Furtails
Марамак Квотчер
«Соболячий путь»
#NO YIFF #белка #разные виды #приключения #фантастика

Соболячий путь

Квотчер Марамак



Вариса сидела на скамеечке возле норупла, поцокивала, и неспеша, с толком и расстановкой, перебирала посевные бобы на следующий год. Хотя небо пока что было чистым, и только белые высокие облака мотылялись по его простору, жёлтые листья намекали на наступление осени. Как и двадцать белок из десяти, грызуниха собиралась Набить Закрома - причём не просто набить закрома, а именно Набить Закрома, с очень больших букв и шрифтом с завитушками. Вслуху этих намерений она продолжала начатое... впрочем, вряд ли ей удалосиха бы продолжать не начатое!... Так вот, белка брала из корзины очередной сухой стручок, чёрный и сморщеный, как сушёный гриб, и шелушила его острыми коготками. В этом случае когти могли даже перестараться, располовинив сами бобы, что мимо пуха.


Вариса уловила шуршание слева, хихикнула про себя, а затем резко развернулась, распушила хохолок и громко цявкнула:


- А вот йа тебя, грызун-хвост!!


Подкрадывавшаяся белочь прыснула в кусты, как рыжая молния, только взлетели листья и клочки пуха. Вторая белочь, которая была поспокойнее, продолжала возиться с чурбаком, пытаясь установить его в равновесии на одной грани. Грызуниха с интересом наблюдала, как зверёк упорно роняет чурбак и каждый раз задумывается, чтобы всё-таки это значило. Это для полновесного грызя падения чушки вешь очевидная, а для трёхлетней белочи - отнюдь нет. И всё же грызуниха не могла удержаться от умиления, отчего в очередной раз захихикала и вспушилась. От звука встряхиваемого пуха спугнулся заяц, подобравшийся к загородке вокруг грядок, и сиганув через куст, исчез в лесу.


- А какие мягкие бока, - стала негромко напевать Вариса, шелуша стручки, - Да у пухового хомяка...


Она вспомнила про беспокойного грызунёнка, опять резко обернулась и цявкнула, попав в запятую - белочь снова подкрадывалась, чтобы внезапно схватить пушной мамин хвост, а теперь подпрыгнула и стреканула в свои любимые кусты. Белка прокатилась по смеху, что случалосиха с ней достаточно часто, то есть точнее цокнуть, чаще чем постоянно. Пырившаясь через изгородь лосиха видимо тоже проржалась, прошлёпав губами и разбрызгивая слюну. Вариса уже знала, что белочь понимает, когда что-то отвлекает добычу, так что


- А вот йа те... Ой!


- Что, вспушило? - довольно скосил морду Рыун, подобравшийся вместе с белочью.


В отличие от грызунёнка, это был таки полновесный грызь размером немного побольше Варисы, столь же дико пушной и рыже-серый, как и она. На четырёх лапах и вцепившись когтями в землю, он был жутко похож на белочь. Хотя если разобраться в песке, то и Вариса на слух от белочи мало чем отличалась, кроме размеров - разве что юбкой, на пояс которой она вешала кусачки, ножик, и прочую полезняшку, а также слегка другим тушкосложением, более прямоходящим. Согрызуны довольно мотнули ушами, вспушились, и Рыун лизнул грызуниху в нос, отчего оба катнулись в смех.


- Этот грызунёнок похож на кота! - цокнул грызь, поднимая лапами белочь, - Всё время что-то ловит, а потом дрыхнет по пол-дня.


- Пополдня! - чивкнула белочь.


- Именно. Но, в общем-то, это в пух, - зевнул Рыун, - А что, Варь, бобы все уже того?


- Собраны да, - цокнула грызуниха, - А чистка в процессе.


- Вкусные, засранцы, - покосился на бобы грызь.


- Но-но, это посевные! - хмыкнула Вариса, - Кормовые вон, в погребе, под капустой.


- Под капустой, - повёл носом Рыун, встал и двинулся к норуплу, однако от самой двери цокнул, - А да, там ведь что, Ныгец цокал, что они угрожают собрать на совет эт-самых, завтреча или послезавтреча... плюс-минус неделю. Ну и как раз эт-самое...


Грызь показал лапами, что имел вслуху под "эт-самым", получилось "пробный запуск". Уши Варисы враз приобрели вертикальное положение, хохолок гривы распушился, и грызуниха издала курлыкающий звук, как перелётный журавль, увидевший корыто пшена.


- А ну-ка посиди на хвосте! - цокнула она Рыуну, не дав влезть в норупло, - Ты с белочью!


Тот округлил яблоки, которые глазные, но только хихикнул и махнул лапой. Грызю было очень приятно наблюдать согрызунью в столь хохолочно-подъёмном состоянии, да и прислухнуть за белочью было отнюдь не впадлу. Вариса же прошла кругом по маленькому помещению норупла, сделав по пути кучу всего, типа переноса кастрюли в погребок, одевания спецовки, полива горшка с цветуём, и так далее. В последнюю очередь грызуниха сунула в карман пырительную трубу и две записные книжки, забитые буквами. На выходе грызунёнок-кот таки прыгнул с крыши и вцепился ей в хвост, но Вариса не особо повела ухом, отъяв зверька вместе с клоком пуха.


- Белочь, - цокнула она белочи, - Вашей маме тоже пора немножко поиграть!


Вариса перепрыгнула изгородь, оказавшись на узкой дорожке между рядами кустов, и сначала пошла быстро, а потом перешла на бег. Сзади увязались две енотовые собаки, лая во все глотки, так что она с чистой совестью поднажала, и неслась уже как рыжая комета, только когти чиркали по песку на тропинке.


Грызунячье жилище, норупло, находилось в ботвяном круге, тобишь место было огорожено кругом, потому как при этом изгородь захватывала максимальную площадь при заданной длине. Внутри этого круга возились на своих участках несколько грызьих семей, разделив огороды только кустами, а до следующего круга следовало перейти ельник и овраг. Грызи очень не уважали скученности и оттого селились так, чтобы их было довольно трудно найти.


Легче было найти волков, стоило пробежаться, издавая относительно шумный шум, как серые щенки с телёнка размером сорвались из кустов и последовали за грызунихой. Не то чтобы они собирались употреблять оную в пищу, потому как волки были пропушены и приучены к бесперспективности этих попыток, однако интерес к бегу никуда не делся. Вариса услышала за хвостом сопение и звук лап по траве и песку, и оглянувшись, зафиксировала трёх животных, шуровавших за ней с полной отдачей. "Эй животные, йа вас зафиксировала!" - подумала она про себя, чтобы не сбивать дыхание цоканьем.


Отмахиваться от волков или играть с ними в белочь на ёлках было в пух, но не сейчас, так что Вариса просто поднажала, и когда до волчьей пасти оставалось шага два, влетела на мостик через овраг. Мостик было громко цокнуто, просто длинное бревно со стёсанным верхом, притом в некоторых местах скользское от старости. Прекрасно зная об этом, грызуниха пронеслась по бревну, нисколько не сбавляя скорости, и через пять секунд оказалась на другой стороне глубокого оврага, плотно заросшего травянистыми культурами, тусовавшимися у ручья на дне. Как оно и предполагалосиха, волки преодолеть преграду так же быстро не сумели. Даже не потребовалось подскальзываться, просто тот, что бежал первым, влетел на мостик и затормозил, опасаясь загреметь, а второй тормозить не стал, и поддав зверя боком, полетел вместе с ним в заросли. Третий свернул от мостка и прыгнул, но двадцать шагов не осилил и застрял примерно там же, где и остальные. Из травы только доносилось ворчание, шуршание и торчали серые бока, так что Вариса катнулась по смеху, и уже с меньшим рвением побежала дальше.


