Соседский парнишка

Focco, Aaz

Дождливый вечер раздражает не столько текущей сверху водою, сколько общей унылостью и промозглостью. Даже когда едешь в машине, всё равно настроение какое-то отвратительное. А к нашему подъезду ещё и подъезд такой, что всё равно приходится перепрыгивать лужи. Я рассчитался с водителем и постарался максимально быстро преодолеть оставшийся десяток метров до двери.

В подъезде было темно и ароматно. В общем, всё как всегда. Я привычно задержал дыхание на первом пролёте, вдохнув уже на площадке выше, бодро преодолевая ступеньки. Домой, домой!

На втором этаже я споткнулся и остановился. На подоконнике сидел Сашка. Обхватив себя за коленки, мальчишка смотрел в окно, демонстративно отвернувшись от поднимающегося по лестнице. Мокрый, всклокоченный и ужасно одинокий.

- Сидишь?

Он повернулся на мой голос и в глазах его вспыхнули радость и боль.

- Здрасьте, дядя Костя. Ага. Сижу.

- Чего ты такой мокрый? Нагулялся под дождём?

Он дёрнулся, как от удара, и отвернулся. Я присел рядом. Грубо схватил его за подбородок и повернул к себе, выдержав злобный взгляд.

- Ну, говори. Что случилось?

- Ничего не случилось, - он отмахнулся.

Ага, «ничего». А чего тогда на скуле синяк? И кровью пахнет. Свежей.

- Вижу. Ничего. Ну, тогда пойдём.

- Куда?

- Пошли, говорю!

Я потянул его за локоть, но он упёрся и, кажется, вздумал со мной спорить. Вот же дурашка, собирается норов показать? Я просто сгрёб его в охапку и поволок наверх, подбросив и устроив поудобнее. Тут он затих. Когда понял, что тащу я его не домой, а выше. К себе. А что ты думал, что я тебя брошу мокрого вот так, на холодном подоконнике? Так простудишься же и сам не заметишь!

У квартиры я сгрузил его на пол, открыл дверь и подтолкнул в спину. Запер дверь, заглянул в ванную, открыл горячую воду и щедро сыпанул сухой горчицы, звучно чихнув.

- Раздевайся.

Глаза парнишки округлились.

- З-зачем?

- Чего ты так испугался? Ты что, одетым будешь купаться?

Он закивал, потянулся к верхней пуговице, потом отдёрнул руку и попытался расстегнуть рукава. Я покачал головой и втолкнул его в ванную.

- Вещи бросишь сразу в машинку. Я сейчас порошка засыплю. Потом залезай в воду и сиди, пока не станешь красным, как рак. Понял?

Закрыв за собой дверь я поднял ухо и прислушался к звукам из ванной. Дождавшись плеска воды и приглушённого шипения, я напомнил:

- Пока не станешь как рак! Иначе заболеешь и будешь сопли на локоть мотать.

А сам пошёл на кухню. Квартира у меня небольшая: прихожая, коридор ведёт сразу в кухню. Налево — ванная и туалет. Направо — дверь в гостиную. За ней — спальня и выход на балкончик, маленький, вдвоём уже тесно. Там обычно валялся всякий хлам, сейчас только голуби срут. И вот сейчас я смотрел в холодильник, пытаясь сообразить, чем можно кормить гостя. Моя обычная еда ему вряд ли подойдёт… Или подойдёт? Хлеб точно можно. И мясо, вот, вяленое есть. Ага, овощи всем можно!

Когда дверь в ванную открылась, я уже заканчивал приготовления.

- Дядя Костя! А как же моя одежда? Она же ещё стирается!

Да, действительно, что это я… В этом возрасте стеснительность зашкаливает.

- Завернись в полотенце и выходи. Высохнет — наденешь. У меня такого маленького ничего нет.

Дверь закрылась и через минуту Сашка вышел, ещё больше похожий на воробья. Маленький, худенький, плечи торчат из полотенца, волосы в разные стороны, как мокрые перья. Я нарочно делал вид, что не смотрю на него, хотя было это сложно. Подвинул ему тарелку, салат, сам начал разливать чай. Он схватил бутерброд обеими руками, полотенце соскользнуло, мальчишка ойкнул, уронил еду, подхватил полотенце и зажал его локтями. Я вздохнул и ушёл в спальню. Покопался в шкафу. Ага, вот мой старый свитер… Сейчас я в него даже не влезу.

- На, держи. Иди переодевайся. Штанов, извини, нету. Можешь сделать себе юбку из полотенца.

