Седьмой (Небесное воинство - 1)

Сергей Лукьяненко

Пролог

…не все мы умрём, но все изменимся.

1Кор.15,51

Юпитер сегодня гудел как сломанная микроволновка в столовке на второй взлётке. Уровень радиации, конечно, был в тысячу миллионов раз выше. Я прям чувствовал, как яростно электроны и протоны колотят в броню «пчелы». Над правым бортом, от носового ракетного пилона и до кормового двигателя, по ячеистому титану то и дело пробегали разноцветные эльмики.

Краем глаза я видел, что индикатор остаётся в зеленой зоне. И всё-таки сегодня патруль хотелось завершить побыстрее.

— Боря, сколько набираем к концу зоны? — спросил я.

Говорить с альтером вслух — это дурной тон и по-дитячьи, знаю. Но на патрулировании все пилоты общаются с альтерами голосом. И пусть голос пишется, а в любой момент скучающий диспетчер может включить прямую прослушку. Когда ты летишь над Юпитером, зажатый в пятидесяти тоннах металла и плазмы, лавируя в магнитосфере и пытаясь не поймать смертельную дозу радиации, на это плевать.

Куда важнее не сойти с ума.

«Чего именно набираем, Святослав?» — вопросом ответил альтер.

Боря — он натуральный «bore». Такой уж вырос, потому такое имя и получил.

Или наоборот? Стал занудой, потому что я назвал его Боря?

Не могу понять, что случилось раньше.

— Сколько радиации набираем, Боря? — терпеливо повторил я.

Спорить с собой — дело нормальное, а вот обижаться на себя — смешно.

«В пределах допустимой нормы».

— Сколько в числах?

«Три миллизиверта».

— Терпимо, — неискренне согласился я.

Потянулся к соску, отхлебнул воды. Мне показалось, что щелочной привкус усилился — значит, корабельный искин тоже озабочен дозой.

Я повёл плечом, наклоняя «пчелу» на левый борт. Юпитер — гигантский, бушующий, чудовищный и прекрасный послушно завис над головой. Коричневое, бежевое, белое, оранжевое, завитки ураганов, в которых утонула бы Земля, воронки смерчей, которые подняли бы Луну, черные и белые пятна циклонов и антициклонов.

Юпитер очень, очень красивый!

И очень смертоносный.

— Боря, тебе нравится смотреть на Юпа? — спросил я.

«Это сложный вопрос, Славик. Будто смотришь на смерть. Нравится ли мне смотреть на смерть? Пока она далеко — да. Жутко и волшебно. Но с Юпитером одна беда — он никогда не бывает достаточно далеко».

Боря всегда такой обстоятельный. По-моему, это не просто занудство, а какой-то внутренний протест.

— А мне нравится, — сказал я. Тоже из чувства протеста. И, чтобы усугубить, добавил то, что никогда не говорят в патруле: — Когда вернусь, первым делом…

Я даже закончить не успел: запищал датчик присутствия. Не страшно запищал, скорей радостно: «пи-пи, пи-пи-пи, пи-пи, пи-пи-пи».

На месте Бори я бы обязательно высказался по поводу запретной темы. Никто, никогда, ни за что не говорит о возвращении, когда находится в патруле над Юпом!

Но альтер молчал. И в этом молчании было куда больше укоризны, чем в любых словах.

— Это ангел, — сказал я, потянувшись и поставив «пчелу» кормой к Юпитеру. — Просто ангел, понятно тебе?

Конечно, менять положение истребителя нет нужды. Экраны выведут изображение куда угодно. Но на ангелов, как и на Юпитер, куда интереснее смотреть человеческим взглядом. Почему-то кажется, что ты видишь больше, чем в любом, самом расширенном диапазоне. А стабилизированный ячеистый титан оптически прозрачен лишь в верхней полусфере кабины.

Искин уже просыпался, прогонял по цепям тесты, выходил на связь с другими «пчёлами», накладывал на колпак кабины цветные линии и диаграммы. Я снова потянулся к соску, пухлый пилотажный костюм давал ограниченную подвижность лишь голове. Сделал глоток, другой. Вкус воды изменился. Щелочи стало больше, а ещё горчили витамины и морозили нёбо стимуляторы.

Искин ждал неприятностей.

«Просто ангел, конечно», — сказал альтер иронично.

— Синий два, нахожусь на траектории, есть радиоконтакт, — сказал я. — Предположительно ангел, движется расходящимся курсом двенадцать градусов, выше меня на семь тысяч километров…

— Синий три, контакт подтверждаю, — отозвался Джей.

— Синий четыре, веду поиск, — голос Хелен едва пробился сквозь помехи и был отфильтрован искином до полной потери интонации. Её «пчела» шла над атмосферным вихрем, который в радиодиапазоне гремел как Большое Красное Пятно.

— Синий один, — пробился старший звена. — Тишина в эфире. Синий три, ты ближе всех, доклад.

Секунд десять в эфире висела тишина. Всё это время я искал взглядом ангела. Наконец заметил крошечную белую точку в перекрестье координатной сетки. У меня чуть-чуть отлегло. Ангел был один, и судя по мельтешению крыл — серафим.

Кто рискнёт напасть на серафима, тем более летящего в одиночку?

Вряд ли мы тут понадобимся.

Датчик простучал: «ту-дух, ту-дух, ту-дух».

— Гружёный… — донеслось от кого-то из звена.

Я бросил выделываться и вывел на колпак увеличенное изображение.

Серафим плыл величаво, как все серафимы в свободном полёте. Теперь я видел его трассу, спроецированную на колпак Искином — серафим появился у южного полюса Юпитера, где к нему подцепился грузовой конвой. Конвой — семь шарообразных кораблей, каждый диаметром в семнадцать километров, плыл за ним, будто головастики за огромной лягухой. Плазменные хвосты — выхлопы из маршевых двигателей, болтались за каждым шаром километров на тридцать. У серафима никаких видимых движителей не было. Ну, разве что два гигантских расправленных крыла, слегка подрагивающих на краях. Вторая пара крыльев прижималась к телу. Ещё два крыла были сложены впереди, прикрывая головную часть. С кромки крыльев то и дело срывались плазменные сгустки, но они разлетались во все стороны, так что явно не имели отношения к движению.

Если есть что красивее и страшнее Юпитера — так это серафим с конвоем, летящий над Юпитером к точке перехода.

— Синий один — серафиму, — раздалось в эфире. — От лица человечества почтительно приветствуем высокого гостя.

Серафим, разумеется, не ответил. И хорошо. Я бы обделался, прозвучи ответ, а мне еще семь часов болтаться в космосе…

«Давай, давай, вали быстрее, шестикрылый» — произнёс в голове альтер без малейшей почтительности.

По форме, конечно, я его не одобряю. А вот по содержанию согласен полностью. Ещё десять минут — и серафим с конвоем покинет нашу зону.

«Бом-бом-бом» — тревожно пропел датчик. «Бом-бом, бом-бом-бом».

Всё стало понятно всем и сразу.

Никто не орал, никто не ругался, и даже Паоло не принялся командовать. Мы все знали, что делать.

И что будет — тоже знали.

— Искин, щенов, — скомандовал я, пусть и это было лишним.

Слова полезны, слова мешают думать.

«Пчела» вздрогнула, когда искин выпустил четыре автономных бота. Кормовые двигатели запели громче, переходя в форсаж, индикаторы радиации сдвинулись в жёлтое. Боты радостно носились вокруг «пчелы», осматриваясь.

— Есть контакт, — сообщила Хелен. — Идентификация… падший престол… опознан как Соннелон. Вынырнул из облаков, двадцать четыре к северу… Идёт на перехват, один.

Я выдохнул.

Серафим размажет престола, уверен. Но мы в их титанической битве даже на мошкару не тянем. Так что будем болтаться за конвоем, наблюдать, излучений нахватаемся, но выживем. Возможно. Глупый наглый падший престол…

— Смена данных! — Хелен будто взвизгнула. — За престолом следуют два господства! И с ними стая вонючек, до сорока единиц! Идут прямо на меня.

Внутри меня что-то ухнуло вниз и затрепетало.

Вонючки — это как раз для нас. Для патрульных. С десятком мы бы справились. Может с парой десятков… но сорок!.. и два господства… в отличие от высших чинов, они не упустят возможности отвлечься на людей…

— Сбрасываю боты, — тем временем докладывала Хелен. — Веду огонь…

Я закрыл глаза и попытался представить Хелен. Она жила в женской общаге, на третьем или четвертом уровне. Однажды после патруля мы немного потискались с ней в душе, но, конечно, ничем это не кончилось, да и не могло… ещё мой альтер любил над ней поглумиться, а её альтер, Эйр, похоже, насмехалась надо мной.

Сейчас её «пчела» пыталась уйти от накатывающей смертоносной лавины. Щены мельтешат между ней и врагом, пытаясь сбить ракеты, крошечный истребитель идёт на форсаже — пылинка в мире титанов…

— Не успеваю, — голос Хелен прозвучал очень чисто и ясно. — Попытаюсь добраться до господства, ударить в управляющий узел. Пожалуйста, если кто-то выжи…

Связь оборвалась.

Мы — трое оставшихся, молчали. «Пчёлы» мчались к конвою, именно по нему ударят вонючки. Жирная и почти беззащитная добыча, которую мы попытаемся защитить.

Втроём. Ха-ха.

«Теоретически шансы выжить есть всегда» — сказал альтер.

Я глянул на индикатор. Середина жёлтой зоны. За спиной реактор в форсажном режиме, мы мчим напрямую, не выбирая безопасных проходов в магнитосфере Юпитера.

Прежде чем закончится бой, наши тушки получат смертельную дозу радиации.

«Славик, мне очень жаль» — сказал альтер. «Но мы ведь вместе? До конца».

— Конечно, — сказал я, глядя на серафима. Тот пробуждался от дрёмы. Расправлялось тело, сверкая кристаллической броней, гневно вытягивались и трепетали крылья. Для нас падший престол был ещё не виден, но серафим его чуял. Пространство дрожало от закипающей ярости.

— Синий три, — сказал Джей. — Вижу престол. Подтверждаю, это Соннелон! У него странная… хрень… фиолетовая… между ободами… будто застывший разряд…

Он не успел договорить — серафим окончательно перешёл в боевую форму и метнул сквозь миллионы километров пространства разряд энергии. Сияющее белое копьё пронзило космос, вспыхнув ярче тысячи солнц. Прозрачный колпак кабины потемнел, но я всё равно заорал, ощущая жар на лице. Перед глазами сияло, хоть разряд давно уже затих, я дёргался, на ощупь нашёл сосок и принялся глотать насыщенную обезболом воду. У неё уже и вкуса воды-то не было, сплошь химия. Потом зрение немного вернулось, и я увидел повсюду брызги крови — моё лицо превратилось в сплошной ожог.

Говорили мне, что фотоблок может не успеть отработать, а я не верил…

Но истребитель ещё жил, «пчела» переключилась на ручной режим, как только радиация сожгла электронику и убила Искина. Простейшие цепи, простейшие действия.

То, немногое, ради чего люди и нужны в космосе, внутри куска умного металла.

Я подёргал руками, стабилизируя «пчелу». Боты не то унесло близкой вспышкой, не то выжгло органическую составляющую. Так… что осталось… фторуглеродный лазер, он меня окончательно угробит… но индикатор и так алый… на ракеты полагаться не стоит… возможно — «шквал», но вонючки хорошо держат реактивную пушку…

С чего вдруг серафим принялся палить на таком расстоянии?

Зачем?

Он же не только нас снёс, что мы ему, жалкие человечки, он спалил конвой! Сквозь просветлевшую броню я видел семь полыхающих крошечных солнц, семь груженых сжатым водородом кораблей. Немалый груз! И серафим сжёг всё своим ударом!

Шестикрылый великан парил над Юпитером в окружении плазменных сгустков и будто всматривался вдаль. Ждал ответа от падшего престола?

«Пчелу» по инерции несло всё ближе и ближе к серафиму.

— Синий два, — сказал я. Аварийный передатчик должен сейчас работать на полной мощности. Может, кто и услышал. — Звену крышка. Серафим ударил по престолу, нас накрыло вторичкой. Боеспособность сохранена минимально… исполняю долг.

Ответа не было. Может и Паоло мёртв.

«Только не плачь» — сказал Боря. «Ты не маленький».

— Да хрен я заплачу! — прошептал я распухшими губами. — Нетушки…

«А давай по серафиму засадим?» — предложил Боря. «Ему всё равно, а нам развлечение».

Я даже задумался, нет ли в этом смысла.

Но тут серафим взмахнул крылом и над ним начал концентрироваться ещё один разряд. Я понял, что на этом всё закончится и просто расслабился, чуть развернув истребитель, чтобы смотреть было удобнее.

Серафим почти нанёс удар.

Почти.

Полыхнуло фиолетовым. И я, как ни странно, успел подумать, что это та самая «фиолетовая хрень», о которой успел доложить Джей.

Потом, конечно же, умер.

Глава 1

Глава первая

Кто ангелов видел — в Бога не верит.

А вот в воскресение плоти — запросто.

Я ощутил своё тело. Неожиданно увидел свет. Это что, тот самый «свет в конце туннеля»? Что-то услышал — звук, обрывок ноты…

Свет исчез. Так быстро, что я даже не успел ничего осознать.

Да что не так!

«Боря!»

«Я думаю» — ответил Боря задумчиво. Добавил очевидное: «Что-то не так».

И тут я снова осознал себя, ощутил тело, с всхлипом всосал прохладный, лишённый запахов, тысячи раз прошедший рециркуляцию воздух.

Открыл глаза.

Низкий потолок был покрашен в голубой цвет. Кое-где краска облупилась и виднелся металл. В воздухе висел гул — лёгкий, почти неощутимый. За долгие годы он стал настолько привычным, что я замечаю его лишь после гибели.

«Сбой какой-то был?» — спросил я Борю. Мысленно, конечно.

Боря не ответил.

Я собрался и осторожно сел на кушетке. Отцепил от груди гроздь датчиков. Комната была маленькая, почти пустая. Дверь в коридор, дверь в сортир и душевую, стул, моя кушетка, а рядом — пластиковый контейнер с прозрачной крышкой, размером с большой гроб.

Гробом он на данный момент и являлся.

За контейнером была ещё одна дверь, пошире, сейчас закрытая.

Одежда и грузилово лежали в ногах кушетки, я был совершенно голым, но одеваться не спешил. Посидел, сжимая и разжимая кулаки, ощупал лицо. Разумеется (никогда не удержишься) посмотрел ниже пояса. Потом глянул на свою левую пятку, послюнил палец и потёр краску.

Дверь в коридор открылась.

— Святик Морозов!

Инесса Михайловна — единственная, кто зовёт меня Святиком.

— Здрасте, — сказал я, безуспешно постаравшись придать голосу побольше солидности.

Психологу нашего второго крыла (семь эскадрилий по четыре «пчелы», эскадрилья трёх «ос» и командирский «шершень») за сорок лет. Она симпатичная, с копной светлых волос, с мягким улыбчивым лицом. Пухлая, на Земле ей было бы тяжеловато.

Но здесь, на Каллисто, Инесса весит килограммов десять и порхает будто бабочка. Грузилово она не носит принципиально.

Инесса села рядом и ласково обняла меня.

— Как ты, Святик?

— Первый раз, что ли… — буркнул я.

— Правда — серафим? — понизив голос спросила она.

— Серафим с конвоем. А на него престол и два господства.

Про вонючек я даже упоминать не стал. Несолидно.

— Обалдеть! — сказала Инесса, широко открывая глаза. — Какие же вы герои!

— Угу, — согласился я. — Но я бы предпочёл ещё год-другой не умирать.

Она не стала делать вид, что не понимает.

— Всё будет, всё успеется, Святик… Ничего не болит?

Я покачал головой. Ничего и впрямь не болело. Да и с чего бы?

— Есть хочешь?

— Помоюсь, пойду в столовку. Все вернулись?

Инесса Михайловна кивнула. Потрепала меня по голове.

— Как твой Боря?

— Нудит, — ответил я как обычно.

Психолог двумя легкими шагами перенеслась к двери. Габариты у неё внушительные, но она на Каллисто восемь лет, как и я. Так что к низкой гравитации адаптировалась великолепно.

Уже открывая дверь, она чуть обернулась и спросила:

— Кстати… всё прошло как обычно?

«Да!» — внезапно прорезался Боря.

— Это всегда необычно, — ответил я. — Ну да, как всегда!

Инесса стояла в дверях, придерживаясь за косяк, чтобы не унесло в коридор неловким движением.

«Будь очень, очень осторожен» — шепнул Боря.

«Да что такое?»

«Пока не знаю. Давай, тупи, у тебя хорошо получается!»

— Тебя не смущает, что ты только что умер, Святослав?

— В очередной раз. Я же воскрес!

Инесса Михайловна развернулась, легко как балерина.

— Но ведь если разобраться, Святослав, ты — копия.

— Копия копии, — поправил я. — Какая разница? Тело — это тело. Главное разум! Тело поменять — как трусы переодеть.

Психолог улыбнулась. В уголках глаз собрались лучики-морщинки.

— Но ведь существование прерывается. Вдруг ты что-то потерял, упустил? Квантовая запутанность не гарантирует абсолютной точности.

— Ой, Инесса Михайловна, не грузите! — взмолился я. — А вы ничего не упускаете, всё помните? А вы не меняетесь? Вы вчерашняя уже не вы сегодняшняя! Ну даже если я забуду несколько секунд, что с того. Это всё пустая философия, игры ума и софизмы!

Она ещё мгновение колебалась, глядя на меня. И я добавил:

— Всякая плоть — трава, и красота её — как цветок полевой. Куда лучше так, чем рассыпаться в вакууме!

Психолог кивнула.

— Ты умничка, Святик. Я подпишу протокол соответствия. Но — неделя отдыха! Никаких вылетов! И полный допуск на развлечения.

— Круто, — согласился я. — Хоть днюху отмечу по-человечески.

— Сколько тебе стукнет? — спросила она, будто не знала.

— Двадцать.

— Подумаю о подарке, — сказала Инесса и выпорхнула, добавив напоследок: — Навещу Джея!

Я посидел ещё немного. Потом встал, шагнул к контейнеру и заглянул внутрь сквозь прозрачную крышку.

На голубенькой синтетической простыне лежал, погруженный в глубокий сон, мальчишка лет двенадцати.

Это было как смотреться в зеркало. Как наблюдать за Юпитером или разъярённым Серафимом. Красиво и страшно.

Я смотрел на тощее голое тело, которое станет моим, когда я снова умру. На своего клона, связанного со мной квантовой запутанностью, технологией, подаренной Ангельской иерархией.

Клон был совсем дитячий, как и я теперь. А ведь я не умирал два года. Черт побери, моё прежнее тело доросло до четырнадцати и у меня появилась масса новых интересов! Но они уже подёрнулись дымкой, стали казаться глупыми и ненужными.

Я открыл крышку контейнера. Тревожно пискнул датчик. Ничего, все знают обычаи пилотов. Маркер я достал из-за контейнера, он был приклеен кусочком скотча. Снял колпачок и написал на пятке клона цифру «7». Потом ущипнул клона за ухо — на удачу.

Шестерка на моей собственной пятке хоть и выцвела от времени, но была видна. Сейчас я пойду в душ и буду долго тереть её мочалкой.

База на Каллисто — единственная в системе Юпитера. Зато она большая, под стать газовому гиганту. Три крыла по тридцать семь пилотов — больше сотни лётчиков. Восемьдесят учёных. Сотня с лишним человек обслуживающего персонала. Сотня морских пехотинцев — не знаю, зачем они тут, море на Каллисто глубоко под поверхностью, а пехота тоже не нужна. В общем, набирается четыре с половиной сотни людей, живущих в центре Вальхаллы — огромного кратера на севере Каллисто.

Когда-то сюда упал гигантский метеорит, создав целую серию концентрических колец — грунт расплескался, да так и застыл гребнями, будто круги на воде от брошенного камня. Центральный кратер немаленький, триста километров в диаметре, и с высоты Вальхалла смотрится красиво, но никаких особых преимуществ у этого места нет.

Я думаю, что место выбрали исключительно из-за названия. На Каллисто есть еще одна такая структура, Асгард, но Асгард — это город богов.

А мы не боги, мы воины.

Вот только умирая и возрождаясь в Вальхалле, не садимся беспробудно бухать и трахаться с валькириями (ха-ха, попробуйте-ка этим заняться в теле ребёнка), а снова и снова идём в бой.

Базу на Каллисто (как и лунную, и марсианскую, и базу на Титане, спутнике Сатурна) людям подарила Ангельская иерархия. Вместе с кучей научных данных, вместе с методикой клонирования, вместе с технологией квантовой связанности сознания. На Луне люди потом построили целый город, куда больше размером. Но на Землю демоническая иерархия не нападает, да и охраняют её ангелы — по слухам, где-то в пространстве постоянно витает херувим. К Марсу демоны тоже совались всего пару раз, так что там курорт.

А вот Юпитер и Сатурн — планеты, за которые постоянно идёт схватка.

Я бы предпочёл жить и сражаться возле Сатурна.

Во-первых, у Сатурна кольца и это красиво!

Во-вторых, на Титане есть нормальная атмосфера. Очень холодно, нет кислорода, но всё равно можно ходить без герметичного скафандра!

В-третьих… ну, наверное, ещё раз кольца.

А так всё тоже. Такая же база. Такие же корабли. Такая же работа.

Никакие «пчелы» и «осы» не позволят нам доставить неудобства высшим чинам демонической иерархии. Но всякую мелочь, вроде рядовых падших, мы можем связать боем, а при большой удаче и толпой — даже победить средний чин. Временно, конечно.

Но подобно тому, как у Ангельской иерархии есть мы, люди, а где-то в других мирах — иные подопечные, у демонической иерархии есть порабощенные, проклятые существа из других миров. В Солнечной Системе демонов обычно сопровождают вонючки и мохнатки.

Вот с ними-то мы и сражаемся на равных. Это наша зона ответственности.

Я помылся в душе — долго, не экономя воду. С водой на Каллисто всё нормально, к тому же у нас хорошие системы очистки и рециркуляции. Оттёр начисто число «шесть» на пятке. Хорошо помню, как писал его два года назад.

А до того — писал цифры «4», «3» и «2»…

Потом я постоял у зеркала, печально разглядывая себя. Ну, понятно, на чём сосредоточилась моя печаль. В итоге я натянул трусы, надел форму — новенькую, только к ней кто-то уже успел приклеить нашивку всё с той же цифрой «6» и добавить шеврон старшего лейтенанта. Если вдуматься, это могли сделать и заранее, но всё равно приятно.

Поверх брюк я надел кольца утяжелителей, или попросту «грузилово». Иначе я весил бы всего пять кило, а это уже совсем неудобно. Ботинки тоже были на свинцовой подошве, покрытой рубчатым пластиком.

В таком виде я и вышел из своего бокса в медицинский блок. Клонарня соседствовала с медблоком, а боксы для воскрешения были как бы на границе, между клон-мастерами и врачами, между жизнью и смертью.

Вопросами и проверками меня не терзали. Тело клона номер шесть и так находилось под заботливым присмотром до самого моего воскрешения. Большинство врачей я прекрасно знал и был с ними в хороших отношениях.

— Ну хотя бы мы справились с прыщами! — попытался ободрить меня доктор Макото. Он наш терапевт, большой специалист по детским болезням.

— Ага, — скривился я. — Прощайте и снова здравствуйте…

По опыту я знал, что прыщи полезут через полгода, если доживу. И ничего этот факт не отменит, ни умывания лосьонами, ни строгая диета. Выскочит вначале прыщ посреди лба, а потом как попрут…

Хенрик — наш кардиолог, которого я терпеть не мог, дружелюбно помахал рукой, достал из кармана леденец и жестом предложил мне.

— Отвали, извращенец, — ответил я, как всегда.

Хенрик заржал и бросил леденец себе в рот. Сволочь, ну знает же, как пилоты реагируют, если к ним относятся как к детям! Нам всем по двадцать, мы все провели на Каллисто восемь лет. Нечего насмехаться!

У дежурной сестры я получил свой коммуникатор. Его принесли из ангара, как только стало понятно, что синяя эскадрилья второго крыла погибла. Я застегнул браслет, бросил быстрый взгляд на экран. Да, крошечная царапина в уголке осталась.

Приятно, когда что-то материальное связывает тебя с прошлым «я». Хотя бы комм.

«К собачкам заглянем?» — предложил Боря.

— А то, — буркнул я.

Щены сражаются и умирают вместе с нами. В ситуации, когда любая электроника может отказать в любой момент, даже наши боты — пилотируемые.

Я свернул в ветеринарный отсек, приложил комм к двери, чтобы пропустила, зашёл на псарню, поздоровался с дежурным зоотехником и двинулся вдоль рядов с просторными клетками.

Начался переполох. Щены визжали, лаяли и тыкались носами в решетки. Пришлось перегладить всех, прежде чем я открыл вольер со своей четверкой и выпустил Лайку, Белку, Стрелку и Уголька.

Потом я минут десять валялся на полу, пока щены меня вылизывали, лаяли и по-своему пытались рассказать, как всё было. Щены у нас тоже многоразовые, как и мы. Тоже с квантовой связанностью сознаний и запасом клонов. Они гибнут куда чаще, чем люди, а натренировать собаку, чтобы она способна была пилотировать бот, атаковать и защищать «пчелу» — та ещё задача. Проще воскрешать погибших.

Пробовали, конечно, и других животных. От мышей и белок до волков и тигров. Неплохо получалось у кошек, это все признают, вот только в бою кошка свалит в любой момент, а собака будет биться за тебя до конца. Так что у нас — щены. Маленькие многоразовые герои в крошечных боевых кораблях.

Наконец мы с щенами нацеловались, я пообещал на днях забрать их к себе и оставить на всю ночь. Только после этого щены с меня слезли и даже сами забрались в вольер.

На Каллисто и такса способна допрыгнуть до потолка, что уж говорить о тощих дворняжках.

После псарни настроение у меня стало лучше. Когда видишь, что не только ты воскрес из мёртвых, то начинаешь относиться к жизни и смерти проще. Может псарню специально разместили рядом с медблоком и клонарней? Психологи — народ коварный, не упустят возможности забраться тебе в мозги.

Час был ранний, большинство пилотов и персонала ещё спало. Я пошёл в пилотскую столовую, это минус четвертый уровень. В теории тут могли собраться все сто одиннадцать человек лётного состава, да ещё инструкторам и гостям место бы осталось. К нам порой прилетают с других баз — для обмена опытом, для слаживания, просто для развлечения.

Но сейчас почти все пилоты либо спали, либо были в патрулях. Инструкторы, наверняка собрались в штабе, всё-таки ситуация сложилась интересная. Только в дальнем краю, у аквариумов с декоративными рыбками, сидело две четверки из третьего крыла, красная и оранжевая. Пилоты завтракали, что-то обсуждая.

Я прекрасно знал, что.

При моём появлении разговоры прекратились. Мне отсалютовали. Я помахал в ответ и пошёл к раздаче.

К тем, кто только что вернулся, не принято подходить первыми. И это правильно.

Болван на раздаче выдал мне поднос с обязательным питанием. Сегодня это был омлет, белый хлеб и апельсиновый сок. Я докинул круасан с шоколадом, йогурт и порцию мороженого.

Дурацкий дитячий организм хотел сладенького.

Сев поодаль от пилотов третьего крыла я принялся за омлет, поглядывая на ближайший экран. Там, разумеется, рассказывали о происшествии. Плыла внизу экрана надпись о героическом сражении синей эскадрильи. Мелькали кадры с атакой серафима. Его пока так и не идентифицировали.

И что случилось после нашей гибели — было непонятно. Отбился серафим, был ли уничтожен престол и господства?

Ребята кончили завтракать и пошли к выходу. Оранжевая эскадрилья была совсем взрослая и ровненькая — всем тушкам по восемнадцать-девятнадцать лет. Я не видел сейчас номерных нашивок, но знал, что на каждой, кроме их командира Вонга, цифра «два». Вонг умирал пять раз.

Красная была разновозрастная. Их ведущим была девчонка по имени Хаюн. Я её помнил семнадцатилетней, но недавно она погибла, прикрывая свою группу. Сейчас, выходит, её телу двенадцать с хвостиком.

Можно скажу честно?

Она не особо-то изменилась.

Второму и третьему номерам по четырнадцать-пятнадцать. Четвертый постарше.

Когда все пилоты собираются вместе, что бывает нечасто, конечно, то выглядит это будто школьное собрание. Это я теоретически предполагаю. Никто из нас в настоящей школе не учился.

Я доел мороженое, кивнул болвану (тот высветил на белом пластиковом лице улыбку) и пошёл в свою каюту.

Пусть тушки каждый раз одинаковые, но привыкать к ним все равно приходится. Как к новой одежде, пусть она и твоего размера, и рубашка точь-в-точь как старая, и брюки такие же… Но старая одежда успела обноситься по тебе, ты к ней привык.

А новое тело ещё не привыкло к старому сознанию.

К тому же сейчас я весил всего тридцать девять килограммов (это если на Земле) и роста во мне было сто сорок пять сантиметров. Проверять не обязательно, все клоны одинаковы.

В двенадцать лет я был тощим и маленьким. К четырнадцати набрал пятьдесят четыре кило и вырос до ста шестидесяти пяти сантиметров. Нормальный пубертат, жрал в три горла и тянулся вверх…

Но сейчас все эти килограммы и сантиметры превратились в пыль и элементарные частицы на орбите Юпа. А я снова был худым и невысоким дитятей. Меня ждали прыщи, поллюции, обидчивость и плаксивость не по делу.

«Хватит себя жалеть» — сказал Боря. «У меня вообще нет тела и ничего, не ною».

«Ты не ноешь, ты нудишь», — отрезал я.

«Потому, что ты захотел такого альтера».

— Ха-ха, — сказал я, потому что шёл по коридору и рядом никого не было. — Вот уж нет. Я хотел весёлого и оптимистичного приятеля для игр.

«Тогда я бы таким и стал. Не ной. У нас проблемы посерьезнее».

Я насторожился. Боря такими словами не разбрасывался.

«Помнишь вспышку после смерти и перед воскрешением?»

«Угу» — ответил я. «Ну не то, чтобы вспышку… свет…»

«Вот!» — таинственно прошептал Боря и замолчал.

Если он надеялся, что я начну его расспрашивать, то зря. Я устал. Мы были в патруле тридцать два часа, спал я мало и тревожно, так что сейчас мне хотелось прыгнуть в койку и поспать до вечера. Пусть темнит, сам не выдержит и всё расскажет.

Но на жилом этаже меня ждали. Полковник Уильямс и с ним двое морпехов. У меня глаза на лоб полезли. Что им тут делать, на этаже пилотов? Я что, накосячил в патруле и теперь меня арестовывать пришли?

С другой стороны — полковник был в парадке, а морпехи выглядели заинтригованными, но дружелюбными.

— Полковник Уильямс, — щелкнув каблуками о пол сказал я и остановился.

— Старший лейтенант Морозов, — произнёс полковник и приложил руку к фуражке. Собственно говоря, он не был обязан отдавать мне честь, я ведь в штатском. Так что я принял его салют как хороший знак. — Как ты, сынок?

От Уильямса «сынок» звучало не оскорбительно. Ему под шестьдесят, он ко всем так обращается, если в духе.

— Нормально, сэр, — расслабляясь ответил я. — Бывает. Попали в замес, сэр.

Полковник кивнул. У него нет клонов, если Уильямс умрёт — то навсегда, и все полученные бэры откладываются в его чёрном теле навсегда. И всё же он несколько раз летал в патрули — в «Шершне», конечно, не пилотом, чтобы понять, как это — патрулировать в космосе у Юпитера.

В общем, нормальный дядька.

— Устал?

Я пожал плечами.

— Можно тебя отвлечь на некоторое время?

Совсем странно!

— Конечно, сэр.

Полковник положил руку мне на плечо, склонился и тихо, доверительно произнёс:

— Через полчаса на базу прибывает ангел. Он попросил дать ему возможность приватного разговора с пилотом, который был ближе всех к серафиму.

«Ох…» — сказал Боря.

— А это я?

— Либо ты, либо Джей, — кивнул Уильямс. — Может быть, даже, Джей оказался чуть ближе.

Он улыбнулся уголками губ и сразу посерьезнел.

— Но у лейтенанта Робинса нервный срыв. Мне бы не хотелось терять лицо перед высоким гостем.

Я кивнул.

— Понимаю, сэр. Конечно. Я готов. Если будет время выпить кофе…

— Организуем, — Уильямс похлопал меня по спине, убрал руку. — Извините за фамильярность, старший лейтенант.

— Нормально, — сказал я. — Сам себя дитятей ощущаю. Главное — в угол не ставьте.

Глава 2

2

Конечно же, ангел мог бы появиться сразу внутри базы. Говорят, три года назад, когда была большая драка над Красным Пятном, так и случилось.

Но в этот раз ангел пришёл через вторую взлётку. Опустился на Каллисто в белом сиянии, возникнув на радарах в семи километрах над поверхностью. Вошёл в ангар, дождавшись, чтобы ему открыли шлюз. Сбросил нимб только когда шлюз наполнили воздухом.

В общем — вёл себя как очень вежливый гость.

Я сидел в кабинете полковника Уильямса. Не знаю уж, почему контакт с ангелом поручили именно ему, а не штатному дипломату Исраэлю или главнокомандующему Хуэй Фэну. Не моего ума дело. Так что я сидел скромно на диванчике, пил остывший кофе из кружки самого полковника и болтал ногами. На кружке было написано «West Point 2029», видимо, год окончания академии полковником. Всё-таки он реально старенький, окончил академию за два года до первого появления ангелов.

Людей со мной в кабинете не было, только болван — то ли прислуживать, то ли присматривать. Но вторая кружка крепкого кофе мою хилую тушку слишком бы вштырила, а копаться в бумагах и компе полковника я, конечно, не собирался. Так что я цедил кофе и смотрел на экран, где Хуэй Фэн подносил ангелу хлеб-соль по русскому обычаю. Так уж повелось, поскольку первый контакт ангелов был именно с русским представителем. Хуэй Фэн выглядел странновато с белым полотенцем, расшитым красными петухами, на котором лежала коврига хлеба с солонкой. Но китаец держал покер-фейс, и ангел явно остался доволен. Отломил кусочек хлеба, обмакнул в соль и съел. Пожалуй, зацепив слишком много соли, но что ему с того?

Откушав, ангел коротко переговорил с Хуэй Фэном, благословил касанием руки и китайского командующего, и еврейского дипломата. Повернулся к Уильямсу. Тот что-то сказал, склонив голову. Звук не было, только изображение, но скорее всего речь шла обо мне.

Потом ангел исчез.

И появился в кабинете, прямо передо мной.

Я застыл. Ангел медленно поворачивал голову, взгляд скользнул по мне — слепо, не замечая.

Он меня что, не видит?

Вскочив, я уронил полупустую кружку. Та начала плавно падать, но тут же оказалась на столе. Меня от движения чуть не подбросило к потолку, но почему-то я устоял. Болван в углу дёрнул головой, застыл и обвис, будто у него выключили базовые функции. Ангел быстро повернул голову и зафиксировал взгляд на мне.

— Не тревожься, Святослав Морозов, — сказал ангел.

Он походил на обычного человека, очень высокого мужчину со светлыми волосами и в светлых свободных одеждах. Взгляд как-то терялся, когда на него смотришь, словно ангел заполнял всё поле зрения. Приходилось сосредотачиваться, чтобы присмотреться и увидеть детали, а не ангела целиком. Глаза глубокого синего цвета, кожа светлая, с лёгким загаром, губы розовые, зубы ровные и белые.

Ах, да, ещё он был босой и от него исходил слабый свет.

И всё в нём кричало «это не человек!»

— Ангел мой, ваше совершенство, — ответил я как подобает, склонив голову. — Я не тревожусь, когда вы рядом.

Тревоги и впрямь не было.

Вся тревога куда-то спряталась, забилась в уголки сознания, рыдая и вереща от ужаса. А я был наполнен спокойствием и восхищением.

«Так и держись» — одобрил Боря.

Ангел испытующе смотрел на меня. От него пахло свежестью и луговыми цветами. Я знаю, как они пахнут, у меня в сортире освежитель воздуха «цветочная поляна».

— Как перенёс ты смерть, дитя?

— Мужественно и с достоинством, — ляпнул я.

Ангел возложил мне на голову ладонь — большую и мягкую.

— Да пребудет с тобой моё благословение, — изрёк он.

И на меня потекла благодать — тёплая волна энергии, смывающая все печали. Хотелось смеяться, радоваться и преклоняться.

Что я и не преминул, рухнув на колени.

Ангел ещё миг подержал надо мной ладонь, потом, очевидно, решил, что так я и лужу могу сделать от восторга, будто щен при появлении пилота на псарне.

— Встань, Святик.

Я встал, и даже не стал его поправлять. Когда я был маленьким — ну, по настоящему маленьким, ещё в садик ходил, у меня на резинке трусов было вышито «Святик Морозов». У других почему-то полная форма имени, а у меня уменьшительная. Буквы сэкономили, что ли? С тех пор я не люблю имя «Святик», а в сочетании с фамилией совсем ненавижу.

— Ты был рядом с Иоэлем, дитя?

Так вот кто вёл конвой? Сам Иоэль?

— Да, ангел мой.

— Видел ли ты, что случилось?

Я сглотнул, попытался представить всё максимально ясно.

— Приближался падший престол…

— Соннелон.

— Да, ангел мой. Соннелон. Серафим метнул в него заряд энергии. Очень большой. Как солнечный протуберанец… Корабли конвоя вспыхнули и взорвались. Была сильная вторичка, нас всех разметало, но корпус «пчелы» выдержал, и я продолжал сближение в ручном режиме…

Ангел терпеливо ждал.

— Серафим повторно начал формировать плазменный пучок… и всё.

Я поднял глаза и посмотрел в невозмутимый добрый лик.

— Было ли что-то необычное, Святослав Морозов?

«Не говори!» — завопил Боря.

— Да, ангел мой. Фиолетовая вспышка. Джей говорил, что между колёс Престола пылает что-то фиолетовое, будто застывшая вспышка. Наверное, он успел уда…

— Твои предположения не требуются, дитя, — произнёс ангел и мой рот сомкнулся.

Некоторое время ангел размышлял, а я с ужасом ждал, спросит ли он, было ли что-то странное после моей смерти.

— Спасибо за служение, Святослав Морозов, — сказал ангел и небрежным движением руки вновь окатил меня концентрированной благодатью. — Есть ли у тебя просьбы или вопросы?

Полагалось сказать «нет», но я то ли ошалел от благодати, то ли и впрямь такой наглый, как считает Анна из зеленой эскадрильи. Я спросил:

— Почему вы меня не сразу увидели?

Ангел вздохнул, помолчал, будто решая, отвечать ли. Сказал:

— Сразу после воскрешения вы безгрешны. В вас нет ни добра, ни зла. Мы видим мир иначе, более духовно, чем физически, и не замечаем вас. Минуты, а порой и часы, пока мирское не возьмёт своё.

Это было неожиданно. Ангел испытующе смотрел на меня, и я осмелился на второй вопрос:

— Всё ли хорошо с владыкой Иоэлем?

Ангел подумал секунду и ответил:

— Мир несовершенен и всё не может быть хорошо.

После этого он исчез.

Я рухнул обратно на диванчик. Болван у стены с лёгким гулом сервоприводов выпрямился.

У меня застучали зубы. Это всё потому, что я в дитячьем теле, конечно. Будь двадцатилетним, как положено, ничуть бы не испугался.

Дверь кабинета открылась и вошёл полковник Уильямс. Махнул рукой — «сиди». Прошёл к своему столу, достал из ящика плоскую бутыль виски, стакан, аккуратно налил до половины и выхлебал в пару глотков, будто воду. Потом покосился на меня, плеснул ещё — и протянул в мою сторону.

— Издеваетесь? — спросил я.

Когда ангел уходит, вся человеческая субординация на время летит к чертям.

— Ну хоть лизни, — невозмутимо ответил Уильямс. — Мне папашка первый раз бурбон налил в десять лет.

Я встал, взял бокал и попытался пригубить. Вернул бокал.

Омерзительно. Никогда не стану пить.

Каждый раз это себе говорю.

Уильямс вздохнул и выхлебал то, что налил мне. Поинтересовался.

— Чего он спрашивал?

Я коротко рассказал.

— Ничего не понимаю, — вздохнул полковник. — После вашей гибели мы потеряли контакт, отправили в район зеленых, синих и желтых. Но они ещё не долетели. На Юпе дикие бури, магнитосфера пылает, им приходится лавировать.

— Это из-за взорвавшегося конвоя, — предположил я.

— Возможно. Иди-ка спать, сынок. Тебе сегодня досталось.

Когда я возвращался — огромными шагами, несмотря на грузилова, база уже проснулась. Сновали техники, доносился гул грузовых лифтов — из хранилища поднимали новенькие «пчелы» вместо утраченных. Прошагала группа умников, старых и молодых, они махали руками и до меня донеслось: «Соннелон». Среди умников были физики, математики, теологи — всё как положено. Кондиционеры за настенными решётками выли громче, включилась дневная циркуляция атмосферы, в воздух добавили бодрящий хвойный аромат, свет плафонов стал ярче и теплее. Парочка болванов тащила в сторону столовки морпехов ящики со жратвой.

Базу снабжают четыре грузовых буксира, кружащих по маршруту Земля-Марс-Каллисто-Титан. Они не способны сесть даже на Каллисто, выходят на орбиту, отцепляют контейнеры с едой и прочими расходниками, после чего возвращаются на курс. Я иногда думаю, что, отслужив своё попрошусь в пилоты буксиров. Не знаю, понравится ли мне на Земле, я ведь её совершенно не помню. Нам всем был год-два, когда после серии тестов нас признали годными и призвали на службу. Иногда я думаю, что бы сейчас делал, откажи мои родители в призыве? Говорят, такие были, хоть и немного.

Жил бы как обычный человек. Было бы мне двадцать, как и положено. Где-нибудь учился или работал, наверное, у меня была бы девушка. Я смотрел бы в новостях как сражаются в космосе ангелы и Небесное Воинство. Это было бы далеко и походило на увлекательный фильм…

Надо позвонить маме. Сейчас сигнал идёт почти сорок минут, диалога не получится (его никогда не получается, даже когда Юп в максимальном сближении с Землей), но всё-таки…

Я пришёл в свою комнату. Она была такая же, как у всех пилотов: двенадцать квадратных метров, кровать, стол, кресло и диванчик. Вместо окна — большой экран, сейчас выключенный, обычно на нём море или горы. Дверь ведёт в ванную комнату: унитаз, раковина, душевая кабина. Всё просто и надежно. На стенах я давным-давно повесил несколько постеров с группами, которые мне нравились в дитячестве. Всё собирался поменять, но теперь надо погодить, может они мне снова понравятся. На столе лежало надкушенное яблоко, оставленное перед патрулированием. След укуса даже не потемнел, столько в яблоке было генных модификаций для долгого хранения.

Сев за стол я опустив кресло пониже, чтобы доставать ногами до пола. На экране мигали значки пришедших писем.

Нейронка, конечно, отфильтровала девяносто процентов самого тупого, а порой и агрессивного спама, но полтора десяток писем осталось. Нам всё время пишут, это не запрещено, и пишут разное. Мне даже кажется, что нейронку специально научили пропускать какое-то количество бредовых, тупых и непристойных посланий. Психологи во главе с Инессой Михайловной всё время контролируют, в каком мы настроении и решают, как нас подбодрить.

Шесть писем было дитячих. Предложения дружить, рассказы про то, как делали в школе доклады про меня. У каждого пилота есть свои фанаты, у кого больше, у кого меньше.

Я велел нейронке ответить на эти письма и стал смотреть дальше.

Три письма были любовные, два из них от девушек. На них я тоже велел ответить нейронке, третье скинул в спам.

Ещё два письма было от сумасшедших. Сегодня немного. В одном письме утверждалось, что Небесное Воинство служит Антихристу, во втором автор утверждал, что придумал новую конструкцию «пчелы», которая радикально повысит её боевую мощь, но ретрограды-учёные не воспринимают идею всерьёз. Первое письмо улетело в спам, второе я скинул умникам, скорее по приколу, но вдруг они выцепят какую-то полезную мысль?

Одно письмо было от банка. Мой счёт рос, когда я вернусь на Землю (если вернусь), то буду очень богатым. Ещё одно письмо от зоозащитников. Те писали, что использовать щенов в бою без их ясно выраженного согласия — жестоко, поэтому всех щенов надо срочно усыпить. Я посмотрел, откуда письмо отправлено и решил, что никогда в жизни не поеду в Данию, где живут такие конченые идиоты.

Тринадцатое письмо было от поэта, который предлагал прочитать его поэму о Небесном Воинстве (прилагалась) и дать одобрительный отзыв. Я даже начал читать, потому что письмо было на русском, а это всё-таки мой родной язык. Но уже на строфе «Мои мышцы стали будто бы из стали, мои кости как гранит, острый глаз алмаз гранит» сломался и стер письмо.

Ну а четырнадцатое письмо было от мамы. Я сразу включил видео — на воспроизведение и запись.

Мама сидела в саду, за её спиной цвела моя любимая яблоня. Мама часто присылает яблоки, домашнюю пастилу и варенье. Эту яблоню посадил я. Ну, как посадил… мне было года полтора, родители сажали в саду яблони, и я подержал черенок, когда папа засыпал ямку землей.

— Славик, здравствуй, — сказала мама улыбаясь. Она совсем чуть-чуть постарела.

— Здравствуй, мама, — ответил я. В разговоре мама делала паузы, чтобы я мог ответить и почти никогда не ошибалась, как долго я стану отвечать и что скажу. — Ну, ты видишь, что случилось.

— Я уже знаю, — произнесла мама. — Как сообщили, сразу побежала в сад писать тебе письмо.

— Спасибо, — сказал я. — На самом деле ничего страшного. Как у вас дела?

— Вера позвонила из Питера, — сказала мама. — Ей тоже пришло сообщение. А Вячеслав в школе, может быть и не знает, у них ведь запрещены мобильные.

Да, у меня есть младшая сестра, ей девятнадцать, она учится на биолога. И брат, ему тринадцать, он школьник.

— Скажи Вячику, что он меня всё-таки обогнал, засранец, — я улыбнулся. — Ростом обогнал. Ну ничего, всё равно я старший.

— Ты старший сын, — сказала мама строго. — И ты пилот Небесного Воинства. Отец гордился бы тобой.

— Гордится, — поправил я.

— Гордится, — поправилась мама. — Мы же знаем, что он на небесах!

Папа был военным лётчиком. Даже проходил подготовку в Звездном, но в космос так и не полетел. Может именно поэтому я хороший пилот?

Но когда был первый и единственный прорыв падших на Землю, папа погиб. В бою. Это было тринадцать лет назад, тогда мы жили и тренировались на лунной базе. Так что в настоящем детстве я с ним часто болтал, почти по-настоящему, задержка сигнала на Луне крошечная.

— Знаешь, мам, я сегодня говорил с ангелом, — сказал я. — Благодати удостоился! Им тоже непросто, даже Серафимам. Мы, конечно, мало что можем сделать…

— Несомненно, — кивнула мама.

Я понял, что она не угадала мой ответ и замолчал. Понятное дело, откуда ей было знать про визит ангела, она ожидала, что я заговорю о папе.

Мелочь, конечно, но я замолчал и дальше отвечал односложно, больше улыбался, смотрел на яблоню, на застывшие в небе облака. И даже почувствовал какое-то облегчение, когда разговор кончился.

«Спать пора», — тут же сказал Боря.

Мне почудилось в его словах что-то обидное и я огрызнулся.

«Это мама, альтер».

«Не та мать, кто родила, а та, что вырастила» — наставительно произнёс Боря. «Не впадай в дитячество, ты уже взрослый мужик».

«Завидуешь?» — съязвил я.

«Вот ещё», — ответил Боря и замолк.

Я стянул водолазку и бросил на кресло. Тут в дверях пискнул сигнал. Ну да, да, как без этого… Вздохнув я подошёл к дверям, открыл, сказал:

— Ну?

В коридоре, как я и ожидал, стоял Эрих, командир нашего крыла. По обе руки от него, как почетный караул, застыли Памела и Лидия.

На форме у них были нашивки с цифрой «2». Эрих и Лидия невысокие и блондинистые, выглядят куда моложе своего возраста. Памела куда выше и крупнее. Но всем им было по девятнадцать с половиной биологических лет. Погибли они лишь раз, вскоре после нашего появления на Каллисто, причём по глупости — Эрих атаковал тяжелый заградитель вонючек с предельно близкой дистанции. Атаковал лихо, разнёс в пыль и плазму. Вот только «шершень» посекло обломками, а экипаж поймал вторичку и жить им оставалось от силы сутки.

Мы про это не говорим, но все считают, что Эрих после этого вогнал «шершня» в падшего и ушёл «экспрессом» не ради победы, а чтобы быстро погибнуть и не мучаться. Ходят слухи, что, если совершить самоубийство — не воскреснешь, но Эрих и его команда воскресли. Значит, ангелы тоже не всё знают. Или прикрывают глаза на мелкие нарушения правил?

— Слава! — воскликнул Эрих. — С возвращением, пацан!

— Спасибо, — ответил я.

Эрих протянул руку и похлопал меня по голому животу.

— Ути-пути, малыш! Вливайся в наш дружный коллектив! Памела?

Памела с невозмутимым лицом задрала водолазку, продемонстрировав мне крепкие молодые сиськи.

— Летай хорошо, расти долго и настанет момент — ты их не только увидишь! — торжественно пообещал Эрих и заржал.

— И тебе того же, подрастай, малыш, — мрачно ответил я.

Не нравится мне этот идиотский ритуал, придуманный Эрихом. Он великолепный пилот, хороший командир, причём не отсиживается за «пчелами», а сам рвётся в бой. Но не нравится он мне и всё.

На мгновение губы Эриха сжались, но он тут же улыбнулся.

— Отдыхай, Слав.

«Слав» прозвучало почти как slave. Значит, я зацепил его больное место — низкий рост и детское личико.

— Спасибо, — ответил я миролюбиво.

И закрыл дверь.

Ссориться с командиром крыла — не лучшее дело. Но дальше Сатурна не пошлют, ниже «пчелы» не разжалуют.

Зевнув, я снял грузилово, ботинки, стянул штаны и забрался под одеяло. Комнатный искин отследил мои движения и начал плавно гасить свет. Из кондиционера стало задувать прохладой.

«Думаешь, зря?» — спросил я Борю, закрывая глаза.

«Посмотрим», — ответил он рассеянно.

И я почти сразу уснул.

Чтобы увидеть свет.

Глава 3

3

Солнце било в глаза сквозь колпак кабины.

Я был за штурвалом.

Вот только штурвал был странный, кабина странная, пульт странный, противоперегрузочный костюм на мне странный, и я сам тоже!

Размер своего тела, не рост, а именно размер в целом, всё от роста до пропорций тела, учишься ощущать очень быстро, после первого-второго воскрешения. Сейчас я был здоровенный, ну метр восемьдесят минимум, я был во взрослом теле!

И в кабине незнакомого мне истребителя! То, что аппарат военный, а не какая-нибудь грузопассажирская лоханка, я задницей чуял.

— Боря! — заорал я.

«Тихо, я тут!» — отозвался альтер.

За спиной ревел двигатель. Незнакомо, в непривычной тональности. Кокпит был странный, вроде и похожей конфигурации на «пчелу», но другой. Передо мной торчала стойка пульта с диким количеством индикаторов и экранов. Мой взгляд метался, пытаясь понять, что здесь к чему относится, где управление главными двигателями, где маневровыми, где жизнеобеспечение и где огонь. Индикаторы внешнего и внутреннего радиационного фона вообще не пойми где, а как без них? На экранах какая-то хрень, совершенно непонятные сетки координат. Все надписи на русском, почему-то совсем не используется английский, даже там, где это удобнее. Мои ладони в толстых шершавых перчатках сжимали какие-то ручки, усеянные кнопками. Я чувствовал перегрузку, вжимающую меня в кресло.

«Слава, соберись!» — рявкнул альтер. «Соберись и не двигайся!»

Я и не собирался. Я оцепенел.

Я смотрел перед собой — и это был верх, это было небо, в нём сияло солнце, а небо было синее. Тёмно-синее, уходящее в фиолетовое, но это было планетарное небо.

Значит, я в атмосфере, за пультом управления незнакомого истребителя. Им управляют ручками-джойстиками, а не движениями тела в сенсорном противоперегрузочном костюме. Небо синее, планетарное. Синее небо только на Земле.

Значит…

«Ты на Земле, в кабине истребителя Су-35. Это самолёт, ты в атмосфере», — сказал Боря.

Конечно, альтер не знает того, чего не знаю я. Но какие-то вещи он вспоминает быстрее и оценивает лучше.

— Знаешь, как управлять? — спросил я.

«Откуда?»

Мы тренировались на симуляторах. С самого раннего детства, как себя помню. Мы летали и тренировались на крошечных учебных кораблях, которые потом переделали под боты для щенов, входящие в стандартный комплект «Пчёл», «Ос» и «Шершней».

На самолётах мы не летали. Теоретически любой из наших кораблей способен летать в атмосфере, у нас были тренировки на Марсе. Но на Земле мы никогда не были, воздушные самолёты не пилотировали.

— Боря, это сон?

«Нет. Я думаю. Постарайся нас не угробить».

— Свят! — вдруг рявкнуло в ушах. — Куда собрался, на орбиту выйти?

Я как смог замотал головой в тяжелом шлеме.

Да что же это такое!

— Свят, это Хром, ответь.

Ещё секунда — и я бы завопил от ужаса. Даже бушующий Юпитер, даже разъярённый серафим оказались не так страшны, как ощущение полной беспомощности в кабине истребителя, которым я не умел управлять!

И я действительно закричал, просыпаясь.

В комнате было темно. Едва-едва начал светиться экран на стене — искин не смог решить, проснулся ли я и надо ли включать свет. Я был мокрый как после душа, казалось, даже волосы вспотели. Трусы промокли насквозь, если бы не хотелось отлить, то подумал бы, что обоссался.

Скинув одеяло, я сел на кровати. Ноги едва доставали до пола.

— Боря…

«Не говори вслух», — велел альтер. «Нет, скажи! Что приснился кошмар, бой у Юпитера».

— Кошмар приснился, — сказал я. — Бой… у Юпитера. Над северным полюсом… у Большого Рентгеновского пятна…

«Это был не просто сон» — твёрдо сказал Боря. «Но сейчас не надо об этом. Дай мне всё обдумать».

Я вытер лицо ладошкой. Сказал:

— Надо отлить.

В ванной я не только отлил, ещё раз погрустив о своей незначительности, но и разделся догола, мокрые трусы кинул в ящик для грязного белья и вытерся полотенцем. Может стоило принять душ, но тогда точно не усну, а пот у меня пока дитячий и не воняет.

Вернувшись в комнату, я переоделся, пощупал простыню. Стащил её и застелил новую. Запасного одеяла не было, я взял ещё одну простыню, подушку тоже сменил. Надо же, сколько воды может быть в одной тощей тушке.

Я почти лёг снова, надеясь, что засну без всяких таблеток (на самом деле нам выдают легкое снотворное), как мне показалось, что я уловил какой-то звук. Прижавшись головой к стене, я закрыл свободное ухо рукой, прислушался.

Ну да. Хныканье.

За стеной была комната Джея. Селить эскадрилью рядом не то, чтобы традиция, но у нас именно так получилось.

Я глянул на браслет. Полночь.

Значит, Джея отпустили из лазарета после нервного срыва, в чём бы он ни заключался. И сейчас синий-три рыдает за тонкой переборкой.

Открыв дверь, я выглянул в коридор. Никого, освещение уже ночное, слабенькое. Где-то далеко по коридору, видимо, в том конце, где живут пилоты «ос», слабо бренькает гитара и раздаётся девичий смех.

Я прикрыл дверь, прошёл к соседней двери и постучал. Звонок наверняка отобразится в системе, а стук… не знаю…

Секунд через десять Джей открыл дверь. Значит, точно не спал. Глаза у него были красные, стоял он, набычась, будто ожидал неприятностей.

Даже в двенадцать лет Джей на полголовы выше меня и ощутимо крупнее. И пубертат его хлопнул раньше, у свеженького клона на носу был прыщ — рыжевато красный, как волосы Джея. Смешно, если разобраться, новенькая тушка — и сразу с прыщом!

— Чего тебе, Слава? — мрачно спросил Джей. — Ночь уже.

Не принято после воскрешения первому подходить. Но мы оба свеженькие и это меня извиняло.

— Сон плохой приснился, — сказал я. — Можно посидеть у тебя? Ты вроде тоже не спишь.

Джей нахмурился и молча посторонился, пропуская меня. Буркнул для порядка:

— Как раз собирался ложиться.

Но я видел, что он рад. И кровать у него была смята и разложена, он тоже спал и проснулся.

— Читал перед сном, — быстро сказал Джей, поймав мой взгляд.

Книжки нигде видно не было, но я не стал, конечно, ловить его на вранье.

— Угораздило же нас вчера, — вздохнул я.

— Ага, — Джей сел на кровать. — Ты чё, из душа? Освежился перед визитом ко мне?

Он ухмыльнулся.

— Иди в пень… — я сел на диванчик. — Говорю же, кошмар приснился, взмок весь!

— Что за кошмар? — Джей чуть понизил голос.

— Будто идём с красными и зелёными над северным полюсом, — начал я. — И вдруг из пятна вываливают трое Падших!

Обычно такие истории у всех идут на ура. Неважно, приснилось тебе или ты только что придумал — все любят послушать про сны.

Но Джей сразу утратил интерес. Я тоже перевёл разговор.

— Меня сегодня полковник на встречу с ангелом таскал.

— Да, слышал… — Джей как-то сник. — Хотели меня, но я не в себе был…

Он запустил руку под кровать и достал банку имбирного пива.

— Будешь? У меня ещё есть.

— Не, рано мне алкоголь.

— Брось, тут два процента. Ты же кефир свой пьёшь?

Настаивать он, впрочем, не стал. Открыл газировку и сделал пару жадных глотков.

— А что, тебя накрыло? — невинно поинтересовался я. — Пэ-эм синдром?

— Ну… — Джей замялся. — Есть чуток. Меня этой фиолетовой шнягой всего окатило, даже в «пчеле» всё засияло…

Он вдруг уставился на меня, чуть приоткрыв рот. Джей не отличается быстротой реакции, зато он основательный и собранный. Как мой Боря. А вот альтер Джея, Санта, ничуть не похож на неторопливого веселого увальня, он шустрый и цепкий.

— Говоришь, северный полюс приснился?

— Ага, жаль без Санты с оленями, — сказал я. — Как твой альтер, кстати?

— Норм.

— Хорошо, что они у нас есть, — я встал. — Тяжелей без них было бы.

Джей открыл и закрыл рот. Теперь он смотрел на меня без ухмылок и раздражения. Выжидательно смотрел, с надеждой.

— Пойду я спать, — я почесал живот, потрогал чахлый бицепс, громко вздохнул. — Надо в форму возвращаться. Утром встану пораньше и в зал. Тебя разбудить?

— А?

— Говорю — пойду утром качаться, в бассейне поплаваю. Тебя звать?

— Зови, — сказал Джей после секундной паузы, которую вряд ли заметил бы кто-то без альтера. — Непременно. Тебе подкачаться надо, а у меня вот, пузо жирное.

Он ущипнул себя за живот. Сделал ещё глоток имбирного пива, не отрывая от меня напряженного взгляда.

— Уговор, — сказал я. — В шесть стукнусь.

В десять минут восьмого по времени базы (оно совпадает с Гринвичем, но кому какое дело) мы с Джеем ещё качались в спортзале. Я подтягивался на турнике (ноги в закрепе, на пружинах, иначе смысла нет), Джей занимался прессом. Центрифуги, спорт — это у нас не меньше трёх часов каждый день, иначе низкая гравитация съест мышцы.

Спортзал был почти пуст, только несколько врачей из центра клонирования заканчивали тренировку — у них свой график. При нашем появлении они оживились, а закончив, подошли.

— Как сустав? — щупая Джею руку спросил невысокий плотный Пак Сон.

— Какой?

— Плечевой.

— Норм, — отозвался Джей.

— Я же говорил — нормально всё! — радостно сообщил Пак товарищу. — А ты «утиль»!

Он похлопал Джея по плечу и клоноделы ушли. Джей ещё минуту поелозил в станке, дёргая ногами, потом коротко выругался и встал.

— Сустав, кстати, «щёлкает». Пошли, макнёмся. Вечером ещё позанимаемся.

Я не спорил. Мы дошли до пустого бассейна, я стянул футболку и скинул кроссовки, а Джей прыгнул как был — разбежавшись и долетев до середины бассейна. Я за ним. Брызги могучим фонтаном взлетели в воздух и стали неспешно падать, будто тропический ливень. Джей захохотал, потом запрыгнул на меня, и мы с минуту барахтались, «топя» друг друга. Дитячество в нас бурлило вовсю, гормональный фон перекраивал мозги.

— Чего спросить хотел? — спросил Джей на ухо.

— Что за срыв был?

— И у тебя?

Джей отпустил меня, чуть отстранился.

— Нет. Сон снился, — сказал я. — Будто… в каком-то незнакомом корабле лечу. Тебе тоже?

Мы барахтались по горло в воде, сверху ещё падали капли, осевшие на высокий светящийся потолок.

— Нет, — резко ответил Джей. — Никаких полётов… Даже не пойму, сон или нет. Когда воскрес. Перед тем, как воскрес.

— Расскажи, — попросил я.

Я видел, что ему безумно хочется со мной поделиться своим сном — не сном. Прям на языке вертится.

— Да ну, хрень всякая, — ответил он и отплыл чуть. — Даже вспоминать не хочу.

Тут к бассейну вышли ребята из фиолетовой эскадрильи, прозванной «погодки» — они уже семь лет как ухитрялись терять по одному человеку каждый год. Так что сейчас это были две девчонки двенадцати и тринадцати биологических лет и два парня четырнадцати и пятнадцати.

Поболтать «погодки» любили, и я понял, что наш приватный разговор закончен.

День я провёл, почти не вспоминая свой странный сон. Нет, он болтался в памяти, но как-то начинал стираться и я уже сомневался, действительно ли всё было так реалистично, как мне показалось.

Может быть просто нервы шалили? Долгий патруль, серафим, смерть, потом визит ангела. Тут у любого крыша поедет.

Боря тоже с разговорами не влезал. Так что я поболтал со свободными пилотами, выслушал положенные ободряющие слова, даже посмеялся немного.

А потом пришёл доклад от трёх эскадрилий, отправленных в нашу зону патрулирования. Они наткнулись на падшего престола (не Соннилона, другого) и целых пять начал. Случилась заваруха, в которой зелёная эскадрилья, прикрывавшая отход, погибла вся целиком.

Настроение у меня испортилось, зато кошмарный сон окончательно вылетел из головы. Я попробовал читать и понял, что тупо пялюсь в страницу. Плюнул и пошёл к клонарне.

На диванчиках в коридоре никого не было. Я только успел присесть, как из дверей вышел взъерошенный чернокожий паренек по имени Бадди, зыркнул на меня — и ушёл. Он был вторым в зелёной эскадрилье.

Анна была первой.

Она вышла неторопливо, поправляя две короткие косички. Я знал, что сейчас она придёт в свою комнату и отрежет их ножницами, аккуратно и безжалостно.

— Анна! — позвал я.

Да, не принято. Да, плохой тон. Но Анна тоже разок меня поджидала после воскрешения — и это было неожиданно приятно.

Глянув на меня, она заколебалась, потом присела рядом.

— Чего тебя, Славка?

Я пожал плечами.

— Мы Престола подпалили, — она вдруг злорадно усмехнулась. — Хорошо подпалили, щены его закружили, а мы с Бадди…

Она замолчала, и я понял, что зелёные пошли на таран. Догадался:

— Пустые уже были?

— Всё расстреляли, от начал отбивались, — она нахмурилась. — Наших никого не видели, только падшие.

Я скептически подумал, что называть Ангельскую иерархию «нашими» — это очень самонадеянно. Скорей уж мы «их».

Но Анна была из тех ортодоксальных пилотов, которые на полном серьёзе считали этих существ ангелами разного калибра. Даже всякие металлические и кристаллические структуры, отваливающиеся в бою от падших и периодические перепадающие умникам, её не смущали.

— Молодцы, — сказал я. — Серафим, наверное, разделался с престолом и ушёл.

Анна кивнула. А потом неожиданно спросила:

— Рад, что я воскресла?

— Конечно.

— Что снова мелкой стала, рад?

Я смутился.

— Да с чего ты…

— У тебя всё на лице написано, Слава. Мне это нравится. Ты наглый, но простой.

— Наглый и простой — это прямой, — пробормотал я.

— Можно и так сказать.

Она встала. Задумчиво посмотрела на меня.

— Я к щенам загляну. Похвалить надо. Пошли?

— Конечно! — обрадовался я. — Обещал своим.

Мы дружно, будто всё было совершенно нормально, прошли на псарню. Анна стала возиться со своей четверкой, я подписал у зоотехника увольнительную на щенов и получил пакет корма на вечер. Отошёл в сторону, чтобы не смущать Анну и стал ждать, пока она натискается и нацелуется.

