Название: Хоанга ХОАНГА Генри Лайон ОЛДИ Та, что творит добро. Есть в этом слове нечто притягательное, слабый отзвук флейт несбывшегося, вкус липкой ириски, запретной и оттого самой сладкой на свете. Помните? Хоа-а-анга... пьянит аромат жасмина, самовольно вторгаясь в соленый запах моря, южное солнце, одичалый демон зноя, сыт на рассвете и легко касается вашей кожи мириадами теплых пальцев, мурлыча на весь небосклон: -- Хоа-а-а-а... Слышите? И еще -- тайна, которая заставляет сердце трепетать птенцом в ладони, предвкушая чудо. Чувствуете? Ее звали именно так -- я это понял с первого взгляда. * * * В тот день я проснулся гораздо раньше обычного, с твердой уверенностью в неизбежности чуда. Так просыпаются дети в свой день рождения; с возрастом, увы, ощущение праздника тускнеет, покрывается мохнатой пылью, будто монета, закатившаяся под диван -- чтобы застрять в щели между полом и плинтусом на долгие годы. Тихонько, стараясь никого не разбудить, я оделся и вышел на улицу. Ноги сами понесли меня в нужном направлении. И я совсем не удивился, когда увидел ее. Чудо должно было произойти -- и оно произошло. Понимаете? Она сидела у входа в парк, прямо посреди тротуара, и ждала. Ждала меня. Я подошел к ней и сел рядом. -- Здравствуй, Хоанга,-- сказал я. И она, чуть зажмурившись, улыбнулась мне своей обворожительной улыбкой. Можно, Хоанга? Да... Я протянул руку и впервые коснулся ее -- ее, полосатого Чуда по имени Хоанга. Тигры. Почему они так волнуют нас, не дают покоя, почему нас, хилых выродков обезьяньего племени, так влечет к могучим хищникам? -- посмотреть, хоть одним глазком, постоять рядом, пусть по разные стороны разделяющей решетки, но рядом, вместе... У вас по-другому? Помню прекрасную, полную теплой грусти и света, повесть Сарояна "Тигр Тома Трэйси". В детстве я зачитывался ею, да и став взрослым, многократно доставал с полки потрепанный томик -- и всякий раз ко мне на миг возвращалось то детское ощущение прикосновения к Чуду. А нечеловечески простые, безумно вдохновенные строки Блэйка? "Tiger, tiger, burning bright in the forest of the night..."?! Для меня они в свое время стали шоком, чудесным откровением! Или, не помню уж чей, рассказ "Автоматический тигр"? Или "Тигр для Мальгуди" Р. К. Нарайана? Или крохотная миниатюра, где тигры -- совсем не те, кем они нам кажутся... Ловцы тигров в сети из слов -- мы с вами одной крови. Мы сидели рядом. Смотрели, как поднимается солнце. Мы впитывали его лучи, и радостное томление не проходило -- наоборот, усиливалось, заставляя меня ближе придвинуться к ней, обнять за шею... Я знал: мне -- можно. Можно вот так сидеть, можно гладить мягкую, на удивление шелковистую шерсть, можно улыбаться, когда она время от времени лукаво косилась на меня зеленым глазом. Да, знаю не хуже вас, что у тигров глаза желтые -- но у моей Хоанги глаза были зеленые, с озорными золотистыми искорками. Я ведь уже говорил вам: Хоанга -- это чудо. Помните? А потом, когда солнце поднялось окончательно, мы переглянулись, подмигнули друг другу, и оба поняли -- пора. Хоанга сладко потянулась, дав мне ощутить, как играют под ее шкурой гибкие мускулы, как бурлит в них нерастраченная, веселая сила, требуя выхода! Мы встали и пошли. Куда глаза глядят. Ранние прохожие спешили мимо, по своим прохожим делам. Кое-кто вдруг шарахался в сторону, изумленно охая, спешил убраться подальше -- но когда я пару раз оглянулся, то