Он фыркнул.

- А что? Думаешь, мужики юбки не носят? Вон, шотландцы в юбках ходят всю жизнь.

- Как девчонки, - он улыбнулся.

- Но если ты их попробуешь так назвать — морду набьют очень по-мужски, - я отвернулся.

Услышав чавканье, я повернулся и оглядел пацана. Сашка обернул полотенце вокруг бёдер, подоткнул под задницу и утонул в свитере.

- Ну, как? Согрелся? Не мёрзнешь?

Он помотал головой и по столу рассыпались мокрые капли. Мальчишка кинулся их вытирать.

- Брось! Высохнет. Ешь, давай.

Он накинулся на салат. Я смотрел, как он поспешно глотает куски, как... собака.

- Не торопись ты так! Никуда оно от тебя не убежит.

- Дядькошть… а фы всехда так кусноовите?

- И не разговаривай с набитым ртом! Прожуй сначала.

Он вдруг дёрнулся, как от удара. Замер и тщательно прожевал. А я посмотрел на стол: что я там такого вкусного приготовил?

- А что, мама твоя разве не так готовит?

- Когда готовит — даже лучше получается, - он зачерпнул ложкой и сунул её в рот.

А я задумался, когда этот мальчишка ел последний раз? Что-то здесь не то. Сидит в подъезде, голодный, мокрый…

- Ты когда ел последний раз?

Он вдруг резко отставил тарелку, положил ложку и свернулся на кресле, нахохлившись. Ну, чисто воробей!

- Прости, я не ругаю тебя. Ешь на здоровье, мне не жалко.

Но он только мотнул головой. Кстати, и нестриженый.

- Домой, я так понимаю, ты не спешишь.

Он глянул на меня исподлобья и… всхлипнул.

- Да ладно, сиди, не гоню я тебя.

Я начал убирать со стола и раздумывал, что делать. В любом случае надо хотя бы предупредить родителей. Что бы у них там ни случилось, а ведь милицию вызовут. Искать будут. И если найдут у меня…

Я полистал справочник, нашёл телефон. Набрал номер. Ответила Сашкина мама. Я сказал ей, что ребёнок у меня, накормлен и выкупан. Она очень тихо поблагодарила меня и попросила, если несложно, пусть мальчик побудет ещё… Где-то сзади были слышны пьяные голоса, выясняющие самый важный мужской вопрос — о степени взаимного уважения и всеобщей любви. Понятно. Я успокоил женщину, сказав, что мне не сложно, и повесил трубку.

На кухне меня встретил сашкин взгляд, прямой и острый, как шпага. Он слышал половину разговора и сейчас молча требовал разъяснений. Я присел рядом и взлохматил ещё влажные волосы.

- Я разрешаю тебе приходить ко мне когда захочешь. И сиди, сколько влезет. Правда. Я тебя не выгоню.

Он кинулся ко мне и обнял за шею, уткнувшись носом. Всхлипнул пару раз и беззвучно задёргал плечами. А я гладил его по спине и думал, что парню — двенадцать. А он худой и маленький, как будто ему девять. И дело вовсе не в переходном возрасте. И ему нужно есть, ему нужно расти, а у него что? Нет, это не дело. Но, к сожалению, это не моё дело. Насколько я знал их семью, на заднем плане пьяно вопил отчим, а не родной отец. Этому даже что-то рассказывать бессмысленно. Но что я мог поделать? Кроме как…

Я приобнял мальчишку, переставшего вздрагивать, и встал.

- Пойдём, посмотришь телевизор пока. Или, если хочешь, можешь почитать. А я тоже в ванную схожу.

В ванной я вытащил из машинки сашкины вещи и начал развешивать их на батарее. Надо же… Маленькие ребячьи трусики, истёртые и линялые. Ужасающе застиранная майка, местами штопанная, но мелких дырочек — множество. Летние брюки, тоже вытертые, и, кажется, даже ему малы. Рубашка ещё более-менее, но тоже не новая. Это что, его единственная одежда? А живём рядом! Я и не подозревал, что всё так плохо. Ладно, не моё дело, в конце концов. У него своя семья, а я кто?