Целью грызобега была "соболиная нора", построенная на опушке мощного хвойника, между ним и длинным полем. Летом даже громоздкое сооружение было почти не слыхать под шубой винограда и плюща, но нынче, на повороте к зиме, депо издалека чернело деревянными стенами. "Нора" была не слишком широка, но местами высока, до пяти этажей, и длинна - во всю Дурь шагов двести будет. Сооружение, как было цокнуто вполне справедливо, напоминало не иначе как огромный сарай, потому как являлось огромным сараем. Внутри, на проложенной по центру ровной колее, отлёживался на бесснежное время года "Соболь", огромный паровоз-зимоход. В депо также влезали три топливных тендера, которые он таскал за собой, а вот все вагоны поезда стояли дальше на открытом пути, вытягиваясь вдоль поля. Нельзя цокнуть, что стандартный зимоходный вагон был очень большим, но когда их четыре десятка - состав получается внушительный.


Вагоны поезда, как и локомотив - грузовые фурного типа, платформы и наливные цистерны - стояли лыжами на толстых гладких досках, так чтобы всё это хузяйство было реально сдвинуть на лыжню. Депо же обеспячивало сухое хранилище для паровоза, а главное в нём располагались ремонтки, проводившие летом подготовку машины к зимнему сезону охоты на Прибыль. В пристройках к общему массиву существовали кузня, литейка, токарный цех, и прочая дребузня. Варисячий согрызун Рыун зачастую возился там с шлифовкой деталей, вслуху чего и был осведомлён о происходящих событиях.


Собственно, в окрестностях нескольких килошагов все грызи были причастны к соб-норе, потому как в околотке было не так уж много грызей, а возня с агрегатом требовала много белко-часов работы. Некоторые трясли в самой норе, ремонтируя и обслуживая стальное животное, другие, как Вариса, гоняли его по зимним дорогам. И те, и другие, плохо скрывали своё годование по этому поводу. Хорошо скрывал сам "Соболь", потому как ещё никогда ничего не цокнул. В околотке было не напряжно с Добром, потому как работа предприятия "Фужлинская СобНора" приносила много Добра. Большая часть оного расходовалась на оплату долга Пропушиловскому Паровозному Заводу, потому как стоимость локомотива и сопутствующего оборудования слишком велика для приобретения такой техники маленьким околотком. Грызи однако обманули это уравнение, и техника в околотке была. Другой стороной песка, не менее попадающей в пух, являлась та факта, что грызи тешились от возможности покататься на зимоходе, даже до одури, а некоторые, как Рыун, были не прочь и повозиться с железками в том числе в своё удовольствие.


Нынче вокруг норы происходила возня - точнее, по большей части возня происходила внутри. Из нескольких кирпичных труб валил дым, из-под навесов слышалосиха звяканье металла и громкое цоцо, а также звук трясущихся ушей, если прислушаться. Возня концентрировалась в само депо, к нему даже не шло колеи, а только тропинки, потому как всё необходимое уже завезли зимой. Вариса прекрасно помнила, что было столько-то тонн угля и столько-то дров, рассчитанные на пусковые операции и переход до ближайшей топливной станции - с запасом, конечно. Пробный запуск производился для того, чтобы окончательно убедиться, что всё в пух, перед началом сезона. Как правило, эти запуски делали сразу после окончания ремонтных работ, чтобы в случае косяков иметь время на исправление.


Пройдя через корридор между кустами шиповника, Вариса оказалась уже под одним из навесов депо. Сразу стало сумрачно, а в нос шибануло сильным запахом угля. На самом деле, вскоре уголь переставал чувствоваться и не мешал. Грызуниха с улыбкой вышла на путь, ослушивая "Соболя" - сооружение было внушительное, даже внутри норы. Зимоход этого типа состоял из трёх сцепленных наглухо меньших паровозов, объединённых в общую систему, отчего был, ясное дело, в три раза длиннее оных. Основная рубка управления существовала сзади, но так как оттуда вообще ничего нельзя было увидеть, курсовая рубка торчала сбоку на самом носу. Три длинные стальные трубы были смещены в сторону от продольной оси, а посерёдке поверху проходила рельсовая колея для субдрезины, тобишь дрезины, катавшейся по поезду. Эта штуковина могла прокатываться по своим рельсам от тендеров с топливом до бункеров котлов, подвозя горючее гораздо большими темпами, чем бросание влапную.


Грызуниха кивнула паровозу ушами и погладила лапкой шершавый и слегка ржавый борт; неспеша она ещё долго шла вдоль стоящих на досках лыж с мощными рессорами и нависающих боков котлов. В яме под путём суетились грызи, вероятно проверяя домкраты. Для того чтобы запустить машину вхолостую, требовалосиха поднять ведущие колёса от досок. Впринципе, между гладкими досками и бронзовыми накладками лыж был слой смазки, так что "Соболь" мог и поехать, но за неимением впереди лыжни он встал бы на лугу, как дурак. Вариса привычным движением схватилась за поручень, и прыгнув через несколько ступенек, взлетела в большую рубку с настижь открытыми нынче дверями. Вслуху того, что паровоз стоял в сарае, в рубке было сумеречно, но различались кресла перед батареей приборов, в основном давлениеметров - это был пост механика, на котором обычно никто не сидел без отрыва. У другой стены находился пост погодника, с ящичками для записей и приборами; в третьем углу помещения также стоял большой стол, причём прилагающийся к нему шкаф работал как перегородка. Это был Бюрократический Стол, и собственно, основное место Варисы как нафигатора экипажа. Собственно, в большинстве случаев именно она давала отмашки на все действия экипажа, так как знала, куда и зачем ехать.


- Стол, милый стол, - хихикнула белка, и напомнила себе взять на рабочее место фикус, когда будет пора.


Стол действительно действовал на неё умиротворяюще, а кроме того, за перегородкой, в задней части рубки, были тесные, но вполне годные отсеки для суркования. Кстати о песке, надо набить туда свежего мха, а старый расстелить обратно на землю, напомнила себе грызуниха. Вслуху того, что сурковательные ящики были отгорожены стенкой с несколькими слоями камыше-стружечной плиты, в отсеке было очень даже неплохо плющить харю - шум механизмов почти не слышался. Вариса заслухнула туда, убедилась в правильности своих выводов о мхе, и вспушилась. Вылезши из рубки, она таки столкнулась с грызями, тащившими какую-то железяку.


- А, грызо! - цокнул грызь, - Всмысле, Вариса-пуш.


- Пуш, - согласилась та, на всякий случай оглянувшись на хвост.


- Ныг вон там, в кузнице, - махнул грызь за хвост, - Имеет цокнуть.


Старый механик Ныгец занимался основной организацией подготовки "Соболя" к сезону, так что немудрено, что именно он имел цокнуть. И Варисе приходилосиха раскрывать уши в первую очередь. Как и было указано, данный хвост мельтешил в кузне, тряся ушами и что-то вцокивая грызям; пуши в полном составе катались по смехам. Иногда это дело прерывалосиха ударами молота по металлу, и комментариями типа "грызаный случай!".


- А что Ныгец-пуш, - цокнула Вариса, постаравшись подкрасться незаметно, - Имеешь цокнуть?


Тот и ухом не повёл, сразу начав цокать.


- Надобно, Вариса-пуш, провести инвентаризацию команды, - сообщил он скрипучим голосом, - Потому как обещают ранний снег, гусака ему в печень и пух в уши. Сейчас будем запускать, если всё в пух - через десять дней режим готовности.


- А не рановато? - уточнила грызуниха, - Ты же знаешь, что этот режим передерживать нельзя, фигня получится. Через десять дней мы никак не поедем.


- А если? - показал лапами сыплющийся снег грызь.


- А попуху, хоть по уши. Прокладчик к нам ходит от Фиртюльской, а это через Светлую, Жирную и Светло-Жирную, - точно процитировала карту Вариса, - Пока реки не встанут под лёд, прокладчик к нам не доберётся.


- Это да, - согласился Ныгец, - Наверное, через десять это слишком. А куда?


- Через тридцать, - хмыкнула грызуниха, - Не меньше.


- А, тогда кло, - усилием воли опустил хохолок грызь, - Ну, инвентаризацию всё равно надо.


- Не бельчи бельчёного, - зевнула Вариса.


- Там ещё из Груздина околотка три хвоста собирались подвалить, - цокнул Ныгец, - Для обретения натасканности в вопросах эт-самого.


- Обретения?


- Ага.