Потом увидел Эриха. Он сидел на корточках у вольера со своими четырьмя щенами. Трое сидели в клетке, очень тихо и дисциплинировано, а четвертый щен, старшая сука Гольда, перед Эрихом. Они будто в гляделки играли.

Я подумал, что зря вчера нахамил Эриху. Ему тоже нелегко. Мы-то хоть привыкли воскресать, а он, наверное, совсем тяжело идти в каждый вылет, не зная, вернётся ли во взрослом теле.

Эрих стал гладить Гольду, та склонила голову.

Может подойти, поздороваться?

Гольда вдруг взвизгнула и легла на пол.

Я помедлил секунду, но не выдержал и побежал к Эриху. Гольда лежала неподвижно. Она была крупная — очень хороший и везучий вожак.

Эрих посмотрел на меня. Он будто совсем не удивился, что мы встретились на псарне.

— Два года уже не умирала. Задницу отъела, осторожная стала, себя и стаю бережет, а не корабль.

В руке у него был пустой шприц.

— Ты чего? — растерянно спросил я.

— Никогда щенов не усыплял? — удивился Эрих. — Зря. Полезная процедура. Пока они молодые — дурные и храбрые, да и реакция лучше. Заодно поймёт, что умирать не страшно. Клон сейчас приведут.

Он встал и пошёл к выходу, не обращая внимания на мёртвую Гольду.

«Даже не вздумай» — сказал Боря.

«Заткнись!» — огрызнулся я.

«Он прав, в уставе так рекомендовано».

— Заткнись! — крикнул я в голос. Эрих обернулся, прижал палец к виску и пошёл дальше.

Я подёргался на месте, пытаясь решить, что мне делать — возвращаться к Анне и своим щенам, или всё-таки догнать Эриха и…

Что и?

В драку полезть?

Во-первых, совсем не равная выйдет драка. Во-вторых, дисциплинарка. В-третьих, решат, что у меня пост-мортус синдром, буду месяц к психологу ходить.

И тут взвыла сирена.

Щены залаяли и тут же замолчали. Они умные, они всё понимают.

— Внимание, это не учебная тревога! — произнёс низкий женский голос. — База-Каллисто под атакой! Всем пилотам проследовать на взлётные палубы! Всему свободному персоналу — действия по протоколу «Альфа-два». Движение внутри базы будет ограничено через три минуты. Повторяю. Внимание, это не учебная тревога…

Я уже не слушал. Отпирал вольер со своими щенами, рядом Анна брала своих на поводок. Как хорошо, что мы оказались на псарне, сейчас начнется такая суматоха, что многим истребителям придётся стартовать без ботов.

— Я для наших ребят щенов возьму! — крикнула Анна зоотехнику, который суетился у вольеров, отпирая одну клетку за другой. Тот махнул рукой. К нему уже бежали другие ветеринары и даже неуклюжие болваны, которым в обычное время разве что клетки помыть разрешали.

Синтезированный голос вдруг прервался, и я услышал голос полковника Уильямса.

— Всем пилотам. Ребятки, взлёт по готовности. Защищайте базу любой ценой. Если они ударят по Каллисто…

Он замолчал. Договаривать не требовалось.

Если базу разрушат, мы все здесь погибнем, от пилотов и до умников. Через пару дней должен прийти грузовик с Земли, но всех он не эвакуирует.

— Я лечу с вами, — добавил полковник.

И вот тут мне стало страшно по-настоящему.

Глава 4

4

На вторую взлётку мы с Анной выбежали первыми, в окружении стаи щенов — четверо моих и дюжины, бежавших за ней. Тут было ярко, шумно и уже людно. Все техники и все болваны носились как угорелые, поднимая «Пчёл» из ангара и снаряжая их. За стеной раскатисто бухало — с первой взлётки уходили в космос дежурные истребители третьего крыла. В воздухе остро пахло озоном, смазкой и химией.

— Синий два, синий два! — завопил я, будто меня могли не узнать. — Мустафа! Синий-два!

Бородатый пузатый техник махнул, указывая на второй подъемник, принялся тыкать в планшет. Я от нетерпения мельтешил и подпрыгивал на месте, вокруг меня с лаем носились щены. Анна дёргала за руку и даже колотила кулачком своего техника, Дамира, пока тот не принялся поднимать из ангара её истребитель. Ворвались на взлётку ребята из фиолетовой и синей эскадрилий, мелькнули команды «Ос».

Взлётка — помещение огромное, вытянутое от центра базы. Одновременно здесь может стоять восемь истребителей. Но сейчас выкатили уже больше десятка, болваны откатывали их с лифтовых столов ближе к шлюзам и тут же поднимали новые. Жужжали тележки с боекомплектами, под ногами змеились силовые кабели и трубы заправщиков.

— Серёга! — вопил кто-то. — Тащи шланг быстрее, что ты его…

На мат я внимания не обращал, да и нас с самого дитячества никто не стеснялся. Войны без мата не бывает.

«Пчелу» для Анны наконец-то подняли. Конечно, это была новая «пчела», старая развалилась на молекулы в бою, но её искин был поднят из бэкапа, а все настройки приведены к привычным. У техников считается особым шиком сделать новую «пчелу» неотличимой от старой, даже царапинки порой карябают в кабине. Но сейчас, конечно, на это времени не было.

Анна, едва увидев поднимающийся фонарь кабины с зелёной цифрой «1», принялась раздеваться. Стянула водолазку, стала выбираться из штанов. В норме я бы отвернулся из вежливости, а сейчас даже мысли не возникло, принялся раздеваться сам. Взлётка уже была заполнена голыми и полуголыми подростками — в костюм лезешь совсем без одежды.

— Паяльник на твоём — три четверти заряда! — Мустафа потряс меня за плечо. — Не успеваем!

— Ракеты навесьте! — отмахнулся я.

Пол рядом со мной разошёлся, снизу, из тёмного ангара, начал подниматься «синий-два».

— Храни Аллах! — сказал Мустафа и побежал к другому лифту.

Да, с религией у нас тут всё сложно.

«Пчела» была новенькая и холодная, в баки только что закачали жидкий водород. По броне бежали струйки сконденсировавшейся воды, от боков истребителя шёл туман.

— Болван, ракеты по тяжелой навеске! — приказал я проходящему мимо роботу. — Нет, стой! Подсади вначале!

Тащить лестницу времени не было. Можно было запрыгнуть, без грузилова это совсем просто, но я боялся перемахнуть через «пчелу».

Болван послушно поднял меня, вытянув руки на максимальную длину. Я уцепился за край короткого крыла, легко подтянулся, вскарабкался. Титан был холодным как лёд. Колпак кабины начал открываться.

Щены внизу завизжали, возмущаясь.

— Снарядить боты! — скомандовал я болвану. — Потом ракеты! Живо!

Пока болван отпирал люки подвешенных к корпусу ботов (щены запрыгнут в них сами) я забрался в кабину, вполз в противоперегрузочный костюм. Тот зашумел, раздуваясь, подстраиваясь под мою тушку и налаживая тактильное управление. Я нахлобучил шлем и сразу услышал голос дежурного:

— Второе крыло, кто готов?

— Синий-два, три минуты, — ответил я.

— Синий-один, только поднимают «пчелу», — сказал Паоло.

Я даже не заметил, когда он успел прибежать на взлетку.

— Зеленый-один, тридцать секунд, — сказала Анна.

Ого! Какая же она шустрая!

— Черный-один, готов.

Круто. Марсель со своим напарником Даниэлем успели сесть в «осу» первыми.

— Черный-один, взлёт разрешаю. Всем взлёт по готовности! Вывожу оперативную карту.

Завыли двигатели «осы», стоящей на правой полосе. Она медленно покатилась к шлюзу, огибая застывшую впереди «пчелу» без экипажа. Болваны неуклюже разбегались с дороги.

У меня на пульте загорелись четыре зелёных огонька — боты были снаряжены. Я отметил это краем глаза, а сам принялся изучать появившуюся на колпаке кабины карту.

Выглядело всё очень серьёзно.

«Снизу», от Юпитера, к нам шла целая туча мелких целей, идентифицированных как «вонючки» и «мохнатки». Цели перекрывали друг друга, сливались, но на взгляд там было не меньше сотни кораблей.

А по встречной орбите, сближаясь куда стремительнее, но и находясь пока дальше, двигались два Падших Господства, четыре Власти и с десяток низших чинов.

Такая свора Падших нам не по зубам — даже если они подставятся под ракеты и излучатели базы. Остаётся лишь надеяться, что теологи и священники выполнят свою работу, будут молиться достаточно усердно, чтобы Ангельский чин прислал на помощь кого-то из высшей иерархии.

У меня зажегся индикатор готовности. Пока жёлтый, но это, скорее всего, не дозаряженный «паяльник» — фтороводородный лазер. Я повёл плечами, сбрасывая с «пчелы» кабели и трубы. Ощутил отдачу закрывшихся клапанов, разгоняющийся реактор.

— Синий-два, стартую.

Истребитель медленно покатился по полосе. Искин подруливал, обогнув замешкавшуюся тележку с двумя цилиндрами противоракет.

— Синий-два, жду указания цели. Мой ведущий задерживается.

— Три минуты, — тут же сказал Паоло.

— Второе крыло, всем старт по готовности, формируйте пары и в точку сбора, Падших пока не атаковать, — скомандовал дежурный. — Третье крыло связывает боем проклятых, потом усиливает вас. Первое крыло — ждать на орбите Каллисто в оперативном резерве.

«Пчела», разогнавшись, нырнула в открытый шлюз, пробежала ещё метров двадцать — люк за ней захлопнулся и тут же распахнулся внешний. Воздух сегодня не экономим…

Едва выкатившись из-под скального козырька, я дал на двигатели половину крейсерской и вскинул «пчелу» вверх, в бездонное чёрное небо. Истребитель взмыл как спугнутая птица. Притяжение было слишком слабое, а атмосфера слишком жидкая, чтобы пришлось разгоняться.

Передо мной болталось несколько машин, позади со взлёток выныривали всё новые и новые. Если бы взлетели все «пчёлы»-«осы»-«шершни» — нас набралась бы почти сотня.

Но, конечно, все взлететь не успеют. Невозможно держать девяносто шесть истребителей в постоянной боевой готовности. Для этого даже места в ангарах не хватит. Два десятка сейчас в патрулях, еще десяток в ремонте или снаряжаются.

В общем, все три крыла неполные на треть…

Потом я увидел на экране засечку от командного «Жука» и летающего радара «Бабочки». Полковник не соврал, попёр в пространство.

Хотя кто знает, где сейчас безопаснее, на базе или в космосе?

Мы с Анной не сговариваясь сошлись в пару — дожидаться сбора своих эскадрилий было слишком долго. Через минуту нас набралось уже четыре пары, и мы легли в разгон, закрутив спирали вокруг тяжелой «осы».

Лезть в бой в наспех сбитых парах и в таком составе мы, конечно, не собирались. До точки сбора маршевым ходом было двадцать минут полёта, и там ещё с полчаса ожидания.

В нашей группе все молчали. На общем канале продолжалась перекличка. Третье крыло уже сближалось с проклятыми, вот-вот начнут выпускать ботов.

«Слав, нам их не остановить» — сообщил Боря.

— Знаю. Ангелы помогут.

Боря промолчал. Ангелы могли помочь. Должны были помочь. Но всякое могло случиться. Молитва о помощи — штука действенная, Ангельский чин пришёл на помощь Земле именно после часа общей молитвы, объявленной всеми конфессиями. Однако иногда молитва не спасала.

Я посмотрел на Юпитер, висящий над головой. Потом на удаляющееся Каллисто. Спутник был темно-коричневый, весь в белых проплешинах ледяных кратеров. Юпитер, хоть мы от него и далеко, в пять раз дальше, чем Луна от Земли, был огромным, невозмутимым, бушующим. Если уж честно, то по сравнению с ним не только люди и наши корабли пылинки, рядом с Юпом даже серафим ничтожен. А высшие чины всё-таки размерами в десятки километров…

Как нам тягаться с падшими господствами? Их разве что термоядерный заряд прямым попаданием уничтожит.

Кстати…

Сняв предохранители с тяжелой ракеты (не сравнить с вооружением «ос», конечно, но вполне серьёзная термоядерная боеголовка) я стал крутить в голове план боя. Смогли ведь однажды на Сатурне вынести престола! Да, но он был один, оборону явно перегрузили залпами, но вынесли высшего чина…

— Славка. Ау.

— На связи, зеленый-один, — ответил я Анне.

— Спасибо, что подошёл, — сказала она и я невольно улыбнулся.

— Молчание в эфире, — скомандовали с «осы». — Прорабатываем тактику. Примите схемы.

Некоторое время все мы молчали, разглядывая сброшенные с «осы» схемы боя. Судя по сложности и проработанности, их составили на «Жуке», а скорее полковник вытащил какие-то резервные разработки и переслал нам через «осу». Во всяком случае, выглядело всё убедительно и проработано.

Нас догнало ещё шесть «пчёл», идущих на форсаже. Потом — оранжевая эскадрилья целиком. Потом — командир крыла на «шершне» в сопровождении двух «ос». Эрих против обыкновения не стал держаться в стороне, а шёл в строю. Минут через пять он обработал схемы боя, пару построений изменил и снова вернул нам.

Стало, пожалуй, лучше.

Вот только мне не понравилось, что во всех изменениях мою «пчелу» ставили в авангард.

«Может у тебя паранойя, но мне кажется, что Эрих тебя не любит», — сказал Боря.

— Схема четыре, начинаем, — скомандовал Эрих.

Мы с Анной начали выдвигаться вперёд. На другом фланге ускорились оранжевый-три и оранжевый-четыре.

Третье крыло тем временем сцепилось с проклятыми. На экране замелькали символы энергетических разрядов, потом дважды бахнули термоядерные заряды. Я не сомневался, что третье крыло справится, вот только какой ценой? Но у нас была своя задача — держать падших столько, сколько потребуется до прибытия ангелов.

— Выпускайте ботов, — велел Эрих.

Я сбросил щенов и стая радостно разлетелась вокруг «пчелы». Ну что ж… сейчас начнётся…

Падшие господства и власти исчезли.

Я поморгал, глядя на экран. Только что падших было видно, и на радаре, и в оптическом диапазоне. А вот их уже нет. Ни господств, ни властей, ни мелкой демонической шушеры. Остались два падших ангела, вот и всё.

— Серый-один, цель изменилась, — сказал я. — Фиксирую исчезновение господств, властей и большинства демонов.

Эрих думал недолго.

— Авангард, ракетный залп, накрыть вероятную траекторию. Паяльники в импульсный режим, на защиту.

Я понимал, о чём он думает. Что, если наши главные цели применили какую-то новую маскировку, разом уйдя в невидимость? И сейчас продолжают нестись к нам навстречу, незаметные, но смертоносные.

«Пчелу» тряхнуло, ракета соскочила с подвески и ушла вперёд. Одновременно выстрелили ещё три «пчелы».

Мелкие демоны в свободном полёте размером не больше «пчелы», да и по возможностям не сильно нас превосходят. Ангелы в полёте одеты в ореол — белое энергетическое сияние, скрывающее и защищающее почти человеческое тело. Демоны тоже, только цвет сияния тёмно-зелёный, болотный.

Увидев залп, демоны стали расходиться, пытаясь растянуть наши ракеты в стороны. Замелькали тусклые вспышки. Одна из ракет, запущенных оранжевыми, растворилась в прямом попадании.

Но три ракеты подобрались к целям достаточно близко, чтобы их искины, настроенные на героическую гибель, сочли правильным подорвать боеголовки.

Эфир наполнился радостными криками, когда первый из демонов полыхнул в унисон с близким термоядерным взрывом.

В космосе нет ударной волны, потому что нет и атмосферы. Из поражающих факторов — только излучение во всех возможных спектрах.

Но одному демону и этого хватило. Может быть, когда он маневрировал, тёмный ореол был открыт для движения, может быть, сам готовился стрелять или вёл сеанс связи. Но ореол пропустил пучок энергии и тот нарушил что-то очень важное в организме демона.

Второй сумел уйти от взрывов, но маневрируя потерял ход, его вынесло навстречу нам, и он оказался слишком близко.

— Осы, кинетика! — крикнул Эрих.

Я увёл «пчелу» в сторону, когда три тяжелых истребителя выпустили кассеты в сторону демона. Боты кинулись за мной, хоть я был почти уверен, что их сметёт залпом. Но они увернулись, хорошие щены!

Демона накрыло волной вольфрамовых игл.

У всего есть свои пределы, у защитной ауры демонов тоже. Что сработало — молитвы старцев, отшельников и монахинь, снаряжавших кассеты на далёкой Земле или обычные законы физики — не знаю. Я лично поставил бы на законы физики и скорость восемьдесят километров в секунду на траектории схождения.

Болотная аура мигнула и погасла. Я вытянул руки, тормозя и сближаясь с разлетающимися фрагментами. Один из ботов, кажется, Лайка, отработал по опасно приблизившемуся осколку и заметался вокруг в щенячьем восторге.

— Синий-два, проверь, — сухо скомандовал Эрих. — Всем, активный поиск! Где эти твари?

Старших демонов не было. Они что же, сбежали? Но не было никаких признаков портала…

Я сбросил ход, даже в глазах потемнело от перегрузок. Потряс головой, приложился к соску. Тот был сух и пуст.

— Питание не было установлено, — сообщил искин.

Ах ты ж гадина, раньше не мог сказать! А если бой затянется? Я уже был весь в поту, хотел пить, да и от глотка стимулятора бы не отказался.

Но страдать по этому поводу сейчас было бы непродуктивно. Я медленно подвёл осу к большому фрагменту демона, предоставив искину поработать и уравнять скорости. Индикатор радиации чуть-чуть подрагивал, но был пока в зеленой зоне. Демона разнесло чисто, а Каллисто слишком далеко от активных областей. Здесь магнитосфера Юпитера скорее защищает нас от космической радиации, чем убивает своим фоном.

— Синий-два, жду отчет! — рявкнул Эрих. Точнее, попытался рявкнуть, голосок у него тонкий, несмотря на возраст.

— Наблюдаю органические фрагменты демона, — ответил я. — Контакт отчетливый, визуальный. Невооруженным глазом.

— Мёртв? — спросил Эрих.

— О, да, — сказал я.

Искин хорошо уравнял скорости. Фрагмент проплывал рядом со мной, метрах в пяти. Это была верхняя часть торса с одной рукой, вторую оторвало, и головой. Вокруг шариками алого льда витала замёрзшая кровь. Демон был седовлас, выглядел пожилым и благообразным, даже с покрытыми льдом глазами. Рот раскрыт будто в крике, зубы белеют в отблесках света от далёкого Солнца.

— Сбрось маяк, — велел Эрих. Он будто даже подобрел. — Хорошая работа. Авангард и «осы», всем благодарность! А теперь ищем остальных!

Говорил он так уверенно и воинственно, словно найдя парочку господств и четыре власти мы разберём их на куски так же спокойно, как двух мелких демонов.

Самое смешное, что все разом в это поверили.

Я услышал пару воинственных кличей, несколько предположений — больше всего мне понравилась версия, что на нас пёрло два наглых демона, а всё остальное было обманом, мороком, рассеявшимся на близком расстоянии.

— Полковник Уильямс, — тем временем докладывал Эрих по открытому каналу. — Огневой контакт, обнаружили и уничтожили двух демонов нижнего чина. Потерь нет. господства и власти исчезли. Осуществляем поиск. Просим активное сканирование с «Бабочки» и базы.

— Хорошая работа, — ответил полковник. — Будет вам сканирование. Осторожнее там!

— Всегда, — ответил Эрих.

Я представил, как «Бабочка» разворачивается в нашу сторону, распускает гигантские антенные крылья — и принимается сканировать пространство во всех доступных диапазонах.

Если старшие чины не были иллюзией, если они не исхитрились уйти в портал каким-то новым незаметным образом, то «Бабочка» их найдёт.

Пусть это будет иллюзия, а?

Пусть девчонки с «Бабочки» скажут, что пространство чисто?

— Второе крыло, назад! — закричал полковник. — Атака базы!

Отметки на экранах появились практически одновременно с его криком. Два господства, четыре власти, четыре мелких демона. Уйдя в невидимость, они резко сменили курс и пошли к Каллисто по огромной дуге, бросив двух демонов отвлекать нас и умирать. Только активное сканирование с «Бабочки» смогло их выявить, может по гравитационному следу, а может по затемнению звёзд и прочим вторичным признакам.

Всё наше крыло оказалось растянуто в пространстве, отправившись навстречу врагу. Третье крыло ещё в схватке с проклятыми, хотя явно побеждало.

На орбите Каллисто оставались «Жук» с «Бабочкой» и неполное первое крыло. Маловато даже для боя с одним господством.

— Все назад, — сказал Эрих.

Но задора в его голосе больше не было. Мы не успевали.

Мы никак не успевали!

Глава 5

5

На базу падшие раньше не нападали. Низшая иерархия порой подбиралась к Калисто и затевала бой с истребителями, но близко к базе демоны не приближались. Средняя и высшая иерархия людей всегда игнорировала, словно драться с нами было ниже их достоинства.

Землю в тридцать шестом году атаковал Падший Престол. Но даже он не особо обращал внимания на людей — бродил, а точнее катался вдоль берега, несколько раз отправил в небо конвои с пробами воды (побережье Корсики и Сардинии тоже пострадало), сжёг три десятка натовских истребителей и десяток военных кораблей, попытавшихся его атаковать. А так — человеческой вознёй и попытками общаться не интересовался.

Той ночью, когда по призыву из Рима, Москвы, Иерусалима и Мекки человечество принялось коллективно молиться, американские военные, видимо не уверенные в помощи свыше, саданули по Престолу ядерным оружием. Все ракеты Престол сжёг в полёте, а вот торпеду с термоядерной боеголовкой пропустил. Ему порвало и сожгло одно из колёс, Престол рухнул на берегу Сицилии вблизи Палермо, подёргался там, разнеся в прах несколько городишек, поднялся. И вот тут, вполне возможно, настала бы жесть.

Но в этот момент свершилось Чудо — в небе материализовался Херувим, который разнёс раненого Престола на кусочки.

Потом Херувим воспарил и исчез, зато в ООН появился ангел, который и провёл переговоры с человечеством. По итогу было создано Небесное Воинство, Земля была взята под охрану, но на неё Падшие больше не посягали. Зато Луна, Марс, Юпитер и Сатурн превратились в арены ожесточенных схваток… где мы по мере сил помогаем ангелам в их битве.

Однако сейчас шесть Падших средней иерархии приближались к Каллисто.

— Заходим по схеме, — сказал Эрих и нам на экраны выскочили новые боевые задания. — Ввязываемся в бой… и по ситуации. Кто погибнет, не тормозите, сразу в ангары и взлёт!

Так было не принято, но никто, конечно, не спорил. Я дал щенам команду подцепиться обратно к «пчеле», пусть экономят запас рабочего тела в двигателях и занял своё место по схеме — рядом с Паоло и Джеем. Хелен до сих пор в пространстве не было, скорее всего, её истребитель оказался не готов к взлёту.

Тем временем на подходе к Каллисто начался бой. Сашка, лидер первого крыла, не стал распылять силы и бросил все истребители в атаку на две Власти, вырвавшиеся вперёд. Власти крупные, до пятидесяти метров ростом, но это всё ореол, у Ангелов белый, а у Падших — багровый. Само тело у Властей не больше трех метров.

Впрочем, в бою им это не мешает. Пылающая огненная фигура действует как единый организм, будто собранная из расплавленного стекла — и столь же гибкая и подвижная.

В пространстве сверкнули огненные мечи, замерцали вспышки лазерных излучателей. Один за другим взорвались и разлетелись раскалённой пылью четыре истребителя, ещё два кувыркаясь отклонились от курса.

Но напор крыла сработал. Замерцало и погасло багровое сияние одной Власти, потом разлетелся огненным шаром ореол второй.

— Красавчики! — донёсся голос Сашки. — Делай два…

Оставшиеся истребители крыла развернулись, заходя на Господства и Власти. Но те, оценив атаку, держались вместе. Господства (в ореоле их трудно отличить) подняли общий щит почти километрового диаметра, пылающий багровый диск, закрывшись им от надвигающихся истребителей. Такой не пробить, не обогнуть на достигнутых скоростях, и я понятия не имел, на что рассчитывает Сашка. На то, что мы ударим Падшим в спину? Мы не успеем! Им придётся либо свернуть, либо истребители размажет о щит!

— Начинаем! — сказал Сашка. Очень спокойно.

И в тот же миг экран заполнили сигнатуры стартовавших с базы ракет.

На моей памяти база ещё никогда не наносила такой удар. Временами велись тренировочные стрельбы, несколько раз база подавляла огнём Падших, завязавших бой с истребителями поблизости. Но каждый раз это было два-три пуска и без особого результата. Ну — разнесли пару астероидов, неосторожно пролетавших мимо. Один раз отпугнули парочку падших…

Сейчас все три ракетные станции базы выпустили полный боекомплект — по четыре ракеты. Вначале по одной, потом ещё по три.

В пространстве повисла тишина. Мы приближались, мы выжимали из двигателей всё, но лететь нам оставалось еще минут пятнадцать.

А первым ракетам с базы секунд двадцать.

Кинетическое оружие — это очень просто, очень старомодно и очень мощно. Куда эффективнее всех лазерных излучателей, которым ещё надо исхитриться попасть в цель и пробить ангельский ореол. Хорошо намоленные металлические стержни шьют Падших насквозь, и даже испарясь в ореоле накрывают врага расплавленной шрапнелью. Ведь там, внутри силовых полей, воплотившееся в материальной реальности тело из костей и мяса, удивительно совершенное, но самое обычное…

— Всем затемнить экраны и фонарь, — внезапно сказал Эрих.

Вначале я не понял.

«Быстро!» — крикнул в голове альтер.

— Защита зрения! — скомандовал я, искин послушно затемнил фонарь и опустил фильтры на камеры. Изображение на экранах потемнело.

Нет, это что, серьёзно?

Пространство залило светом — даже сквозь тёмные фильтры экраны заполыхали. Датчик радиации скакнул в жёлтое. Привет, вторичка.

Термоядерные заряды? Но зачем? Рассчитывать на прямое попадание наивно, а в вакууме нет ударной волны…

Экраны просветлели.

Как я и полагал, щит, поставленный Господствами, устоял, сами Падшие тоже были целы. Но теперь я понимал, в чём состоял замысел ракетчиков. Щит хоть и отразил ударивший в него изнутри поток энергии, но утратил яркость, из тёмно-багрового стал светло-розовым…

И тут взорвались девять ракет, идущих вторым эшелоном. Распались на кассеты, идущие вперёд с нарастающим ускорением.

Господства и Власти устояли. Четыре младших демона распались во вспышках алого света.

С замиранием сердца я вдруг понял, что у первого крыла и ракетчиков базы всё может получиться. Щит ослаб, поддерживать его и одновременно отбиваться от ракетного залпа не смогут даже Господства. Им придётся ввязаться в бой против истребителей, одновременно с Каллисто начнут бить лучевые пушки, потом пойдет новый залп. Кого-то из наших накроет «дружественным» огнём, но тут подойдём мы, вернутся остатки третьего крыла…

А ведь справимся!

Щит замигал и погас. Господства и Власти приняли неизбежное, сбросили поддержание щита и вступили в бой с первым крылом.

«Слава», — произнёс альтер. «Я не хотел бы тебя расстраивать. Но подумай вот о чём — фиксировалось не менее восьми демонов младшего чина. Может быть и на один-два больше. Двоих оставили отвлекать нас, они убиты. Четверо погибло сейчас. А где ещё как минимум двое?»

Я замотал головой, скользя взглядом от экрана к экрану. «Бабочка» светила вовсю, никто её не атаковал. Радары базы тоже исправно гнали информацию. Падших нигде не было. А ведь даже низший демонический чин не иголка в стоге сена, в отличие от высшего чина он может передвигаться в космосе только в ореоле. При активном сканировании ореол его выдаёт — как выдал Господства и Власти.

Очень тупо погибающие сейчас в бою Господства и Власти…

Это же что-то же выходит — средний чин прикрывает младший? Отвлекает нас?

И где тогда два демона?

Раз ореол их не выдаёт — значит, они…

Они не в космосе!

Я развернул «пчелу». Нашёл взглядом истребитель Джея, он был совсем рядом, метров пятьдесят-шестьдесят.

Не было времени ничего объяснять, но почему-то я подумал, что Джей не станет переспрашивать. Я зашевелил пальцами, отдавая команды на виртуальной клавиатуре — боты с щенами рывком отделились и, помедлив мгновение, по широкой дуге, огибая схватку, пошли к базе.

Боты нечасто возвращаются из боя самостоятельно, но такая возможность у них есть.

— Джей, — сказал я, установив персональный канал. — Убей меня.

Он помедлил секунду. Переспрашивать действительно не стал, но уточнил:

— А ты не хочешь открыть кабину? Или надо уничтожить и «пчелу»?

«Ты дурак», — вздохнул Боря.

— Я дурак, — согласился я. — Джей, тогда бери контроль над моей «пчелой».

Истребитель без пилота — это тоже оружие, пока работает искин или есть рядом ведущий.

А потом я открыл колпак и вакуум принял меня в свои жаркие объятия. Костюм пытался закрыть шлем, но я заставил его полностью распахнуться и вывалился из кабины. Было одновременно холодно, горячо, страшно, волшебно и очень, очень одиноко, когда я умирал, плывя рядом с истребителем в строю атакующего крыла, в небе висел Юпитер, огромный, куда больше, чем на земном небе Солнце, подо мной выгибался серо-коричневый Каллисто, полыхал космос в точке перехвата, где билось первое крыло и Падшие…

Я, наконец-то, умер.

Свет.

Приглушённый неяркий свет ночника на тумбочке.

Я лежал на кровати. Всё вокруг было неправильно! И кровать, и стены, и потолок — всё было… как в кино про земную жизнь!

А рядом со мной лежала голая женщина!

Лежала, совершенно не стесняясь, смотрела на меня задумчиво и ласково.

Я будто забыл, как дышать.

Женщина была старая, лет сорока, не меньше. Но почему-то маленькая, с меня ростом…

Нет, идиот, это я взрослый и большой!

Даже не двадцатилетний, старше!

У меня что, секс? Настоящий? Был или будет?

— Слава? — спросила женщина. Голос у неё был хрипловатый и глубокий. — О чём ты задумался?

Я молчал. Она меня знает? Втянул со всхлипом воздух… и чуть не закашлялся от обилия запахов.

«Стоп, стоп, стоп!» — завопил Боря. «Спокойно! Нам надо понять, где ты и в чьём теле!»

— Когда у тебя такой взгляд, — помедлив продолжила женщина, — ты словно где-то очень далеко. На Сатурне, да?

Она неловко рассмеялась, взяла мою руку и прижала к лицу.

— Прости. Не стоило этого говорить… не стоило…

Свет.

Тьма.

Свет.

Я моргнул, глядя в потолок. Так… всё непонятнее, потолок не голубой, обычные серые панели… я вроде как на Каллисто… но не в комнате для воскрешения…

Воздух точно наш, но какие-то незнакомые тяжелые запахи в нём.

Но я на базе.

Я лежу… чёрт возьми, даже на кушетку не переложили, я в контейнере! Голубенькая простынка, тощая маленькая тушка…

Толкнув запор (хорошо, что крышка открывается и изнутри) я сбросил прозрачную пластину и сел. Подтянул пятку и посмотрел на цифру «7».

Ну да.

Движения были заторможенные, а ещё в помещении было прохладно. Подращенные до стандарта клоны лежат не в анабиозе, конечно, анабиоза у нас не придумали, но в состоянии гибернации. Если пилот гибнет, то в тушку накачивают стимуляторов, согревают и переносят на обычную кушетку.

Но в нашей ситуации явно было не до того. Контейнер стоял где-то в глубинах клонарни, где я никогда и не бывал в сознании. Просторное помещение, дизайн производственный, по стенам трубы, на потолке лампы с холодным светом, повсюду уходящие в глубины станции проходы. И десятка три контейнеров. Их торопливо выкатили, вкололи нам стимулятор, но в неполной дозе и оставили лежать.

Понятно. При тех потерях, что предполагались, комнат для оживления не хватит.

Меня потряхивало, я встал, выбрался из контейнера. Отпихнул его, контейнер покатился на крошечных колесиках, но перед этим взял простыню и обмотал вокруг талии.

С чего бы я начал стесняться кого-то после воскрешения?

Видимо, от этого сна — не сна, в котором красивая, хоть и старая женщина целовала мою руку…

Рядом в контейнере лежал ещё один мой клон, помладше, хотя, наверное, годный. Рисовать на пятке цифру «8» времени не было, но я похлопал его по плечу — на удачу. Надеюсь, ты мне не скоро понадобишься. Маловат ты для таких полётов… Заглянул в соседние контейнеры. Там лежали пилоты, мальчишки и девчонки, всех их я, конечно же, знал. Нас ведь не так много, а с третью ребят мы росли и тренировались вместе.

Кто-то из наших был в глубокой отключке, кто-то, казалось, просыпался — может быть тоже погиб и сейчас приходит в себя?

Но тормошить и будить я никого не решился. Вдруг что-то испорчу?

— Эй! — осторожно позвал я. — Кто тут есть? Второй-синий второе крыло, Святослав Морозов! Я вернулся!

Тишина.

Нет, какие-то смутные звуки откуда-то доносятся.

«Слава. Я понимаю, что ты ошарашен, я тоже. Но как ты помнишь, мы выпрыгнули голышом в пустоту не потому, что нам стало жарко».

Ну надо же! У Бори прорезалось что-то вроде чувства юмора!

Спорить я не стал, он был прав. Так что я пошёл-побежал большими легкими скачками, стараясь не налетать на контейнеры. Сила тяжести маленькая, а вот инерция никуда не делась, синяков наставить легко…

У одного из проходов на стене нашлась схема помещений, я постоял полминуты и вроде бы разобрался, в какой части клонарни нахожусь — в «Подготовительной — 3». Вот сюда свернуть и выйду к комнатам воскрешения.

Но насторожившие меня звуки шли с другой стороны.

— Что я делаю… — прошептал я, но ответа ждать было не от кого.

Так что я просто пошёл на звук, свернул в узкий проход и двинулся по длинному холодному коридору, шлепая пятками по линолеуму.

И чем отчетливее я слышал звуки, тем меньше они мне нравились. Звуки походили на стрельбу.

Секунд через десять я понял, что не ошибся. На полу лежало тело морпеха в полном боевом. Одна рука была отрублена, повсюду кровь. Я посмотрел на рану — края казались обожженными.

Падшие.

Укороченный автомат морпеха стал ещё короче — ствол наполовину был отрублен огненным мечом. Может из него и можно было стрелять, но я не настолько в этом разбираюсь. Так что я вытащил из кобуры морпеха пистолет и побежал дальше. Пистолет оттягивал руку, а на поворотах пытался вырваться из пальцев.

Звуки становились всё ближе. Стреляли два автомата, короткими экономными очередями.

Я перепрыгнул через ещё два трупа морпехов. Эти оказались обезглавлены. Автоматы целы, но я уже понял, что отдачей меня унесёт в ближайшую стену и не стал их брать.

Толкнул дверь с надписью «Центр доращивания — 2».

Тут было гораздо ярче и теплее. Помещение здоровенное, метров сто — сто пятьдесят квадратных. Дальние стены покрывали стойки со стеклянными цилиндрами, заполненными мутной белой жидкостью. Сквозь неё просвечивали розовато-красные тельца младенцев.

Ближе к дверям стойки тоже были, но почти все разбитые. Пол заливала белая жидкость, неприятно липнущая к ногам, по ней изгибались, тая, прожилки крови. Ещё на полу было очень много битого стекла и десятка три младенцев. В основном мёртвых, но некоторые подёргивались.

Странно, но меня не замутило и орать я тоже не стал.

Ангел стоял сразу за дверью, боком ко мне. Ореол вокруг него был слабым, зеленоватым спереди, а со спины совсем белым. Этот ангел был нагим и бескрылым.

Падший.

В правой руке ангел держал огненный меч. Меч почти неуловимо подёргивался и от него рикошетили пули. Не то двое, не то трое морпехов держали оборону в дальнем конце, прикрываясь перевернутыми на бок лабораторными столами.

Я пошёл босиком по бело-красной жиже, заходя ангелу за спину. Морпехи прекратили стрелять, видимо, боялись попасть в меня.

Я приблизился к ангелу так близко, что мог бы прижать пистолет к его белоснежной коже. Остановился. Поднял руку с пистолетом. Падший медленно повернулся, посмотрел сквозь меня, продолжая прикрываться мечом от морпехов. Рука его словно жила своей жизнью, загнулась за спину, подрагивала. Может у него на руке глаза есть, как у серафима на крыльях?

Лицо у ангела было красивое, рост метра два с небольшим. Он слепо смотрел поверх меня, потом начал крутить головой, пытаясь отыскать то, что его насторожило.

— Бах, — сказал я.

Ангел вздрогнул и взгляд его сфокусировался.

— Бах, — повторил я. — Бах, бах!

— Святослав Морозов, — сказал падший торжественно. — Преклони колени, ты стоишь перед ангелом.

— Да какой ты ангел? — спросил я, продолжая целиться ему в грудь.

— Падший.

— А мне кажется, ты фуфло, — сказал я и выстрелил.

Кинетика она такая, надежная, но палка о двух концах. Серебряная пуля пробила грудь ангелу, а моя рука с пистолетом дёрнулась и засадила мне же по подбородку. По груди ангела потекла кровь, у меня во рту тоже стало солоно.

Ангел постоял, потом моргнул. Глянул мельком на шевелящегося под ногами младенца. Тот, похоже, был вполне готов родиться, когда его цилиндр разнесло на куски.

— Это лежишь ты, — сказал ангел, поднимая ногу. — И если не бросишь оружие и не преклонишься…

Я даже почувствовал, как от него пошла темная благодать, проклятие, попросту говоря.

— Дурак, это девочка, — сказал я и выстрелил ещё раз, в голову, когда падший вновь опустил взгляд.

Голова падшего разлетелась на куски, он рухнул. Огненный меч упал на пол, зашипел и погас.

Я подумал, что нужно поднять младенца. Честно говоря, я не заметил, мальчик это или девочка.

Но у меня тряслись руки, поэтому я бросил пистолет — тот упал мягко, неторопливо, и прислонился к стене. От укрытия ко мне бросились два морпеха и, вот уж кого не ожидал увидеть, кардиолог Хенрик. Морпехи были в форме, Хенрик в халате на голое тело.

— Малец… малец, как же я тебе рад… — один из морпехов на миг обнял меня, и я даже не стал объяснять, что двадцатилетнего пилота называть мальцом неправильно. Морпехи, не выпуская оружия, принялись поднимать живых младенцев, которые немедленно начали вопить.

Хенрик сунул мне в руку леденец, достав его из кармана халата.

— Держи!

— Да отвали ты, кусок дерьма! — завопил я. — Что ты вечно глумишься, дебил?

Хенрик заморгал, растерянно глядя на меня.

— Тебе нужен сахар! Вам всем нужно сладкое после воскрешения! Мозгу нужно, сердцу нужно! Почему вы всегда ругаетесь и не берете?

Он махнул рукой и тоже принялся поднимать младенцев.

В помещении стоял ор, воняло кровью, химией и дитячьими какашками.

Я тупо смотрел то на леденец, то на Хенрика. Кардиолог был совсем немолодым, несуразным, некампанейским.

Мне вдруг стало понятно, что он действительно совал нам леденцы, потому что считал это полезным. А хохотать принимался потому, что наша реакция его смущала.

Я развернул леденец и сунул в рот. Сказал:

— Там убитые. Морпехи.

— Знаем, — сказал морпех, кладя на стол младенца, которого чуть не раздавил падший. Принялся заворачивать в какую-то тряпку.

— Их могло быть несколько. Падших.

— Трое их было. Это последний. Заверни дитя во что-нибудь.

Я стащил с себя простыню, обтер младенца.

Да, возможно, это я. Или Джей. Или Эрих. Но уж точно не Анна или Хелен.

Завернув младенца в простыню, я сел на стол рядом с ним и принялся грызть леденец.

Глава 6

6

Мы никогда не собирались все вместе после того далёкого дня, когда нас отправили с Марса на Каллисто.

Обычно не меньше пяти эскадрилий находится в пространстве. Кто-то над Юпитером, кто-то на пути к нему или обратно. Это очень мало, если вы хоть чуть-чуть представляете себе размеры самой большой планеты в Солнечной Системе. Всё равно, что одному человеку сесть в древний винтовой самолётик и патрулировать всю Землю.

Но мы делаем, что можем, а порой ангелы дают нам наводку на вероятные маршруты падших. В любом случае у нас только одна база и ограниченное количество ресурсов, как материальных, так и человеческих.

Вчера была схватка над Каллисто, вчера совершилось неслыханное — трое падших проникли на базу. Мы отбились сами, ангелы не откликнулись на молитвы.

Завтра утром с Земли прибывает грузовик, раньше все ходили бы радостные, предвкушая гостинцы от родных, свежие фрукты и прочие приятные вещи. Два десятка морпехов должны были смениться, истекал их двухгодичный контракт…

Всё изменилось.

Нас собрали на первой взлётке просто потому, что её раньше других привели в порядок. Уцелевшие истребители спустили в ангары на обслуживание и заправку, а едва дотянувшие до базы и непригодные к ремонту — техникам на разборку.

Ни одного экипажа не было в космосе.

Но три крыла все равно не собрались полностью.

И уже никогда не соберутся.

Полковник Уильямс поднялся на трап, который выкатили к закрытому шлюзу. Снял фуражку и пригладил короткие жесткие волосы.

Странно, я не замечал, что у него столько седины.

— Пилоты… там, в небе, я вам не командир и вины за вашу гибель не несу. Да и не случалось её, этой гибели… — он замолчал, крутя в руках фуражку. — А вот здесь — я главный. И вина на мне.

Он снова замолчал.

Со стороны Первого крыла внезапно вышел вперёд Сашка. Приложил руку к фуражке. Мы все сейчас были в парадке. Многим она оказалась велика или маловата, но плевать. Мы ведь такие, то больше, то меньше уставного размера.

— Полковник. При всём уважении. Вашей вины нет.

— Мы тут не дети, утешать не надо, лидер-один, — коротко ответил полковник. — Вина есть. В разработках имелась версия об атаке на клон-мастерскую. Я ей пренебрег… Доложите о потерях крыла, Александр.

— Двадцать возвратных. Трое безвозвратных, — голос Александра дрогнул.

Когда ему доводилось говорить о безвозвратных потерях? Один раз, на Марсе, во время тренировок, квантовая запутанность еще не была налажена.

— Красный-два, Хироёси Нисидзава. Синий-четыре, Сатору Анабуки. Фиолетовый-два, Франко Луккини.

Я знал, что Хироёси был его другом. Хороший пилот, жёсткий, чёткий и хладнокровный. Но голос Александра оставался ровным. Он отдал честь и вернулся.

— Лидер два, — произнёс Уильямс.

Вышел Эрих. Снял фуражку.

— Восемь возвратных. Двое безвозвратных. Желтый-три, Луиджи. Желтый-четыре, Мари.

Он сделал короткую, почти незаметную паузу и добавил.

— Один дезертир. Синий-два. Святослав Морозов.

Наступила тишина.

Я стоял, молча глядя перед собой.

— Вернуться в строй, — сказал Уильямс. — Хватит молоть чушь.

— В дисциплинарных вопросах лидер кры… — начал Эрих.

— Заткнись! — рявкнул Уильямс так, что даже Эрих со всей его наглостью замолчал на полуслове. — Строгое порицание с занесением в личное дело. Встать в строй!

Эрих молча отдал честь и вернулся.

— Лидер три!

С правого фланга вышел Ричард. Отдал честь, сухо назвал потери. Шестнадцать возвратных, четыре безвозвратные потери.

Когда он вернулся в строй, Уильямс поискал меня взглядом.

— Святослав Морозов!

Я вышел.

— Почему вы покинули исправный истребитель в ходе боя?

— Разрешите объяснить подробно, полковник?

— Приказываю.

— Накануне у меня была аудиенция с ангелом, посетившим базу. При его появлении я обратил внимание, что ангел не сразу меня заметил. И задал вопрос.

Кто-то нервно хмыкнул.

— Ангел счёл возможным ответить. Он сказал, что сразу после воскрешения, несколько часов, мы ещё не наполнились ни добром, ни злом. И взор ангелов нас… не замечает.

Я развёл руками.

— Сам удивился, полковник. Но когда во время боя я посчитал цели, у меня возникло подозрение, что как минимум двое падших перенеслись на базу, сбросив ореол. Даже без ореола это очень опасные противники. И я подумал, что если вновь воскресну, то буду как бы незаметен для них.

— Вы знали, что ваш клон подготовлен к оживлению и квантовая связность действует? — спросил полковник.

— Надеялся, конечно, — кивнул я. — Но не знал. Ведь была такая суматоха, все стартовали разом.

— То есть вы вышли из боя осознанно, Морозов? Понимая риск, но считая, что принесете больше пользы на базе? Дезориентированный, полусонный, голый и безоружный?

— Как-то так, — кивнул я. — Оружие я рассчитывал найти на месте, так и получилось. Падший меня действительно не замечал. Я заметил, что инкубаторы он бил все подряд, занятые и пустые, значит — не видел, где есть клоны, а где нет. Зашёл со спины, там почти не было ореола, выстрелил в грудь, потом в голову.

— И что-то сказали? — продолжал расспрашивать Уильямс.

Он, без сомнения, и мой доклад прочитал, и запись видел. Но я кивнул:

— Да. Я назвал его фуфлом.

— Что это значит?

«Аккуратно, Святослав» — шепнул Боря.

— Русское жаргонное слово, — ответил я смущенно. — Бранное слово. Означает что-то плохое, скверное.

— Вполне согласен с оценкой, — рассудил полковник. — Лидер второго крыла!

Эрих молча вышел.

— Вы слышали объяснения Святослава?

— Да, — Эрих поколебался. — Рапорт я тоже читал.

— Вас что-то не устраивает?

— У меня нет доказательств, что синий-два действительно всё так спланировал, — твёрдо ответил Эрих. — Но я признаю, что после воскрешения он действовал чётко и принёс пользу Небесному Воинству.

— И каков ваш долг, как лидера крыла, отвечающего за дисциплинарные вопросы? — полковник не собирался так просто его отпускать.

— Синий-два, Святослав Морозов, от имени второго крыла базы Каллисто Небесного Воинства объявляю вам благодарность, — сказал Эрих.

— Служу Небесному Воинству, — ответил я.

Стоя перед строем, мы, под пристальным взглядом полковника, обменялись рукопожатиями.

— На этом, надеюсь, конфликт исчерпан, — сказал Уильямс. — Теперь о ситуации в целом. В чём причина безвозвратных потерь? Душа человеческая, как объяснили нам когда-то ангелы, может находиться в состоянии квантовой запутанности лишь с одним клоном. Поэтому у всех вас, когда вы отправляетесь в полёт, либо занимаетесь чем-то потенциально опасным, в состоянии ожидания находится один-единственный клон. Общее количество клонов каждого пилота поддерживается в количестве семи единиц, начиная с условно-новорожденного и заканчивая особями в биологическом возрасте двенадцати лет. Наши технологии позволяют дорастить тело с нуля до двенадцати примерно за один год. Согласно расчетам этого вполне достаточно.

Мы это знали, конечно. Не случалось пока, чтобы кто-то погибал так часто, чтобы подращенных клонов не хватало. В уставе было записано, что в таком случае пилот временно будет отстранён от полётов.

— В норме, сразу после воскрешения, запускается квантовая запутанность с организмом нового клона, — продолжал Уильямс. — Процесс ускоряется при прямом контакте. Именно для этого новые тела помещают рядом с вами в комнате воскрешения, вы смотрите на них, дотрагиваетесь, рисуете номерочки на пятках. Процесс быстрый, но всё же требует несколько минут. И если бы падшие сразу направились в матричную и центры доращивания — мы понесли бы огромные потери, но все вы успели бы воскреснуть. К сожалению, падшие материализовались в комнатах воскрешения. Там они убили двадцать пар клонов, находящих в режиме ожидания, четверых воскресших, а после их воскрешения — их новых клонов, включая едва воскресшего красного-два первого крыла и едва вошедшего с ним в запутанность клона. К счастью, Хироёси после воскрешения, прежде чем вновь погибнуть, успел подать сигнал тревоги. На помощь прибыли морпехи. В ходе завязавшегося боя падшие стали отступать в глубину базы, убив по пути ещё шестерых едва воскресших пилотов, но не успев уничтожить их новых клонов. Оставшиеся пять жертв — это те пилоты, чьи клоны были уничтожены, а новые ещё не вошли в квантовую связь. Пилоты умирали, но воскреснуть уже не могли.

На взлётке царила тишина. Мы все более-менее представляли, как всё случилось, но без деталей.

— Далее Падшие стали пробиваться к матричной, явно рассчитывая уничтожить эталонные зародыши. В ходе боя пострадало большое количество клонов в разной степени доращивания, но морская пехота встала на пути врага насмерть. Двое Падших были убиты. Третьего смог уничтожить Святослав Морозов. У нас девять безвозвратно погибших лётчиков. И тридцать семь погибших морских пехотинцев, врачей и техников. Как вы знаете, у них нет квантовой запутанности и клонов.

Это был тяжелый удар. И не только для нас, чего уж тут говорить. Мы хотя бы теоретически имели шанс воскреснуть, просто девятерым не повезло. А вот остальные рисковали жизнью непрерывно.

— По факту… мы потеряли девять пилотов, что скажется на дальнейшей работе. Но поскольку погибли или пострадали многие клоны, то ещё двенадцать пилотов признаны ограниченно годными к несению службы. Их клоны слишком малы, мы не можем быть уверены, что квантовая запутанность сработает. Поэтому, пока не будут выращены полноценные клоны, полёты этим пилотам тоже запрещены. Списки временно отстраненных и ограниченно годных получат лидеры крыльев, также каждому сообщат его состояние лично. Прошу отнестись с пониманием. Кому-то придётся потерпеть неделю-другую, а кому-то и полгода… год. Морским пехотинцам и персоналу предложено продлить контракты на некоторый срок. На Землю отправлен запрос об оказании помощи, включая молитвенную поддержку. Вопросы? Ричард, слушаю.

— Будут ли новые пилоты?

— Да. Вы — основа Небесного воинства, камень краеугольный. Двадцать лет назад вас, лучших из лучших, отобрали для святой миссии…

«Ну, допустим, не двадцать, а восемнадцать-девятнадцать», — подумал я. «Нам же было от года до двух».

«Какой же ты простодушный, Слава» — фыркнул Боря.

«Что против хочешь сказать?»

«Да ладно…» — Боря замолчал.

Зануда.

Тем временем Уильямс напомнил всем, что некоторое время назад ангелы согласились, что пилотов должно быть больше и помогли отобрать ещё пятьсот детей, подходящих для Небесного Воинства. Ну, точнее они нашли больше, но не все родители согласились записать дитять в пилоты.

И вот сейчас эти новенькие ребята, второго набора, заканчивают подготовку, им лет по десять-одиннадцать, но вполне возможно, что подготовку ускорят. Так что они заполнят брешь в наших рядах…

Разумеется, среди пилотов начались смешки. Кто-то сказал, что разумнее обучить щенов пилотировать большие истребители. Его Пальма, мол, точно будет получше десятилетнего сопляка…

Конечно же, все мы в постоянном стрессе от своего непрошенного дитячества, накрывающего нас после каждого воскрешения. Так что настоящим дитятям не повезло, они попадут в атмосферу подначек и насмешек.

Сегодня был объявлен день траура. Всем рекомендовали строгий пост. Ночью посоветовали молиться.

На этом наше общее построение и было закончено.

Честно говоря, мне хотелось есть. Вчера после боя я ещё долго помогал в клонарнях — таскал тушки, помогал убирать бардак. Видел много знакомых. Встретил себя, примерно пятилетнего. Кстати, живого — мелкая тушка сидела и сосала палец. Не знаю, сгодится он теперь в роли клона, после того как пробудился, или…

Нет, не хочу даже думать.

Но вчера аппетита у меня не было, вернувшись к себе я упал и заснул, а за завтраком выпил сладкого чая и съел тарелку овсяной каши.

А вот сейчас на меня накатил жор. Так что я пренебрег рекомендацией и пошёл в столовую.

Народа здесь было вполовину меньше обычного, но всё-таки изрядно. Мы всё-таки несём службу, а воинам традиционно даются послабления.

Мясо или рыбу я брать не стал, но картошки с грибами навалил полную тарелку. Сидел, ел и вспоминал Падшего, стоящего с огненным мечом посреди кровавой плоти и разбитой медицинской аппаратуры. Если бы на него надеть белые одежды и просветлить ореол — выглядел бы братом тому ангелу, что со мной разговаривал.

Ну да, конечно, всё это видимость доступная человеческому глазу, бла-бла-бла, да и были они когда-то одинаковыми, только некоторые ангелы пали, поддавшись гордыне и ненависти к людям…

А другие устояли перед искушением, а уж людей любят — просто на колени упасть хочется.

— Святослав, — рядом со мной вдруг присел Эрих. — Мир, дружба?

— Мир, — согласился я. — И всё же, чего ты меня невзлюбил?

— Ты другой, — подумав, сказал Эрих. Кажется, вполне откровенно. — Вроде искренний, летаешь хорошо. Но…

Он повёл рукой в воздухе, будто пытаясь что-то нащупать.

— Ты одиночка. Со всеми ровный, но никому не друг.

— Ты тоже, — заметил я.

— Верно, — Эрих усмехнулся. — Но я такой, потому что знаю — я самый лучший. А ты словно фигу держишь в кармане. И хоть бы разок достал, показал. Нет, улыбаешься, но держишь.

Эрих встал и погрозил мне пальцем.

— Это раздражает, Святослав. Будь проще.

Я пожал плечами и хлебной коркой подобрал с тарелки густой грибной соус.

— Постараюсь, лидер.

Эрих закатил глаза.

— Ну вот, опять…

Я, конечно, мог бы ему сказать, что в Эрихе раздражает не его уверенность в своей крутизне, он действительно великий пилот, а стремление ткнуть каждого в его недостаток, будь он настоящим или придуманным. Но зачем? Я ведь всё держу в кармане.

Так что я доел и пошёл к себе.

Джей поджидал меня в коридоре. Стоял у окна-экрана и смотрел на бушующий океан. Картинка хорошая, никогда не надоедает и вроде как не повторяется. Я вначале думал, что это живая трансляция с Земли, потом мне объяснили, что видеопоток генерит нейронка. Но выглядит и впрямь залипательно.

— Зайду? — спросил он.

— Конечно, — я взялся за ручку, отпирая дверь. — Спасибо, что привёл пчёлку в улей.

Джей криво усмехнулся дитячьей шутке. Мой истребитель он действительно не угробил, не кинул под управлением искина в центр схватки, как поступил бы почти каждый, а сражался с ним в спарке и потом довёл до базы.

Учитывая, сколько «пчёл» мы потеряли разом, это был очень правильный поступок.

— Ты бы поступил так же, — ответил Джей, заходя вслед за мной. — О, ты ещё не смотрел?

На столе лежал конверт. Я вскрыл его, повернувшись так, чтобы Джей не видел текста. Вроде как ничего секретного, но почему-то раскрывать детали не хотелось.

В письме меня коротко оповещали, что матричный эмбрион жив-здоров, существует один нормально развивающийся зародыш, существует клон в возрасте двух недель (неужели и впрямь тот, которого едва не раздавил Падший?), клон доращённый до семи лет и клон в возрасте одиннадцати. Всех троих переведут на ускоренное развитие. Одиннадцатилетнего даже признали годным меня дублировать. К сожалению, ещё один клон в возрасте пяти лет был выведен из гибернации при нападении. Физически он не пострадал, но начал жить самостоятельно и, по оценке клон-мастеров, более непригоден для квантовой запутанности. Про остальных ничего сказано не было. Ещё два-три клона, скорее всего, погибли во сне и про них просто не упомянули.

— Я везунчик, — сказал Джей. — У меня все целы.

— Поздравляю.

— А ты как?

— Нормально, — ответил я, глядя на последнюю строчку «Ограниченно годен к несению службы». — Летать буду.

— Ты молодец, хорошо придумал. Падшего завалил.

Я сложил письмо и засунул в карман.

Интересно, что сделали с тем пятилетним клоном? Усыпили?

Блин. Думать об этом не хотелось.

— Что тебе снится, Слава? — неожиданно спросил Джей.

Я насторожился. Боря, всегда готовый влезть с советом, неожиданно молчал.

— Всякое…

— У меня три раза были видения, — задумчиво сказал Джей. — Я там совсем другой. Понимаешь?

— Нет, — соврал я.

— Первый раз — как у Серафима накрыло. Открыл глаза — сижу в большом баре. Стены из дерева, темновато. Я что-то горькое пью из кружки, вроде пива. Руки у меня были морщинистые, старые. Вокруг много незнакомых людей, многие в военной форме. Люди кого-то поминали. Я подумал, что это меня.

Я невольно улыбнулся, но тут же сделал лицо серьезным.

— Ага, — кивнул Джей. — Теперь самому смешно. А тогда орать начал. Уже пришёл в себя — ору. Нервный срыв, пэ-эм синдром, все дела… Но как-то быстро опомнился, доктора отпустили.

— Это бывает, — сказал я.

— Второй раз — вроде как сон. Но слишком уж яркий. Я стоял на взлётке. На Земле, под небом. Трава была, и солнце большое, и облака. Очень красиво всё. А в небе какие-то странные маленькие самолётики кружили, древние, с винтами впереди, знаешь? И вроде кинетикой друг в друга палили. А на меня вдруг стали орать… что стою столбом… я проснулся. Потом разревелся… ты услышал и зашёл, так?

Запираться я не стал и кивнул.

— Ну и третий сон, сегодня. Я гулял. По Земле. Просто ходил со щеном по парку. Пасмурно, здания красивые, людей море… Щен, кстати, старый. Осень была, под деревьями листья жёлтые. Щен стал в них валяться, а я сел рядом. И в листья зарылся. Знаешь, как он пахнут?

Джей криво улыбнулся и закончил:

— А теперь колись. Что тебе видится?

— Да это же просто сны… — сказал я.

— Не сны, Славка. Мы с тобой были ближе всех к Серафиму, когда его Престол ударил фиолетовым лучом. Нас явно задело! Я ещё Хелен расспрашивал, очень аккуратно, может быть и с ней что не так, но она и без того чудная. Паоло, вроде бы, ничего такого не снится. Но насчёт тебя мой альтер уверен, что такие же видения! А Санта — он глупости не скажет.

— Хо-хо-хо, — сказал я. — Привет Санте. Боря, а ты что скажешь?

«Какая у них с Сантой версия?»

— Боря спрашивает, что вы об этом всем думаете?

— Да что тут думать… Нашу квантовую запутанность повредило! И мы временами цепляемся к каким-то другим людям. Видимо, связанным с полётами.

— Откуда самолёты с пропеллерами? — спросил я с сомнением.

— Реконструкторы? А может быть и нет, я проверил, на Земле есть самолёты с пропеллерами, даже военные. На них воюют с дронами, с партизанами… Ты что-то говорил про космический корабль…

— Ладно, ладно, не корабль! — не выдержал я. Поделиться всё-таки хотелось. — Ты прав, я летел в реактивном самолёте, хоть и старом. А во втором сне — лежал в кровати с голой тёткой!

Глаза у Джея расширились.

— Чего? Ты это… сексом занимался?

— Джентльмены о таком не рассказывают.

— Да врёшь!

Я загадочно поднял глаза.

— А я, как дурак, с щеном в листьях валялся! — Джей выругался. — Ну ты везунчик… может меня тоже подцепит к кому-то…

— И что будем делать? — спросил я. — Неохота докладывать. Это же чушь, сны! Они не мешают.

— Как по мне, это удачный бонус, — сказал Джей и ухмыльнулся. — Не сон, а подключение к чужому сознанию. Будто увольнительная, только на Землю. Не стоит докладывать, только давай друг от друга не скрывать!

— Давай, — согласился я.

И мы пожали друг другу руки.

Глава 7

7

Перед сном я долго чистил зубы, глядя в зеркало и размышляя.

Сны — не сны. У меня и у Джея.

Квантовая запутанность сбоит и перебрасывает нас на минуту-другую в чужую тушку, на Землю?

Возможно.

Будут ли наши с Джеем видения продолжаться дальше?

Или сойдут потихоньку на нет… или однажды нас «закоротит» и мы навсегда окажемся в чужом теле?

«Слава, ты не о том думаешь».

«А о чем надо?»

«Что за оружие использовал падший Престол. Что случилось с Серафимом? Кто такие ангелы и Падшие?»

Я прополоскал рот и поставил зубную щетку в стаканчик. Щетка мне стала крупновата, а мятная паста перестала нравиться. Хотелось шоколадную или малиновую.

«Ты сам все прекрасно знаешь. Пришли дни последней битвы, ангелы небесные сражаются с силами тьмы…»

Боря очень умело изобразил смех.

«О да, силам тьмы так нужен сжиженный водород и гелий в циклопических объемах… Кому ты втираешь, Славик? Своему Альтеру?»

«Ты — моя паранойя» — огрызнулся я. «Ты, конечно, знаешь мои мысли, потому что ты сам — моя мысль. Но интерпретируешь всё иначе».

«Конечно. В этом же и есть моя функция. Идеальных людей нет, у каждого пилота существуют те или иные проблемы в восприятии и оценке реальности. Я добавляю тебе занудства и скепсиса… я голос твоего здравого смысла».

«А может ты тёмная часть моего сознания, изначальное зло, первородный грех?» — огрызнулся я.

Боря вновь рассмеялся, совсем уж демонически.

«Да? И меня могли создать, дали мне голос ангелы?»

«Изолировали, чтобы мог только бормотать глупости» — мстительно ответил я.

Боря обиделся и замолчал. А я пошёл спать.

Я ещё помню, как Бори не было. Как с нами, пятилетками, работали психологи. Мы рисовали картинки, что-то объясняли. Потом нам сказали, что у нас в голове поселится воображаемый настоящий друг. Наше Альтер эго. Что кому-то не хватает юмора и друг станет шутить и веселить его. А кто-то слишком нетерпеливый и друг научит терпению. Мы придумывали друзьям имена… вот Джей упёрся, что хочет Санту… а я сказал, что хочу Зануду. Но меня не поняли, и записали «Боря».

Потом мы проснулись, а в голове зазвучал голос. Вначале робкий и растерянный, потом он окреп.

Альтер — не какая-то подсаженная в голову нейросеть, и не наивная дитячья выдумка. Он действительно существует, но в той же самой коре мозга, что и мы сами. Некоторые священники даже утверждают, что в раю, куда мы непременно однажды попадём, наши Альтеры обретут собственное тело…

Тут я не удержался и начал улыбаться. А Боря явственно хихикнул.

Я натянул одеяло под самый подбородок, выключил свет и полежал, глядя в потолок.

Ну да, конечно. Кто ангела видел, тот в Бога не верит — есть у нас такая присказка.

Потому что, конечно же, всерьёз считать человекоподобных двухметровых существ, носящихся по космосу в коконах силовых полей и странных кристаллически-металлических структурах ангелами — это надо очень серьёзные проблемы с головой иметь.

Но представить себе, что откуда-нибудь с Альфы Центавра прилетели инопланетяне, похожие на демонов и принялись грабить систему… а с Сириуса прилетели другие, притворились ангелами и принялись дурачить человечество, защищая Землю, но попутно расхищая ценные газовые ресурсы планет-гигантов… это тоже такое… сомнительное предположение.

Хотя, при этом, абсолютно отвечающее имеющимся данным!

— Сволочь ты, Боря, — сказал я.

«И я тоже тебя люблю, Слава» — ответил Боря. «Спи, мне интересно, будет сегодня что-то или нет».

Ничего не было. Я спал крепко, как убитый, проснулся в восьмом часу, когда пискнул будильник. Вздохнул, пожал плечами и пошёл мыться.

За завтраком я оказался на раздаче рядом с Анной, мы приветственно толкнулись плечами, поскольку руки были заняты, принялись выбирать еду. Как я и ожидал, Анна вчера постилась, а судя по красным глазам — как минимум полночи молилась. Ну да, она не задаётся странными вопросами о реальности ангелов, в её понимании всё так и есть, как гласит официальная версия.

— У меня два клона умерли, — со вздохом сказала Анна, когда мы пошли к свободному столику. — Одна маленькая, а другая десятилетняя. Жалко.

— Им всё равно не жить, — пробормотал я. — Своего сознания нет и не было бы. Ты бы в них вселилась рано или поздно.

— Ну да, — не стала спорить Анна. — Но хоть бы так они пожили, вместе со мной! А Падшие их убили.

С этим милым разговором мы и позавтракали. Потом пошли в обзорную — там настоящее бронестекло, выходящее на посадочную площадку. Смотрели, как проплывает по орбите пришедший с Земли маршрутом Марс-Каллисто-Титан буксир «Гаргантюа», один из четырех снабжающих базы. Буксир сверкал в лучах далёкого маленького Солнца как исполинское острие стрелы. За ним тянулись три огромных цилиндра. Вот крайний отделился и пошёл вниз, к нам.