Мыться каждый день, как людям, мне не надо. Это очень даже удобно. Но есть места, которые всё равно грязнятся. И человеческая сантехника гораздо удобнее языка. Так что я быстро закончил туалет, вытер шерсть, замотался в полотенце и вышел из ванной… Из кресла торчала рука, вывернутая в неестественном положении. Я даже дёрнулся, но рука дрогнула и Сашка попытался принять сидячее положение… Тут же начав съезжать обратно. Я выдохнул и расслабился. Разложил кресло, застелил его и велел укладываться нормально. А сам ушёл в спальню. Разделся, улёгся и выключил свет. Что же мне делать с этим чадом? Попробовать, что ли, поговорить с отчимом… Ну, показать ему зубы или хотя бы добрым словом… Или хотя бы с матерью? Она-то должна о ребёнке заботиться. Или ну его, и своих забот хватает? Не совсем правильно, но хотя бы честно. Размышления мои были сумбурны и отрывочны, так как я перескакивал с «должен» и «обязан» на «не моё это дело» и «у меня своих проблем хватает».

Тут дверь приоткрылась и в комнату заглянул Сашка.

- Дядькость… Вы не спите?

- Ещё нет… Что случилось?

- Я…- он замялся. - Мне… Я уснуть не могу.

- Можешь зажечь свет. Или почитай что-нибудь перед сном. А мне завтра на работу.

- Дядь Костя… - едва слышно промямлил он. - А можно… А можно я с вами полежу?

И тут же добавил торопливо:

- Мама всегда со мной спит, потому что папка пинается во сне.

Я тяжело вздохнул. У парня и так проблемы с нервами, а тут ещё и инцестом попахивает… Мать его, конечно, любит безмерно… Вот именно. Без меры любит и тем ломает и без того нескладную жизнь. А через год-другой он же вполне может…

- Саш… Мне завтра работать. И надо выспаться. Тебе тоже не мешает. Так что иди и ложись.

Он недовольно повернулся и притворил за собой дверь. Я слышал, как он скрипит креслом, ворочаясь. Ну, извини, парень. Так получилось…

Наконец мне удалось уснуть.

Утром меня встретил недовольный сашкин взгляд. Всё ещё обижается. Эх, дети, дети… Я присел рядом и тронул когтем за щёку. Он дёрнулся недовольно и скосил на меня взгляд.

- Я разрешил тебе приходить ко мне когда хочешь и сидеть здесь сколько влезет. Но, Саш… Я не обещал тебе то, чего дать не могу. Я не твоя семья.

Он шмыгнул носом и отвернулся. Даже отодвинуться попытался. Я ещё раз похлопал его по плечу и встал.

- Я не твоя семья, - и направился в душ.

Конечно, сейчас мне куда меньше нужно времени на гигиену. Но всё равно приходится о себе заботиться. Люди и так недовольно морщат нос рядом, так что — душистый шампунь, махровое полотенце, расчесаться — и готово. Потрепав Сашку на прощание по затылку (он помедлил секунду и убрал голову) я направился на работу. Бабушки у подъезда приветливо кивнули мне и дружно замолкли, зная мой слух. Я привычно постарался отрешиться от окружающего. Вокруг — люди, с ними надо по-человечески.

А вечером меня ожидал сюрприз. Сюрприз с самым независимым видом стоял у моей двери сложив руки на груди.

- Здрасьте! А ты что тут делаешь?

Он промолчал, подождал, пока я открою дверь, отлип от косяка и чуть не ввалился внутрь.

- А это ещё что такое? - растерялся я, закрывая дверь. - Саша, что случилось?

Тут его прорвало. Он уткнулся мне в грудь и зарыдал, громко и по-детски горько. Я обнял мальчишку, прижав к себе, и тут он ойкнул. Я оттолкнул мальчишку и зажёг в прихожей свет. Молча принялся расстёгивать на нём рубашку. А под ней… Я тихонько зарычал. Сашка глянул на меня коротко и снова уставился в пол.

- Раздевайся!

Он молча повиновался.

- И штаны снимай. Ложись на кресло, я сейчас…

Мысли путались. Спина мальчишки представляла собой сплошной кровоподтёк, слегка разукрашенный здоровой кожей. Смотреть на это было страшно. Это как же его надо было мутузить… Скорее всего — известное армейское наказание. Широкий ремень с бляхой, ой, как здорово лупит! Но не мальчишку же! Я взглянул на Сашку, зад которого почти не скрывали крошечные трусики. Здесь следы были глубокие, при желании можно было даже разглядеть отпечатки бляхи. Я поспешно отвернулся. Так, что у меня в аптечке? Тьфу, ничего толкового. Зелёнкой это замазать — только себя обманывать. Уголь, аспирин, нитроглицерин — всё не то. Ну, что ж, всё равно придётся…

- Трусы тоже снимай! - я вышел в прихожую и набрал номер. Назвал адрес и причину вызова. Потом набрал второй номер. Услышав мой разговор с милицией, Сашка прямо так, нагишом, вылез в прихожую и укоризненно на меня смотрел.