Вариса слегка призажмурила глаз, потому как если цокнуто "обретения натасканности", а не "увеличения натасканности", то это напух весьма долго кудахтанье. Короче цокнуть, пуши вообще не шарят, и вполне может быть, услышали паровоз третий раз в жызни. Впрочем, она и не подумала что-либо поперёк шерсти, потому как сама обрела и увеличила натасканность именно таким образом, катаясь на зимоходе из Шустрячьего околотка. Поэтому, если грызи будут настоящие, а не одно название, так она была готова выкрошить им на уши пару батонов науки.


- Кстати, уже затапливаем, - хихикнул Ныгец, встал на четыре лапы и заглянув под поезд, крикнул, - Ээй пух, как оно??


- В пух! - ответил снизу пух.


- Это в пух, что в пух, - резонно цокнул грызь, и вспушился.


Поскольку в депо было достаточно трясов, Варисе оставалосиха только наблюдать за операциями. Она и сама схватилась бы, но негоже лишать механиков удовольствия запустить наконец машины, которые они ковыряли чуть не всё лето. При первом пробном запуске, состоявшемся дней двадцать назад, развалился один из подшипников в передачах и слетели кольца в поршне. К теперю эти и другие мелкие косяки были устранены, и грызи вполне могли рассчитывать на чистые орехи. Вспомнив про орехи, Вариса вспушилась, достала из кармана означенный продукт, и с хрустом использовала резцы. Вокруг полетела ореховая шелуха, которой и так был обильно посыпан весь пол.


Пока в яме под поездом готовились, поднимая домкратами подвеску и вывешивая ведушие колёса, грызи уже начали бросать поленья в топки всех трёх котлов. Бункеры заранее оказались загружены почти доверху, однако ради проверки запускали и субдрезину. Для неё имелся небольшой котёл с отдельной топкой, чтобы быстрее согреть, не прогревая основные. На самой самоходной вагонетке топки не имелосиха, она заправлялась из этого котелка кипящей водой и паром, после чего могла раз сорок прокатиться туда-обратно, натаскивая топливо из тендеров. Депо наполнилось запахом свежего дыма, вдобавок к старому, угольному. Из труб потянулись сизые клубы, вылетая нуружу через открытые крышки в навесе. Вариса снова зашла в основную рубку, и через плечо Елыша выслушала приборы. Стрелки показывали, что в котлы налито чуть больше минимума воды, чтобы не кипятить лишнее. Другие стрелки, показывавшие температуру, медленно сдвинулись с нулей.


Кочегарить на котлах "Соболя" было куда как проще, чем на других паровозах - сужающийся книзу бункер сам вываливал горючее почти к самой топке, только подталкивать кочергой, сколько надо. Вслуху этого в обычном режиме с тремя котлами мог управляться один кочегар, что также давало локомотиву кусок Прибыли. Пока грелись основные, засвистел котелок субдрезины. Шеныш, вспушившись, взялся за рычаг и раздвинул хитрую трубу, соединявшую стационарный котёл и котёл субдрезины. Убедившись, что она вошла плотно, грызь повернул кран и кипяток пошёл куда следует. Затем он ещё подождал, пока вырастет давление, закрыл кран и разъединил трубу.


- Отлично, вроде в пух, - цокнул он, - Варь, пухнёшь?


Варису два раза просить не требовалосиха, она взлетела на заднюю площадку паровоза, где стояла на рельсах субдрезина, и встала на подножку, держась за поручень. Собственно, впереди был только котёл размером с бочку, и железный самосвальный кузов для топлива, а под ногами - педали для хода и тормоза. Отпустив стояночный тормоз, грызуниха осторожно наступила на педаль хода. Раздалось шипение, пар пошёл в цилиндр, и вагонетка медленно двинулась вперёд. Кататься ей особо было некуда - с одной стороны стенка рубки, с другой въезд в тендер, забитый дровами. Вариса подъехала к поленнице и затормозила, вызвав скрежет металла.


Теперь подъёмник, подумала она, повернув голову боком и смотря назад, сдала обратно на исходную, и опять резко наступила на тормоз. Тормоза на дрезине должны были работать точно по шерсти, иначе трудно управляться с ней на ходу поезда. С исходной позиции можно было дотянуться лапой до рычага, открывавшего пар в цилиндр подъёмника, что грызуниха и сделала, вспушившись. Часть площадки вместе с рельсами и стоящей на них дрезиной пошла вверх по направляющим.


- Вроде трясёт отсюдова, - цокнула Вариса, показывая пальцем, - А?


- Трясёт, но попуху, - цокнул Шеныш, - Там не цепляет, а болтается.


- А, тогда в пух.


Менее чем за минуту механизм поднимал субдрезину на уровень крыши рубки и верха котлов, а соответственно и бункеров. Вариса прокатилась до самого носа паровоза, слушая как стучат колёса на стыках рельс, ведь рельсы между поворачиваемыми частями были набраны из мелких кусков, чтобы изгибаться. В неярком освещении депо белели полосы на фермах, держащих трубы, чтобы об них не приложился ушами дрезинщик - если как следует высунуться, то можно ухитриться. Подумав о, грызуниха слезла на крышу котла и послушала, как с фонарём на субдрезине. Фонарь выслушил весьма пыльно, что мимо пуха. Это здесь вполне всё видно, а ночью да при снежном буране сверху будет хоть ухо выколи, и лампа просто необходима.


- Эй Шен, - цокнула Вариса вниз, - А лампочку чистили?


- Хм? - почесал ухи тот, - Слышимо нет. Точно, надо эт-самое.


- И запасных пухните, - добавила грызуниха.


Как она теперь сама убедилась, субдрезина работала точно по шерсти. Пока проходила вся эта тряска, а грызи цявкали и вспушались, вода в котлах разогрелась, и закипев, наполнила остаток объёма паром.


- Ээй пушнина!! - заорал из окна рубки Елыш, - Всем от песка!


Грызи расходились от паровоза, чтобы невзначай не получить в морду струёй пара, если той задумается вырваться из неплотного соединения. Вариса вместе с несколькими пушами поднялась на баржу, с которой доставали до труб паровоза - толстые брусья защитят даже от сильно летящих деталей, абы таковые найдутся. "Соболь" дал три свистка, после чего механик пустил пар в цилиндры. Раздался мощный шум, напоминавший катание ветра по верхушкам леса, и характерное "фыф-фыф" от циклической работы приводов. Ведущие колёса бодро закрутились, о чём и не умолчали наблюдавшие за этим грызи. Затем они же приспустили домкраты, дабы колёса вошли в зацепление с барабанами, каковые имитировали нагрузку, затормаживая вращение. Кроме того, система испытывалась на давление, так как в котлы были вкручены предохранительные клапаны, открывавшиеся при давлении на треть больше, чем обычно.


Снизу раздавался скрежет тормозных барабанов, потом понесло и горелым, потому как колодки сильно грелись. Однако сие никого не грызло, и пуши слушали этот концерт с чувством выполненного, и в том числе долга. Механики депо, или как их называли, "мехушки-норушки", летом облазили огромный паровоз по каждой гайке, так что теперь, неслушая на перегруз в треть нормы, машина работала вполне чётко. Елыш ещё попереключал режимы, отчего "Соболь" щёлкал и травил пар, и достаточно скоро возвестил, что центр пуха достигнут. С котлов сбросили давление и заглушили топки, но остывать всё это хузяйство будет ещё дня три.


После того, как Вариса лично убедилась в готовности паровоза, следовало подготовить пушей из команды. Самые упоротые, такие как она сама, Елыш или Шеныш, уже крутились вокруг и потирали лапы, но втроём они явно не управятся. В зимоходчиках состояло двенадцать хвостов, из которых шерсть трясли разом, а ещё шерсть были запасным экипажем, на всякий случай и для смены. Варисе предстояло обойти весь околоток и возможно окрестности, дабы найти каждого нужного грызя и грызуниху, и использовать по назначению их уши. Это было не так просто, и отнюдь не из-за расстояний или препядствий, просто найти грызя в Лесу довольно сложно - в гнезде он сидит, но отнюдь не постоянно, а если не в гнезде - то попробуй обнаружь. Вслуху этого Варису ничуть не тяготило, что ей по-любому придётся ходить лапами - просто вслуху отсутствия подходящих средств транспорта. Гонять паровик, даже лёгкий, грызуниха и подумать не могла, как и влезть на лошадь.