вдруг увидел: улыбки. Мечтательные, изумленные, робкие... всякие. Улыбки пробивались сквозь обыденность лиц первой травой, упрямо расталкивающей серую плоть асфальта -- на день, на час, на миг, а там будь что будет! Опомнитесь! -- Чудо задевает вас жарким боком, Чудо тихо порыкивает, требуя уступить дорогу, Чудо мягко ступает по мятым бумажным стаканчикам и вчерашним окуркам, как вам не ступать никогда, или нет -- сегодня вы дойдете до угла летящим шагом, забыв себя, того себя, о ком следовало бы вообще никогда не вспоминать. И тогда я подумал, что теперь знаю, как выглядят нимбы вокруг голов святых. Тех святых, что в миру зовутся юродивыми. Ведь так?! "Ну...-- обалдело вылупился на нас похмельный мужичок со скамейки, служившей ему кроватью.-- Может, и так... во дают!" И зачем-то одернул мятый пиджак. Вот, судорожно доставая из кобуры пистолет, подбежал усатый старшина. Резко остановился метрах в десяти, суетливо рванул затвор, забыв снять свой "Макаров" с предохранителя. -- Гражданин, немедленно отойдите! Вы что, не видите, кто рядом с вами... Сейчас я буду стрелять! -- Вижу я все прекрасно, старшина,-- улыбаюсь я ему.-- Только ни в кого вы стрелять не будете. Не в кого тут стрелять. Понимаете? И становлюсь боком, чтобы загородить от старшины мою Хоангу. С него станется, пальнет наобум... Старшина теряется и почти сразу находится. Сказывается выучка. -- Почему без намордника? И без поводка? Не положено! Я честно пытаюсь представить себе Хоангу на поводке и в наморднике -- в результате чего начинаю хохотать. -- Ну я... мне тово... сообщить придется! -- старшина сконфуженно пятится, тыча пистолетом в кобуру, безнадежно промахиваясь; и на усатом лице его помимо воли начинает проступать простодушная улыбка. Увидел наконец! Я машу ему рукой, и мы идем дальше. И нам совершенно все равно, сообщит старшина куда-нибудь, или нет. От нас не убудет. Мы идем по просыпающемуся городу, моя рука лежит на спине Хоанги, и нам обоим хорошо. Видите? -- это мы. А это вы. Наконец мы сворачиваем в переулок, в котором я живу. Хорошо, что жена вчера убрала квартиру -- стыдно было бы привести Хоангу в тот захламленный вертеп, который обычно представляет из себя наше обиталище. Но сегодня -- другое дело. Жена как чувствовала, умница! Все-таки не зря я бредил тиграми всю свою сознательную жизнь! Жена сама не раз покупала мне календари и открытки с усатыми мордами, полными сурового обаяния -- и теперь она ничуть не удивилась. -- Нашел свою ненаглядную? -- брови ее шутливо хмурятся.-- Одной женщины мало, развратник? Как зовут-то хоть? -- Хоанга. -- Хоанга, ты, наверное, голодная? Этот обормот о еде, конечно, и не подумал! Хорошая у меня жена! Завидуете? Вообще-то тигры едят мясо. Много. Это если кто не знает. Хоанга тоже ела мясо. Наверное. А еще она ела мороженое "Забава", наполовину сливочное, наполовину шоколадное. И кизиловое варенье, деликатно выплевывая косточки в миску. Но об этом -- после. Вы когда-нибудь пробовали пригласить тигрицу в городскую квартиру? Пусть даже достаточно большую, четырехкомнатную? Подозреваю, что нет. Так вот, я вам открою страшную тайну -- ей там будет тесно! Стоит ли удивляться, что спустя час мы снова выбрались на улицу: Хоанга, я, моя жена и сын. Всей семьей. И пошли бродить по городу. Я всегда любил месяц май. И всегда знал, предчувствовал: если моя жизнь когда-нибудь перевернется с ног на голову -- это непременно