- Саш, такие побои не должны оставаться безнаказанными. Человек, такое сотворивший, должен ответить. И не передо мной, и даже не перед тобой. А перед всеми. Перед соседями, милицией…

- Ага, а меня потом будут дразнить: «Сашка-промокашка, его папка наказал а он в милицию побежал!».

- Саш, и ты… - я хотел сказать «из-за каких-то дразнилок», но вспомнил, как в детстве самому было больно. И сказал совершенно другое: - И ты и от доктора будешь скрывать, кто тебя побил? А доктор просто обязан будет вызывать милицию. У них работа такая. А то ведь он подумает, что это я тебя так отделал.

Сашка шмыгнул носом, сообразил, что стоит передо мной раздетым, прижал ладошки к писюну и отвернулся.

- Саш, такие, как я — всё ещё редкость. Они обязательно будут проверять, что ты у меня тут делаешь и что я с тобой такое делаю. Не все относятся к нам плохо, но тут достаточно малейшей оплошности и может быть очень даже паршиво. Так что иди, ложись, сейчас приедет «скорая» и тебя доктор посмотрит. А то я не знаю, может, у тебя что-нибудь сломано, а мы сейчас зелёнкой замажем, а потом проблем не оберёшься.

Он развернулся на пятке и ушёл в комнату. Казалось бы — воробушек, а топает как слон. Я поднял уши, дождался скрипа кровати и опустил их. Тут раздался звонок в дверь. Действительно скорая.

- Здравствуй...те… - доктор на миг отшатнулся, увидев меня. Потом собрался с духом и прошёл в комнату. - Ну, и где у нас пациент? Ага… Ох, ты, боже мой, молодой человек, где это вы так?

Сашка косо глянул на меня и что-то пробубнил под нос.

- Простите, не расслышал? Отчим? - на этот раз на меня глянул врач.

- Я уже вызвал милицию, - успокоил я его.

Врач действительно успокоился и принялся ощупывать Сашкину спину, периодически интересуясь «Здесь болит?». А мы с его помощником пошли на кухню, где и принялись заполнять документы: ФИО больного, возраст, адрес проживания… Потом врач поинтересовался, знают ли родители, где их сын? И взялся уже за меня: моя модификация, перечень принимаемых препаратов, регулярность осмотров и адрес приписанной лаборатории, когда сдавал последние анализы, моё самочувствие, головокружение, проблемы с восприятием… Я даже заподозрил, что этот допрос не был обязательной процедурой, а просто парню было профессионально интересно пообщаться с таким, как я. Но Сашка явно слышал длинный список вопросов и я надеялся, что он перестанет на меня обижаться. А то и поймёт.

Тут в дверь раздался второй звонок и я пошёл открывать. Это был участковый. Он заглянул в гостиную, кивнул врачу и направился на кухню. Где мне пришлось повторять ещё раз всё только что сказанное, чуть ли не слово в слово.

Врач закончил осмотр пациента, вышел, доложил, что переломов, к счастью, не обнаружено, оставил мне список лекарств и рекомендаций, после чего они оба откланялись. А участковый пошёл проведать родителей пострадавшего. Через несколько минут он вернулся, сел и внимательно на меня посмотрел.

- Да, Костя, попал ты… - он раскрыл свою папку с документами, что то там передвинул и закрыл снова. - Я-то знаю, что ты… парень неплохой. Но ты-то ему не отец! - он мотнул головой в коридор. - А эта скотина не признается. Дело спустят на тормозах. И это для тебя будет самым приятным выходом. Потому что он там тоже понял своим пропитым умишком, что если милиция нагрянула к нему, то дело пахнет керосином. И может, теоретически, ещё и на тебя подать. Мол, твоя работа. И все показания на тебя.

- Сам знаю, - хмуро ответил я. - Но не мог же я его бросить, побитого и несчастного, спасая свою шкуру?

- Я и не говорю, что ты должен его бросать. Но мы сейчас сделаем следующее. Я напишу протокол допроса. Ты распишешься. Мальчишка распишется. И я распишусь. Как свидетель того, что роспись несовершеннолетнего была поставлена без принуждения. Может, хоть это окажется той соломинкой…

- Это хорошо, - одобрил я. И начал рассказывать всё, как было. От вчерашней встречи на лестнице до сегодняшнего момента. Он старательно всё записал, потом мы пошли в комнату.