Правда, Ратика, варисячья сестра и по совместительству бюрократ-разведчик, таки ездила на лошадях, что обуславливалосиха особенностью её поездок. Причём именно на лошадях - лёгкая маленькая белочка брала с собой двух, чтобы пересаживаться и не нагружать одну. Варисе ещё предстояло получить от неё кучу информации по грузопотокам и заказам на зиму, чтобы разобраться в том, как планировать маршрут зимохода. Впрочем, это можно было сделать даже на ходу, по пути к первой станции - а вот если груши сейчас не собрать, они сгниют, а это мимо пуха. Ратика почитай почти всё лето мотылялась по Лесам на огромные расстояния, чтобы точно выяснить, где деятельность "Соболя" наиболее востребована, а следовательно, принесёт наибольшую Прибыль всем соучастникам процесса.


Слопав орехов насущных и вспушившись, Вариса пошла в обход околотка, благо погода способствовала. Снежок еле-еле сыпался, а вот грязь уже уверенно замёрзла, так что никакие лужи ногам не грозили. Хрумая под сапогами ледяной корочкой, грызуниха с удовольствием вдыхала морозный осенний воздух, думая о зимах во множественном числе. Она была довольна, как мышь в амбаре, потому как всю дорогу, сколько себя помнила, трясла только по шерсти - даже удивительно! И грызуниха преисполнялась решимости сделать так, чтобы и белочь её имела для этого все возможности - а для этого, как было известно, белочь нужно подкармливать Солью, и почти что главное, не трогать без надобности. Само собой, трогать очень хотелось, но это относилось к простому инстинкту, какой есть у любой мыши или курицы, а белка давнище как умела думать головой, а не другими местами. Иногда срываясь на счастливое хихиканье, Вариса продолжала путь через хвойники и голые лиственники. Следом за ней зачем-то увязались волк и енотовая собака, но это только добавляло пушнины.


А вот если пытаться перелезть изгородь не своего круга - это можно весь пух оставить на колючках и репьях, так что и пытаться нечего. Круги же эти бывали довольно большие, с множеством внутренних перегородок и даже с оврагами, так что доцокаться до грызей внутри не так-то просто. Вдобавок, зачастую оказывавшиеся рядом круги соединялись пермычками, что добавляло площади огороду и затрудняло грызонахождение. Тут как раз песок сам попал под лопату, как-грится - Вариса слухнула на зверей, тусовавшихся около неё, и завыла. Через малое время оба подхватили, так что грызи наверняка высунуться позырить, что там такое. Сначала над плотной стенкой колючек появилась белочь и стала чивкать, потом повылезали животные и покрупнее.


- Эй грызо! - цокнул грызь, махнув Варисе, - Кло?


- Кло! - уверенно ответила та, - Раждака Малохрюкина не слыхал?


- Так это йа и есть, - распушил щёки грызь.


- Данунапух, - присмотрелась грызуниха.


- Вообще-то да, вру, - легко сознался тот, - Тот зверь вон там, где ёлки. А, кстати, что?


- Хруродарствую, - кивнула ушами Вариса, - Да йа это, зимоходчиков оцокиваю, в пух ли будет трясти.


- Это, белка-пуш, - хмыкнул грызь, - А волка и псину ты с собой тащишь, чтобы было трудно отказаться?


Пуши прокатились по смеху, и Вариса пошла по указанному адресу - "где ёлки". Правда, это было актуально только вместе с указанием пальцем, потому как ёлки в Лесу были вообще везде. Раждак был застигнут за напиливанием сушняка на дрова, и сначала хотел стрекануть на дерево, но ему стало лениво, а потом он и вовсе узнал грызуниху, и от намерения отказался. Увидав животных, сопровождавших белку, грызь враз поднял хохолок, чётким движением сунул лапу в поясной карман, и попал в одного куском картохли, а в другого объедком сушёного мяса. Раздался звук прожёвывания, и бока отвалились на землю, благо тут было много сухой хвои, а то так не поразлёживаешься на промороженой землице. После этого Раждак вспырился на Варису обоими яблоками, и сразу цокнул


- Ну в целом да, если песка не привалит.


- Это в пух, - хихикнула грызуниха, - Если ты имел вслуху эту зиму и эт-самое.


- Нет, йа имел вслуху, стоит ли рассчитывать на уголь в Баркамушке.


- Ах да.


Белкиъ имели свойство точно запоминать, на чём они закончили цоцо с каждым конкретным грызем, даже если после этого прошло несколько лет. Вариса и Раждак обцокивали это дело весной, когда ставили зимоход на стоянку, и грызуниха тут же вспомнила это вполне отчётливо, словно разговор вообще не прерывался. Соль состояла в том, что в Баркамушкинском околотке, что находился далеко на восток, много леса высохло от короедов, так что туда были брошены заготовители угля. Причём "много" в данном случае относилосиха к числам в десятки, если не сотни тысяч тонн. А это выслушило как самый что ни на есть годный повод для использования "Соболя".


- Туда сеструха поехала, - цокнула Вариса, - Вытреплет уши, ну и. А сам-то как?


- Да вполне в пух, - пожал ушами Раждак, оглядывая сине-серые облачные разводы на небе, - Отлежался уже как следует, аки картохля. Ты имеешь вслуху какое время?


- Пока никакое, - честно цокнула грызуниха, - Просто проверяю, как оно, чтобы не в последний момент.


- Это да. Ты вот Дубыша оцокни, они с грызунихой только весной белочь вывели, так что сама понимаешь, что бывает.


- А, чисто, - кивнула Вариса, достала блокнот и пометила, чтобы не забыть.


Не то чтобы она жаловалась на память, но привыкла всё документировать, воизбежание. От Раждака она пошла к Лушке, оттуда к Ратышу, потом к Бульбышу, и так далее. Волчанка сперва тусовалась следом, но потом отстала столь же спонтанно, как и привязалась. Место волка и енот-собаки пытался занять гусь, но по осени он был чудовищно жирён, так что пробежал за рыжим хвостом шага три и умаявшись, отправился обратно в сарай.


Погода пока что способствовала, будучи сухой и без обильных снегопадов, так что хвост Варисы, как и вся белка в комплекте, впрочем, побывал во всех местах, в которых следовало, нарезав по околотку такую нитку, что хоть весь пух выдерни. Только на обход пушей она затрачивала несколько дней, но нисколько этим не тяготилась, потому как до уверенного снега никудашки не спешила. Грызуниха поступала так же, как и одинадцать белокъ из десяти - вспушалась и цявкала, кидалась в мелкую белочь шишками, и останавливалась у орешников, где ещё наблюдались плодовые телоиды, набить карманы.


- Послушайте, кусты, - церемонно цокала она, - Йа остановилась возле вас, потому как тут наблюдаются ещё плодовые телоиды!


Кусты особо не разглагольствовали и снятию орехов не мешали, так что можно считать, что соглашались с озвученными намерениями. Вечером же, по возвращению в норупло, грызуниху немедленно схватила за уши вернувшаяся Ратика. Неслушая на долгий поход верхом на лошадях, она цокала не преставая и начинала носиться по помещению чуть не с пола на потолок.


- Ваще кучи!! - схватила она за воротник Варису, - Ты не поверишь, Варь, ОЯгрызу и пух в ушах!


- Йа тут нипричём! - отвергла обвинения Вариса, и чтобы утихомирить грызуниху, ловко натянула ей на морду капюшон, - Испей-ка сначала валерьяны, пух в ушах.


Как быстро выяснилосиха, в истерику Ратику привело услышанное в Баркамушке. Она никогда не могла представить себе целые горы угля, потому как обычно его хранили в сараях - а тут он был просто навален отвалами выше деревьев!... Пуши и правда добавили в чай валерьяны, благо самовар стоял тут же, и шишки мерно потрескивали в нём. Вариса с улыбкой послухивала на сестру, слышимую в неярком свете масляной лампочки, что висела над столом.