случится в мае. Вы никогда такого не чувствовали? Да, чудес не бывает -- навсегда. И даже надолго. Но май морочил нам головы, и мы искренне верили, что ошиблись. Мы гуляли по улицам, бесконечно ели мороженое, с полчаса просидели в маленьком кафе под открытым небом, а люди за соседними столиками улыбались нам и подмигивали Хоанге, и еще предлагали заказать соленых орешков или пепси-колы -- а Чудо улыбалось им в ответ своей неповторимой улыбкой; в итоге я всерьез начал ревновать тигрицу к ним всем... О, будь я сам тигром! Нет, тигром я не был. Но все равно сидел и блаженно улыбался. Почти как Хоанга. Зря смеетесь: так, как у нее, у меня все равно никогда не получится. И у вас -- тоже. Когда мы уходили, нас не хотели отпускать, а горбоносый грузин-бармен все кричал вслед: -- Прихадыты ищо! Завтра прихадыты! Завтра! Я вашэй красавицэ такой шашлык сдэлаю!.. Нас фотографировали -- и мы, включая Хоангу, ничего не имели против. А один парень с "Поляроидом" вскоре догнал нас и неловко протянул снимок. -- На память! И еще...-- он повернулся к Хоанге.-- Спасибо, что ты есть! Это просто здорово! Хоанга благосклонно обошла вокруг фотографа, потершись об него. -- Можете ее погладить. Она разрешает,-- улыбнулся я.-- И не забудьте почесать за ухом. ...Парень ушел, обалдев от счастья, и еще долго оглядывался, пока не затерялся среди прохожих. -- Да, Хоанга, он прав,-- наклонясь, прошептал я тигрице.-- Спасибо, что ты есть. "Пожалуйста," -- вежливо дернулось ухо, за которым минутой раньше чесал счастливый парень. Ночь. Цикадами потрескивают рдеющие угли, покрываясь мудрой сединой пепла, без конца пищит какая-то ночная птица, и сияющие глаза звезд с прищуром смотрят на землю. Кто сказал, что звезды -- холодные и колючие? Они теплые и добрые. Они образуют в небе свое межзвездное братство, где бриллианты идут по цене пыли под ногами; и когда-нибудь мы тоже... И вы. Мы лежали у костра. На прихваченном с собой широченном пледе в легкомысленную клетку -- он оказался настолько велик, что места хватило всем, даже нашей замечательной тигрице. Мы лежали и смотрели на звезды, вдыхая смолистый запах сосен. Четыре пары глаз блестели в ночи, разбрасывая по лесопосадке золотистые искры. Все-таки прав тот, кто сказал, что тигры -- совсем не те, кем они нам кажутся. А потом был еще один день праздника, и еще, и еще... Хоанга не делала ничего особенного. И мы не делали ничего особенного. Мы просто гуляли по городу. Наведались в знакомое кафе, и горбоносый бармен немедленно выставил перед Хоангой благоухающий шашлык. -- Дэнэг нэ нада! Абидышь! Подарок!.. Мы бродили по площадям и улицам, по паркам и аттракционам -- и раскрашивали лица улыбками. А еще горстями швыряли в чужие глаза искры из золота. На третий день я обратил внимание, как чисто выметены улицы. И отнюдь не только в центре -- мы забирались на окраину тоже. Город потерял свои обычные сумерки в любое время суток; теперь он, мой город, стоял на свету и изумлялся сам себе. Исчезли вечные груды мусора у киосков -- владельцам сделалось стыдно. Ведь ОНА может пройти мимо... Позор! Бранные слова быстро становились редкостью; недельная сводка происшествий оказалась на удивление скупой. Не верите? И не надо. Лучше мы бросим спорить с вами и пройдемся неспеша по бульвару, взорвав вокруг себя фейерверк праздника. Если хотите, если вам по-прежнему неинтересно жить, вызывайте пожарных. Вот мы с Хоангой: идем, смеемся, и лишь изредка грозно порыкиваем на слишком уж нахальных мальчишек. Мол, мы вам все же тигры, а не кошки -- понимать надо! Мы, хищники, народ такой... Шалопаи понимали. С первого раза. И мы с достоинством шли дальше. Смотрите нам вслед. Чудеса не вечны. И даже наоборот. Это знает каждый. Под вечер пятого дня Хоанга улыбнулась нам чуть грустно. Виновато улыбнулась, гася искры взгляда. И я понял -- пора. Теперь ей пора. -- Счастливого пути,-- я присел рядом и обнял ее, как тогда, в первый раз, в парке. Горечи не было; только тихая грусть, сотканная из тишины и света.-- Мы будем ждать тебя... И завопил от радости, пугая соседей по подъезду, когда зеленый глаз, плеснув лукавым золотом, подмигнул мне в ответ! Я был уверен, что это означало -- "жди"! Наш сын уже спал, набегавшись за день; спал и улыбался во сне. Хоанга с моей женой закрылись в соседней комнате... вот так всегда! Даже если одна из женщин -- тигрица, у них все равно найдутся свои женские тайны, которые нам, мужчинам, не предназначены! Ну и ладно. Тайны -- это все-таки здорово! Потом мы еще долго сидели у окна все вместе. Прощались. Наутро мой сын облазил всю квартиру. Даже под диван заглянул. И тайком утирал кулачком слезы. Мужчины не плачут. Я его понимал. Я тоже с удовольствием заглянул бы под диван, чтобы вытащить стертую монетку надежды, застрявшую в щели между полом и плинтусом еще в те времена, когда я засыпал и просыпался, улыбаясь. Тигры. Почему они так волнуют нас, не дают покоя, почему нас, хилых выродков обезьяньего племени, так влечет к могучим хищникам? -- посмотреть, хоть одним глазком, постоять рядом, пусть по разные стороны разделяющей решетки, но рядом, вместе... У вас по-другому? * * * Я шел пустым парком, пиная вчерашние окурки и топча мятые стаканчики из бумаги. Год Тигра, неслышно ступая по земле мягкими лапами, брел рядом; и далекие псы захлебывались в страхе хриплым лаем. "Доигрался? -- беззвучно вопрошал внутренний голос с интонациями опытного следователя, поднаторевшего раскалывать на признания вшивых интеллигентов.-- Чудо ему, уроду... А финал? Финал-то где?! Дядя писать будет? Например, патетика: спецназ окружает вас, Хоанга рвет когтями бронежилеты, ты заслоняешь ее от роковой пули... не нравится? Морду воротишь? Тогда лирика: ты садишься ей на спину, и полосатая красавица уносит тебя в край, где зори розовеют над синью залива, а маленькие эльфы с крылышками из слюды..." -- Пшел вон! -- вяло огрызнулся я, а Год Тигра только рыкнул, и внутренний голос поспешил убраться восвояси. От его финалов нас тошнило. Из-за поворота аллеи стремглав вылетела голенастая девчушка лет тринадцати. На роликах. Она неслась на нас вихрем в цветных налокотниках и наколенниках, пока вдруг не заложила крутой вираж, словно чего-то испугалась. Едва не поцеловавшись со старым ясенем, девчушка описала круг, второй, третий... Я ощутил себя в центре мишени. Вот сейчас невидимый палец тронет спусковой крючок... Девчушка наконец решилась и по прямой подъехала почти вплотную. -- Как ее зовут? -- спросила она, глядя рядом со мной и чуть-чуть вниз. Улыбка первой травой прорастала на бледных губах, еще лишь понаслышке знающих о насилии помады. -- А тебя? -- спросил я. ...Хоанга. Та, что творит добро. Есть в этом слове нечто притягательное, слабый отзвук флейт несбывшегося, вкус липкой ириски, запретной и оттого самой сладкой на свете. Помните?.. 1-2 мая 1998 г.