- Лежи, лежи, - махнул рукой участковый укрытому простынёй Сашке. Потом зачитал всё то, что мы там написали. Уточнил, всё ли правильно и не хочет ли Сашка чего-нибудь добавить. И если всё правильно, то надо написать «С протоколом ознакомлен и согласен».

- А как писать, «пратокол» или «протокол»?

Я не выдержал, и улыбнулся, а участковый не дрогнул лицом и продиктовал по слогам.

- А как расписываться?

- Просто напиши свою фамилию и всё.

Потом завизировал всё это безобразие, собрал документы и пожал мне лапу. Спокойно, без брезгливости, не вытирая потом ладонь о штаны.

- Ну, если что, Костя, звони. Постараюсь приехать по быстрому.

Я закрыл за ним дверь и пошёл на кухню, поставил чайник. Да, проблемы только начинаются. И чует мой нос, что жизнь моя круто изменилась. По коридору зашлёпали босые ступни и тонкие руки обхватили за талию, прижавшись простынёй к бедру. А нос уткнулся в бок и зашмыгал. В животе стало щекотно, а в груди — тепло.

- Прости…

- Саш, за что?

- Я тебя в такие неприятности вляпал.

- Ой, да ладно, неприятности! Переживём!

Я потрепал его по голове и только потом одумался: а вдруг ему и по башке попало? Но он не отдёрнулся, значит, всё в порядке. А Сашка упёрся подбородком мне в бок и смотрел в глаза, явно собираясь что-то сказать. И не решаясь. Так мы стояли с минуту, потом он вдруг выдавил:

- Спасибо.

Я погладил его по затылку и серьёзно ответил:

- Пожалуйста.

Он отлип от меня и я позорно сбежал в ванную. Не привык я к таким нежностям! Не умею я с детьми общаться. К ним надо с детства привыкать, а вот так, сразу… Пока раздевался — успокоился. Включил воду, замотал бёдра полотенцем и выглянул в комнату. Сашка развернул простыню и любовался в зеркале своей наспинной росписью. Я оглядел выставленную мне напоказ часть и буркнул:

- Красив.

Он смутился и тут же запахнул простыню.

- Я искупаюсь. А ты можешь чего-нибудь перекусить. Чего найдёшь.

Плюхнулся в горячу ванну и блаженно вытянулся. Постепенно вода пропитывала подшёрсток, я расслабился и смог обдумать ситуацию спокойно. Ну, собственно, у меня-то проблем почти нет. Участковый (так и не запомнил, как его зовут) сделал всё, чтобы меня от них прикрыть. Так что проблемы — у Сашки. Я как представлю себя на его месте, и что мне сейчас идти домой… И смотреть в глаза этому… И даже зная, что ни в чём не виноват — всё равно муторно. Я начал поглаживать себя по горлу, по груди, по бокам… Эх, жаль, спинку размять некому. А сейчас бы отдаться ласковым рукам, чтобы не только погладили, но и массаж хороший сделали… А то всё самому да самому…

Я выдавил шампунь и принялся намыливать шерсть. Подобрать такое средство, чтобы не шибало в нос — оказалось очень непросто. Но я над этим работаю. Взбив на себе пену, практически укутавшись в неё, аки Афродита, я упал обратно в воду и снова расслабился. Мытьё мне не очень-то и нужно, шерсть достаточно регулярно вычёсывать. Но привычки остались, да и приятно, чёрт побери! Пора заканчивать валяться, у меня гость на кухне голодный. Или уже сытый, но надо пойти проверить.

Я сполоснулся, отжал воду, растёр мех. Завернулся в большое полотенце и несколько раз присел, выгоняя лишнюю влагу. Отряхиваться, как это делают собаки, я так и не научился. И, уже выходя, обнаружил, что по привычке не запер дверь. Одному-то зачем такие условности? Осторожно выглянув, облегчённо вздохнул. Сашка, видимо, был в спальне. Но он вдруг позвал меня с кухни:

- Дядь Кость! Идите, еда готова!

Я аж дёрнулся. Совсем сдурел, что ли? Торопливо прошмыгнул в комнату, тщательно закрыл дверь, и уже там начал натягивать шорты и майку. Только облачившись, почувствовал себя уверенно. Повесил полотенце на сушилку и двинулся на кухню.

- Молодец! - похвалил Сашку, оглядев устроенный им беспорядок, который при некотором воображении можно было бы назвать сервировкой.

И тут у меня хвост закачался а уши насторожились. Сашка разгуливал в одних своих трусиках, настолько тоненьких и прозрачных, что их можно было и не заметить. У меня сразу возник перед глазами «послужной список» этого кусочка ткани. Список был велик и обширен… Синяки и ссадины на фоне этой белёсой ткани как будто стали даже ярче. Я сглотнул, но ничего не сказал.

Чай он заварил слишком крепкий, мясо и сыр нарезал криво и крупными ломтями, но это всё мелочи. Главное, что парнишка не стал жрать в одну харю, не смотря на явное разрешение, а накрыл стол на двоих в меру сил и разумения.

Мы поужинали, я убрал со стола и мы отправились смотреть телик. Но через десять минут Сашка начал ёрзать и устраиваться поудобнее. Я разложил ему кресло и развернул его к телевизору. Он тут же повеселел, улёгся на живот и принялся болтать ногами в воздухе. Ну, совсем ещё ребёнок! А я отвлёкся, открыл терминал и полез смотреть в Сети список того, что оставил врач. Что, как принимать, какие отзывы, как действует….

Час спустя я мог дать фору любому фельдшеру по части ушибов и ссадин. Отправил Сашку в душ, а сам ушёл в аптеку. Вернувшись, я застал ещё мокрого Сашку в изрядном расстройстве. Он безропотно растянулся на кресле и снял трусы. Только по напряжённым ягодицам можно было догадаться, как ему некомфортно.

- Потерпи, казак, атаманом будешь!

- Ага, как же, - буркнул Сашка в подушку, но от дальнейших комментариев воздержался.

Я нанёс длинную полоску мази по спине. И принялся растирать её, стараясь не слишком сильно давить. Через полминуты мышцы расслабились, а ещё через минуту тело мальчика покачивалось от моих движений. Только когда я добрался до избитого зада — снова напрягся. Но тут же опять расслабился.

- Придётся пока так полежать, пока не впитается, - я накрыл его зад простынёй и принёс с кухни стакан воды. - На, выпей таблеточку, только осторожно, не захлебнись.

Он изогнулся, клацнул зубами о стакан и судорожно сглотнул. Я поднял одно ухо: ему так хреново, но он держится? Или волнуется по поводу своего вида?

Я помыл посуду, убрал на столе, заглянул в холодильник, проинспектировав запасы, прикинул, чем мы будем завтракать и что надо купить на обед. А когда вернулся — Сашка уже сопел, приоткрыв рот. Я не стал его переворачивать, только укрыл получше. Выключил свет и тоже пошёл спать.

Долог день, да ночь коротка.

Утром я с трудом оторвал голову от подушки, облизнул нос и выключил будильник. Добравшись до ванной и жадно лакая воду из-под крана, я вдруг сообразил, что полотенце так и висит на сушке, а про шорты я напрочь забыл. Которые вместе с майкой мирно лежат рядом с кроватью. А здесь — только маленькое полотенце, которым перед прикрыть можно, но выглядеть это будет… Как красный флаг для быка. Можно, конечно, сделать вид, что шастать нагишом перед людьми мне вовсе и не стыдно, а даже обыденно, а можно попытаться прошмыгнуть обратно, в надежде, что Сашка спит. А если нет? Вот он похихикает… Пока я раздумывал, заскрипело кресло и босые ноги пошлёпали к двери… А потом на кухню. Так что вариантов не осталось.

- Саша! - громко позвал я. - Принеси, пожалуйста, полотенце и повесь на ручку. Я забыл.

- Хорошо, дядя Костя! - раздался спокойный ответ. Я послушал шаги… Долго нету… Ищет, наверное. Ага, вот он! - Я принёс, дядя Костя!

- Спасибо.

Ручка двери дёрнулась, скорее всего под весом полотенца, но мне показалось, что пацан собирается её открыть, так что я побыстрее шмыгнул под душ, хотя первоначально не собирался мыться. Вот так, с этими детьми будешь чистым каждый день, и не по своей воле…

Я вздохнул, быстренько смочил шерсть, но не стал пропитывать её полностью. Расчесал, достал машинку и быстренько обстриг наросшие места. Смыл волоски и прошёлся по шерсти щёткой. Заглянул ещё раз в зеркало, пошевелил ушами, оскалился, оценил зубы… Всё, можно на работу.

