По стёклам линз противогаза стекают струйки воды кислотного дождя. На таймере семь минут тринадцать секунд – по их истечении фильтры противогазов станут тяжёлыми консервами под страшной резиновой рожей. Гонка со смертью, гонка со временем. Впереди бегут быки, затем - волки, после – кавалькада из целого зоопарка бойцов: тигры, кот, псы, лис.

Мы слишком долго провозились с заслоном на старом мосту, когда пришлось уходить со станции. Всё шло гладко: обстреляли издали, добили разбежавшиеся шайки и, заняв оборону, приступили к цели рейда – грабили стоящий на станции эшелон с провиантом. Внезапно упали несколько снарядов, а через секунду кто-то крикнул – «Газы!» Тут же из леса повалили братки, выжимая нас к лесу. Мы угодили в западню. На станции остались семеро, в том числе – последний человек из нашего отряда, - им уже не суждено было её покинуть. Собрав то, что мы успели вынести, отряд тронулся в сторону убежища.

Думалось, что уже всё позади, и солдаты предались размышлениям, однако в воздухе раздался свист – мины! Побросав добычу, мы залегли и ждали взрывов, однако послышался лишь удар снарядов в землю, и всё вокруг стало заполняться белёсым дымом. Сзади раздалась стрельба – бандиты решили преследовать нас. Бросив уже всё, кроме личного снаряжения, мы во весь опор рванули к старому мосту. Там – спасение, там – наш лес, в который они уже не сунутся, а если и сунутся – мы успеем перегруппироваться и вдарим так, что они побегут отсюда и до самого Брянска. Никто и не думал, что это – часть плана, что из одной западни бежим прямиком в другую, конечную, по замыслу убийц.

В двухстах метров от моста мы словно врезались в стену на бегу. Пулемётные точки на том берегу разразились огнём, посылая тугие струи пуль по нашим фигурам, как в тире. Наученные горьким опытом, звери сразу залегли, но нескольких успели сразить пули. Среди них был и наш командир – старший лейтенант Скитальцев, хороший мужик, хоть и олень. Однако паниковать времени не было – шкуры фурри высоко ценятся на чёрном рынке, особенно там, где наш брат редко появляется. И не дай боги попасть в плен живым – не побрезгуют содрать шкуру заживо. Ещё во времена Войны за Свободу не зазорно было разодрать себе глотку в таком случае.

Желание жить и носить мех сильнее любого страха и любой силы. Бандиты пустили из баллонов ещё больше отравляющего газа, рассчитывая, видимо, удержать нас до того времени, пока фильтры не выйдут из строя. Хороший ход, плохой расчёт. Псы открыли ураганный огонь из АК по пулемётным точкам, в то время как остальные по-пластунски приближались к врагу. Несколько гранат – и всё кончено. Бандиты позади идут не торопясь, не ожидая сопротивления и оставляя дело нашего убийства людям на мосту. Дружный залп из всех стволов прижимает их к земле, и фурри уходят за мост. На последок один из волков кидает на мост взрывчатку с коротким взрывателем, и мы скрываемся от преследователей в дыму взорванной переправы.

- Бегом в убежище, пока ещё не поздно! – крикнул старший из псов, сержант.

- Отставить, не успеем. – прервал его младший сержант волк, глядя на часы, - Рома, - обратился он ко мне, - где вы тут бункер видели?

- На восток по долине! – незамедлительно ответил я.

- Панков, ты не много на себя берёшь? – оскалился пёс, - Пошли давай, а то точно опоздаем!

- Дворняга, успокойся. У нас семь минут, чтобы выйти из облака, а ветер дует нам в спину. Мы не успеем на завод, не успеем сменить фильтры. А я не хотел бы захлебнуться в растворе из крови и лёгких! А бункер тут, пять минут, я сам его на карте отмечал. Рома, веди!

- Вниз, в русло реки и налево! – ответил я.

- Пошли, бегом! – волк махнул пистолетом-пулемётом, и фурри побежали к реке.

Как такового спуска не было, был лишь обрыв с крутыми склонами – остатки русла почти пересохшей реки. Спускались кто как мог: бегом, на корточках, на хвосте, а кто и кубарем. Один из псов запутался в автоматном ремне, пока катился с горы, и внизу лежал, оглянувшись на 180 градусов. Мы не сразу поняли, что случилось, и потеряли время, пытаясь его растормошить. Дальше бежали без остановок.

Двое волков, трое тигров, кот, лис, два быка и семеро псов – остатки от двухсот с лишним выживших после масштабной авиакатастрофы армейских транспортников. Мы бежали во весь опор, но время поджимало. Мой секундомер говорил мне, что если мы провозимся ещё и с гермодверью – выживут только те, кто умеет хорошо задерживать дыхание. Я сорвал с лиса его вещмешок и пихнул его быку – тому пофиг, сто или двести килограмм тащить, а лис побежит гораздо быстрее. Рыжему я сунул кодовый компьютер для вскрытия числовых электронных замков.

- Держи! Кинь зажимы на питание и нажми жёлтую кнопку – остальное он сделает сам. Бегом!

Лис припустил вперёд всех, уносясь за поворот русла. Под берцами и сапогами шуршал гравий, бывший когда-то речным дном. Сама река текла тут же, совсем рядом, в паре метров – небольшой, неторопливый поток, глубиной полметра в самом глубоком месте. Сверху падал кислотный дождь. Форма неравномерно теряла цвет под его потоком, а листья на деревьях начали покрываться жёлтыми пятнами. Рядом по краю обрыва наверху бежал заяц, или кролик, чёрт их разберёт, местную фауну, он искал укрытия от смертоносного ливня. Разум принёс лишь разрушение и гибель этому миру. Снова.

Впереди показался огромный валун, за которым и притаилась дверь бункера. Только бы этот придурок не пробежал мимо. Не знаю, чего такого пережил тут лис, но он совершенно не адекватен, блаженный. Надеюсь, я в последний раз полагаюсь на него так серьёзно.

Завернув за валун я испустил крик, полный отчаянья: лис стоял перед дверью, беспомощно поводя одной рукой, а другой показывая куда-то наверх.

- Там! Ветка! – Кричал он, - Ветка в механизмах! Дверь не открывается!

Рыжий был почти в истерике. Я тоже уже паниковал: механизмы не могут перемолоть деревяшку, уцепившуюся в кроне. Даже в спокойной обстановке было бы ещё той работёнкой вынимать её оттуда. Вот такой вот конец…

Подбежавший пёс оттолкнул меня в сторону (что довольно сложно при разнице в комплекциях) и достал личный П12А – пистолет, имеющийся постоянно у каждого солдата. Быстро, почти навскидку он навёлся на деревяшку и выпустил в неё несколько патронов. Они перерубили дерево и оно высвободилось, после чего механизмы гермодвери перемололи его в щепки и открыли проход. Я взглянул на часы – 30 секунд.

- Быстрее! Внутрь! – Панков загонял фурри внутрь и, забежав последним, с эмоций изо всех сил ударил по кнопке аварийной герметизации. Дверь с грохотом, сотрясая комнату, ухнулась на место. Светящиеся цифры на электронном циферблате недвусмысленно намекали на нашу удачу и небесных заступников: 9 секунд.

Фонарики шарили по небольшому помещению. На стенах висели кислородные маски, на которые мы быстро сменили противогазы. Маски сделаны под человеческое лицо, но в войсках есть миллион брошурок с руководствами по применению человеческих девайсов фуррями. Это вам не тихие десятые и война банд. Теперь всё серьёзно.

Заработало освещение, а с ним и насосы, откачивающие отравленный воздух из комнаты. Многие нервно засмеялись. Столько раз находящиеся здесь уходили прямо из объятий смерти, уже почти видя последний путь, и всё-же они тут. Кто же следующий?

- А вот у меня интерес. Какого хрена тигры так рвали когти? Могли бы и прикрыть! – сказал вдруг Панков.

Я задумался на секунду, и меня вновь пробило на хи-хи. Ко мне присоединились двое моих товарищей. Ведь нам и в самом деле не страшны ни радиация, ни вирусы и бактерии, ни уж тем более боевые отравляющие. Более того, подышав с минуту дарами Ипра мы бы упёрли на себе всё имущество отряда и весь хабар со станции. Да, я, и два моих друга – существа, созданные для войны в зоне отчуждения, для самой грязной из всех работ. Мы – тигры.