- А, так это известное дело, - церемонно цокнул Рыун, наблюдавший за грызунихами, - Цокну йа тебе белка-пуш вот что. Выйдешь в полнолуние к болоту аль пруду, бросишь туда пясок, и произнесёшь наговор: Жаба болотная, отвадь от меня сестру свою, Жабу Зашейную...


Пуши прокатились по смеху, так что стёкла в окошках звякнули, а с крыши грузно свалился кабан, за каким-то рожном туда забравшийся, влез ногой в ведро и заблямкал.


- Не только в этом соль, - цокнула уже спокойно Ратика, взяла карандаш и нарисовала по столу схему, - Соль в том, что на ликвидации сухолесья производится прорва угля, и хранилища под всё не построишь, да и тупо - только сделаешь, а уже пора в другое место трясти.


- Так и впушнину, навалить как ты цокнула! - пожал ушами грызь, - Что с ним будет?


- С ним ничего, а вот с землёй под такой горой будет. Ежели дожди сильные поливать будут, сток с этой кучи дюже вреден. Землю отравит, да и реку тоже. Тамошние грызи думали глиняные пластинки обжигать, как раз пока уголь готовится, и ими отвал обкладывать от дождя.


- Идея была хорошая, но неправильная? - предположила Вариса.


- Точно. Отвал прессовать нельзя, иначе зимой пух его расковыряешь, - пояснила Ратика, - А без этого он ползёт и оседает, черепицу сбрасывает, как гусь на пушу положит. Каждый раз её снимать, ровнять отвал и заново класть - вспушнеешь. Так что пока навесы хоть какие делать будут, они там дренаж вырыли, чтобы весь сток в одно место шёл, и воду из этой ямы через песок фильтруют да отстаивают, чтобы хоть как-то.


- Короче ты хочешь цокнуть что? - почесала ухи Вариса, - Что есть у них нужда уголь вывозить побыстрее, чтоб не возиться?


- Сто-пу-хов, - Ратика катнулась по смеху, тряся пушистыми ушками, - Йа оттуда чуть не удирала, чтоб не поймали и не заставили пообещать соболя пригнать.


- Это чисто, - цокнул Рыун, - А вот куда вывозить-то? Там хранилища есть?


- Есть, - кивнула Вариса, - В Пропушилово склады ОЯгрызу, в Кострове, в Жучине.


- Тады цок, - согласился грызь.


- Это верно цокнуто, - цокнула Ратика, - Но Проп далековато, а в Жучине склады не такие уж великие, как в Кострове. Издавна это цокалище дровами занималосиха, так что и.


- В общем, есть что потаскать, - потёрла коготки Вариса.


За окном, в тёмно-синих осенних сумерках, задувал ветер и бросал в окна первые заряды снегов.


Снег хоть и выпадал чуть не с середины осени, но для зимоходов наст становился пригоден только к уверенной зиме, когда никакие оттепели не могли повредить укатанной ледяной колее. Даже таяние льда могло только застопорить ход паровозов днём, а ночью, когда снова замерзало, они ползли как ни в чём ни бывало. Кроме того, к этому времени грызи прокладывали сами пути. Колею проминал паровой прокладчик, и делал это со скоростью в два-три шага, так что о колее нечего беспокоиться. Более пуши думали о мостах через многочисленные речушки, потому как каждый следовало достроить льдом до полной конструкции. Летом в речке торчал только П-образный сруб, для того чтобы через него протекала вода; зимой всё место между ним и берегами закладывали ледяными кирпичами, получая монолитный мост.


Вариса ухитрялась не забывать и о белочи, и о Закромах, и о соболе. Она произвела ещё один обход пушей, назначив точную дату сбора команды, приняла троих учеников из другого околотка, отцокав им основную Соль и также отпустив с указанием времени эт-самого. Как и угрожали пуши с магистрали, в одно из морозных зимних утрей из-за леса показался столб дыма, а затем вытащил бока прокладчик. Он был сделан из стандартных паровозов-"леммингов", один спереди состава, другой сзади, а в длину составлял вагонов десять. В отличие от обычного зимохода, у прокладчика спереди намордствовала тележка с гусеницами в ширину колеи, которые вращались и приминали снег, прессуя его и затем лыжня окончательно уминалась лыжами и поливалась сверху водой для замерзания. Машина пухячила прямо по снежной целине, с хрустом сминая сугробы, доходившие грызю чуть не до горла, оставляя за собой ровную лыжню.


Всё это хузяйство прошло через поле до соболиной норы и отвернуло в сторону в последний возможный момент, чтобы подвести прямую лыжню как можно ближе ко входу в нору. Сделав широкую петлю по полю, прокладчик не останавливаясь ушёл по собственной колее обратно - у этих пушей сроки были совсем сжатые.


Местные засуетились, а некоторые даже вспушились. Разметив по верёвкам направление для лыжни, так чтобы она соединила депо и новую колею, грызи взялись за лопаты и пилы. Лопатами перекидывали снег, по которому затем прокатывали большой ледяной цилиндр, чтобы умять, а пилами резали лёд, загодя намороженный рядом, на плиты, и ими выкладывали недостающие шагов тридцать. С "леммингом" дело шло проще, его можно просто протащить лебёдкой по снежной целине, но "соболь" был гораздо тяжелее, и грызи предпочитали не рисковать. Тем более, что делов тут было на килоцок от силы, примять снег да уложить ледяные плиты. Услышав, что это готово, механики стали сливать воду из баков депо в котлы зимохода, заранее слегка прогрев оную, вслуху того, что резкая смена температуры вредила механизму. Над "норой" встали штук пять дымовых столбов, валивших из труб зимохода и стационарных печек.


Поскольку рулил Елыш, Вариса и прочие пуши стояли в сторонке, слушая на всё это погрызище, катаясь по смеху и периодически вспушаясь. Наконец раздалосиха мощное шипение всех цилиндров, повалил пар, затрещали под нагрузкой доски, и локомотив медленно вынес свою тушёнку на лыжню, вызвав повальное ухомотание в ознаменование потехи. Прокатившись до сделаной прокладчиком петли, "соболь" затормозил, затем дал задние ходы, стаскивать с досок вагоны. Их стягивали с места по десять штук, чтобы не весь состав сразу, так что ещё предстояло слегка поманеврировать.


- Пойдёмте устраивать хвосты, - цокнула Вариса практикантам, которых называли "пеонами", - Пока перецеплять будут, мы уже воткнёмся.


- Ур-ру-ру! - ответствовали нестройным хором пуши, и пошли устраивать хвосты.


Им ещё сильно повезло, что после тендеров к "соболю" цеплялся вагон со всякими расходными материалами - маслом, накладками для лыж, щётками, и так далее - и там можно было устроиться в утеплённом сарайчике. Размещать дополнительные хвосты в рубке было вообще негде, там и обычное количество утрамбовывалосиха довольно плотно. А предстояло ещё пускать в рубку как минимум одного пеона, чтобы излагать ему Соль, и Вариса сильно подозревала, что делать это придётся именно ей. Пока же она проводила хвосты в вагончик, убедилась, что всё в пух, залезла наверх тендеров и по крышам перешла к локомотиву. Плавно двигавшийся под ногами поезд нисколько её не смущал, потому как грызуниха давно привыкла ходить по нему в движении.


В рубке, как оно и было цокнуто, за основными рычагами сидел Елыш. Одно ухо грызь прижал шапкой, а другое приложил к слуховой трубе, что выходила наверх - оттуда было прекрасно слышно, если что-то кричали от тендеров, а если свистели в свисток, то и с конца поезда. Вторая труба шла к передней кабине, где сидел слушатель, чтобы цокнуть в случае чего, так как из большой рубки обзору не было нипуха.


- Впесок! - бормотал себе под нос Елыш, - Есть впесок...


Он перекинул несколько рычагов, и стрелки давлениемеров сдвинулись. Поезд пошёл вперёд, уже со всем составом; мимо проплыли столбы депо, потом пошли сплошные снежные кущи, почти одинаковые что в лесу, что в поле. Вариса поглядела в окно и улыбнулась - Рыун с белочью не ходили провожать её, потому как белочи было трудно объяснить, куда уматывает мама, и она могла сорваться в погоню. Особенно грызунёнок-кот, с нежностью вспомнила белка, обожаю! Это не только не мешало, но и всячески помогало ей следить за событиями - в частности, раз поезд тронулся, пришло время состряпать метеосводку.