Грузовик задержится у нас ровно на сутки. За это время все присланное перекочует в склады. Небольшое количество груза, наоборот, закрепят в трюме: фрагменты Падших, отчеты умников, всякие камешки-пробы-анализы, испорченная аппаратура — слишком поврежденная, чтобы починить на месте и слишком ценная, чтобы утилизировать.

Помимо еды, техники и боеприпасов в грузовике прилетели морпехи на смену тем, у кого кончился контракт. Но пассажиров с Каллисто сегодня не будет — слишком большие потери, контракт продлён. Будут чёрные пластиковые контейнеры, которые полетят к Земле на внешней подвеске…

А ещё в этот раз к нам прилетели особые гости — российская концертная бригада «Звездный десант». Двадцать отважных артистов с Земли отправились в двухмесячное путешествие, чтобы выступить перед Небесным Воинством. Мы уже видели их выступление на Марсе, но говорили, что для каждой базы у них своя программа. Если бы не вчерашняя беда, какая атмосфера бы сейчас царила! Три года назад к нам прилетал американский джаз, иллюзионисты и писатель Итан Кинг, два года назад международная команда, год назад потрясающий китайский цирк и музыканты Шанхайского симфонического. Как мы ждали новых артистов, и тут такое…

Но грусть и печаль всё равно начали развеиваться.

Мы с Анной пошли помогать таскать грузы. Пусть мы сейчас и мелкие, но сила тяжести маленькая, а мы к ней хорошо адаптировались. Нас, конечно, не пустили к здоровым контейнерам, но позволили оттащить в хранилище рождественскую ель (ведь меньше, чем через месяц наступит Новый Год) и ящик с елочными игрушками. Работа не тяжелая, но очень приятная. В основном груз таскали болваны и морпехи, но и умники, конечно, волокли свои драгоценные приборы и реактивы.

Потом мы проводили артистов в комнаты, которые им отвели для отдыха. Кое-кто был совсем пожилой, кое-кто молодой, но все они были обалдевшие от перелета, невесомости, висящего в небе Юпитера… ну и, конечно же, известий о вчерашних событиях.

— Какие вы все герои, ребята! — повторял немолодой лысый мужчина, притащивший с собой двух концертных болванов. — Какие умнички!

Мы морщились, но терпели. Это был известный детский писатель Александр Снегирь, написавший гору книжек про юных пилотов Небесного Воинства — Мишку и Мари. Болваны изображали как раз этих героев в возрасте лет тринадцати. На болванах была настоящая парадная форма Небесного Воинства, а лица настолько тщательно сделаны, что даже не по себе. Шагали болваны довольно уверенно, потому что их искины адаптировались к притяжению, а вот писатель несмотря на грузилово всё время подлетал к потолку, начинал махать руками и нервно хихикать. Позвали его отчасти от ностальгии — в дитячестве все мы любили его книжки, а отчасти потому, что готовилась грандиозная экранизация его бесконечной саги и киношники продавили полёт в целях рекламы.

За писателем двигались иллюзионисты, братья Марио. У них были сундучки с реквизитом, которые они никому не доверили.

Следом шёл десяток музыкантов — конечно же, они и были основной ударной силой артистов. Четверо из джаз-бэнда «Юпитер Джаз», немолодые и серьезные. Четверо музыкантов из группы «Планета Рок», совсем уж старенькие, бородатые. И скрипач Петр Валдфлус, молодой, пожалуй, наш ровесник, который попросил звать его просто Петя. У скрипача был чемоданчик, который он доверил нести мне и футляр со скрипкой, который он не доверил никому.

Ещё прилетели шесть молодых девушек из танцевальной группы «Астро-няни», но они сказали, что хорошо отдохнули перед высадкой и сразу же отправились на закрытое совещание к старшему офицерскому составу базы — обсуждать программу выступления. Жалко, конечно, на них было куда приятнее смотреть, чем на лысого писателя или бородатого рок-музыканта.

Мы провели артистов по комнатам, объяснили, что и как включать (они, конечно, знали, но всё равно путались). И с чувством выполненного долга отправились по своим делам: Анна к своей эскадрильи, она хотела с ними что-то потренировать, раз уж свободное время, а я к докторам, всё-таки не давали мне покоя мои видения. Раскалываться я не собирался, но может хоть что-нибудь удастся понять…

На лестнице мы с Анной как-то невольно взялись за руки и несколько секунд шли рядом. Потом остановились и попытались поцеловаться.

Но вышло так нелепо и по-дитячьи, что мы сами отпрянули друг от друга.

— Слав, постарайся не умирать года три, а? — попросила Анна.

— Аналогично, — сказал я.

— Ну то есть я тебе такой не нравлюсь? — уточнила она.

«Нет» — быстро вмешался Боря.

— Не очень, — вздохнул я. — Не так, как надо.

— Ну и ладно, — ответила Анна и ушла.

«Обиделась?» — спросил я у Бори.

«Да кто ж их поймёт, а?» — вздохнул альтер. «Но не попытайся поцеловать, было бы ещё хуже…»

«Это точно» — согласился я.

И отправился в медицинский блок.

Основные следы визита падших уже убрали — и кровь, и тела, и разбитое оборудование. Только на стенах кое-где виднелись зарубки от огненных мечей. В некоторых местах стены были пробиты до скального основания, там на всякий случай наложили временные пластиковые заплатки.

Дежурных врачей я нашёл в приёмном покое. Их было двое — Макото, к которому я относился хорошо и Густав, к которому я относился никак. Густав был оперирующим хирургом, мы с ним дело имели редко, ну разве что заусениц кто-то отгрызёт и палец воспалится, или аппендицит случится. Но сейчас и Густав, и Макото посмотрели на меня как-то иначе. И даже встали, приглашая сесть с ними за стол. На столе, помимо медицинских бумаг и разных мелочей, стояла открытая банка с рольмопсом и две пахнущие спиртом рюмки.

— Тебе не предлагаю, — зачем-то сказал Густав. — А нам можно. Мы своих поминаем.

— По русской традиции, — уточнил Макото.

— Да мне-то что, — пожал я плечами. — Макото, как там мой восьмой?

— Лучше в клонарне спрашивай, — ответил кардиолог.

— От них допросишься… Вы же наверняка проверяли все тушки?

Макото рассмеялся.

— Парень, ты для клонарей герой. Ты падшего ухитрился уложить. Тебе врать не станут.

— Да ладно тебе, — неожиданно ответил Густав. — Проверяли. Нормально он. Чуть младше, чем надо, но, если что… воскреснешь.

— Там дальше плохо, дальше семилетка, мозговые структуры недостаточно развиты, — Макото поморщился. — Даже если привязка удастся, не факт, что ты останешься собой. Так что не рискуй.

Я кивнул. Я и не собирался рисковать.

— Спасибо.

Когда я направился к выходу, Макото сказал вслед:

— Думал, ты хочешь спросить про пятилетний клон. Который проснулся.

— А что спрашивать, — я пожал плечами. — Испорченная тушка. Младенец в теле ребенка.

Нет, не подумайте, что мне совершенно наплевать на такие вот ситуации и на своё детское тело, внезапно вышедшее из сна и получившее пусть младенческое, но всё же сознание. Мы когда-то обсуждали с ребятами, что таким светит. По всему выходило, что мало чего хорошего — в лучшем случае пожизненный интернат для психически больных.

Но если начать над этим задумываться и переживать, то сам с ума сойдёшь.

Поэтому они для нас все — просто тушки.

Концерт был замечательный. Его проводили на первой взлетной, там убрали в ангары все истребители, кроме дежурной четверки «Пчёл», а напротив истребителей расставили легкие стульчики.

Я увидел наших — и Паоло, и Джея, и Хелен. Да еще и Анна со своей эскадрильей рядом села! Они устроились в дальнем ряду, замахали мне руками, показывая на свободное место и я, конечно же, сел рядом. Несколько секунд мне казалось, что между мной и Анной висит какая-то неловкость, но потом мы с ней не сговариваясь прыснули, глядя друг на друга, и всё сразу стало нормально.

Вначале играла «Планета Рок», их лидер Гай пошутил, что уже лет сорок не выступал на разогреве, а потом они выдали все свои хиты: и старые, про любовь и мир, и посвежее, про явление ангелов, и даже совсем новую «сырую» песню из альбома, который они сейчас пишут: «Волонтёры Армагеддона».

Потом выступил писатель Александр Снегирь и его болваны. Впрочем, играли болваны прекрасно, будто настоящие подростки. Они показали пару сценок из книг, потом Снегирь принялся рассказывать про своё творчество. Конечно же посыпались вопросы, очень интересные: как он начал писать, как ему приходят идеи его книг, трудно ли писать вдвоём (у него несколько книг в соавторстве), о чём он пишет сейчас… Писатель отвечал, очень бойко, зал оживился.

После вышел скрипач Пётр со своей скрипкой работы Гварнери — это такой древний мастер музыкальных инструментов. Ему приготовили маленькую площадку из поддонов от снарядов, но Пётр пошептался с морпехами, к «пчеле» подтащили лесенку, помогли скрипачу подняться на крыло (тут хитрость была не в том, чтобы помочь подняться вверх, а чтобы не дать улететь к потолку). Пётр встал, взял скрипку, смычок, посмотрел на нас… Казалось, что он сейчас что-то скажет.

А он не сказал, а принялся играть.

Минуту я сидел и слушал. Я не очень люблю всякую классику, поэтому просто закрыл глаза и ждал, когда музыка закончится, чтобы поаплодировать — человек же старался, почти месяц к нам летел…

Но потом что-то случилось.

Я вдруг перестал ждать, что музыка кончится. Мне хотелось, чтобы она вот так вот летала и летала под сводами взлётки, и я летал вместе с ней…

А потом музыка кончилась. Не сразу, она словно умирала и рождалась снова, но потом исчезла и от неё осталось только ощущение. Зал принялся аплодировать, а кое-кто даже вопил и свистел.

— Обалдеть! — сказала мне на ухо Анна. — Никогда не думала, что вживую «Чаккона» звучит так круто.

Я кивнул, чтобы не выдать, что не узнал музыку.

— Полно мне леденеть от страха, лучше кликну Чакону Баха… — снова зашептала Анна таким тоном, что сразу стало ясно — это стихи.

— Твои стихи? — спросил я.

Анна засмеялась.

— Ну что ты! Это Анна Ахматова.

— Тоже ведь Анна, — пошутил я.

И представил себе эту Анну — такую же как нашу, только взрослую, лет двадцати, которая кликает на иконку и начинает слушать музыку.

Наверное, плохо, что я не особо интересуюсь старой музыкой и стихами. Но каждому своё.

Пётр тем временем поклонился, опять что-то хотел — и опять не сказал, а вновь заиграл.

— Простите, что отвлеку вас от концерта, — негромко сказал кто-то за спиной.

Первой повернулась Анна, потом Хелен. И лица у девчонок как-то так изменились, что я догадался.

Все мы, две эскадрильи, синие и зеленые второго крыла, развернулись. Восемь пар глаз широко раскрылись и уставились в одну точку.

А музыкант продолжал играть, и никто больше не отвлекался.

Хотя как можно не отвлечься на ангела, возникшего посреди взлётки?

От него исходило слабое белое сияние, шёл запах цветов и дождя, он был в белых свободных одеждах и меч его висел в ножнах на поясе.

Тот самый ангел, что говорил со мной!

— Я сделал так, чтобы глаза остальных не видели меня, а уши не слышали, — сказал ангел. — Вас восьмерых вполне достаточно. Я дал вам дослушать музыку, потому что она прекрасна и я тоже хотел послушать. А теперь прошу встать и выйти вместе со мной.

— Ангел мой, ваше совершенство… — прошептала Хелен, вставая первой. У неё дрожали губы. — Если мы согрешили…

— Успокойся, дитя, — ответил ангел. — Отпускаю вам все ваши грехи. А теперь идите за мной.

И мы пошли. А на нас никто не обращал внимания, все слушали музыку.

Ангел привёл нас в душевую. Белую, яркую, совершенно пустую сейчас. За перегородками кабинок капала вода — кто-то плохо завернул кран. Свежевымытый пол блестел. Я подумал, что ангел выбрал душевую нарочно, тут ведь не было камер (ну, во всяком случае нам так говорили).

Хотя что ангелу камеры? Скажет слово и те тоже ослепнут.

— Теперь молчите и слушайте, — сказал ангел, хоть мы и не думали задавать вопросы. — Вам выпала честь и особая миссия. Исполнять её вы начнёте немедленно, никому и ничего рассказывать о ней вы не станете.

Мы закивали, хотя в голове был полный сумбур.

— У всех ли вас есть возможность воскреснуть? — поинтересовался ангел. — Скажите сейчас, у кого её нет.

— Мои оставшиеся клоны малы и непригодны для воскрешения как минимум полгода, — хмуро сказал Бадди. — Ангел мой, ваше совершенство, прошу — пусть это не станет препятствием!

Ангел покачал головой. Бадди скорчил недовольную гримасу и отступил на шаг. Мне показалось, что он не очень-то и расстроился.

К моему удивлению, то же самое оказалось у четвертого из эскадрильи Анны — рыжего тощего Патрика.

— Падшие сотворили много зла, — сказал ангел. — Идите обратно, слушайте музыку, она утешает. На вас нет вины, я люблю вас всех.

Он воздел руки и Бадди с Патриком окатило такой мощной благодатью, что они принялись плакать и смеяться одновременно. Ангел терпеливо выждал полминуты, пока они пришли в себя, умылись и вышли из душевой. Потом задумчиво посмотрел на нас — будто решал, устроит ли его шестеро вместо восьми.

— У меня полный курс пилотирования «Осы», — сказала неожиданно Анна. — И у Роберта. Мы летаем, поддерживаем готовность.

Роберт, высокий тощий парень, третий у синих, кивнул.

— Хорошо, — сказал ангел. — Тогда вы отправитесь в путь вшестером на пяти машинах. Этого должно хватить.

Я не очень люблю полёты в смешанных эскадрильях, особенно когда вместе соединили и пилотов, и типы кораблей. Это сильно ломает тактику. Но кто я такой, чтобы спорить с ангелом?

— Вряд ли вас ждёт бой, — сказал ангел задумчиво. — Серьёзный бой… Хорошо. Я дам вам координаты, вы проведёте поиск.

Мы закивали.

Поиск?

Конечно же. Ни на что больше мы и не годны. А совершить особый поиск, по заданию ангела, совершенно секретно… Это круто!

— Все вы примите на борт по термоядерному заряду, — продолжал ангел. — Найдя искомое, вы нанесете удар и поспособствуете тому, чтобы искомое погрузилось в глубокие слои Юпитера.

Мы опять закивали, но теперь неуверенно. Капала вода, пахло сыростью, из-за закрытых дверей доносилось пение скрипки.

— Всё ясно? — спросил ангел строго.

— Ангел мой, ваше совершенство, — Паоло поклонился. — Дозволены ли два вопроса?

— Спрашивай и я отвечу.

— Кто командир нашей группы?

Ангел внимательно осмотрел Паоло. Потом Анну. Он будто взвешивал между двумя командирами эскадрилий.

— Разумеется ваш командир — Святослав Морозов.

У меня перехватило дыхание. У Паоло, кажется, тоже. Но он оправился сразу и спросил:

— Благодарю за разъяснение. Второй вопрос — какова искомая цель?

— Ах, да… — кивнул ангел. — Разумеется ваша цель — мёртвый серафим. Он погружается в атмосферу Юпитера, но недостаточно быстро. Нельзя позволить падшим найти и осквернить тело высшего чина.

Он ещё раз взмахнул рукой, по нам прокатилась лёгкая волна благодати.

— Идите и исполните, — строго сказал ангел. Покрылся лёгким ореолом, заставившим наши глаза прищуриться. И исчез.

А я понял, что точно знаю местонахождение мёртвого серафима.

И координаты мне не нравились.

Глава 8

8

Мы шли по коридору ко второй взлетке. Коридор пологой дугой охватывал северную сторону базы, от него отходили широкие проходы к взлеткам. От первой доносилась джазовая музыка, во второй царила тишина. Была ещё третья, теоретически каждое крыло могло использовать свою, но фактически работали только две.

— Стартуем с третьей, — сказал я, бросив взгляд на проход ко второй. — Меньше объяснений.

— Разрешите обратиться? — спросил Паоло.

Я покосился на него, но командир нашей эскадрильи был серьезен. Паоло из нас в любом возрасте был самым высоким, даже сейчас возвышался на полголовы выше меня.

— Перестань! Конечно.

— Не хочешь доложиться начальству?

— Нет, — ответил я. — Время потеряем. Взлетим — сообщу.

Паоло кивнул, никак не выразив своё отношение. К приказу ангела он отнесся очень серьезно.

А вот во мне бурлили какие-то странные чувства.

Мёртвый серафим? Я никогда не слышал, чтобы гибли высшие чины, что ангельские, что падшие. Эти гиганты обменивались ударами, способными развалить в пыль спутник, но им всё словно было нипочём.

«Слава, я думаю, этот полёт не кончится ничем хорошим», — сказал Боря. «Что бы ни случилось с нами, мы никогда не будем прежними».

— Ничто и никогда не остаётся прежним… — пробормотал я. — Ибо не все мы умрем, но все изменимся.

Паоло опять покосился на меня, но смолчал. Он белобрысый и лопоухий, сейчас уши у него заалели от прилива крови, как всегда, когда он волнуется или злится. Потом Паоло сказал:

— Спирит тоже говорит, что наш мир разлетится на миллион осколков, которые не собрать воедино.

Я, не останавливаясь протянул руку, мы обменялись рукопожатием.

И словно бы стало легче. Неловкость от того, что главным назначили меня, прошла.

Шлюз на третью взлетку открылся легко, пахнуло прохладным воздухом — здесь температуру держали пониже. Замигали и зажглись лампы под потолком. Тут не дежурили техники и морпехи, но мы справимся и без них.

Паоло глянул на меня, я кивнул. Он подошёл к управляющим панелям, авторизовался, сказал:

— Поднять на третью взлетную истребители синей эскадрильи второго крыла и свободную «осу» из резерва. Полная экипировка всех кораблей по тяжелой схеме…

— По тяжелой планетарной, — напомнил я. — Серафим в атмосфере.

Паоло помедлил секунду, кивнул, добавил:

— Уточняю, тяжелая планетарная схема, термоядерные ракеты на «пчелы», термоядерная торпеда на «осу». Это не учебный полёт, полная экипировка, оружие готово к применению.

Я нервно прошёлся по взлётке, глядя на лифтовые площадки. Вот замигали красные огоньки по контуру, негромко завыли сирены — пять площадок стали опускаться. Из хранилищ пошло тепло, пахнуло озоном, смазкой и горячим металлом. С детства знакомый успокаивающий запах…

— Паоло, что происходит? — рявкнуло от экранов. — Паоло, это майор Мейсон. Чьё распоряжение?

— Прямой приказ ангела, — ответил Паоло. — Срочная миссия, информация скрыта. Распорядитесь о немедленном исполнении.

Пауза.

Я понимал бедолагу Мейсона. Вылеты должны быть согласованы. Но прямой приказ ангела…

Это выше всей цепочки управления. Это глас с неба. Иди и исполни.

— Кто может подтвердить? — спросил Мейсон.

Я подошёл к экранам, отстранил Паоло.

— Святослав Морозов, синий-два второго крыла. Распоряжением ангела назначен командующим миссией. Участвует синяя эскадрилья второго крыла и Анна с Робертом из зеленой. Они идут на «Осе».

Мейсон на экране стремительно покрывался капельками пота. Он был один в штабе и сейчас пришлось брать ответственность на себя.

— Мы можем подтвердить, майор, — сказала из-за спины Анна. — Ангел явился во время концерта, отвёл всем глаза и дал нам задание.

Мейсон смирился.

— Вам действительно необходима термоядерная торпеда? Торпеда???

— О да, — сказал я. — Самая тяжелая, что есть. Поставьте сто двадцать мегатонн.

— Вы где собрались воевать… — начал Мейсон и осекся. — Хорошо. Это срочно?

— Да, — сказал я.

Майор кивнул и экраны погасли. Снизу, из открытых лифтовых люков, донесся лязг и скрежет транспортных лент. От стены отделились и неуклюже двинулись к лифтам болваны.

— Ты стреляла торпедой? — спросил я Анну.

— На симуляторах, — ответила она и облизнула губы. — Извини.

Обычно мы используем ракеты (причем не с термоядерным зарядом). Торпедами у нас называют тяжелые ракеты, предназначенные для атмосферных боев. Они лучше приспособлены для полета в атмосфере Юпитера, у них есть небольшие крылья, и они могут выдерживать внешнее давление до тридцати атмосфер.

Очень своеобразное оружие.

— Мы не запалим Юпитер? — спросил задумчиво Джей. И сам же хихикнул, представив себе картину.

На экране опять появился Мейсон.

— Морозов! Я распорядился снарядить «пчел» из третьей серии. Там усиленная радиационная защита… если уж вы собрались спускаться к самому Юпу.

Я кивнул. Третья серия была экспериментальная, умники пытались максимально усилить биологическую защиту, но потом посчитали экономический эффект ничтожным. Даже не знал, что у нас еще осталось четыре «пчелы» третьей серии. Летали мы на безотказной второй и экспериментальной четвертой (кому что нравилось, везде были плюсы и минусы). Но нет же, Мейсон откопал рабочие тройки, молодец.

Вряд ли это поможет, конечно, смертельную дозу мы хватанем. Даже если вернёмся, всё равно скоро скопытимся и ждёт меня хиленькая тушка восьмого.

— Сейчас будет доктор, получите порцию радиопротекторов. «Пчёл» обработают полимерной пеной.

— Да не спасёт, — буркнул Паоло.

— Считайте, что это эксперимент, — осклабился Мейсон. Он, похоже, согласовал наш вылет и груз ответственности с него спал. — А то наши клонари воют от количества потерь… Хелен!

— Я лечу, — неожиданно сказала она.

— Ты уверена?

Я покосился на Хелен. Она не в стоп-листе, иначе бы её не выпустили. Но к чему тогда вопрос?

— Ангел мой призвал меня, — сказала Хелен твёрдо.

Мейсон вздохнул и снова уставился на меня.

— Морозов, я ничего не понимаю. Почему ты командуешь — тоже.

Я пожал плечами.

— Постарайтесь вернуться сами, — попросил Мейсон. — Надоели ваши невинные детские мордашки. Даже пива с вами не выпить после полёта!

Я ухмыльнулся. Мейсон молодец, знает, как подбодрить.

Один из лифтов зашумел — в проёме показался чёрно-жёлтый горб «осы». Мы молча смотрели, как тяжелый истребитель поднимается на взлётку. Вопреки правилам к нему уже был подвешен огромный обтекаемый контейнер с торпедой. Реально тяжелая, сто двадцать мегатонн. Я сглотнул, представляя себя встающий в атмосфере Юпитера стокилометровый гриб.

Такой хрени мы ещё не творили!

В проходе послышались гулкие стуки подошв. Как всегда, если взрослые торопились, они бежали, прыгая на два-три метра. Вот появились два молодых врача с белыми саквояжами, за ними, чего я не ожидал, психолог Инесса Михайловна.

А следом, и вот тут я совсем не удивился, полковник Уильямс.

Мы сидели на стальной лавке рядком, в одних трусах, а врачи молча вкалывали нам радиопротекторы. Одна ампула, вторая… это быстро. Но третью полагалось вводить медленно. Анна и Хелен, как девочки, свою дозу получили первыми, сейчас кололи мне и Паоло. Шприц был здоровенный, на десять миллилитров, врач вколол иглу в локтевую вену и теперь медленно давил на поршень.

— Святик, ты первый раз полетишь командиром группы, — сказала Инесса Михайловна. Она плавно раскачивалась на носках, будто балерина в свинцовых пуантах. — Как твои ощущения?

— Нормально, — сказал я. — Инесса Михайловна, большая просьба, не зовите меня «Святиком». Моё имя — Святослав, фамилия — Морозов. Я не ребёнок, хоть нынче в дитячьем теле. И я старший лейтенант Небесного Воинства.

Инесса Михайловна моргнула. Потом начала улыбаться.

— Конечно же, Святослав. Конечно. Я рада, что ты в хорошей форме.

Она отошла к Паоло, негромко заговорила с ним. Уильямс по-прежнему нависал надо мной, молча жевал губами. Конечно же, ему хотелось узнать, куда мы собрались. Но спросить прямо он не мог, да я бы и не ответил.

— Ангел не сказал, почему просит вас напрямую? — поинтересовался он.

— Нет. Извините.

Полковник кивнул.

— Термоядерная торпеда действительно нужна?

— Угу.

Я покосился на шприц. В желтоватом растворе радиопротектора кружились, не смешиваясь, завитки моей крови. Когда врач делает укол, он всегда проверяет, попал ли в вену, чуть оттягивая поршень. Лет пятнадцать назад меня это ужасно пугало. Ты видишь, как твоя кровь покидает тебя, становится чем-то чужим, внешним… а потом вновь входит в тело. В этом есть что-то противоестественное.

Но я давно не боюсь инъекций. Мне даже кажется, что это красиво — красные завитки в жёлтой жидкости. Похоже на атмосферу Юпа.

— Постарайтесь не умереть, — повторил Уильямс просьбу Мейсона.

— Это будет сложно, — ответил я. — Попробуем.

Девчонки встали и пошли к своим кораблям. Истребители как раз закончили обрабатывать, покрыв полимерно-свинцовой пеной. Ровные сверкающие плоскости стали пушистыми, будто ёлка в искусственном снеге. Пена подсыхала, образуя ещё один слой антирадиационной защиты.

Всё равно не поможет, конечно.

Я смотрел на Хелен и Анну. Со спины даже непонятно, что это девчонки. Они подошли к трапам, Хелен стянула трусы и полезла в кабину, Анна поднялась по лесенке, забралась в «шмеля» и лишь потом выбросила бельё.

Мы почти равнодушны к наготе. Мы росли вместе, моемся в одних душевых, видим друг друга голыми. Мы давно уже взрослые, но сейчас наши тела слишком юны, чтобы гормоны брали верх.

Но Анна мне нравится. Хелен тоже, но меньше.

Когда получится нормально вырасти, я бы хотел, чтобы у меня всё случилось с Анной.

Доктор закончил вводить радиопротектор, вынул иглу и приложил ватку. Велел:

— Посиди минут пять, прежде чем вставать.

Голова не кружилась, я чувствовал себя нормально, но все же кивнул. Врач перешел к Джею, Уильямс пожал мне руку и тоже отошёл. А я смотрел на закрывающиеся колпаки кабин, на готовящихся облить их пеной болванов…

И тут меня повело.

«Держись!» — крикнул Боря.

Нахлынула темнота.

Отпустила.

Вместо неё была перегрузка.

Приличная, не меньше трех «жэ».

Я был в кабине, той самой знакомой кабине «Су-35», самолёт шёл по дуге, справа была Земля (настоящая, желто-зеленые холмы и поля!), слева синее небо.

Да, я взрослый. Может быть даже старый. В странном комбинезоне.

— Пуск ракеты, — произнёс мягкий женский голос. — Определи направление угрозы. Ракета сзади ниже.

Ракета?

Угроза?

Мой взгляд метался по незнакомым экранам. Руки вцепились в джойстик.

— Предельный угол атаки, — произнёс голос. — Предельный угол атаки.

«Слава, правее смотри!» — прошептал Боря.

Я наконец-то нашёл экран радара. Так… если это я… то это ракета?

— Пуск ракеты, — вновь произнёс искин. Голос у искина был приятный, но сам он явно туповат. — Ракета справа выше.

— Свят, твою мать! — рявкнуло в наушниках. — Спишь? Пиндос уходит!

Я дёрнул джойстик, потом — будто на инстинктах, повёл его на себя. Нога вытянулась, вдавливая педаль.

Истребитель начал забирать вверх.

— Свят, не успеваешь!

Вторая засечка ракеты на экранах. И ещё одна, покрупнее. Это враг? Нет, это тот, кто говорит со мной.

А вот эта отметка — враг…

Самолёт вздрогнул, что-то стукнуло. На экранах замелькали тревожные красные символы.

— Отказ правого двигателя, — сообщил женский голос, всё так же мягко и спокойно. — Катапультируйтесь. Катапультируйтесь.

Истребитель трясся, но пока ещё слушался управления. Я тащил джойстик на себя, земля оказалась над головой, небо под ногами, на экранах мельтешили, совмещаясь, метки. Руки будто знали, что делать. Я вдавил какую-то кнопку, запищало, на экране одна метка приклеилась к другой. Я нажал ещё одну кнопку. Истребитель тряхнуло, вперёд унеслась ракета.

— Катапультируйтесь, — спокойно сказал женский голос.

Я видел дымный след от ракеты. И второй — за мной, от моего самолёта.

— Свят, мы над своими, катапультируйся!

В глазах темнело, я пытался удержать сознание, но всё плыло…

— Святослав?

Уильямс потряс меня, держа за плечи.

— Да, полковник? — сказал я.

Врачи косились на меня, продолжая вводить радиопротекторы Джею и Роберту.

— Ты в порядке?

— Задумался, — ответил я. — Извините. Пытаюсь всё посчитать заранее.

Взгляд у полковника был подозрительный, но он всё же кивнул. Наверное, я отрубился буквально на несколько секунд.

Блин.

А если это случится в бою?

Да еще с неисправным искином?

— Пойду в кабину, — сказал я, вставая. — Задницу на этой лавке заморожу.

— Сейчас священники подойдут, — заметил Уильямс.

— Пусть корабли освятят, — ответил я. — По быстренькому.

Со священников станется — начнут благословлять по старому чину, святой водой кропить, елеем мазать. А времени нет. Я это чувствую. И так задержались с медициной.

Я забрался на крыло, помедлил секунду, глядя на занимавший всю кабину раздутый пилотажный костюм. Он походил на огромную морскую звезду, или на те зимние комбинезоны, куда на Земле прячут зимой младенцев. Ходить в нём невозможно, да он для этого и не предназначен. По центру костюм был раскрыт, поблескивала сетка теплоотводящей подкладки, бусинки датчиков. Повернувшись спиной к «шмелю», я стянул трусы, и нырнул в комбинезон. Костюм зашуршал, раздуваясь, охватывая тело, пережимая руки и ноги, настраивая датчики, прилаживая приёмники отходов.

Мы не стриптиз друг для друга устраиваем. Просто мы проводим в истребителях несколько суток, а пропитанное нечистотами бельё никак не настраивает на боевую работу.

Кабина плавно закрылась, загорелся неяркий внутренний свет. К лицу выдвинулся сосок, я сделал глоток воды. Пока — самой обычной, без химии.

— Что это было, Боря? — спросил я.

«Не знаю, Слава. Но выглядело совершенно реально».

Я помедлил мгновение, потом мысленно спросил:

«Может быть… папа?»

Боря молчал.

«Он ведь был военным лётчиком. Пробуждение генетической памяти? Я вспоминаю моменты из его жизни?»

«Славик, я тоже об этом подумал в первую очередь. Но мне кажется, ты управлял тем телом. У тебя двигались глаза, руки, и это были твои движения».

Я не был так уж в этом уверен, но спорить не стал. Мои странные видения сейчас не главное.

Болваны тем временем покрыли пеной колпак кабины и остававшуюся чистой часть крыла возле кабины. Будто окно залепило снегом после метели…

Да что мне знать про метели и снег? Я не помню ничего о своей жизни на Земле, я и двух лет там не прожил.

Я переключил колпак кабины на видеообзор. Хорошо, что болванам хватило ума не залить пеной камеры.

— Синий-три, в кабине, — раздался голос Джея.

И тут же заговорила Анна:

— «Оса» готова, Святослав. Командуй.

Несколько секунд я медлил.

Волновался?

Ну да, конечно.

— Группа, стартуем. Вот промежуточная точка сбора… — я зашевелил пальцами, вращая координатную сетку. Поиграл с радиационной картой, орбитами спутников, энергетически выгодными траекториями. Искин включился, понял цель и набросал несколько вариантов с минимальным облучением в полёте.

Я выбрал точку за орбитой Ио, в трехстах тысячах километров от Юпитера. Это даже ближе, чем Луна от Земли. Четыре точки коррекции траектории — многовато, но проскользнём мимо самых опасных зон.

— Если пройдём чисто, то вторички получим мало, — сказал я. — Есть шанс вернуться самим. Ура?

— Ура, — поддержал Паоло. — Это и есть цель?

— Окончательную точку выдам в полёте.

— Не хочешь нас пугать? — поинтересовался Джей.

— Не хочу, — признался я.

Появилась дежурная смена священников — батюшка Павел, отец Бенедикт и пастор Хью. Прямо на ходу принялись крестить истребители и бормотать молитвы. Наш батюшка выглядел солиднее всех — кадило было и у него, и у Бенедикта, они их сразу же включили и прошли вдоль истребителей, окуривая ладаном. Но зато Бенедикт впопыхах забыл святую воду, а батюшка щедро плескал её с поясной фляги. На их фоне пастор Хью выглядел совсем уж просто, но зато он принялся петь подобающий ситуации гимн:

— Когда враги голодным львам

Нас кинут на съеденье,

Господень Ангел будет там,

Подаст нам избавленье!

Голос у него был хороший, сильный. Хелен принялась тихонько подпевать. Неожиданно. Что-то её тревожило.

— Слава, да мы уже всё поняли, — сказала Анна. — Стартуем?

— Анна, Роберт, первые, — скомандовал я. — Синяя — в порядке номеров. Если со мной что-то случится, линия командования — Паоло, затем Анна.

«Оса» двинулась вперёд по взлётке. Болваны и люди отступили подальше. В режиме рулёжки двигатель совсем не фонит, но жар от него идёт.

Неосторожно поставленный медицинский чемоданчик сдуло до самой стены, врач побежал за ним. Священство отступило, продолжая петь и кадить. Инесса Михайловна унеслась в коридор будто воздушный шарик. Только Уильямс стоял, пригнувшись и держась за скамейку, упрямо глядя вслед истребителю.

— Взлёт, разгоняемся до крейсерской, — сказал я. — Идём на пятидесяти в секунду до первой точки коррекции, проверяем магнитосферу, потом к второй точке…

На экране развертывался план полёта. Не так уж часто мы лезем к самом Юпу, но всё-таки всем доводилось бывать за орбитой Ио.

— Около девяти часов, плюс-минус, — вставил Паоло. И смущенно замолчал, сообразив, что нарушает привилегию командира.

— Совершенно верно, — поддержал я. — Расположение идеальное. Ставлю на девять часов пятнадцать минут.

— Восемь пятьдесят, — азартно откликнулся Паоло.

За «осой» закрылся гермошлюз, ещё несколько секунд, по телу прошла вибрация — Анна с Робертом пошли на разгон.

Наша четверка двинулась к шлюзам.

— Ровно девять, — предположила Анна. — В полёте, ложусь на курс.

— Восемь сорок, — Джей порой любил рисковать.

— Девять сорок пять, буду рад проиграть, — сообщил Роберт. — Нет, даже десять!

— На всё воля ангелов, — сказала Хелен.

Нет, она определённо была сама не своя!

Открылись двери, «пчела» вкатилась в узкий цилиндрический шлюз. Шлюз стал закрываться, заревели насосы, откачивая воздух.

Я ещё раз глотнул воды. И сказал неожиданно для самого себя:

— Прислушивайтесь к альтерам, ладно? Попусту не рискуем. Лучше дольше лететь, чем больше хватануть.

— Нет, вы его послушайте, он и впрямь собирается вернуться в этой тушке! — засмеялся Джей.

Внешний люк открылся, остатки воздуха выдуло в ту жалкую дымку, которая на Каллисто называется атмосферой. Закружились снежинки. Полутьма, свет Юпитера и лучи прожекторов с куполов базы, всё как обычно. Я сжал правую руку, поднимая тягу. Сказал:

— Обязательно вернусь.

«Пчела» рванула вперёд, прокатилась по базальтовой дорожке метров тридцать и резко ушла вверх, почти сразу распустив на хвосте панели теплообменников.

Глава 9

9

Этап разгона долог, даже если стартуешь с Каллисто. Мы шли с ускорением в два «же», тесной группой — впереди «оса», за ней четыре «пчелы». Здесь можно было не особо маневрировать, лавируя между радиационными полосами. Положение Каллисто и Ио тоже нам благоприятствовало — мы должны были выйти в радиационную «дыру» возле Ио, а оттуда зайти на ночную сторону Юпитера, в магнитосферный «хвост», а уже потом, совершив маневр в гравитационном поле Ио, выйти к Юпитеру в средних широтах, между северным полюсом и экватором.

Я погонял искина по всей трассе, закачал свежие радиационные карты со спутников. С большой натяжкой, но всё же полученная нами доза при подлёте и возвращении укладывалась в предельные нормы.

Нет, конечно, здоровыми мы не вернёмся. Истребители пойдут на утилизацию, нас накачают лекарствами, могут выпасть волосы, начнётся лучевая болезнь. Через несколько лет, скорее всего, посыпется иммунная система, полезут опухоли, нарушится кроветворение.

Но в нашем-то случае это не страшно. Поработаем полгодика-год и героически погибнем в бою, чтобы войти в свежее тело.

Таймер отсчитал двадцать одну минуту, половину разгонного времени. Двигатели гудели уютно и успокаивающе. Костюм приладился, обжался, подобрал оптимальную температуру. Я глотнул из соска, в нём оказался холодный кофе. Можно, конечно, дать распоряжение искину, но обычно он сам понимает, что тебе сейчас нужно.

— Святослав.

Это Паоло.

— Да, — ответил я. — Рассказать?

— Мы уже догадались, — ответил Джей. — Серафим глубоко в атмосфере Юпа?

— Верно. Пятьдесят километров под облачным слоем. Но он завис. И нам надо достойно его проводить.

Наступила тишина.

В атмосферу Юпа никто из нас не совался.

— Спрашивала умников о фиолетовой вспышке, — Анна перевела разговор в сторону. — Ничего подобного в базах данных нет. Падшие применили какое-то новое оружие. Но разве можно убить высшего чина?

Вновь повисло неловкое молчание.

— Возродится, — Хелен утешила Анну. — Как всегда.

— Для этого нам надо понимать, кто они такие, — сказал осторожно Джей.

— Они ангелы! — резко ответила Анна.

Хуже нет, когда начинаются теологические споры. Поэтому мы обычно о вере не говорим.

— Они — существа выглядящие как ангелы и падшие ангелы, и называющие себя ангелами, — поправил Джей. — Но даже священники говорят, что это может быть…

— Ангелы нам помогают, — отрезала Анна. — Конечно, мы их воспринимаем в меру доступного нам…

Ну вот. Началось. Я закрыл глаза. Еще пять минут перегрузки, потом свободный полёт до маневра в гравитационном поле Ио.

Если ничего не случится, конечно.

— А я согласен с Анной, — послышался голос Роберта. — Как выглядят, как называются — это всё пустое! Полковник Уильямс тоже по утрам выглядит будто демон.

Кто-то хихикнул.

— Но мы же все их чувствуем, — продолжал Роберт, ободренный. — Ну ребята… все ведь с младшими чинами разговаривали? Серафимов видели… Даже когда благодать не льют… ну?

Я вздохнул.

Да, Роберт прав. Стоит посмотреть на ангела или падшего, как сразу ощущаешь бесконечную разницу между нами. Юпитер подавляет, космос ужасает, полёт опьяняет. Но ангелы… ты просто понимаешь, что они не из нашего мира. Они совсем другие.

Ребята ещё спорили, когда разгон был окончен, двигатели выключились и я уснул. Без всяких странных или обычных сновидений. В уютном коконе костюма, под нечастое тиканье радиометра, под тихий шелест кондиционера. Затихли голоса, спор, слава тебе, Господи, не перерос в ссору. Искины несли дозор.

Два раза я просыпался. Первый раз, когда двигатель окончательно остыл и со щелчком закрылись теплообменники. Окинул экраны взглядом и вновь уснул. Второй раз проснулся, чтобы отлить. Прошло уже восемь часов, оставалось ещё два — несмотря на то, что Каллисто и Ио были в максимальном сближении, искины сделали несколько маневров, уклоняясь от радиационных поясов. Похоже, время полёта угадал Роберт.

Я посмотрел на далёкий Ио и всё-таки заснул ещё раз, на час. Мы как разведчики из старых фильмов, умеем спать в любой ситуации.

Самая красивая из лун Юпитера — Ио. Спутник ощутимо меньше Каллисто, но всё же побольше нашей Луны. Ещё он самый близкий к планете-гиганту из четверки «галилеевых» спутников, и притяжение Юпитера превратило его в разноцветный вулканический ад. Ио — жёлтый, зелёный, серый, красный, разве что синего цвета нет на поверхности. Горы, вулканы, потоки лавы, ядовитые сернистые газы, температура от минус ста пятидесяти до пары тысяч градусов — поверхность Ио не для людей.

Ах да, и ещё радиация, конечно же. Там можно умереть «под лучом» за несколько часов. Никакой скафандр не спасёт.

Но красиво. Очень! Цветной шарик на фоне газового гиганта, с посверкивающими на экваторе сияниями. Наверное, называть их северными не стоит, лучше уж экваториальными…

Мы приближаться к Ио не стали, обогнули издали, использовав гравитацию для разворота. Ио непрерывно пылит, вулканы выбрасывают в космос сернистый газ, который не способно удержать притяжение спутника. Газ ионизируется — ведь Ио кружит рядом с Юпитером, вся орбита спутника — плазменный радиоактивный бублик, взаимодействующий с магнитосферой. Между Ио и Юпитером течет ток, порождая полярные сияния на полюсах Юпа и экваториальные на Ио (не спрашивайте, не знаю, почему на экваторе).

Но мы всё-таки полюбовались далёким смертоносным миром, огибая Ио и следя за датчиками радиации. Хватанули по зиверту вторички — меньше, чем я боялся, но куда больше, чем хотелось бы. Я прислушался к ощущениям. Пока ничего, но…

Полимерная пена с обшивки уже почти облезла, вакуум её съел, даже колпак кабины стал прозрачным. Внутренняя защита «пчел» третьей серии пока держалась. Наверное, в четвертой или второй серии я бы уже ощутил радиацию.

Я вдруг подумал, что «оса» Анны и Роберта не модифицирована. Тяжелый истребитель изначально более защищен, но…

— Анна, как вы там? — спросил я. Истребители мчались по дуге, увеличивая скорость и пытаясь проскользнуть сквозь внутренние пояса магнитосферы.

— Роберта тошнит, а я ничего, — откликнулась Анна спокойно. — У нас уже полтора зиверта, Слава.

— Вернуться не получится, — согласился Паоло. — Я посчитал. Получим минимум три зиверта, пока поднырнем в атмосферу.

Я хотел было сказать, что с тремя зивертами мы сможем вернуться, но вовремя сообразил, что на обратном пути мы получим столько же.

— Чего ты так упёрся в возвращение? — спросил Джей. — Всем же понятно, обратно экспрессом!

Отвечать я не хотел. Но вдруг понял, что повисшая в эфире тишина — живая. Все ждали моего ответа.

— Ангел тебе что-то сказал, да? — не выдержал Хелен.

— Нет, ребята. Я сам не знаю! Просто чувствую!

Прозвучало глупо.

— У нас точно не получится, — мягко ответила Анна. — Ничего, встретимся на базе.

— Анна… Роберт… — я заколебался, глядя на экраны. — Если вы развернётесь и пойдёте назад…

— Иди в пень! — сдавленно ответил Роберт. — Хрен ли я всю кабину заблевал? Выполним работу, вернёмся как получится. Все задание получили, все согласны. Может это вам вернуться, а нам с Анной долететь и шарахнуть, как раз успе…

Он издал сдавленный звук и замолчал. Я услышал неразборчивый голос Анны, она то ли ругала Роберта, то ли утешала.

— Прими лекарства, — попросил я. — Ты прав, Роб, нам нужна тяжелая торпеда. Если серафим не падает сам, то это наша задача. Но полетим все.

— Зачем уничтожать телесную оболочку серафима? — задумчиво произнёс Джей. — Убитые ангелы возрождаются, они никогда не забирали останки. И падшим на останки плевать… Я думаю, дело в той фиолетовой вспышке. Сечёшь, командир?

Я тоже так думал. Больше того, мне казалось, что наши альтеры о чём-то догадались. Но молчат.

Трудно жить с раздвоением личности, если твой альтер воплощает несвойственные тебе самому качества.

— Да, Джей, — сказал я. — Мне кажется, мы с тобой что-то нащупали. Что-то очень важное. И знаешь, именно поэтому я хочу увидеть серафима своими глазами.

— Увидишь, — пообещала Анна. — И я увижу.

Я посмотрел на индикатор. Он был в светло-красной зоне. А впереди — самые мощные радиационные пояса.

Да, нам не вернуться.

Но я увижу мертвого серафима. И пойму, в чём тут дело!

— Жрём химию, поём песни и гоним как ненормальные, — сказал я, запуская двигатели. — Щенам тоже ввести радиопротекторы. Передаю местонахождение серафима. Учтите, искины могут сдохнуть в любую минуту!

— И как выходить на цель? — скептически спросил Джей.

— Визуально! — я неожиданно засмеялся.

Видимо, радиация начала повреждать мозги. Лучевая эйфория.

Искин выдержал радиацию только у Джея. Даже не знаю, каким чудом. Последний час мы летели тесной группой, словно эскадрилья древних земных истребителей, на расстоянии зрительного контакта. Почти все экраны «пчелы» ослепли, работали простейшие аналоговые цепи. Джей вёл нас по переданным мне координатам, хотя мне казалось, что я чувствовал присутствие мёртвого гиганта и знал, где его искать.

Мы уже приблизились к Юпитеру ближе любого человека в истории. В первый год мы по азарту затевали схватки у орбиты Ио, но череда мучительных смертей быстро от этого отучила.

За бортом уже появились слабые следы атмосферы, истребители начинали её чувствовать, хоть мы и сбросили скорость до орбитальной, тридцати километров в секунду. Индикаторы ботов горели жёлтым — щенам тоже приходилось несладко. Потом индикатор Лайки стал красным, она ушла на Каллисто. Я мысленно извинился, щены не выбирают лететь им или нет.

А потом стал смотреть на Юп.

Даже Земля с орбиты Луны кажется громадной. Я её хорошо помню, когда мы тренировались пятнадцать лет назад, летая над ней в крошечных корабликах, позже переделанных под боты для щенов. Но Земля кажется милой и уютной, может быть из-за цвета? Она вовсе не зелёная планета, она белая с голубым, и в отличие от холодной мёртвой голубизны Титана — кажется живой. Может, конечно, я себе это придумал…

А Юпитер полосатый, бежево-коричнево-оранжевый, его не назвать ни мёртвым, ни живым, это какая-то мёртвая жизнь или живая мертвечина, бесконечно далёкая и способная лишь ужасать.

Какие-то простые электронные цепи в истребителе ещё работали, я включил музыку, зазвучали флейта и скрипка, что-то очень старое и торжественное. Я развернул «пчелу», чтобы Юп был над головой и стал любоваться полосами. Облака неслись так стремительно, что глаз замечал движение.

Глупая была мысль — попробовать вернуться. Дитячество натуральное…

Меня тоже начало подташнивать. Индикатор давно висел в красной зоне, и я даже не смотрел на цифры. Всё было понятно и так.

А потом музыка стала тише и её прервал знакомый звук.

«Бом-бом-бом. Бом-бом, бом-бом-бом».

— Джей, что там? — спросил я. На радаре появилась засветка, но без искина я мог лишь гадать, кто к нам приближается.

— Семь истребителей. Вонючки.

«Ты же знаешь, что надо делать, Слава?» — спросил Боря.

Я знал.

— Паоло, Хелен, перехват. Свяжите их боем, пока мы выполним миссию.

Будь «пчелы» в порядке, я бы сказал «уничтожьте их». Вонючки послабее нас, просто их больше.

— Принято, — ответил Паоло. — Хелен, ведомая. Джей, давай нам телеметрию, пока будет связь.

— Передаю, — сказал Джей. — Через тридцать секунд начинаем торможение и вход в атмосферу. Беру контроль над кораблями Славы и Анны.

Я мимолётно подумал, как бы мы искали серафима без рабочего искина?

Ну как… на глаз. Выбора-то нет.

«Пчела» начала разворачиваться. Пыхнули несколько раз двигатели, разворачивая истребители.

— Слава, я сброшу боты на подмогу Паоло с Хелен? — спросил Джей.

— Давай, — обрадовался я. — У меня трое уцелело.

Щенам лучше погибнуть в бою, чем мучительно умирать от радиации. Истребитель вздрогнул, когда все четыре бота отделились. Бот с мёртвой Лайкой слепо попёр в сторону, его электронные цепи совсем сошли с ума. Три оставшихся неуверенно облетели мою «пчелу» и, повинуясь командам, пошли к Паоло. От Джея помощь заключалась в двух ботах, зато от Анны полетели все шесть.

Вонючки приближались. Их истребители похожи на «пчел», только с тремя широко разнесёнными плоскостями крыльев-радиаторов. Двигались они тоже неуверенно, их электронику радиация не пощадила.

— Удачи, Паоло, — сказал я.

И двигатели заработали, гася орбитальную скорость. Мы начали опускаться в атмосферу. Дальше от боя, дальше от смертоносной радиации. Живые, но одновременно мёртвые, как и старина Юпитер.

— Слушай, Слава, когда нам удастся нормально вырасти? — спросил Джей. — Чтобы у Анны сиськи выросли, а нам в баре пиво наливали?

— Пиво невкусное, — сказал я. — Мне лучше сидр.

Перегрузка росла, костюм пережимал ноги и живот, потом стал давить на грудь. «Три жэ… пять жэ…» мысленно отсчитывал я. Повернул голову, потянул из соска. Сплошь химия, даже защипало рот. Ничего, нам бы только дотянуть до серафима и сбросить торпеду…

— Анна, Роберт, как вы? — выдавил я.

Некоторое время было тихо. Потом Анна ответила, секундной паузой выделив первое слово:

— Я… нормально.

Уточнять не требовалось. Хорошего экспресса на Каллисто, Роберт.

— Искин… сбоит, — произнёс Джей задумчиво. — Нет… пока живой.

По кабине прокатывались волны плазмы, хотя мы были ещё очень далеко от поверхности Юпитера (условной поверхности, конечно, трудно определить, где сжатый водород превращается в жидкий, а где из жидкого становится металлическим). Умники говорят, что в центре Юпа есть разогретое до тридцати шести тысяч градусов каменное ядро размером с десяток Земель, но мне кажется, они до сих пор сами в этом не уверены.

Атмосфера с готовностью принимала нас в смертельные объятья. Теоретически «пчела» могла нырнуть в атмосферу, а потом вылететь из гравитационного колодца (конечно, если не погружаться слишком глубоко). Практически я уже смирился, что мы летим в одну сторону.

— Джей, как там наши?

— Связи нет…

Я представил себе бой на орбите. Скоротечный, на дикой скорости, без возможности полноценного маневра. Бой двух гибнущих истребителей против семи гибнущих истребителей. Выстрелы лучевого оружия — наверняка безуспешные без наведения искина. Стрельбу кинетикой. Несколько секунд и всё закончилось. Задачей Паоло с Хелен было не победить, а отвлечь.

— Кажется я видела вспышки, — неуверенно сказала Анна.

Что ж, на Каллисто ребята нам расскажут, что случилось.

Истребитель трясло, швыряло, порой он проседал так, что терялось ощущение гравитации, порой меня вдавливало в кресло и никакой костюм не спасал — в глазах темнело.

В довершении всего музыка, которую я так и не выключил, набрала громкость! В кабине свистела флейта, взвизгивала скрипка, добавились какие-то буханья и баханья литавр и барабанов. На экранах был огонь, над колпаком кабины — огонь, я щурился и чувствовал лицом жар плазмы, проносящейся на расстоянии нескольких десятков сантиметров.

Так, наверное, выглядит схождение в ад. В детстве (не в «дитячестве», при откате в клон, а в настоящем детстве) у нас были постоянные уроки религии, нам крутили всякие фильмы, рассказывали всякие ужасы… Жутко было, если честно. Потом, к счастью, программу пересмотрели и сделали упор на пилотирование, тактику, физическую подготовку.

Но какие-то сцены в голове остались накрепко, и сейчас охотно выползали.

— Ещё… две… минуты… — пробился в наушниках голос Джея. — Искину…

Связь прервалась, но я догадался, чего именно там настало искину. Глянул на общий индикатор полученной дозы.

Ох, блин.

Нам кранты. Может с час протянем? За это время надо найти и уничтожить тело серафима.

И тут плазма на обшивке полыхнула последний раз и её сдуло. Мы ещё тормозили, но скорость упала достаточно, чтобы можно стало осмотреться. Мигнули индикаторы, в первый раз на моей памяти, после тренировок на Марсе, двигатели перешли в атмосферный режим.

Юпитер… сбоку справа… Будто стена стоит, его не воспринимаешь как планету, это край мироздания, граница между явью и сном.

Я осторожно повернул «пчелу». Истребитель слушался управления легко, сказывалась скорость. Вот развернуться будет труднее, а вертеться-поворачиваться проще… как же не хватает навыков полёта в газовой среде…

«Не глупи, Слава. Ты умеешь летать в атмосфере. Ты, блин, прекрасно умеешь это делать!» — прошептал Боря.

— Это не я умею, это… — я запнулся.

«Ты, ты» — раздраженно прошептал альтер. «Не глупи. Доверься инстинктам! Управляй как самолётом, пока цепи работают. И посмотри ты, наконец, налево!»

Я посмотрел.

Подо мной расстилалась полосато-оранжево-коричневая равнина. Бесконечная. Бурлящая. Рваная — кое-где облака разошлись, открыв провал в глубины газового гиганта, но там, конечно же, тоже были облака, лишь пониже километров на двадцать-тридцать. Серые, красные, белые, синеватые…

Мир цветных облаков.

И сверкающий силуэт в круглом облачном провале.

Серафим!

Он парил в атмосфере, будто лежащий навзничь человек. Все шесть крыл были расправлены, купались в облаках, окутанные вихрями и полосами тумана. Плазменных сгустков на крыльях больше не наблюдалось, великан был неподвижен, кристаллические черты лица с этого расстояния казались мягкими и усталыми. Несмотря на шесть крыл, каждое размахом километров в двадцать, серафим выглядел именно человеком с крыльями, а не каким-нибудь монстрическим жуком или стрекозой. Просто очень-очень-очень большой человек из сверкающей плоти, дрейфующий в атмосфере Юпитера.

— Какой большой… — вздохнула в наушниках Анна.

— Пали, подруга, — сказал Джей. — Давай! У меня кровь из глаз идёт.

Я не сразу понял, что он это всерьёз. Засмеялся — из носа вылетела тяжелая кровавая капля, тут же размазалась по костюму.

Здорово нас прижало. Во всех смыслах — перегрузка тоже никуда не исчезла, оставалась где-то на уровне трех «жэ», хотя мы погасили скорость и теперь просто летели в атмосфере «по-самолетному». Это уже Юпитер старается, обнимает нас со всей страстью престарелого языческого божка…

— Целюсь… в грудь, — сказала Анна.

Я даже не видел её «Осу». А вот ныряющую вперёд и вниз, к облачному провалу, торпеду заметил — крошечную точку с огненным факелом на хвосте.

— Молодец, — сказал я. — Давайте дождёмся…

Торпеда вдруг пошла вертикально вниз, уклоняясь от траектории, погружаясь все глубже и глубже. И через десяток секунд — сдетонировала.

Не знаю, что с ней случилось. Наверное, совсем накрылась электроника, даже самые простейшие цепи. Под нами начал распухать огненный шар, мы успели пронестись над ним, «пчел» подкинуло, крутануло, толкнуло в корму. Мы ускользнули — за нами в атмосфере Юпитера расцветал чудовищный термоядерный взрыв, даже по меркам планеты-гиганта немаленький, и на какой-то миг я с замиранием сердца подумал, что мы зажжем в Солнечной Системе вторую звезду.

Но Юпитер не загорелся, конечно же.

Термоядерное пламя кипело за нами, безнадёжно далеко от плывущего серафима. Мы шли на сближение с мёртвым исполином.

— Анна! — позвал я.

Тишина.

— Слав, мы её потеряли, — сказал Джей.

Я смотрел на увеличивающийся провал в облаках. Был он так велик, что в нем можно было бы утопить, к примеру, Великобританию. В глубинах провала, купаясь в нижних слоях облаков, тёмно-серых и почти земных, сверкал силуэт серафима. С каждым мгновением мы приближались всё ближе, и становилось ясно, какой же он огромный.

Если ему ничего не могут сделать ураганы и вихри, то наши жалкие ракеты вообще не при делах.

Может и термоядерная торпеда не помогла бы. Но с ней был хоть какой-то шанс. Теперь его нет.

Мы профукали задание, которое нам дал ангел.

Мы умираем зря.

Глава 10

10

Когда истребители прошли над провалом в облаках, нас затрясло и принялось кидать из стороны в сторону. Ожидаемо, конечно.

Мы начали стремительно снижаться, будто погружаясь в чудовищных размеров колодец. Оранжево-коричневые облачные стены вращались, слабый свет далёкого Солнца навевал инфернальную жуть. Внизу, на другом слое облаков, уже не таком взбудораженном и гораздо более светлом, возлежал серафим. Мне показалось, что он сияет каким-то внутренним светом, хоть я и не мог разглядеть его источник.

Джей выпустил ракету первым, а я вслед за ним, едва мы приблизились к стопам серафима. Не было смысла стрелять в одну точку, вторая ракета испарилась бы на подлёте. Поэтому мы ударили туда, где нижнее правое крыло серафима крепилось к телу: Джей в дальний край, я в ближний. Была надежда, что если крыло отвалится, то уйдёт в глубины и весь серафим.

Системы наведения, как ни странно, сработали.

Взрывы не приняли классическую грибовидную форму. Плеснуло в стороны сверкающей кристаллической пылью, взбухли и тут же осели огненные шары. На темном прозрачно-сером теле серафима появились какие-то царапины, вздыбились какие-то заусенцы, остались черные круглые пятна.

И всё. Даже воронки не появилось.

— Я пуст, — сказал Джей как-то очень спокойно. — Погнали вниз?

Тёмные глубины атмосферы манили. Внизу сверкали электрические разряды, кружились вихри, мешались вместе самые разные цвета и формы. Интересно, что случится раньше — «пчелу» раздавит, сожжет или разорвёт на кусочки?

— Я полетаю, Джей, — ответил я. — Ты как хочешь. Действуй по ситуации.

— Увидимся на Каллисто, — сказал он.

Крошечный истребитель задрал корму вверх, полыхнул двигателями — и стремительно ушёл вниз. Проносясь мимо коленки серафима, он отработал по ней кинетикой — просто так, от азарта.

И растворился в облаках.

— Мы последние, Боря, — сказал я. — Хрень какая-то, да?

«Почему?» — спросил альтер.

«Даже если бы Анна попала торпедой — мы бы серафима не взорвали», — мысленно ответил я. Говорить вслух было слишком больно, что-то у меня творилось во рту нехорошее, шла кровь и какие-то пленочки липли на язык.

«Значит, цель была не в том, чтобы серафим раскололся и рухнул вниз!» — наставительно сказал альтер.

«А в чем же?» — я повернул истребитель, глядя на проплывающее подо мной тело.

Альтер молчал.

«Он ведь и так мёртв!»

Боря очень выразительно изобразил хмыканье. Но ничего не сказал.

Я прижал губы к соску. Вода показалась мне густой как сироп. Чего там в неё выплескивается сейчас? Вся аптечка?

Но, как ни странно, в голове прояснилось. И вроде бы даже сил прибавилось.

Ангел хотел, чтобы мы ударили по мертвому серафиму.

Но мы бы его все равно не «уронили», даже торпедой.

Значит, мы должны были добить высшего чина?

Почему я этого сразу не понял?

Я открыл глаза. Пошевелил пальцами. И повёл «пчелу» вниз.

«Садись на лицо» — посоветовал Боря. «Нос длинный, ровный. Красивый нос. Затормозишь в районе лба».

Хотелось смеяться, но это было слишком трудно.

«Боря, тут притяжение — три с половиной земного! Я разобьюсь».

«Ну разобьешься, значит не получится» — хладнокровно ответил Боря. «Чего тебе терять-то, убогий? Ты истекаешь кровью… отовсюду!»

«А если сяду, то что?»

«Будешь первым и единственным человеком, который приземлился на Юпитере!» — торжественно объявил Боря. «Да, и заодно — на убитом серафиме!»

То, что я делал дальше, можно объяснить только желанием красиво разбиться.

Я опустил «пчелу» к серафиму, так низко, что все очертания фигуры потерялись. Теперь истребитель мчался над холмистой кристаллической равниной. Я прошёл над лицом серафима. Нос действительно оказался ровным и длинным, сверкающая кристаллическая полоса метров триста шириной и длиной около трёх тысяч. А вот лоб, над которым промчался истребитель, выглядел совсем иначе — топорщились полупрозрачные серые столбы и стены, будто вырванные взрывом над переносицей.

Сюда пришёлся удар, убивший серафима?

Я заложил круг над ангелом. Безумие происходящего захватило меня. Я бросил взгляд на те датчики, что ещё работали.

Три с половиной жэ. Давление за бортом — около двух атмосфер. Температура… странно, слишком тепло. Здесь должно было быть ощутимо меньше нуля, а датчики утверждали, что атмосфера прогрета до тридцати по Цельсию.

Альтер хихикнул.

«Боря, ты псих» — подумал я.

«Садись давай».

Я промчался над телом серафима. Вздымались справа и слева два пологих сверкающих холма. Груди?

Да что я вообще думаю, это не живое существо, да и ангелы бесполы!

«Пчела» медленно приближался к носу исполина. Тут бы пригодился искин, но он давно уже пребывал в своём кибернетическом раю.

Вокруг стремительно мелькало светло-серое, тёмно-серое, полупрозрачное. Серафим был словно отлит из тёмного стекла. Впереди росла гора, а в горе — две огромные пещеры, ноздри.

«Вот даже не вздумай!» — пригрозил Боря.

Я пронёсся над кончиком носа и начал прижимать истребитель. Сейчас одна-единственная кочка… прыщик на коже… и меня разнесёт вдребезги.

Но кристаллическая кожа серафима оказалась идеально гладкой и ровной. «Пчела» тяжело стукнулась и покатилась. Мелькнула мысль, что амортизаторы никак не смогут выдержать тяжесть в три с половиной раза выше расчетной, но истребитель почему-то не рассыпался и понёсся по импровизированной взлётке.

Я первый человек в истории, приземлившийся на ангеле!

Про тормозные щитки я и не вспоминал, никогда ими не пользовался. Но что-то меня дёрнуло, я нырнул в глубины полуживого меню управления, вытащил оттуда полузабытую команду. «Пчела» растопырила теплообменники, прижала колёса, двигатели пошли на реверс. Тело серафима было ровным и скользким, но воздух вокруг — густой как сироп. Истребитель прокатился до переносицы и остановился. Вокруг столбами и стенами вставали обломки кристаллической брони. Я ещё некоторое время искал в меню выпуск тормозного парашюта, пока не вспомнил, что его на «пчеле» никогда не было, да он и не потребовался. Мне вдруг стало легко и почти хорошо.

«Вот и всё», — подумал я. «Ты доволен, Боря? Мы сели на Юпитере, ха-ха! Теперь пора домой».

«Рано», — ответил Боря напряженно. «Пошли. Надо посмотреть, что там долбануло».

Я с грустью подумал, что моя шизофрения сошла с ума раньше, чем я.

«Давление, температура, атмосфера, радиация, ураган… что ещё тебе непонятно?»

«Ты рукой-то пошевели».

Я пошевелил. А потом посмотрел на экраны.

Сила тяжести была даже меньше земной.

Давление… да, чуть больше двух атмосфер, как и должно быть на такой глубине в атмосфере. Много. Но не чудовищно много, это как нырнуть на десять метров.

Температура — тридцать восемь градусов Цельсия. Многовато. Но куда лучше, чем минусовая.

— Как это? — спросил я.

«А тебя не удивляет, что серафим завис в атмосфере? Они управляют гравитацией».

Собственно говоря, удивляться и впрямь не стоило. Те скорости маневра, которые демонстрировали в полёте высшие чины, просто невозможны без контроля над гравитацией.

— Всё равно задохнусь, — сказал я. — И всё равно умираю.

«Но ты же ещё жив. Мы живы. Возьми маску».

Я протянул руку под кресло, открыл аварийный комплект. Порылся и достал пакет с кислородной маской — на случай задымления в кабине. Двадцать минут чтобы успеть доложить ситуацию, как шутили инструкторы.

— Это безумие, — сказал я, глядя на маску. Стянул перчатку. Ладонь была красная, в крошечных точках лопнувших капилляров. Я истекал кровью из всех пор. — Но… ладно.

Костюм внутри был весь мокрый и не от воды. Я сел, выбравшись из него и меня зазнобило. Я весь был красно-синий, мокрый и липкий. Жалкий тощий окровавленный пацан, в разбитом космоистребителе на мёртвом серафиме в атмосфере Юпитера.

— Боря, может я умираю и это всё бред? — спросил я.

Альтер не удостоил меня ответом.

Я распаковал маску и надел на лицо. Открыл дыхательный редуктор. Помедлил — и открыл клапан уравнивания давления.