***

Бункер оказался типичным до посинения. Конечно, со своими особенностями, обусловленными целями постройки, но такое везде есть. Рабочий кабинет начальника, просторный, реально просторный, как для бункера, с российским триколором на стене, массивным столом, парой компьютеров и портретами лидеров – ушедших и ушедших, но немного позже. Несколько кабинетов поменьше для других шишек, комната отдыха с бильярдом и шахматами, креслами и диваном, картинами и аквариумом; и длинным столом с множеством стульев, а в углу стоял экран для проектора. Видимо, силами обслуги комната отдыха превращалась в брифинг-класс. Несколько вполне цивильных, гражданских спален с удобствами и пара спальных блоков а-ля общага, очевидно, для людей попроще.

Не забыли и о военных – два казарменных помещения на двести человек в сумме, столовка, сушилка, ленинская (не гоже простым рекрутам подле господ досуг проводить), бытовка. В общем, казарменный минимум.

Напрашивался вывод, что бункер для местного начальника не кислого значения. Причём он российский, но посткатострофной постройки: кругом полно старой символики, но всё довольно новое, есть и такие вещи, какие появились после Катастрофы: например, портреты командующего войсками РФ Гжатского, который руководил армией с 2017 года, после того, как удалось наладить контакт со всеми частями и собрать их в организованную толпу; или портреты генерал-полковника Касимова, главы Кризисного Комитета и фактического главы государства с середины 2016-го, когда стало ясно, что старому руководству уцелеть не удалось. Весёлые были времена, да я их уже не застал.

Тигры появились в 50-х годах, после сложных движений проекта «поколение «Сталкер»». Его начали разрабатывать ещё в 35-м, по горячим следам Последней войны, когда автоматика систем ядерного упреждения в России и Штатах, уже никем не контролируемая, засекла пуск ракеты где-то в третьем мире и дала залп уцелевшими боеприпасами по заданным координатам – мегаполисам и производственным центрам вероятного противника. Обещавшая быть мягкой ядерная зима разразилась внезапными осадками. Погибли остатки выживших, группировавшиеся вокруг зон отчуждения и жившие добычей полезного хлама из радиоактивных пустошей. Необитаемы стали Европейская часть России и Восточное и Карибское побережье США. Не желая отказываться от того самого радиоактивного хлама (промышленность-то восстанавливать надо, в Африке война) объединившееся правящие круги российской армии и Территории Фурри вновь взялись за пробирки, дабы создать новый вид фурри, который будет невосприимчив к поражающим факторам. Однако в разгар процесса вновь умер Первый, лидер и живая икона пушистых. Его приемники оказались не так открыты к диалогу с людьми, бывшими недавно смертными врагами. Когда Первый вновь вернулся в 44-м, он стал действовать умнее – принял им же учреждённый титул примарха (Прима – Первый, ещё большее удовлетворение Эго, чем вы подумали) и дал своим решениям силу закона. И когда уже никто не мог влезть в его планы, Первый взялся за дело, и в 51-м первые бойцы покинули инкубатор. Это и были первые тигры.

А сюда мы попали очень просто: в 2093 году чрезмерная активность братских народов, переселившихся из Европы в Африку, направленная на возвращение домой, стала беспокоить Совет Секундархов (и тут Первый потешил самолюбие – подчеркнул вторичность тех, кто правит в его отсутствие), который рулит державой во время смерти Первого. И дабы не оказаться без всяческих барышей с обладания отчуждёнными руинами, было решено создать плацдарм. Отличным вариантом был признан не пострадавший Минск.

Сказано – сделано. Летом 93-го несколько транспортных самолётов сели в минском аэропорту и с боев вычистили город от местного населения, не рассчитывая на лояльность тех, кто обстрелял полосы сразу после приземления ИЛ-76-ых. Когда войска укрепились, в августе к ним отправили «войска для поддержания штанов»: химики, медики, строители, военная полиция. Всего – 9 транспортов. Но в небе над Брянщиной они пропали с радаров Большой Земли.

Из-за колебаний невыясненной природы два ИЛа развалились прямо в воздухе. Не выжил никто. Борт номер семь, с медиками, потерял все движки и совершил вынужденную посадку в поле. При касании корпус развалился, начался пожар. Тридцать выживших подобрал наш отряд. Шестой борт на честном слове и еле живых двигателях дотянул до какой-то полосы. Медики организовали круговую оборону и попытались выйти с остальными на связь, но погибли в газовой атаке в замесе местного значения. Два самолёта стройбата совершали вынужденную в лесу. Выживших не было. Один из самолётов ВП рухнул в озеро. Озеро было отравлено. Второй сел на шоссе без происшествий, но пока ВП обыгались, выжили лишь 43 бойца. Наш ероплан упал в чистом поле. Было привольно, красиво, мощно. Оплакивали погибших. Из 72 выживших до точки сбора добрались 23.

За полгода партизанской войны в ожидании эвакуации отряд поредел. Остались лишь семнадцать бойцов. Четверо химиков: три тигра и волк. Два пилота: кот и волк. Трое медиков: два быка и лис. И восемь псов – военная полиция. Хим-атаки, засады, болезни – всё здесь для нас враждебно. Каждое дерево дышит смертью.

В прочем, с деревьями всё сложнее. Они дышат смертью в прямом смысле. В этих местах вошли в моду атаки боевыми отравляющими вещества, после того как шпана разного рода добралась до военных заначек. С тех пор здесь нет серьёзной военной или политической силы: отряды больше двухсот человек встречаются редко, всех уже перебили. Нет ни одного подростка даже, который бы не брал в руки оружия для добычи пропитания или для защиты от таких добытчиков. К этому мы были не готовы.

***

Я и младший сержант Панков сидели в главном кабинете. Панков старше меня лет на пятнадцать, застал ещё и начало проекта «поколение «Сталкер»», и много чего такого, судьбоносного. Правда, ещё мальчишкой, но всё-же. Он видел и тех, кто родился до Катастрофы. И слышал их рассказы.

- Вот это – Путин. Тогдашний президент. По учебнику – потерян после первого удара, ещё в апреле 16-го. Но старожилы говорили, что ещё до июня ходили распоряжения и приказы от его имени. Ему многим обязана та страна, которую ты даже на карте не видел, но и мы тоже пожинаем плоды его трудов. По крайней мере, от его имени издан приказ номер 32, согласно которому промышленность переносили за Урал, а население эвакуировалось из Европы под угрозой радиоактивного заражения обширных территорий. И настолько была сильна страна, что пускай и вывезли немеряное число предприятий, всё равно ещё лезут в зоны отчуждения за всяким оборудованием. Можно сказать, что за счёт тогдашнего подъёма существуешь ты. А это – генерал-лейтенант Кружкин, он вывел войска с Дальнего Востока, и именно они стали основой для восстановления вооружённых сил. А на этом портрете – человек, бывший героем у русских и палачом у фурри. Генерал-майор Киргизов. Он руководил карательной операцией против восставших в Зауралье частей, войной, которая у нас зовётся войной за Независимость. Потом он командовал людьми во время обороны, когда мы начали Северный Поход. В 2034 выбрался из уничтоженной Европы на Урал. Когда ему предложили занять место в Генштабе Сил Самообороны после слияния их с ВС РФ он сказал: «Пусть будущее наше и с вами, но мне в нём места нет. Я умираю вашим врагом». После этого, обернувшись триколором, он застрелился. Палач, которого фурри тех лет ненавидели и уважали.

- Ненавидели за то, что он просто командовал войсками?

- Времена были жестокие. Фурри и сочувствующие им приводились к повиновению путём массовых пыток и казней, и казней после пыток. Тогдашние деятели сравнивали становление фурри с войной красных и белых в 20-х годах того века. Так же вынужденные выживать в кольце врагов искали среди них союзников и с упоением и зверством резали друг друга.

- И фурри?

- В уставах тех лет есть статьи, упорядочивающие каннибализм, а в приложениях к обязанностям сержантов есть рецепты по приготовлению и хранению человеческого мяса. Довольно красочные, с картинками, и при этом простые и непосредственные, как поварская книга.

- И откуда ты знаешь это всё, Колян?