В то время как паровоз шёл по колее, что было заметно в основном только по шипению машин, Вариса усадила таки хвост за стол перед приборами, и проверила, как они. Проверять стоило, потому как излишней надёжностью эти штуки не страдали, зато умели много чего делать без вмешательства пушей, например термометр был соединён с часовым механизмом, который с указаной периодичностью фиксировал показания на бумажной ленте. Достаточно перетащить наверх тяжёлые гири на цепочках, и механика сама занималась наблюдениями в течении двух суток - ну, чаще всего. А так могло что-нибудь и заклинить, что и контролировала грызуниха. Запись показателей в развитии по времени давала возможность делать прогнозы недалеко вперёд, что и требовалосиха.


Короткий зимний день закончился, и поезд шуровал дальше в темноте, подсвечивая дорогу мощными газовыми лампами. На "соболе" был собственный газогенератор, топивший газ из поленьев за счёт тепла топки, так что только успевай подбрасывать. Кабину неярко, но вполне достаточно освещали маленькие, также газовые лампочки, где под колбой мотылялись туда-сюда бело-оранжевые язычки пламени. В закутке за шкафом было вполне уютно, тем более что Вариса не забыла принести небольшой земъящик с растюхами, не особенно привередливыми к свету, и теперь имела возможность вспыриться на микролесок. От микролеска она переводила слух на карты, снова водила карандашом по маршрутам и прокручивала между ушами, как оно, чтобы не было косяков. Грызуниха брала щепотку соли, и растирая её в пальцах, шептала над картой:


- А пушнину в цель, косяки, уходите отсель, не нужны ваще, как бурдюк на хвоще, и кусты и травы, от косяков избавы, косяки токмо дверные да травяные, а больше никакие...


- Что ты вытворяешь, белка-пуш?? - уставился на неё Чупык, один их пеонов.


- Процокиваю нацоковор, - резонно ответила она, - А что?


- И ты думаешь, это возымеет какой-либо эффект?


- Йа не думаю, а знаю, - фыркнула грызуниха.


- Как-то не верится, - признался Чупык.


Вариса скосилась на него, думая что грызь катается по смеху с ветерком, но похоже он на самом деле не улавливал соли. Елыш, повернувший к нему раковину, трясся от смеха.


- Ну, йа могу дать на отрыв уши, что действие есть, - улыбнулась Вариса.


Грызь невольно уставился на её уши, мотнул головой.


- Действие в том, что произносятся слова? - предположил он.


- Не только. Цокнем так, действие на меня, а не на карту, естественно, - подсказала Вариса.


- А, - почесал репу Чупык, - Тогда чище. Что-то вроде программирования?


- Сто пухов, - кивнула грызуниха, - Йа очень много раз сидела за картами и искала косяки, и чтобы закрепить соответствующее состояние пуха, сочинила эту дребузню из слов, каковую и повторяла во время эт-самого. Повторение дало неразрывную связь между состоянием пуха и нацоковором, и связь эта двусторонняя. Теперь чисто?


- Да, Вариса-пуш, всё чисто, - кивнул грызь, - А если йа слова выучу, смогу искать косяки?


Пуши некоторое время таращились друг на друга, потом покатились в смех. Чтоже касается нацоковоров, так их применяли постоянно с указанными целями, и вполне эффективно. Не менее эффективно работали соболячьи котлы, и поезд, не обременённый грузами, скользил по лыжне с максимальной скоростью. Впрочем, как уже было цокнуто, заметить это практически невозможно, разве что когда ветки трутся по бокам.


Вариса также эффективно взяла за уши Макузя и Лушку, других пеонов, и повела их на эт-самое. Для эт-самого грызям пришлосиха вылезти наверх паровоза, и идти там, рядом с колеёй для субдрезины. С непривычки это могло показаться пугающим, потому как из темноты, затуманенной снегопадом, то и дело быстро надвигались громады деревьев, создавая впечатление, что "соболь" сейчас причешет всё, что у него сверху. Однако над дорогой ничего быть не могло, хотя бы потому, что там прошёл прокладчик. Зная это, Вариса катнулась в смех.


Пуши слезли по вертикальной стальной лестнице в кочегарку нулевого котла - того, что был ближе к носу. В тесном помещении в одной стене мерно светилось окно топки, а в другой была задвижка топливного бункера. Если бункер наполнялся углём, то он бы просто высыпался весь, не будь задвижки. Дрова вели себя тише, и их ещё приходилосиха выковыривать ломом. В нулевую очередь Вариса показала на заморочного вида пневматический механизм с рычагами и клапанами.


- Кто цокнет, что это такое? - спросила она, оглядывая аудиторию.


Грызуниха слегка нахваталась этого, потому как слышала, как отцокивал лекции для грызунят Рыун.


- Это - заморочного вида пневматический механизм с рычагами и клапанами, - хором ответили пуши.


- В запятую, - удивилась белка, - Как это вы догадались?


- На самом деле думаю, что это вторичный клапан управления, - цокнул Макузь.


- Так точнее, - катнулась в смех Вариса, - Как вы слышите ушами, здесь никого нет. А регулировать подачу пара в цилиндры и режимы котла нужно, поэтому они регулируются из основной рубки. Чтобы не тянуть паропроводы туда и обратно, протянута пневматика. Когда Елыш в рубке открывает кран пневмолинии, здесь срабатывает кран паропровода.


Клапан щёлкнул и сдвинулся на позицию в сторону, подтверждая данные тезисы. Кроме того, заходили какие-то тяги у стенки, послышался шум пара и звук переливающейся воды.


- Теперь, что тут основного, - цокнула Вариса, открыв дверь бункера, - Это поленья, это лом.


Взявши довольно тяжёлый стальной лом в лапку, грызуниха ловко всандалила инструмент между поленьями, и получившимся рычагом выпихнула на пол целую россыпь дров. Остальные поленья заволновались, куда ушли их соседи, и с деревянным стуком осели вниз. Вариса нацепила длинную лаповицу из толстого клоха, которая висела на стенке, открыла дверцу топки и швырнула туда пару поленьев. Помещение заполнилосиха жирным угольным запахом, пахнуло жаром и нагретым металлом.


- Теперь опробуйте, - церемонно цокнула Вариса, отходя к стеночке.


Без привычки дрова никак не вылезали из бункера, да и бросить чурбак точно так, чтобы он не задел недогоревшие и не вылетел обратно, надо ухитриться. Тем не более, пеоны быстро схватили суть, особенно по поводу того, что не стоит подходить к топке без лаповиц и кочерги, на всякий случай. Опробовав, они мотнули ушами и вспушились, что и следовало доказать. Следующим номером пуши перелезли в носовую кабину, где высиживал на хвосте Бутлек. Носовая находилась слева от котла, так что направо там был обзор не ахти, зато по крайней мере было хорошо слыхать дорогу впереди, для чего вперёдслушащий и сидел. Особо в тесной кабине было не раскинуться, но один грызь вместе с хвостом помещался уютненько, особенно если брал с собой чаи и сухари с орехами.


- Тут у него линий особо нету, - пояснила Вариса, показывая через стекло внутрь, - Только перепускные клапаны и тормоза, чтобы сбросить скорость вплоть до полной остановки, если услышит впереди что-нибудь не в пух. Оно так и называется, тормозной пост. Ну и ещё у него рычаги, чтобы поворачивать на разветвлениях лыжни.


- В пух, в пух, - кивнули пуши, ослушивая происходящее.


Вариса ещё потаращилась ушами в световой конус от ламп, из которого тянулась под локомотив колея и валил искрящийся снежок, и пошла эт-самое, корпеть. Благо, в закутке в кабине её ждал чай в термосе, сухарики и орехи.