В кабину с торжествующим гулом ворвалась водородно-гелиевая смесь. Маску вжало в лицо так, что я завопил от боли. Казалось, что стекло очков сейчас взорвётся внутрь. Уши заложило. Подцепив край маски пальцем, я уравнял давление, впустив немного чужой атмосферы. Мне показалось, что я почувствовал запах — острый, неприятный, но, к счастью, едва уловимый.

Водород ведь не ядовит, нет? Гелий точно не ядовит, а водород?

«Не ядовит, успокойся. Мы ниже слоя аммиачных облаков, здесь атмосфера почти безвредна».

«Почти?»

«Тебе-то что, покойник? Выбирайся».

Я сделал глотательное движение, уши отложило. Открыл колпак кабины. На трясущихся ногах выбрался на крыло. Выпрямился.

Порывами налетал ветер. Тяжелый, давящий, сказывалось давление, но вовсе не те сотни километров в час, которые должны быть на этой глубине. Какой-то побочный эффект измененной гравитации?

Что ж, повезло. А то меня бы просто унесло ветром…

Подняв голову, я посмотрел на крутящиеся жёлто-коричневые стены облачного колодца. Высоко в небе сияло Солнце — крошечное, но всё же ослепительно-яркое. Свет был… ну как в вечерних сумерках, наверное. Или как ночью при полной Луне.

Если абстрагироваться, то это даже красиво.

«Иди», — сказал Боря. «Иди, пока можешь».

«Не командуй», — огрызнулся я. «Дай спокойно умереть, у меня меньше двадцати минут!»

«Святик», — снисходительно сказал Боря. «Ты что, думаешь, всё происходит случайно? Тебя же сюда тащило, ты знал, что должен долететь!»

«Да иди ты…»

Я всё же спрыгнул с крыла. Будь тут три с половиной жэ — переломал бы все кости. Но притяжение казалось даже меньше земного, а воздух был густым и плотным.

Босые окровавленные ноги будто прилипли к тёплой кристаллической поверхности. Я постоял, глядя на истребитель. И пошёл вперёд, в лес острых кристаллических столбов.

Какая разница, где умирать? Если при этом идёшь вперёд, то смерть можно и не заметить.

«Выглядит всё так, будто удар был изнутри, а не снаружи», — сказал Боря.

Я шёл сквозь хрустальный серый частокол, стараясь не касаться острых граней. Меня продолжало мутить, я размышлял, успею ли снять маску, проблеваться и снова её надеть… или лучше просто снять и всё на этом закончить…

Тёмный хрусталь под ногами вспучивался, я поднимался на холм. Да, Боря прав, он подмечает быстрее меня, это не удар снаружи, это какой-то взрыв в теле серафима, будто…

Будто что-то рвалось наружу, когда убитый гигант падал на Юпитер.

Я остановился, подъем кончился. Я стоял будто над кратером или жерлом крошечного вулкана, вспухшего на теле серафима. Воронка — небольшая, метров пять в диаметре.

В центре воронки лежал прозрачный цилиндр, светящийся изнутри мягким жёлтым светом. Длиной метра два, диаметром с метр, чуть приподнятый на вздыбленном хрустале как на постаменте.

В цилиндре угадывался человеческий силуэт.

«Ну вот мы и узнали страшную тайну», — задумчиво сказал Боря. «В огромном серафиме внутри — крошечный ангел. Они все одинаковы, что низшие чины, что высшие».

«Только никакие они не ангелы», — зло подумал я.

«Да уж, настоящим ангелам вряд ли нужны огромные человекоподобные боевые роботы, чтобы тырить газ с Юпитера», — согласился Боря и хихикнул. «Всё, Слава Морозов. Сдирай маску. Пора домой. Я вообще не пойму, как ты до сих пор на ногах держишься!»

А я стоял в порывах горячего ветра и смотрел на саркофаг.

«Снимай маску» — вновь посоветовал Боря. «Неприятно, но в тебе столько анальгетиков, что всё должно пройти безболезненно. Ты даже продолжишь дышать и быстро уснёшь».

Я стал спускаться к саркофагу. Неровный, изломанный кристаллический слой резал подошвы, но крови почти не было. Видимо, её осталось немного.

Боря замолк. Он хоть и удовлетворил своё любопытство, но интерес у него остался.

Подойдя к цилиндру, я наклонился над ним, упёрся руками. Стекло, кристалл, пластик? В любом случае поверхность была идеально прозрачной.

Посмотрел.

Да, и впрямь будто тушки клонов в прозрачных контейнерах. Только наши контейнеры прямоугольные, а этот цилиндрический.

Дно саркофага покрывала белая ворсистая масса, вроде пушистого пледа. Но ворсинки были длинные и прочные. Они держали тело на весу и слегка шевелились, так что тушка покачивалась будто в колыбели. Подстилка слабо, умиротворяюще светилась.

Голая девчонка. Нет, всё же девушка, она не такая тощая и почти ещё бесполая, как наши возродившиеся лётчицы. На вид ей могло быть пятнадцать, а могло и двадцать лет, ростом девушка была невысокая, а лицо такое чистое и совершенное, что возраст невозможно почувствовать. Девушка тихо, едва заметно дышала.

Какой возраст у ангелов? С сотворения Вселенной, наверное.

Только это никакие не ангелы!

Я почувствовал, как на сухие глаза наворачиваются слёзы. Кто же вы такие, зачем явились к нам, из каких немыслимых далей, зачем втянули в свою войну? Почему так похожи на нас и так бесконечно чужды? Мы же ничем не можем ни помочь, ни помешать, даже с крохами подаренных технологий! Нужен вам водород? Качали бы его сколько влезет, люди не смогут помешать. Зачем мы на что-то надеемся, заставляем себя верить, умираем в боях? За что погибли морпехи, врачи, неразумные клоны? Ну какого, какого чёрта, а? Фальшивые ангельские чины, фальшивые демоны — вы вообще разные или одно и то же?

Ничего не понимаю.

Хотя нет, друг друга ангелы и демоны бьют всерьёз! И этому «ангелу», в образе прекрасной девушки пилотировавшей исполинский «серафим», досталось по-настоящему. Девушка жива в своём саркофаге, остатки чудесных технологий хранят её, но вырваться она не в силах.

Нас за этим послали? Чтобы мы добили пилота, и она ушла в своё перерождение?

Вот фиг вам. Я сдохну сейчас! А ты будешь спать, пока «серафим» не утонет в жидком водороде. Может быть, твои машины вечно станут защищать тебя и хранить твой сон, где-то на самом дне гравитационного колодца, на поверхности из металлического водорода, в раскалённом тёмном аду.

Так тебе и надо!

Девушка открыла глаза.

Наши лица были в десятке сантиметров друг от друга, разделённые прозрачной бронёй саркофага и моей издыхающей дыхательной маской. Я смотрел на девушку, она на меня. Её лицо вдруг дрогнула, она попыталась вжаться в шевелящуюся белую подстилку.

Она что, испугалась меня?

Окровавленного голого пацана, умирающего на её саркофаге?

Губы девушки (я не мог больше называть её ангелом или серафимом) шевельнулись.

— Помоги… — донеслось до меня в густом атмосферном сиропе.

Сказать, что я обалдел?

— Помоги… помоги открыть…

Её рука медленно вытянулась и постучала по торцу цилиндра за головой.

Чего она хочет? Как я могу открыть эту штуку?

«Не надо», — посоветовал Боря. «Пусть тут остаётся!»

Я отстранился от саркофага. Обошёл его.

В торце торчал осколок — кристаллическая гребёнка длиной сантиметров тридцать, зазубренная и похожая на осколок пилы. Видимо, когда саркофаг катапультировало на поверхность из глубин «серафима», кусок брони впился в цилиндр. Не пробил, но… заклинил?

Я взялся за «пилу». Подёргал. Сидела прочно, а может у меня просто не было больше сил. Я схватился с двух сторон, упёрся в саркофаг ногой, откинулся, потянул изо всех сил.

Гребёнка с хлопком вырвалась из саркофага, оставив в стекле глубокие узкие дыры. Я едва не упал, отступил на шаг.

Поверхность саркофага разрезала тонкая трещина, пройдя как раз между дырами от осколка. Значит, он и держал механизм открытия. На цилиндре обозначилась крышка, разошлась в обе стороны, сворачивая верхнюю часть.

«А может ты и прав» — неожиданно сказал Боря. «Ты ведь уже понял смысл задания? Инструмент у тебя в руке!»

Я поднёс осколок кристалла к лицу. Острый. Потом посмотрел на лежащую девушку.

Вряд ли убить ангела сложнее чем демона.

«Давай», — сказал Боря. «Пока не опомнилась. Посланник хотел именно этого!»

Я опустил руку.

Нет, не могу. Боря прав. Но не могу.

Девушка села, грациозно опустила ноги на поверхность. Прикрыла груди рукой. Запоздалая стеснительность была смешна, но почему-то казалась совершенно естественной. Вокруг неё возникло свечение ореола.

«Вот и зря», — буркнул Боря. «Упустил шанс».

Я глубоко вдохнул и понял, что с воздухом что-то не так. Попросту говоря, баллон закончился. Ну вот как всё замечательно сошлось по времени! Я даже не убил пилота «серафима», а спас его!

Теперь можно и умирать.

С этой мыслью я сел рядом с саркофагом, всё ещё сжимая «гребёнку». От разбитой кристаллической брони шло тепло. Жаль, что с собой трофей не унести, умники бы с ума сошли от восторга, кусков «серафима» у них ещё не было.

Левой рукой я стянул маску и вытянулся, глядя вверх. Надо мной дыбились рубленые колотые колонны и острые иглы. Между ними сверкало солнце и крутились туманные стены оранжевого облаковорота.

Ай да я, ай да молодец! Минус все грехи Славе Морозову, он ангела спас. Причислить его к великомученикам, поминать каждый год семь раз, по числу смертей.

Я закрыл глаза.

Глава 11

11

Мир ритмично раскачивался вокруг. Я всё надеялся, что перед смертью меня унесёт отсюда, в странную жизнь взрослого человека, лётчика, у которого есть земное небо, настоящая женщина и друг с позывным «Хром».

Но ничего похожего не было, только темнота, покачивание, сила тяжести похожая на земную, сухой безвкусный воздух.

«Слава!»

Почему я живой?

Я поймал зивертов пять, не меньше. А скорее шесть или семь. У меня кончился кислород, а дышать водородом люди не умеют. Я на Юпитере, блин…

«Слава… Слава, приди в себя… Ну Слава, очнись же!»

Боря всё ныл и ныл, спорить с ним бессмысленно, он всегда меня занудит, таким уж придуман.

Я открыл глаза.

Тусклый свет. Покачивающаяся подо мной серая хрустальная поверхность. Меня несли.

Меня нёс ангел. Я видел её ноги, медленно и осторожно переступающие по телу серафима. Видел округлую попу…

Да ну нафиг!

— Отпусти! — выдавил я. — Поставь меня!

Ангел остановился. И с облегченным вздохом спустил меня с плеча.

Мы стояли в лесу кристаллических столбов. Видимо, отрубился я ненадолго. Маски на мне не было. На ангеле, впрочем, тоже. Она была перемазана моей кровью, проступавшей со всех пор, и выглядела усталой.

— Почему я живой? — спросил я.

Девушка смотрела на меня кусая губы. Девушка, не ангел, красивая девушка на голову выше меня, с растрепанными волосами и капельками пота на лице.

Хватит обманывать самого себя, нет никаких ангелов, нет никакого армагеддона, нет никакого Бога!

— Я расширила ореол, чтобы ты мог дышать, — голос был мягкий, негромкий, но какой-то неуверенный. Словно она каждое слово подбирала. Так говорят люди, прекрасно знающие язык, но для которых он не родной.

— А радиация? — сказал я. — У меня всё тело сожжено!

— Было сожжено. Ореол защищает. Благодать исцеляет.

Она подняла руку и на меня плеснуло благодатью. Слабо, но узнаваемо.

— Больше не могу, человек. Я устала.

— Ангелы не устают, — сказал я. — Кто ты?

— Я ангел, имя моё Иоэль…

— Да, щаз, — пробормотал я. — Вот так и поверил. Как моё имя?

Она молчала.

— Ангелы знают все имена. Как моё имя, сколько мне лет?

— Пятнадцать? — предположила девушка.

— Не попала. Двадцать настоящих, двенадцать тушке. Я седьмой клон. Зовут Святослав. Кто ты такая?

— Иоэль!

— Иоэль — один из величайших серафимов в христианской мифологии! — закричал я. — Ангел — это духовное существо, у него нет тела! Ангел… ангел это просто функция! Задание!

Из меня будто выперло разом всё, что сидело во мне, да, наверное, и в большинстве пилотов, сидело тихо и смирно на воскресных проповедях и праздничных богослужениях. Трудно летать в космосе в раскаленной металлической скорлупе, сидя спиной к реактору, стреляя ракетами и реактивными снарядами, умирая и возрождаясь в клонированных телах — и при этом слепо верить во всё то, что говорят священники.

— Я ангел!

— Ангел — эффектор Бога! — выкрикнул я то, что когда-то подслушал в разговоре умников. — Бесплотная сила, меняющая мир! Если Бог, конечно, есть!

Лицо девушки дрогнуло, а в глазах вдруг появились слёзы.

— Бог есть!

— Недоказуемо! — завопил я и ткнул её кулаком в живот. Несильно, конечно. Живот был мягкий и тёплый. — Ты сама такой же пилот, ты просто девчонка, сидящая внутри гигантского человекоподобного боевого робота! Вы воруете наш Юпитер!

— Неправда! — она пихнула меня. — Не смей так говорить! Я ангел, Бог есть! Я тебя спасла!

— А я тебя! Так что квиты!

Я повернулся. Увидел сквозь вздыбленные щепки кристаллов «пчелу». И пошёл к ней. Шаг… другой…

Вкус воздуха изменился.

Я едва успел метнуться обратно. Опустился на колени у ног девчонки, жадно вдыхая воздух.

— Ага! — сказала она торжествующе. — Вот так-то лучше, человек! Теперь ты будешь меня слушаться!

— Хрен тебе… — пробормотал я, пытаясь отдышаться. — Даже не пытайся лапшу вешать, ты меня не из человеколюбия спасла… ты тут в западне! Так?

Я поднял голову и посмотрел ей в глаза.

— Как и ты! — сказала девушка, с вызовом глядя на меня.

— А вот нет! Я умру и оживу на Каллисто! А ты будешь умирать тут! Ты не можешь уйти, так? Престол что-то с тобой сделал?

Она вдруг сломалась. Присела рядом, закрыла лицо руками. Нет, не зарыдала, просто сидела неподвижно.

— Угадал? — спросил я.

— Ореол почти неисчерпаем, — сказала она. — Но эта оболочка… — она провела ладонью по кристаллу под ногами, — иссякает. Скоро она не сможет противостоять гравитации и начнёт опускаться в Юпитер. Сила тяжести рывком возрастёт, начнут бушевать ураганы. Нас сорвёт и сбросит в атмосферу. В ореоле я буду умирать очень долго. Тысячи лет.

Она убрала ладони и посмотрела на меня.

— Ты и прав, и не прав. Я ангел. Но я не могу вернуться.

— Когда серафим начнёт падать? — спросил я, помедлив. Спорить смысла не было.

— Не знаю. Очень скоро.

«Слава, это лучший выход из ситуации», — прошептал Боря.

«Заткнись», — ответил я. Встал.

И протянул девушке руку.

— Поднимайся. Надо убираться отсюда.

— Твой корабль унесёт двоих?

Я посмотрел на «пчелу».

— Истребитель одноместный. Жизнеобеспечение-то потянет, я в дитячьем теле, а ты мелкая. Но противоперегрузочный костюм один. Если мы в него заберёмся вдвоём…

На меня вдруг накатило дикое смущение, я даже почувствовал, что щёки покраснели. То, что мы были здесь нагими, словно Адам и Ева в райском саду, меня совершенно не трогало. Но мысль, что мы окажемся рядом в тесном коконе костюма…

— Боюсь, костюм сойдёт с ума… — пробормотал я.

— Мне не нужен костюм, меня защитит ореол, — быстро сказала девушка.

Её рука была тёплой и самой обычной, человеческой.

— Тогда поспешим.

Гравитация начала сбоить, когда мы подошли к «пчеле». Нас то пригибало так, что колени подламывались, то начинало подбрасывать при каждом шаге, будто на Каллисто. И ветер похолодел и усилился, налетал такими порывами, что я начал всерьёз тревожиться, не взмою ли в тёмное небо.

Но в итоге это пошло нам на пользу. Не знаю, как бы мы забирались в кабину при земной силе тяжести, крыло всё-таки высоко, почти в двух метрах. Наверное, я мог бы её подсадить, или она меня… я подставил бы ей руки, она оперлась ногами…

Опять всё лицо запылало.

Блин, да что со мной! На каждом вылете-прилёте вокруг мелькают голые девчонки и это меня не смущает! А тут вообще не человек, а какой-то вражеский аватар, может она на самом деле осьминог или муравей…

Но смущение не проходило.

К счастью, едва мы подошли к «пчеле», гравитация вновь ослабла. Мёртвый серафим пытался удержаться в атмосфере, но получалось это всё хуже и хуже.

— Прыгаем! — сказал я, оттолкнувшись от тёплой прозрачной тверди. Взмыл на крыло, поймал за руку прыгнувшую следом девчонку. Вовремя — нас опять прижало, она едва не соскользнула вниз. — Я первый, ты за мной!

Раскрытый костюм принял меня в свои объятия. За те полчаса, что я был вне истребителя, он успел впитать и разложить почти всю измазавшую его кровь. А может просто проветрился на юпитерианском ветру?

Девушка присела, свесив ноги в кокпит. Растерянно оглядела крошечную кабину.

— Куда?

— Мне на колени! — скомандовал я. Костюм затягивался, подгонялся под меня, натягивал манжеты-компенсаторы.

Почему-то она медлила.

— А ты не надругаешься надо мной?

— Чего? — завопил я.

Где-то внутри истерически расхохотался Боря.

— Ты не воспользуешься моей беспомощностью и слабостью, когда сможешь существовать без ореола?

— Этой тушке двенадцать лет! — попытался я рявкнуть, но голос предательски сорвался и дал петуха. — Я сижу внутри костюма толщиной больше, чем… чем одеяло! И вообще, я двадцатилетний офицер Небесного Воинства, а ты пятнадцатилетняя инопланетная соплюха!

Кажется, последний довод её успокоил.

— То есть могу не волноваться?

Вновь навалилась перегрузка, «пчела» тяжело осело, заскрипели амортизаторы.

— Если сейчас не сядешь, нам кранты!

Довод подействовал. Девушка села ко мне на колени, сдвинувшись чуть вправо, я запустил герметизацию кабины. Колпак начал закрываться.

Юпитер тянул по-прежнему в полную силу. Девушка давила меня будто штанга.

Если сейчас не отпустит, фиг я взлечу…

Отпустило.

Я зашевелил пальцами, дёргая несуществующие джойстики и переключая уцелевшие цепи. «Пчела» развернулась, отработав левым движком, мы застыли кормой к хрустальному лесу и носом… носом к кончику носа серафима.

— Что ты делаешь?

— Готовлюсь к разгону! Ты умеешь управлять истребителем?

— Нет!

— Тогда понятно, зачем спасла!

— Неправда!

Двигатели взвыли, «пчела» начала разгоняться.

— Я спасла тебя, потому что забота о людях свойственна нам по воле Господа…

— Да хватит уже, хватит нести эту чушь! — завопил я. — Как тебя зовут?

— Иоэль!

— Элей будешь! Ясно?

Истребитель трясся, набирая скорость. Временами притяжение усиливалось, и его почти вжимало в полосу. Ох, только бы не сломались амортизаторы, у «пчел» это слабое место, они же рассчитаны на низкую гравитацию…

Вся надежда на то, что на заводе имени Юрия Гагарина в Комсомольске-на-Амуре, где собирают фюзеляжи «пчел», используют старые надежные шасси от земных истребителей.

— Если твой ореол прикрывает от гравитации…

— Нет! Только тело серафима!

— Тогда… дыши…

Взлетать при трёх с половиной жэ, да ещё и в густой атмосфере — то ещё удовольствие. В атмосферном режиме двигатели не тянули, скорее всего, из-за низкой молекулярной массы атмосферы. Я вёл разгон на форсаже, но без искина до самого конца не мог понять, оторвёмся мы от тела серафима или нет. Если нет, то Эле предстоят тысячи лет в объятиях моей гниющей тушки.

«Пчела» подпрыгнула и натужно пошла вверх.

Есть, получилось! Давай, давай, давай!

Тревожил запас рабочего тела в баках, сжиженного водорода оставалось меньше четверти. Какая будет ирония — рухнуть в водородный пузырь из-за того, что у корабля кончился водород! Говорят, первоначально для истребителей обсуждали возможность дозаправки прямо в атмосфере, но потом поняли, что вблизи Юпа мы будем сражаться нечасто и аппаратуру сняли. Только на экспериментальной серии, вроде как…

Я обругал себя, зашарил в меню и подменю, вытаскивая из глубин полуживой электроники редко используемые функции.

Ну да, вот же она! «Атмосферный забор рабочего тела»!

Активировав никогда не использовавшуюся функцию, я был готов ко всему — что она просто не заработает, что «пчела» задымиться или потеряет ход. В конце концов без запаса газа мы не выйдем на орбиту, а если и выйдем — не ляжем на ход к Калисто.

Но, к моему удивлению, всё сработало штатно. На экране побежали циферки — часть атмосферного газа отбиралась, сжижалась и закачивалась в пустой бак. Пожалуй, у нас был шанс долететь.

Я наклонил голову и застыл.

— Что ты делаешь? — нервно спросил Эля.

— К сос… к поилке тянусь! Сдвинься!

Она пошевелилась, теперь передо мной была её спина. Я сделал глоток.

Кофе. Надо же, костюм счёл меня здоровым и не стал пичкать лекарствами.

— Ты меня исцелила?

— Да.

— Полностью?

— Наверное. Не знаю. Я только призвала благодать, а она всё сделала.

Я наклонил «пчелу», уводя её от кружащих стен облачного колодца. Там нас размелет в прах. Подниматься придётся по спирали, прежде чем я рискну уйти в зенит.

— Ладно. Понял, ты упёртая, будешь стоять на своём. Ореол защитит нас от радиации?

— Полностью, — голос у неё был абсолютно уверенный.

— Тогда слушай. У меня нет искина, без него трудно… стой, а ты можешь починить электронику?

Девушка заёрзала.

— Не знаю. Нет, наверное. В том теле могла бы.

— В том корабле.

— Это серафим, моё внешнее тело!

— А то, что у меня на коленке сидит, внутреннее?

— Да!

— Внутри него ещё одно, наверное? На человеческое-то хоть похоже?

— Ты по-прежнему считаешь, что я обманываю? — произнесла она презрительно. — Что я прилетела откуда-то с Альфы Центавра и обманываю людей?

— Это куда правдоподобнее.

Мы поднимались всё выше и выше. Давление падало, но «пчела» пока ещё тянула водородно-гелиевую смесь, спешить не стоит.

— Что ты хотел сказать про электронику? — спросила Эля примирительно.

— Без неё лететь до Каллисто невозможно. Я не могу рассчитать и выстроить нормальную траекторию. Попробую сориентироваться по маякам и спутникам радиационной разведки, проброшу примерный курс. Если попаду в зону устойчивой радиосвязи — есть шанс, что управление «пчелой» возьмут с базы. Тогда долетим. Но кислорода мало, рабочего тела ещё меньше. Придётся лететь по оптимальной траектории, наплевав на радиационные пояса. Если ты прикроешь ореолом весь истребитель — справимся. Если не сможешь, то тут сгорят даже лампочки.

— Поняла, — сказала девушка. — Постараюсь.

— Тогда сиди тихо, я попробую выстроить траекторию.

Только от полной безысходности можно было попытаться сделать то, что я предложил. В космосе не летают без навигации, искинов, или хотя бы компьютеров. Тем более в системе Юпитера, с его обилием спутников, метеоритными потоками и радиационными поясами. Давным-давно был у нас старенький преподаватель, сам космонавт ещё из старого, доангельского времени. Он подобные полёты называл «держи на три лаптя правее Солнца» и сам смеялся своей непонятной шутке.

Но именно это я сейчас и пытался рассчитать — курс на три лаптя левее Солнца. В какой-то момент, уже выйдя на орбиту и начиная разгон до скорости убегания (между прочим, шестьдесят километров в секунду!) я дошёл до такого отчаяния, что реально стал смотреть сквозь фонарь кабины, выискивая крошечную точку Каллисто, Солнце и выстраивая траекторию.

Часа через три я понял, что ничего лучшего мне не родить, а время принятия решения почти исчезло. Сориентировавшись (не знаю уж, как мерять в лаптях, но нос «пчелы» реально нацелился градусов на двадцать правее далёкого Солнца), я выдал последний трёхминутный импульс и отключил двигатель.

Третий бак был полон на четверть, два первых пусты.

Кислорода оставалось на сорок три часа и мигающий индикатор сигнализировал, что я как-то слишком активно дышу. Конечно же, ситуацию с двумя людьми в кабине никто предусмотреть не мог.

— Дальше всё на волю Божью, — сказал я. — Как он, поможет своему серафиму?

— Нет, конечно! — мне казалось, что Эля уснула, все три часа она провела молча. Но ответила мгновенно, значит, просто сидела тихо.

— Почему? — спросил я.

— Ваши представления о Боге, ангелах, Вселенной крайне упрощенные и далёкие от истины.

— Даже спорить не стану, — вкрадчиво сказал я. То ли она утомилась, то ли ей хотелось поговорить, но её слова были ближе всего к диалогу. — Конечно же мы куда более отсталые.

— Вы не отсталые, вы другие! Вы люди. Мы ангелы.

— Хочешь пить, Эля? — спросил я.

— Что?

Эля уставилась на меня.

— Пить хочешь? Или ореола хватает?

— Хватает. Но хочу.

— Держи поильник, — я кивнул на трубку.

Она помедлила, потом сделала глоток. Поморщилась. Нахмурилась.

— Странно. Это вода? У неё такой вкус?

— Сейчас…

Я тоже приложился.

Странное ощущение, мы будто поцеловались через трубку поильника.

— Холодный чай с лимоном. Нравится?

Она приложилась снова, подольше. Наши лица были совсем рядом, я чувствовал её дыхание. Самое обычное, пахнущее лимоном. Ангел, серафим… ага, верю.

— Наверное, нравится, — решила она. — Но мне не обязательно пить!

— Да как скажешь, — согласился я. — А как работает ореол?

— Это… — она заколебалась. — Трудно объяснить. Ореол — зона, в которой биологические процессы оптимизированы, стабильны и защищены.

— В ореоле можно летать в вакууме?

— Да.

— А благодать?

— Это когда биологические процессы выходят на свой оптимум, исправляя все отклонения, — она снова глотнула чая.

— Концентрированный ореол?

— Ну можно так сказать… — она осеклась. — Мне не нравится, что ты подходишь к этому так технически!

— Так я же человек. Мы логичные и любим технику. Все пытаемся объяснить четкими законами природы.

— Это хорошо, — Эля с серьезным видом кивнула. — Логика — это правильно.

— Тогда подумай сама. Жили мы на нашей планете. Вдруг на ней появился огромных размеров ангел…

— Демон.

— Хорошо, демон. Похожий на машину, если уж честно. Потом возникла огромная фигура похожая на человека с крыльями и демона уничтожила. И объяснила, что идёт армагеддон, ангелы нас будут защищать, но мы тоже должны помочь. И мы помогаем.

— Так, — кивнула Эля. — В ваших священных книгах сказано то же самое!

— Согласен, но не во всех. Есть буддисты, к примеру… Ну да ладно. Но вот что странно, мы на вас смотрим и начинает казаться, что вы вовсе не духовные сущности, а пришельцы с других звёзд. Воюете между собой… может у вас гражданская война идёт, может вы просто из разных корпораций, а в своём мире живёте тихо-мирно. И самое главное — в бою от вас отлетают кристаллические куски, умники им придумали название «серый хрусталь», а внутри огромных демонов мы находим обычные человеческие тела…

— Они не человеческие. Демонические!

— На взгляд — самые обычные человеческие. Ну что тут должна говорить логика?

Она честно подумала. Вздохнула.

— Да, если так рассуждать, то версия с пришельцами вполне логичная.

Я приободрился. Если вначале Эля казалась совершенно непрошибаемой, то сейчас мы худо-бедно общались.

— Вот ты, к примеру. На базе появлялся ангел, назвал тебя Иоэлем…

— Ангел? — заинтересовалась Эля. — Какой?

— Ну… — я растерялся. — Он не представился. Вы, знаешь ли, нечасто до этого снисходите. Красивый такой, высоченный, глаза синие, волосы светлые…

— Молодой?

— Чего? — теперь растерялся я.

— Сколько ему лет на вид?

— Лет тридцать.

— Ага, — Эля замолчала. — Да, поняла. Он пришёл и сказал, как меня зовут.

— Вообще-то он дважды появлялся. Во второй раз велел нам лететь к Юпитеру…

— И спасти меня.

— И взорвать серафима термоядерными торпедами.

Эля резко извернулась, вцепилась в мои плечи сквозь костюм.

— Что? Нет, ты неправильно истолковал послание!

— Совершенно правильно!

— Но ты же опустился на серафима!

— Да! Я умирал и решил попробовать!

Она затрясла головой.

— Нет! Нет-нет-нет! Скажи, что ты ошибся!

— Я не ошибся!

Эля отпустила меня, отстранилась, прижавшись к фонарю кабины. Взгляд её бегал по моему лицу, словно она пыталась увидеть признаки лжи.

— И вот я посадил истребитель, нашёл капсулу, а в ней лежит голая девчонка, — сказал я. — Совершенно обычная. От тебя пахнет как от человека, а не как от ангела. У тебя руки мягкие и тёплые. Ты пока меня тащила, вспотела вся! И чай ты сейчас пила так, что оторваться не могла. Может твой ореол тебя кормит и поит, но ты испытываешь жажду. Ты обычный человек на мой взгляд! Ну, ореол-благодать… так это могут быть неизвестные людям технологии. Вон, вы для истребителей нам дали технологию сверхкомпактных реакторов, а сколько у вас ещё сюрпризов…

Она не отвечала. Она вообще меня не слушала.

Пожалуй, я никогда и никого не видел в таком ужасе, как её.

— Эля, ты слушаешь?

Она молчала. Её даже слегка покачивало воздухом из вентиляции, и руки сложились на груди не стыдливо прикрываясь, а потому что это самая расслабленная поза и в невесомости все её принимают.

— Эй! Ну хочешь, я тебя буду звать Иоэль! — сказал я. — И да, да, я верю в Бога и ангелов, вы нас защищаете… Эй, ну очнись!

— Мне холодно, — тихо сказала она. — Почему у вас так холодно внутри?

В кабине было девятнадцать градусов. Но она голая, из вентиляции дует. А ещё, похоже, у неё шок.

— Забирайся, — сказал я, расстёгивая костюм. — Пока нет перегрузок, можно вдвоём.

— Ты не…

— Не, — устало пообещал я.

Ну не начинать же снова объяснять, что тушка у меня детская, а опыта никакого кроме поцелуев.

А ещё я так устал, что, если бы в костюм забрались ещё и Анна с Хелен, я бы лишь попросил их не толкаться.

Она неуверенно втиснулась в костюм, мы повозились некоторое время и ухитрились улечься рядом. Не знаю, что там произошло в контуженных электронных мозгах костюма, но он зажал мои ноги до самого пояса в одной штанине, её — в другой, а потом стянулся. Мы лежали будто в очень технологическом и довольно целомудренном — только моя правая рука лежала под её спиной — спальном мешке.

— Лучше всего спать, — сказал я, глядя на звёзды сквозь прозрачный колпак. — Потратим меньше кислорода и время быстрее будет идти… Ты умеешь спать?

Она не ответила. Я повернул голову и понял, что фальшивый ангел уже спит.

Итак.

Что мы имеем?

Я открыл тайну, о которой и так все догадываются, просто вслух не говорят. Ангелы и демоны — очень похожие на людей технологически развитые гуманоиды.

В огромных кораблях, похожих на персонажей христианской ангелологии, тоже находятся эти существа. Есть демоны, есть ангелы, они враждуют.

…Ладно, буду называть их и дальше «ангелами», мне не жалко.

Этот конкретный ангел, выглядящий как милая юная девушка, попал в серьёзную беду. Её, похоже, списали подчистую. И даже привлекли нас, чтобы прикончить окончательно.

А я Элю спас!

Что из этого следует?

Ну, допустим, наши священники, если поверят, будут молиться и каяться, что не опознали фальшивку.

Наши умники будут бегать кругами по потолку, просвечивать Элю всякими-разными лучами, брать анализы, потом постараются тихонько отправить на Землю.

Политики на Земле, которые — я уверен — ни в каких ангелов не верят, политики вообще ни во что не верят, кроме карьеры, начнут интриговать и пытаться повернуть дело к собственной выгоде.

Пилоты скажут мне: «Слава, ну ты силён, красава!»

А что скажут «ангелы»?

Да ничего не скажут. Прикончат меня немедленно.

Для гарантии — вместе с базой. Потом сообщат на Землю, что базу уничтожили «демоны», построят новую и туда прилетит очередная партия детишек с воспитателями, техниками и морпехами.

Вот же я влип!

Надо было вместе с Джеем вогнать истребитель в пике, а не геройствовать!

Глава 12

12

Я стоял у открытого окна.

Так не бывает. Ни на Луне, ни на Марсе, ни на Каллисто окна не открывают. Никто не называет их красивым старым словом «иллюминатор», окна бывают большие и маленькие, круглые, овальные и квадратные, но любое окно герметично, оно отделяет жизнь от смерти.

А это было деревянным и открытым настежь! Из него веяло горячим сухим воздухом, наполненным запахами. И это не стандартный набор «лето в горах» или «морской вечер», а какая-то симфония… или какофония запахов.

Я стоял, опершись левой рукой о подоконник, выглядывая во двор. Там росли деревья и ходили люди — без скафандров и дыхательных масок. Небо было голубое с белыми облаками, деревья зелёными, одежда на людях разноцветная и разная. Прошагал офицер в незнакомой форме, прошла смуглая женщина в цветастом халате. За невысоким деревянным забором пробежали двое мальчишек, размахивая руками и что-то восторженно крича. Один смуглый, азиат, другой загорелый, но русоволосый. Дальше за забором была небольшая площадь, окруженная невысокими, в три-четыре этажа зданиями. Посреди площадь, на белом каменном постаменте, стоял выкрашенный в серебристый цвет старый незнакомый самолёт. Почему-то чувствовалось, что несмотря на грубую окраску, сгладившую контуры, это настоящий самолёт, когда-то летавший, а не имитация.

«Это МиГ-15, древний истребитель эпохи СССР и холодной войны», — прошептал Боря. «Слава, держись спокойно. Кури дальше».

Я недоуменно посмотрел на свою правую руку. В пальцах тлела сигарета.

«Попробуй поднести её ко рту. Не затягивайся, просто приложи».

«Я тебе что, подопытная крыса?» — спросил я.

Но сигарету поднёс. Почувствовал, как открываю рот. Я что, реально собираюсь вдохнуть эту гадость?

Я приложил сигарету к губам. Подержал, не затягиваясь. Это потребовало какого-то необычного усилия, словно тело противилось.

Но — получилось.

«Интересно», — сказал Боря. «Справа стоит банка, затуши сигарету о край и брось внутрь».

На подоконнике действительно стояла банка из-под растворимого кофе, наполовину заполненная ломанными окурками разной длины. Я привычным движением загасил сигарету о внутреннюю поверхность банки и бросил внутрь.

«Очень интересно» — обрадовался Боря чему-то своему.

— Ну что, Святослав, осмыслил? — спросили меня.

Я осторожно обернулся.

Так, это кабинет. Портреты на стенах. Президент, какой-то мужик в форме… министр обороны? Какие-то грамоты и вымпелы. Стол, на нём бумаги и компьютер. За столом сидит мужчина в российской форме. Погоны… ого! Тёмно-синие с большой звездой. Генерал-майор.

На мне, кстати, тоже российская военная форма. Краешек синего погона с двумя голубыми полосками, одна звезда — хоть и поменьше. Я майор?

Круто. Только что получил старлея на Каллисто, а вот уже майор и на Земле.

На Земле!

— Сла-а-а-вка! — донеслось из окна. Я вздрогнул. Посмотрел. Нет, это один из мальчишек кричал другому.

— Надеюсь, это не тебя, — генерал усмехнулся. Похоже, отношения у нас были неформальные, во всяком случае сейчас.

И, выходит, меня тоже звали Славой. Впрочем, Славы бывают разные…

— Нет, не меня, — ответил я. — К сожалению. Нет повода выбежать с воплем.

Генерал понимающе кивнул.

«Это ты сказал?» — заволновался Боря. «Ты или нет?»

«Нет, не я!»

«Задай вопрос! Любой дурацкий вопрос! Задай!»

Это опять потребовало усилия, как и не сделать затяжку. Но я справился.

— Какое сегодня число?

Генерал удивленно нахмурился.

— С утра было третье июня. Ну ты как? Подумал?

«Всё понятно, не напрягайся», — сказал Боря.

Я с облегчением позволил телу ответить.

— Да.

— Это добровольно, — сказал генерал. — Мне, конечно, посоветовали приказать. Но я считаю, тут приказывать нельзя. Вот нутром чую, если из-под палки — всё комом встанет, ни черта хорошего не получится.

— Почему я?

— Ты лучший, — генерал пожал плечами. — Честно скажу, я и сам подумывал, но… Давай по чесноку? Ты годишься. Я — нет.

— Хромов?

Генерал поморщился.

— Да, но ты лучше. Я это знаю, ты знаешь, Юрка тоже знает. Что тебя смущает?

— Нечестно.

— Это только тебе решать, Морозов.

Тело вдруг поплыло, мир закружился вокруг. Я повернулся к окну, уже понимая, что мой сон — который совсем не сон — кончается. Что сейчас я вернусь в себя, рядом будет пустота и радиация, полумёртвая «пчела» и фальшивый ангел.

А здесь было лето, синее небо, сладкий тёплый воздух и люди, идущие по земле… нет, по Земле.

И здесь тот я, который взрослый и другой, должен сделать свой выбор.

«Слава?»

Я вновь открыл глаза. Тело было лёгким, невесомым. Прозрачный колпак кабины заливала чёрная бесконечность, прошитая яркими точками звёзд. Юпитер, очевидно, позади. Каллисто… может быть одна из этих звёзд. А может быть я неправильно рассчитал траекторию, и «пчела» давно ушла с курса.

Сколько я спал?

Ого. Почти восемь часов.

«Ты нормально, Слав?»

Я повернул голову. Посмотрел на девушку, с которой делил костюм. Глаза были закрыты, она тихо и спокойно дышала, уткнувшись мне в плечо. Пепельного цвета волосы были мягкими и встрепанными.

«Боря, сдаётся мне, ты темнишь. Ты уже что-то понял с этими снами…»

«Это не сны».

«Да всем уже понятно. Объяснишь?»

«Давай вначале выберемся».

Альтеры все упрямы, а уж мой — концентрат упрямства.

«Кто она всё-таки, Боря? Просто пилот? Или клон-пилот, как и мы?»

И вот тут Боря меня удивил.

«Не уверен. Дай мне ещё понаблюдать и подумать».

Сосок выдал мне немного чистой воды, потом порцию воды с глюкозой и, судя по горьковатому привкусу, витаминами группы «В». Я включил музыку — тихонько затренькала гитара. Переключать треки получалось, а вот вывести список на экран не удалось. Электроника после отключения искина жила своей странной жизнью.

Ладно, пусть гитара. Что-то испанское, кажется.

Я вытащил из павшего (не путать с падшим) серафима девчонку, которая его пилотировала. Девчонка вопреки здравому смыслу именует себя ангелом. Когда она сообразила, что мы прилетели не спасать, а добивать, её прям закоротило…

Кто же она? Инопланетный паук или медведь в человеческом теле? Нет, сомневаюсь, никакого смысла нет менять физический облик. Мы серафимов видим только в кристаллическом теле размером в десятки километров, зачем пилоту влезать в непривычное и неудобное человеческое тело?

Значит, она человек. Допустим, инопланетянка, но…

Чушь. Не верю я в такие шаблоны мироздания. Даже на Земле разные народы белые, черные, желтые, разного роста, разреза глаз, формы носа и скул. Жизнь на другой планете может быть похожа на земную, но все-таки должны быть отличия.

Тогда что?

Она пришелец из будущего?

Ну да, и все законы мироздания летят в черную дыру.

Мне надо её разговорить. Первый раз за пятнадцать лет тренировок и боев (я себя более-менее с пяти помню), появился шанс узнать, что всё-таки происходит в нашем мире. Но для этого надо её спасти.

А я пока не спас.

По всей логике выходило, что её товарищи-«ангелы» не обрадуются неожиданному спасению Эли.

Я ухмыльнулся, мысленно произнеся имя. Хорошо ведь придумал?

Девушка открыла глаза. Посмотрела на меня.

— Привет, — сказал я. — Поспала?

Она облизнула губы.

— Да. Это приятно.

— А ты раньше не спала, что ли?

— Нет. Когда я серафим в этом нет нужды. Иначе думаешь, чувствуешь, воспринимаешь мир.

— Наверное, в человеческом теле всё хуже? — осторожно спросил я.

— Иначе. В серафиме биологическое тело в симбиозе с кристаллическим. Скорость мышления другая, восприятие мира глубже, но эмоциональный фон совсем другой. Это проще.

Я кивнул, будто всё понял.

— Хочешь попить?

— Ага.

Я кивнул подбородком на сосок. Девушка склонила голову, сделала несколько глотков. С явным нежеланием оторвалась от соска.

Понятно.

— Больше ничем угостить не могу, — сообщил я. — В полете питание только жидкое.

— Почему?

— Костюм поглощает и перерабатывает отходы. Но с жидкими ему проще.

— Фу, — сказала она после короткой заминки. — Гадость какая.

— Так уж мы устроены, извини.

— Даже не хочу об этом говорить!

Я усмехнулся. Ну и не говори, информацию я тебе дал.

— Мы летим уже восемь часов, Эля. Исходя из расположения…

— Иоэль!

— Иоэль огромный как астероид, из серого хрусталя, швыряет протуберанцы и прёт по космосу куда хочет. А ты молодая девушка, напугана до жути и боишься сделать лишний глоток воды.

— Замолчи, — сказала Эля и отвернулась.

— Исходя из расположения Каллисто, скорости… бла-бла-бла… В общем, если я не сильно ошибся, то в течении десяти-двенадцати часов у нас есть шанс связаться с базой, скорректировать курс или попросить помощь.

— А если сильно?

— Тогда нас никто не услышит, мы умчимся в пространство, станем спутником Юпитера. Лет через пятьсот кто-нибудь случайно найдёт «пчелу». В ней будет моя иссохшая замороженная тушка и ты в ореоле.

— Я тебя выброшу!

— Ну выброси, — легко согласился я. — Буду витать рядом с пчелой, ты станешь мной любоваться. А если внутри — то можно делать вид, что я живой, разговаривать, вместе любоваться звёздами… ай!

Эля ощутимо пихнула меня кулаком внутри костюма.

— Я слишком юный для таких сильных чувств, — сказал я.

— Да что ты за человек вообще!

— Майор военно-космических сил России Святослав Морозов, — сказал я. — Или старлей Небесного Воинства Святик Морозов. Мне двадцать. Или двенадцать. Или гораздо больше. Это сейчас неважно. Лучше скажи, почему твои друзья хотели тебя утопить в Юпитере?

Она молчала очень долго, я даже решил, что ответа не будет. Тихо звенела в динамике гитара, плыли вокруг звёзды.

— Меня поразил трон.

— Кто? — не понял я.

— Падший престол. Правильнее их называть так, суть их слишком искажена… Мы никогда не думали, что такое оружие возможно. Полагаю, меня сочли опасной. Или заражённой. Я сама приняла бы такое же решение — добить внешнее тело, чтобы получить время на размышление, пока ореол сохраняет биологическое.

— Так чего не осталась на «внешнем теле»?

— А ты бы остался?

— Я всего лишь человек, мне страшно. Ангелу-то чего бояться? У вас не должно быть человеческих страхов и потребностей.

Она опять замолчала. Потом жадно присосалась к соску. Оторвалась от него, спросила:

— Доволен? Есть и страхи, и потребности. Оболочка диктует.

— Понимаю, — согласился я. — У нас это называется «дитячество» — когда откидывает в нового клона, то начинаешь себя вести совершенно иначе. Не путай с детством, мы давно не дети. А тебе сколько лет?

— Ты не поймешь и не поверишь.

Понятно, опять началось.

— Хорошо, — согласился я. — Тогда давай о будущем. Если нас находят и доводят до базы, то что это значит для тебя?

— Ничего хорошего.

— А для нас?

— Ещё хуже.

Мы молча смотрели друг на друга.

— Значит, самое разумное для меня — умереть и возродиться на базе, — сказал я. — Это логично?

— Да. Но мне не нравится!

— Понимаю, — согласился я. — Тогда предложи альтернативу. Я-то уже влип, но подводить полтысячи человек не согласен.

— Если бы твой истребитель был заправлен, а искин цел…

— Тебе есть куда улететь? — я усмехнулся. — Слышишь треск? Это твоя легенда ломается, уважаемый ангел. «Пчелу» можно дозаправить, но искин не починить. Тонкая электроника, только полная замена блоков на базе.

— Тогда… — она на миг зажмурилась. — Тогда умирай и возвращайся. Скажи, что выполнил задание, и серафим рухнул в Юпитер. Когда к тебе придёт посланник, не говори про меня.

— Он же узнает…

— Ангелы не могут читать мысли! Он наполнит тебя благодатью, начнётся эйфория и ты сам всё расскажешь. Но я дам тебе иммунитет. Соври. Придумай историю, любую, ангел не допустит и мысли, что ты врёшь.

— А ты будешь тут?

— Тысячи лет, — Эля кивнула. — Но это спасёт тебя и людей на базе. Вечность смотреть на звёзды куда лучше, чем вечность смотреть во тьму.

— Давай смотреть, — согласился я. — И думать.

Мы стали смотреть. И, наверное, думать.

Во всяком случае я пытался.

Бездонная тьма и россыпи звёзд. Слабое размытое пятнышко туманности Ориона… был бы искин, можно было бы вывести и усилить изображение, но искина нет, а наши глаза не способны передать все красоты Вселенной.

— В серафиме ты видела мир по-другому? — спросил я.

— Да. Ярче.

— Красиво, наверное?

Она ответила не сразу.

— Мы видим мир совсем иначе. Для серафима нет красоты. Для посланника кое-что появляется. Но я сейчас даже не посланник, я не пойми что.

Я даже дышать стал тише, надеясь, что она разговорится. Но нет, замолчала, будто испугавшись своих слов.

Мы ещё долго плыли под звёздами, несколько часов, но больше не разговаривали. Я чувствовал тепло её тела и в голову лезли самые разные мысли.

Но я честно пытался что-то придумать. И постепенно у меня начало получаться.

Приёмник вдруг пискнул. Слабо, едва слышно. Я посмотрел, как замелькали цифры на экране — цепи подстройки уцелели и сейчас пытались отфильтровать сигнал.

— Ту-ут, ту-ут, ту-ут, — пропело в динамике. Пауза. И снова: — Ту-ут… ту-ут… ту-ут…

— Каллисто, — сказал я. — Всё-таки получилось.

Приложив палец левой руки к губам, я прошептал:

— Т-с-с!

— Не надо, Святослав!

— Т-с-с! — повторил я. И сжал пальцы, выходя на аварийную волну и включая передачу. — База-Каллисто, вызываю базу-Каллисто. Синий-два, второе крыло, Святослав Морозов. Приём.

Тишина. Секунды падали в вечность одна за другой.

То, что я слышу маяк базы, вовсе не означает, что база услышит меня. Передатчик «пчелы» маломощный… хотя и приёмные антенны на базе огромные…

— База-Каллисто, слышу вас! Повторите!

— База-Каллисто, Святослав Морозов, синий-два, прошу помощи. Искин мёртв, баки почти пусты, местоположение неизвестно.

Пауза. Сколько до Каллисто? Судя по задержке ответа — больше полутора и меньше двух миллионов километров. Если, конечно, дежурный не впадает в ступор каждый раз, когда меня слышит.

Я бы впал.

— Ты живой?

— Ну да, — признался я. — Так получилось. Дома расскажу.

Снова пауза. Эля смотрела на меня с ужасом.

— Определяем положение… До тебя почти два миллиона километров. Кислород есть?

— Есть, — сказал я. — Моя группа вернулась?

— Да.

— Прошу выслать ко мне Джея на «осе». И пусть возьмёт на поводок пустую «пчелу».

Теперь пауза была долгая. Голос сменился.

— Святослав, сынок. Это полковник Уильямс.

— Рад вас слышать.

— Мы сейчас направим к тебе спасательный отряд. Расслабься, отдыхай. Всё будет хорошо.

Эля замотала головой.

— Вы, вероятно, меня не расслышали, полковник, — сказал я. — Присылайте Джея. Одного. На «осе». И «пчелу» на поводке.

— Мне показалось, что ты командуешь, — осторожно уточнил Уильямс.

— Да, сэр. Извините, сэр. Моя миссия не окончена. Я исполняю приказ серафима Иоэля. Джей на «осе», пустая «пчела». Все средства видеофиксации, контроля и передачи должны быть отключены. Больше никому ко мне приближаться нельзя. Требование серафима, полковник.

Конечно, командующий базой — он первый после Бога, как капитан на корабле.

Но что ему делать, если приказ поступил от единственного начальства?

— Принято. Надеюсь, что ты сможешь всё объяснить, — сказал Уильямс.

«И я надеюсь», — сказал Боря мрачно.

«Оса» уравняла скорости, перевернулась и зависла над «пчелой». Я всмотрелся в тёмное зеркало фонаря. Ничего видно не было. Надеюсь, что и Джею моя кабина не видна.

— Уверена, что ореол тебя защитит? — спросил я.

Эля кивнула.

— Тогда выжди, пока «пчела» займет это место и пересаживайся.

С Джеем мы обсуждали алгоритм последние полчаса, пока он сближался. Я услышал всё — начиная от неизбежного вопроса как выжил, и заканчивая констатацией факта, что выжить-то выжил, но ума лишился.

В итоге, конечно, Джей смирился. Моё неожиданное возвращение из мёртвых было слишком весомым аргументом.

— Спасибо, — сказала девушка. — Ты не обязан был этого делать. Я ценю.

— Жаль, что не признаёшься, кто ты на самом деле.

Она улыбнулась.

— Ангел…

Я расстегнул костюм, выбрался из него. Завис лицом к Эле в тесном пространстве кабины.

— Ну пока, ангел…

— Подожди.

Она протянула руку и коснулась моего лица.

— Славик Морозов, моё благословение с тобой. Ты хороший человек и я буду помнить это всегда. Прими же доступную мне благодать как щит и меч, которые пребудут в этом теле.

Обычно это просто ощущение. Лёгкость и экстаз, несколько раз ангелы, посещая базу, одаряли благодатью всех лётчиков, а совсем недавно я удостоился персонального благословения.

Каждый раз благодать окатывала, скользила по телу, щекоча нервы, будто ледяная вода.

Сейчас иначе.

Словно что-то ворвалось в меня и теплом разошлось в груди.

— Ну, и кто я? — на губах Эли появилась улыбка.

Очень хотелось сказать: «Ты ангел мой, великий серафим Иоэль!»

— Хитрая инопланетная девчонка Эля, — сказал я, поворачиваясь к ней спиной. — Голая, но с супертехнологиями. Сигналь.

— Вот же ты упрямый, — произнесла она.

Управлению «пчелой» её пришлось учить, но она схватывала всё на лету. «Пчела» моргнула единственным посадочным прожектором, в ответ блеснул прожектор «осы». В следующий миг фонарь кабины на «осе» откинулся, в пространство метелью вырвался воздух. Секунда — рассеялся вихрем белых и голубых снежинок. Я увидел Джея в левом кресле, пилотажный костюм обтянул его, закрыв прозрачным щитком лицо. Костюм в правом кресле был распахнут в ожидании меня.

— Пока, пилот, — сказала Эля.

Сегмент фонаря раскрылся и меня швырнуло прямиком в кокпит «осы». Подсознательно я ждал холода и боли, как в прошлый раз, но вообще ничего не ощутил, словно парил в воздухе. То ли меня прикрывал расширившийся ореол, то ли защищала благодать.

Я вцепился в костюм, стал червяком втискиваться внутрь. Беззвучно захлопнулась кабина «осы», зашипел нагнетаемый воздух. И почти сразу завозился Джей, его костюм расстегнулся. Он глубоко вздохнул и выпалил:

— Кто там? Кто ещё в кабине?

— Никого! — впихивая ноги в костюм ответил я.

— Слава, я ведь вижу! Там человек, в открытой кабине!

— Ты ничего не видишь, это пустой одноместный истребитель!

Джей таращился на меня, глаза у него были красные от перегрузки и декомпрессии. Всё-таки пилотажный костюм не предназначен для вакуума.

— Слава, все датчики отключены. Бортмеханики орали на всю взлётку, но отключили даже чёрные ящики. Колись! Это серафим?

— Серафим, — признал я. — Давай. Подгоняй «пчелу».

Джей затейливо выругался, «оса» скользнула в сторону, зависшая в отдалении пустая «пчела» начала сдвигаться на её место.

— Лопни мои глаза, это девушка!

— Угу, — я припал к своему соску. Ого, мясной бульон? Потянулся, разминая тело. В «осе» кокпит гораздо просторнее, но всё-таки я не люблю тяжелые истребители.

— Я, кажется, вижу голую грудь… — осторожно сказал Джей. — Да?

— Джентльмены такого не спрашивают. И не замечают.

— Ты серьёзно? — Джей дал петуха.

Я хранил гордое молчание.

— Господи, так вот почему ты выжил… — прошептал Джей. — Ты сел? Да? Сел на эту махину?

— Присерафимился. А как ты?

— Минут пять вниз гнал, — убитым голосом произнёс Джей. — Потом фонарь лопнул. Ничего интересного. Слава!

Мы уставились на окутанное светом девичье тело, проносящееся от одной «пчелы» к другой.

— Красивая, — сказал я. И, не удержавшись, добавил: — Я её Элей называл.

Джей издал сдавленный рык.

— Ты мне должен всё рассказать!

— Потом, Джей. И это тайна. Никому, даже другим ангелам!

— Реально надеешься выкрутиться? — спросил Джей с сомнением. И тут же не выдержал, спросил: — Они ангелы? Или пришельцы?

«Пчела» с Элей полыхнула двигателем. И начала удаляться с максимальным ускорением. За ней, на поводке дистанционного управления, ушла и моя «пчела». Даже если на базе честно отключили все датчики, то на радарах дальнего обнаружения «пчел» будет видно.

Какое-то время.

— Не знаю, Джей, — ответил я. — По всему выходит, что пришельцы. Без вариантов! Но…

Синий-три напряженно ждал.

— Но она искренне считает себя ангелом, — закончил я. — И почему-то я ей верю… Джей, ты меня прости!

— За что? — удивился он.

Я потянулся к нему, дотронулся до лба. Сказал:

— В кабине «пчелы» не было никого, кроме меня. Сейчас я расскажу тебе, что ты видел.

Глава 13

13

В кают-компании старшего командного состава собрались все, кто хоть как-то мог на это претендовать: генерал Хуэй Фэн, полковник Уильямс, командир морпехов подполковник Степан Смирнов, начтех Ван Джи, ооновский посол Ицхак Исраэль, начмед Петерсон, трое христианских священников — Павел, Бенедикт и Хью, представляющий мусульман мулла Нурулла и представитель буддистов Лобсанг. От учёных пришла целая делегация — пять человек, троих из которых, во главе с директором научного отдела Амосом Бонехом нельзя было не пустить по статусу, а двоих — потому что они были нобелевскими лауреатами и вышел бы грандиозный скандал.

Ну и старший психолог Инесса Михайловна Белкина, куда же без неё.

И вся толпа из-за меня, скромно стоящего в центре зала в клетчатой сине-коричневой пижаме и тапочках.

— Как ты себя чувствуешь, Святослав? — спросил Уильямс.

Ему явно делегировали право говорить за всех, потому что пилоты Уильямса любили. Пусть он и не часто летал с нами (а что поделать, когда жизнь одна), да и сидел не в пилотском кресле, а в штабном «шершне» или «жуке», но всё же понимал пилотов куда лучше других.

— Спасибо, всё хорошо, — скромно ответил я.

Уильямс посмотрел на Петерсона, тот кивнул:

— Абсолютно здоров. Ни малейшего радиационного поражения. Даже окреп и… — он улыбнулся, — подрос.

— Это нормально? — уточнил Уильямс.

— Конечно. Юноша попал под концентрированную благодать серафима!

Я и впрямь резко вырос. Почти догнал ростом Джея. У меня даже кости слегка ломило по вечерам, а ел я как ни в себя.

— Мы все читали отчёт Святослава, рапорты пилотов его группы, — сказал Уильямс. — У кого остаются вопросы?

— Как именно ты слышал голос серафима? — спросил Амос.

— В голове, — ответил я. — Примерно, как голос альтера. Только он был сильный и добрый.

«А я что, слабый и злой?» — возмутился Боря.

— Радиосигналы? — не сдавался Амос.

— Обычный шум Юпитера. Треск, щелчки, какофония.

— Уверен ли ты, что с тобой говорил именно ангел Божий? — спросил отец Бенедикт, щурясь.

— Я прочитал молитвы, ну и всё остальное, как положено в таких случаях, — сказал я и перекрестился. — Голос не пропал, и серафим не возражал.

Бенедикт, кажется, был полностью удовлетворён.

— Но отвечал он только на то, что ты произносил вслух? — уточнил Хью.

— О да, — подтвердил я. — Я несколько раз отвечал ему мысленно, но он не реагировал. Приходилось говорить вслух. На всякий случай я вёл радиотрансляцию на обычной волне.

Хью удовлетворённо кивнул. Видимо, наши священники знают куда больше, чем кажется. К примеру, что ангелы не читают мысли.

Батюшка Павел улыбался, смотрел на меня добрыми глазами, но ничего не говорил.

— А когда серафим велел тебе улетать и начал опускаться в атмосферу — ты сразу его послушался? — спросил Исраэль.

— Ну конечно, это же воля серафима! — я широко открыл глаза. — Конечно, я был готов проводить серафима до конца! Но он окатил меня благодатью, сказал, что я исцелён и защищён. Поблагодарил за службу, велел возвращаться… как я мог ослушаться?

Начальство переглядывалось, кивало, негромко переговаривалось. Как ни удивительно всё выглядело, но явных дыр в истории не было.

Прилетели-постреляли-погибли. А я получил благословение и вернулся.

Ну чего им ещё надо, а?

— Как ты думаешь, Святослав, почему серафим приказал тебе непременно пересесть в другой истребитель? — спросил Ван Джи.

Понятно. Это их и тревожит.

— Наверное, чтобы не сохранилось никаких записей, — ответил я. — Может быть серафиму было неприятно, что на видео он выглядел беспомощным и погибающим?

— И? — продолжил Ван Джи.

— Мне очень жаль, что записей не сохранилось. Но такова была его воля. «Пчела», которую привёл Джей, взяла мою «Пчелу» под управление и…

Все напряженно ждали.

— Я задал случайный курс в пространство в сторону Юпитеру. Думаю, «пчелы» уже упали. Или упадут.

— Жаль, — вздохнул Ван Джи. — Как жаль.

Амос кивнул.

— Такова воля Господа, явно выраженная в велении серафима! — торжественно сказал Бенедикт. — Не стоит винить юношу, пережившего чудо!

— Никто его не винит, — сказал Хуэй Фэн строго. — Но мы стали свидетелями чудесного и пытаемся его постичь.

Китайский командующий с неприличным именем посмотрел на меня.

— Твоя команда подтверждает сказанное, Джей рассказал, как ты в сиянии ореола без страха и травм преодолел пустоту и перешёл в его корабль. У нас нет оснований сомневаться, Святослав. Можешь ли ты ещё что-то сказать, нам всем или кому-то из нас отдельно?

— Больше я ничего и никому сказать не могу, — глядя в глаза командующего ответил я.

Хуэй Фэн на миг прикрыл веки.

— Хорошо. Я считаю, что стоит вернуть тебя в лётную программу. Медицина не против, а психологи?

Инесса Михайловна широко улыбнулась.

— Конечно же! Святи… Святослав в прекрасной форме!

— Вы свободны, старший лейтенант, — сказал Уильямс. — Решение вам сообщат.

Я вытянулся по струнке (головного убора не было, а каблуками в тапочках, даже утяжеленных, не щелкнешь). И развернулся к двери.

Получилось.

Вещей в санчасти у меня не было, возвращаться в палату смысла не имело. Как был, в больничной пижаме и тапочках, я спустился на свой этаж, вошёл в комнату. Сходил в душ — смыть с себя запах лазарета, где провёл двое суток. Взял новенький комплект формы, оделся.

Форма оказалась маловата.

Да, конечно, все пилоты знают поверье, что после благодати быстрее растёшь. Наверное, оно не на ровном месте взялось. Но чтобы вот так, по сантиметру-другому в день! У меня перспективы появились!

— Святослав Морозов.

Я обернулся и встретился взглядом с ангелом.

Внутри будто всё оборвалось. Это был тот самый ангел, что расспрашивал меня о сражении, а во второй визит отправил на задание — двух метров ростом, в светлых одеждах, с тёмно-синими глазами. Мой взгляд опять вначале вместил его целиком, а уж потом начали выплывать какие-то детали.

Словно он был слишком велик для меня.

Словно я окинул взглядом огромную гору, а уж потом начал замечать на ней ледники, ущелья и перевалы.

— Ангел мой, ваше совершенство… — прошептал я.

Меня хлестнуло благодатью так, что я застонал и рухнул на колени. Давило так, что сердце колотилось в груди.

Но разум остался чистым.

— Что случилось на Юпитере, Святослав Морозов? Что произошло с серафимом? Почему ты не умер?

Ангел смотрел на меня, стоящего на коленях у его ног. Рука его лежала на рукояти меча.

— Ангел мой, мы старались… — прошептал я. — Электроника истребителей вышла из строй… мы напоролись на отряд демонических слуг…

— Дальше.

— Мы нашли серафима, он парил в атмосфере. «Оса» атаковала термоядерной торпедой, но та потеряла цель. Мы с Джеем нанесли удар ракетами, но они не повредили серафима. «Пчела» Джея… — на миг я заколебался, не соврать ли, но вовремя удержал себя. Сейчас я не должен был врать! — Простите его, ангел мой, Джей умирал и повёл «пчелу» вниз…

— А ты?

— Я приблизился к серафиму. Я хотел рассмотреть его, прежде чем умру. Но я услышал голос. Серафим спросил, спасу ли я его…

— Его?

— Да, мой ангел.

— Дальше.

— Я сказал, что умираю и не могу никого спасти. Тогда серафим сказал «ты храброе дитя, я исцеляю тебя, возвращайся». И меня коснулась его благодать! Я исцелился, а истребитель окутал ореол.

— И ты улетел?

— Сразу после этого серафим стал падать вниз. Пусть и не так, как следовало, но задание было исполнено. Я не мог ослушаться приказа, ангел мой…

Ангел медленно наклонился и втянул носом воздух. Как по мне — аромат цветов вокруг забивал всё, но ангел всё же принюхался.

— Я чувствую на тебе следы благодати и ореола, — задумчиво произнёс он. — Зачем серафим так поступил…

— Он сказал кое-что ещё. Что если я встречу ангела, то должен рассказать о случившемся. И что он будет ждать помощи там, внизу.

— Ясно, — ангел выпрямился.

Я тоже встал на подрагивающих ногах. Меня прошиб пот.

— Ты достойно выполнил задание и передал послание, — небрежно сказал ангел, глядя над моей головой. Его рука соскользнула с рукояти меча, потом легла мне на плечо. — Не волнуйся ни о чём.

— Вы же спасёте серафима?

Он снова уставился на меня.

— А ты любишь задавать вопросы ангелам, Святослав Морозов… Не беспокойся. Всё хорошо.

Рука исчезла с плеча, да и сам ангел тоже исчез. Мне показалось, что в этот миг крылья за его спиной стали раскрываться, но может просто померещилось.

Честно говоря, мне никогда не было так страшно. Я лёг на кровать, глядя в потолок.

Ангел желал серафиму Эле смерти. Ну ладно, не смерти, но тысяч лет заточения на дне гравитационного колодца Юпитера. Зачем? У них интриги и подсиживания? Ну, если они не настоящие ангелы, то вполне возможно.

И всё-таки как-то странно и даже подло!

В дверях звякнуло, я вздрогнул, но решил, что вряд ли ангел решит вернуться, да ещё позвонит в дверь. Встал и открыл.

Джей.

— С возвращением, — сказал он. — Святые угодники, ну ты и вымахал в больничке!

— Это всё благодать серафима, — ответил я. — Ну и хорошо, а то я чуть не самый мелкий из парней.

— Зайду? — Джей мрачно и обиженно смотрел мне в глаза.

— Конечно, — я посторонился, пытаясь понять, что с ним. Я ведь всё сделал, как объясняла Эля. Заряда благодати на мне должно было хватить, чтобы заблокировать Джею память — для его же безопасности, между прочим.