- Я в начале службы получил историческое образование. Хотел получить звание и уйти преподом в Тюменскую Академию. Но тут предложили сгонять в горячую. А я подумал, что неплохо бы заиметь боевой опыт – фора, как никак. Да так и не вылезаю из этой жопы.

Дверь открылась и в кабинет зашёл сержант Свирепов, пёс, командир ВПшников. Мы встретили его взглядами.

- Могли бы и встать хотя бы, когда старший по званию заходит.

- Я не вставал, даже когда учитель в класс заходил. – ответил Панков, пододвигая стул для Свирепова.

- Это многое о вас говорит, товарищ младший сержант. – ответил пёс, сев на стул и поправляя хвост.

- Вы по делу, или к нам присоединитесь, про историю поговорите?

- Про этих? – волк скривил морду, оглядывая портреты, – Это не история, это мусор на её обочине. Историю пишем мы – фурри. А тем, кто не успел на этот поезд, в ней места нет.

- Ну почему же. Некоторые из этих граждан не только не опоздали, но и ведут наш локомотив. Вот он, например. – волк показал лапой на мужика лет пятидесяти, наверное, довольно крепкого, волевого. А может, и сорока. У меня беда с определением возраста людей. Они стареют резко, круто меняя телосложение и черты лица. В них нет животного постепенного угасания, как у фурри.

- Кто это?

- Стыдно не знать, товарищ сержант. Это прародитель вашей конторы, полковник Саврасов.

- Саврасов? Это как художник? Ну, который «Казнь офицеров» написал?

- Да, Николай Саврасов-старший, отец автора картины.

- И что он такого сделал? Который старший.

- Он создал структуру и устав вашей службы, убедил Первого создать её и руководил ею во времена её становления. А после его смерти и до самой своей смерти попинывал Секундархов, не давая им скатиться в национализм в отношении людей.

- Хороший человек. Надо будет тут поискать литературу о нём.

- Не советую. В книжках того периода, что тут присутствуют, повествуется о Саврасове – военноначальнике русских. Среди прочего он знаменит своим участием в создании карательных Отрядов Смерти, которые отличались особым рвением в уничтожении фурри. Их командирам принадлежит сомнительная честь быть организаторами чёрного рынка шкур фурри. Самый старый стандарт, заданный ими – высший. Живьём. Разочаруетесь в общем.

- Клевета.

- Ничего подобного.

- А сколько вы тут планируете пробыть, раз уж собрались тратить время на поиски книжек? – спросил я мимо темы, направляя разговор в нужную сторону. Ведь для того мы и пришли – поговорить о планах на будущее. Пилоты-лейтенанты интереса к этим делам не проявляли, привыкши решать вопросы в небе, и оставляя бренную землю нам, медики предпочитали трудиться по специальности, и остались в этом деле только мы да псы.

- Кстати об этом. – словно очнулся пёс, - Мы разворошили местные склады, и подвели итоги по припасам. Медикаментов с лихвой, это и понятно, у нас ранения бывают реже, чем смерть. Средства защиты в наличии, даже скафандры с замкнутой системой дыхания, но всё это под людей. Тиграм и коту ещё полегче с этим, оно и понятно, а вот в остальном следует получше планировать атаки, чтобы не попадать в мёртвые облака. Кстати о тиграх, а зачем эта киса здесь?

- Киса здесь за себя и других тигров. Я над ними команды не имею, только так, тактически. Я здесь за всю остальную прогрессивную общественность. – ответил волк. И был практически прав, однако привирал за нашу самостоятельность. Он просто хотел, что бы Свирепов вёл себя посдержаннее, имея несколько собеседников.

- Ладно. В чём суть. Здесь запас провизии на сутки для стандартного гарнизона, а мы сможем спокойно жить недели две. Потом придётся добывать еду у наших дорогих товарищей. По боеприпасам несколько похуже. Много патронов 5.45, но больше ничего, гранаты только что. Нам беды никакой, лис со своим карабином тоже не победствует, а вот вам скоро придётся менять вооружение, равно как и быкам с пилотами.

- Такая себе идея. Интересно, нас вообще ищут?

- Ну, мои ребята видели штурмовики, которые на малой высоте шли к полосе медиков, те, видимо, дозвонились-таки до штаба, однако помощь подоспела поздно. А в остальном – больше они видимо никого не чаяли найти. Правда, тут периодически пролетают патрульные вертолёты, а значит, или штаб всё ещё ждёт сигнала, или наши имеют планы на эти проклятые леса, и рано или поздно сюда придут. Надо только ждать.

- Мы уже очень долго ждём. – я всё-таки решил вступить в разговор, - Может всё-же попробуем выйти на связь?

- Нет возможности. – ответил пёс, приопуская уши, - Наши передатчики не дотягиваются ни до Минска, ни уж тем более до Перми.

- А что же КУБ? По спутнику?

- Вы, может, и не знаете, мой юный друг, однако в штабах запрещено использование спутниковых передатчиков. Ведь после Катастрофы неизвестно даже, кто болтается на орбите и каковы их возможности. Можно запросто выдать военные тайны.

- Да хотя бы в нерабочее время! Домой позвонить!

- Окей. Ты знаешь домашний телефон руководителя операции? Удачи.

- Чёрт. Но я всё-таки попробую.

- На здоровье. Все будут рады смыться отсюда. И я тоже. Только не забывай, что операция секретная. Никто не должен узнать о том, что мы здесь. А пока советую подумать на счёт того, как нам тут выживать, пока ты будешь пытать справочные. Мне кажется, это приоритетнее, полосатый.

Сказав это, пёс встал, натянул фуражку на одно ухо, чтобы сидела набекрень, и вышел из кабинета.

- Создаётся такое впечатление, что он и не желает отсюда уходить. – сказал я, провожая Свирепова взглядом.

- Не знаю даже, что у них на уме, у этих воинов света. Мне кажется, что они уже смирились со своим присутствием тут, и просто хотят обустроится покомфортнее.

- Но как же возвращение домой? В родной полк хотя бы, чёрт возьми!

- Да нет больше родного полка. Все здесь. Или рядом с тобой, или в земле сырой. А народ устал за полгода. Хочется постоянства, отдыха. Нужен перерыв, на самом деле, Рома.

- И всё-же я запытаю справочные. Не нравится мне тут. Совсем.

***

Две недели пролетели поразительно быстро. Абсолютная защищённость, отсутствие забот и тишина и покой стали столь непривычными, что трудно укладывались в голове. Периодически мы выходили на охоту, чтоб не давиться одними лишь сухпаями, а за одним и выясняли обстановку. А обстановка была такова, что бандюки совершенно расслабились, видимо посчитав, что мы сгинули в газовом облаке. Опять начали шастать крупные банды, начались серьёзные столкновения.

В бункере было спокойно, как в зеркальном отражении внешнего мира. Я поговорил с ребятами, и мы уломали пилота-кота, чтобы тот пошарился через С-ком (Спутниковая Коммуникация, современный аналог Интернета) в поисках номеров начальства операции. В прочем, результатов не было.

Каждый занимался своими делами. На охоту выходили небольшими группами, недалеко и ненадолго.

Псы каждый день посвящали партийной работе. Звучит смешно, даже как насмешка, однако это очень важный, необходимый ритуал. Псов создавали, когда-то, как простых членов общества, ещё в период Второй волны обращения. Тогда под определение «военных фурри» попадали лишь корсаки и волки, да и то их военизированность была весьма относительной. А вот современные псы – по большей части плод программы по созданию Секретной Службы и Военной Полиции. Они начисто лишены такой эмоции, как сомнение и неуверенность. Однако они не лишены способности размышлять, делать выводы и принимать убеждения. Поэтому, чтобы путём размышлений псы не приходили к крамольным мыслям, им на государственном уровне закладываются готовые пропагандистские идеи. Порой система даёт сбой, и уже не одна рота была вырезана под корень, дабы предотвратить распространение ереси. Другого пути нет – будучи в чём-то убеждёнными псы не испытывают сомнений и не принимают критики. Их мышление продвигается эволюционно, всё глубже погружаясь в омут сумасшествия.