Следует заметить, что Вариса была в нулевых рядах тех, кто спрыгивал с зимохода при прибытии на станцию. И это в том случае, если она прозевала это событие и услышала только во время остановки. Если же нет, то грызуниха спускалась на самую нижнюю подножку, и едва поезд сбавлял ход до шага, прыгала в снег. Прыгая, почти как белочь, она сломя уши неслась в контору, узнавать, почём перья - дело в том, что простаивание "соболя" стоило слишком много дров, да и путь занимать негоже. Вслуху этого Вариса носилась с максимальной скоростью, на которую была способна. На первой же станции, Фиртюльской, тесная контора оказалась набита пухом, как матрас, но грызуниха и не думала ждать, пока всё это разойдётся. Она упёрлась ногами в стенки корридора, залезла к самому потолку, и таким окольным маршрутом добралась до бюрократического стола.


В деятельность грызунихи также входило определение маршрута следования поезда к заданной станции, так как не всегда точки соединялись одним путём. Для этого служили нафигационные карты, содержащие пометки о состоянии маршрута и существовании вдоль него разной пухни. Вариса сама делала такие записи при движении поезда, потом копировала и оставляла на станции для прочих нафигаторов. Вслуху этого она имела возможность слышать, что творится на пути впереди на многие килошаги - хотя и в скупом виде условных значков и цифр. Одним из главных приборов для белки был счётчик пройденного пути, чтобы знать, сколько поезд проехал от станции. Вал счётчика шёл прямо через пол вниз, к ролику, который тёрся об колесо, и Вариса прямо за своим столом выслушивала, сколько набежало на барабанах.


Чаще всего, когда не требовалосиха обратного, грызуниха сурковала, привалившись к мягкой спинке мохового кресла и одев по уши толстую шапку, чтобы та совсем глушила звуки. Будил её либо кто-то из грызей, либо, что чаще, собственнолапно заведённый будильник. Точнее, у неё стояли два, на всякий случай. Проснувшись и вспушившись, Вариса сверялась со счётчиком, и делала выводы о.


- Эй Шуш! - цокнула она мышинисту, высунувшись из-за шкафа, - Четыре килошага впереди, размочалка на пять веток в низине.


- Чисто цокнуто! - ответил тот, и открыв трубку пневмофона, отцокал это же на носовой пост.


Размочалкой зимоходчики называли место, где путь часто приходил в негодность, и оттого образовывались объездные колеи. Как правило, если кто обнаруживал провал и прокладывал объезд, старую колею перегораживали хотя бы снежными комьями, и вывешивали знаки. Однако комья могли и развалиться, а знак упасть или ещё что. Налететь же на преграду, двигаясь под горку и с гружёным составом - далеко не в пух, и как известно, бережёного хвост бережёт. Вслуху этого Вариса фиксировала все подобные вещи и предупреждала мышинистов о.


Ладно ещё, если дело было днём, с приличной слышимостью - а если ночью да в снегопад, мышинист просто должен был иметь данные о том, что надо поворачивать на смежную лыжню, иначе пух успеешь, да и не видно, куда поворачивать. Сдавать же задом на такой кляче, тем более в гору - дело на любителя. На самом деле, при не идеальном состоянии льда, гружёный поезд не мог тронуться в гору больше определённого угла подъёма, а преодолевал такие склоны с разгона. Огромная инерция, если как следует разогнать машину, помогала влезть на довольно крутые холмы, какие нет-нет, да и попадались. Чаще на крутой склон лыжня забиралась петлями, чтобы эт-самое; петлял путь снизу наверх, а сверху вниз, соответственно, шёл по прямой.


Помимо этого, нафигатору следовало следить за тем, чтобы поезд не пошёл по колее встречного направления. Как гласила инструкция, цитата, "одновременный въезд двух и более составов на один участок пути может привести к их столкновению!", конец цитаты. Столкнуть поезда было сложнее, чем воткнуться в препядствие, потому как на локомотиве светил прожектор, слышимый даже в сильнейшую пургу на расстоянии более тормозного пути.


Вслуху всех вышеуцокнутых опций, поезд мотылялся между станциями, то тут то там подбирал попутные грызы... тоесть, грузы. Грызы как раз ездили на других поездах, где имелись грузопассажирские вагоны, а толочься в пустой холодной коробке без окон, когда стоит морозец - это только по крайней нужде. Вагоны, которые использовали соболятники, были достаточно универсальны; вся платформа вагона могла опрокидываться набок на петлях, высыпая груз - для этого вагон тащили вбок лебёдкой или какой-либо машиной. Такая штука резко повышала скорость по крайней мере разгрузки сыпучих вещей, что в пух. Кроме того, широкие двери в стенках могли использоваться, чтобы запихнуть внутрь транспортные поддоны с грузом или контейнеры, чем и пользовались. При этом прочные большие ящики можно было спустить с платформы по наклонным доскам, если нет в наличии погрузочных механизмов.


В отличие от рельсового поезда, зимоход был более шустр на перемещения; например, если на станции не имелосиха объездного пути для длительной стоянки, локомотив мог продавить его в снегу, катаясь туда-сюда и наваливаясь на наст лыжами. Вообще, при хороших условиях локомотив без нагрузки мог двигаться вообще по целине, хотя и с малой скоростью. Этим без зазрения совести пользовались, прокладывая путь туда, куда надо, напрямки через заснеженные поля или по рекам. Проложеная самим локомотивом лыжня оказывалась не столь ровной и надёжной, но если цоканье идёт о преодолении нескольких килошагов вместо длинного объезда, то прокатывает. Если уж совсем приспичит, зимоход мог продавить лыжню и по мокрому снегу, наваливаясь с разгона и каждый раз продвигаясь на пол-корпуса. Такая маневренность позволяла поездам разъезжаться друг с другом, а также перепрыгивать между магистралями, там где они сходились близко.


Через невеликое время пуши получили возможность собственными ушами услышать и обещанные Ратикой угольные горы, причём они даже слегка испугались. Соль была в том, что свежий снег покрывал тайгу настолько ровно, что огромный отвал, покрытый им же, был не виден буквально вплотную, теряясь на фоне столь же белого неба. Внезапно понять, что перед тобой гора, ранее невидимая - повод вспушиться, что кстати немало кто и сделал. Брыляя дымом из труб и хрустя снежком под лыжами, поезд прокатился по дуге вокруг отвала и встал параллельно вытянутой куче.


Угольный отвал произвёл, короче цокнуть, и в том числе, произвёл впечатление, и в том числе, на грызей. Прочие местные организмы, медведи, лоси и лисы, тоже наверняка припушнели, но не показывали этого. Единственное, что не нравилосиха зимоходчикам, так это то, что вагоны будут уделаны углём, как белка пухом, что затруднит перевозку других предметов. Точнее уж цокнуть, что если эти предметы не упакованы по нулевому сорту, так и подходить к вагонам нечего. Однако эта факта с лихвой окупалась массивностью грузоперевозок, как раз по калибру "соболя" - даже ему не светило перетаскать столько угля за одну зиму. Что же касается места назначения, то ранние поцокивания оказались не точны. Разбрыльнув мыслями, Вариса сама пришла к выводу, что большие объёмы будут перевозиться даже не на огромные склады Пропушилово, а к ближайшему речному порту. Хотя соболя и были весьма мощны, их грузоподъёмность не могла сравниться с количеством груза, упихиваемого в трюм парохода; из-за этого перевозка топлива - самая массивная перевозка из всех, что осуществлялись грызями - выходила дешевле через речную сеть. А как известно, что дешевле - то и будет, при прочих равных условиях, если цокать о белках... а о них, собственно, и цокается. Многие грызи опушневали, когда выяснялосиха, что уголь может сплавать на несколько тысяч килошагов, петлёй в пол-Мира, и всё равно получится проще, чем тащить напрямки, но по суше.


Вслуху всех этих факт, Вариса проложила кольцевой маршрут от залежей добытого угля к пристани Мозглячья, где уже стояли несколько барж и пароход, каковые и грозились загрузить. Для этого она перелопатила путевые листы с отметками о том, как варьируется цена перьев на этом самом маршруте, и сделала соответствующие пометки, чтобы эт-самое. Опосля этих пассов грызуниха получила возможность выйти из локомотива и услышать ушами погрузку углей.