— Ты в сортире был, что ли? Освежителем воняет… — Джей плюхнулся в кресло, уставился на меня. Я промолчал. — Ребята вечером устраивают тусовку в твою честь,

— Какие ребята?

— Лидеры крыльев, еще несколько из тех, кто авторитетнее. Из простых только ты и я.

Я почесал переносицу. Ну, допустим. Всем хочется со мной пообщаться, тем более в узком кругу. Понимаю. А почему Джей?

— Это я им предложил, — сказал Джей, не отводя от меня взгляда. — Точнее, мы с Сантой. Решили, тебе будет приятно рассказать о своих приключениях.

«Святослав» — сказал Боря. «Я дурак».

«Ты?»

«Я, с тебя-то какой спрос. Ты заблокировал воспоминания Джея. А про Санту я не подумал».

— Ясно, — сказал я. Сел напротив Джея. Развёл руками. — Мне очень неудобно.

— Да уж, — кивнул Джей. — Понимаю.

Повисло неловкое молчание.

— Джей, мы же друзья?

— Надеюсь, — он пожал плечами.

— С удовольствием приду на тусовку. Поболтаем.

Джей встал, поколебался секунду, потом всё же пожал мне руку.

— Я загляну к тебе. Часов в семь.

До вечера я болтался как неприкаянный. Сходил в спортзал, долго качался, покрутился в центрифуге при одном, полутора, а потом и двух «жэ». Поплавал. Почувствовал зверский аппетит, сходил в столовку. Потрепался с пилотами из третьего крыла. Все уже более-менее знали мою историю, но всем было интересно услышать её от меня. Потом я сходил на склад, продемонстрировал свою форму, едва сходившуюся на животе и с короткими рукавами. Вещевик Олесь Пукач всплеснул руками и начал ссылаться на инструкцию, по которой «справная форма» должна прослужить не меньше трех месяцев. Можно подумать, он сам эту форму шил ночами… Я немного с ним поспорил, а потом пообещал выйти и через полчаса вернуться с формой, полностью пришедшей в негодность. Лицо Пукача пошло красными пятнами, и он вынес форму на размер больше. Канадцы — они все такие, прижимистые, кроме негров и арабов, конечно, те хорошие ребята.

В благодарность я назвал Пукача «каптенармусом», от чего тот расцвёл и выдал смену белья и ботинки побольше размером. Как ребёнок, честное слово…

Приведя себя в порядок, я отправился в медблок.

Когда Уильямс сказал, что все наши вернулись, он не врал. Вернулись все, но не все удачно.

У Хелен, как я теперь знал, при атаке падших погибло два старших клона. Тот, что был доращён почти до двенадцати и одиннадцатилетний. Врачи сочли десятилетнюю тушку Хелен условно годной и полёты ей не закрыли.

Нет, наверное, в нормальной ситуации никто не стал бы её отправлять в патруль. Посидела бы на базе пару месяцев, пока тушку ускоренно доводили до кондиции.

Но пришёл ангел и Хелен кинулась выполнять задание.

Там есть какая-то хитрость, связанная с формированием лимбических структур мозга, в первую очередь таламуса. Он окончательно созревает именно к двенадцати годам и перенос сознания проходит нормально. Ну, на год младше — тоже ничего. А вот десять лет — уже бывают сбои.

Тушке Хелен было именно десять.

Я поздоровался с врачами и зашёл в её палату. Хелен сидела на кровати, маленькая и потерянная, не в штатной пижаме, а в весёленькой, с цветочками. Рядом на стуле сидел отец Бенедикт, держа в руках книжку — яркую, детскую. Когда я вошёл, он с выражением читалпо-английски:

— Of course, Pooh would be with him, and it was much more Friendly with two. But suppose Heffalumps were Very Fierce with Pigs and Bears?[1]…

Когда я вошёл, он отложил книгу, посмотрел на Хелен — на мой взгляд, слишком строго. НоХелен сразу кивнула мне и тоненько сказала:

— Oh! Good afternoon, Master Morozof — so lovely to see you! Father Benedict said I simply must say hello properly, and you do look ever so clever today — but you’ll pardon me if I dash back? Only Piglet’s got himself into a frightful spot with the Heffalump, and I promised I’d rescue him by tea-time![2]

Я сглотнул и ответил, на английском, как разговаривала она с отцом Бенедиктом, а не на нашей обычной солянке из русского, китайского, английского и испанского. Вчера, при первой встрече с Хелен, я ситуацию более-менее понял.

— Why, thank you ever so much for your kind greeting, Miss Kerly![3] — я заложил руки за спину ислегка поклонился. — I should be simply awfully sorry to interrupt your capital adventure with Pooh and Piglet — do carry on, and I shall endeavor to keep my Heffalump tales in reserve for when you’re quite recovered[4].

Хелен наградила меня благодарной улыбкой и умоляюще посмотрела на отца Бенедикта. Тот приложил руку к сердцу.

Я вышел, услышав напоследок:

— Reverend, if you please… Is it true Master Morozof has flown ever so high? Almost to the stratosphere, like Captain Hinchliffe in the papers?[5]

Преподобный что-то негромко ответил, Хелен заговорщицким шепотом уточнила:

— I do wonder… has he seen the Moon from up there? Not landed, of course — that’s for Mr. Wells' stories—but perhaps spied craters through a monocular?[6]

Закрыв дверь, я помотал головой.

Не приземляясь, значит? Да мы с тобой выросли на Луне, Хелен!

«Это очень печально, но многое объясняет, не так ли?» — спросил Боря.

«Понимаю, к чему ты клонишь» — согласился я.

«Клоню? Ха-ха!» — возмутился Боря. 'Если у тебя в голове не опилки, как у бедного Винни-Пуха, то ты всё должен прекрасно понимать!

— Нет, — сказал я. — Заткнись!

Идущий навстречу грузный немолодой врач вздрогнул и удивленно посмотрел на меня. Поправил старомодные очки.

— Это я не вам, извините, — сказал я. — Это я своей шизофрении, вы же понимаете… Доктор Слабинский, скажите, есть шанс, что Хелен поправится?

— Я бы не рискнул называть её больной, — он отвёл взгляд.

— Но она воображает себя маленькой девочкой, живущей в Лондоне сто пятьдесят лет назад!

Доктор Слабинский развёл руками.

— Верно. Но в рамках этого… представления… она совершенно здорова.

— То есть наша Хелен погибла? — уточнил я. — Её сознание стёрто и замещено?

Мы уставились друг на друга. Психиатр вымученно улыбнулся.

— Замещено выдуманной личностью, — сказал я. — А настоящее не вернётся? То, что мы есть — это же не тушка, это сознание. Память!

— Не знаю, — помедлив ответил Слабинский. — Возможно, следующий перенос в нормально доращённый клон всё исправит. Память вернётся. Как я понимаю, в клонарне сейчас ускоренно растят её следующие клоны.

У меня почему-то заныли зубы.

— Но ведь она может перенестись только если погибнет, — сказал я. — Как она погибнет? Она же маленькая девочка, не дочитавшая книжку про Винни-Пуха! Она не пилот!

Слабинский развёл руками. А потом вдруг развернулся и торопливо пошёл в обратную сторону.

Я подумал и не стал его преследовать. Он хороший дядька, но у всех нас свои тайны. У меня их тоже всё больше и больше.

Джей зашёл ко мне ровно в семь. Я сидел на кровати, барабаня пальцами по коленкам и думал.

Не про серафима Элю. И не про девочку Хелен.

Я вспоминал свою пятилетнюю тушку, сидящую в луже вытекшей из контейнера жидкости. Тушка сосала палец и смотрела на меня. Молча, но внимательно.

Я пытался понять, что было в его глазах. Младенческая расфокусированная пустота? Или страх и потерянность?

Почему я не попытался с ним… с собой поговорить?

А что бы я сделал, ответь он?

Проклятие!

Кажется, даже Джей увидел, что я весь на нервах и перестал смотреть на меня с обидой. Мы прошли по коридору, к той части, где жили пилоты «ос», они гибнут реже и почти все старше восемнадцати. Им и позволяется больше, да и сами они куда вольнее себя ведут. Из-за одной двери, к примеру, всегда попахивало табаком…

Но мы пошли не в жилые комнаты, а в тупик, где размещались кладовки, рабочие подсобки, комната для стирки и глаженья (по-моему, только девчонки её использовали), вечно пустующая кают-компания второго крыла (мы хоть и спорили за лидерство, но собирались обычно в общей, самой большой).

В кают-компании тусим, что ли?

Но нет, Джей пошёл дальше. В самом торце коридора были две большие двери — зарядные комнаты болванов. Я вдруг вспомнил, что порой замечал, как болваны-уборщики уходят в левую, а вот пользовались ли они правой?

«Да ты наблюдательный», — фыркнул Боря.

Джей с натугой открыл правую дверь, и мы вошли.

Помещение оказалось куда интереснее, чем я бы мог предположить. Во-первых большое — десять на пятнадцать метров примерное. С балконом! Настоящим балконом, выходящим в какое-то странное темное пространство… да это же техническая зона в центре базы! Освещение на балконе было, но какое-то очень слабое, фиолетового цвета. Из открытой двери дул холодный ветер, пахнущий озоном и, конечно же, куревом.

— Эй, закройте, пока пожарные датчики не сработали! — донеслось с балкона.

Я покосился на Джея, быстро закрывающего дверь. На его лице никакого удивления не было. Так он тут уже бывал, значит?

Помещение освещалось очень тускло, работало буквально несколько световых панелей. Одна помаргивала. Не знаю, почему на базе так широко используются древние люминесцентные лампы, а не обычные светодиоды, но факт есть факт.

Тут имелось несколько столов, много стульев, три дивана, два здоровенных холодильника — один со стеклянной дверцей, в нём стояло пиво. На столах, кстати, стояло штук пять пустых бутылок… Ещё было четыре кровати, на одной кто-то дрых, замотавшись в одеяло. Стены раскрашены граффити, налеплены плакаты с рок-группами и полуголыми девицами, пара больших экранов, несколько досок для игры в дартс. В углу стояли в ожидании приказов два болвана: один в старых шортах, другой в юбке и самодельном парике. От этого вид у болванов стал ещё глупее, чем обычно.

Что-то дитячье во мне радостно завопило при виде эдакого великолепия. Даже все горести и печали вынесло из головы.

— Ничего себе… — прошептал я.

— Старшаки неплохо оттягиваются, — согласился Джей.

— Ты тут бывал?

— Мне шестнадцать разок исполнилось, помнишь? Как правило тех, кто младше, сюда не зовут.

— Офигеть… — прошептал я. И вслед за Джеем пошёл к балкону. Лампа над головой замигала совсем уж часто и мерзко. Я не выдержал и сказал: — Блин, что за придурки поставили на базе люминесцентные лампы? Какой-нибудь старый архитектор запроектировал, а потом всем было лень менять?

В дверях на балкон показался Эрих. Насмешливо посмотрел на меня. В уголке рта у него дымилась самокрутка.

— Освещение, старлей, делали ангелы. Вместе со всей базой, канализацией, реакторами. Их спроси, почему у нас это старьё. Ты же, вроде, дружишь с серафимами?

— Думаю, им просто всё равно, — сказал я, подходя к Эриху. — Взяли, что попалось на глаза. Скажи спасибо, что не свечи.

Эрих криво улыбнулся.

— Значит, не отрицаешь?

— Отрицаю, — сказал я. — С серафимом, а не с серафимами.

Эрих прищурился. Потом царственным жестом извлёк изо рта самокрутку и протянул мне.

— Дунешь?

Пожалуй, это был самый дружелюбный жест в мой адрес с его стороны.

— Извини, не курю табак.

— Это не табак, — он усмехнулся.

— Тем более. Без обид.

— Как скажешь, — легко согласился Эрих. — Что ж, в любом случае рад тебя здесь видеть, Святослав Морозов. Добро пожаловать в общество мёртвых пилотов!

[1] «Конечно, Пух был бы рядом, и вдвоём куда веселее. Но что, если Слонопотамы окажутся Совсем-Совсем Злюками против Пятачков и Медведей?..» © Александр Милн, «Винни-Пух и все, все, все».

[2] — О! Добрый день, мастер Морозов, как же приятно вас видеть! Отец Бенедикт сказал, что я просто обязана поздороваться должным образом, и вы сегодня выглядите невероятно учёно, — но вы простите, если я умчусь обратно? Пятачок влип в ужасную историю со Слонопотамом, и я обещала спасти его к чаю!

[3] О, благодарю вас за столь любезное приветствие, мисс Керли!

[4] — Мне было бы ужасно жаль прерывать вашу превосходную авантюру с Пухом и Пятачком — продолжайте, а я пока придержу мои истории о Слонопотаме до того момента, когда вы окончательно придёте в себя.

[5] Преподобный, прошу вас… Неужели мастер Морозов и вправду поднялся так высоко? Почти до стратосферы, как капитан Хинчлифф в газетах?

[6] Интересно… а видел ли он Луну оттуда? Не то чтобы приземлялся на нее, конечно — это уже для рассказов мистера Уэллса — но, быть может, разглядел кратеры в монокуляр?

Глава 14

14

Балкон, выходящий в технические помещения базы, оказался длиннющим, метров пятнадцать, и шириной метра в два. Большую часть, впрочем, занимали ящики для рассады, сделанные из разрезанных вдоль пластиковых труб. Над ящиками светились фиолетовые светодиодные ленты, из тоненьких капиллярных трубок сочились капли воды.

— Огородничеством занимаетесь, значит, — мрачно сказал я, подойдя к перилам. В тёмном пространстве угадывался корпус главного реактора, резервные генераторы, какие-то турбины и компрессоры. Вероятно, вся технологическая начинка базы, хоть и сделанная на основе земных технологий, присутствовала тут изначально. — Не боитесь, что увидят?

— Кто? Тут болваны только ходят, им всё равно. Инженеры появляются раз в полгода, но мы с ними взаимовыгодно дружим, — Эрих усмехнулся. — Бухло тоже через них добываем.

Я покосился на гидропонные грядки. Ну да, «мёртвым пилотам» есть что предложить на обмен.

— А почему так мрачно назвались? — спросил я.

— Ну мы же все покойники, — Эрих развёл руками. — Правда, Лидия?

Кроме меня с Джеем и Эриха, присутствовали только девушки из его экипажа. Памела с Лидией стояли в дальнем конце балкона, о чём-то беседовали, попивая пиво из бутылок и на нас практически не реагировали — только Лидия кивнула.

— Правда, — отозвалась она. — Угомонись уже, не дави на парня.

— Мы не покойники, — сказал я. — Мы возрождаемся вновь и вновь. Даже если считать, что каждый раз мы гибнем по-настоящему, а оживает наш двойник, то всё равно, мы-то живы.

На лице Эриха расплылась довольная улыбка.

— Какой же ты простой, Святослав. Умерли — ожили… Может тебе просто нравится быть наивным дитятей?

— Уж не хуже, чем упертым взрослым.

Памела посмотрела на меня и расхохоталась.

— Нас всех давным-давно забыли, — сказал Эрих. — Мертвецы хоронят своих мертвецов, мертвецы идут в бой…

— Хочешь что-то сказать — говори!

— Человечеству на нас плевать, Слава. Никого не волнует, что мы чувствуем. Нами расплатились за нормальную жизнь на Земле!

— Все знают про Небесное Воинство, — мрачно сказал Джей. — Мы герои.

— Мы мёртвые и никому не нужные пилоты, — Эрих поднял вверх указательный палец. — Сечёшь? За человечество и ангелов бьются мертвецы!

Я рассмеялся:

— Ага, забыли! Про нас снимают кино, пишут книги! Вон, музыкантов сколько прилетает, и настоящий живой писатель! Семья мной гордится! Сестра сказала, что сына назовёт в мою честь!

— Да плевать им на нас! — завёлся Эрих. — Нас вычеркнули отовсюду, похоронили заживо!

— Ну да. Просто тебе хочется пообижаться.

— Дитё! Наивный доверчивый гражданчик, как все русские! Любому слову начальства веришь!

— Эй, Эрих, я сейчас твоей башкой унитаз помою! — откликнулась Лидия. — Идеи свои продвигай сколько влезет, начальство ругай, если хочется, а вот на происхождение не наезжай!

Эрих криво улыбнулся. И мгновенно сменил тон.

— Извини, занесло. Мир?

— Мир, — неохотно согласился я.

— Ты же сам знаешь, Эрих, нам постоянно пишут, — сказал Джей. — Благодарят. Зря ты так.

— Земля большая, хватает придурков. А может все эти письма нейросетки пишут?

— Либо придурки, может нейросетка, — Джей пожал плечами. — Или обычные люди, которые нам благодарны. Лично я ни на чём не настаиваю, обе версии возможны. Только все мы верим в то, во что нам хочется верить.

Пока мы спорили, в помещение стали подтягиваться другие пилоты. Я, конечно, всех знал, но кого-то лучше, кого-то хуже. Проснулся и спавший парень, это оказался Сашка, командир первого крыла. Набралось человек двадцать из всех трёх крыльев. Кроме нас с Джеем, в дитячьих телах пришли только двое из третьего крыла: Хаюн, ведущий красной эскадрильи и Рене, оранжевый-четыре, долетавший во втором клоне почти до восемнадцати. Рене выглядел совершенно пришибленным и раздавленным, поэтому на всех срывался, тут же схватил бутылку пива, присосался к ней и быстро поплыл.

Я из вежливости тоже взял бутылку и сделал глоток.

Проклятое дитячество, мне ожидаемо не понравилось. А ведь в четырнадцать биологических я уже начинал ценить этот вкус!

— Друзья, я собрал вас всех потому, что у нас новый член тайного общества! — Эрих не постеснялся залезть на стул, чтобы привлечь внимание. — С очень интересной историей!

— Всё-таки ты не прав, — сказал Фам, поднимаясь. Он был в шестом клоне, но не погибал уже четвертый год. — До шестнадцати приводить точно не стоит.

— Тебе же привели, — возразил кто-то.

— Вот и зря, теперь терпите! — ухмыльнулся Фам. — Не, народ, нам всем примерно двадцать, но что-то такое дитячество мы знаем, нам тут детишки с переклиненными мозгами не нужны…

Рене попытался запустить в него бутылкой пива, но сидящая рядом Хаюн ловко перехватила его руку и утащила в сторону, что-то быстро выговаривая. Рене подергался, возмущаясь, потом понурился и притих.

Фам тем временем продолжал доказывать, что меня приводить не следовало, но уже потише и оглядываясь на Рене. Эрих терпеливо подождал, а потом сказал:

— Значит, вы не хотите услышать историю про нашего отважного коллегу Святослава и прокатившегося с ним в «пчеле» серафима?

Фам поперхнулся и сел. Наступила тишина.

— Давай, Слава, — Эрих спрыгнул со стула. — Прошу на табуреточку!

Я подумал и уселся на спинку стула, поставив ноги на сиденье. Получилось и заметно, и не так обидно.

— Про ангела, который велел нам лететь к Юпу все знают? — спросил я. Пилоты закивали. — Ну так вот…

Разумеется, я не стал рассказывать всё в деталях. Но хватило и краткой версии — присерафимился… увидел девушку в саркофаге… вернулись в истребитель прикрытые ореолом… улетели. По просьбе ангела я перебрался к Джею, а она улетела в исправной «пчеле».

— Охренеть, — резюмировал Рене, когда я закончил. С пилота слетел весь хмель. — Слушай, а он… она… голая была? Красивая?

— Не надо так про ангела, — сказала Хаюн.

— Да какие уж ангелы… — Рене схватился за голову, будто собирался выдрать волосы. — А что ты сделал с Джеем?

Я посмотрел на товарища. Сказал:

— Извини. Мы не хотели, чтобы вы знали лишнее. Для вашей же безопасности. Она сказала, что её ореол затуманит твою память. Ну, словно выдала такую способность, одноразовую. Я дотронулся до тебя и сказал, что ты никого кроме меня не видел.

— Но не подумал про альтера, — кивнул Джей.

— Да.

— Когда Санта рассказал, я решил, что он бредит, — признался Джей.

— Я не хотел тебя обманывать, — я развёл руками. — Но посуди, если один ангел нам велел убить другого! А та попросила её спасти… К чему это может привести?

— Не слушал бы ты её лучше… — проронил Рене. — Оставил там…

— Как? Она ведь тоже ангел. Серафим! Высший чин!

Лётчики зашумели. Эрих стоял у стола и довольно улыбался. Спросил меня:

— А твоё мнение? Кто она?

— Да откуда мне знать? Сверхспособности… но это может быть технология, верно? Но она твердила, что ангел! Что мы ничего не знаем о Боге и Вселенной… Ну что, вам легче стало?

— Будь я на твоём месте, — сказал Эрих, — я бы из неё вытащил больше информации.

— Но тебя не было, — ответил я. — Между прочим, я помирал! Я в панике был и под химией. Человек вообще не мог там оказаться. А она — девчонка, красивая! И тоже растерянная!

— Красивая! — вздохнул Рене с завистью.

Эрих дружелюбно обнял меня за плечи.

— Слава, никто из нас тебя не осуждает. И так многое узнал. Мы же тут все почему? Почему, ребята?

— Мы мёртвые пилоты! — довольно дружно ответили ему.

— Чего мы хотим?

— Мы хотим правды! — а вот тут все поддержали.

— Кому мы верим?

— Только друг другу!

Вот это было здорово. По-настоящему. Я глянул на Эриха — тот выглядел не просто довольным, а очень гордым происходящим. Уж не знаю, он ли придумал этот клуб старшаков, но сейчас явно был здесь лидером.

«Слава, ты не сильно воодушевляйся» — неожиданно сказал Боря. «Может они все молодцы и все хотят найти правду. Но компания из двух десятков молодых людей не способна сохранить тайну, поверь. Кто-то из них рассказывает всё руководству. И датчики тут наверняка есть, пусть они хоть каждый день всё проверяют».

«Тогда зачем позволил рассказать?»

«А уже всё, информация и так вышла наружу. Как только Санта поделился с Джеем, а тот пошёл говорить с Эрихом — тайна перестала быть тайной».

«Ты виноват», — сказал я мысленно.

«Я виноват. Но ты тоже не подумал. И ангел Эля не подумала. Слушай, чего наезжаешь на меня, все ошиблись!»

Минут двадцать меня расспрашивали. Про Юпитер, про то, как выглядел серафим вблизи, как вела себя и что говорила девушка.

Я рассказывал, но во мне будто кончился весь задор. Я не стал говорить, что придумал ей имя, что мы ругались, что она беспокоилась не сотворю ли я с ней чего-нибудь. В моём пересказе всё выглядело скучно как в официальном отчёте. Так что расспросы поутихли, зато все вернулись к обсуждению, явно вспыхивающему постоянно, кто же такие ангелы.

В общем-то ничего нового я не услышал. Часть пилотов упрямо считала, что ангелы и демоны — самое настоящие ангелы и демоны. Раз уж проявились в материальном мире, то приняли такой вот, привычный людям облик. Другие — их было побольше, стояли за то, что и ангелы, и демоны фальшивые.

Взяв свою початую бутылку пива, я отправился на балкон. В дальнем конце Эрих обжимался с Памелой. Я наклонился над перилами, посмотрел вниз — там тихо гудел и брызгал искрами сквозь медную обрешетку какой-то здоровенный старомодный агрегат, похожий на кошмарный (а может и сказочный) сон Никола Теслы. От него доносился запах озона.

Подошёл мрачный Рене, встал рядом и плюнул на агрегат.

— Не закоротит? — спросил я.

— Могу на него отлить, — осклабился Рене и даже потянулся к штанам. — Хотя нафиг, ещё дёрнет током… У меня демоны всех мелких клонов побили, десятилетний остался. Если эта тушка накроется — буду года два ждать, пока мелочь вырастят…

Мы замолчали, глядя на искрящийся агрегат. Рене, после внезапной откровенности, замолчал.

— Он и должен так искрить? — спросил я.

— Наверное. Всегда искрит, болваны и инженеры не обращают внимания. Расскажи, как серафим выглядела?

— Ну… ростом где-то метр шестьдесят… шестьдесят пять. Стройная… фигура… ну, так, нормально у неё всё… на месте.

Рене ещё раз сплюнул вниз. Сказал:

— Не должен ангел выглядеть как человек… Вот когда посланцы на базу являются — они в два с лишним метра ростом! И все такие… на понтах… Красивая?

— Красивая, — согласился я.

— Белая, черная, желтая?

— Ты про кожу? Белая. Как европейцы.

— Волосы светлые?

— Блин, Рене, тебе-то чего? — удивился я.

— Может хочу в фантазиях её представлять, — ухмыльнулся Рене. И тут же примиряюще обнял меня. — Не грузись, Слава. Интересно же.

— Волосы… пепельные, — сказал я. И сам замолк, сообразив, что меня совершенно это не смутило на Юпе. — Да, точно. Цвет необычный.

— Мышиный? — деловито уточнил Рене.

— Скорей никелевый.

— То есть чуть в зелень уходит, — задумчиво сказал он. — Ты пиво будешь или как?

Я отдал ему бутылку.

— А глаза? — продолжал он, сделав глоток.

— Ты фоторобот составляешь, что ли? — Я нахмурился. — Странное дело, Рене. Я её видел, помню, но только целиком.

— Не можешь разобрать на части? — Рене усмехнулся. — А ты напрягись.

— Глаза тёмные, — сказал я. — Знаешь, вроде бы тоже серые. Серые с рыжевато-коричневым.

— Как волчья шерсть, — сказал Рене и отхлебнул. — Не парься. Сейчас всё объясню. Только ещё один вопрос… у неё пупок был?

Я потёр лоб.

«Не было» — негромко сказал Боря.

— Вроде бы нет.

— Вот так, — сказал Рене. — Мы тоже не от мамки с папкой тут рождаемся, но пуповина есть, как без неё клона растить? А у ангелов и демонов её нет. Я уже такое слышал, от умников. Значит что?

— Что?

— Все эти рассуждения, которые ребята продвигают, мол ангелы тоже люди, или человеческие аватары пришельцев со звёзд, всё это ерунда. У них бы был пупок, ясно? И то, что ты едва цвет кожи-глаз-волос вспомнил… тоже показатель. Ангелы все такие! Мы их иначе воспринимаем, понимаешь? Комплексно! А стоит детали какие-то начать вспоминать, всё ускользает.

— Да знаю я! Ну священники же говорят, что они слишком огромны для людей. А что?

Рене развёл руками.

— Друг мой, если бы я знал! Фигня это какая-то мистическая. Огромные корабли, энергетические поля, даже красота — это всё технологии. Но почему мы так странно их воспринимаем?

— И они нас, — заметил я. — Не видят сразу после возрождения.

— Ага, — мрачно сказал Рене и погрузился в раздумья. Приложился к бутылке, но она была почти пуста. Он выплеснул на генератор остатки, вызвав целый фонтан искр, рассмеялся. — Так что, если по фактам — никакие они не ангелы. А если по ощущениям — очень даже… Принеси пивка, Свят?

Я пожал плечами. Сказал:

— Мне не в напряг.

К счастью, я обернулся на пути к холодильнику. Рене стоял у перил и возился руками в районе пояса.

«Славка!» — завопил Боря.

Почему-то я понял всё сразу. Метнулся назад, будто ракета налетел на Рене, припечатав к перилам, сбил на пол. Он уже успел расстегнуть штаны, но к делу ещё не приступил.

— Идиот? — закричал я, прижимая его к полу. Драться при такой низкой гравитации, это очень смешное занятие. Но Рене не сопротивлялся. К нам уже подбежали другие пилоты, стащили меня, поставили Рене на ноги.

— Чего не поделили? — набросился на меня Ричард, командир третьего крыла. Его клону было лет пятнадцать, парень он рослый и ловкий. Надо будет — размажет меня вмиг.

— Этот придурок хотел поссать на генератор! — крикнул я.

К счастью, Рене не успел застегнуться, да и врать не собирался.

— А хоть бы и так? — с вызовом ответил он. — Вам фейерверк, мне отпуск!

— У него в запасе только одна тушка! — сообщил я.

— Пост-мортус синдром, — Ричард сразу успокоился, даже отряхнул меня, после чего схватил Рене за руку, обнял и потащил в сторону. Выглядело это так, будто добрый старший брат успокаивает истерящего младшего. К ним присоединились Памела и Хаюн. Памела его тормошила, в какой-то момент вдруг схватила за руки и положила их себе на грудь. Она всегда гордилась внушительным бюстом и, похоже, приписывала ему огромную целительную силу. Хаюн же стояла, уперев руки в бока и сурово выговаривала Рене.

Я отошёл в сторону. Меня потряхивало,

Ко мне подошёл Сашка, командир первого крыла. Спросил:

— Пива? Или чего покрепче?

— Иди ты…

— Ну и правильно. Нечего гробить тушки попусту. Пошли!

Мы вышли в коридор, Сашка остановился, глядя на меня. Сказал, будто извиняясь:

— Проглядели. Он вроде как нормально всё воспринял… Психологам бы руки поотрывал!

— Бывает.

— Бывает, — кивнул Сашка. Его клону было семнадцать, так что здесь, в обществе мертвых пилотов, он явно был на своем месте. — Спасибо, что поделился, Свят. История безумная, думать будем.

— Это не наша работа.

Сашка развёл руками.

— А чья? Умникам лишь бы кусок демона изучить или у ангелов чего выпросить. Мы сражаемся, мы умираем, нам и стоит понять, ради чего или кого. О чём вы с Рене говорили? Ты сказал, что это не ангелы, вот он и завёлся?

— Да если бы! Я сказал, что не знаю!

Сашка кивнул.

— Ну да. Это ещё хуже. Правда, даже горькая, лучше неопределённости… Слава, я так понял, ты с серафимом нормально общался?

— Может, потому что девчонка, — я кивнул. — Да. Мы вполне по-человечески общались.

— Какой-то неправильный серафим… — задумчиво сказал Сашка. — Жаль, что удрала. Вдруг снизошла бы, рассказала что-то?

— Да я спрашивал! Всё время! Твердила, что она ангел, а мы ничего не понимаем.

— Верно, ничего, — согласился Сашка. — Эх, если бы можно было с ней ещё поговорить… Она канал связи не оставила?

Я вздрогнул. Насмешливо спросил:

— Канал связи? По радио вызвать?

— Ну кто его знает, а? — Сашка посмотрел на меня искоса. — Слава, ну ты же видишь, мы тут с ума сходим! Те, у кого он есть, конечно. Кому не хватает полётов и развлекаловки с физкультурой. Тайные общества придумываем!

— Да ладно, тайные… — я махнул рукой. — Можно подумать датчики не стоят.

— Не стоят. Всё экранировано, я каждый день проверяю, — ответил Сашка. — И высокочастотным разрядом по стенам прохожусь, любые жучки выжжет.

— Тогда кто-то стучит Уильямсу. Наверняка.

— Верно. Я докладываю, — кивнул Сашка.

Я обалдел от этого спокойного признания.

— Кто-то всё равно бы стучал, — спокойно сказал Сашка. — Так я хоть знаю, что сообщать, а что упустить.

— И как Уильямс на всё это смотрит?

— С пониманием. Хорошо, когда есть место, где все потихоньку спускают пар. По-моему, они с Фэном и Смирновым мои доклады на троих обсуждают, нигде не фиксируют. Если и передают наверх, то по своим каналам, властям государств.

Ну понятно. Хоть база наша и международная, но всё равно верховодят русские, американцы и китайцы.

— Ты боишься, что правда дойдет до ангела? — спросил Сашка. — Который вас отправил на задание?

Он умный. Я кивнул и признался:

— Ангел ко мне уже приходил. Я рассказал всё то же, что начальству. Вроде как прокатило.

— Будем надеяться, он сочтёт вопрос закрытым, — кивнул командир первого крыла. Нахмурился. — Я бы не сообщал им ничего. Но, как говорит наш друг Эрих, то, что знают двое, знает и свинья… разболтают потихоньку. Потяну с докладом день-другой. Ну что, вернёмся?

Я окинул взглядом пустой коридор. Представил свою пустую комнату.

— Пойдём. На самом деле ценю, что взяли меня в своё общество… хоть и не считаю себя мёртвым.

— Лично я думаю, это всё чушь и пустые тревоги, — сказал Сашка Покрышкин. — У Эриха пессимистический склад ума, только и всего!

И мы вернулись в зал.

Сашка хороший товарищ, даже жаль, что я не в его крыле.

Очень неудобно врать ему в лицо.

Глава 15

15

Дни тянулись так тихо и спокойно, что я почти успокоился. Мы один раз слетали в патрулирование, ненадолго, скорее, чтобы притереться к нашему новому «синему-четыре» — Ивану. Пилот он был азартный, но не очень дисциплинированный — всё делал по-своему, всегда себе на уме, смотрел на всех свысока, за что получил громкое прозвище «Duke», которым очень гордился. Учитывая, что Иван каждый год ухитрялся погибнуть и не вылезал из дитячества, это всех смешило — кроме самого Ивана.

Мы дважды навещали Хелен всем экипажем. Но это было тяжело. Мозги у неё так и не встали на место, она упорно полагала, что является маленькой английской девочкой, живущей в начале двадцатого века. Дурой она при этом не стала, и даже придумала себе объяснение удивительной лёгкости — решила, что попала на волшебный остров Питера Пэна и её посыпали пыльцой фей. Кем она при этом считала нас — пиратами или потерянными мальчиками, не знаю. Но врачи сказали, что Хелен довольно изобретательно пробовала убежать, а когда никого в палате нет — постоянно прыгает на кровати, пытаясь научиться летать. Так что мы сходили раз, сходили второй, подарили ей мандарины и шоколад, но пытаться переубеждать не стали. Нам сообщили, что решение по Хелен пока не принято, может её эвакуируют на Землю, может ещё попытаются вылечить, но в любом случае пока нам надо привыкать к «герцогу» Ивану.

Я несколько раз заходил в «общество мёртвых пилотов». На самом деле с ними было неплохо. Пить пиво никто не заставлял, собеседники интересные, да и само ощущение неофициальности встреч как-то бодрило. Про серафима, что меня порадовало, никто больше не расспрашивал. Всё-таки у нас народ такой, всего насмотревшийся. Видимо, каждый поставил себя на моё место — и понял, что поступил бы точно так же. Приказ ангела — это приказ ангела, но приказ серафима куда важнее.

Вот история о том, что серафим принял облик юной девушки всех, конечно, завела. Но рассуждать вслух на эту тему как-то не рисковали.

Иллюзий я не строил. Рано или поздно история расползётся, дойдёт до ангелов и… Что будет дальше, я пытался не думать. В любом случае Эля сказал, что сохранить тайну важно неделю.

Неделя прошла.

Вечером я снова заглянул в «общество мёртвых пилотов». Посидел час, болтая с Сашкой. Мы обсуждали тактику боя против «вонючек», потом поспорили о моделях «пчёл» — я после полёта влюбился во вторую серию и даже хотел летать на ней в патрули.

Странное дело, рассуждать на эти темы мы могли где угодно — хоть в штабных комнатах, с огромными экранами тактических симуляций, хоть в тренировочных залах, закрывшись в пилотажных тренажерах. Но почему-то куда интереснее было сидеть на старых диванах, орать друг на друга, рисовать схемы на планшете и призывать на подмогу случайных пилотов.

В итоге Сашка меня переспорил. Я признал его правоту, получил совсем не обидный щелбан по лбу и ушёл к себе. Стал расстилать кровать.

И рухнул на неё, провалившись в тот сон, который не был сном.

Кажется, я даже научился предчувствовать его приближение.

Было прохладно.

И это была, несомненно, планета Земля. Вокруг — деревья, ещё голые, без листьев. Вроде бы не зима, но и весна ещё толком не наступила. За деревьями — дома, улицы, проезжают машины.

Я сидел на спинке скамейки, ногами на сиденье. Как-то очень некультурно! Впрочем, скамейка была поломанная, грязная, с многолетними отпечатками ног, въевшимися в стершуюся краску.

Да и повсюду вокруг грязь. Не просто мокрая липкая земля, а пустые пластиковые бутылки, скуренные до фильтра бычки, обрывки выцветшей цветной бумаги с какими-то фотками и текстом, щепки, железяки, тряпки… Грязь между деревьями, грязь на покрытой трещинами асфальтовой дорожке, у которой стояла скамейка.

Свинарник какой-то. Нет, на самом деле это парк в городе. Но только доведенный до состояния мусорного полигона. Что тут случилось? Война, взрыв, апокалипсис?

Я посмотрел на свои ноги. Довольно тощие ноги в вытертых синих джинсах, кроссовки — когда-то белые, сейчас облупленные. Рядом валялся рюкзачок, такой же заношенный, с цветной надписью USA. Из рюкзака торчала смятая черная бейсболка с красными латинскими буквами — я прочитал конец надписи: «…ster United»

С чего бы? В США что ли попал? Раньше я в России оказывался!

Руку вдруг обожгло болью. Я вскинул её — в пальцах дотлевала сигарета. Я невольно отбросил её, на миг стало стыдно, но только на миг — в окружающую грязь я ничего не добавил.

А рука была… ну, не детская, конечно. Но и не взрослая. Мне лет шестнадцать, семнадцать, так?

Наверное.

— Что тут случилось? — спросил я вслух.

Это был мой собственный вопрос. Не того, в ком я сейчас находился.

«Не суетись», — быстро сказал Боря.

— В смысле?

Я покосился направо — рядом сидела девчонка, в курточке с надвинутым на голову капюшоном. Тоже курила. Рядом с ней лежала синяя сумка из ткани.

«Молчи», — повторил Боря. «За умного сойдешь».

— Жизнь случилась, — мрачно сказала девчонка. — Май холодный. Философствуешь?

Я молчал.

— Или… про меня?

— Зачем? — спросил я.

Нет, это не я спрашиваю, это тот, другой.

— А что тут ловить? В Яргу не поступлю. В Ушинского не хочу, ненавижу учителей. В медакадемию? Как мать, подачками пациентов перебиваться?

— Да что за профессия — модель?

— Нормальная, — сказала девушка. Бросила окурок, целясь в забитую мусором урну. Промахнулась. — Подиумы, красивая одежда, по всему миру летаешь…

Я молчал.

— Это серьезное агентство, — сказала девушка, будто уговаривая саму себя. — «Линкс» называется. Международное… А ты — как отец? В армию?

— Угу, — буркнул я.

Так. Наверное, мы заканчиваем школу? Это моя одноклассница… подружка? Она хочет стать моделью, я почему-то против. Что плохого-то в профессии модели?

— В зенитчики?

— Нафиг. Сами не летают, другим не дают… — пробормотал я. — В Борисоглебское… или в Армавир. Не знаю. Я бы в Качу поехал, но…

Начал накрапывать мелкий холодный дождик. Я достал бейсболку и нахлобучил на голову. Спросил:

— Пойдём?

— Хочешь, поцелуемся? — неожиданно сказала девушка.

И повернулась ко мне.

«А-а-а-а-а!» — завопил Боря. Нет, не со страхом, скорее с восторгом.

А вот у меня сердце ухнуло куда-то далеко вниз, даже не в желудок.

На миг мне показалось, что рядом со мной сидит серафим Иоэль, она же Эля!

Такого же роста, такая же форма лица. Серые глаза. И даже волосы пепельные! Разве у людей бывают серо-стальные волосы?

Потом меня стало отпускать.

Нет. Не Эля.

Очень похожая на неё девчонка лет шестнадцати-семнадцати. Красивая, конечно. Если бы ещё стереть с губ яркую помаду, которая совершенно ей не подходит, убрать дурацкие синие тени под глазами.

Она словно ухудшенная копия Эли.

Словно подпорченная тушка.

Наверное, если бы ангелы рождались на Земле, они были бы такими — тронутыми земной грязью.

У меня внутри захолодело, все злые упрямые мысли об ангелах, которые были всего лишь инопланетянами, вымело из головы.

Да что же это такое? Что это значит?

«Боря! Боря!»

«Что Боря? Я сам офигел!»

— Святик… — девушка вдруг порывисто взяла меня за руку. У нас обоих не было перчаток, и её рука оказалась холодная как лёд. — Ну зачем так смотреть? Ты летать хочешь, я знаю! И что в армии сплошной бардак, что лётчики твои без керосина сидят не летают, и что отец тебя отговаривает — знаю! Но ты же всё равно хочешь! Куда я с тобой поеду? В твой Борисоглебск или Армавир? Где мне там учиться? Мы через год разорёмся и разбежимся! Тебе небо нужно, а мне земля! Ты по гороскопу Водолей, воздушный знак, а я Дева, земной! Между прочим, не очень-то хорошее сочетание.

— Фигня это всё, Лен, — сказал я. — Какие гороскопы… нет, ты серьёзно? Смотрела как мы по гороскопу сочетаемся?

Она внезапно покраснела.

— Я и по-восточному смотрела! Там лучше, кстати… Да, я верю в гороскопы!

— Ещё скажи, что в Бога веруешь, — сказал я с насмешкой. — И тебе знак свыше был, в модели пойти.

Девушка сжала губы. Похоже, я её обидел. Потом тряхнуло головой.

— Свят… Поступай в зенитчики, а? В наше училище. А я в медакадемию попробую. Мать всё равно пилит, уговаривает. У неё однокурсник — замдекана на стоматологическом. Мать говорит, что сможет его уговорить. Он по ней сох всю учёбу.

Я опустил взгляд. Посмотрел на раскисшую землю с втоптанным в неё бутылочным осколком.

— Ты хоть заметил, как я покрасилась? — спросила девушка. — Бомбически, да?

— В цвет самолёта, — ответил я.

Она помолчала. Потом резко сказала:

— Решай уж!

Я спрыгнул со скамейки. Подхватила рюкзак. И пошёл по дорожке прочь.

— Святик! — окликнули меня.

На миг я остановилась. А потом пошёл дальше, ускоряя шаг.

Я открыл глаза и сел на кровати. Искин чуть-чуть затеплил лампу на столе.

— Темноту, — велел я.

Лампа погасла.

Я сидел и смотрел во тьму.

«Судя по всему, это был самый конец девяностых годов прошлого века», — сказал Боря.

«Ты понимаешь, почему там была Эля?»

«Это не Эля. Это девушка по имени Лена».

«Они слишком похожи!»

«Да. Улучшенная копия».

«Ухудшенная».

«Ну, смотря какая точка отсчёта. Святослав, успокойся. У меня уже есть несколько рабочих версий».

— Да ну? — сказал я вслух с иронией.

А мысленно добавил:

«Что-то ты слишком много от меня скрываешь, альтер! Слишком много для друга!»

Боря ответил не сразу.

«Слава, я отдельная личность в твоей голове. Я никогда не рождался, я был создан чтобы помогать тебе и дополнять тебя. У меня нет и никогда не будет своего тела. И ни малейшего контроля над твоим. Там, в этих снах… ты можешь чуть-чуть вмешаться. Ты скован, но не заперт. Способен что-то сказать или сделать. Я не могу. Я в твоей голове как в тюрьме. Так было и так будет всегда. Друг ли я тебе, Слава? Я выдуманный друг, а выдуманные друзья самые верные».

«Прости» — прошептал я мысленно.

«Ничего. Всё нормально. Зато я помню всё, что ты забываешь. И у меня много времени на то, чтобы сопоставлять. Позволь мне сегодня поговорить с Сантой?»

«Как?» — насторожился я.

'Голосом. Я не могу говорить за тебя, но ты будешь повторять мои вопросы. Если Джей согласится, мы с Сантой обсудим ситуацию.

«Хорошо… Боря, а что с Эйр? С альтером Хелен?»

«Не знаю. Может быть, она погибла. Я часто об этом думаю, но данных слишком мало».

Я вздохнул. Нашарил в темноте браслет на тумбочке, посмотрел на часы.

Почти шесть утра. Пора вставать.

Больше часа я провёл в центрифуге, тренируясь при одной целой двух десятых жэ. Не самое любимое времяпровождение. Центрифуга у нас шикарная, настоящий маленький спортзал на двадцать человек, который останавливается для посадки-высадки каждый час и обычно забит полностью.

Если вы посчитаете, то поймёте, что каждый живущий на базе может провести в центрифуге один час в день. На самом деле не может, а «должен», но строго контролируют лишь пилотов и морпехов. Умники и технари вечно сачкуют.

Нет, я ничего против силовых упражнений при повышенной силе тяжести не имею. Снаряды в центрифуге стоят хорошие.

Но когда внутри небольшого пространства одновременно занимаются спортом двадцать человек… Ещё ничего, когда набиваются дитячьи тушки, у маленьких пот не вонючий. Мы как-то качались вместо с доктором, который нам целую лекцию прочёл — про эккринные и апокриновые потовые железы, как это всё устроено и зачем. Было бы очень интересно, если бы доктор сам не вонял потом на всю центрифугу…

В этот раз в центрифуге было двенадцать морпехов, а среди лётчиков шестеро ребят старше шестнадцати. Мы с Дьюлой из третьего крыла, который был в тринадцатилетней тушке, переглянулись и встали за снаряды рядом, поближе к кондиционеру.

Помогало это плохо.

Морпехи с рычанием тягали пружинные блоки и качали гидравлические рычаги. Пару раз кто-то испортил воздух, что было встречено гоготом и шуточками. Мы с Дьюлой держались как могли, но, когда центрифуга завершила цикл и остановилась, выскочили первыми. Взмокшие морпехи выбирались неторопливо, шлепая друг друга по могучим бицепсам и отпуская такие пошлости, что уши в трубочку сворачивались.

— Не хочу быть взрослым, — сказал Дьюла шепотом. — Когда служба будет заканчиваться, специально убьюсь. И поживу спокойно в дитячестве… Пошли в бассейн?

— Пошли, — согласился я.

Но тут в спортзал вошёл ещё один морпех, судя по форме вовсе не собиравшийся тренироваться. Покрутил головой, и я сразу понял, что ищет он меня. Пожал плечами, кивнул Дьюле и пошёл к морпеху.

— Старший лейтенант Морозов! — морпех отдал мне честь, я кивнул. — Полковник Уильямс просит вас заглянуть к нему.

Ну что ж, я этого ожидал. Уильямс давно уже должен был получить Сашкин доклад и узнать, что я утаил самую интересную часть приключений у Юпитера.

— Можно помыться? — спросил я без особой надежды.

— Конечно. Полковник просил передать вам новую форму.

Он вручил мне пакет, я пошёл в душевую, зашёл в дальнюю кабинку, подальше от ржущих будто кони морпехов. Нет, они хорошие ребята, но шуточки у них… Я помылся, выскользнул из кабинки, вытерся и оделся. Форма и впрямь была новая. Парадная. Со всеми знаками отличия и даже с орденами и медалями. У меня их штук двадцать, я даже не помню точно сколько.

Ордена и медали были настоящие. Не планки, не копии, а настоящие, которые хранились где-то в штабе. Да, в торжественных случаях их и принято носить, но сейчас-то зачем?

Настроение у меня испортилось. Почему-то представилось, что я захожу к Уильямсу, а он срывает с меня и американский «Крест лётных заслуг», и российский орден «Святого Георгия», и китайскую медаль «За выдающийся лётный состав», и французский орден Почетного Легиона, который я получил, когда прикрыл подбитую «пчелу» Рене и довёл его до базы.

Почему-то орден Почетного Легиона было жальче всего, он красивенький. Французы их выдали всем лётчикам французского происхождения, а вот у других лётчиков только я удостоился. По всему должен был ещё Эрих его получить, но почему-то зажали, он тогда долго ругался.

Закончив одеваться, я застегнул китель, встал перед зеркалом, поправил медали-ордена. А потом заметил, что в душевой неожиданно тихо. Повернулся — и увидел морпехов, которые прикрывшись полотенцами стояли и молча смотрели на меня.

Я застыл, глядя на них.

Внезапно один из морпехов отдал мне честь. Потом другой, третий… Даже китайцы, которые к непокрытой голове руку не прикладывают, наплевали на свой устав и тоже отдали честь.

У меня вдруг глаза стали мокрыми, хорошо, что я был сразу после душа и лицо плохо вытер. Надо было что-то сказать, но я не знал, что.

«Не молчи», — тихо произнёс Боря.

— Спасибо, — сказал я.

И вышел из душевой босиком, с ботинками в руке.

В конце концов — я же хороший лётчик. Ну, не такой хороший как Сашка или Эрих, но лучше многих.

Накажут, до лейтенанта разжалуют, наград лишат… а их точно можно лишить? Да, наверное, можно, только вряд ли это Уильямсу решать.

Но на Землю вряд ли сошлют. И дальше Сатурна не отправят, а я давно хотел на кольца посмотреть.

С этой мыслью я и вошёл в кабинет Уильямса.

Как и ожидал, тут были Хуэй Фэн, Уильямс и Смирнов.

В общем, трое самых главных военных человека на базе. Формально, как ни смешно, самым главным считался представлявший ООН Ицхак Исраэль, но только формально.

— Старший лейтенант Морозов по вашему приказанию явился! — вскинув голову выкрикнул я.

Будем считать, что я обращаюсь сразу ко всем…

— Здравствуй, Святослав, — сказал Уильямс. — Мы тебя не оторвали ни от чего важного?

— Никак нет! — гаркнул я. — Занимался спортом! Совершенно свободен, готов выполнить любой приказ!

Хуэй Фэн стоял у фальшь-окна, за которым колыхались на ветру деревья в рассветном горном каньоне. Плыли облака, пролетела одинокая птица… Хуэй Фэн посмотрел на Смирнова, сидящего на диванчике в углу кабинета, Смирнов посмотрел на Уильямса, сидящего за столом, полковник кивнул Степану… На этом цикл переглядываний завершился.

— Ты садись, — сказал Смирнов. — Чай будешь?

Я покосился на стол. Чайник с заваркой, термопот, конфеты и печенье в вазочках, почти пустая бутылка виски, три пустых бокала, чашки для чая…

Чашек было четыре.

— Спасибо! — сказал я. — Буду!

— Садись, — Смирнов взглядом указал на свободный стул.

— Спасибо! — рявкнул я. — Разрешите сесть?

— Да не вопи ты, — поморщился Уильямс. — У нас неофициальный разговор, дружеский…

— Конфеты бери, — посоветовал Смирнов. — «Птичье молоко», хорошие, из Владивостока. А то сейчас Реджинальд все сметёт.

— Сладости — моё слабое место, — ухмыльнулся Уильямс. — Но зато единственное!

Я осторожно сел за стол, налил себе чай. Взял конфету.

Да, вкусная.

— Хотим с тобой посоветоваться, Святослав, — сказал Смирнов. — Наверное, ты хочешь спросить, почему именно с тобой?

— Если позволите, — осторожно подтвердил я, торопливо проглатывая конфету.

— Допустим, у нас сложилось впечатление, что ты не просто хороший пилот, но к тому же достаточно инициативный, с нестандартным мышлением… — сказал Хуэй Фэн.

— Гибкий, способный к быстрым импровизациям, — усмехнулся Уильямс.

— Попусту не болтающий, но умеющий доверять товарищам, — закончил Смирнов.

Я подумал несколько мгновений.

Взял ещё одну конфету.

Кивнул.

— Да. Это про меня. Я такой.

Уильямс захохотал. Посмотрел на китайца.

— И дерзкий, верно? Прям как я в детстве. Помню как-то папаша меня отводит и говорит: «Реджи, скажи-ка, ты ничего не брал из нижнего ящика моего стола?» А я отвечаю: «Нет, папа, как бы я посмел взять журналы для взрослых, мне же всего тринадцать!»

— С вашего разрешения, полковник, мне двадцать, — сказал я. — Если у вас завалялись свежие журналы для взрослых, можете мне их смело дать.

Уильямс вновь захохотал, будто я сказал что-то удивительно смешное. Потом замолчал и вновь перевёл взгляд на Смирнова.

— Слава, мы не станем говорить о всяких вещах, о которых лучше лишний раз не говорить… — произнёс подполковник.

Понятное дело, что речь шла не о «взрослом контенте», а о том, что я утаил при официальном докладе.

Я кивнул.

— Спасибо. Мне кажется, это правильно.

Смирнов кивнул.

— Не будем тянуть кота за хвост, Слава. Возможно, мы кое-что обнаружили в системе.

— Дурнопахнущее, — добавил Уильямс.

— Что? — я даже подскочил, расплескав чай.

Понятно было, о чём он. Но мы ведь даже не знали точно, есть ли в системе Юпитера база вонючек! Многие считали, что вонючки и мохнатки приходят откуда-то вместе с падшими.

— И есть такое мнение… неофициальное… — Смирнов глянул на Хуэй Фэна.

— Совершенно неофициальное, — подтвердил китаец. — Что если бы кто-то из пилотов случайно…

— Абсолютно случайно, — Уильямс кровожадно улыбнулся, но не договорил.

— Ты готов стать этой случайностью? — спросил Смирнов.

Пока я думал, даже Боря сидел тихо.

Я серьёзно размышлял, целых десять секунд. А потом сказал:

— Я весь сплошная случайность.

Глава 16

16

Экран в кабинете Уильямса был хоть и большим, но, конечно, не таким как в тактическом штабе. Полковник вывел на экран полную планетарную схему — Юпитер в кругах и овалах орбит спутников. А потом начал укрупнять.

— Да ну нафиг! — воскликнул я.

— Вот я примерно то же самое сказал, — кивнул Смирнов.

— Гималия? — с недоверием уточнил я. — А её раньше проверяли?

— Восемь лет назад. Запустили зонд, картографировали на пролете. Даже не высаживались, — Уильямс покачал головой. — Смысла не видели. А тут решили прогнать зонды по внешним орбитам, пробы взять…

Гималия формально был пятым по величине спутником Юпитера, после четверки огромных «Галилеевых»: Ганимеда, нашего Каллисто, Ио и Европы. Ну или шестым — после Амальтеи, которая имела такую мятую форму, что её трудно было сравнивать с более-менее круглой Гималией.

Но из четырех крупных спутников уровень радиации позволял существовать лишь на Каллисто. Амальтея была радиоактивным адом наподобие Ио.

А вот Гималия, вращавшаяся вдали от Юпитера по вытянутой эллиптической орбите, от радиации практически не страдала.

Другое дело, что она маленькая — меньше ста семидесяти километров в диаметре и неплотная. Гималию даже не относили к настоящим спутникам, считалось, что это астероид, пойманный гравитационным полем Юпитера. На ней не только атмосферы не было, она и пыль-то удержать на поверхности не могла.

— Сколько я весил бы на поверхности? — спросил я.

— Ты? Грамм двадцать, — Уильямс усмехнулся. — А теперь посмотри запись. Ученые направили один из зондов к Гималии. Им же всё интересно…

На экране появилось изображение Гималии — сплюснутый чёрный шар, покрытый рытвинами кратеров. Зонд приближался к спутнику, даже не пытаясь выйти на орбиту, а, вероятно, готовясь к посадке.

Как я ни всматривался в чёрную рыхлую поверхность, ничего подозрительного заметить не мог. До самого конца, когда изображение застыло.

— Зонд находился более чем в ста километрах от поверхности, — сказал Уильямс. — Приближался медленно, двигатели на торможение или коррекцию включить не успел. К счастью, запустивший зонд носитель двигался на пролетной траектории, мы собирались исследовать ещё несколько малых спутников. И носитель снимал момент сближения зонда со спутником…

Новая видеозапись. Зонда видно не было, только чёрный овал Гималии.

Потом на экране блеснуло.

— Повторить, замедлить, остановить на вспышке, — сказал полковник.

Изображение повторилось и застыло. Слабая вспышка в космосе — это сгорал бедный зонд.

— Мы занесли в рапорт, что зонд столкнулся с метеоритом, — вкрадчиво продолжил полковник.

— Спектральный анализ провели? — уточнил я.

Хуэй Фэн одобрительно кивнул.

— Ничего кроме материалов самого зонда. Молодец, Морозов.

Значит, я задал правильный вопрос.

Если бы зонд столкнулся с метеоритом, то в спектре вспышки нашлись бы и следы камня.

Выходит, либо взрыв самого зонда, но там и взрываться толком нечему. Либо внешнее высокоэнергетическое воздействие. Лазерный луч, к примеру.

— Давно это случилось?

— Месяц назад. Носитель зонда проследовал далее в радиомолчание по баллистической траектории, прошёл на изрядном расстоянии от Гималии.

Значит, есть шанс, что носитель вообще не обнаружили, а зонд приняли за метеорит. Либо за зонд… но понадеялись, что его гибель сочли случайной.

Я недоверчиво хмыкнул.

— А вы дальше за Гималией наблюдали?

— Да, слегка. Мельтешит что-то вокруг. Мусор космический, — с невинным лицом сказал Смирнов.

— Удаляется или приближается? — уточнил я.

— И то, и другое.

— Это… хорошо, — согласился я. Посмотрел на Смирнова. — Скажите, а если бы мы обнаружили базу вонючек… гипотетически… ваши ребята могли бы её захватить?

Подполковник покачал головой.

— Только в теории. На практике мы не знаем их количества, личного вооружения, драться пришлось бы практически в невесомости. Наверняка у базы есть… была бы лучевая или ракетная защита.

Мы все посмотрели на экран, где застыл чёрный спутник и яркая точка над ним.

Смирнов откашлялся и добавил:

— Так что по кораблям ударили бы несомненно… кстати, по каким? Посадить морпехов на место второго пилота в «Осы»? У нас нет десантных кораблей.

— Глупость сказал, — признал я.

— К тому же на помощь вонючкам могут прийти падшие, — добавил Уильямс.

— Да и нет у нас никаких полномочий на такое действие, — сказал Хуэй Фэн. — Так что, если бы мы действительно, — он выделил последнее слово, — обнаружили базу вонючек, то пришлось бы советоваться.

Это я в общих чертах понимал. Ангельская иерархия отвела нам роль помощников, да и то, по большей части в боях с пособниками демонов. На практике, конечно, мы то и дело схватывались с низшими чинами, но это исключительно наша инициатива.

Никаких глобальных операций, прочесывания системы Юпитера, поиска гипотетической базы вонючек или столь же гипотетических порталов, через которые проходят в наш мир ангелы и демоны, нам не поручали.

И вряд ли ангелы такое действие одобрят.

— Жаль, что мы почти не изучаем внешние спутники, — сказал я задумчиво. — Группа Гималии, группа Карме, группа Ананке, группа Пасифе…

В голове у меня стремительно мелькали картинки с полётных брифингов. Конечно, внешняя часть системы там отображалась мельком, но…

— Если не путаю, можно смоделировать траекторию, при которой группа «пчел» и «ос» пройдёт мимо Пасифе, Ананке и Гималии… — сказал я. — Недельный полёт. Долго, но терпимо.

— Почему не зонды? — спросил Хуэй Фэн.

— В теории высокой радиации там нет, искины справятся, — согласился я. — Но это неизученные районы, мы не можем учесть нестандартные ситуации. К тому же, ребята устали, были тяжелые дни. Небольшая и неопасная экскурсия стала бы хорошей наградой для лучших пилотов.

Я постарался улыбнуться так мило, как только мог. Даже глаза пошире открыл и трогательно захлопал ресницами.

— Почему именно такой порядок? — продолжал расспросы Хуэй Фэн. — Пасифе, Ананке, Гималиа?

— Я прикинул как сейчас расположены спутники относительно друг друга и Каллисто. Отряд истребителей пойдёт ретроградно, как и Пасифе с Ананке, против направления вращения Юпитера. Это позволит максимально продлить время сближения с Пасифе и Ананке, тщательно их изучив и сбросив на поверхность научные зонды. Обе группы практически не исследованы, научный результат выйдет хороший. Возвращаясь, мы промчимся мимо Гималии. Скорость сближения будет очень высокой, но что поделать.

— А если ваш отряд «пчел» и «ос» подвергнется атаке? Падших или их пособников? К примеру, передовой истребитель будет уничтожен при сближении со спутником… — Уильямс замолчал.

— Наверное, в такой маловероятной ситуации командир отряда озаботится безопасностью группы и примет решение нанести ракетный удар, — сказал я. — Боюсь, что Гималию, к примеру, разнесёт на куски. Это же углистый хондрит. Его кулаком разбить можно!

— Достаточно одной термоядерной боеголовки, — кивнул Хуэй Фэн.

— Наверняка умники будут нам благодарны за такую прогулку, — пробормотал я вслух. — Масса новой информации. Кучу диссертаций напишут. А уж как ребята обрадуются! Знаете, летишь во внутренних областях, а счетчик радиации тикает, вторичка накапливается. Невозможно отдаться удовольствию свободного полёта и полюбоваться великолепием безвоздушного пространства! Да это же настоящий отпуск!

— Не хочешь возглавить отряд отпускников? — небрежно спросил Уильямс.

— С удовольствием, — сказал я. — Только у меня есть три просьбы.

Хуэй Фэн кивнул.

— Трое суток на подготовку, — сказал я. — Я подбираю команду, корабли и вооружение. Это раз.

Уильямс ухмыльнулся и поправил меня:

— Согласен, но только сутки. Ты неточно прикинул пусковое окно для четырех спутников. Но зато всё будет в твоём распоряжении. Бери любых пилотов, истребители подготовят вне очереди.

Я кивнул. Уильямс явно посчитал траектории заранее.

— Полный допуск по информации. Чтобы мне и умники, и доктора всё рассказывали честно и полностью. Я бы хотел серьёзно подготовиться. Это два.

— Полный? — с сомнением уточнил Хуэй Фэн.

— Ну не как ваш, конечно! Научная и медицинская информация, отчеты психологов, состояние резервных тушек.

Главнокомандующий подумал немного и кивнул. Без особого энтузиазма.

— Ну и третье, — я потёр переносицу. — Наверное, это дитячество… знаете, как откатывает до двенадцати, так сразу… хотя откуда вам-то знать…

Мне показалось, что все трое напряглись.

Будто наши воскрешения были не чудесным даром, а постыдным проклятием.

— Надоело быть ребенком, — сказал я. — Ручки тоненькие, ножки тоненькие… реву постоянно! Тушки эти недоразвитые с номерками на подошве…

В глазах военных появилась тревога.

— Святослав, мы всё понимаем, — кивнул Смирнов. — Весь мир, вся Земля ценят ваш героизм. Но оптимальный возраст клона именно двенадцать лет. И это вопрос удачи, по большому счёту! Среди вас много ребят которым семнадцать, восемнадцать…

— Конечно, — кивнул я. — Понимаю. Но ведь и я уже не маленький мальчик. Я вырос! Это совершенно неправильно и нечестно, что я ограничен в правах!

Хуэй Фэн и Уильямс переглянулись и явно занервничали.

— Но правила установлены не просто так… — начал Уильямс.

— Да ладно вам! Карликов и лилипутов как-то ограничивают в правах? А просто невысоких людей, если они молодо выглядят?

Я топнул ногой, от чего чуть не подскочил.

— Понимаю, что тебя терзает, — Хуэй Фэн явно был смущён. — Но как отреагируют остальные пилоты? Они ведь тоже терпят возрастные ограничения, привязанные к биологии туш… клона.

— Все поймут, — упрямо сказал я. — Пусть это будет наградой. Я же выполнил особую миссию ангела! И, кстати, посмотрите, я подрос из-за благодати! Мне теперь можно тринадцать лет дать, спросите любого доктора! Ну пожалуйста!

«Слава, ты что делаешь?» — возмутился вдруг Боря. «Ты чего добиваешься?»

Отвечать ему я не стал.

— Хорошо, — со вздохом сказал Хуэй Фэн. — Я попробую что-нибудь придумать, Морозов. Гарантировать не могу, но постараюсь. Имя только назови?

— Имя? — я нахмурился. — Если честно, то, наверное, «Сюэхуа».

— Сюэхуа? — кажется я ввел Хуэй Фэна в замешательство. — Снежинка? Уильямс, мне казалось, что я знаю всех летчиков, особенно китайских. Разве у нас есть пилотка…

— Пилот, не стоит произносить в женском роде, — поправил Смирнов. Хуэй Фэн действительно сейчас говорил почти на чистом русском языке, видимо, из уважения ко мне.

— Пилот, — поправился явно озадаченный Хуэй Фэн. — У нас есть пилот Сюэхуа?

Уильямс задумчиво покачал головой. Потом просиял:

— Сигео Ного! Из первого крыла!

— Ного состоит из иероглифов «поле» и «рот»! — наставительно произнёс Хуэй Фэн. — А целиком — «полевой рот», или «устье дикой местности»! При чём тут «Сюэхуа»?

— У него позывной «Снежинка» — пробормотал Уильямс. — И вроде как альтера зовут «Юки», то есть «снег».

Трое мужчин как-то очень странно посмотрели на меня.

— А при чём тут Сигео? — спросил я. — Вы о чём вообще?

Они продолжали пялиться.

— Ну ладно, пусть не «Snow Beer», пусть «Tsingtao» или «Жигулевское», — сказал я. — Но можно мне хоть раз в неделю получать в баре бутылку пива?

— Можно, — скрипуче сказал Хуэй Фэн. — Я выдам разрешение.

Кажется, он разрывался между желанием захохотать и искушением наорать на меня. Смирнов достал носовой платок и принялся сморкаться. Уильямс повернулся к экрану и стал очень заинтересованно изучать застывший снимок Гималии.

Я благодарно кивнул и приложил руку к груди.

— Спасибо! Разрешите идти, готовиться к миссии?

Главнокомандующий покачал головой.

— Вначале напиши рапорт. В свободной форме. Что ты, Святослав Морозов, просишь разрешение на научную миссию по внешним спутникам, команду подберешь сам…

— Первая цель научная. Вторая — тренировка пилотов для длительных полётов в системе, — добавил Уильямс. — Третья — рекреационная, отдых для отличившихся в боях пилотов. Ответственность беру на себя, важность сбора научных данных понимаю, бла-бла-бла…

Смирнов пододвинул на край стола бумагу и ручку. Присев, я быстро написал рапорт, Хуэй Фэн проглядел листок, кивнул, написал «Одобрено» и поставил маленькую красную печать.

— Вот теперь можешь идти, — сказал командующий.

Я развернулся и вышел из кабинета.

«Провокатор хренов!» — вздохнул Боря. «Чего ты дурака валял с этим пивом?»

«Ладно тебе, получилось даже лучше, чем я планировал!» — ответил я. «Надо же было понять, насколько им важна эта операция. Выходит — очень важна!»

«А ты понимаешь, что мог попросить разрешения встречаться с Анной?» — спросил Боря. «Или даже жить с ней?»

Я остановился посреди коридора. Потом кивнул.

«Да. Понимаю».

«Совсем спятил», — вздохнул Боря.

К сожалению, от альтера не утаить, о чём или о ком думаешь.

Днём в клубе мёртвых пилотов никого не было.

Так что мы с Джеем заперли дверь изнутри и сели на не самый продавленной диван.

— Не нравится мне это, — сказал Джей мрачно. — Альтер — это альтер. Это только моё.

Я развёл руками. Сказал:

— Мы же всё будем слышать. И можем замолчать… Как Санта?

Джей кивнул, соглашаясь.

— Санта в восторге, — вздохнул Джей. — Ну ладно. Давай попробуем.

Замолчав на миг, он тряхнул головой и произнёс:

— Санта говорит Боре: «Привет. А ты не дурак».

«Скажи, что комплименты — лишнее».

— Комплименты это лишнее, — произнёс я.

— О чём говорим? — повторил за Сантой Джей.

— О видениях. Сколько их было у Джея?

— Четыре, — ответил Джей и отвёл взгляд.

Вот же тихушник!

Хотя и я ему ничего не говорил о своих…

— У Святослава пять, — сказал я. — Кто ты в виденьях?

— Очевидно — военный лётчик по имени Джей, США, — сказал Джей. — Середина двадцатого века. А ты?

— Военный лётчик по имени Святослав, России. Первая половина двадцать первого века. Может ли Джей влиять на действия лётчика Джея?

— Не знаю. Не пробовали. А Святослав?

— По-видимому да. Жив ли американский военный лётчик Джей в наши дни?

— Невозможно, — категорично произнёс Джей. — Ему было бы не меньше ста сорока лет. А русский лётчик Святослав?

— Возможно, — сказал я. — Но я видел его детство.

— Тогда контакт идёт не только через пространство, но и сквозь время.

— Несомненно, — повторил я за Борей.

Мы с Джеем замолчали, поскольку наши альтеры явно о чём-то крепко задумались. Джей скорчил кривую гримасу. Я ответил тем же.

— Вероятно, удар, нанесенный падшим престолом Соннелоном по серафиму Иоэлю нарушил механизм квантовой связанности сознания, — сказал Джей. — Это может объяснять проблемы серафима и недоверие к нему со стороны других ангелов. Мы тоже пострадали и наше сознание временами сливается с сознанием…

Он замолчал.

— Мёртвых пилотов, — подтвердил моим голосом Боря. — Нам капец, Санта.

— Нам? — уточнил Джей.

— И нам, и нашим людям, — ответил я. — Если ангелы готовы прикончить своего, то что сделают с нами?

— Но они не знают.

— Это лишь вопрос времени.

На меня накатывала жуть. И даже не из-за того спокойствия, с которым наши альтеры обсуждали грядущую гибель. А вообще из-за всей ситуации, когда мы позволили вторичным сознаниям общаться. Так не принято. Это просто стыдно, неловко, неудобно… даже сравнить не с чем!

«Слава, успокойся! Слава, мы с Сантой не враги вам! Мы думаем, что делать!»

— Вы все время знали больше, чем мы! — закричал я. — Вы знали, что мы — клоны! Все и всегда, даже самые первые были клонами! А настоящие померли!

— Ты-то, может, и живой! — огрызнулся Джей и это явно был он сам.

Он замолчал, потом неохотно произнёс:

— Опять Санта… Он говорит, что подозревал. Что мы все слишком хорошие пилоты. Что если есть возможность ускоренно выращивать клоны, то нет никакого смысла брать настоящих детей. Надо взять генетический материал… хорошего пилота. Живого или мёртвого. Неважно, когда он жил и на чём летал, в любом случае у него хороший потенциал. Его можно с младенчества тренировать, крутить на тренажерах, учить пилотированию. И никто не будет о нём грустить.

— Потому что мы все — мёртвые пилоты, — прошептал я. Прислушался — но Боря молчал. Значит, он тоже это понимал. Может быть, все альтеры понимают? Они в отличие от нас ничего не забывают. И у них нет никаких дел, кроме как думать, сопоставлять, анализировать. — Эрих всё-таки прав. Только он сам не понял, насколько прав… Боря, хочешь еще что-то сказать?

«Слава, ну чем бы тебе помогла моя догадка? К тому же я не был уверен…»

— Никогда больше не смей мне врать, слышишь? — крикнул я. — Никогда и ни в чем!

Боря молчал.

— Зря я на тебя наехал и заставил сознаться про серафима, — пробормотал Джей. — Дойдёт до ангелов, начнут расспрашивать… выяснят, что мы знаем… и конец.

— А если всем рассказать?

— Всю базу уничтожат, — уверенно произнёс Джей.

Я был того же мнения.

— Что будем делать? — Джей вопросительно посмотрел на меня.

А ведь он отдаёт мне командование. По-настоящему, признаёт моё право решать. Ещё неделю назад такого и помыслить было нельзя.

— Будем жить как жили. Повеселимся напоследок, — я пожал плечами. — Сделать мы ничего не можем. Дойдёт до ангелов или не дойдёт — это ещё вопрос. А у нас тут интересное приключение наклевывается!

— Да? — спросил Джей без особого интереса.

— Рейд по внешним спутникам. Пасифе, Ананке, Гималия.

— Нафига? — оживился Джей.

— Исключительно с научными целями, — сказал я. — Но с полным боекомплектом.

Джей прищурился.

— А разрешат?

Я кивнул:

— Уже. Сутки на сборы. Три эскадрильи «пчёл», одна эскадрилья «ос», «шершень».

Джей присвистнул.

— Даже так? Отпустят?

— Уже отпустили, — повторил я. — Кого возьмем? Ну, наша эскадрилья, понятно. У тебя тушка есть?

Задавать глупые вопросы Джей больше не стал, но что-то явно заподозрил.

— Одиннадцать лет, в клонарне сочли годной, на ускоренном доращивании. И десятилетка за ним.

— Надо спросить Паоло…

— У него тоже есть. И у Дюка. Хочешь взять зеленую?

Я подумал про Анну и покачал головой.

— Нет. У Анны, кажется, есть клон. Но Бадди и Патрик отстранены, эскадрилья неполная. Возьмем красную и оранжевую из третьего крыла. У них всё нормально с тушками.

— Ты командуешь? — уточнил Джей.

Я кивнул.

— Осы?

— Давай из первого крыла, а то обидятся, что их не взяли, — я ухмыльнулся. — Я уточню, есть ли у ребят тушки, а так — они хорошо отработали при защите базы. У первого крыла неплохой опыт в боях у спутников.

— Понятненько… — негромко сказал Джей. — А кто в «шершне»?

— Думаю.

— Это конфликт, — заметил Джей. — Ребята тебя уважают, но, знаешь, зависть тоже имеется. Эрих на дыбы встанет.

— Значит, Сашка, — сказал я. — Мне кажется, он пилот не хуже Эриха. Опять же, хорошо знает своих «ос».

— Да, Сашка лучше, — согласился Джей.

Как я и ожидал, Джей отвлекся на разговор. А вот у меня в груди ворочался холодный противный ком.

И вовсе не потому, что я боялся ангелов.

Значок личного письма на планшете мигал уже минут двадцать, а я всё сидел и смотрел на него.

Потом включил воспроизведение и запись.

Мама сидела за столом на кухне. За её спиной стояла Вера, моя младшая сестра, ей девятнадцать, мы как бы погодки. Вера махала рукой и улыбалась.

Вячеслав, мой тринадцатилетний младший брат, полусидел у мамы на коленях, всё время порываясь слезть — ну понятно, вроде как он большой уже, что за телячьи нежности, но мама его удерживала.

— Славик! — сказала мама широко улыбаясь.

— Славка, привет! — сказала Вера.

— Хай, брат! — сказал Вячеслав.

Интересно, это живые актёры или нейросеть? До Земли так далеко, что все разговоры идут в записи, если сетка задурит и нарисует что-то подозрительное, всё можно переписать.

Я подумал, что десять лет назад, когда мы были детьми на Луне и тренировались, с нами говорили актёры. А сейчас их заменили нейросетью. Так разумнее всего.

— Привет, мама, — сказал я. — Вера, Вячик, привет!

— Нам сказали, что ты совершил какой-то подвиг, — произнесла мама. — По секрету не расскажешь?

— Прости, нельзя, — ответил я.

Мама выждала ещё несколько секунд и ответила:

— Ладно, ладно. Всё понимаю. Секретность. Вера приехала на каникулы, и ты знаешь… хочет тебе что-то сказать.

— Святослав, — очень серьезно произнесла сестра. — Ты у нас старший мужчина в семье. В общем, так положено… Я встретила хорошего парня. И мы решили пожениться. Нет, я понимаю, что рановато, и я ещё учусь… Но так получилось. И я прошу тебя благословить наш брак.

Я чуть не захохотал в голос.

Представил себе какой-нибудь секретный институт, где сидят психологи, а может ещё писатели и сценаристы. И придумывают всякие истории из жизни наших семей.

Перед ними лежат отчёты психологов. Что мы говорим, что думаем. Хорошо ли кушали, как долго в сортире сидели, какую рубашку надели, какие фильмы смотрели.

И по этим данным нам рисуют психологический профиль и сочиняют новости «из дома».

А потом какой-нибудь тощий очкастый парень (ну или пышная кудрявая деваха, какая разница) вобьёт в нейросеть сценарий, запустит генерацию, придирчиво посмотрит результат, для гарантии прогонит через вторую сеть для поиска артефактов.

— Ну ничего себе новость, — воскликнул я. — Верка… ты серьёзно? Что за парень-то? Учитесь вместе?

— Он на пять лет меня старше, — продолжила сестра. — Мы так неожиданно познакомились…

Пусть сценаристы порадуются. Разговор катится гладенько и чистенько.

Наверное, фальшивые семьи были очень правильной идеей, когда мы были маленькие. Мне эти разговоры очень помогали.

Но только я вырос.

Глава 17

17

Спал я крепко и долго. Сегодня предстояло многое сделать, а вечером мы улетали с базы.

Перед сном я жахнул десять миллиграмм мелатонина и выпил вечерний травяной сбор. Так что мне не помешали спать даже четыре щена. Лайка, как всегда, забралась под одеяло, Белка и Стрелка, потоптавшись, легли в ногах, а самый наглый щен, Уголёк, забрался поверх одеяла и заснул между ног. Проснулся я от того, что Лайка вылизывала мне живот, а Уголёк — нос.

Я полежал, не открывая глаз. Сегодня был большой день и надо было всё обдумать. Но щены, конечно, поняли, что я не сплю и принялись лизать мне лицо вчетвером.

Пришлось встать.

Я собрал пелёнки из угла комнаты и запаковал в пакет для биоотходов. Открыл щенам четыре большие банки предполётного корма. Щены понимающе посмотрели на меня и принялись есть.

Сегодня они твёрдой пищи больше не получат. Впрочем, я тоже ограничусь легким завтраком. Возможность полётного костюма по переработке отходов ограничены, а полёт займёт шесть суток.

Пока щены ели, я принял душ. Надел парадку, пригладил волосы, глядя в зеркало.

Что ж, поехали.

Вначале я отвёл щенов на псарню, сдал зоотехнику и сказал, что вечером у нас длительный вылет. А потом направился в клонарню.

Все следы разгрома уже исчезли, но наблюдалось куда больше сутолоки, чем обычно. Мелькнуло несколько врачей, видимо, их взяли на подмогу, чтобы приводить в порядок пострадавших клонов. На меня поглядывали с удивлением, но дружелюбно. Никто даже не поинтересовался, чего я тут делаю — хотя вообще-то шастать по клонарне без дела не рекомендовалось.

Я и не стал, пошёл прямо к главному клонарю, профессору Девешу Атмананда.

Самый главный для нас, пилотов, человек редко покидал клонарню. У него тут и жилая комната была, и обедал-ужинал он чаще здесь, чем в столовой умников. Девеш седовласый, но ни намека на залысины у него нет, он мускулистый, да и смуглое лицо ровное, словно у молодого. От этого трудно понять возраст, хотя вроде как ему за шестьдесят.

Некоторые пилоты поговаривали, что Атмананда экспериментирует на себе и колется вытяжками из неудачных тушек. По-моему, это чушь и клевета, особенно применительно к индусу, но даже если и так — мне всё равно.

Когда я вошёл в кабинет профессора, тот заполнял какие-то отчёты. По старинке, на бумаге, а не на компьютере. При моём появлении он быстро перевернул бумажные листы и встал.

— Морозов, рад тебя видеть, мой мальчик! Садись.

Я сел через стол, Атмананда собрал и отодвинул стопку бумаги, посмотрел на меня.

— Хорошо выглядишь. Повзрослевшим. Я бы сказал, что ты перешёл в это тело два года назад.

— Спасибо, профессор, — я хотел было добавить, что он мне польстил, но вдруг сообразил, что едва застегнул сегодня брюки, да и рукава рубашки показались коротковаты. — Это из-за благодати серафима. Быстро расту!

— Кости болят? — деловито спросил Атмананда.

— Болят, — признался я. — Жуть как.

— Ешь больше творога и пей молоко. Хотя постой! Я выпишу тебе рецепт на препараты кальция.

Получалась какая-то ерунда, будто я к врачу на приём пришёл.

— Профессор, я хотел кое-что у вас спросить.

Девеш тем временем что-то писал на листке. Покосился на меня, кивнул:

— Да, мальчик. Хуэй говорил со мной, предупреждал. Но, всё-таки, покажи допуск.

Я протянул руку, включил браслет. На экране загорелся зелёный круг с числом 0.5 внутри.

Девеш улыбнулся.

— Интересное решение! То есть у тебя почти высший допуск. Как у Хуэй Фэна или Ицхака. Но не совсем.

— А в чем разница? — спросил я.

— Пожалуй, она на моё усмотрение, — сказал профессор. — Всё, что идёт по первому уровню допуска я тебе скажу. А вот насчёт высшего — подумаю и решу… Так что ты хотел узнать? Про восьмой клон, вероятно?

— Тушка в порядке? — спросил я.

На лице Девеша ничего не отразилось, хотя я знал, что клонари не любят слово «тушка». За этим даже строго следят, и если кто-то начинает называть клонов «тушками», «мясом» или ещё какими-нибудь обидными словами, то у него все шансы отправиться на Землю досрочно.

— В полном. Биологически на уровне двенадцати лет, нейронные структуры сформированы. Квантовая связность активирована. Можешь спокойно лететь.

— Проверьте ещё всех по этому списку, — я дал ему листок с именами. Профессор пробежался по нему глазами, потом уточнил что-то на компьютере. Спросил:

— Твоя команда для задания?

— Не задание. Большая прогулка.

— У всех есть как минимум один зрелый клон, могут смело лететь. Что-то ещё, Святослав?

— Скажите, у клонов нет своего сознания? — спросил я в лоб.

Девеш покачал головой.

— Нет.

Но я ждал, и он продолжил:

— Будь у них сознание, ваше перерождение стало бы актом убийства. Я никогда бы на такое не пошёл, мальчик. Я ведь индуист, я следую адвайта-веданте.

Я понимающе кивнул, хоть и не знал, что там запрещено, а что разрешено. Тем временем Девеш неожиданно продолжил:

— Мозг клонов не смог бы полноценно развиваться, оставайся они в беспамятстве. Но и позволить им мыслить самостоятельно — жестоко и преступно. Поэтому все они связаны с тобой, с самого момента формирования мозга. Наверное, тебе будет проще представить их спящими, мальчик. Спящими и видящими сны о тебе.

— Они все в квантовой запутанности? — оторопел я.

— Ну конечно же! Когда ты смотришь на очередного, касаешься его, пишешь номер на ноге — ты словно ставишь его в очередь первым. Ваша связь активируется и если твоя душа покинет тебя, то войдёт в его тело. А прочие будут продолжать свой сон.

Я шумно вздохнул. Кивнул.

— Понял. Скажите, а что с тем, другим клоном?

— Пятилетним? — Девеш не стал вилять.

— Да.

— Он проснулся. Его мозг больше не способен принять твою душу. В нём всё перепутано, он в пратибхасике, на самом низшем уровне реальности.

Я вдруг понял, что не готов уточнять, сколько этих уровней и на каком, с точки зрения Девеша, находимся мы сами.

— И что с ним будет?

— Его отправят на Землю с очередным буксиром. Не бойся, ничего плохого с ним не случится. Он будет жить в интернате, где заботятся о таких как он.

— И о таких как Хелен?

— А вот это вне моих знаний, Святослав, — профессор вздохнул. — То, что случилось с ней уникально, и какие будут последствия — неизвестно.

Девеш протянул руку, положил ладонь на мою ладонь.

— Ошибки случаются, мальчик. Это большой интернат в тихом красивом месте на острове Керкира, и он, увы, не пустует… Та цена, который мы платим за своё служение.

— Это пилоты платят! — вырвалось у меня.

— Все мы, мальчик! Как бы там ни было, но я наношу зло и своей душе, бесконечно отдаляю мокшу.

— Я не разбираюсь, извините, индуизм у нас шёл факультативно, — сказал я. — Зато знаю, что умираю раз за разом… Профессор Атмананда, ещё один вопрос. Откуда берутся клоны?

— Из клеточной культуры матричного эмбриона.

— Откуда он взялся?

— Был выращен из ваших клеток, разумеется.

— А я откуда взялся?

Девеш выразительно посмотрел на мой браслет, где горело число «0.5».

— Ты уже взрослый и должен знать, откуда берутся дети.

Я кивнул.

— Ладно, спасибо. Желаю вам достичь вашей мокши, профессор… Могу я посмотреть на пятилетний клон?

— Да, — просто ответил он.

Никаких ужасов, о которых я невольно подумывал, не было. Мой пятилетний клон (называть его тушкой я не мог) находился в маленькой комнате-боксе с прозрачной стеной. За целым рядом таких боксов присматривала медсестра. В остальных тушки спали под капельницами, видимо на ускоренном доращивании или после лечебных процедур. Мой клон не спал. Сидел на кровати в пижаме, под которой угадывался памперс, обнимал огромного плюшевого медведя. Игрушка была интерактивной, временами шевелилась и гладила его мягкой лапой. Взгляд у клона казался более осмысленным, чем раньше, но всё равно сонным и равнодушным.

— Он на препаратах? — спросил я.

— Нет, — ответил Девеш.

— Говорит?

— Иногда. Обрывки слов, ничего осмысленного. Попробуешь пообщаться?

Я с удивлением глянул на профессора.

— Это редкий и странный случай. Вдруг ваше взаимодействие что-то изменит?

Мне стало не по себе, я заколебался.

«Попробуй», — посоветовал Боря.

Бокс открыли, я вошёл. Присел рядом с маленьким клоном. Тот никак не отреагировал.

— Эй, — сказал я. — Привет.

Взгляд на мгновение сфокусировался на мне. Клон ничего не сказал, лишь крепче прижал игрушечного медведя. Тот зашевелился и негромко проурчал:

— Обнимашки…

— Извини, что так получилось, — сказал я клону. — Ты должен был стать мной, а я тобой. Тоже хреновая перспектива, да? Но лучше, чем так сидеть и смотреть в пустоту. Верно?

Клон молчал. От него слабо пахло мылом и мочой.

— Надеюсь, ты хотя бы ничего не понимаешь, — сказал я. И осторожно взял клона за руку. Ладошка утонула в моей руке, пальцы были вялые, но, отреагировав на прикосновение, сжались.

— Может, обнимешь его? — предложил стоявший в дверях Атмананда.

Я неловко приобнял клона, даже потряс. Но ничего не произошло. Я встал и попросил:

— Подгузник ему поменяйте.

— Прослежу, чтобы внимательнее проверяли, — хмуро пообещал профессор. — Ты расстроен. Мои извинения!

— Да нормально, не бойтесь за карму, — ответил я. — Это всего лишь оболочка.

Часа два я проторчал на техническом этаже, куда обычно пилотов не пускали. Ну не любили техники наши замечания и советы, а ещё больше — просьбы чего-нибудь в истребителе улучшить и подкрутить. К тому же здесь было царство металла и жидкостей, насосов и моторов. Среди бесконечных трубопроводов, цепных конвейеров, электромагнитных и гидравлических лифтов, автоматических тележек и рельсовых транспортеров опасность подстерегала на каждом шагу. Здесь даже болванов практически не использовали, техники предпочитали работать сами, а не доверять искинам. Здесь было жарко и громко, здесь пахло и капало, шипело и трещало, звякало и гремело. Здесь техники ходили в плотно облегающих комбинезонах с отрывными рукавами, карманами и поперечными швами, чтобы можно было их сбросить в мгновение ока — частично или полностью. Ребристый металлический пол с дырками стоков покрывали выбоины и проеденные в металле каверны — словно тут стошнило бьющегося в конвульсиях «чужого» из фантастического фильма. Свет потолочных ламп казался одновременно и слишком ярким, проникая в каждую щель, и достаточно бледным, чтобы не утомлять зрение.

Здесь жили своей скрытой жизнью. Это было основание айсберга, чьей вершиной были мы, пилоты.

Я старался держаться «зеленых зон», где, теоретически, меня не должно было зацепить грузовой стрелой или затянуть в конвейер, но все равно ко мне прилип бортмеханик Мустафа, обычно занимавшийся на взлётке вторым крылом. Пару раз он хватал меня за руку, оттаскивая из опасных мест и укоризненно качал головой. Никаких указаний техникам и бортмеханикам я, конечно, не делал, глупых вопросов не задавал. Сам не знаю, зачем я полез на технический этаж, но это как-то меня успокоило. Дождавшись, пока всех «пчел», «ос» и «шмеля» проверили, отрегулировали и заправили амуницию длительного хранения, я распрощался с Мустафой, поблагодарил техников и ушёл. Меня ждал предполётный брифинг. Первый, на котором я буду стоять перед товарищами и объяснять, что нам предстоит.

Экран занимал всю стену, а зал мог вместить все три крыла. Мне выделили главный тактический штаб и никого, кроме пилотов, в нём сейчас не было. Одиннадцать пилотов «пчел», шесть пилотов «ос» и Сашка, со своим вторым пилотом и тактик-пилотом.

Двадцать один человек, если считать меня.

Я стоял перед экраном, а двадцать человек сидели в зале. Эскадрилья «ос» и команда «шершня» заняла передний ряд, наша синяя сидела за ними, красные и оранжевые третьего крыла оккупировали правый угол. Оранжевая утратила свой ровненький статус — Вонг, Валентина и Михаэль по-прежнему были почти взрослыми, а вот Рене торчал посреди них мелкий и взъерошенный, как сын полка допущенный потусить с бойцами. Среди красных самым старшим выглядел Джон, сохранивший свою шестнадцатилетнюю седьмую тушку.

— Меня назначили командовать отрядом, — сказал я. — Назовём его «отпускники». Почему я? Ну, так получилось. Сашка, извини.

— Да всё понятно, за тебя серафимы словечко замолвили, — усмехнулся он. — Ты у них любимчик.

Сашка молодец. Его реплика сразу сняла напряжение. Ребята из третьего крыла заржали.

— Полёт долгий, — я кивнул на экран. — Расположение удачное, но почти двое суток будем идти до Пасифе, Юпитер-8. Назван в честь Пасифаи, матери Минотавра… та ещё мамаша… Там сбрасываем зонды, делаем селфи, можно будет кратер какой-нибудь своим именем назвать. Время активного пролёта — около двадцати минут, перицентр проходим за пару секунд. Коррекция курса, гравитацией этого булыжника никак не воспользоваться, увы. Ещё полтора суток до Ананке, Юпитер-12. Там пролёт чуть дольше, до сорока минут, перицентр — доли секунды, одновременно пройдем мимо Праксидике, Юпитер-27.

— Ананке с Праксидике в честь кого назвали? — спросил с улыбкой Сашка.

— Богини судьбы и возмездия.

— Садись, пять.

Красные с оранжевыми опять заржали. Но Сашка вдруг обернулся, окинул их внимательным взглядом, и пилоты замолчали.

— Ну и ещё сутки после разворота, и проходим встречным курсом мимо Гималии, Юпитер-6. Проносимся, две минуты активного контакта, перицентр вообще доли секунды — и полтора суток до Каллисто. Если кому-то интересно, то Гималия была нимфой, которую поимел Юпитер.

— Вот такой он любвеобильный, — встрял Луиджи, черный-один. — Почти как я. Ответь-ка, Святослав — нафига весь этот трип?

— Прогуляться по внешним спутникам, помочь умникам. Полетать в чистых зонах. Отдохнуть.

— Я лучше на койке отдохну! Неделю хавать из соска и под себя ходить? — Луиджи возмущенно повернулся к ребятам из третьего крыла. Но те о чём-то перешептывались и его не поддержали.

— Ребята, это не приказ, — сказал я. — Это предложение. Прогуляться по системе.

— Давай, колись, — негромко велела Катя, второй пилот «шершня». — Распоряжение ангелов?

Наступила полная тишина, все уставились на меня.

— Народ, не спрашивайте, — сказал я. — Тогда мне врать не придётся. Прогулка по системе. С полным боекомплектом, конечно.

— Насколько полным? — уточнила Катя.

— Ракеты с термоядерными боеголовками захватим.

— Может побольше кинетики? — спросил Сашка с любопытством.

— Кинетику тоже, но термояд обязательно. На каждом борту.

Пилоты хмурились, явно прикидывая, что мы собираемся делать с термоядерными зарядами у внешних спутников.

Потом Катя сказала:

— Ага… Какие головки наведения?

Есть такие вопросы, ответы на которых объясняют всё.

— Оптико-телевизионные, — сказал я.

Если бы я сказал «радиолокационные» или «тепловые», было бы понятно, нам придется сражаться против маневренных кораблей. «Лазерные» говорили бы о крупных целях, вроде падших высших чинов, где важно попасть в какую-то конкретную точку. «Корреляционные» — если бы речь шла о внутренних спутниках, которые хорошо картографированы.

А так — речь однозначно шла о крупных объектах, в которые надо просто попасть.

— Я в деле, — сказала Катя. И глянула назад.

Ей было семнадцать, она была красивая и жёсткая. Если бы не летала вторым на «шершне», могла бы и сама поспорить за командование крылом. Ну уж первым в эскадрильи точно была бы.

— Так бы сразу и сказал, — пробормотал Луиджи. — И лучше вчера, я бы на ужин стейк не брал, а на завтрак сосиски…

— Сходи, попроси докторов клизмочку поставить, — посоветовал Джон, красный-два. — У них после Вонга много новых идей накопилось.

Вонг захохотал, он парень весёлый и к своим приключениям относится с юмором.

Луиджи показал Джону средний палец.

Первый-красный ответил фигой.

Луиджи выдал что-то на чистом итальянском, который я не знал, но уловил слова «куло», «мерда» и интернациональное «кретино».

Начался обычный после окончания брифинга обмен любезностями. Пилоты «ос» и красные с оранжевыми принялись высказываться в адрес друг друга. Не потому, что мы тут все грубые и невоспитанные, и даже не из-за дитячества, которое затянулось.

Просто перед боем, особенно когда предстоит что-то непонятное, нервы у всех шалят. И тут поругаться, пообзывать друг друга, самое правильное. Для этого все и учат редкие языки.

Сашка подошёл ко мне, наклонил голову, спросил на ухо:

— Чья идея с полётом?

— Моя! — сказал я таким тоном, что он явно всё понял.

— Основания-то есть?

— Ага.

Сашка кивнул и похлопал меня по плечу.

— Ты извини, что меня назначили, — снова сказал я.

— Если я всё правильно понял, тебя не назначили, а выбрали, — одними губами сказал Сашка. — Ладно. Посмотрим, что и как. Полетаем-постреляем…

Он вдруг улыбнулся и произнёс в полный голос:

— Знаешь, мне понравилась идея! Полетать просто так, для умников. На спутники посмотреть, пробы грунта взять. Ещё бы выйти, прогуляться, флажок воткнуть. Как в старой книжке, да?

— Жаль, что не получится, — ответил я.

Сашка кивнул и пошёл к выходу. Я двинулся за ним.

И в коридоре наткнулся на Анну. Она была не в форме, а в платье, синеньком с белым, чуть ниже колена, кроссовках и белых гольфах. Девчонки редко носили платья, ну в первую очередь потому, что даже утяжеленные подолы при ходьбе легко взлетают вверх, но это не запрещено и всегда красиво. Я даже прибалдел от такого зрелища, видать гормоны начали расти.

— Привет… — сказал я. — Какая ты сегодня!

Она молча взяла меня за отворот кителя и потащила за собой. Выглядело это смешно, если совсем недавно мы были одного роста, то сейчас я стал выше на полголовы. К тому же от быстрой ходьбы платье у неё за спиной взлетело до пояса.

Но мне было не до смеха.

Анна оттащила меня за угол. Я успел заметить, как следом за мной выходили черные с красными, азартно обзывая друг друга, и, конечно же, они нас заметили и расплылись в ухмылках.

Ну всё, теперь у них до вечера будет другая тема для шуточек.

— Почему я не на брифинге? — требовательно спросила Анна.

— Потому что не летишь.

— Кто подбирал команду?

Врать смысла не имело.

— Я.

— Слава, я что, плохой пилот? Тушка у меня есть, проверь!

— Я знаю.

— Так что тогда?

Если бы только я мог сказать: «я за тебя боюсь, не хочу, чтобы ты рисковала!»

Но это было бы глупостью и не правдой.

«Ты попал», — грустно сказал Боря. «Ну давай, оправдывайся, не стой как болван на зарядке!»

— Твоя эскадрилья не слётана!

— Твоя тоже! У тебя в группе солянка из первого, второго и третьего крыла! Ты что несешь?

У неё даже глаза стали мокрые. Есть девчонки, которые специально готовы слёзку подпустить, чтобы своего добиться, но Анна такого никогда себе не позволяла.

— Анна…

— Что, хочешь со своей серафимой повидаться? — она ухитрилась произнести это так, словно «серафим» было именем. У нас в третьем крыле есть пилот Серафима, над ней кто-то подшучивает, а кто-то, наоборот, считает удачей с ней летать…

— Да что ты несёшь! — возмутился я. — Какая такая «моя серафима»? Ты про…

— Я про девчонку, которую ты с Юпитера вывез! Про ангела!

— Откуда ты знаешь? — шепотом спросил я.

— Все знают, болтают тихонько!

Ну вот.

Трое могут хранить секрет, если двое из них мертвы.

— Это совсем не так! — запротестовал я. — Она вообще ангел!

Анна молчала. Думала. Ну блин, она же такая вся правильная, ни одной службы не пропускает, не может же она всерьёз подумать…

— Скажи, что ты меня избегаешь не из-за неё, — попросила Анна.

Я вдруг заметил, что она так и не избавилась от своих косичек. А ведь каждый раз после воскрешения берёт ножницы и чикает их! Когда-то давным-давно я сказал, что косички ей идут, а она ответила, что с ними летать неудобно, в невесомости болтаются, в рот лезут. И с тех пор отрезает…

— Спасибо хоть, что не врёшь, — сказала Анна. Развернулась и ушла. Подол платья взлетел у неё за спиной, но она ловко придержала его рукой.

«Боря, если хоть слово скажешь, ты мне не друг!» — подумал я.

Но Боря и не собирался. Он умный.

Глава 18

18

Сорок пять часов полёта — это очень долго, когда ты болтаешься в крошечной кабине «пчелы». Тут можно потянуться, повернуться, размять руки и ноги. Можно лечь, сесть и привстать, но в невесомости разницы нет.

Играет музыка, и в «пчеле» хорошая звуковая система, дающая чистый объемный звук. Главный экран достаточно велик, чтобы смотреть кино комфортно, а на развлекательный контент выделено пять терабайтов памяти. Вся пища жидкая, но сосок выдаёт и крепкий бульон, и топлёное молоко, и чай с лимоном, и кисель. Полетный костюм в режиме массажа разминает тело и пневматикой, и электронными импульсами.

Но хочется двигаться. Хочется простора — хоть какого-то. У нас на базе раз в месяц устраивают марафон по центральному коридору, спиралью идущему с минус пятого этажа до плюс второго. Бегут все, даже ленивые умники, которые в спортзал ходят по принуждению. Дело тут не в физической нагрузке, а именно в ощущении движения и простора.

А сейчас мы плыли в бесконечном пространстве среди звёзд. Маленький с такого расстояния Юпитер (ну, если честно, то не такой уж маленький, а побольше чем Луна с Земли) казался нарядным и не страшным. Никакой вторички, обычный системный фон, индикатор застыл в зеленой зоне.

Я поспал. Посмотрел кино. Поговорил с Джеем, потом с Сашкой. Почитал книжку. Посмотрел кино. Поел. Поспал снова. Посмотрел кино. Слушал музыку, глядя на звезды.

Надоедает всё, даже звёзды.

Я открыл командирский доступ и посмотрел на экран. До Пасифе оставалось полчаса полёта, мы уверенно сближались, догоняя ползущий по орбите спутник. Никакого подозрительного движения в пространстве не было.

Я вышел в меню радиосвязи, попрыгал по волнам.

С базы доносилась далёкая мелодия маяка. От патрулей, летящих ближе к Юпитеру, сигнал до нас не доходил, его улавливают лишь антенные поля базы. На общей волне нашей группы было тихо.

Зато шли три диалога внутри группы.

Пользуясь своим правом командира, я незаметно вошёл в первый.

Тут трепались девушки — Катя с «шершня», оранжевый-два Валентина и красная-четыре Жаклин. Мне было чуть неловко, но я успокоил себя тем, что Катя всё равно сидит в кабине вместе с Сашей и Эйно, так что совсем уж интимным разговор быть не может.

В общем, так оно и оказалось. Или нет? Девушки обсуждали моду, точнее — негласный запрет на украшения. Колечки, на самом деле, носили многие — и парни, и девушки. На это внимания начальство не обращало. Если у кого-то возникали отношения, то обычно обменивались колечками с бриллиантом или рубином и все знали, что это означает. Но носили и просто так, для красоты, только тогда без всякого камня.

А девушки обсуждали запрет на серьги. Валентина считала, что это правильный запрет, Жаклин спорила, Катя, по-моему, просто их обеих поддразнивала, а потом сказала, что бриллианты и рубины — ерунда, это же всё синтетика, которую техники килограммами в ящиках хранят. Зато настоящие изумруды, которые есть только на Земле и очень редко встречаются на Марсе, это круто. И вот если бы ей кто-то подарил сережки с изумрудом…

Я переключился. Это теперь надолго.

На второй волне парни травили анекдоты. Тут болтало, перебивая друг друга, десять человек, я послушал пару анекдотов (знакомые) и ушёл на третью.

Третья группа состояла из командира моей эскадрильи Паоло, командира крыла Сашки, оранжевого-один Вонга и красного-три Колина. Тут разговор был серьёзным.

— … я им и говорю — у меня глаз косит, — жаловался Колин. — Посмотрели, говорят — да, сбой развития, не уследили, бывает. Предложили операцию. Я пока думал — вылет, попали в замес, помните, у Европы?

— Тебя же сбили, — сказал Сашка.

— Ну да!

— Так почему косишь?

— Вот! Я в зеркало на себя смотрю — косит! Ещё сильнее! Но в другую сторону! Бегу к докторам, кричу «что за ерунда такая»? Они говорят: а мы учли ошибку и исправили! Ой, перестарались… Ну вот в следующей тушке всё будет зашибись! А пока можем прооперировать!

— Исправили? — спросил Паоло.

— Да. Между прочим, очень неприятно, когда на глазу операция.

Вонг заржал, потом сказал:

— Это ещё что. Вот у меня лет пять назад было… в своей второй тушке оказался. Полдня все хорошо, день хорошо. Хожу, ем-пью, бегаю по-маленькому. Вдруг живот стал побаливать. И я понимаю, что ещё ни разу…

Я эту историю знал, да и все знали, это был самый ужасный провал клонодельни, но послушать её всегда было весело. Вонг рассказывал хорошо, с душой, каждый раз добавляя подробностей.

— … нет, просто нет! Штаны едва натянул, бегу в клонодельню, ору на клонарей. Они в ответ — да никак такое невозможно, врёшь, мол, у нас всё было хорошо! Пришёл Атаманда, говорит: «снимай штаны». Ну, мне не жалко, снял. Девеш на своих глянул, будто убить готов, они бегают по потолку, клянутся, что всё исправят. Девеш на меня смотрит, жалостливо так, говорит: «Мы найдем решение, ты потерпи, сынок, потерпи…»

Вонг так хорошо скопировал интонации Девеша, что я невольно улыбнулся.

— Потерпи! Нет, вы прикиньте, потерпи! Прибежали доктора, потащили в томограф. Говорят — уникальная ситуация, мы на тебе диссертацию защитим. Потерпишь, говорят, пару дней, чтобы мы все хорошенько изучили? Нам бы, говорят, ещё рентген сделать, мы тебя бариевой кашей накормим. Ты, говорят, уникальную особенность приобрел! Я говорю, что пойду сейчас к морпехам, покажу им свою уникальную особенность, а пока они будут со смеху по полу валяться — украду автомат и вернусь. Ну, потащили меня в операционную…

Я вернулся на общую волну. Включил передачу.

— Отпускники, доброе утро. Все проснулись, позавтракали, умылись? Все в хорошем настроении?

Несколько человек ответили вслух, остальные вышли-вошли на волну, щелчком подтвердив, что слушают.

— Сближаемся с Пасифе, перицентр — через двадцать одну минуту. Красная эскадрилья, через три минуты начинайте маневр. Скорость плюс пять в секунду от нашей, ускорение по потребности, удаление от основной группы — две-две с половиной тысячи километров. При проходе Пасифе — сброс зондов. Порадуем наших умников.

— Принято, — сказала Хаюн, красный-один. Я почувствовал в её голосе лёгкое напряжение. — Есть какие-то общие указания?

Указаний не было. Но…

— Разрешаю немного потренироваться в стрельбе после сброса зондов, — сказал я. — По поверхности. Электронные стрельбы, разумеется.

— Может реально постреляем? — спросила Хаюн.

— Заряды денег стоят, — я сделал паузу. — И не хотелось бы попасть в облако обломков после вашего пролёта. Это же труха, а не нормальный спутник.

— Ну хоть разок? Тоже научный результат.

— Ладно, разок можно, — согласился я, подумав. — На минимальной мощности.

— А у нас весёлый отпуск, да? — пробормотала Хаюн. — Народ, я впереди, боевое построение, запускаю отсчет. Переходим на нашу волну.

— Луиджи, — сказал я. — Выдвиньте «осу» на середину между основной группой и красными.

— Принято, — ответил он. От его скепсиса на брифинге давно уже не осталось и следа.

— Остальным… расхождение в оборонительный порядок, — сказал я. — И с Богом!

Красные прошли мимо Пасифе за полторы секунды. Их скорость относительно спутника к тому моменту составляла сорок километров в секунду, а Пасифе — унылый неровный булыжник диаметром в шестьдесят километров.

На подлёте красная эскадрилья сбросила научные зонды — те включили одноразовые тормозные двигатели и стали замедляться. Красные действительно разок пальнули по спутнику, зафиксировали спектр вспышки (это пойдёт научникам), и умчались вдаль. Потом мимо прошла «оса» Луиджи.

А ещё через полминуты — наша основная группа.

Я успел бросить взгляд на темный унылый спутник, где никогда не ступала и вряд ли когда-нибудь ступит нога человека. Пока, Пасифе. Извини, что потревожили твой покой. Ты случайно нам подвернулся.

— Отпускники, спасибо за службу, — сказал я на общей волне. — Догоняем красную эскадрилью, дружно выходим в точку коррекции, встаём на траекторию до Ананке. Отдыхаем.

— Принято, — сказал Сашка. Помолчал, потом поинтересовался: — Ананке с Праксидике — та же схема?

— В целом да, — ответил я. — Оранжевые сбросят зонды. Три на Ананке, один попробуем уронить на Праксидике.

— А потом путь на Гималии?

— Точно.

— С очень-очень быстрым пролётом?

— Верно.

— Хороший план, — согласился Сашка. — Народ, кто в преф будет? После коррекции орбиты приглашаю.

— Да ну тебя! — отозвался Луиджи. — С тобой в преф я больше не сяду… Давай в бридж?

У меня замигал сигнал прямого вызова от Сашки. Его «шершень» медленно сближался со мной. Я вышел с общей волны и открыл канал. Сказал:

— В преф согласен.

— Значит, Гималии? — спросил Сашка.

— Да.

— Это точно?

— Сто процентов.

Мы помолчали. Я смотрел на далёкий кружок Юпитера. Он был вполовину меньше Луны, но куда красочнее.

— Может стоило напрямую к Гималии? — предположил Сашка. — Или прячешь лист в лесу?

— Чего? — я не сразу понял. — Ну да, можно и так сказать.

Сашка рассмеялся.

— Ладно, неважно. Я понял идею. Святослав, насчёт преферанса — всегда, но ты лучше свою эскадрилью пригласи во что-нибудь сыграть. Паоло напрягается, чувствую.

— Понял. Спасибо, — я заколебался, но всё же спросил: — А ты?

— А я перерос такие напряги, — хмыкнул Сашка. — Святик, у тебя как с тушками?

— Восьмая наготове, почти доросла. Дальше хуже.

— Ясно, — Сашка помолчал. — Ты же понимаешь свою проблему?

— Какую? — насторожился я.

— Полёт как бы инициировал ты. И если что — никто кроме тебя ни при чём, — он помолчал. — Конечно, если тебя нельзя будет расспросить.

— У меня активная тушка на базе. Жаль, что одна…

— Подстава, Славик.

Сашка отключился. «Шершень» развернулся и начал удаляться.

«Да что это он?» — мысленно спросил я Борю. «Какая ещё подстава?»

«Полагаю, Сашка думает, что все последствия спишут на тебя».

«Я понял, но это же бред!»

Я вспомнил Хуэй Фэна, Уильямса, Смирнова. Наш разговор.

«Они месяц знали о возможной базе вонючек. Ничего не делали. И вдруг начали намекать тебе, что хорошо бы устроить вылазку», — заметил Боря.

«Уильямс никогда не подставлял пилотов!» — ответил я раздраженно. «Он нормальный дядька. И Хуэй со Степаном не такие!»

«Что должно было случиться, чтобы они решили тобой пожертвовать?»

Потянувшись к соску, я глотнул. Крепкий чёрный кофе, то, что надо.

Так, допустим, наше командование узнало про базу вонючек. Но они почему-то уверены, что разрешения на атаку ангельская иерархия им не даст. Посидели, перетерли вопрос, смирились. И вдруг решили сделать так, чтобы нападение инициировал я.

«У меня есть тушка, я в любом случае вернусь», — неуверенно произнёс я. «И если что — расскажу…»

«Одна-единственная готовая тушка. Мало ли что может случиться».

«Есть еще семилетняя. И этот, оцепенелый пятилетний… Не станут же уничтожать всех, это подозрительно!»

«В них твой разум будет необратимо повреждён. Кстати, это хорошее самооправдание. Тебя даже не убьют, ты просто станешь овощем».

Я закрыл глаза, представил себе лица командования.

«Вроде не напряженные были…»

«Да. Они походили на людей, которые всё уже решили и нашли себе оправдание».

«И всё равно…» — я вдруг осёкся. «Боря, я понял! Есть только одна ситуация, в которой они бы меня подставили. Если они считают, что я уже мёртв. Что моя ложь дойдёт до ангельской иерархии и меня уничтожат».

«А если они опасаются, что вместе с тобой могут уничтожить и всю базу — даже колебаться не станут».

Да, пожалуй.

Я бы и сам не колебался.

Как жаль, что я не подумал про альтера Санту!

«Моя вина», — признал Боря. «Что будем делать?»

— Летим к Ананке и дальше к Гималии, — сказал я вслух. — Стараемся не погибнуть.

Может быть мы, всё-таки, лишнего напридумывали?

Тридцать пять часов — это слишком долго, когда ты чувствуешь занесенный над тобой меч.

Я потусил со своей эскадрильей. Мы поиграли в дурака и в бридж, начали тур в подземелья и драконы, но наш новенький, Иван, плохо вписался в команду. Я поспал и посмотрел старый сериал про Землю и подростков, которые боролись с призраками.

В призраков я не верю, но мне сейчас и надо было что-то глупое и бойкое.

Подстава?

Или всё в порядке, мы выполним миссию и…

Нет, какой же я дурак! Ничего уже не может быть в порядке. Мы пронесемся мимо базы вонючек, разнесём её в хлам вместе с планетоидом — и к нам явится ангел. Окатит благодатью и спросит, откуда взялась идея о полете к внешним спутникам. Вряд ли в этот раз я сохраню самообладание и сумею соврать. Расскажу, и этим подставлю командование. А потом ангел начнёт расспрашивать про серафима — и я признаюсь, что врал.

Даже если несанкционированное уничтожение вонючек сойдет нам с рук, враги ведь, то прямую ложь ангелу не простят.

Но я подозревал, что и за взорванный Гималии иерархия нас не похвалит. Видимо, есть ограничения в том, что нам разрешено, а что нет. Бить вонючек с мохнатками в космосе можно, уничтожать их базы — нельзя. Командование эти ограничения знает, скрипя зубами терпит, но вдруг появилась возможность их обойти.

Куда ни кинь, но выходит, что моя окончательная гибель решит все проблемы. База врага уничтожена из-за странной вылазки Святослава Морозова, который и без того, как выяснилось, не выполнил приказ ангела и соврал тому в лицо.

Тогда выходит, что на Каллисто я никак не вернусь? Ни тушкой в клонарне, ни чучелом в истребителе.

Но если мы вынесем врага чисто, и я выживу?

Наверное, что-то случится с моей «пчелой»?

«Святослав, мы обязательно что-нибудь придумаем» — сказал Боря. «У нас есть время. До Гималии ничего не случится. В конце концов…»

Да, у меня был туз в колоде.

Наверное.

Я же спас серафима. Спас Элю.

И, конечно же, мы расстались не просто так. Джея мы ожидали долго и много о чём успели поговорить…

«Попроси у искина лимонного сока!» — сердито сказал Боря.

«Зачем?»

«Больно много лыбишься!»

— Очень смешно, — сказал я, но улыбаться перестал.

Да, у меня есть неожиданная карта и я, конечно же, ею сыграю. Главное — сделать это вовремя.

Я включил канал связи со «шмелем» и спросил:

— Четвертый в преф нужен?

Ананке — такой же булыжник, как и Пасифе, только совсем уж мелкий, меньше тридцати километров. Вместе с ним летит целый рой обломков поменьше. Наша траектория должна была пройти рядом с Ананке, а потом мы на сходящемся курсе пролетали крошечный семикилометровый Праксидике.

Скажу честно, если приближение к Пасифе вызвало у команды энтузиазм, то сейчас восторгов не было. Мы провели в полёте уже почти четверо суток. Жидкое питание надоело. Костюмы у всех работали нормально, но тело устало. Как и все, наверное, я несколько раз выбирался из костюма и обтирался влажными бактерицидными салфетками. Но хотелось не салфеток, а нормального душа. И хотя бы маленькой силы тяжести…

— Ребята, мы на полпути, — пытался я воодушевить пилотов. — Представляете, какой бесценный вклад в науку вносим? Во всех энциклопедиях про нас напишут!

— Ура, — скучно произнёс Луиджи. — Кто у нас самый меткий? Кто не промажет зондом по Праксидике?

Этот вопрос вызвал хоть какой-то энтузиазм.

— Пускай Валентина нацелится на Праксидике, — решил Вонг, оранжевый-один.

— Принято. Оранжевые, выдвигайтесь, — скомандовал я. — Луиджи, ты опять на «осе» пойдёшь между оранжевой и основной группой. Давайте потренируемся? Отрабатываем атаку на планетоид.

— Палить не будем? — кровожадно спросил Вонг.

— Один выстрел, снять спектрограмму, — согласился я. — Не надо дразнить Ананке, это же «судьба».

— Или неизбежность, — заметил Луиджи.

Оранжевые начали ускорение. Четыре пары ярко-синих звёзд — выбросы двигателей, стремительно пошли вперёд. За ними чуть медленнее двинулась «оса» с Луиджи и его вторым пилотом, Пьером.

Хоть Ананке и мал, но траектория давала нам больше времени на сближение. Это сам пролёт мимо крошечного спутника займет меньше секунды, а приближаться мы будем минут пятнадцать.

— До перицентра восемь минут. Расстояние меньше пятнадцати тысяч километров. Наблюдаю спутник в оптику, — сообщил Вонг. — Черная фигня, беспорядочно вращается…

Запинка была секундная, но мы все её ощутили.

— Видел проблеск на поверхности, — очень спокойно сказал Вонг. — Будто металл. Прошу разрешения на активную радиолокацию.

— Разрешаю! — крикнул я в общий канал. И тут же заорал: — Отставить!

Активно работающий радар — это знак врагу, что он обнаружен.

Но…

Ананке?

Какого демона?

База вонючек на Гималии!

Может быть, там нет никакой базы? Металлическая жила, какой-то обломок…

«Не тяни!» — тревожно крикнул Боря.

— Боевая тревога! — я вновь вышел на связь. — Активировать оружие, ракеты с предохранителей! Оранжевые, ракетный удар по Ананке и маневр уклонения, Луиджи — доработай термоядом при необходимости! Синие, красные, черные — расхождение, огонь по ситуации, готовьтесь выпустить щенов!

— Готовность к ракетному удару, — в голосе Вонга всё же мелькнуло лёгкое сомнение. — Ждем приказ к нанесению!

— Огонь! — сказал я.

На экране от вышедших вперёд оранжевых стремительно ушли вперёд восемь ракетных сигнатур. В движении они рассыпались блестками ложных мишеней, ускоряясь со скоростью, которой наши человеческие тела просто не выдержали бы. Оранжевая эскадрилья, чьи сигнатуры тоже раздвоились — истребители сбросили имитаторы — начала разлетаться в стороны.

Уходили от Ананке и мы. Скорость и траектория не позволяли нам, разумеется, увернуться полностью. Но мы, как могли, удалялись от зловещей каменюки.

Впереди и слева, где ожидал нас Ананке, ярко блеснуло. Истребитель Валентины замерцал на экране и исчез.

— Фиксирую лазерное излучение со спутника Ананке, — сообщил искин. — Контакт с оранжевым-два потерян.

— Второй потерян! — крикнул Вонг.

Во тьме засверкало. Лазерные лучи видно лишь в кинофильмах, это взрывались запущенные ракеты и ложные мишени. Крошечный Ананке палил лазерными импульсами по приближающимся ракетам и истребителям. На миг пискнул индикатор вторички и выполз в начало желтого сектора — рядом со мной прошёл поток излучения.

— Третий потерян! — доложил Вонг.

Невозмутимый искин подтвердил:

— Контакт с оранжевым-три потерян.

До Ананке им оставалось ещё не меньше девяти тысяч километров! Я до боли сжал кулаки — сделать ничего было невозможно, палить ракетами на таком расстоянии бессмысленно, наши маломощные пушки и лазеры тоже не помогут.

Оранжевая эскадрилья обречена.

И в этот миг одна-единственная ракета оранжевых проскочила сквозь заградительный огонь.

Впереди набух огненный шар, фонарь кабины затемнился.

Ананке исчез.

Это была не та чудовищная торпеда, которой Анна стреляла на Юпитере. Обычная ракета «пчелы» с термоядерной боеголовкой малой мощности.

Но Ананке этого хватило.

Спутник просто смело, сдуло, будто грязный снежок.

А на экране проявилась яркая металлическая структура, до того скрывавшаяся под поверхностью. Полукилометровый многослойный диск.

— Вонг, доклад! — сказал я.

— Огонь со спутника закончился, — ответил Вонг. И, с неожиданным юмором, добавил. — Вместе с самим спутником. Фиксирую облако обломков. Фиксирую металлический объект искусственного происхождения. Объект явно повреждён. Фиксирую утечку воздуха в нескольких местах.

— Наши потери?

— Второй-оранжевый, третий-оранжевый. Валентина и Михаэль. У меня отключился правый двигатель. Вероятно, задело обломком. Рене каким-то чудом увернулся.

— Расходитесь с облаком?

— Да… пожалуй. Не влепитесь в него!

— Спасибо, уже не влепимся, — я мельком глянул на экран — искин послушно отрабатывал уход в сторону. Вроде как все наши уходили из опасной зоны.

Всего две «пчелы» потеряны? Это нам повезло.

— Может зонды на железяку скинуть? — спросил Вонг. — Вдруг получится? У них явно всё плохо, никаких признаков жизни.

Я даже не колебался.

— Отставить зонды. Луиджи, влепи в эту дрянь термоядом. Вонг… тяжелые ракеты остались?

— Одна.

— А пошли её в Праксидике, — попросил я. — На всякий случай.

— Да с удовольствием, — ответил Вонг. — Возмездие!

Я решил, что зря недооценивал его чувство юмора.

— У меня обе целы, — проявился в эфире Рене, оранжевый-четыре.

— А ты свои побереги, — посоветовал я.

Глава 19

19

Хотел я или нет, но теперь требовалось объясняться. Мы скорректировали курс и шли навстречу Гималии, сближаясь с ней со скоростью почти девяносто километров в секунду. Пасифе и Ананке вращаются (хотя про Ананке стоит говорить «вращалась») в обратном направлении, по ретроградным орбитам. Гималия вращается в прямом, как и Каллисто, и большинство спутников.

Несмотря на чудовищную скорость сближения, лететь нам предстояло сутки. И, разумеется, все ждали объяснений случившемуся.

«Не тяни», — посоветовал Боря. «Лучше будет, если сам скажешь».

Я включил общий канал.

— Ребята, мне надо кое-что вам объяснить.

В эфире послышались щелчки — пилоты подтверждали приём.

— На самом деле там, на Юпитере, у меня был серьезный разговор с серафимом…

— Да все знают, — вставил Джон. — Ты приземлился на серафима и встретил ангела. Девчонку. Вывез её с Юпа.

— Все знают? — чуть помедлив спросил я.

Пилоты зашумели, подтверждая. Я готов был поклясться, что в «обществе мертвых пилотов» присутствовали лишь четверо. Но знали уже все.

Вот тебе и секретность.

— Она сказала мне, что база вонючек на внешних спутниках, — сообщил я.

«Да ты тот ещё врун!» — восхитился Боря. «Валишь всё на серафима!»

— Вот я и решил, что мы нанесём удар, — упрямо продолжил я. — Только мне показалось, что база на Гималии. Может я ошибся. А может их две.

— А начальство не знает? — спросила Катя.

— Они бы не рискнули разрешить такое, — уклонился я от прямого ответа.

— И что теперь? — поинтересовался Сашка.

— Я не могу приказывать. Мы разнесли одну базу, и я считаю, это правильно. Вонючки вместе с падшими нас атаковали. Сколько ребят погибло! А сколько морпехов и клонарей! Но, наверное, на Гималии расположена ещё одна база. Я попробую ударить по ней. Кто хочет — продолжаем полёт. Или можете рассчитать маневр и идти напрямую к Каллисто.

Несколько секунд было тихо, потом Катя резко спросила:

— Да что тебя тревожит, Свят?

— Ангелы должны знать о базах вонючек в системе, — сказал я. — Но они нам ничего не сказали. Неизвестно, какая будет реакция.

— Так она всё равно будет, — рассудила Катя. — Мы уже атаковали.

— Согласен, — сказал Сашка.

— Да о чём тут вообще говорить? — возмутился Иван. — Мог бы и сразу предупредить, аккуратней бы шли.

— Он же не знал про Ананке! — напомнил Паоло.

— Тогда продолжаем полёт, — решил Сашка. — Исходим из того, что на Гималии нас тоже ждут. Докладывать на базу будешь?

Честно говоря, я бы не докладывал. Но Валентина и Михаэль уже на Каллисто.

— Доложу, — сказал я. — Тогда отдыхаем, готовимся к сближению с Гималии. Исходим из того, что теперь про нас знают и будут поджидать. Всем отбой на восемнадцать часов, кроме черного-один, прошу вести наблюдение. Паоло и Александр, в приватный канал, посоветуемся.

Минут двадцать мы обсуждали стратегию. Александр, конечно, к роли лидера группы был подготовлен лучше. Мы обсудили несколько схем боя, ни на одной не остановились, едва не поругались и решили сделать паузу. Потом я записал и отправил на Каллисто сообщение. Что бы я ни думал о командовании, в каких подставах их не подозревал, но говорить об этом не собирался.

Ответ пришёл через четверть часа: «Продолжайте полёт, докладывайте об обстановке». Так что я с чистой совестью поел (искин выдал мне порцию овсяного киселя и какао), отстегнулся, раскрыл костюм и раскинулся в кабине поудобнее. Притушил свет.

Истребители мчались в пространстве — тёмные, безмолвные, почти незаметные для взгляда. Двигатели были выключены, вступила в свои права невесомость. В космосе не бывает тишины, всегда работают какие-то агрегаты корабля, но я давно научился не замечать этот шум. Так что мне казалось, будто бы мы плывём в безмолвии, затерянные в бесконечности, никем не видимые и никому не нужные.

Я вдруг подумал, что был бы готов лететь так вечно.

Все вокруг — мои друзья.

Наше крыло я знаю всю жизнь, сколько себя помню. С детского сада, с общих спален, с игровых комнат, классов и спортзалов, с редких прогулок по Луне в смешных ярких детских скафандрах, с симуляторов полёта и боя, с крошечных корабликов-истребителей, на основе которых потом построили боты для щенов. С игр, ссор и примирений, соревнований, экзаменов, первых патрульных вылетов. Потом была станция Марс-Интер, потом марсианская база «Аэлита» и космодром «Большой Сырт»… потом Каллисто. Мы подружились с первым и третьим крылом, мы ругались и влюблялись, умирали и воскресали. У нас были друзья среди взрослых — пилотов и морпехов, врачей и техников. И были те, кого мы недолюбливали, кого за дело, а кого из детской вредности. Вспыхивали романы и романчики между теми, кто старше. Случались скандалы, когда отношения завязывались между пилотами и взрослым персоналом, после чего отгребали по полной все. Мы получали награды, благодарности, выговоры, а порой сидели на гауптвахте и понижались в звании. Два десятка пилотов уже были причислены к лику праведников и блаженных католической и православной церковью, а ещё десяток признали в исламе шахидами. В нашу честь называли детей, теплоходы и даже какие-то рок-группы. На наших банковских счетах цифры давно стали семизначными, но нам некуда было тратить эти деньги. Виктор с третьего крыла как-то купил механические швейцарские часы-турбийон, стоившие чудовищных денег, и стал носить их в вылетах. Но оказалось, что в невесомости часы безбожно врут.

Мы знали друг друга как облупленных. Все шутки и все жалобы. Все достоинства и недостатки. Слабые места и редкие таланты. Каждый из нас, уж если честно, мог бы подначками довести до слёз или опозорить, припомнив старые истории, любого пилота.

Но мы были семьёй.

Никто, кроме обидевшегося за дело Джея, не допытывался у меня, что же всё-таки случилось на Юпитере. Хотя все, уверен, что-то подозревали. И когда я рассказал правду, никто и виду не показал, что узнал её.

Мы — семья.

Мир вращался вокруг нас — мир базы на Каллисто, а нам казалось, что мы в центре всей Вселенной. Мы спорили, что станем делать, когда вернёмся на Землю, но никто не признавался, что боится этого возвращения.

Мы говорили по видеосвязи с матерями и отцами, братьями и сестрами.

И все, наверное, догадывались, что на самом деле никаких родных у нас нет — кроме нас самих.

Я готов оставаться здесь вечно, в крошечной кабине «пчелы», в воздухе, пропахшим моим телом, с летящими за безвоздушной бездной пилотами. Я готов умирать раз за разом, если смогу снова их увидеть.

Но ведь и этого нам не дано!

Наши друзья гибли на тренировках — пока были ещё слишком малы, чтобы пользоваться квантовой запутанностью. Было несколько случайностей, когда она не сработала… лишь теперь я вдруг задумался, а действительно ли случайности были случайны? Налёт падших на базу унёс жизни ребят, которых я прекрасно знал. Бедняжка Хелен сошла с ума, можно сказать, что её тоже больше нет…

Значит, мы всё-таки умрём. Рано или поздно. Так или иначе. Исполняя свой долг. Все до единого.

И ведь неважно, если честно, помогаем ли мы благим ангелам сражаться с падшими ангелами, или суетимся в интересах хитрых притворщиков-пришельцев. Совершенно неважно! Сражаясь, погибая и воскресая, мы покупаем мир для Земли. Позволяем каким-то другим, настоящим мальчишкам и девчонкам расти, учиться, строить планы на будущее.

Какая разница, кто они, ангелы и демоны?

Мы служим людям!

Мы та дань, которую платит Земля.

— Я дурак, да, Боря? — спросил я.

«Почему?»

— Все давно это поняли, — сказал я. — Сашка точно понимает, чую. И Эрих. И Катька. И…

«Многие, наверняка», — ответил Боря. «Но не все, поверь. Дитячество — оно такое… вроде память и не стирает, но ум отшибает».

— Потому нас и откатывают до двенадцати лет? — спросил я. — Позволяли бы мозги, так семилетними бы в бой бросали.

«Ага», — подтвердил Боря. «Есть такая мысль… Слава! Ты бы связался с Анной…»

— Она обиделась, — вздохнул я. — И правильно.

«То, что ты влюбился в серафима, хе-хе», — Боря очень натурально изобразил смех, «это скорее смешно, чем обидно».

— Да уж… — сказал я.

Чего уж стесняться альтера, он знает все мои мысли.

Ужасно несправедливо, что я не знаю его.

«Девчонки такого не любят, да…» — Боря вздохнул. «Но Анна простит. А ты бы с ней поболтал всё же! На предмет твоего возвращения. И седьмой тушки».

Сердце у меня зачастило.

— Я не хочу её впутывать. И это всё только догадки.

«Поговори с ней, Слава» — с напором сказал Боря. «Ты же за меня в ответе! Сам помрёшь, так это твоё дело, а меня с собой утащишь…»

— Ладно, — сказал я, глядя в звёздчатую черноту над фонарём. — Подумаю. Тут аккуратно надо.

«Само собой», — поддержал Боря.

Я потянулся к соску, сделал глоток и поморщился. В воде угадывался горьковато-мятный привкус мелатонина. Искин разумно предположил, что мне надо поспать. Но я не хотел, лучше я подумаю…

Мир вдруг закружился, исчезая.

«Накрывает!» — с восторгом выкрикнул Боря.

И меня накрыло.

Я был в зиме!

Первая, самая главная мысль была именно такая — я в зиме!

Холодный воздух, чистое голубое небо, повсюду снег, вдалеке — какие-то домики с яркими красными крышами, в другой — лес, суровый и мрачный, деревья заснеженные, без листьев. Солнце клонилось к горизонту и словно тонуло в белесой дымке.

В руках у меня были палки с ремешками на конце, на ногах длинные цветные доски. Я стоял на продавленной в снегу колее.

«Дурачина, это лыжи и лыжные палки!» — сказал Боря, явно гордый своими знаниями. «Ты на лыжне!»

Я даже огрызаться не стал. Я смотрел вперёд, видел ещё одного себя и ни черта не понимал!

Передо мной, на таких же лыжах, в черно-синей куртке, теплых штанах и вязаной шапочке стоял… я сам?

Такой же, примерно, каким я должен сейчас быть! Лет двадцати! Молодой, но с небольшими усиками, да и лицо уже совсем не дитячье.

Что это, как это?

— И как прошло? — спросил другой я.

Я воткнул палки в снег. Снял толстые перчатки, достал пачку сигарет.

— Матери наябедничаю, — другой я вроде бы улыбнулся, но явно не одобрял мои действия.

— Курсанту не стоит жаловаться на старшего по званию, — ответил я, поджёг зажигалкой сигарету и закурил.

Я был настолько ошарашен, что даже не обратил внимание на мерзкий вкус.

— А я гражданскому лицу, — молодой я улыбнулся. — Папа, ну ответь?

Вот оно что! Не клон! Это мой сын!

Ну, не мой, конечно. Его…

— Ничего особенного, — сказал я. — Толстой иглой взяли кусочек мышечной ткани. Врачи сказали, что могли бы обойтись и выдранным волоском. Как я понимаю, в случае мёртвых пилотов иногда так и делали — могилы не сохранились, но нашли пряди волос…

— Мёртвых? — парень поморщился.

— Ну да. Величайшие асы всех времён и народов. Начиная от «красного барона» Манфреда Рихтгофена, Эриха Хартмана, Ханса Марселя…

— Немчура. Фашисты!

— Ну что поделать, — сухо сказал другой я, затянулся. — У них было полно хороших лётчиков. Там вместе и наши, и американцы, и японцы…

— Пап!

— Что, Борька?

«Ха!» — сказал Боря. «Ха-ха-ха!»

— Ты его видел? — спросил сын.

— Нет, — сухо ответил я. — Ему сейчас три года. Он на Луне. Учится. Всё хорошо.

— Меня тоже отправил бы и не вспоминал?

Я втоптал окурок в снег. Посмотрел на сына.

— Я тебя не отправлял и это вообще не обсуждалось. Им нужны лучшие пилоты! А ты птенец, курсант! Ещё посмотрим, как…

— А если бы велели?

— Отправил бы, — сказал я. — Если бы потребовалось. Я и сам просился, но нужны те, кого тренируют с самого рождения.

— Даже не знаю, пап, горжусь я тобой или презираю, — внезапно сказал сын.

Моя рука дёрнулась… и повисла в воздухе. Я неловко взмахнул ей, глядя в глаза сына.

Кажется, он ожидал, что я его ударю. Даже хотел этого!

Кажется, тот «земной я» сам не понимал, почему остановил руку. Ну да, это ведь я его остановил.

— Ты ведь понимаешь, что идёт армагеддон? — пробормотал «другой я».

— Никогда не замечал в тебе религиозности!

— Ангелов видел?

— Достаточно, чтобы в Бога не верить, — зло ответил сын.

Развернулся и широким шагом пошёл по лыжне.

— А я верю… — тихо сказал «земной я» и пошёл по лыжне за сыном. — И вспоминаю. Каждый день. Каждый час…

Я открыл глаза и уставился в прозрачный титан фонаря. В шестиугольных сотах слабо отсвечивали огни пульта, угадывалось даже моё отражение — бледное, тощее, жалкое. Тихо урчал кондиционер. Где-то за спиной всхлипывал насос.

«А ему нелегко приходится», — заметил Боря. «Или лучше сказать 'тебе»?

— Ему. Я — не он.

«Да. Но вы похожи».

— У него есть жена, — сказал я. — И, как минимум, сын.

«Может, и внуков полно. Сейчас моему тёзке лет сорок. Забавно, что его зовут Боря! Наверное, тебе нравилось имя?»

— Я тебя назвал Борей, потому что ты зануда, — огрызнулся я.

Посмотрел на часы.

Ого. А я ведь спал. Почти семь часов.

«Мне не нравится, что ты его не ударил, Слава»

«Почему?»

«Потому что семнадцать лет назад летчик Святослав Морозов должен был влепить пощечину нагрубившему сыну. Тот сознательно нарывался, ты же видел?»

«Ну и пусть нарывался. Я с ним согласен».

«Но ты изменил прошлое».

— Чушь! — сказал я. — Это мелочь! Ничего не изменилось!

«Может да, а может и нет. Вдруг мы стали другими, но не замечаем этого? Если нас швыряет в прошлое, то лучше…»

— Ладно, ладно, я понял! — огрызнулся я. — Больше не буду.

Я обхватил губами сосок, выцедил пару глотков кофе.

Мы летим. Все в порядке. Гималия приближается. База молчит, выжидает.

Мне надо поговорить с Анной.

Это совершенно нормально, когда пилоты на патрулировании выходят на связь с друзьями или подругами. Вначале пустая болтовня официально не рекомендовалось (демаскировка, трата энергии и ресурсов аппаратуры, отвлечение от выполнения боевой задачи). Но очень быстро командование поняло, что девяносто девять процентов времени пилоты в своих истребителях спят, читают, смотрят кино и скучают. А связь по направленному лучу не так уж и демаскирует истребитель.

Никаких распоряжений не было, но мы быстро заметили, что общению больше никто не мешает. Может и группа психологов к этому приложила руку — одно дело смотреть за нашим поведением и подслушивать случайные разговоры, а совсем другое — записывать откровенные диалоги.

А уж в пустоте всегда тянет на откровенность.

Я послал запрос и минут пять ждал, откликнется Анна или нет. Всё-таки расстались на нервах.

Может быть, она и не ответила бы. Если бы к тому моменту не поговорила с Валентиной.

Экран засветился. Анна сидела на кровати, в розовой дитячьей пижамке. Точно, у них сейчас ночь. Слабый свет падал сбоку, от лампы на столе. Я вдруг заметил, что одна косичка у неё криво отрезана… а другая нет! Будто она на эмоциях чикнула одну, а потом передумала.

— Привет, — сказала она.

— Привет, — ответил я. — Тебе идёт. Я про косичку.

— Если хочешь спросить про косички, я одну отрезала назло тебе, а потом решила, что ты того не стоишь.

Сигнал между нами шёл секунд тридцать в каждую сторону.

Так что я улыбнулся и помолчал, пока она не выслушала мою реплику и не улыбнулась в ответ.

— Извини, пожалуйста, — сказал я. — Ты же понимаешь, меня благодатью ушибло. И вообще все мужики — сволочи. Даже маленькие.

Анна подождала, потом кивнула.

— Вот про сволочей — совершенно верно. Что за дичь у вас случилась?

— Валентина же рассказала? — спросил я. — Мы напоролись на базу вонючек. Представляешь, они сидели на Ананке. Был короткий бой, но нас не ждали. В общем — мы разнесли там всё в пыль. Прикинь, у них база, очень похожая на нашу, мне так показалось!

Анна выслушала и кивнула.

— Понятно. Легко отделались… А на Гималии никого нет?

— Да откуда же мне знать? — я развёл руками.

— И впрямь — откуда тебе знать… — протянула Анна.

— Мне про внешние спутники сказала серафим.

И да, это была чистая ложь, но раз уж я начал врать…

— Не боишься про это говорить? Ещё обидится, — Анна прищурилась. — Мужики сволочи, а женщины — злопамятные!

— Она не женщина, она ангел, — я вздохнул. — К тому же она сказала: «Святик, если что — вали всё на меня. Всем же понятно, что ты не мог ослушаться серафима!»

А вот это была чистая правда. Именно так она и посоветовала, когда мы ожидали Джея…

— Понятно, — Анна стала перебирать свою единственную косичку, пристально глядя на меня. — Начальство ходит офигевшее… явно думают, отзывать вас или нет…

— Скоро уже поздно будет, не успеем отвернуть. От иерархии никто не прилетал?

— Нет.

— Я по тебе скучаю, — сказал я. — Хочу до тебя дотронуться.

И это тоже было правдой.

Но не всей.

У меня сейчас работала верхняя камера, Анна должна была видеть и меня, и экран со своим изображением.

Так что я медленно провёл рукой по экрану, поглаживая её лицо.

Длинное движение… короткое… длинное… короткое… длинное…

Тире-точка-тире-точка-тире.

«Внимание!»

Древний, как мультяшный пилот Красный Барон, который, оказывается, существовал на самом деле, и звали его Манфред Рихтгофен, сигнал азбуки Морзе.

Вспомнит она или нет нашу дурацкую выдумку: выучить азбуку Морзе как секретный язык?

И соотнесёт ли мои движения с сигналом?

Её пальцы заскользили по косичке. Постукивали по ней. Две точки, два тире, две точки.

Вопрос.

Она поняла!

Вот только я не рискну больше ничего отстукивать-рисовать. Тогда уж точно все поймут.

— Ты не волнуйся, — сказал я. — В конце концов тушка меня ждёт. С ней же всё в порядке?

Анна смотрела на меня через одиннадцать миллионов километров.

— Что с ней сделается, — ответила она. — Только если погибнешь, будешь опять мелкий и противный. А то вымахал… у тебя волосы под мышками, между прочим!

Она захихикала, когда я торопливо застегнул костюм. Но глаза у неё не смеялись.

Анна поняла.

— Будь осторожен, — сказала она строго. — Тебе ещё влетит за то, что сразу правду не доложил. Ты же понимаешь, Славик? Ты устроил боевую вылазку, обманув начальство! Бедный полковник Уильямс! Бедный Хуэй Фэн!

— Победителей не судят! — бодро ответил я. — Дальше Сатурна не сошлют!

Я помолчал ещё мгновение и добавил:

— Очень хочу тебя увидеть. И очень рассчитываю на твоё понимание.

— Подумаю, — сказала Анна. — Может и прощу.

Она слабо улыбнулась.

— Хотя это будет сложно… Пока, Славик. Хорошо, что позвонил.

— До встречи на Каллисто, — сказал я и выключил связь.

Я сделал всё, что мог.

«Согласен, но мы не знаем, хватит ли этого» — заметил Боря.

Альтер у меня вроде как умный. Но это не мешает ему периодически изрекать банальности серьезным тоном.

Глава 20

20

Если бы я не видел видеозапись, точно подумал бы, что руководство ошиблось и база вонючек с самого начала была на Ананке. Но перепутать два спутника — это даже для технического персонала тяжело. Значит, баз две. Одну мы уничтожили, а на второй нас, наверняка, ждут.

Мы уже полчаса спорили в компании Сашки, Паоло, Луиджи, Вонга и Хаюн. Понятное дело, что вместе с Сашкой разговор слушала его команда — Катя и Эйно, а с Луиджи в «осе» летел Константин. Но они в разговор не встревали.

Вонг стоял за прежнюю схему, предлагая отправить его с Рене первыми в качестве приманки, следом пустить «шершня» как лакомую цель и красную эскадрилью — чтобы нанесли ракетный удар. А уже затем пойдут «осы», которых станем прикрывать мы, синие. У них и будет основной шанс уничтожить Гималии.

Сашка и Луиджи этот план раскритиковали. Луиджи даже сравнил его с теми дурацкими фильмами, где врага вначале атакуют малыми силами, потом высылают отряд побольше, потом ещё больше, давая время противнику приготовиться к каждому сражению. Луиджи стоял за быстроту и натиск. Мы должны были навалиться всем скопом, как отважные римские легионеры, устрашая врага и сметая его защиту! Сашка к приведенным в пример легионерам отнесся с сомнением, но тоже стоял за массированную атаку.

Паоло натиск одобрил, но предложил разделиться на две одновременно атакующие группы.

Хаюн предложила пустить вперёд все оставшиеся «пчелы», чтобы вызвать по ним огонь, ударить ракетами с максимальной дистанции, а потом, сколько сможем, прикрывать идущих вторым эшелоном «ос», чтобы те нанесли окончательный удар.

Я слушал и думал про то, что все смирились с гибелью. Основания, конечно, были. Но мы ко всему ещё и устали. Мгновенная, безболезненная и временная смерть никого не пугала. Закрыл глаза — открыл глаза. Пусть снова дитячество, но ты на базе. Есть хоть слабое, но притяжение, нормальная еда, душ, кровать…

— Сделаем иначе, — сказал я.

Все замолчали.

А потом Сашка произнёс:

— Твоя операция. Командуй.

— Нас наверняка будут ждать, — сказал я. — И количество, скорее всего, знают более-менее точно. Плюс-минус.

— И кто будет этим минусом? — спросил Сашка. — Может Вонг? Его «пчела» всё равно повреждена, маневренность снижена.

— Нет, — сказал я. — Наоборот. Я бы предложил ещё паре «пчел» отключить один двигатель. И, к примеру, имитировать утечку топлива в момент приближения к спутнику.

— Можно стравить, — согласился Вонг. — Можно слегка разгерметизировать кабину, чтобы воздух выходил.

— Тогда идём группой, как предложили Саша с Луиджи. Все, кроме Рене. У него обе тяжелые ракеты целы, их хватит. Рене отстанет от группы, потом резко ускорится — чтобы сблизиться с нами примерно в районе Гималии. И выключит всё — двигатели, радар, лидары, любые активные датчики. Если расстояние от основной группы будет достаточно большим, есть шанс, что его заметят не сразу. Начнется бой, а он максимально сблизится и нанесёт удар. Тогда если массированная атака не сработает, у нас будет ещё шанс.

— Маленький такой, — усмехнулся в эфире Вонг.

— Справится Рене? Как он вообще, оклемался?

— Да нормально он, — твёрдо сказал Вонг. — Хаюн, ты как считаешь?

— Его это порадует, — согласилась Хаюн. — Ты это давно запланировал?

— Да, — сказал я. — Открывайте тактические экраны, набросаем построение…

Я абсолютно уверен, что это был лучший план, хотя бы исходя из законов небесной механики, неуклонно ведущих нас к Гималии. У нас не было запаса хода, чтобы зайти с иного курса, поднырнуть или подняться над орбитальной плоскостью спутника. Мы могли лишь ускориться или замедлиться. Идти волнами — точно не вариант, навалиться всем скопом — куда лучше. А иметь припрятанный козырь всегда хорошо.

Так что мы образовали в пространстве обращенный к Гималии диск из кораблей. По ободу — «пчелы», дальше «осы», в центре «шершень». Чтобы придать этому построению какой-то таинственный смысл, «пчелы» вращались по часовой стрелке, «осы» против, ну а «шершень» то разгонялся, то притормаживал. В десяти минутах хода за нами, сокращая расстояние, летела «пчелы» Рене, как мы надеялись — никем не замеченная. Время от времени один из истребителей сбрасывал маленькую порцию топлива или газа — мы летели в окружении сверкающих застывших льдинок.

Если бы я увидел такие таинственные и ничем не обоснованные маневры, я бы точно задумался. А вдруг наши корабли все вместе образуют какое-то супероружие?

К сожалению, супероружия у нас не было.

А к ещё большему сожалению, база на Гималии действительно была, она подготовилась к бою и не собиралась обороняться одними лишь пушками с поверхности.

— Наблюдаем множественные цели вокруг Гималии, — сообщил Саша. Радары «шмеля», конечно, были посильнее наших. — По сигнатурам — истребители и заградители вонючек.

— Много? — совсем не по-уставному спросил я.

Он помолчал секунду, а потом так же неформально ответил:

— Нам хватит. Около сотни. Славик, почему мы об этом не подумали?

Я посмотрел на экран, куда «шершень» передал изображение.

Да, хватит.

— Потому, что у Ананке их не было, — ответил я. Мысленно добавил: «Потому что на видео, что мне показали, тоже ничего не было. Но ведь Смирнов говорил, что какой-то „мусор“ они наблюдают! Говорил!»

— Значит, возвращаться будем экспрессом, — философски решил Саша. — Ну ничего, я на другое и не рассчитывал.

«А я рассчитывал» — мрачно сообщил Боря.

«Без паники», — попросил я. Размял пальцы. Приложился к соску. Искин всё уже понял — водичка стала приторно сладкой и с тонкой горечью стимуляторов.

— Ребята, готовимся, — сказал я в общий канал. — Через час встречаемся на Каллисто. Последнего все качают и кланяются!

— Это буду я! — пообещал Вонг. — Будете звать меня Великий Желтолицый Император!

Вонгу стали объяснять, как его назовут. А я тем временем разбудил щенов — большую часть пути они дремали под транквилизаторами, снял блокировку с ракет, ещё раз посмотрел на экран.

Нас заметили — половина вонючек начала движение навстречу. Ещё половина осталась у Гималии. Всё-таки опасаются, ждут какой-то уловки.

Девять «пчёл» и три «осы» против полусотни вражеских истребителей. Никакушный расклад.

В бою один на один «пчела» сильнее истребителя вонючек, но, когда сходишься один к пяти, шансы стремятся к нулю.

Ладно. Нам важно не уничтожить все корабли, а всадить одну-единственную ракету в Гималию.

— Выпускаем щенов, задача на охранение, — сказал я. — Залп кинетикой по группе перехвата, каждый по одной ракете, когда скомандую. Луиджи, ты добавь один термояд в центр их группы. Дальше по ситуации. Основная цель — Гималия.

В эфире защелкало.

Я представил, как ребята морщась пьют боевую химию, наводят ракеты, дают последние указания искинам…

— По моей команде, на раз. Десять… девять… восемь…

Обычный наш бой похож на схватку охранников каравана с набегающими разбойниками. Мы пристраиваемся к конвою, который ведёт кто-то из ангельской иерархии, летим рядом, сколько хватает топлива. Если на конвой нападают падшие, мы пытаемся по мере сил помочь ангельской иерархии. Если падших сопровождают вонючки и мохнатки, мы связываем их боем, кружим вокруг грузовых кораблей, а враг наскакивает, улетает, перегруппируется и снова кидается в бой. Вонючки неутомимы, никогда не отступают и бой длится, пока одна сторона не гибнет.

Если же мы в свободном поиске и обнаруживаем конвой падших — то сопровождаем его. Обычно вскоре появляется кто-то из ангельской иерархии (без ангелов нападать на конвой — самоубийство). Ангелы вступают в схватку с падшими, мы набрасываемся на вонючек.

Но сейчас ситуация была совсем иная. Нам нужно было прорваться сквозь заслон и ударить по Гималии. Мы сходились как две группы средневековых рыцарей на ристалище.

Всё кончится, так или иначе, за считанные секунды. У нас не будет времени и топлива чтобы разворачиваться и вновь атаковать базу.

Мы дали залп и в ту же секунду вонючки ударили в ответ. Экраны зарябили сигнатурами, ракеты сбрасывали имитаторы и ловушки, истребители маневрировали. Скорости требовались такие, что я даже не пытался управлять, отдав командование искину.

Пространство вращалось вокруг корабля, костюм разбух, пережимая тело. В глазах то и дело темнело от перегрузок. Взорвались несколько термоядерных боеголовок, вынеся разом несколько кораблей.

«Пчелы» и «осы» маневреннее и быстрее чем истребители и заградители вонючек. Боты со щенами чуть проигрывают в скорости корабликам мохнаток, зато у них выше сработанность и огневая мощь. У вонючек и мохнаток больше запас рабочего тела для двигателей и лучевые удары они держат лучше. Их трехгранные корабли, похожие на наконечник копья, покрыты мягкой полимерной броней, поглощающей радиацию, которые умникам никак не удаётся воссоздать. Наш лучший аналог — защитная «свинцовая пена», которая быстро тает в вакууме, а лучевые пушки вонючек хороши…

Зато у нас лучше кинетические заряды.

В эфире слышалось дыхание, ругань и выкрики — никто не отключал связь. Нет, ни для того, чтобы позвать на помощь или что-то предложить, на это нет времени.

Просто, когда ты слышишь других, тебе не так страшно.

Я видел, как исчезают с экрана корабли. Наши и вонючек, одни за другим. Искин равнодушно бубнил над головой:

— Потерян черный-три. Потерян оранжевый-один. Потерян красный-два. Потерян синий-один. Потерян черный-один.

Вонг, Паоло и Луиджи!

Они что, ухитряются выбивать командиров эскадрилий? Различают лидеров?

Над фонарем кабины промчался и исчез Юпитер. Полыхнуло — очень-очень ярко, термоядом.

Моя «пчела» выбросила очередную порцию имитаторов, заложила маневр, и идущая в лоб ракета выбрала неправильную цель.

— Потерян красный-три…

Замигали и погасли индикаторы двух ботов — Белка и Стрелка экспрессом отправились на псарню. Я не был уверен, но, кажется, они перехватили ещё одну ракету.

Ещё один взрыв, близко, в нескольких километрах. Будь мы в атмосфере, «пчелу» бы могло и сломать. Но здесь, в космосе, лишь индикатор вторички нырнул в желтую зону.

Я увидел, что вонючки маневрируют, группой выходя на «шершня». И не колеблясь отправил термоядерную боеголовку в пространство между ними. Почти наверняка «шершню» достанется, но…

Четыре истребителя вонючек бесследно сгинули в огненном шаре. Сашка заорал матом, когда его «шершень», отчаянно маневрируя, скользнул по краю зоны поражения.

— Извини! — крикнул я.

Вины за собой, впрочем, я не испытывал. В рассеивающееся облако плазмы вошли ещё два тяжелых заградителя вонючек. Нет, они не испарились, но вышли из огня оплавленными и мёртвыми.

— Потерян красный-четыре. Потерян синий-три.

Джей!

Я вдруг обнаружил, что врагов перед нами больше нет.

Бой длился всего двадцать секунд.

Мы прорвались, полностью уничтожив заслон.

Полностью? Да. В задней полусфере тоже никого, только идущий в радиомолчании Рене.

— Фиксирую уничтожение вражеской эскадрильи, — сообщил искин.

Из двенадцати «пчёл» в двух боях мы потеряли восемь. Из трех «ос» — две. Я замотал головой, осмысливая цену прорыва. Из синей эскадрильи остались я и Дюк, из красной выжила Хаюн, из оранжевой — плетущийся позади Рене.

А впереди — ещё полсотни истребителей. И они не собираются покидать Гималию, они будут прикрывать спутник от ракетного удара, вместе с его стационарными защитными установками.

Я вдруг чётко и ясно понял, что мы не уничтожим базу. Если бы не засветились на Ананке, если бы нас не поджидали в пространстве…

Судьба.

Из четырех щенов со мной осталась лишь Лайка. Как погиб Уголёк я даже не заметил. Вряд ли у остальных лучше с ботами.

— Спасибо за службу, — сказал я. — Сашка, извини, что рядом пальнул.

— С тебя причитается, — ответил он. — Мы глубоко в красной зоне, так что распоряжайся смело, всё равно не долетим.

— Выходим на дистанцию поражения, залп оставшейся кинетикой, выжидаем пока по ним пойдут противоракеты, даём залп термоядерными по Гималии, орём и стреляем, — сказал я. — Может Рене повезёт…

Я невольно глянул на экран — и чуть не завопил.

Рене включил двигатели и стремительно, как мог, смещался с курса. Он собирался миновать Гималию на безопасном расстоянии!

— Рене, — негромко сказал Сашка. Не ему — мне.

— Пускай, — ответил я. — На самом деле — неважно. Всем пока, работаем!

Искин запустил отсчет до зоны пуска ракет. Сорок секунд.

Я потянул из соска горячую смесь, полную травяных и химических вкусов. Искин сварил мне что-то особенно бодрящее.

— Музычку включу? — спросил Иван.

Пожалуй, я был несправедлив к «Дюку». Насколько я запомнил, в бою он работал грамотно.

— Будь так любезен, — согласился я.

На волне зазвучал «Полёт Валькирий». Это было донельзя банально, но я спорить не стал.

— Как раз три с половиной минуты до максимального сближения, — смущенно сказал Иван.

Я был уверен, что дослушать Вагнера мы не успеем, но мне понравился его оптимизм.

— Давайте дадим жару, — сказал я. Посмотрел на отсчёт.

И запустил две оставшиеся кинетические ракеты. Почему-то хотелось сделать это самому, не полагаясь на искин.

Две «пчелы», «оса» и «шершень» выстрелили вслед за мной.

Истребители вонючек начали маневрировать. Стартовали противоракеты. База на Гималии пока молчала.

Я выпустил единственную оставшуюся ракету с термоядерным зарядом, захватив в прицел поверхность Гималии. Поставил на ракету метку «защищать» для Лайки.

Бот с энтузиазмом помчался за ракетой.

Интересно, как щены воспринимают наши сражения? Что для них враги — злые волки, которых надо отгонять? А наши корабли и ракеты? Хозяин и овцы?

В нашу сторону ударил шквал ракет.

Я даже растерялся, при виде сотни сигнатур, закрывших экран сплошной полосой. Всё-таки в бою все стараются экономить боекомплект.

Значит, вонючки уверены, что у нас нет никого в запасе. Они фиксировали истребитель Рене и заметили, что тот вышел из боя. В него, кстати, даже стрелять не стали.

Впрочем, не факт, что, улепетывая на форсаже Рене сохранит достаточно горючего, чтобы вернуться на Каллисто…

Но судьба Рене меня сейчас мало интересовало. На нас шла волна ракет, и пусть кинетика вонючек нашей уступала, этого хватит с запасом.

Я открыл огонь.

Даже не пытаясь сбить все ракеты, а пытаясь дотянуться до кораблей.

То же самое делали остальные.

Кажется, нам удалось поджарить один из истребителей. Лазеры и пушка стреляли, едва успевая перезаряжаться, несколько истребителей «вспотели», выбросив облака кипящего натрия, последние противоракеты отработали и вражеский залп настигал нас…

Я закрыл глаза.

Сработает? Тушка цела, и я оживу?

Музыка оборвалась. Не дослушали. Пока, Иван…

— Потерян серый-один, — сказал искин. — Потерян черный-два. Потерян синий-четыре. Потерян красный-один.

Чего?

Я открыл глаза.

Всё та же кабина «пчелы». В задней полусфере — мусор разбитых истребителей и удаляющиеся ракеты вонючек. Их было слишком много, чтобы каждая нашла цель.

И ни одна даже рядом со мной не прошла.

«Пчела» неслась к Гималии. Истребители вонючек кружили вокруг. Очень натурально, как будто эта рыхлая глыба имела приличную гравитацию. Ни одной ракеты в неё не попало. Свою ракету и смелого щена я тоже не наблюдал.

«Слава, что-то не так!» — сказал Боря.

«Вижу! Издеваются!» — ответил я.

У меня просто нечем было стрелять в Гималию! Я пронесусь мимо, ну разве что пальну разок из «паяльника» или кинетики, а вонючки меня проигнорируют или выстрелят вслед.

Даже не знаю, что хуже!

«Да нет же! Смотри на курс!»

Мне потребовалось секунды три, чтобы я понял.

Крошечная Гималия действительно влияла на «пчелу», словно была небесным телом размером с Марс. Она притягивала корабль!

— Вонючки управляют гравитацией? — выдохнул я. — Боря, они… Искин, связь с базой! Передача, все каналы, максимальная мощность!

Гималия стремительно приближались. Истребители вонючек безмолвно кружили вокруг крошечного тёмного спутника.

— База Каллисто, говорит синий-два, — торопливо произнёс я. — Все погибли. Спутник цел. Обнаружено значительное притяжение Гималии, предполагаю контроль гравитации у вонючек, повторяю — вонючки контролируют гравитацию!

Я чуть не добавил «как ангелы», но прикусил язык.

Да, ангельская иерархия может контролировать гравитацию. Опустившись на серафиме, я сам в этом убедился. Но людям они никогда этой технологии не передавали.

А падшие, выходят, дали её вонючкам?

Это меняет всё.

Наше преимущество в маневренности летит ко всем чертям.

Они что же, специально дают мне возможность пролететь мимо и убедиться в своей крутизне? Вот же уроды!

Ладно, ещё десяток секунд, я промчусь мимо, меня либо собьют, либо полечу к Каллисто…

«Пчела» вздрогнула.

И все законы небесной механики отправились в мусорную корзину.

Вот только что я сближался с Гималией со скоростью почти в сотню километров в секунду. И должен был миновать спутник на расстоянии более тысячи километров, по космическим меркам рядом, но всё же на безопасном расстоянии.

А теперь «пчела» шла прямо к спутнику, со скоростью пять с небольшим километров в секунду!

Абсолютно мгновенно, без всяких рывков и перегрузок, «пчела» погасила скорость, изменила вектор движения и начала приближаться к Гималии.

Прямо как втягивающий луч в фантастике!

«Тебя берут в плен!» — крикнул Боря.

Я дёрнул рукой, потянувшись к пистолету в разгрузке…

И застыл, пытаясь понять, что вообще делаю!

Какая «разгрузка», какой пистолет? У нас нет личного оружия, если хочется пострелять — можно к морпехам в тир пойти!

«Выбрось чужое из головы!» — прошептал Боря. «Выбрось! Это чужая память, чужая жизнь!»

Да, у меня нет оружия. Но попадать в плен к вонючкам я точно не собираюсь!

Я торопливо набрал код, снимая ограничения искина. Отключил охлаждение реактора, убрал радиаторы и выдал запрос на полную тягу.

Двигатели взвыли, что никак не сказалось на движении. «Пчела» стремительно приближалась к поверхности Гималии, а вокруг меня кружили копьевидные истребители вонючек.

К тому же реактор на «пчеле» очень надёжный. Его можно перегреть и вызвать взрыв, который разрушит корабль. Но отсчёт показывал, что на это уйдёт шесть минут, если, конечно, не сработают простейшие аварийные блокировки.

А они, скорее всего, сработают.

Меня брали в плен. Не «шмель», где по всей логике должен был быть командующий группой, а именно меня!

До Гималии оставалось километров двести.

— Хрен вам! — сказал я.

И включил экстренное открытие фонаря.

Мне всё равно понадобилось дважды подтвердить команду, какие-то цепи искина продолжали обо мне заботиться. Потом над головой щёлкнуло и фонарь распахнулся прямо в космос. Хлопнуло и стало тихо — воздух мгновенно покинул кабину. Я непроизвольно открыл рот, как положено при разгерметизации, уж если надо умирать, так зачем страдать от рвущихся лёгких…

Упрямый искин включил подачу кислорода на максимум и в лицо мне ударила струя холодного газа.

Надо было его совсем гасить!

Я успею или нет умереть? Ещё секунд тридцать сближаться! Мало, слишком мало!

Рука потянулась к застёжкам костюма. Надо выброситься в космос…

Истребитель ухнул в открывшуюся шахту — и над ним с грохотом сошлась диафрагма люка. Значит, когда я открыл фонарь, моё движение ускорили?

Уши болели, глаза болели. Но я видел и слышал. С высокого потолка надо мной светили тёплые жёлтые лампы, гудели, затихая, двигатели «пчелы».

Значит, роговица не промерзла, и барабанные перепонки целы.

Я даже нюхать мог!

Сквозь железистый запах крови, сочащейся из носа, пробивался тяжелый, животный запах. Не то, чтобы сильный или омерзительный (морпехи в тренажерном зале или щены как набегаются и покрепче пахнут).

Но этот запах был чужой и всё внутри меня кричало об этом.

Случилось то, чего просто не могло и не должно было случиться.

Меня взяли в плен вонючки!

«Слава, ты можешь вены перегрызть?» — спросил Боря.

Я даже не стал спрашивать, шутит он так или всерьез. В любом случае если уж меня так стремительно приняли — то перегрызенные вены заштопают. Мы, люди, довольно прочные.

Глава 21

21

Мы никогда не видели вонючек живьём.

Карел из фиолетовой эскадрильи третьего крыла клялся, что однажды разнес кинетической ракетой заградитель вонючек, из которого вывалились два тела в скафандрах. Он пронёсся мимо вонючек, смешно размахивающих руками и ногами, но добивать их не стал, хотя в пушке ещё оставались снаряды — пожалел, да и не по-честному это.

Думаю, что он врал или ему почудилось. Скорость сближения в том бою была больше двух километров в секунду, что там разглядишь или куда попадёшь. Да и останки вонючек, которые порой удавалось подобрать и привезти на базу, никаких скафандров не имели.

Но фрагментов тел мы повидали достаточно, так что я примерно представлял, кого увижу.

Несколько секунд я лежал, глядя в светящийся потолок. Сошедшаяся диафрагма люка на потолке была покрыта пушистым белым инеем. Интересно, это их стандартная процедура возвращения на базу? Не посадка по самолетному на полосу и вкатывание в ангар, а подхватывание причальным лучом?

Управление гравитацией. Обалдеть. Будь у нас такое, не пришлось бы три часа в день проводить на тренажерах.

— Хак эрко! — донеслось до меня.

Ну, примерно так.

Звуки были слишком странные, чтобы воспринять их точно. Другое строение гортани, другие кости. Голос грубый, низкий, гортанный и одновременно с таящимся в нём взвизгиванием. Но угроза и напор чувствовались. Вонючки требовали, чтобы я выбрался наружу.

А я смотрел на пульт. Ракет у меня больше не было, реактор продолжал греться и, возможно, через три минуты долбанёт… Но у меня ещё оставались заряды в пушке. Что если я начну стрелять? Может быть, меня уничтожат вместе с истребителем?

Экраны погасли, будто кто-то прочитал мои мысли и щелкнул переключателем.

Плохо. Даже если это стандартный способ посадки, они были готовы к захвату пленных. У них есть какое-то устройство, подавляющее электронику.

— Так эрко, макта, нэу сакс гохан!

Судя по тону, это была угроза и последнее предупреждение.

Я расстегнул костюм. Сел. Сила тяжести поменьше одного жэ, но куда больше, чем на Каллисто. Может ноль-семь, или ноль-восемь земного притяжения.

Из ящика для мелочей я достал трусы, которые в этот раз захватил в полёт. Не потому, конечно, что надеялся наткнуться на Элю и хотел выглядеть прилично…

Ладно. Именно на такой случай и захватил.

Извернувшись, я натянул трусы.

Потом выбрался на крыло и мрачно огляделся.

В отличие от нашей прямоугольной взлётки, чужая была овальная. Тут стояли стреловидные истребители вонючек, а в высоком потолке угадывался ряд люков. Я увидел лифтовые шахты и проёмы тоннелей, ведущие в глубину базы, пластины ламп на потолке, светло-бежевый пол, похоже — не из металлической решетки, как у нас, а из крупнопористого камня.

Почему-то меня поразило, что стены оказались выкрашены в нежно-зелёный цвет, а потолок в голубой. Контраст с зеркально-чёрными плоскостями истребителей бил по глазам.

А вокруг моей «пчелы» стояли вонючки. Штук двадцать.

Они гуманоиды, среднего роста. Мускулистые, кряжистые, короткошеие, большеголовые. Кожа светлая, даже бледная. На затылке — густая рыжая прядь волос. Раньше думали, что они такие от природы, потом я услышал, что вонючки бреют голову, оставляя одну прядь, как североамериканские индейцы в прошлом, причём бреются и мужчины, и женщины. Я это всё знал и не удивился.

Что ещё меня удивило — одежда. Вонючки были одеты ярко и причудливо, свободные рубашки и брюки словно соревновались в обилии цветов и фактур. Мужчина, стоящий возле крыла, носил оранжевую рубашку, расшитую синими, красными, белыми шнурками и лоскутками зеленой ткани. И, пожалуй, это была самая скромная расцветка из всех.

Ещё они все были босиком. Обувь не изобрели, что ли?

Я стоял и молча смотрел на них.

От вонючек ожидаемо и тревожно пахло. Я подумал, что больше никогда не стану обижаться на потных морпехов в тренажерном зале.

— Э… Ках ун сах, — сказал мужчина, на которого я смотрел. — Зэг мэк-эн. Тахх, ккэхэн хур сах. Эхэн харэн.

«Боря, ты их не понимаешь?» — спросил я мысленно.

«Мне кажется, они ругаются».

У альтеров хорошая память, но переоценивать их не надо.

Я вздохнул. Развёл руками. Сказал:

— Ну, вы меня победили, да. Это нечестно. У нас ведь нет таких… лучей. Давайте, прикончите побыстрее, не надо тянуть.

Ругавшийся мужчина посмотрел на стоящего рядом — тоже мужчину, но помоложе. Будь тот человеком, я бы решил, что ему лет двадцать с небольшим. Лицо грубое, как у всех вонючек, челюсть тяжелая, лоб низкий, но в общем вполне прилично выглядящий, в толпе людей смотрелся бы странно, но не более. Тоже в цветной рубахе, словно из лоскутов сшитой, одна штанина брюк зеленая в красную полосу, другая фиолетовая в серебряных звездах.

Цирк, одним словом. Команда злых клоунов.

— Я буду говорыт, — сказал молодой. — Понымат мня?

Сказал довольно понятно, только отдельные звуки ему явно не давались, хоть он и старался. Мягкие звуки не получались. И ударение шло неправильно, всё время на первый слог.

— Понимать тебя? — уточнил я.

Молодой кивнул.

— Понмат. Понымат. Да. Трудны звук. Горло болт.

Я кивнул. Похоже, какие-то звуки он вообще не мог произнести, к примеру «и» и «е». И либо пропускал их, либо заменял в меру своего разумения.

— Понимаю. Вы взяли меня в плен. Что дальше?

Молодой мучительно поморщился и выдавил:

— П… плэн. Странны концэпт…

Безумный разговор. Я стоял на крыле истребителя на чужой базе, в пропитанной запахом инопланетной жизни атмосфере и при гравитации, которой тут в принципе не могло быть. Голый и беззащитный. А вокруг меня столпились чужаки, одетые как клоуны, разбежавшиеся из сгоревшего цирка.

— Почему? Не берёте пленных?

— Нэ. Закрыт свободу налзя. Можно смэрт. Можно свобода. Ж… ж… жыт бэз свобода налзя.

Я подумал миг, а потом спрыгнул вниз. Не слишком разумный поступок, пол больно ударил по ногам, я ойкнул, присел, потом поднялся. Выпрямился и посмотрел на молодого вонючку. Мы были почти одного роста, я ведь реально подрос, а за проведенные в невесомости дни позвоночник ещё больше вытянулся.

Остальные вонючки расступились, отходя в стороны.

— Не бойтесь, — сказал я.

Во мне вдруг проснулось какое-то весёлое бешенство. Я тут стою в одних труселях, пошатываюсь от долгой неподвижности, от высокой гравитации, палец на ноге отшиб, вокруг толпа уродов, а они ещё меня и боятся!

— Страха нэт, — произнёс молодой. — Ты воняш! Запах.

— Э… — сказал я и осёкся.

Наверное, на их языке «э» что-то значило. Вонючки принялись гортанно смеяться.

— Жить без свободы нельзя, — сказал я. — Согласен. Либо отпустите меня, либо убейте.

— Ты снова жыть, — молодой вонючка по-человечески развёл руками. — Это чэстно?

Я пожал плечами.

Значит, у них нет квантовой запутанности, так что ли?

— Ну, честно или нет, так вышло. Что тут поделать?

В дальнем конце зала раздался звук — тонкий, призывный, будто крик летящей птицы. В потолке один за другим раскрылись люки и три стреловидных истребителя мягко опустились в ангар. Люки закрылись.

Интересно, даже воздух при открытии люка не выходит, хотя шлюза я не заметил. Как же они его удерживают?

Я посмотрел, как истребители опускаются на выдвинувшиеся опоры-амортизаторы. Все смотрели вместе со мной. Потом взгляды опять перешли на меня.

— Другой пут, — сказал вонючка. — Странны концэпт… Мы учым! Ты в плэну. Жыв. Корм. Разговор. Тэпло. Долго. Всэгда.

А вот тут мне стало по-настоящему жутко.

Вокруг меня стояли и лыбились вонючие клоуны, с которыми я сражался восемь лет. И они собирались держать меня в плену до самой смерти!

Может быть, мне удастся усыпить их бдительность и покончить с собой?

Или нет.

У меня задрожали губы, как у маленького ребенка, собирающегося разреветься.

Не знаю, чего именно я хотел, но я дёрнулся, рванулся в сторону, то ли пытаясь убежать, то ли надеясь, что выстрелят (хотя оружия я ни у кого не заметил). Но мой косноязычный переводчик стремительно схватил меня за кисть. Рука у него была мускулистая, ладонь широченная, вырваться шансов не было ни малейших.

— Нэт-нэт-нэт! — скороговоркой произнёс он.

Даже словно бы с сожалением.

И я вдруг понял, что остаток жизни проведу в безопасности и тепле, связанный или скованный, под постоянным присмотром — чтобы не покончил с собой. Я почему-то не подумал в тот миг про серафима, про данное мне обещание. Я просто впал в ужас, в груди похолодело, рот мгновенно пересох.

Что у меня появилось в глазах — ужас или отчаяние, не знаю. Но вонючка заметил. И поморщился, с явным сочувствием глядя на меня.

Кажется, он хотел что-то сказать.

Но в ангаре вновь раздался звук, на этот раз другой — тоже похожий на громкий птичий крик, но пронзительный, бьющий по ушам, тревожный.

Мгновение вонючки стояли неподвижно. А потом бросились россыпью в разные стороны. Кто-то к истребителям, кто-то в проходы, ведущие в глубины базы. С механическим гулом принялись выдвигаться лифтовые площадки, на которых стояли какие-то баллоны и контейнеры.

Амуниция?

Что с ними?

Додумать я не успел — пол под ногами вздрогнул, стены затряслись, с потолка посыпался какой-то мусор. Свет стал слабее, часть панелей на потолке погасла. Истребители со скрипом закачались на опорах, заскользили взад-вперед. С лифтовых площадок посыпались баллоны и коробки. Кто-то из вонючек упал, кто-то присел, упираясь в пол. В воздухе повис гул, будто по всей конструкции базы ударили огромным молотом.

— Кто? — закричал молодой вонючка и затряс меня как куклу, схватив за плечи. Силища у него была огромная, мне кажется, он бы любого морпеха поборол. — Кто, кто, кто?

— Отпусти меня! — выкрикнул я.

Я ещё сам ничего не понимал, видел лишь, что мои тюремщики в панике. Впрочем, в контролируемой, собранной панике. Одни забирались в истребители — люк для посадки у тех был снизу, между посадочными опорами. Другие поднимали и тащили контейнеры, вероятно, их истребители нуждались в заправке и снаряжении.

— Отпусти! — крикнул я снова и пнул вонючку между ног.

Эффекта не было никакого, но в этот момент по базе ударило второй раз. И так сильно, что молодой вонючка рухнул, разжав руку.

Попадали, в общем-то, все, включая меня. Базу трясло, болтало, подкидывало, и всё что было в ангаре — вместе с ней. Меня кинуло на «пчелу», я вцепился в опору шасси мертвой хваткой. Свет вначале потускнел совсем, а потом вспыхнул ослепительно ярко. Сила тяжести то появлялась, то исчезала. Истребители подскакивали, будто перепуганные щены. Вонючка, говоривший со мной, упал на четвереньки, быстро глянул в мою сторону, начал подниматься — и завис в воздухе, смешно перебирая руками и ногами. Наступила невесомость. Я лежал, цеплялся за колесо «пчелы» и смотрел, как плывёт в воздухе, кувыркаясь, здоровенный металлический контейнер с тремя опорами. В боку контейнера был открытый паз, с уложенными рядком белыми и чёрными цилиндрики — видимо, какими-то мелкими снарядами. Скорее всего, это была сменная кассета для пушки, но больше всего она походила на старинный рояль.

И ровно в тот миг, когда кассета проплывала над вонючкой, сила тяжести возникла вновь. Контейнер рухнул опорами вверх, придавив вонючку к полу.

Меня, наверное, расплющило бы, а он лишь издал сдавленный звук и распластался под грузом. Я встал, секунду смотрел на него — вонючка скреб руками по полу, пытаясь то ли выползти из-под контейнера, то ли спихнуть его с себя. Получалось плохо.

Сам не знаю, зачем, но я схватился за ножку контейнера и потащил вверх, так, что в спине захрустело. Вонючка тоже поднатужился, выполз, встал, протянул ко мне руку, но тут же убрал. Мы стояли, зло глядя друг на друга, вокруг был ор и гам, кто-то разбил себе голову при падении, кто-то сломал руку, несколько самых неудачливых лежали без сознания.

— Как так? — вонючка уставился меня. Хмуро потряс головой. — Обман. Вы прокляты! Слуг-и-и-и зла.

От шока у него даже получилось четко сказать «слуги», и он неожиданно заулыбался, гордый собой. Было в нём что-то, несмотря на могучее телосложение и угрожающую внешность, очень наивное, почти детское.

— Это вы зло. Вы служите падшим ангелам! — выкрикнул я.

— Вы! — он ткнул мне в грудь толстым пальцем. Я вдруг увидел, что ноготь аккуратно покрыт багровым лаком и начал хохотать.

— Нет, вы! Демоны воруют наш газ с Юпитера! Вы им прислуживаете!

— Вы… — он замолчал, уставившись на меня. — Надо разговарват! Надо понят!

Вокруг кипело движение. Орал, не прерываясь, сигнал. Поднимались вверх, к раскрывающимся люкам, истребители. То ли техника не справлялась, то ли начались утечки, то ли стартовало слишком много кораблей сразу — послышался свист вырывающегося воздуха, по залу пронёсся порыв ветра. Вонючек стало ещё больше — они носились по залу, внешне хаотично, без всяких команд, но я заметил, что никто не сталкивается и каждый явно выполняет свою работу. Даже потерявших сознание уже куда-то несли. Очень слаженная командная работа, причём без всяких видимых команд.

— Харгунт Муг’ур! — вонючка вдруг ткнул себя пальцем в грудь. — Я Харгунт Муг’ур. Значыт —говорящ много языков! Много ртов! Я!

— Святослав Морозов, — растерянно ответил я. Переход от холодных угроз к почти нормальному диалогу был таким неожиданным, что я подхватил его манеру. — Славящий святое… сын мороза…

По залу разнёсся голос — кто-то объявил по громкой связи что-то быстро, гортанно, с таким количеством щелкающих и шипящих, что я даже не пытался воспринять.

Откуда-то выбежали ещё несколько вонючек, окруженных стаей мохнаток — мелких существ, похожих на помесь собаки с кошкой. У вонючек они играли примерно ту же роль, что у нас щены, пилотировали вспомогательные корабли. Пробегающая мимо мохнатка изогнулась всем длинным гибким телом, уставилась на меня, издала негодующий визг, но продолжила бежать к истребителю.

Харгунт смотрел на меня, уже не злобно, но размышляя.

— Да, — сказал он. — Свобода, Святослав.

В следующий миг я обнаружил, что лечу. Харгунт одним движением швырнул меня высоко в воздух… и я обнаружил, что падаю в открытый фонарь своей «пчелы».

Что-то хрустнуло, когда я упал, задев ногой край кабины. Ногу прострелила боль. Но экраны засветились, костюм зашевелился и стал заворачивать меня в свои объятия.

— Мать твою! — завопил я, понимая, что сломал ногу. Когда базу трясло — не покалечился, а в родной «пчеле» сломал! — Да что же так!

И тут же замолчал, осознав, что меня только что отпустили.

Свобода!

«Слава, быстрее!» — зашептал Боря. «Это Рене! Рене!»

«Да понял!» — елозя в шевелящемся костюме и, превозмогая боль, глядя в экраны, ответил я.

Конечно же Рене не сбежал.

Он ушёл по большой дуге, сжигая на форсаже остатки топлива и возвращаясь к Гималии. Ему уже никогда не вернуться на Каллисто, но у него есть одна тушка.

И сейчас, когда вонючки были уверены, что выиграли бой, он нанес свой удар. Два термоядерных взрыва. Попал не в саму базу, в Гималию, но и базе досталось.

Я приложился к соску и добрый искин выдал мне такую порцию обезбола, что я сразу перестал чувствовать сломанную ногу.

А на экране Харгунт и тот, говорящий лишь на языке вонючек старший в цветастой рубахе с листиками, орали друг на друга. Махали руками. Толкались так, словно хотели прибить на месте.

Казалось, сейчас они сцепятся окончательно.

Но они вдруг стали расходиться, все еще оборачиваясь и что-то крича. Старший вонючка погрозил моему истребителю кулачищем и пошёл вдаль. Харгунт повернулся ко мне и стал делать какие-то непонятные жесты.

Я поднял голову — на потолке над истребителем рывками расходилась диафрагма люка. За ней висела тьма космоса.

«Слава, сумеешь вертикально?» — тревожно спросил Боря.

На Каллисто я бы точно сумел. А вот тут…

— А какой ещё выход? — пробормотал я, закрывая фонарь кабины. Индикатор кислорода был тревожно близок к красной зоне, успею ли я долететь… и топлива мало… но…

Я шевельнул пальцами, разворачивая дюзы. У меня не истребитель вонючек, для которого вертикальный взлёт норма, у меня земная «пчела», которая обычно стартует по взлётной полосе…

Но «пчела» не самолет, это космический истребитель. Если я смогу компенсировать главную тягу двигателями ориентации, то могу взлететь.

Должен взлететь.

«Пчела» пошла вверх с неожиданной лёгкостью, будто я всю жизнь только и делал, что поднимал корабль со дна колодца.

Разок я чиркнул крылом по стене, но искин уже сообразил, что именно я делаю и скомпенсировал толчок.

Мы поднялись над Гималией.

Нет, не так.

Гималии больше не было, как и Ананке. Была какая-то нелепая скала, обломок в два-три километра длиной, из которого наполовину торчала база вонючек. Обнажившаяся часть была искорежена, помята, из неё фонтанами сочился воздух и разлетался мусор. А пространство вокруг наполняли расходящиеся во все стороны осколки спутника — от мелкой трухи и до километровых астероидов.

— Оранжевый-четыре, — сказал я. — Оранжевый четыре, вызывает синий-два. Ответь, Рене!

Ответа не было. Значит, Рене сбили. Или же он не стал отворачивать, приближаясь к Гималии, выпустил ракеты и пошёл на таран, отвлекая на себя защитные системы.

В любом случае у него получилось и он был уже на Каллисто. Надеюсь, его последняя десятилетняя тушка дозрела достаточно, чтобы он…

Я вдруг понял, зачем Рене собирался отлить на генератор. Надеялся повторить судьбу Хелен? Всё забыть, вообразить себя… кем? Французским мальчиком, внезапно оказавшимся в будущем на спутнике Юпитера? Всё забыть, стереть себя, стать новой, точнее старой, личностью?

«У него бы не получилось» — прошептал Боря. «Хелен попала под удар падшего престола, как и вы с Джеем. Это и вызвало такие странные последствия при переносе в незрелую тушку. А Рене — просто впал бы в кому».

Я смотрел на экраны, где медленно удалялись руины Гималии. То ли от обезбола, то ли от напряжения меня клонило в сон. Я почти надеялся, что сейчас «пчела», неторопливо удаляющаяся в пространство, влетит в какую-нибудь каменюку и всё закончится. Или вылетающие из базы истребители вонючек выстрелят в меня…

Но истребители меня игнорировали, роились вокруг торчащего куска базы, будто пытаясь оценить повреждения. И разлетевшиеся метеоры проходили мимо. Везучая это оказалась «пчела», жаль такую терять, стоит привести на базу…

А если я всё же пальну последними снарядами по истребителям?

«Славик. Славик, не дури!»

Я вывел на экран свою позицию, скорость и вектор движения относительно Каллисто, оставшийся запас кислорода и рабочего тела в баках. Замерцали сменяющиеся цифры — искин искал траекторию возвращения, пытаясь согласовать все факторы.

Ну безнадёга же, не выберусь!

Искин вывел на экран курс.

Некоторое время я смотрел на него, потом включил связь с базой. Сказал:

— Каллисто, я синий-два. На Гималии обнаружена база вонючек. Был бой. База частично выведена из строя. Все наши кроме меня погибли. Есть шанс вернуться, сбрасываю вам свой курс. Ждите через трое суток.

Подумав, я добавил:

— Буду спать, экономить кислород.

Приложился к соску и сделал пару жадных глотков.

Я действительно спал.

Не трое суток подряд, конечно. В первый раз проспал часов двадцать. Проснулся от боли, расстегнул костюм и обнаружил, что левая нога у меня посинела ниже колена и распухла. Я сломал обе кости в голени и явно со смещением.

Порывшись в аварийном комплекте, я не нашёл никаких лекарств, только плитку шоколада, дыхательную маску, перочинный нож и одну-единственную таблетку с массой предостерегающих надписей на всех языках.

Надо же! А я и не знал, что в комплект входит средство для эфтаназии, как это деликатно называли. Наверное, говорили когда-то на занятиях, но вылетело из головы.

Перочинным ножом я срезал с себя трусы — снимать их было бы слишком болезненно. Прослушал короткий ответ с базы — мне желали благополучного возвращения. Никаких расспросов, никаких ободряющих слов. Если первое мне понравилось (стало ясно, что вернувшиеся пилоты всё рассказали), то второе — не очень.

Таблетку для возвращения «экспрессом» я спрятал обратно, зато напился обезбола и снова уснул. Увы, ненадолго.

Так прошло двое суток. Нога разбухала всё больше и больше, к тому же пальцы на ней перестали шевелиться, и я их не чувствовал. Искин сообщил, что запас обезболивающих препаратов подходит к концу, я стал тянуть с новой порцией, пытался смотреть кино, обсуждал с Борей наш краткий визит к вонючкам. Но Боря отвечал односложно, фильмы не увлекали, а попытавшись что-то почитать я минут пять тупил, глядя в первую страницу.

Примерно за десять часов до подлета к Каллисто я тихо подвывал от боли в ноге и гонял искина, просчитывая все возможные режимы полёта. Ничего хорошего не получалось. Даже если бы я сжёг остатки рабочего тела в форсажном режиме, к базе я подлетел бы через три часа после того, как кончился кислород.

Ну, не удался подвиг. Придётся долго и мучительно задыхаться. Или сожрать злую таблетку из НЗ.

И надеяться, что мои опасения напрасны, я очнусь в восьмой тушке и нога у меня болеть не будет.

Я снова приложился к соску, надеясь получить хотя бы снотворного. Но судя по вкусу, осталась лишь простая вода.

В этот момент и ожил передатчик.

Сигнал был слабым, но явно шёл с близкого расстояния.

— Слава? Синий-два?

— На связи, — я уставился в экраны. — Кто это?

Голос был знакомый, но мозги едва работали.

— Не узнаёшь? Это Эрих.

— Ты где?

— Совсем рядом.

— Как я рад тебя слышать! — искренне сказал я.

И как же мне не пришло в голову, что база может выслать ребят навстречу!

— Привет, Эрих! Привет, Памела! Привет, Лидия!

— Девчонок нет, я один. На «пчеле» вылетел.

— Зачем? — не понял я.

Эрих молчал.

Почему я его не вижу?

У него отключен ответчик и он в режиме маскировки? Но зачем?

Я защелкал переключателями, запуская режим активного поиска. Вывел на экран меню, стал сканировать диапазоны.

— О, теперь ты весь светишься, — весело сказал Эрих. — Что ж, не бери в голову.

Я тоже его увидел. «Пчела» летела прямо за мной, в каком-то десятке километров. Значит, он давно меня заметил и аккуратно зашёл в хвост?

— Эрих, о чём ты? — спросил я.

— Таков расклад, — ответил он очень серьёзно. — Ты не вернулся на Каллисто, Слава. Понимаешь? Затерялся в космосе. А квантовая запутанность не сработала. Редко, но бывает. Думаю, тебя даже наградят посмертно.

— Ты скотина, — сказал я беспомощно. У меня даже противоракет не было, чтобы попытаться отстреляться. И щенов, что прикроют собой. И ракет, чтобы стрелять. И запаса хода, чтобы попытаться сбить его «пчелу» десятком оставшихся снарядов.

— Ничего личного, таков приказ, — сказал Эрих. Помолчал и добавил: — Хотя вру конечно, личное есть. Ты мне не нравишься, сам знаешь. И все знают. Потому меня и попросили.

— Так почему не стреляешь?

— Может ты помолиться хочешь? — как ни странно, но мне показалось, что он сказал это искренне.

— Некому мне молиться, — я рванул руки на себя, переворачивая истребитель.

У меня оставался всего десяток снарядов в пушке, но случай — это случай, всегда есть шанс…

— Значит не хочешь, — решил Эрих в то мгновение, когда его снаряды уже мчались к моему истребителю.

Конечно же я не успел развернуться и не успел увидеть кравшийся за мной истребитель.

Вольфрамовые иглы прошили мою везучую «пчелу» в нескольких местах и одна из них, наверное, попала в голову.

По крайней мере я умер мгновенно.

И нога перестала болеть.

Глава 22

22

Голова была тяжелая, но ничего вроде как не болело. Я сидел на табурете и смотрел на столешницу.

Жив? Да.

Но это не я, не моё тело. Это тот, старый, «земной я». И сила тяжести — земная.

— Не клеится!

Я поднял взгляд.

Человека, сидящего напротив, я знал. Генерал-майор, с которым говорил в кабинете вскоре после появления ангелов. Только сейчас одетый не в форму, а в старую футболку с растянутым воротником и домашние брюки. Лицо у него раскраснелось, вспотело, он явно сердился, но вроде как не на меня.

На столе между нами стояла початая бутылка коньяка с надписью «Sanctum», пустые рюмки, блюдце с нарезанными дольками лимона, тарелка с ломтями колбасы и сыра, открытая банка с какими-то мелкими золотисто-черными рыбешками в масле, нарезанный батон хлеба на пластиковой разделочной доске. Судя по пустым тарелкам и ложкам, мы недавно ели какой-то суп.

Пахло всё это замечательно! На базе много запахов, но они синтетические, будто яркие краски на серой металлической стене. Еда хоть пахнет вкусно, но как-то не по-настоящему. Раньше-то я этого не понимал…

Здесь запахи были живыми. И даже необычные и резкие казались приятными. К тому же не было инопланетного зловония, которым, казалось, пропахла даже кабина «пчелы».

А сидели мы на кухне. Я знаю, что такое кухня, я же смотрю кино. Эта кухня не выглядела так роскошно, как в некоторых фильмах, но и запущенной или неуютной тоже не казалось. Плита со стеклянной поверхностью, на которой стоит эмалированная кастрюля «в цветочек», большой белый холодильник, на стене экран, показывающий диктора в студии, только звук выключен, висят ножи на магнитном держателе, на ручках шкафов яркие полотенца… За окном темно, но горят фонари. Лето. Жарко.

— Что не клеится? — спросил «земной я».

— Да ничего, Свят! Какие ангелы, прости, Господи! Какие демоны! От той штуки, что торпедой в океан уронили, осколки отлетели. Амеры их подобрали, и наши раздобыли… Назвали «серый хрусталь». По структуре — аморфный алмаз.

— Это ещё что такое? — «земной я» потянулся и разлил коньяк в две рюмки. — Рома, у тебя что, нормальных бокалов нет?

Генерал отмахнулся.

— Не на приёме… Аморфный алмаз, Святик, очень хитрая штука. Углерод — он же разный бывает. Грифель в карандаше, уголь в печи, алмаз… Серый хрусталь — вроде как алмаз. Очень прочный. Но не хрупкий! И может быть гибким, понимаешь? А еще проводит ток… короче — весь целиком как гигантская подвижная микросхема.

— И что?

— Мультики в детстве смотрел? — генерал усмехнулся. — Про всяких трансформеров и роботов? Вот эти «ангелы» гигантские, престолы и серафимы, они как машины. Могут менять форму, двигаться, очень прочные.

Мы подняли рюмки и выпили. Я чуть не выплюнул обжигающую жидкость, но сдержался. «Земной я» нахмурился. Взял кусок колбасы, начал жевать, сказал:

— Тяжело пошло… Ну и что?

— Свят! Ну какие это ангелы, а? Космические корабли!

— А тот, что в ООН пришёл? — спросил я.

— Пилот! — генерал уверенно кивнул. — Внутри этих гигантов, небось, тысячи таких сидят!

«Земной я» кивнул, подцепил вилкой рыбку, закинул в рот — целиком, вместе с хвостом и головой, принялся жевать.

Как ни странно, было вкусно. Очень! Нам часто давали рыбу, она полезная, но вот такой мелкой, со странным маслянисто-дымным вкусом я не пробовал. Наверное, очень редкая.

— Ну, хорошо, — согласился «земной я». — Звездолеты-трансформеры. Инопланетяне. Заметь, я не спорю! И что «не клеится»?

— Зачем они трендят, а? — сказал генерал, наклоняясь вперёд через стол. — Ну к чему им прикидываться ангелами, про Армагеддон говорить? Им же с Земли ничего не надо! Ничегошеньки! Им нужен водород из атмосферы планет-гигантов!

— Чтоб мы не мешали, — твёрдо сказал «земной я». — Ладно, согласен. Ничем мы всё равно помешать не можем. Захотят — всю Землю в пыль сотрут. И клонированные лучшие пилоты… тьфу, растереть…

— Как рука? — неожиданно спросил генерал.

«Земной я» покосился на руку. Он тоже был в футболке. На плече был наклеен пластырь.

— Ерунда. Кольнули иглой. От «эранги» прививка больней была. Готов к труду и обороне, короче.

Генерал кивнул:

— Ну так зачем врут? Понимаешь, Свят, выгода всегда есть! Даже от вранья ради вранья есть выгода — человек веселится, самоутверждается, за реакцией чужой наблюдает! А тут? В чем выгода «ангелов»?

«Земной я» наложил на кусок хлеба колбасы. Хрипловато рассмеялся.

— Есть одна мысль… Пошли, покурим?

— Давай тут! — генерал махнул рукой. — Людка еще не скоро прийдет, проветрим…

«Да что ж они так себя гробят!» — зло подумал я. «У них-то никаких клонов нет! И такой вкусный воздух портят!»

Земной Святослав Морозов, тем временем, достал пачку сигарет, взял одну себе и протянул пачку генералу. Похоже, они были хорошими друзьями, несмотря на серьёзную разницу в званиях: Святослав майор, Роман генерал-майор. Интересно, как так получилось.

— Странно себя чувствую, — неожиданно сказал «земной я». — Будто эхо в голове… Ладно, слушай. Я твой скепсис понимаю, Роман! И такую пургу никому бы не сказал. Но мы с тобой много чего прошли. Представь, что эти ангелы…

Где-то в глубине квартиры хлопнула дверь.

— Людка! — вскинулся генерал, давя окурок в блюдце. — Блин!

Если мне и стало смешно от того, что суровый офицер боится курить при жене, то разочарование было сильнее. Не знаю, с чего я решил, будто обычный военный летчик может знать про ангелов какую-то удивительную правду, но мне хотелось его услышать.

Но мир уже уплывал, исчезал, вместе с тяжелым давящим ощущением опьянения, неприятным запахом табачного дыма и удивительно приятным вкусом странной рыбки во рту.

Блин…

Я открыл глаза.

Привычная лёгкость и голубенький потолок. Воздух с синтетическим запахом, на этот раз — морским. Правда, чувствовалось что-то ещё… солёное и тревожное.

Но главное — я ожил! Всё в порядке.

«Боря, зря мы подозревали командование…» — сказал я мысленно.

Боря не ответил. Осмысливает «сон», конечно же.

Всё, как всегда.

Я содрал с груди присоски датчиков, сел и спустил ноги с кушетки.

Нет.

Не всё, как всегда.

Во-первых, дверь в коридор была открыта. А в проёме, ногами ко мне, в луже крови лежал здоровенный морской пехотинец. На толстых утяжеленных подошвах его ботинок выделялась цифра 46. К сожалению, это был размер обуви, а не номер тушки.

Так что морпех был мёртв, впервые и навсегда.

Я закинул ногу на колено, посмотрел на свою розовую как у младенца пяточку и криво выведенную маркером цифру «8».

Прощай, Седьмой.

Ты был удачлив, ты натворил делов, ты чертовски быстро рос, но сейчас твоё промерзшее тело несётся в пространстве среди обломков «пчелы»…

Во-вторых, в комнате не было контейнера со следующей тушкой. Ей ведь всего семь лет, ну, допустим, ускоренно дорастили до восьми или восьми с половиной, но всё равно сознание в неё не перенести.

Так что рисовать цифру не придётся. А если я погибну, то буду лежать с восьмёркой на пятке столь же окончательно и бесповоротно мёртвый, как бедолага морпех.

Я встал — меня шатнуло, даже в слабой гравитации Каллисто. Голова кружилась. То ли перенос сознания дался тяжело, то ли лекарства не вывели полностью.

— Что тут произошло? — спросил я. — Как думаешь?

В книжках это называется риторическим вопросом, а ещё говорить с собой любят взрослые, те, что постарше, особенно умники. Но я обращался к Боре.

Боря не ответил.

— Боря, — сказал я. — Боря, у нас проблемы!

Боря молчал.

А вот это совсем плохо! Я никогда не слышал, чтобы с альтером что-то произошло при воскрешении, ведь они часть нас, живут в том же мозге. Но раз у Хелен альтер бесследно исчез, так может быть и со мной такое случилось?

Меня стало знобить.

Я подошёл к мёртвому морпеху, осторожно выглянул в коридор. Никого.

Тогда я присел и осмотрел тело. В общем-то по количеству крови было понятно, что он мёртв, но как именно погиб? В голове у меня вертелись самые безумные картинки — вроде Анны, которая с украденным автоматом героически защищала мою тушку от посланного Уильямсом, Фэном и Смирновым убийцы… Но вряд ли они послали бы одного. И вряд ли Анна смогла бы украсть оружие и застрелить морпеха. Да если бы она и решилась стрелять в своего, отдача вколотила бы её в стену!

Оружия у морпеха не было, ран тоже. Только лужа крови.

Я осторожно перевернул тело на спину. И остолбенел.

Пулевую рану я готов был увидеть. Или какой-нибудь разрез, от ножа или ангельского меча.

У морпеха была разодрана грудная клетка. Он надел бронежилет поверх формы, так вот: бронежилет был разодран, по уцелевшим, но раскрошившимся керамическим пластинам шли глубокие борозды, центральные вкладки вообще исчезли, вырванные вместе с грудиной и плотью. На окровавленных внутренностях поблескивал обрывок серебряной цепочки, тоже оборванной, крестик, который носили все, исчез.

А ещё тело было мягким и тёплым. Из оборванных вен сочилась кровь. Морпеха убили буквально только что, несколько минут назад. Может быть, даже, его сознание ещё угасало, прокручивая всю жизнь от начала и до конца.

Меня замутило. Я едва успел отпрыгнуть, чтобы не стошнить на мёртвое тело. Прокувыркался до стены, ударился, встал, согнулся… В желудке, конечно, ничего и не было, но меня вырвало желчью и кислотой.

Да что ж это такое?

— Боря! — закричал я. — Сволочь, отзовись!

Тишина.

И я вдруг явственно понял, что альтер больше не со мной.

Всхлипнув, я вытер рот кулаком, а кулак обтёр о простыню на кушетке. Спокойно! Мою тушку готовили к воскрешению. Меня уложили, вкололи как минимум первую часть препаратов, поддерживая в состоянии готовности. Вон, одежда лежит. Датчики были налеплены.

Если бы всё было нормально, то Инесса Михайловна уже вела бы со мной беседу…

Подёргиваясь от накатившего озноба, я натянул трусы, штаны, потом грузилово на ноги и обувь. Уже потом набросил рубашку. Пальцы так подрагивали, что я даже с простейшими магнитными застёжками никак не мог справиться.

Да что ж такое происходит?

Я воскрес, по всей клонарне должны сигналить приборы! Если что-то произошло повсюду, то должны выть тревожные сигналы, как на базе вонючек после термоядерного удара.

Но царила полная тишина, только лежал на входе в комнату мертвый морпех. Значит, он меня охранял, а не шёл убивать?

А почему тогда меня не умертвили, когда прикончили морпеха?

Я подёргал дверь ведущую в клонарню. Закрыта. Так что я вернулся к выходу.

Оружия при морпехе не было, но я снял с его пояса нож — с толстым лезвием, зазубренным у рукояти. В моей руке он казался совсем уж здоровенным и устрашающим. Перепрыгнув через тело и разлитую кровь, я оказался в коридоре. В него выходили двери комнат воскрешения, их было по шесть с каждой стороны. В одном торце — выход в медблок, в другом — в технические помещения.

У двери в технические помещения слабо шевелилось нечто.

Некая живая тварь.

Вначале я отшатнулся, попятился прыгающей лунной походкой. Уперся спиной в дверь в медблок. И лишь теперь, когда меня с тварью разделяло метров двадцать, весь коридор, остановился и вгляделся.

Нет, это не походило ни на вонючек, ни на мохнаток. Размером… ну, не знаю, я мало с чем могу сравнивать. С медведем из кинофильмов? Наверное. Рост вообще непонятен, существо лежало, будто гора чёрной шерсти и тёмно-багровой кожи. Угадывались толстые лапы, ритмично скребущие живот существа, угадывалась прижатая к груди массивная голова. Самые здоровущие наши морпехи или крупные вонючки рядом с этим выглядели бы дистрофиками.

Вопреки здравому смыслу (Боря, как же мне тебя не хватает!) я пошёл вперёд, держа перед собой нож. Толку от него было бы как от зубочистки, но клинок в руке успокаивал.

Существо продолжало ворочаться, занятое чем-то странным и уже заранее отталкивающим. Я слышал звук скребущих лап, порой — треск чего-то рвущегося, раздираемого. Когда до твари осталось метра три-четыре я заметил, что под ней медленно скапливается лужица чего-то густого, зеленовато-маслянистого, будто смазка подтекает из машины. И что странно — оно ничем не пахло! Запах есть у людей, а у всего чужого и непривычного есть вонь, я это уже понял. Вонючки ведь пахнут не неприятно, если вдуматься. Они пахнут чужим, непривычным, и сознание переводит эту чуждость в отвращение, чтобы защитить и обезопасить, скомандовать тебе «Бей или беги!»

А это существо было начисто лишено запаха, хоть и истекало зелёной кровью.

— Что ты такое, тварь? — прошептал я.

Существо повернулось, навалившись на дверь в техотсек так, что та скрипнула и прогнулась.

Теперь оно полусидело, полулежало, глядя на меня. Голова твари была на уровне моего лица.

Теперь я видел его целиком.

Лучше не стало.

В нём было что-то от человека — общая форма тела, ступни, глаза, лоб. Что-то от медведя — телосложение, массивная голова и короткая шея, загнутые когти на руках и ногах… или лапах. Что-то от льва — чёрная грива на голове, втянутое кошачье брюхо.

Кожа — чёрная, маслянисто поблескивающая, будто источающая влагу. Густая косматая шерсть, покрывала существо полностью, кроме ладоней (да, всё-таки скорее ладоней), стоп и лица. У него были мужские гениталии, хорошо хоть шерстью слегка прикрытые.

А ещё у него был истерзан, разорван живот. Нет, вряд ли несчастный морпех успел его ранить — существо само себя разодрало. И судя по тому, что это получилось не сразу, даже с такими когтищами, шкура у него была твёрдой как броня. Из раны сочилась зелёная кровь, виднелись багрово-сизые кишки.

— Кто я? — голос у существа был спокойным, человеческим. — Какой верный вопрос, Святослав Морозов. Я ангел.

— Ангелы не такие, — ответил я. Нож дрожал у меня в руке. — Я знаю, я видел.

— Хорошо, называй меня падшим ангелом, — сказало существо почти умиротворённо. — Или демоном.

— Падшие тоже не такие, — упрямо ответил я. И добавил: — Одного я убил!

— О, глупое дитё, — вздохнуло существо. — Мы можем быть разными. И ты никого не убил. Бессмертного может убить лишь Бог.

Я замотал головой и даже рассмеялся.

— Вот не надо, а? Все понимают, что вы просто инопланетяне! Вы притворяетесь…

— Зачем? — спросило существо с удивлением. Потрясло головой. И с рыком полоснуло себя по животу. Звук был тошнотворный, хорошо, что мне уж совсем нечем блевать.

Я отвернулся на миг, тут же испуганно посмотрел снова. Но существо не пыталось встать, оно с шипящим стоном запустило лапу себе в живот — и стало медленно возиться там.

— Что ты делаешь! — закричал я. — Зачем ты вообще тут?

Всё будто погружалось в кошмар, тягучий, неспешный, из которого невозможно вырваться.

— Я здесь затем, чтобы убить тебя, — сообщило существо. — Но… не получилось… я ошибся…

Оно с усилием вытащило руку из брюха. На чёрной кожистой ладони поблескивал обрывок серебряной цепочки и крестик. От цепочки и крестика шло яркое свечение, от чёрной кожи валил пар.

— Кто же знал… — прошептало существо и отшвырнуло крестик с цепочкой в коридор. Я понял, что произошло — тварь проглотила крестик, когда выдрала… выкусила грудь морпеха вместе с куском бронежилета. Даже его гигантская пасть не казалась способной на такой укус, но… значит, оно и впрямь могло быть разным?

— Серебро для вас ядовито? — предположил я.

— Для нас ядовита вера, — ответило существо. — Этот… верил. Странный человек, да? Он из Италии, в детстве он видел падший престол, появившийся на Земле… это его потрясло. Я просчитался. Я отвык, что вы способны верить.

Я заметил, что из живота падшего ангела и от руки продолжает идти пар. Крестика уже не было, но демону не становилось лучше.

— Почему ты мне это говоришь? — спросил я.

— Почему бы не поговорить? — падший улыбнулся острыми треугольными зубами. — Скоротать последние минуты в этой реальности… Или ты подойдешь ко мне? Мне очень больно, окажи услугу!

Я покачал головой.

— Так и думал, — демон вздохнул.

— Надеешься вернуться и убить меня? — спросил я.

— Я вернусь. Но ты давно будешь мёртв.

Он снова улыбнулся.

— Ты же не думаешь, что я пришёл один?

Я вздрогнул. Я начал пятиться. А демон закрыл глаза — и начал преображаться.

Вначале он походил на гигантское нелепое насекомое. Что-то вроде жирного чёрного жука с огромными челюстями. Потом на огромного склизкого спрута с множеством щупальцев и выпученных глаз. Потом на совсем уж странное существо, ни на что не похожее, скрученное из гибких шершавых стеблей, почти что плетеную куклу, но только с шевелящимися глазами на стебельках по всему телу.

А потом демон обратился в ангела.

В юношу, такого красивого, что мне стало стыдно за своё нескладное тело, скуластое лицо, курносый нос и встрепанные волосы. Я просто права не имел существовать рядом с кем-то такой красоты и совершенства — с телом, которое даже смущения не вызывало, настолько было идеальным, с белокурыми волосами, тонкими чертами лица, исполненного добротой и скорбью, виднеющимися за плечами светлыми крылами…

Мне захотелось упасть на колени и разрыдаться, потому что ангел — неважно, что падший, умер из-за меня и не успел убить мою дурацкую пустую тушку. Я и рухнул. И даже подумал, что могу зарезать себя ножом морпеха и тем самым хоть чуть-чуть искупить свою вину.

Но в этот миг прекрасный юноша стал преображаться. Тело потемнело, покрылось язвами, начало сочиться гноем. Светлые волосы и белые перья задымились и почернели. Ударила волна омерзительной вони — и я второй раз за три дня сменил своё мнение о самых неприятных запахах на свете. Перевернувшись на четвереньки, я побежал по полу, вставая на ходу, убегая от этой разлагающейся фальшивой гадости.

Можете быть разными, значит?

Выходит, что да.

Но всё-таки в конце вы становитесь настоящими.

Я упёрся в дверь, ведущую в медблок. Оглянулся.

От падшего ангела осталась лишь груда серого пепла, которая, кружась поднималась в воздух и исчезала. Я постоял, тяжело дыша.

Потом вернулся до двери своей комнаты воскрешения. Подобрал с пола крестик на обрывке цепочки. Положил его в раскрытую ладонь морпеха, который так странно меня защитил.

Зря я думал дурное о командовании. Это был охранник, а не убийца.

Наверное.

Или в дверях столкнулись двое убийц и меня спасло чудо…

Я уже ничего не понимал. После попадания на базу вонючек в моей голове сложилась ясная и понятная картина: все наши сомнения справедливы, ангелы и падшие ангелы — инопланетные, а точней уж инозвездные пришельцы. Устроили для нас и этих упёртых вонючек бесконечную войнушку, а сами тырят из Солнечной Системы ресурсы. Глуповато, конечно, планеты-гиганты есть у каждой звезды, зачем за водородом и гелием лететь куда-то? Но, допустим…

Но падший ангел, загибающийся от того, что проглотил крестик?

Либо наука и технологии, либо вера и мистика.

Либо пришельцы, либо ангелы и демоны.

Ничего не понимаю!

— Боря… — прошептал я. — Боря, ну проснись, где ты!

Не было у меня больше альтера. Пусто и тихо. Думай сам, Святослав Морозов.

— Эля… — сказал я. — Серафим Иоэль… Эля…

Я замолчал. Ну, допустим, сработает. Как она говорила? «Призови меня со всей верой и любовью, от всей души — я прийду на зов».

Смогу ли я её призвать от всей души — с верой?

И что я спрошу? Ангел ли она? Так она это упрямо утверждала с самого начала.

Нет, надо вначале понять, что происходит на базе. Почему ни моё пробуждение, ни смерть морпеха (у них же у всех датчики жизнедеятельности вшиты под кожу) не вызвали никакой реакции.

Да, мне страшно. Впервые с раннего детства (но в детстве мы и так верим, что бессмертны) я знаю, что если умру — то навсегда.

А ещё меня хладнокровно предал и расстрелял боевой товарищ. Я не знаю, кто его послал, кому могу доверять, а кому нет.

— Не кисни, Свят! — твёрдо сказал я себе. — Ты жив. Бывало и хуже.

Вернувшись к двери в медблок я резко дёрнул её на себя.

Заперто или нет?

Дверь открылась.

Глава 23

23

Здесь всё было почти как обычно в ночную смену. Только один врач — сейчас им оказался Хенрик, и один психолог — конечно же, Инесса Михайловна в это время предпочитала отдыхать, поэтому дежурила Тереза, симпатичная чернокожая девушка, очень молодая и застенчивая.

Вот только они спали.

Хенрик положил голову на стол и уснул перед экраном, на котором шла какая-то стратегическая игра. Экран мерцал красным — враги в прах разносили базу, построенную доктором.

Тереза, похоже, уснула, когда смотрела за игрой Хенрика. Она лежала на полу за его спиной и сладко улыбалась чему-то своему.

А ещё тут был ангел.

Он стоял посреди кабинета и смотрел на дверь. На меня. Очевидно, ждал, пока я войду. На нём были белые одежды, в руке пылающий меч, а за спиной — два сложенных белых крыла.

Ангелы похожи друг на друга, но всё-таки они разные. Этот был мне знаком. Тот самый, кому я рассказывал про бой падшего престола Соннелона с серафимом Иоэлем. Кто отправил нас на задание. Кто расспрашивал меня после возвращения с Юпитера.

— Здравствуй, Святослав Морозов, — сказал ангел.

Я молчал. Пытался в него всмотреться и чувствовал, как плывут передо глазами черты ангела. Словно я гляжу в крошечное, иголкой проколотое отверстие, а за ним — целый мир. Горы, леса, океаны… безмерное пространство, уходящее в бесконечность. А я вижу лишь крошечный пиксель.

— Почему ты молчишь? — спросил ангел.

— Как вас зовут? — спросил я.

Ангел приподнял одну бровь. Глаза у него были густо-синими, будто небо перед грозой.

— Моё имя Рахаб’иль, молодой человек.

Я кивнул.

— Здравствуйте, Рахаб’иль.

— А как же «ангел мой, ваше совершенство?»

— Я не знаю, ангел ли вы, — честно ответил я. — И насколько совершенны тоже не знаю.

Он кивнул.

— Понимаю. И не сержусь.

— А вы вообще умеете сердиться?

Рахаб’иль улыбнулся.

— О, да… Скажи, почему ты соврал мне про Иоэль?

— Эля велела так говорить, — твёрдо ответил я.

— Эля? — брови ангела поползли вверх. — Серафим Иоэль — Эля?

— Я её так назвал… — я отвёл взгляд. — Она выглядела как девушка.

— Как же занятно… — произнёс Рахаб’иль задумчиво. — Становится… понятнее.

— Серафим отдал приказ, я исполнял. Она высший чин, а вы низший.

— Как у тебя всё удобно, — заметил Рахаб’иль. — Когда надо — ты не знаешь, ангел ли я. А когда надо — «низший чин». Да, я низший чин, начало. Но Иоэль… уже не совсем серафим, так что вопрос субординации… спорный.

Он подошёл ко мне, и я вдруг впервые понял, что ангел ходит по базе так, будто на ней нормальная сила тяжести, не подпрыгивая и не семеня. Наверное, для него вопрос гравитации вообще не имел значения.

От огненного меча шёл жар, как от дюз после полёта. От ангела пахло цветами.

— Что случилось с людьми? — быстро спросил я.

Рахаб’иль бросил небрежный взгляд на спящего Хенрика.

— Полагаю, все или почти все на базе спят. Для их же блага. Скажи, Святослав Морозов, что случилось с тобой на Гималии?

— А вы не знаете?

— Не моя зона ответственности.

— Меня отпустили, — сказал я. — Мы поговорили, и меня отпустили. Мне кажется, вонючки считают нас злом, а вас — падшими.

— Истинно, — согласился Рахаб’иль. — Так они и считают.

Я стоял почти вплотную к нему. Слышал шуршание белых одежд, чувствовал жар меча, задрав голову смотрел в совершенное и бесстрастное лицо

— Это правда? — спросил я.

Рахаб’иль покачал головой и вздохнул.

— Ты только что видел уходящего демона. Разве мы похожи?

— Вы бываете разными, — сказал я. — Кто знает, как вонючки видят вас? Или каким вы можете стать?

Рахаб’иль кивнул.

— А ты дерзок, Святослав Морозов.

— Это всё дитячество, — ответил я.

— Как меня раздражает это слово! — неожиданно воскликнул ангел и поморщился. — Дать вам возрождение, даже столь ограниченное, было ошибкой!

— Значит, вы несовершенны, — ответил я. — Что вы со мной сделаете? Убьете?

Ангел вздохнул.

— Откуда в тебе такие мысли? Разве ты слышал, чтобы ангелы убивали кого-то, кроме падших? Ты сотворил много зла, Святослав, но не в моей воле лишить тебя жизни.

— Я?

От неожиданности я схватил Рахаб’иля за руку. Она оказалась неожиданно горячей, почти обжигающей и я сразу же отпустил ангела.

— Какое ещё зло? Я обычный пилот, я служу Небесному Воинству! Так же как остальные! А если все мы виноваты, то это была ваша воля!

— Если бы, — сказал Рахаб’иль задумчиво. — Ах, если бы ты делал, то же, что и все.

— Это из-за Иоэль? — предположил я. — Вы хотели похоронить её в глубинах Юпитера! Что с ней случилось, она жива? Снова стала серафимом?

Рахаб’иль приложил палец к своим губам. И мои внезапно сомкнулись.

— Слишком много вопросов, Святослав. А ответы только навредят. Ты сомневаешься во мне… что ж. В этом есть и наша вина. Но я дам три ответа на три настоящих вопроса, которые мучат тебя. Распорядись ими мудро.

Меня словно подхватило вихрем — и отнесло к стене. За спиной Рахаб’иля расправились и ослепительно засияли крылья.

— Я ангел Божий, — сказал Рахаб’иль и голос его будто гром прокатился по базе, зазвучал отовсюду, застучал в ушах, обжёг кожу, запел в крови.

— Ангелы защищают человечество, — произнёс он, мои ноги подкосились, я рухнул на колени.

— Ты виноват в пришествии падших, но только ты можешь искупить свой проступок, — меня придавило к полу, будто на спину лёг невидимый груз.

— Поэтому я не трону тебя, но и помочь не смогу, — я услышал шаги и шорох одежд.

Рахаб’иль воздел руки вверх, взмахнул крылами, но вдруг остановился. Снова посмотрел на меня. — Ты хочешь знать, чем виновен, Святослав Морозов? Я отвечу. Много лет назад, задолго до нашего явления, ты обрёк человечество на смерть. Мы бьёмся за то, чтобы исправить совершённое. Дать людям шанс. Не потому, что мы любим людей, вы не лучшие и не худшие из плотских созданий. Но вы — наши подопечные, наша ответственность.

Я почувствовал, что мои губы вновь могут разомкнуться. Это было словно приглашение ответить.

— До вашего появления? Значит, это был тот, из кого меня сделали! Не смейте упрекать!

— Ты указываешь ангелу? — Рахаб’иль посмотрел на меня с недоверием.

— А почему бы нет? — крикнул я. — Я ведь уже мёртв, так? Вы уйдёте, а я умру. Всё потому, что вы обвиняете меня в чужом проступке!

— Ты слушаешь, но не слышишь, — сокрушенно произнёс Рахаб’иль. — Ты и только ты нарушил ход времён. Но теперь и предопределенности нет. Я сказал, что ты можешь искупить свою вину, значит, ты можешь выжить… Но нет, я не скажу тебе, что именно ты совершил. Есть правила и не мне их нарушать.

Он медлил. Я вдруг понял, что несмотря на тон, несмотря на холод и высокомерие в голосе, Рахаб’иль хочет, чтобы я выжил.

— Кого мне опасаться? — спросил я.

— Падших, юноша. Ты трижды дал им право найти и убить тебя, — призвав, изгнав и атаковав. Трое низших чинов пришли за тобой — демон, тёмный владыка и исток зла. Демон был самым быстрым, но и самым глупым. Ты видел, как он умер. Двум другим нужно что-то большее, чем твоя смерть.

Рахаб’иль замолчал, глядя на меня.

— Спасибо, — сказал я, помедлив.

— Тёмный владыка и исток куда умнее и сильнее, — сказал Рахаб’иль. — И у меня нет права с ними сразиться, пока они преследуют лишь тебя.

Я кивнул и спросил:

— Почему вы хотели похоронить Иоэль в Юпитере?

— Он утратил совершенство, — ответил ангел. — То, с кем ты общался, кого назвал Элей, уже не великий и совершенный Иоэль.

— Это всё из-за той вспышки? Оружия Соннелона?

Рахаб’иль молчал. Я думал.

— С ней случилось то же что со мной, да? Она утратила способность возродиться? Стала обычным ангелом… или обычным человеком?

— Я не знаю, кем она стала, — произнес Рахаб’иль.

Взмахнул крыльями, по комнате пронёсся порыв ветра — и ангел исчез.

Я остался наедине со спящей базой Каллисто.

Ну и, конечно же, тёмным владыкой и истоком зла, кем бы они ни были. Честно говоря, меня и рядовой демон достаточно впечатлил.

Ноги у меня слегка тряслись, так что я был рад слабой гравитации. Подошёл к Хенрику, потряс за плечо. Никакой реакции. Это не обычный сон.

На экране догорали последние остатки построенной Хенриком базы, вражеские юниты тащили из складов ресурсы. Развился Хенрик круто, а эта игра, я знал, не имела сохранения.

Как ни смешно, но я пожалел потраченное врачом впустую время.

Я обшарил кардиологу карманы халата, а потом проверил пояс и ящики стола. Нет, никакого оружия, только пригоршня леденцов на палочке. Врачи имели право на ношение пистолета, но мало кто им пользовался. Коммуникатор Хенрика был для меня бесполезен, но навёл на мысль. Я проверил пустующий пост дежурной сестры — и ура, в коробке из-под лекарств действительно лежал мой браслет. Но потянувшись за ним я остановил руку.

А что, если стоит его взять, и парочка падших это почувствует?

Да и вообще, нельзя мне медлить!

Оставив браслет на месте, я осторожно открыл дверь в коридор. И отшатнулся — по ушам ударил щенячий лай. До псарни по коридору было метров пятьдесят, не меньше, да и дверь туда закрыта, судя по приглушенному звуку. И всё же я слышал, как щены заходятся в истерике, яростно и безнадёжно облаивая кого-то. Визгов не доносилось, не похоже, что щенов убивали. Просто кто-то был на псарне и щены сходили с ума от страха и ненависти. Лай нарастал, словно этот кто-то шёл вдоль вольеров, приближаясь к выходу.

Плохо.

Я захлопнул дверь. Заблокировал её изнутри, хотя понимал, что пластиковый лист даже сильный взрослый человек выбьет.

Через основной коридор не уйти.

Тогда что?

Клонарня. Из неё есть выходы во внешнее кольцо коридоров, есть лестница на верхние этажи и в складские помещения. Ещё там всегда дежурят морпехи. Но дверь заперта, и я не знаю, откроет ли её мой браслет.

А вот браслет Хенрика или психолога — точно откроют. Правда они работают лишь на руке владельца, но да здравствует низкая сила тяжести на Каллисто!

Я глянул на Хенрика и Терезу. Пожалуй, врач даже полегче девушки — у той слишком пышная фигура. Но её тащить куда приятнее.

Своё единственное оружие, нож, я оставлять не собирался и мог действовать лишь одной рукой. Так что я забросил медсестру на плечо и пошёл обратно к комнатам воскрешения. Перепрыгнул через мёртвого морпеха, внезапно и неуместно вспомнив его имя — Юрий, подошёл к двери в клонарню. Приложил руку Терезы с браслетом к замку. Тот щёлкнул и мигнул зелёным.

Ура!

Я открыл дверь — за ней было тихо. Вернулся к кушетке и уложил на неё девушку. Сказал:

— Думаю, тут тебе будет лучше.

В дверях что-то мелькнуло. Мне даже показалось, что это мертвец шевельнулся, я повернулся, замахиваясь ножом.

За телом стоял белобрысый тощий пацан, в одних штанах и грузилове. Видимо, так спешил, что ни рубашку, ни обувь надевать не стал.

— Свят? — выпалил он.

— Эрих? — я понять не мог, чего во мне сейчас больше, ненависти или удивления.

— Свят, что тут…

Я прыгнул на Эриха. Несчастному Юрию, через которого всё время перешагивали, уже всё равно. Грузилово мешало, но всё же я перелетел через тело и кровь, толкнул Эриха, прижал к стене и занёс клинок.

— Понимаю твои эмоции, — сказал тот спокойно. — Но ситуация явно вышла из-под контроля.

Я колебался. Мне очень хотелось ударить его ножом!

Но я никогда никого не убивал вот так, своими руками. Падший ангел не в счёт, как я понял, они по-настоящему не умирают, а перерождаются, как и мы.

Впрочем, и Эрих не умрёт. У него есть следующая тушка, я помнил из списка. Что же мне, искать комнату, где он воскрес и резать беспомощного спящего клона? Да ну нафиг. Я не смогу.

— Зачем мне оставлять тебя в живых? — спросил я. — Чтобы ударил в спину?

— Свят, — всё так же сдержанно ответил Эрих. — У меня был прямой приказ с самого верха, сбить твою «пчелу». Драться с тобой на базе распоряжений не было. Я тебя не люблю, но нападать не стану… Морпеха ты прикончил?

Я помотал головой. Опустил нож.

— Его убил демон.

Эрих быстро огляделся. Задержал взгляд на торце коридора, где осталась какая-то лёгкая тёмная пыль на полу.

— И где он?

— Падшего больше нет.

То ли мне показалось, то ли Эрих впервые посмотрел на меня с опаской и уважением.

— Тебе в морпехи надо было идти, с такими способностями. Второй раз в рукопашной одолел падшего? Отпусти, сейчас я не враг. Что случилось?

Я отпустил. И сказал:

— На базе все спят. Из псарни сюда идёт ещё один демон. Или два.

— Валим, — сказал он и метнулся в мою комнату.

Реакция у Эриха всегда была быстрее. И неудивительно, что он опередил меня, пронёсся через комнату, проскочил в клонарню первым и остановился, держась за ручку. Я стоял и смотрел на него, понимая, что сейчас он может захлопнуть дверь, заблокировать, мне придётся снова тащить Терезу в другую комнату, а падший приближается…

— Ты чего залип, синий-два? — выкрикнул Эрих.

Я прошёл за ним, Эрих захлопнул дверь, заблокировал, бросил на меня быстрый насмешливый взгляд.

— Пойдём вверх, — предложил я.

— Думал, закрою дверь перед носом? — ухмыльнулся Эрих и покачал головой. — Нет. Вверх пока рано. Надо найти морпехов, взять оружие.

Я подумал, что хоть мы оба сейчас в глубочайшем дитячестве, но Эрих даже похилее меня и я вполне в силах расквасить ему нос. Вдохнул и сказал:

— Только быстро.

Мы побежали по коридору, где когда-то совсем недавно и неизмеримо давно я шёл сражаться с падшими.

Всё повторяется.

Чуть иначе, но повторяется.

Только бы падший, идущий за мной, не принялся громить клонарню…

— Геройствовать не вздумай, ладно? — сказал на бегу Эрих. — Не знаю, как ты завалил того в коридоре, но уверен, случайно. Чтобы убить демона низшего чина, нужно не менее семидесяти единиц агноса.

— Чего? — не понял я.

Эрих остановился, заглянул в боковой проход. Там была маленькая комната с кофемашиной, холодильником и диванчиком. На диванчике спал клонарь, валялась рядом кружка, разлившийся кофе растекся огромным пятном по халату клонаря. Эрих обшарил клонаря и с торжествующим видом показал мне маленький пистолет.

— Агнос — единица святости, — пояснил Эрих. — Концепция неофициальная, но на практике работает. Обычная пуля в автомате у морпеха, намоленная хорошим честным священником, имеет два-три агноса святости. Есть пули, которые освящают монахи и отшельники, у тех до пяти-шести доходит…

Он выщелкнул магазин, вставил обратно.

— Восемь пуль. От шестнадцати до сорока восьми агноса, но это вряд ли.

— Чушь, — не выдержал я.

— Может быть, — не стал спорить Эрих. — Вот только командование хранит обоймы, где патроны благословил папа Римский. Говорят, каждая пуля до десятка агноса доходит.

Я не знал, правду он говорит, байку какую-то пересказывает или сочиняет на ходу, чтобы хоть как-то отвлечься от происходящего. У нас ведь всё так, правда и вымысел сливаются воедино.

Мы пробежали мимо нескольких помещений. Медицинские лаборатории, криогенная станция, центр контроля тушек. Заметили ещё несколько спящих клонарей в их нежно-розовых халатах, но ни одного морпеха.

— Кто велел меня убить? — спросил я. — Уильямс?

— Не ссы, — Эрих косо глянул на меня. — С Земли приказ пришёл.

— Кому?

— Мне, тупица.

Я схватил его за руку, мы остановились, едва не упав.

— Врёшь!

— Святик, у Земли есть свои каналы для своих людей, — Эрих упрямо посмотрел мне в глаза.

— Ты стучишь Земле?

— А что с того? Сашка стучит Смирнову, Анна докладывает Уильямсу. Все кому-то чего-то стучат. Кроме таких как ты, простых и прямых, — он вырвал руку, зло спросил: — Что, будешь мораль читать, в духе великих русских писателей? Или убегаем? Кстати, демоны-то, небось, за тобой пришли?

— Как ты умер?

— Вогнал «пчелу» в Каллисто. Вернулся, а база не отвечает, шлюзы закрыты. Пришлось экспрессом…

Мы снова двинулись вперёд. И вышли в центр физиотерапии тушек.

Как по мне — самая жуткая комната в клонарне. Ничего ужасного тут не делают, это не операционная, где исправляют мелкие врожденные проблемы (одному из пилотов порок сердечного клапана правят на каждой тушке), не центры доращивания, где в колбах растут эмбрионы и младенцы.

В центре физиотерапии тушки от рождения и до двенадцати лет поддерживаются в хорошей физической форме. Она вся заставлена процедурными станками, которые похожи сразу и на спортивный снаряд (их даже делает фирма по производству всяких тренажеров), и на медицинский стол. Тушку укладывают на станок подходящих размеров, пристёгивают, подключают электроды — и вперёд. Руки-ноги начинают подёргиваться, мышцы сокращаются, стойка вращается, вытягивается, сгибается. Из подключенного к вене катетера капают питательные растворы. Шесть часов активной принудительной физкультуры в день — и тушка растёт крепкой и здоровой.

В сознании я всего один раз тут был, на экскурсии, и неделю кошмары снились.

Центр физиотерапии работал. Вращались и крутились с лёгким гулом станки, в них подёргивались голые детские тела. Тушки, конечно, молчали, глаза их были закрыты.

По стенам были развешены картинки со зверятами — яркие, красочные, как в детском саду. Зверюшки на картинках подтягивались на турниках, прыгали через барьеры, плавали в бассейне и выжимали штанги. Мордочки у зверят были милые и дебильные. Тот, кто их тут развесил, был, пожалуй, психопатом.

На полу лежала женщина в розовом халате, невдалеке тупо стояли два болвана — они помогают клонарям перемещать тушки из хранилища и обратно.

Ещё двое клонарей спали в углу, за столом.

А рядом с ними стоял и с любопытством смотрел на нас с Эрихом падший ангел. Одеяния и крылья за спиной были тёмно-серые, а едва заметный ореол — бледно-зелёного цвета. Походил демон скорее на женщину, хотя даже падшие ангелы настолько чисты и прекрасны лицом, что пол определить трудно. Вот только красота была жуткая. Завораживающая и пугающая.

Голос у него оказался женским, сильным и глубоким контральто, хоть он и говорил о себе в мужском роде.

— Рад твоему появлению, Святослав Морозов. Я очень благодарен тебе.

Губы демона тронула лёгкая улыбка.

— Я хотел посмотреть на тебя глазами из плоти.

Глава 24

24

Не знаю, что сейчас творилось в голове у Эриха. Мне было страшно.

Низшие чины — это те, с кем нам приходится встречаться в бою. Но только в космосе, сидя в скоростном бронированном истребителе, стреляя освященными снарядами и термоядерными боеголовками. И да, кинетика разрывает их тела, а взрывы испепеляют.

Но я помнил, как такой же низший чин спокойно выдерживал автоматный огонь морпехов. В тот миг я был «безгрешным» и сумел подойти к нему незамеченным. А сейчас-то что?

Я глянул на Эриха. Тот держал пистолет в опущенной руке и смотрел на падшего.

— И кто же ты? — спросил я.

— Темный владыка, — падший вздохнул. — В ваших терминах, потому что для вас мы — зло.

— А для вонючек?

— Добро, — падший кивнул. — Ты понял верно, Святослав Морозов.

— Я хотел бы увидеть тебя таким, как видят вонючки, — сказал я.

— Это интересная просьба, — кивнул падший. — Но я не стану её исполнять. И отвечать на вопросы, и обсуждать наши отношения. Это пустое, человек.

Он шагнул ко мне — одним движением, словно игнорируя пространство. Глаза падшего смотрели в мои глаза и в них не было зрачков. Тёмно-зелёная глубина радужки, окаймлённая серым белком. Я неумело ткнул его ножом, ткнул изо всех сил, но нож отскочил от ореола и медленно стал падать.

— Как странно, что здесь он возлюбил вас… — прошептал падший.

И его рука сжалась на моём горле.

Не сомневаюсь, что падший мог раздавить мою шею двумя пальцами или оторвать голову движением кисти. Но его ладонь лишь пережала артерии, будто затянутая петля. Голова закружилась, а падший всё так же с любопытством смотрел на меня. Я оцепенел, даже руки поднять не мог, а падший приподнял меня за шею, заглядывая в глаза. Ноги беспомощно заболтались в воздухе.

Гулко бухнуло по ушам — раз, другой, третий…

«Надо же, Эрих палит в падшего! Боря, слышишь?» — подумал я.

И вспомнил, что альтера со мной больше нет.

Мир закружился, уплывая в темноту.

Река была широкой. Вода поблескивала в свете Луны, волны плескались о берег. На песке догорал маленький костёр. Воздух был влажным, пахло дымом, но удивительно приятно. Я стоял, глядя на реку поверх огня. На другом берегу светились огоньки — какой-то маленький город… посёлок, да? Мне было грустно… ну не мне, конечно. Этому Святославу…

— Папа!

Я повернулся.

И посмотрел в сгущающихся сумерках на мальчика лет семи-восьми. Он был в какой-то одежде защитного цвета, похожей на наши дитячьи мундиры, только без всяких знаков отличий. Наверное, это не форма. Что-то туристическое, походное?

Лицо мальчика было знакомо, похоже и не похоже на моё одновременно. Но я его уже видел, только постарше.

Да, это сын Святослава Морозова. В прошлый раз мы ругались. Но этот мальчик ещё не умел ругаться с родителями. Он был абсолютно доверчив, смотрел на меня с любовью и тревогой.

— Что, Борька? — спросил другой я.

— Ты с мамой помиришься?

— Конечно, — сказал другой я. — Мы и не ссорились.

— Она не поехала, — с сомнением сказал мальчик.

— Мама не любит рыбалку.

Я уже увидел палатку — дальше от реки, у кромки леса. И автомашину. Круто, у меня есть машина! Жена, сын, машина, палатка, лес, река и целая планета Земля!

И Луна в небе.

А падших, кажется, ещё нет. Я это чувствую.

— Раньше ездила, — сказал мальчик с сомнением. И тихонько добавил: — Мама сказал, что ты её не любишь.

— Ерунда, — сказал другой я. — Завтра вернёмся, порадуем маму уловом. Всё будет хорошо.

— Мама сказала, ты любишь другую. И жалеешь, что на ней не женился.

— Ерунда, — ответил другой я, даже не запнувшись. — Мы просто дружили в детстве. Ты же дружил в садике с Аней, а сейчас…

— А если бы ты женился на той девочке, с которой дружил, я бы родился?

Другой я молчал. Потом ответил:

— Непременно.

— Но я был бы другой Боря, у меня была бы другая мама, — мальчик подобрал с земли веточку, бросил в огонь. Прищурился, глядя, как вспыхнули угли. — Ты бы кого любил больше?

Конечно же надо было сказать «тебя». Но тот, другой я, был похоже либо честным до упертости, либо туповатым.

— Так не бывает, сын. То, чего не случилось, не существует.

— А если бы тебе надо было выбрать, ты бы кого выбрал? Маму и меня, или другую маму и другого меня?

Я не мог читать мысли настоящего летчика Святослава Морозова. И посоветовать ему ничего не мог. Но я ощутил, как на него вдруг накатила тоска.

— Отказываюсь делать такой выбор! — бодро сказал другой я. Шагнул к сыну, подхватил на руки. — А кому-то давным-давно пора спать, а не задавать вопросы… не по возрасту…

Другой я уткнулся лицом в волосы сына. Спросил:

— Сказку на ночь кто-то хочет?

И в этот миг я всё понял.

Воздух со свистом вошёл в мои лёгкие. Он был синтетический, им дышали тысячи раз, но сейчас — плевать.

Я жив. Я на Каллисто. Я вернулся из очередного путешествия в прошлое.

Падший меня не убил?

Почему?

Я привстал с пола.

Тёмный владыка лежал рядом и подёргивался, словно его било током. Он держал руки протянутыми вверх и ладоней у него не было, от обрубков кистей шёл дымок и руки истлевали, расползались серым пеплом. В лице больше не было и следа страшной красоты, а во взгляде зелёных глаз — только страх.

В паре метров стоял Эрих, упёршийся спиной в станину одного из процедурных станков. Ага, вот почему его унесло отдачей…

— Фердаммтэ шайсэ! — звонким дитячьим голоском выругался Эрих. — Кто эти пули намолил, святой какой-то? Я с трёх выстрелов падшего уложил!

— Это… это не пули… — хрипло произнёс я. — Это… не ты.

Подполз на четвереньках к тёмному владыке, заглянул в лицо. Почему-то сейчас я его совсем не боялся. Вот если бы подошёл к умирающему демону — он бы меня на лоскутки порвал. А этот — нет. Он ко мне не прикоснётся больше, даже останься у него руки. При моём приближении падший задёргался, пытаясь отползти. Босые ноги скользили по полу. Я заметил, что ступни у него не настоящие, пальцы словно намечены, нарисованы на цельной ступне.

Он весь стал ненастоящий. Он исчезал.

Исчезал совсем. Чтобы не возродиться никогда, словно его и не было. Я это чувствовал.

— Мерзость… — с мукой простонал тёмный владыка. — Исчадие ада…

— Смотря откуда смотреть… — прошептал я. — Так что? Как именно я всё испортил? Скажи!

На лице тёмного владыки появилась злобная ухмылка.

— Ты знаешь, что я не скажу… примитивнейшее и искажённое творение!

Я знал.

Положил свою слабую дитячью ладошку на его лицо. И сказал:

— Пора спать.

Голова падшего рассыпалась, а следом стало исчезать тело. Он весь обратился в тонкий пепел, разлетающийся и таящий в воздухе без следа. Я поднялся. Помассировал горло.

— Ты что, святой какой-то? — Эрих обалдело смотрел на меня. Замотал головой. — Да не может быть! Ты и в Бога-то не веришь!

— Теперь верю, ещё как, — сказал я. — Только знаешь, от этого не легче.

Мы стояли, глядя друг на друга и я понял, что вся моя злость на Эриха бесследно прошла. Он был самовлюбленный засранец, я ему не нравился, он стучал на всех нас кому-то на Земле, даже «Общество мёртвых пилотов» наверняка создал, чтобы провоцировать и получать побольше информации. А когда ему дали приказ — без спора отправился меня убивать.

Но он был свой говнюк. Обычный, человеческий.

— Надо найти оружие, — сказал я. — Есть ещё третий: исток зла. Это низший чин падших, что-то вроде начал, но посильнее… чем этот.

— Ты его победишь? — спросил Эрих напряжённо.

Я пожал плечами.

— Не победишь… — раздался за моей спиной тоненький голосок.

Вздрогнув, я повернулся.

На одном из физкультурных станков была пристёгнута девчоночья тушка лет семи. Рычаги медленно поднимали её руки, сводили-разводили, казалось, будто тушка беззвучно аплодирует. Я её даже узнать не смог — девочка, белая, светловолосая, мало ли у нас таких.

Глаза у тушки были открыты. Но они стали нечеловеческими — с вертикальным узким зрачком, кроваво-красными белками. И смотрели на меня с яростной, восторженной ненавистью.

— Не победишь, — повторила девочка, облизнула губы. У неё не было одного молочного зуба. — Но мы впечатлены.

Мальчик-азиат лет девяти на соседнем станке, висящий вниз головой и перебирающий в воздухе ногами, тоже открыл глаза — и те мгновенно налились кровью, зрачок растянулся в щель.

— Мы получили удовольствие, — сказал мальчик.

Я его даже узнал. Это был тушка Есио, пилота «осы» из третьего крыла. Станок завершил цикл, перевернул его головой вверх, руки Есио стали подёргиваться. Тушка мрачно посмотрела на руки, дёрнула — и один из нейлоновых ремней лопнул будто гнилая нитка. Ручонка Есио влажно хрустнула и неестественно согнулась, но он будто не заметил перелома.

На всех станках начали шевелиться и открывать глаза тушки. Совсем маленькие, и большие, практически готовые к оживлению.

— Хочешь попробовать нас убить? — оскалился в улыбке совсем большой, двенадцатилетний Сашка, лидер нашего крыла.

И стал выдирать ноги из креплений.

Что будет, если я его коснусь?

Он тоже начнет рассыпаться, как тёмный владыка?

Или с ним ничего не случится, потому что исток явился в чужой плоти?

— Беги! — Эрих толкнул меня в плечо.

Я не стал спорить.

Я побежал. Мимо спящих клонарей, мимо освобождающихся тушек.

Эрих пятился за моей спиной, держа перед собой пистолет.

Я выскочил в соседнее помещение, обернулся. Эрих нащупал дверь, захлопнул её передо мной, привалился спиной. Донёсся его голос:

— Блокируй и беги!

И сразу же бахнуло.

Нажав блокировку (ерунда, снимется любым браслетом) я застыл на секунду, колеблясь.

— Беги! — крикнул из-за двери Эрих.

И снова бахнуло! Раз, другой!

Я побежал.

Кабинеты клонарей… спящие тела… складские палаты — со спящими в глубокой отключке тушками… Спящий морпех!

Я снял его разгрузку, набросил на плечи, кое-как застегнул. Схватил автомат.

Ну хорошо, я вооружен. И что? Буду стрелять в дистанционно управляемые тушки? Исток зла явно собирался убить меня чужими руками.

Бах! Бах!

Вроде бы я даже не считал. Но где-то в голове сложились три, один, два и ещё два выстрела. Патроны в пистолете у Эриха кончились.

Я кинулся дальше.

Повезло, что клонарня — она большая и будто город в городе. Почти все комнаты соединены с другими, можно лавировать.

Раздался крик Эриха — короткий, полный боли. Я не то, чтобы расстроился, я ничего ему не простил и у него есть сменная тушка. Но теперь я был совсем один.

Где исток?

Я выскочил в помещение, которое сразу же узнал: изолированные боксы для особых случаев. За столом спала медсестра, на полу лежал доктор Атмананда. Странно, но казалось, что его сон сразил не сразу, он будто тянулся к какому-то боксу…

Держа автомат перед собой, я медленно подошёл к боксу.

И посмотрел на пятилетнего себя.

Моя бракованная тушка в детской пижамке сидела на койке, копаясь в разорванном на части игрушечном медведе. Тушка неловко скручивала какие-то проводки, на которых болтались реле и чипы. Я услышал, как он бормочет:

— Если будет сорок вольт, то получится. Если будет сорок вольт, то откроется…

Несколько мгновений я смотрел на него, ничего не понимая.

А потом спросил:

— Боря?

Тушка вскинула голову. Я боялся увидеть пустые глаза с вертикальным зрачком, но глаза были человеческие, мои.

— Свят! — пискляво закричала тушка, кидаясь ко мне. Заколотила в прозрачную дверь. — Свят, это я! Это я, Боря! Боря! Я живой! Мы разделились, разделились!

— Тише! — я взял автомат в одну руку, кинулся к Атмананде, подтащил его к двери, прижал браслет к замку. Блокировка снялась, загорелся зелёный огонёк.

— Выпусти меня! — крикнул Боря. — Свят! На базе что-то не то!

Я смотрел на него и медлил.

А если это обман? Если это исток?

Лучше оставить его тут…

…но сюда вот-вот прибегут одержимые тушки.

На уснувший персонал им, кажется, плевать. А вот что они сделают с Борей?

Если это он!

— Ты точно Боря? — спросил я.

Клон вдруг отступил от двери. Кивнул.

— Свят, ты прав. У меня нет доказательств. Я бы сам тебе сказал: не верь. За тобой гонятся?

Я молча кивнул.

— Уходи быстрее, — посоветовал Боря.

Да ну к черту! Пусть это моя наивность или глупое дитячество…

Я открыл замок.

Боря недоверчиво посмотрел на меня. Перешагнул порог. Уткнулся лицом мне в живот и захныкал.

— Ты чего? — недоверчиво спросил я.

— Это дитя-я-ячество… — протянул Боря.

— Да и хрен с ним, — сказал я. — Пошли быстрее. Тут где-то бродит исток зла. Он подчиняет себе тушки. Пошли!

Мне пришлось тащить его за руку — Боря то хныкал, то начинал хохотать. К тому же у него было совсем плохо с координацией движений. Потом ему захотелось писать, пришлось прикрикнуть и велеть терпеть.

Но временами Боря будто приходил в себя и становился прежним, собранным и внимательным.

— У тебя есть план? — спросил он в какой-то момент.

— Убегать, — честно ответил я. — Вроде спящими он не управляет…

— Безыдейно, — замотал головой Боря. — Ты представляешь, сколько тут тушек? Тысячи!

— А что тогда?

— Позови Элю!

— Не выходит, — признался я. — Пробовал.

— Тогда улетаем, — предложил он. — Заберемся в «осу».

Я задумался. Это был хоть какой-то план.

— Пошли.

Мы поднялись к взлёткам, не встретив никого, кроме спящих умников и морпехов. Даже болваны стояли, будто погруженные в сон.

Как же легко оказалось вырубить всю базу, едва мы дали падшим основания. Неужели это всё из-за атаки на вонючек? Какие-то правила войны ангелов и демонов, которые нам не удосужились объяснить?

И я даже догадываюсь, почему.

Одно объяснение потащило бы за собой другое.

В конце концов пришлось бы всё объяснять. Но ангелам было слишком нас жалко. Всё-таки мы — их подопечные.

…Ах, как было бы всё просто и замечательно, будь Бог таким, как в священных книгах. Будь мы его единственным образом и подобием. Будь ангелы такими, как в рассуждениях богословов.

Но Вселенная слишком велика, чтобы высшее существо, Абсолют, творец — отдал всю свою любовь и внимание примитивным белковым созданиям на комке камня и грязи, вращающемся вокруг заштатной звезды на окраине заштатной галактики…

Мы вышли к второй взлётке.

По пути мне пришлось всё-таки завести Борю в туалет, впрочем, мне и самому это не помешало. Я чуть-чуть успокоился… ну, насколько это было возможно. Когда мы были маленькими, настоящими детьми, мы любили играть в прятки. Вначале на лунной базе, потом на марсианской. Потом здесь, на Каллисто.

Даже истоку зла не так-то легко будет меня переиграть.

Я выглянул на взлётку. Там стояли только четыре дежурные «пчелы», но это не беда. Я смогу поднять из ангара «осу». Ну а в крайнем случае — улетим вдвоём на «пчеле». С Элей и то получилось, а уж с собственным маленьким клоном…

— Быстро, но тихонько! — сказал я Боре. Взял его за руку. И мы побежали к пультам. Там нас и ждал исток.

Вначале я увидел какое-то колыхание в воздухе, у самых пультов. Будто горячий воздух поднимался вверх, так бывает над вентиляционными шахтами, но в этом месте нет шахт, тут слишком часто ходят люди. Я остановился и заставил остановиться Борю. Он скорчил недовольную гримасу, будто собираясь разреветься, но тут же собрался.

Я стоял и смотрел на шевелящуюся пустоту.

И та стала обретать форму.

На ангела, даже падшего, исток зла ничуть не походил. Не было в нём ничего ангельского, совсем, а вот человеческого — в избытке. У истока зла было не меньше десятка ног, растущих из слипшихся воедино торсов. В разные стороны торчали головы и руки — и это были слишком знакомые мне головы.

Исток слил воедино несколько тушек, причём выбрал тех пилотов, кого я знал. Тут был и Рене — совсем маленький, но я его узнал. И Сашка — ещё один, тоже довольно взрослый (учитывая, как давно он не погибал, у него наверняка было несколько готовых к возрождению). И Паоло, и Джей, и Хаюн… Это было омерзительное месиво из голых тел, слепленных наобум, порой будто нарочито нелепо и противно. Тёмно-зелёный ореол колыхался вокруг истока, будто болотные испарения.

А ещё исток цепко держал двух пилотов, Анну и Хелен, зажимая им рты и приподняв в воздух. Глаза у обеих девчонок были безумными, они дёргались, пытаясь вырваться.

— Мы всё рассчитали правильно, — произнесла голова Хаюн.

— Мы настоящее добро, а добро всегда побеждает, — подтвердил Сашка.

— Мы существуем и крепнем, а вы уходите в небытие, — заявил Паоло.

Исток встряхнул девчонок и захихикал всеми головами.

— Нас тебе не убить, — прошептал Джей таинственно.

— А ты сам себя прикончишь, — сообщил Рене. — Иначе мы убьём твоих подружек. Но если покончишь с собой — отпустим.

— Мы думаем, вначале тебе надо убить маленького клона, — сказал Паоло. — Но не обязательно! Мы и сами это с удовольствием сделаем.

Боря сжал мою ладонь.

— Свят, мне страшно.

— Мне тоже, — признался я.

У меня в руке было оружие. Но толку от него…

Исток убрал руку со рта Хелен. Та замотала головой и отчаянно закричала:

— Oh, pray, young sir! Assist me! Deliver me! It is too dreadful! Kind boy![1]

Да, с головой у Хелен легче не стало.

Беспомощно оглядевшись, я вдруг увидел, что в одном из выходов на взлётку стоит Эрих. Штаны на нём были порваны, тощее тело в крови, но он явно был в своей прежней тушке. Надо же, как он умеет выживать!

У Эриха в руках было два пистолета, видимо, обзавёлся по пути. Но он таращился на исток и не делал попытки выстрелить. Я его не осуждал, тут и дураку понятно, что в такого палить бесполезно.

Я едва заметно качнул головой — «не лезь». И посмотрел в дуло своего автомата. Исток тем временем снова заткнул рот Хелен и ждал. Но она отчаянно гримасничала, ухитрясь взглядом, мимикой и слезами передать свою мольбу о помощи.

Умолять она умела прекрасно. Наверное, это искусство в начале двадцатого века было развито куда лучше, чем сейчас. Я вот не умею.

Или умею?

Я закрыл глаза.

И позвал в темноте — как звал раньше альтера.

«Элен!»

Тишина. Когда Боря дулся на меня или размышлял о чём-то своём, он тоже отвечал не сразу.

«Иоэль!»

Никакой реакции. Ну да, понимаю.

«Я знаю, что ты больше не Иоэль. И ты теперь уже знаешь. Ты не серафим, ты его малая часть, как Боря — малая часть меня. Ты не выбирала такого пути — стать осколком великой силы. Но я верю, что ты ей была. Ты обещала помочь, если я позову — с верой и любовью. Ну вот, я зову. Если можешь прийти — прийди».

Я открыл глаза и сказал вслух:

— А если нет — так нет.

— Мы не поняли, — озабоченно сообщила голова Паоло.

Между нами полыхнуло — белым, ярким будто Солнце без светофильтра. Но почему-то меня не ослепило.

На плитах взлётки стояла Эля.

Она была странно одета — не в белых одеяниях ангелов, и не в грязно-серых одеждах демонов. На ней был комбинезон, похожий на нашу форму, но без всяких знаков различий. У него не было цвета — одно лишь сияние, не слепящее глаза.

И у неё появились крылья за спиной — тоже из сияния.

— Отпусти пилотов и уходи, — сказала Эля истоку.

Падший заколыхался, переступая на ногах разной длинны. Потом головы синхронно облизнули губы.

— Ты не Иоэль более. Ты не можешь повелевать!

— Рахаб’иль, явись, — произнесла Эля.

Ангел возник рядом с ней в то же мгновение.

— Убей истока, — велела Эля.

— У!!! — радостно пропищал Боря.

Эрих попятился, отступая в коридор, но продолжая следить за происходящим. Смелости ему всё-таки не занимать.

Рахаб’иль повернул голову к Эле. Мне показалось, что на его лице отразились почти человеческие эмоции.

— Прости, но ты не серафим более, — сказал он.

— Кто же я? — спросила Эля.

— Не знаю, — ответил Рахаб’иль. — Ты то, чего не должно было быть.

Эля посмотрела на меня. Улыбнулась — одними глазами. Я кивнул — с пониманием, как мне казалось.

Она попыталась, и я был благодарен за эту попытку.

Эля покачала головой, сказала:

— Всё имеет право быть.

И раскинула руки.

— Остановись! — воскликнул Рахаб’иль. — Не делай этого!

Крылья за спиной Эли стали расправляться.

— Ты потеряешь всё! — пятью голосами взревел исток.

— Или обрету, — ответила бывший серафим.

И ослепительное сияние залило взлётку.

[1] О, умоляю, молодой человек! Помогите мне! Избавьте меня! Оно слишком ужасно! Добрый мальчик! (анг)

Эпилог

Угнать штабной «жук», несомненно, серьёзный проступок. Думаю, что более тяжкий, чем угон «пчелы», «осы» или даже «шершня».

К сожалению, Боря, когда у него на время откатило дитячество, всё посчитал точно: по запасам топлива, кислорода и пищи годился только «жук».

Зато у здоровенного штабного корабля есть рубка, жилой отсек, нормальный санитарный блок и спальные места. Всё-таки «жук» рассчитан на командование базы — пятерых взрослых. Говорят, что теоретически он способен даже долететь до Земли.

Ну, или до другой планеты.

Я ещё раз проверил курс, отстегнулся.

— Куда? — спросил Эрих.

— На минутку, — ответил я.

— Через полчаса будем проходить мимо… этого, — он хмуро кивнул на пульт.

Я бросил взгляд на экран. На точку, где сходились курсы конвоя падших и конвоя ангельской иерархии. Мы, конечно, старались идти вдали и максимально тихо. Но то, что наш курс так четко с ними коррелировал, наводило на разные мысли.

— Вернусь, — сказал я.

— Успокоился бы ты, Свят?

— Я тебя с собой не звал, — огрызнулся я. — Чего поперся, а?

— Мы мёртвые пилоты, — мрачно ответил Эрих. — Надоело воевать без толку. А так… хоть что-то интересное.

Оттолкнувшись от спинки кресла я вылетел в жилой отсек. Подплыл к закрепленным на стене и потолке спальным конвертам.

В одном спала Анна. В другом Хелен. Из третьего, расстёгнутого наполовину, торчала макушка Бори.

Я не собирался брать девчонок с собой. Ну, разве что Хелен — ей ничего хорошего на Каллисто не светило, а в земной пансионат для бракованных тушек я почему-то верю всё меньше и меньше. Но Анна вцепилась в меня и принялась рыдать.

Оказывается, я этого не переношу.

В конце концов, она пыталась защитить мою тушку, была схвачена морпехами, посажена на гауптвахту — откуда её и забрал исток.

Очень трудно отказать девушке, которая из-за тебя пошла под трибунал.

Я посмотрел на них, убедился, что все тихо спят, и, оттолкнувшись, воспарил к потолку.

Эля спала в четвертом конверте. Наверное, с крыльями ей было бы трудно туда забраться. Но крыльев у неё больше не было — после вспышки, испепелившей исток зла и Рахаб’иля.

Я протянул руку, чтобы коснуться её щеки. И отдёрнул.

Серафим, ангел, человеческая девушка — всё равно я не хотел потревожить её сон. Так что просто посмотрел на неё минуту и вернулся в рубку.

— Успокоился? — спросил Эрих. — Все на месте? Тогда смотри, уже видно.

Изображение на экране уже стало четким. Всё-таки у «жука» мощная оптика и хороший искин.

— Безумие какое-то, — сказал я.

На экране вращался газовый диск. Вопреки всем законам природы газ не растекался в космос, а образовывал огромную вращающуюся платформу, похожую на граммофонную пластинку из старых фильмов, только не чёрную, а радужную, разноцветную. Диск медленно вращался. По нему скользили яркие точки, белые и зелёные, подозрительно похожие на ореолы.

— Диаметр более трехсот километров, толщина чуть больше одного, — сказал Эрих. — Ты хоть что-нибудь понимаешь?

— Нет, — признался я. — Но строят они это вместе.

С двух сторон над диском завис падший престол (не Соннелон, другой) и средний чин ангельской иерархии, господство. Следовавшие за ними корабли конвоя пролетали над диском — и выливали на него водопады жидкого газа.

— Ну что ж, — сказал Эрих. — Даже если разгонимся до максимума, нам лететь больше двух месяцев. Будет время разобраться.

Как же меня злит его самоуверенность…

— Попробуем, — сказал я, забираясь в кресло второго пилота. — Я всё же надеюсь, что Эля проснётся и заговорит.

Конец первой книги

Дополнительные материалы

Читать следующий фрагмент не обязательно, но если вам интересно — вот некоторые справочные данные, которыми руководствовался автор.

Вооруженные силы Земли на стороне ангелов — Небесное Воинство (Heaven Host)

Структура базы Каллисто:

Три крыла.

Состав крыла:

Семь эскадрилий по четыре «пчелы»: красная, оранжевая, желтая, зеленая, голубая, синяя, фиолетовая, эскадрилья из трёх «ос» (тяжелые истребители, «черные») и командирский «шершень» (летающий штаб, «серый»).

«Пчелы» — экипаж один человек и четыре щена. Вооружение — пушка, лазер, до 4 ракет.

«Осы» — экипаж два человека и четыре щена. Вооружение — две пушки, два лазера, до 6 ракет или 2 ракеты и торпеда.

«Шершень» — экипаж три человека и шесть щенов. Вооружение — две пушки, два лазера, до 10 ракет или 2 торпеды и 2 ракеты.

«Жук» — штаб группировки — экипаж пять человек, восемь щенов. Вооружение — 1 пушка, 3 лазера, 2 ракеты.

«Бабочка» — летающий радар — экипаж три человека, восемь щенов. Вооружение — 3 лазера.

Пилоты в состоянии квантовой запутанности:

Синяя эскадрилья 2 крыла:

Синий один — Паоло. Альтер — Спирит, spirit (дух)

Синий два — Святослав Морозов. Альтер — Боря, bore (зануда).

Синий три — Джей Робинс. Альтер — Санта, Santa (Санта)

Синий четыре — Хелен. Альтер — Эйр, air (воздух). Далее — Иван (Дюк). Альтер — Виконт.

Зелёная эскадрилья 2 крыла:

Зелёный один — Анна. Альтер — Фэйс, Faithful, (верующий)

Зелёный три — Роберт. Альтер — Мистер Скептик, Mr. Skeptical (скептик)

Оранжевая эскадрилья 3 крыла:

Оранжевый-один — Вонг

Оранжевый-два — Валентина

Оранжевый-три — Михаэль

Оранжевый-четыре — Рене

Красная эскадрилья 3 крыла:

Красный-один — Хаюн

Красный-два — Джон

Красный-три — Колин

Красный-четыре — Жаклин

Не-пилоты:

Командующей базы — генерал Хуэй Фан (фактически — руководит всем персоналом)

Командующий летным крылом — полковник Реджинальд Уильямс

Командующий морскими пехотинцами — подполковник Степан Смирнов

Главный психолог — Инесса Михайловна Белкина

Главный психиатр — Владимир Слабинский

Начмед — Александр Петерсон

Глава научного отдела — Амос Бонех

Главный клонарь — Девеш Атмананда

Главный инженер — Ван Джи,

Представитель ООН — Ицхак Исраэль (формально — руководитель базы)

Православный священник — отец Павел,

Католический священник — отец Бенедикт,

Представитель всемирного баптистского альянса — отец Хью

Представитель мусульман — мулла Нурулла

Представитель буддистов — ринпоче Лобсанг

Жаргон:

«болван» — андроид, человекоподобный робот, чаще всего служебный

«база» — военная база, созданная Ангельской Иерархией, переданная человечеству и дооснащенная людьми. Существуют база на Луне «Благодать» (примыкает к построенному людьми лунному городу «Сирано», база на Марсе «Аэлита» (примыкает к городу «Большой Сырт»), база на Каллисто и база на Титане (собственных названий не имеют, обозначаются как «Каллисто» и «Титан»).

«альтер» — индуцированная вторая личность в сознании, вырабатывается в раннем детстве и как правило дополняет личность пилота

«искин» — как правило имеется в виду искин космического истребителя, псевдоразумная нейросеть высокой сложности, помогающая в пилотировании и контролирующая состояние пилота. Также отдельные, более простые искины имеются в болванах, управляют механизмами жилых отсеков, процессами воскрешения и прочее. Мощность искинов и возможность их взаимодействия ограничены Пекинским пактом 2034 года, поэтому большая часть искинов изолированы друг от друга и способны лишь к простейшему взаимодействию. По этой же причине не существует общего искина для базы.

«грузилово» — утяжелители, обычно носятся на поясе и голенях.

«дитя, дитячий» — ироническое название недавно клонированного пилота, находящегося в биологическом возрасте 12–13 лет и его психологического состояния.

«щены» — боевые собаки, пилотирующие боты. Обладают клонами и квантовой запутанностью в связи со сложностью обучения.

«боты» — микрокорабли сопровождения и защиты, созданы на базе детских тренировочных кораблей. В настоящее время пилотируются щенами

«вторичка» — полученное в бою или полете в магнитосфере радиационное облучение

«сосок» — трубка подачи воды, жидкого питания и лекарств в корабле. Меню включает чай, кофе, кисель, молоко и кисломолочные продукты, супы-пюре и т.д. Теоретически пилот может выбрать напитки и питание, на практике выбор чаще осуществляет искин.

«костюм» — противоперегрузочный защитно-гигиенический полётный медицинский костюм. Большеразмерный костюм, осуществляющий пережатие сосудов, массаж, электростимуляцию, поглощение и нейтрализацию всех человеческих выделений (пот, кровь, моча и т.д.), а также управление кораблём (преобразует движения тела, конечностей и пальцев в команды для искина). Позволяет находиться в полёте до двух недель без заметной потери работоспособности. Подстраивается под любой размер тела пилота, как выяснилось — способен вместить два тела. Непригоден для выхода в космос (соединен с кораблем многочисленными короткими шлангами и кабелями). Не обладает полной герметичностью и не защищает от вакуума. В случае задымления или падения содержания кислорода пилот может надеть аварийную кислородную маску (заряд кислорода до получаса).

«эльмики» — наведенные разряды на корпусе корабля при полетах в магнитосфере

«кинетика» — основной комплекс вооружений космических истребителей, включает в себя как ракеты с ударными и кассетными боеголовками, так и пушки.

«ракеты», «шквал» — ракетное вооружение истребителей, основное оружие космического боя, РКК «Шквал-КО» (Ракетно-Кинетический Комплекс «Шквал-Кинетический Освященный». Разгоняется компактным линейным двигателем Гаусса в короткой пусковой установке внутри истребителя, набирает на выходе скорость в 20–40 км/с относительно носителя. После выброса включается и осуществляет доразгон (плюс +10–15 км/с) и точное наведение твердотопливный ускоритель. Боевая часть — освященная вольфрамовая болванка с системой коррекции либо (чаще) пакет из намоленных вольфрамовых или урановых стержней, распадающийся на отдельные поражающие элементы на последнем этапе наведения.

«термояд», иногда даже просто «ядерка» — наводящиеся ракеты и торпеды с термоядерным зарядом, имеются различные модификации как по мощности, так и по системам наведения.

«торпеда» — наводящаяся ракета «КР-АК» (Крылатая Ракета, Атмосфера-Космос), приспособленная для полета как в вакууме, так и в атмосфере (имеет крылья и стабилизаторы). Как правило оснащается особо мощной термоядерной боеголовкой.

«пушка», «прорыв», реже «эрзэкашка» — реактивная автоматическая пушка РЗК-41 «Прорыв-К», четырёхствольно-ротационная, система охлаждения — тосол и выдвижные радиаторы. Боеприпасы: 1. Реактивный Освященный Осколочно-Фугасный Снаряд калибра 220 мм., «РООФС-220», Взрыватель: радиолокационный неконтактный + контактный дублирующий, эффективная дальность стрельбы — до 100 км, оптимальная — 10–50 км. 2. Пакетный реактивно-инерционный заряд, «ПРИЗ-16». Пакет вольфрамовых и урановых стержней, аналогичный зарядам ракетных боеголовок, с системой группового и индивидуального донаведения. 3. Тактическая термоядерная боеголовка «Сюрприз-3», мощность взрыва от 0.2 до 2 килотонн. На практике обычно не используется.

«лазер», «сварка», «паяльник» — основное лазерное оружие истребителей, фторводородный лазер «ЛК-40 МИН», 'Лазерный комплекс 40, многорежимный импульсно-непрерывный). Используется как для атаки кораблей врага, так и для уничтожения вражеских кинетических и ракетных зарядов.

«потение», «выдох» — процесс аварийного либо тактического сброса жидкого натрия, теплоносителя «ЛК-40 МИН». Служит как для охлаждения лазера при интенсивной стрельбе, так и для создания вокруг истребителя защитного облака, сбивающего наведение снарядов и ослабляющего лучевые заряды.

«тушка» — тело, обычно так говорят лишь о теле клона. Живого пилота называть так оскорбительно, хотя в случае дружеского общения в своём кругу это допустимо (как обращение «нигга» в разговоре негров).

«пэ-эм синдром» — (пост-мортус синдром, пост-смертный синдром), комплекс тяжелых психологических реакций, развивающийся у пилотов, переживших смерть и воскрешение. Сходен с ПТСР.

«уйти экспрессом», «экспресс» — жаргонный термин возвращения на базу путём смерти и возрождения в клоне.

Ангельская иерархия:

Высшая иерархия — Серафимы, Херувимы и Престолы.

Средняя иерархия — Господства, Силы, Власти.

Низшая иерархия — Начала, Архангелы, Ангелы.

Демоническая иерархия:

(Пилоты чаще обозначают представителей демонической иерархии теми же терминами, что и представителей ангельской, добавляя слово «падший». Но на самом деле у демонов имеются свои наименования, более полно отражающие суть).

Высшая иерархия — Пожиратели, Ослепители, Троны.

Средняя иерархия — Владычества, Разрушители, Князи Тьмы.

Низшая иерархия — Истоки Зла, Повелители Тьмы, Демоны.