Лис наш уже погрузился в этот омут. С головой. Если с ним пообщаться, можно услышать немало интересных вещей, довольно страшных. Страшнее становится через час диалога, когда ловишь себя на мысли, что начинаешь соглашаться с этим психом. Он предпочитает сидеть где-нибудь в одиночестве, нашёптывая себе под нос какие-то диалоги. Толи фантастические сюжеты, толи яркие воспоминания, рвущиеся наружу, толи внутренний легион, побеждающий уверенно его личность. Он ни с кем не хотел общаться, да никто и не горел желанием.

Быки – тоже со своей историей. Оба они медбратья и братья по крови, которые пережили кое-что, что круто поменяло их жизни. Когда-то уже давно на окраинах Территорий вспыхнула эпидемия боевого туберкулёза, последние очаги которого были погашены ещё до Северного похода. И вот в одной из деревень, где свирепствовало смертоносное биологическое оружие, выпущенное когда-то на свободу, ликвидаторы нашли двух мальчиков. Никто более не выжил, но они были ещё более примечательны тем, что не имели никаких признаков заболевания, и они так и не проявились в будущем. Дети бы без сомнения пошли под нож в этом прагматичном мире, но они, не без заступников из учёного мира, пробились с обращением в высшие эшелоны власти, и дав письменное обещание по достижении взрослого возраста получить медицинское образование и найти объяснение своему феномену, остались живы и свободны. И стали двигаться к цели. Ведь для них это не просто юридическая формальность – это возможность не допустить в будущем такую ситуацию, в которой оказались сами быки – сироты, брошенные миром и чуть не попавшие под нож. Для них это была лишь ступенька на пути.

Пилоты – волк и кот – предпочитали проводить время в двух комнатах – ленинской и библиотеке, как мы назвали один из кабинетов, где было больше всего книг. Играли в бильярд, шахматы, нарды. Читали книги. Что с них взять – офицеры. Ну, и конечно, они много обсуждали авиакатастрофу. Ведь первый спрос будет с них.

Панков сидел чаще в ленинке. Играл с офицерами или болтал с нами. Он вообще не напрягался. Привыкший жить под прицелом, он использовал время отдыха именно чтобы отдохнуть. Много спал, много ел. Чистил свой ПП-42 – это пистолет-пулемёт, получивший широкое распространение во вспомогательных войсках. Лёгкий, дешёвый, собранный из труб, простой, как рогатка. Он был, тем не менее, капризен в обслуживании, во многом из-за калибра – 5мм мелкашечный патрон хоть и позволил уменьшить оружие до почти игрушечных размеров, но маленькая лёгкая пуля быстро теряла скорость, отчего требовалось постоянно держать ствол чистым – иначе неизбежно падение начальной скорости. В канале ствола не должно быть даже лишнего масла, которое при сгорании бы создавало больший слой гари, чем предполагается от пороха. Считается, что вспомогательные войска не участвуют в интенсивных столкновениях, и потому имеют достаточно времени, чтобы без остановки сражаться с собственным оружием. Однако абсолютное большинство солдат, как только появляется угроза партизанского воздействия, сразу предпочитают заиметь более тяжёлый, но безотказный танкистский ПП-56П.

А что до нас… Тигров ведь не зря называют взрослыми детьми. Даже учёные отмечают, что тигры взрослеют психически только в 22-23 года, несмотря даже на участие в военных конфликтах. У нас почти нет преждевременного взросления как психологического явления. В некоторых территориях даже принята отдельная граница совершеннолетия тигров – 21 год. Что я, что Лёня Басов, что Тимофей Царицын сидим чаще в С-коме через КУБ, нежели занимаемся каким-либо активным времяпрепровождением. А уж если мы всё-таки решаем поразвлечься, то, взяв с собой нескольких псов, идём на охоту наружу. По сути мы по большей части и приносим мясо в бункер, кроме, пожалуй, лиса, который тоже любит сходить поразмышлять в лес с карабином. Разок он даже притащил языка, которого потом, несмотря на возмущение общественности, Панков и Свирепов в редком согласии пустили в расход. Парень рыдал, умолял, а потом просто упал, хлюпая и булькая кровью. Голову разнесло на куски выстрелом собачьего калаша. Видимо, псы от нечего делать подтачивают пули, чтобы их разбалансировать.

***

Дом… Тюмень, восьмое чудо света. Город, растущий в высоту, а горизонт на всём протяжении закрыт стеной ледника, который люди и фурри в своё время остановили, чтобы спасти родной город. Великая победа человека над стихией, которая всем дала понять, что человеческая цивилизация не собирается смиренно принять свою судьбу. Дом… Тридцатиэтажка на площади Памяти Дивизии «Бундесвер». Эта дивизия подавляла крупнейшее восстание псов в 2082 году. Мой дом – самое маленькое здание на площади, казарма свободного посещения. То есть, вполне обычное здание с квартирами, но проживают там только семьи тигров. Дом… Освещённая рассеянными шторой солнечными лучами комната с простым интерьером: шкаф, компьютерный и письменный столы, трельяж, торшер без абажура, раскладная софа. На ней – я со своей девушкой. Пантера, грациозная, тонкая, но сильная. Единственная из кошек, кто не просто соответствует мне размером, но и превосходит. Её ласки уверенны, она знает, чего хочет, но не держит инициативу. Веду то я, то она. Одежда уже на полу… Её лапы гуляют по моему телу, будоража мышцы и шерсть в месте прикосновения, я легко прикусываю её шею, прижимая попку одной лапой, другой поигрывая с хвостом…

- Подьё-о-о-м! – сукин сын бычара сегодня в голосе, голова трещит, а я как с разгона влетаю в штаны и форменную рубаху серо-коричневого камуфляжного окраса. На полу стоят берцы. Голова начинает проясняться и я замираю, сидя на краю кровати.

- Ром! Рома! Опять завис? – зовёт из-за спины Тимоха.

- Не лезь ты к фуррю. Ранение в голову не шутки, пусть посидит, всё равно не опоздаем. – одёргивает его Лёня.

Через минуту меня отпускает. Действительно, при падении я был ранен, но быстро оправился, правда, это не касается моей головы. Лис говорит, это шел-шок. Обычно такое случается, если тебя глушит снарядом, насколько я знаю, но рыжий настоит на своём, я с ним не спорю. Он давал мне какую-то микстуру в ампулах, с надписью «героин», и меня отпускало, правда, иногда начинало мутить и слишком расслаблять. Но когда лекарство кончилось, приступы стали ещё сильнее. Как-то рыжий сказал, что это из-за привыкания, что так часто, как он мне давал, этот седатив принимать нельзя, но если я буду часто виснуть – схлопочу пулю. Сейчас стало легче, организм свыкся, видимо, и меня накрывает только в моменты ничего неделанья.

Я надел обувь, взял из гардероба куртку-камо и пошёл в ленинскую комнату. Там было собрание перед предстоящей вылазкой.

Мы собрались выйти всем отрядом, напасть на ту самую станцию. По показаниям бандитов, которых мы отлавливали во время охоты, выходило, что на станцию должен прибыть состав с провизией для московского контингента, который после нашего ухода очень усилился. Говорили, что у них даже броневик есть, но суть не в том. Провизия из состава была нам нужна, причём независимо от планов остаться или двинуться куда-то – ни то, ни другое без еды не осуществимо.

В ленке уже все расселись, выступал Свирепов, как полевой командир. Не знаю, как они с Панковым порешали, но выходило так, что псы главные, но к нам не лезут.

- Значит так, ребята. – вещал со стула Свирепов, - Мы накидали план нападения на станцию. Делимся на несколько групп: группа «А» - РХБЗшники. Они пройдут с фланга и внесут хаос в порядки врага, когда завяжется перестрелка; группа «Б» - псы. Мы завяжем основной бой и выполним штурм здания. Действуем на фронте; группа «В» - пилоты и быки. Они находятся в тылу. Группа «Лис» - собственно, наша рыжая принцесса. – у Свирепова был какой-то пунктик, из-за которого он категорически не переносил лис; как минимум – всех самцов он называл принцессами, - Он займёт старую водонапорную башню и поддержит нас огнём.

- Звучит так, как будто ты хочешь избавиться от моего присутствия. – заметил без нападки лис. Он скорее констатировал факт, нежели обижался. Это простота нас, молодых тигров, в нём привлекала. Несмотря на то, что он совершенно очевидно двинут по фазе, мы уважали рыжего врача.

- Как бы это ни звучало, план развивается во времени. После взятия станции группа «А» и группа «Лис» укрепляются в здании, группа «Б» контролирует прилегающую территорию, а группа «В» начинает выносить добычу. Уходим… по ситуации. – пса явно раздражала даже такая неопределённость в плане. Ничего не поделаешь – такие это фурри.

- Группе «А» следует подготовиться. – продолжал Свирепов, - Найдите гранаты в оружейке, сделайте чехлы на хвосты. – пёс явно намекал на оранжевых тигров, - От вас зависит успех операции.

***

Группа не торопясь двигалась по пересохшей долине. Погода стояла пасмурная, как, в прочем, и вчера, и уже целый месяц. Река была нетипичная для этих мест, скорее уж горная, или ледниковая, но никак не равнинная. Высокий каменистый обрывистый берег, из которого торчат крупные валуны. Я всегда считал, что европейские реки мелководны, и дно у них ровное, песчаное. Но здесь, видимо, вода промыла осадочные породы до материка. Сложно представить, чтобы молодые постледниковые реки успели вымыть такие русла. Скорее, это след от ледниковго языка.

Деревья на четырёхметровом берегу возвышались мёртвенные, лишённые листьев. Ни птицы, ни звери не издавали ни звука. Всё вокруг умерло, смертью своей повествуя о жестокости разумных. Перед выходом в долину мы сделали прямо в русле привал. Лис подошёл к кусту, что пророс прямо здесь и пощупал веточку.

- Когда-нибудь они привыкнут. – сказал лис в себя. Я подошёл, отогнул ветку и показал рыжему набухные зелёные с синеватым почки.

- Уже привыкли. – ответил я.

Лёня Басов сидя у костра заряжал гранаты, выкручивал пробку и вкручивал запал, а пробку выкидывал в костёр. Разводить огонь мы не боялись: этот лес ничем не примечателен, да и люди поняли, что наша банда выжила и готова мстить, а потому в лес не совались. Тимофей буквально трясся, глядя на то, чем занимается Лёня. Подвинутый на нормах и Уставе тигр сходил с ума.

- Лёня, хватит кидать колпачки в огонь.

- А то чё? Взорвутся? – Басов поржал над шуткой-самосмейкой.

- Да ебаный рот, Лёня, колпачок гранаты – штука отчётная! А ты – в огонь!

- Да чьи это гранаты, Тима? Ты кому отчитываться тут собрался? Зайцам?

- Блин, да ведь есть требования безопасности! А вдруг взорвётся?

- Я лапами кольцо кое-как выдёргиваю. А тут-то она как взведётся? За залупу, прошу прощения, уцепится? – Лёня уже стебал Царицына, почти не прикрыто.

- Устав кровью написан, Лёня, это не просто так говорят.

- Действие устава кончается там, где начинаются действия боевые.

- Ах ты отбитый! – Тимофей кинулся на Лёню и повалил его на песок, - Я тебе покажу, как со старшими спорить! – Тима был старше Лёни на месяц, и появление этого аргумента в разговоре означало, что поведение самцов переходит к стандартной по-доброму агрессивной манере. Кто-то кому-то выворачивал лапы, делал захват на хвост, происходило всё настолько стремительно, что разобрать принадлежность тел стало невозможно.

Ссора привела к тому, что в драку несколькими ударами ноги включился Панков, пинавший бесцельно и наподдавший обоим. Тигры раскатились в стороны, виновато глядя на младшого.

- Разойдись, Аники-воины. Раз уж драться начали, так деритесь толково, а то даже смотреть не интересно.

- Чё, Коля, подрались твои ручные кошечки? – стебнул Свирепов.

- Ты шавка вообще рот не разевай! – ответил резко Тимофей, - Тут комендатуры нет! Закопаю и искать не станут! – с безграничной преданностью уставу Тима совмещал беспросветную ненависть к военной полиции, в своё время засадившей его старшего брата.

Морду Свирепова надо было видеть. В пределах части с ВПшниками даже офицеры предпочитали не пересекаться. Такие резкие перемены в отношениях отбили у сержанта всякое желание демонстрировать пренебрежение к окружающим, хотя масштабы этого пренебрежения, переходящего в ненависть, наверняка возросли в геометрической прогрессии.

Остальные, кроме псов, переменами сержанта остались в целом довольны, даже избегавшие конфликта, всё более явного, офицеры-пилоты и Панков.

***

Хоть мы и ходили тут не раз, и не два, воспоминания отпечатались именно о том, как мы в последний раз убегали по дороге со станции, напрочь оттесняя всё остальное. Поэтому получасовой переход до станции казался теперь странным и поразительно прямо долгим, хотя мы вроде бы и шли напрямки по дороге, не особо скрываясь. Как бы то ни было, через полчаса мы уже подошли к цели.

Маленький домик, не сохранивший даже следы названия станции, с хозяйственной пристройкой в нескольких метрах и являл собою станцию. Названия её мы не знали, так что если и называли как-то, то только Безымянной. Сама станция стояла на холме, опоясанном лесом, в одну сторону от холма отходила насыпь, а в нескольких сотнях метров в другую сторону располагался мост через реку. Мы вышли на опушку и залегли в кустах.

- Всё. – сказал Свирепов, - пятиминутная передышка на подготовку и начинаем. Связь по КУБам.

Мы отошли в сторонку и сели в кружок. Панков положил перед собой ПП и сказал небольшую речь:

- Учить мне вас нечему, и без меня умные. Просто берегите себя, так-что, Тима, теперь уже можно снарядить гранаты, потом будет поздно.

Тигр ухмыльнулся, открыл гранатную сумку и приступил к делу.

- Зайдём тихо, вдоль насыпи. Потом на чердак сарайки и оттуда закидываем гранатами. Делаем всё быстро. Когда закончим – можно передохнуть. Бандиты ещё не скоро подтянутся. И не забудте замотать хвосты – в прошлый раз мы не кисло обосрались на том, что наз заметили и обстреляли.

Через пять минут КУБы ожили.

- Начали. – сказал Свирепов. Голос его звучал едва разбавленный мелкими помехами. Значит, погода портится. Я достал неудобные для больших тигриных лап беспроводные наушники из футляра в корпусе КУБа и вставил их в уши, сам КУБ закрепил в специальном герметичном наруче. Хвост замотал маскировочным чехлом, на голову натянул балаклаву – и вот я уже серенькая незаметная и незначительная громада, своим весом раздвигающая не траву, но кусты, совершенно серо-коричневая с чёрненьким (как и велит камо). Ну и зелёненький немножко – балаклава и ткань чехла-то – русские.

Насыпь железной дороги возвышалась над местностей метров на пять, а над уступом – на два с половиной–три. Со стороны станции вдоль насыпи растут кусты, которыми мы и воспользовались, чтобы подкрасться к станции. Где-то метрах в тридцати от цели о себе напомнил Свирепов:

- Панков, где вы? Нам бы тут поддержку!

- У меня есть идея получше. – донёсся голос младшого из общего эфира, - Ждите!

- Казню, сука! – сержант оказался немногословен.

Группа потихоньку пробиралась к сарайке. Около неё никого не оказалось, но вокруг ходили патрули. Панков решил навести шороху.

- Группа «Б», откройте огонь на подавление, нужно их согнать в кучку.

- Панков, ты совсем охуел?! Может мы сами и штурманём?!

- Просто стреляй, сержант, больше ничего не надо.

- Пригнитесь. Щадить никого не будем. Группа «Б», группа «Лис» - огонь!

Из леса на станцию понёсся свинцовый дождь. Очереди автоматов псов перемежались щелчками карабина рыжего. Вокруг начали валиться бандиты и взвиваться в воздух фонтанчики пыли от пуль. Бандиты открыли огонь во все стороны, постепенно отступая к станции. Из сарая выгнали водяную бочку, чтобы применить её как укрытие. Бандиты заняли оборону.

- Дождался, Панков? Теперь их оттуда хрен выкуришь!

- Поспорим? – спросил Колян, - На все 9мм, которые мы здесь найдём?

- Козёл… Спорим! У тебя две минуты!

- Хах, он ещё не видел те три ящика, что стоят в зале ожидания! – сказал младший сержант, отключившись от эфира.

Странно, в прочем, было и другое – псы по своей натуре никогда не спорят. Идейное воспитание не позволяет. А в остальном… Мы полезли наверх, на чердак хоз-постройки.

- Ну вот и всё. – сказал Панков, - Гранаты к бою, ребята, кидаем быстро, кидаем метко. Сюрприз что надо.

Я достал из сумки первую гранату, выдернул кольцо зубами, отпустил чеку и быстро выкинул гранату вниз. Человек бы выдернул кольцом зубы, но тигриные лапы, для которых даже специально оружие перепроектируют, с колечком справиться не могут. А вот зубы – ещё одно оружие тигра, тренированный боец ими может и руку по локоть оторвать.

Внизу раздался взрыв, за ним – крики, которые тут же были перекрыты ещё взрывами, а потом ещё и ещё. После этого кричали только на станции, в окна которой также полетели гранаты. Спустя четыре гранаты тишина наступила и там.

- Э, пёс! – крикнул Панков в микрофон КУБа, - Грызи локти! Тут три ящика патронов!

- Три ящика? Пха! Я их там ещё в прошлый раз видел! Пустые они!

- Пустые? Да и насрать! Мы-то знаем, что на кону не ящики стояли.

- А что? Три десятка патронов по карманам?

- Да как же? Авторитет командира, тактически смышлёного лидера.

- Подъёб засчитан. – разбавил эфир лис.

- Ты вообще молчи, принцесса! – рявкнул Свирепов, - А ты, Панков, довыделываешься. Бегом марш, все.

- Псина немытая. – прокомментировал волк мимо эфира.

***

Станция ничуть не изменилась с момента нашего последнего… визита, назовём это так. Всё те же обшарпаные нашпигованые пулями стены, всё те же окна без стекла и рам. Огромная дыра на месте окошка кассы, оставленная, видимо, попаданием снаряда РПГ.

В последний раз мы зашли сюда не так чисто. Лишились троих бойцов. Между сараем и станцией стояла старенькая девятка. А вот у этого окна я сидел вместе с ещё одним другом, Димкой. Когда началась пальба, мы вылетели на улицу и засели за девяткой. Скитальцев крикнул нам переместиться за небольшой кирпичный забор, чтобы прикрыть тех, кто будет вытаскивать добычу.

Забор был невысоким, метр от земли, впрочем, достаточно, чтобы сесть за него и не светить ушами. Всё шло по плану: я стрелял через небольшую дырку в кладке, Димка выглядывал с краю, также методично отстреливая наступающих. Нас двоих оказалось достаточно для того, чтобы бандиты не вылазили с опушки – между нами и лесом оставалось достаточно свободного места для того, чтобы его нельзя было пересечь незаметно.

Я высунулся немного больше, чем следовало, и пулей с меня сбило шлем, следующая попала в кирпичи, но всё равно мне посекло осколками уши. В этот момент я услышал дикий крик. Повернув морду я увидел Димку. Ему повезло гораздо меньше: он высунулся и получил пулю в живот, а скорее даже заряд дроби. Живот разворотило, форма была порвана в ошмётки. Я даже не стал пытаться его вытащить: через секунду его добили пулей в голову. Так парень и затих, испугано глядя в неизвестную даль стекленеющими глазами, а из ран сочилась кровь, перекачиваемая ещё бьющимся сердцем. Потом была команда отходить.

От воспоминаний меня оторвал голос лиса.

- Чёрт, сколько же здесь ребят осталось. Мой взвод через всё прошёл, а в первом же бою тут всех и положили. Глупость какая. А почему я ещё живой?

- Живой – и радуйся. Нашёл чему огорчаться. – ответил ему Басов.

- Так-то оно так, да только скажите мне, чего ради мы вообще стали тут воевать? За что ребята погибли?

- Ну… Чтобы домой вернуться. Наверное. – ответил теперь уже Тима.

- Хуйня это всё, Тимоша. Вот неужели нельзя было тихо домой вернуться? До Минска тут не далеко, не без приключений, но дошли бы. Припасов мало? Да нифига, пока не пришлось кучу раненых выкармливать, нам бы их и до Перми хватило. Или обидел нас кто? Ну огребли и огребли, мы ж военные, своей смертью умирать глупо даже. А ведь начали палить во все стороны, мстить не пойми за что. За то, что сбили? Да ну ересь же. Эти гаврики болотные даже газ больше из баллонов пускают, как на Ипре в 1915-м. Для них миномёт – экзотика!

- Ну а зачем тогда эти гаврики к нам лезут? – спросил Лёня.

- А вот это я как раз понимаю. Прилетели, свалились, с не пойми какими целями, и тут же стали в местные разборки лезти, порядок наводить, понимаешь. Сколько мы народа положили, которые вообще атаки не ждали? Мы ж об этих людях не знаем ровным счётом ничего! Может, у них места какие священные тут есть, может, дни заповедные, когда кровь проливать нельзя. Ведь встречали же мы лагеря, где народ даже снаряжённых магазинов не имел, точно и не на войну, а на праздник какой пришли. А мы тут начали резню. Мы, возможно, для местных – что твои черти. Вылезли, всё святое очернили, и спрятались. Ещё и огрызаются.

- Да фигня это всё, рыжий! – завёлся Тимофей, - Может им и станция эта - жертвенный холм? Да нифига! Я тебе скажу, почему они все сюда лезут. Потому что это станция, Карл! Важный транспортный узел. На всю округу – один, не считая перекрёстка на трассе.

- Ну, я тебе, может, Америку открою, но никогда святые места не образовывались вокруг пальмы в пустыне. Ты же не станешь спорить, что Далматовский монастырь крепко контролирует перевоз товаров по льду Исети из Сибири на Урал? Причём этот путь – один из немногих. Его даже отреставрировали поэтому. И ведь это монастырь. Представь, если соберётся очередная банда и разграбит монастырь и перережет монахов и посетителей? Что ты станешь делать? Конечно возьмёшь дедовский калаш и начнёшь охоту на мерзавцев.

- Я ничего не сделаю. Мне до монастырей дела нет.

- Ну не ты конкретно, а человек верующий? Да и ты тоже, на самом деле? Разве можно простить массовое убийство? Да ещё и в святом месте? Тут тебе уже не до отношения к религии будет, тут справедливость поведёт.

- Взять да отправить на Луну всю эту станцию вместе со всеми святыми местного разлива. – сказал вдруг Панков.

- Тогда нам точно надо будет уматывать отсюда, пока хвост не оттяпали. – ответил лис.

- А как бы это сделать, Коль? – спросил Лёня.

- Да очень просто. В сарайке стоят четыре ящика пермита. У меня и взрыватели есть.

- Да ты псих.

- Почему и нет?

Пермит – мощнейшая взрывчатка. Её разработали в российских лабораториях в 20-х годах. Военные поставили задачу сделать взрывчатое вещество, которое было бы безопасно в обращении и имело при этом максимальную мощность взрыва. В ответ на эти требования и появился пермит – вещество, взрывающееся при контакте со смесью катализаторов. Шашки в виде кирпичей быстро разложили по местам и Панков установил несколько взрывателей. Остальное рванёт по принципу детонации.

***

Через четыре часа из лесной чаще по коридору железной дорогу до станции донёсся гудок локомотива.

- Шухер, пацаны! Братва едет своих искать! – лис тут же ухватил свой карабин и вышел на улицу.

- Свирепов, это Панков, поезд бандитов на подходе. – волк тоже поднялся и подал нам знак сниматься, - Мы отходим к речной долине.

- Принял, Панков. Ждём вас на уступе долины. Группа «В» - двигайтесь к убежищу, ждите нас на входе.

- Есть, начальник.

Через пятнадцать минут, когда мы уже залегли в траве, на станцию въехал маленький состав: тепловоз, две теплушки и обложенная мешками с песком платформа. Братва с Москвы или с Гомеля, но точно не с Брянска – те побогаче и бронируют теплушки и тепловозы, да и на платформах не экономят, выставляя всегда впереди одну.

Мы лежали в траве, и ждали, пока вся ватага выйдет из поезда. Я принюхивался к траве. Она пахла хлором, ви-икс и немножко дедовской заначкой иприта. Обычные животные и люди неспособны уловить и опознать грязную историю почвы, но мы, тигры, умеем не только определять, но и разделить эти запахи, назвать отравляющие вещества. Обычно это мало что значит для живых существ, но в период жары отравленное марево поднимается в воздух и существенно затрудняет дыхание. Местами концентрация столь велика, что без химзащиты не пройти. Так рождаются «мёртвые» леса. Несмотря на вполне логичное основание, для людей их природа – крайне мистична.

- Так, народ разошёлся по станции. Ну-с, начнём. – Панков нажал кнопку на дистанционном взрывателе. В следующую секунду был яркий свет, потом страшный шум, а за ним сильный ветер. В воздух поднялись тонны грунта, закрывая небесный свет. Дышать стало трудно от пыли – она забивалась в глаза, в нос, в уши, в пасть, лезла под одежду и ложилась грузом на шерсть. Кругом трещали огонь и стволы деревьев. Я даже не представлял себе, какая картина мне откроется, когда пыль взрыва осядет.

Тем более ужасающая картина предстала передо мной, когда стало видно станцию. Вернее, её остатки.

Я никогда раньше не видел взрыв пермита. Вернее, видел, конечно, в С-коме, даже специально после минирования поглядел, как взрываются устройства. Но нигде не показывали взрыв такой мощности. И уж конечно никакое видео не даст вам и десятой доли впечатлений от реального взрыва вживую. Он снёс станцию с сарайкой. Он снёс и вершину холма под станцией. Рельсы в радиусе взрыва отправились как минимум на Луну. Деревья поблизости от эпицентра повалились и теперь чадили в небо, а на большем удалении они покосились, а то и вовсе их вывернуло с корнем. Картина впечатляющая и ужасающаяся одновременно.

- Всё, сматываем удочки и уходим. Скоро сюда сбегутся шакалы со всей округи от самого Брянска. – Свирепов поднялся и махнул лапой, чтобы остальные тоже поднимались.

***

Группа шла по руслу, никуда не торопясь и оглядывая все окрестные кусты. Шакалы – это местные мародёры. Если нас можно назвать пиратами брянской пущи, то они – каперы, работающие по разовым контрактам на лидеров и начальство группировок.

К вечеру поднялся ветер. Деревья шумели, перекрывая даже шуршание гальки под берцами солдат. Но крик сзади перекрыл завывание ветра.

- Эй, банда, стой! Стрелять будем!

Даже мимолётного взгляда вполоборота хватило, чтобы понять – краснобанданные в зелёно-коричневом камуфляже шакалы уже вышли из зарослей и взяли группу на мушку.

- Рвём когти, ребята! – Свирепов дал очередь на отмашку по шакалам и бойцы побежали что было сил к повороту русла, от которого до спасительной скалы оставалось совсем чуть-чуть.

Шакалы повалились на землю, двое – навсегда. Когда они встали, фурри уже успели скрыться за поворотом. Всё, что я услышал вдогонку: «Пса брать живым! Казню!»

Мы уже почти подбежали к двери бункера, все скрылись за камнем, догонял только лис. Вдруг он споткнулся за корягу, торчащую из галечного дна, и упал на землю. Один из шакалов зацелил рыжего из пистолета-пулемёта. Я уже попрощался с лисом. Вдруг Царицын рванул с места и бросился к лису. Он поднял его и кинулся к небольшому валуну посреди мелкого течения, достаточному, впрочем, для того, чтобы они могли укрыться. В последний момент пуля попала в ногу тигру и он упал, зажимая рану. Лис откатился за камень. Теперь уже я терял близкого друга.

В этот момент лис выпрямился во весь рост и вскинул карабин. Выстрел, второй, третий, ещё! Ещё! И вот уже весь магазин отстрелян, а все шакалы лежат, истекая кровью. Ни один даже не стонал – все убийства наверняка. В этот момент мне вдруг стало понятно, отчего бандиты на станции валились пачками, стало понятно, что лис нифига не отстреливал патроны в молоко, и стало немного стыдно. А лис тем временем осел на землю. Мы быстро занесли обоих внутрь и замуровались.

***

Единственный фурри, способный вытащить пулю из Тимофея и грамотно залатать его – лис. Он взялся за дело с необыкновенным рвением. И всё время повторял: «Держись, герой, теперь моя очередь».

Мы лежали во тьме казармы. Быки и лис колдовали над Тимофеем где-то в офисах, а я, Колян и Лёня ждали результатов.

Лёня по КУБу общался с матерью, я читал новости. Панков просто лежал на кровати. Впрочем, я знаю, что он не спит – до самых десяти часов он даже не почувствует усталости – волки ещё в первом поколении были созданы как военные до мозга костей.

- Да, мам. Нет. Не знаю. Всё хорошо. Ну, что Минск… Не фонтан уже, конечно, не то, что на открытках, но сойдёт. Нет. Нет. Да. Хорошо. Папа как? Ладно. Да. Да. Нет. Ладно. Хорошо, давай, пока. И я тебя люблю.

- Как там у вас? – мы с Лёней часто обсуждали, что происходит на Родине: у меня, в Тюмени, и у него, в Кургане. Правда, обычно участвует и Тима из Шадринской Тигриной Колонии.

- Нормально. К девятому мая новые площадки под технику в открытом музее готовят. Ну и у Ленина постамент чинят. А ещё ледник за кольцом растаял в кои-то веки. В первый раз за всё то время, что весна наступает. А это, считай, уже десять лет как.

- Круто. Слушай, а что там в коридоре за шум?

За дверью кто-то шебуршал, периодически доносились крики. Скоро дверь открылась. Судя по теням, двое псов забросили на ЦП лиса, а затем в проём гермодвери заглянул один пёс.

- Забирайте свою принцессу. – донёсся голос Свирепова, - Мочи нет больше этот бухой воротник терпеть. И прибрать за ним в столовке не забудьте. Быки позже придут. Они едят пока.

Казарма наполнилась запахом перегара. Скоро лис подал голос:

- Э-э! Есть тут кто?

- Есть, есть. – ответил ему Панков, - Угомоняйся давай. Скоро спать.

- А-а-а! Ко-оля-а! А ты знаешь, Коля, а ведь я сука.

- Не знаю, Кирилл, лично не проверял.

- А зря-а. Тогда, может, раньше бы меня пристрелили! А так я парня погуби-ил!

- Кирилл, от ранения в ногу ещё никто не умирал.

- Но ведь могли убить!

- Но ты его и спас. Молодец. Ложись спать.

-Стыдно мне, Коля. Бестолковый я. Всю жизнь бьюсь, как мотылёк об стекло. А толку – ноль! И даже в минус. Учился – исключили из школы за драку. Даже покушение вменяли, но в высшей инстанции у этих блатных блату не хватило. Из колледжа медицинского тоже турнули, за массовую драку. В армию пошёл, месяц до дембеля. Два года как сраный веник метался! Лишь бы квалификацию дали! А теперь тут, в окружении врагов, да ещё и вам проблемы приношу! А-а.

- Коль, - я позвал младшого, когда рыжий наконец угомонился, - Ждать больше нельзя. Скоро некому будет уходить. Я всё-же нашёл телефон штаба операции и они совсем не против нас забрать, нужно только время и место. Тимофей уже получил свой заряд бодрости. Мои дела по словам… Кирилла, так? Да, так. Мои дела по его словам тоже плохи, мне нужна квалифицированная помощь, если я не хочу прописаться в дурке или на фронте. Да и сам лис тоже талантливый парень ведь на самом деле. Нам пора уходить.

- Ну… Пожалуй, да. Тут в семи километрах есть обширное безлесье, пахотное когда-то. Надо только посоветоваться со Свиреповым…

- Не надо, товарищ младший сержант. Я думаю, Свирепов – последняя фигура из тех, кому бы следовало это решать. А по-хорошему, я бы даже не избегал применения силы в решении этого вопроса.

- В тебе говорит молодая кровь, Рома. Проблема в том, что шавка тоже не преминет показать силу.

- Я думаю, что большинство поддержит нас.

- Только не псы, а их много.

- Где-то говорили, Колян, что сила в правде. У кого правда, тот и сильный. А правда за нами.

- Вот ты чего вспомнил. Вот тебе тогда ещё одна истина: у кого ружьё, тот и прав.