Угли как правило грузились стандартным способом: сбоку отвала прокапывали массу так, чтобы получилась вертикальная стенка. Поезд вставал к этой стенке, а грызи только крошили мёрзлый уголь ломами и сталкивали его в вагоны сверху. В этом плане зима была мила как никогда, потому как иначе было бы не продохнуть от угольной пыли, не полезной ни разу. Ворчать на отвале было весьма затратно по мышечным усилиям, да и слушать следовало в три уха. Гора могла обвалиться сама по себе, или целый пласт съезжал в вагон, поднимая пыль и создавая диковатый грохот. Засыпать конечно не засыпет, но повредить организм можно значительно. Вариса памятовала о нескольких подобных фактах, так что не забывала дёргать пушей за хвосты, дабы они не эт-самое. Собственно, когда было совсем нечего делать, она сама вылезала на отвал и фигачила ломом, отковыривая большущие куски продукта и отправляя их вниз по склону, в раззявленное щачло вагона.


Однако жеж, такое развлечение выпадало ей нечасто, потому как требовалосиха делать множество всякой другой пухни. Греть корм она полапчила пеонам, но помимо этого, Вариса называлась завхузом поезда, тобишь заведующей хузяйством. Вслуху этого ей выпадало учитывать расход всего, что расходовалось, а это не так мало, как может показаться. Кроме того, грызуниха держала запасы Всякого, которое может понадобится - от варежек до бинтов; эту погрызень следовало держать в инвентаризованном состоянии, чтобы всегда была под лапой. Бюрократически выражаясь, держать фонд в состоянии перманентной инвентаризации, или, проще цокнуть, чтоб всё было в пух.


Тем не менее, как только подворачивалась такая возможность, Вариса хваталась за любую работу. Бакланить в соболином походе совершенно не тянуло, а смена деятельности воспринималась исключительно как развлекуха. Так что, когда грызуниха цокала насчёт того, что всю зиму отдыхает, она была не особо далека от истины. Помахать ломом или совковой лопатой на свежем зимнем воздухе было в пух, тем более, что даже сильный мороз никак не пробивал пушнину, если тушка под ней двигалась. Это относилось и к пасмурным дням, а уж когда небо голубело голубизной - или синело синевой, как посмотреть - тогда раскидывающийся вокруг снег отражал лучи обратно, и становилосиха неиллюзорно жарко! Грызи были знакомы с этой фактой, но всё равно каждый отдельный раз удивлялись и тешились, как так: вокруг всё замёрзло в льдышки, а тебе жарко, как летом. Вдобавок, грызи фигачили компанией, узким кругом ограниченных морд, отчего постоянно прокатывались по смехам, а когда не катались по смехам, то просто ржали. А если не ржали, то присутствовали бугогашечки... ну и так далее. При этом отнюдь не обязательно что-то цокать, достаточно завыть или закудахтать, и готово.


"Соболь" начал нарезать круги от угольного отвала к реке и обратно, и делал сие с завидным упорством, причём вряд ли этому упорству можно было найти лучшее применение. Если в начале зимы большую часть времени поезд фигачил в темноте, и через метели и снега, то потом день начинал прибавляться, и появлялась возможность долго пыриться ушами на проносящиеся мимо опушённые снегом ельники, засыпанные вровень с землёй речки, и прочую приятность. Вариса приваливалась бочком к моховой подушке, и подрёмывая, слушала пейзаж. Поскольку поезд ездил кругами, и особо нафигировать было нечего, она подналегала на натаскивание пеонов, тобишь брала их за уши, сажала рядом с собой на одном из постов, и показывала на практике. Грызуниха, собственно, как и все остальные пуши из команды, шарила достаточно, чтобы сидеть на любом из постов, в том числе центральном механика, регулируя режимы котлов.


Помимо уже уцокнутых, на локомотиве имелся пост управления дополнительными снегозагребалками, каковой находился на открытой площадке впереди носовой кабины, на самом носу "соболя". Соль тут состояла в том, что затрату воды в котлах возмещали механизмы, загребавшие снег прямо с лыжни и пихавшие его в плавильные камеры. Однако, если путь был разъезжен, а снегопада долго не существовало, подбирать с лыжни становилосиха нечего. Для этого случая на зимоходах имелись раздвижные щётки, сгребавшие часть снега с наста рядом с колеёй под локомотив, где снег попадал уже под основной механизм. Поэтому, когда поезд выходил на ровный участок поля, кто-либо из пушей при надобности вылезал на передок машины, раскладывал щётки и запускал на полную загребалку, пока запасы воды не пополнялись. В этом плане тоже можно было сжадничать - если просто, то конечно следует набить котлы водой под завязку, чтобы не кончилась посередь густого леса, где нагрести сложно. Однако полный запас воды весил много тонн, и отяжелял локомотив. Вслуху этого грызи старались не нагружать слишком много, а подгадывать, как оно будет более в пух. Учитывая, что поезд катался кругами, дорога была известна и можно было планировать точно. Правда, за несколько рейсов локомотив вычистил вдоль лыжни длинные полосы на несколько килошагов, где забрать ещё снега уже не представлялосиха возможным до следующего снегопада.


- А что грызо, вы вообще вслуху чего эт-самое? - задала точно сформулированный вопрос Вариса, когда они вместе с пеонами испивали чаи в рубке.


- Смеха ради, - пожал ушами Макузь, - У нас в околотке тоже думают зимоход завести, вот и. Только не решили, какого калибру.


- И не решили, зимоход ли, - добавила Лушка, - Как раз послали нас расслушать, почём тут перья, ну и всё такое.


- Ну и как?


- Пока только половина песка. Летом ещё ослушаем нору, как оно там, тогда и. Но по половине песка - вроде всё в пух, - грызуниха поводила ушками и задумалась, - Да, в пух. Если не расслабляться, то можно на любом месте в зимоходе трясти, и ничего.


- Это точно, - кивнула Вариса, пырючись наружу через окно, покрытое инеем.


- Да, белка-пуш, а эт-самое? - цокнул Макузь, - Ты сама-то, куда?


- Так в нашем околотке соболей давно разводят, - цокнула та, - Хотя конечно это и не причина. У меня родители зимоходчики были, и у согрызуна тоже. Как начнут цоцо о леммингах, мышах, и прочей лыжной пухне, так хоть вдоль грызи. Так что уши закрошены были основательно, а там и до эт-самого недалеко.


- Опять же, белочи ради? - предположила Лушка, которая уже знала про варисячью белочь.


- Само собой, - улыбнулась Вариса, - Белочи не очень полезно, если мать всё время будет рядом. А хочется всё время быть рядом, так что приходится вот так.


- Не очень полезно? - удивилась грызуниха, - Ну, наверное. Вообще йа имела вслуху другое, ну там прокорм белочи...


- Ты в какой ум вошла сегодня? - осведомилась Вариса, - Чтобы прокормить белочь, нужно не на зимоходах кататься, а посадить картохлю, репу и бобы, собрать их, и оным продуктом кормить белочь. Так что, это тут нипричём.


- Да, но зачем тогда? - задала философичный вопрос Лушка, - Да, это был философичный вопрос.


- Чтобы, - точно ответила Вариса, - И ибо. Ибо, тут присутствуют две стороны пуха - во первых нас прёт, а во вторых первых, других пушей прёт от того, что мы перевозим уголь. И в третьих первых, это не приносит никому никакого ущерба, а только сплошную Прибыль, что в пух. Сумма ясна?


- Теперь, пожалуй, да, - кивнула грызуниха.


Вздыбливая за собой стену летучего снежка, которая подымалась выше деревьев, поезд шустро катился по лыжне, виляя по лесу, как хорь в сугробе. Валящий из труб серый дым клочьями раскатывался над лесом и исчезал в зимнем небе, по которому медленно мотылялись перьеобразные облака.



Внимание: Если вы нашли в рассказе ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl + Enter
Похожие рассказы: Iron Badger «Унесенная Конфуренция», Dev-kv «It's mad, mad, mad world», Марамак Квотчер «Стальные реки»
{{ comment.dateText }}
Удалить
Редактировать
Отмена Отправка...
Комментарий удален
Ошибка в тексте
Выделенный текст:
Сообщение: