко надо мной, до синих пятен терпуга, исчезающих вдалеке. Мы плыли на самое дно. Затем мама пропустила меня, и я рванул вдоль океанского дна. Песок лежал холмиками, и я проплыл мимо каждого из них. Плоская камбала увидела, что я направляюсь в её сторону, и зарылась в песок так, что торчали только глаза.
Я заплыл в высокие качающиеся заросли ламинарий. Финн и бабушка приплыли к мне, чтобы поиграть в догонялки. Мы неслись вместе, прятались за камни, кружились так, что водоросли ещё долго трепетали после нас. Финн кувыркнулся передо мной, и я с помощью хвоста резко развернулся другую сторону. Кружиться было восхитительно, и я не мог остановиться.
Я выбрался из водоворота и поплыл не спеша на спине, глядя снизу вверх. Кормак, Мойра и Мист были на поверхности, их хвосты болтались в воде вперёд-назад. Дно пропало подо мной, я легко перевернулся и последовал вниз, ещё глубже.
Мама появилась с одной стороны, а Лир – с другой. Как один, мы завертелись на глубине, наши хвосты двигались в унисон. У меня было полно воздуха. Я мог оставаться под водой сколько захочу. Над нами искрилась вода. Она была не серебристой от лунного света, как на поверхности, а сверкала изумрудом.
Мы помчались вверх сквозь светящийся точками планктон. А потом я мощным толчком хвоста вырвался из волн и сделал сальто назад. И все вокруг меня тоже выпрыгнули из воды: мама и Лир, Кормак и Мойра, бабушка, Финн и Мист. С нас слетал планктон и сиял зелёными звёздочками на фоне ночного неба.
Мы повернулись к камням, где ждали Нелли и буревестник. Мама плыла рядом со мной, а другие остались позади.
Мама замедлила ход и посмотрела мне в глаза.
– Ты уверен? – спросила она.
– Да.
Я приблизился к ней, проведя усиками по её коже. Она потянулась ко мне ластом и дотронулась до моего ласта. Мы поплыли дальше, катаясь на плавных волнах.
А затем сильный взмах хвостом – и я уже у камней.
Я сел рядом с Нелли. Шелки моего клана покачивались неподалёку на волнах, поглядывая на меня, – нам всем было известно, что грядёт.
Моя шкура обвисла на мне легко, будто так было уже не раз. Я вылез из неё и погладил мягкий мех. Даже сейчас она ощущалась как часть меня. Я аккуратно свернул шкуру и засунул под мышку.
– Я вернусь ровно через год, – пообещала мама. – И буду возвращаться, пока ты не решишь поплыть на север. Ты придёшь сюда?
Я посмотрел на Нелли.
– Давай встретимся на острове Спиндл, – ответил я. – Под домом на обрыве на восточном берегу есть небольшая скрытая бухта.
Нелли широко заулыбалась.
– Я тоже приплыву, – сказал Финн. – Нам нужно многое исследовать!
Я смахнул слезы, глядя вслед уплывающему клану.
Теперь, когда появилось время осмыслить произошедшее, я понял, что они бы не тронули Нелли. Да, в них был этот инстинкт, я чувствовал его, он витал в воздухе, но они не поддались ему. Где-то, возможно, существовали кланы, которые бы не сдержались и пошли на всё ради выживания шелки. Но не все шелки одинаковы, а что уж тогда говорить о людях! Та ярость, что я познал на острове Спиндл, была не человеческой природы. Это была ярость сама по себе, слепая и примитивная. Каждый мог её ощутить, будь то шелки или человек. Мне придётся делать выбор, решая, каким я хочу быть, какие чувства будут направлять меня, – неважно, в каком я обличье.
Буревестник уткнулся клювом в мою руку, вернув в реальность.
– Я привести, – сказал он гордо.
Я погладил его по шее.
Нелли произнесла:
– Ты привести. Ты друг.
Было видно, что она практиковалась в разговоре по-птичьи.
Буревестник захихикал.
– Омар ртом! – воскликнул он, и мы все засмеялись. Буревестник так сильно хохотал, что чуть не упал.
Пришла пора расставаться с ним. Он сел мне на плечо и уткнулся клювом в моё ухо. Быстрый прыжок на плечо Нелли, тихое кряхтение на прощание – и взмах крыльями. Мы смотрели, как умная птица удаляется от нас.
Морской бриз коснулся моей кожи. Нелли вздохнула, и в этом вздохе было всё – и радость встречи, и боль утраты… Я знал, я тоже чувствовал это.
– А теперь, – сказал я, взяв себя в руки, – расскажи мне всё.
Нелли пришла в себя:
– Мы с дедушкой отправились на большой остров, чтобы пообщаться с мамой и папой по интернету. Возникли непредвиденные обстоятельства, поэтому пришлось остаться там на ночь. На следующий день я торопила дедушку, объясняя, что переживаю за тебя. Мы вернулись, и все гудели о том, что у Мэгги был инсульт и Джек срочно доставил её в больницу. Дедушка спросил о тебе, но никто не знал, о ком он говорил! Он стал кричать – ты бы слышал, как дедушка кричал! – и одна из жительниц острова, Джейн, помчала нас к Мэгги так быстро, что машину заносило всю дорогу.
Мы приехали к вам, барабанили в дверь, звали тебя. Я надеялась, что, может, мама забрала тебя. Но когда мы вошли внутрь…
У неё на глазах выступили слёзы.
– …Вся мебель была раскидана, будто после драки. И твой каменный шелки валялся на полу. Ты бы никогда его так не бросил! Поэтому я рассказала дедушке – нет, не о том, что ты шелки, я бы никому этого не рассказала! – что боюсь, как бы ты не сбежал или не уплыл… И я знала, что ты очень сильный, Аран, но мы переживали, что ты где-то поранишься. Пришёл шериф и обыскал с людьми весь остров. Береговая охрана развесила объявления и осмотрела скалы и риф. Они… – она захлебнулась. – Они искали твоё тело. Но я надеялась и верила, что ты каким-то образом нашёл свой клан. А теперь… посмотри, какой ты!
Я глубоко вздохнул. У моих ног плескались волны.
– А Мэгги? – спросил я.
– Она дома. Ей уже гораздо лучше.
– Её не стоит оставлять одну, – сказал я.
Нелли кивнула:
– Поэтому дедушка приобрёл небольшую машину. Мы каждый день навещаем её, а ночью Джек…
– Джек? – я напрягся. – Ей не следует…
– Всё в порядке, – успокоила меня Нелли. – Джек так испугался, что поклялся: если Мэгги выживет, то он перестанет пить. Мэгги говорит, он держит обещание. Вроде бы он купил лодку…
– Рыбацкую лодку, – уточнил я.
– Рыбацкую он вернул и купил другую, поменьше. Теперь Джек катает туристов на рыболовные туры и вокруг островов. Он дома практически каждую ночь.
– Мэгги точно в порядке?
Лицо Нелли посерьёзнело:
– Мэгги никогда полностью не оправится, но она держится. Если повезёт, продержится ещё некоторое время… И всё, чего бы ей больше всего на свете хотелось, – это вновь увидеть тебя.
Я сглотнул. Я не доверял Джеку и подозревал, что он не обрадуется мне. Но это не должно помешать мне встретиться с Мэгги.
Я посмотрел на огоньки дальнего берега. Где-то там ждала Мэгги.
– Есть ещё кое-что, о чём нам нужно побеспокоиться, – сказал я. – Нельзя допустить, чтобы какой-то Донахью узнал обо мне.
Нелли вздрогнула:
– Что?
– В том месте, где я оказался после побега, мне сказали, что какие-то люди, доктор Донахью и Пенелопа, собираются забрать меня. Они уже были в здании. Я слышал их шаги.
Нелли расхохоталась.
– Это же мы! – объяснила она. – Полное имя дедушки – доктор Роберт Донахью. Он был врачом, но бросил профессию ради живописи. Нелли – моё прозвище, а полное имя – Пенелопа. Знаешь, как у героини «Одиссеи». – Я покачал головой. – Отличная книга, – добавила она. – Прочтём её вместе.
Её взгляд снова стал серьёзным:
– Мы сразу же отправились в больницу, как только узнали о тебе. И вдруг ты пропал! Дедушка кричал, и я не знала, что делать, пока не увидела буревестника. Но я рада, что ты сбежал. С острова Спиндл и затем из больницы. Иначе ты бы не получил вот это, – она с восхищением смотрела на мою шкуру. – Чёрный цвет лучше всех. Ох, Аран, как ты удержишься от того, чтобы не надевать её?
– Я буду проводить время и в тюленьем обличье, – сказал я, удобно расположив шкуру под мышкой. – Бухта рядом с твоим домом – отличное место для превращения. Меня там никто не увидит.
Бриз принёс с берега лёгкий запах хвои – свежий и полный жизни. И что-то ещё – тихий позвякивающий звук.
К нам направлялась лодка – верх мачты сверкал, будто маленькая звёздочка. Я вскочил на ноги.
– Готова? – спросил я.
Нелли встала рядом со мной, и мы взялись за руки.
– Готова.
А потом мы стали прыгать, махать руками и кричать, призывая лодку отвезти нас домой.



Примечание автора 
 



Истории – это места, где пересекаются миры. Так говорил Аран, и так считаю я. Мы находим друг друга в историях. Самые могущественные из них пришли к нам из мифов и фольклора. Даже когда я была маленькой, их волшебство отсылало меня к подсознанию – в место, казавшееся реальнее самой реальности.
Задумка этой книги появилась во время поездки в Ирландию. Мы с семьёй плыли на лодке к островам Скеллиг. Тюлени выглядывали, чтобы поглазеть на нас, а дельфины выпрыгивали из воды. Затем посреди воды выросли скалы Литл-Скеллиг. Передо мной возник образ шелки, развалившихся на скалах в длинноногом обличье. Образ был настолько ярким, что я как сейчас помню каждую деталь: шкуры лежат у их ног, лица обращены к солнцу… Вскоре мы причалили к Скеллиг-Майкл. Взобрались по каменным ступеням на вершину и пробрались в пещеры, где около 1400 лет назад жили монахи. Ощущалось нечто древнее, первобытное и фундаментальное. На следующее утро я принялась писать, и из-под моего пера вышло несколько страниц о мальчике-шелки. Я спрятала их.
Позднее в том же году мы посетили наше любимое место – архипелаг Сан-Хуан у побережья штата Вашингтон. Мы плавали в лодке, построенной моим мужем, причаливали к одиноким пляжам и приветствовали тюленей. В открытом море видели косаток. Распростёртые острова, туман и солнце, ритм волн: это тоже было идеальным местом для мальчика-шелки! Я нашла свои ранние наброски и продолжила писать.
Эти страницы буквально пропитаны кельтским фольклором и музыкой. «Большой шелки с острова Cьюл Cкерри» – классическая баллада. Я взяла строки из разных версий и изменила пару слов. Книга, которую Аран украл из дома дедушки Нелли, была вдохновлена книгой The People of the Sea: A Journey in Search of the Seal Legend Дэвида Томсона. Моё увлечение шелки берёт начало в фильме «Тайна острова Роан-Иниш» – экранизации книги Secret of Ron Mor Skerry Розали К. Фрай. «Сказ о жене-шелки» – моё переложение классической истории. «Сказ Уэствудского причала» придуман мной.
Моя любимая стадия написания книги – процесс исследования. На лежбище тюленей я наблюдала, как детёныши катаются на спинах матерей. Посещения аквариума в Сиэтле, аквариума побережья Орегона и Орегонского зоопарка помогли мне представить подводный мир в книге. Надеюсь, вам было так же интересно исследовать тюленей и жизнь океана, как и мне. Онлайн вы можете послушать голос буревестника, посмотреть, как тюлени кружат в водорослях, и понаблюдать за охотой косаток. Мифы и фольклор богаты сказаниями о Луне, Солнце и существах, которые могут превращаться из людей в животных. Легенды о тюленях существуют по всему миру, в том числе и на тихоокеанском побережье Северной Америки. Ссылки на информацию о реальном и мифических мирах вы найдёте на моём сайте emilywhitman.com.
Тюлени, косатки, рыба, моллюски, птицы – их выживание зависит от состояния океана. Но океан в опасности. Потепление воды, окисление, загрязнение, браконьерство, горы пластика и мёртвые зоны представляют собой серьёзную угрозу. Мы делим нашу планету со всеми живыми существами. Я надеюсь, вы узнаете больше об океане, его чудесах и грозящих ему опасностях, а также о том, как мы можем ему помочь.
Мир полон волшебства. Когда мой сын был маленьким, он бегал по пляжу, а тюлени следовали за ним в волнах. Он собирал гальку, не подозревая, что в нескольких шагах от него на берег выскользнул тюлень.
Может быть, это были шелки.
В каждом из нас океан. Красивый, таинственный и необузданный. Как и в Аране, в нас два мира.