***

Следующим утром Свирепов был поставлен перед фактом. Ярости его не было предела. Он метался из крайности в крайность: то он кричал, что мы трусы и бежим от сражения, то наоборот взывал к чувству долга и предлагал если уж и уходить, то крестовым походом в сторону Минска. Как бы то ни было, но после этого все собрания псов проходили за закрытыми дерями.

В тот же день мы связались со штабом. Договорились на послезавтрашнее утро. План был такой: подготовить патроны, припасы, Тимофея, все найденные документы, составленные протоколы, оставить радио-маяк и поздним вечером следующего дня выдвинуться к месту назначения. Ночь переночевать в пещере по пути, а рано утром выйти уже на открытую местность.

Мы выдвинулись, когда солнце ещё не успело зайти, но в глухой чаще из самых тёмных углов уже вышла ночь. Ни фонарями, ни факелами не пользовались – важно сохранить в секрете наш отход, чтобы не грузиться в вертолёты под огнём. Ориентировались по старому, советскому ещё компасу со светящимися стрелкой и шкалой.

Уже через час (а двигались мы с раненым и грузом не быстро, хоть и были с нами быки) мы добрались до пещеры, до нашей цели осталось меньше пяти километров. От скорой развязки нашей брянской одиссеи меня переполняли эмоции и я, истощённый этой бурей, быстро уснул.

***

- Подъём! Давай, вставай, киса! Хватит дрыхнуть!

Я, ничего не понимая, сразу вскочил на ноги. Первое, что я увидел, это двух псов, от плеча целивших меня из автоматов. Это было неожиданно и разочаровывающе одновременно. Всё, чего не говори, думаю, и для вас не слишком обычно просыпаться в такой ситуации.

- Ага, проснулись, твари, ну всё, хватит. Давайте, дезертиры, становись! Берите груз, раненого, и уходим вперёд!

Рядом были Лёня, Панков, Тимофей и офицеры. Ни лиса, ни быков не было. Непонятны были и мотивы ВПшников.

- Ну и нахрена? Что ты творишь, Свирепов?! – Панков задавался теми же вопросами.

- Хочешь спросить, почему я вас веду вперёд? Раз так очевидно хочу вернуть вас назад? – речь Свирепова было сложно понять от того, что в ней сквозило безумием, да и сам он уже на эмоциях терял связь в речи, - Очень просто. Очень-очень просто. Я же хочу, чтобы эти места очистились! Во-о-от! В том-то и суть! Смотри: сейчас мы идём туда и расстреливаем вертолёт, не обнаруживая свою принадлежность. Нас считают погибшими или пропавшими, но оставить без внимания такую угрозу с тыла они не могут! Они отправляют сюда войска для удара возмездия, и они находят нас. И мы, мы становимся знаменем борьбы с этими бандитами! Враг будет побеждён, а мы не только не будем забыты, а ещё и героями станем! Ещё какими! Я столько этого ждал, Панков, столько ждал, на самом деле. Ведь нас все считают только что не клонами, безликими слугами режима, которых иногда надо стращать, а ведь мы просто делаем свою работу, даже сейчас – мы возвращаем вас на фронт.

- Правду про вас говорят, что вы без присмотра крышей едете, псины. – ответил на это Колян. За что получил прикладом в морду. На известняковый пол пещеры выпали несколько зубов и брызнула кровь.

- А где медики? – спросил кот.

- Скажем так, товарищ старший лейтенант, маловероятно, что мы их снова увидим.

- Ох и паскуда же ты. – ответил на это волк.

Через пять минут мы шли колонной по одному. Наши лица были угрюмы. Я и не предполагал даже, чего ещё ждать от двинувшихся крышей псов. Они в противоположность нам выглядели довольными. Пытались шутить, хоть и не умели особо, в виду воспитания. По времени уже приближался рассвет, но за стеной леса не была различима зорька, здесь царил мрак. Дорогу освещали фонари.

- Ну, Панков, как тебе моя идея? Поделись! – Свирепов развлекал себя разговором с младшим сержантом, хотя отлично знал ответ волка.

- Задохнись уже, заколебал. Хорошо это не кончится. И для тебя тоже.

- Ну как же, как же. Ты прав, Панков, так всё и есть. Тебя, скорее всего, придётся убить. Не хочу, чтобы ты меня сдал. Тигры, скорее всего, тоже пойдут в расход. Офицеры промолчат, думаю, ваш пример их вразумит. А я… Когда всё кончится, я напьюсь, и умру от отравления алкоголем, но как же я буду доволен! Аха-ха-ха!

- Ха-ха-хах! – подхватили смех командира остальные псы.

Но тут из глубины леса донёсся хлопок выстрела. Один из псов захлебнулся сначала смехом, а потом кровью, в его груди зияла рваная рана, обрамлённая обрывками формы и окровавленной шерстью. Когда упал ещё один пёс – Впшники заметались, не зная, что предпринять. Они не солдаты – они полицейские. Мы сразу упали, чтобы не поймать случайную пулю. Я повалил пилотов, тоже замешкавшихся в суматохе, прикрыв их своим телом. А в лесу хлопали выстрелы, доносились крики. Сумерки постепенно рассеивались, лес наполнялся светом.

И вот, остался стоять только Свирепов. Он, как загнанный дикий зверь, крутился на месте, ожидая нападения со всех сторон.

- Эй, псина! – из леса донёсся окрик. По голосу я узнал лиса. Рыжий жив! Но как? Откуда? Что вообще случилось?

- Ты! Предатель! Выйди, чтобы я мог убить тебя! – кричал в темноту Свирепов.

- Сам попросил!

Один за другим захлопали выстрелы. Сначала две пули пробили лапы псу, потом – две прилетели в ноги. Лис не мазал, хотя я уже мог видеть, что он идёт в полный рост, перешагивая через коряги. Пёс лежал на земле, крича и ворочаясь с боку на бок.

- Аааргх! Сукин сын! – даже в таком положении Свирепов не прекращал сопротивляться всеми возможными путями, пусть даже и вербально.

- Так-то очень даже наоборот! – ответил лис, приближаясь.

- Со спины стреляешь, паскуда! Ну-ну, такие вы значит, военные? Бесчестные твари!

- Твари? Паскуда?! А кто ты тогда?! Ты!.. Ты убил двух ребят в спину! Лично! Они даже не знали ничего! А ты выстрелил! Не моргнув!

- Да потому что вы все против! Вы все хотите сбежать от войны, от своего долга, от… - слова пса прервались выстрелом, и голова его разлетелась по сторонам. Несколько мгновений ничего не происходило.

- Рыжий… Рыжий, ты как? – первым заговорил Панков.

- Я… Я нормально. Я… Я убил его. Всё.

- Всё хорошо?

- Да, да, конечно. Вставайте. Как раненый? Эти дикари ничего не натворили?

- Нет, Киря, всё нормально. Ребята, подъём. Пора идти.

- Задолбало уже всё. Не хочу я никуда идти. Хочу на жопу сесть и сидеть. – сетовал кот, выползая из под меня.

- Побереги задницу, тебе ещё три часа в вертолёте её просиживать. – ответил ему волк-пилот.

***

На поле медленно опускался Ми-40, модификация 26го, в сопровождении двух Ми-24. Я даже и не знаю, как передать эти эмоции. Они незабываемы и неописуемы. Вот и всё. Вот мы и дома. Ну, почти. Но уже не в холодном бункере, и не на разорванной на куски станции, и не на заброшенном заводе, а в по-своему уютном салоне вертолёта.

Псы оказались единственными из нашей экспедиции, кто не предан земле. Земля сама возьмёт их тела, как плату за то, что разумные творят здесь. Уходя я слышал, как кто-то плюнул, явно на тело. И мне всё равно. Мне и самому плевать. Вот такие мы стали. Не военные, не солдаты, не фурри – просто убийцы, у которых остальное уже второстепенно, а смерть – привычна.

Вертолёт уносил нас всё дальше от отравленной Брянщины. А каждый из нас сам уносил отсюда что-то своё. Новый характер, новый взгляд на мир, новые цели. Не знаю, кто и как пропустит через себя эти события, да и не очень-то интересно, на самом деле. Иллюзий нет. Я их больше не увижу. Лишь одно я знаю точно: то, что мы все вместе увозим отсюда, и оставляем здесь одновременно – тайну подвига лиса. Подвига и преступления в одном деянии.