На кухне из холодильника торчала сашкина филейная часть. Я быстренько метнулся в комнату, прикрыл дверь и принялся одеваться. К сожалению, на работу нужно одеваться тщательно: костюм с запонками, галстук в тон с ними, заколка «под золото», не забыть бы кошелёк. И не забыть бы в него положить денег, а то толку с него… Ещё раз оглядываю себя: подстриженный мех создаёт ощущение стройности, костюм сидит как влитой, пришлось тратиться на портного. В целом — мне нравится. Девушкам на работе, кстати, тоже. И вдруг — стук в дверь.

- Дядя Костя! Я завтрак приготовил! Идите кушать!

Голос аж дрожит от счастья. С чего бы это? Ладно бы сам поел, так нет же, меня зовёт с таким восторгом, будто это я его… А может, так и есть? Да ну, нет, Сашка же ко мне относится, как к человеку.

Сашка поджарил в тостере хлеб, намазал его тонким слоем масла и оно уже успело впитаться. Вымыл и разложил на тарелке салат, нарезал мясо. Просто, но со вкусом и старанием.

- И что ты будешь сегодня делать? - спросил я, закусывая тост салатным листиком.

Вдруг Сашка отложил надкушенный кусок и уставился в окно. А я понял, что думать надо своей башкой ушастой, особенно в данном случае. У пацана ж не каникулы, полные счастья и свободы! А ты? Балда!

- Прости, Саш. Я понял. Можешь никуда не ходить, всё нормально. Только не води сюда никого, ладно?

Он опустил глаза, а я «бибикнул» его в нос. Сашка аж вскинул на меня взгляд, полный возмущённого изумления.

- Прости, больше не буду! - я поднял лапы, сдаваясь. Да, до фамильярностей мы ещё не дожили.

- Я не буду, дядь Кость. Так мне тут сидеть?

Я задумался. Вопрос с огромным подтекстом, но что за ним стоит? Поди, пойми их, пацанов. Он может и просто разрешения спрашивать, а может уточнять границы дозволенного. Или ещё чего…

- Знаешь, что? - я достал связку ключей и отстегнул нужный. - Можешь сидеть здесь, а можешь идти гулять. Если уйдёшь — брось ключ в почтовый ящик. А если нет — можешь тут сидеть, сколько хочешь. Выходи, заходи — до вечера дом в твоём распоряжении. А я приду часам к шести.

Он кивнул и остался стоять, глядя в пол. Я вздохнул и вышел, защёлкнув за собой дверь. Вот же свалилось чудо на мою голову… На работу, на работу!

- Мне нужны трусы на мальчика лет двенадцати.

Ненавижу, когда на меня смотрят вот так: оценивающе и непонимающе. Я что, попросил что-то сверхъестественное? Ну, да, мне нужно именно то, что я попросил.

- У вас нету?

Продавщица хмыкнула, перестала меня разглядывать и выложила на витрину несколько детских трусиков разных расцветок, с рюшечками и без. А я понял, что не представляю, какого размера у Сашки талия и выбирать могу только по цвету. Поэтому отобрал самые маленькие и однотонные.

- На мальчика же! - пояснил я снисходительным тоном.

Уходя, я услышал за спиной полушёпот:

- Он что, себе?

- Да откуда у них нормальные дети?

- А кому тогда?

На улице я глубоко вздохнул, гася зарождающуюся злость. К многочисленным мифам о нас добавляется ещё один, о невозможности иметь нормальное потомство. А ведь это не так. И сын бы у меня родился бы самым обыкновенным человеком. Но объяснять это дурам в магазине я, разумеется, не стал. Вот ещё! Доказывать дурам, что они дуры — это жизни не хватит! В другом магазине я долго раздумывал, купить ли Сашке новые джинсы? Но решил подождать с этим — трусы и выкинуть не жалко, а брюки обратно не сдашь, если не подойдут. Зато взял пару маек, вроде, по фигуре должны подойти. Так, что ещё мальчишке нужно срочно? Сандалии? Тоже надо мерить. Значит, в выходной идём с Сашкой в магазин.

- Ностальгия замучила?

Я обернулся. Шон смотрел на меня раскосыми оливковыми глазами и скалился, шевеля нижней губой.

- Почему «ностальгия»?

- А зачем тебе детское бельё? - Шон изогнул одно ухо. - Или ты обзаводишься потомством, а я и не знал?

- Ага, сразу взрослым! - усмехнулся я, демонстрируя зайцу размер майки. - Вот такенным!

Шон посмотрел сквозь меня, шевеля розовым носом.

- Вот я и говорю. Захотелось окунуться обратно в детство?

Я пожал плечами и махнул хвостом. Нас, морфов, ещё очень немного. Но это не значит, что мы друг друга обожаем. Просто Шону можно немножко больше, чем всем другим. Он мог бы меня понять, но… Но кто сказал, что я буду ему объяснять?

- Я могу составить тебе компанию на вечер?

- Вот как раз сегодня — нет.

Мы вышли из магазина, и я взял курс домой, приподняв хвост.

- Ты так и собираешься его от меня прятать?

- Кого?

- Своего мальчика.

Я резко повернулся, чуть обнажив клыки. Но Шон ничуть не испугался.

- Константин, ты что? Собираешься поиграть со мной в старые человеческие игры? Навроде «В своём доме я имею, кого хочу?».

- Я с ним… ничего не делал! - прорычал я чуть громче, чем собирался.

- Тогда в чём вообще проблема? Или он боится нас?

- Он вообще не мой.

- Настолько, что ты покупаешь ему одежду.

- Шон! Что ты привязался? Чего ты хочешь?

- Всего лишь посмотреть на твоё новое увлечение.

- Шон! Я повторяю, я ничего… Грр…. Да что ты пристал?

- Константин, судя по твоей реакции, ты в большом дерьме. И я намерен тебя оттуда вытащить. Хоть за шкирку.

Я повернулся и пошёл дальше. Спорить с Шоном бесполезно. Хотя бы потому, что он не отличается заячьим характером. Огромные уши позволяют слышать малейшие нюансы интонаций. Мне с моим носом об этом можно только мечтать.

- Между прочим, вовсе не следует так на меня реагировать, - заяц спокойно поспевал за моим размашистым шагом. - Я вовсе не против того, чтобы ты…

- Я уже сказал, что не имел даже никаких мыслей на эту тему! - рыкнул я.

- Тогда почему ты на меня рычишь?

- Может быть потому, что меня кто-то подозревает в недостойном?

- Что в этом недостойного? - делано удивился заяц. - Вполне нормально. Уж ты мне не рассказывай! Я-то знаю!

- Не с этим!

- Ну-ну. Посмотрим.

Пока мы шли, я задумался, а почему, действительно, так не хочу даже тени сомнения в моих отношениях к мальчишке? Не потому ли, что я на самом деле я очень хотел бы? Хвост поджался, уши дёрнулись. Нет. Не так. Я бы не хотел. Не знаю. Сам не знаю. Шон с самым независимым видом трепался о новинках в современных препаратах, о планирующихся изменениях в законе. А я стискивал зубы от одного звука его голоса.

И зачем? Ничего страшного не произошло. Мы вошли в квартиру, и с кухни донеслись запах варёного мяса и голос Сашки:

- Дядькость! А вы хлеба купили? Ой… Здрасте…

- Здравствуйте, молодой человек. Меня зовут Шон. Я заяц.

- Ага, я вижу! - Сашка разглядывал гостя с той бесцеремонностью, которая доступна святым и детям. Бесхитростно, не стесняясь.

- А ты знаешь, что положено в ответ представляться?

- Неа, - ничуть не смутился пацан. - А если я не представлюсь, что мне за это будет?

- По попе, - серьёзно сказал Шон.

- Неа! - совсем развеселился Сашка. - Вы не посмеете.

- С чего ты решил?

- А иначе дядя Костя вас бы домой не привёл!

- А если он не мог мне отказать?

Сашка опёрся о стену и почесал одну ногу об другую. Я избавил его от необходимости выбирать или изворачиваться.

- Данного молодого человека зовут Александром. В моей квартире он скрывается от родителей.

Шон глянул на меня, пошевелил ушами…

- Чем кормить будешь, хозяин? - спросил он у Сашки.

- А вы мясо будете?

- Смотря какое. Но если у тебя совсем нет ничего растительного, Константин сейчас сбегает в магазин. А заодно и хлеба купит, которого и впрямь забыл. Зато он купил тебе подарок.

- Шон! Это я мог бы и сам сказать!

- Вручи мальчишке покупку и оставь нас.

Сказано это было таким тоном, что я так и сделал. Отдал Сашке свёрток, а сам двинул в магазин. Особенно не спешил, понимая, что Шон сейчас выслушивает мальчишку, задаёт ему вопросы, а может быть что-то и втирает. Зачем я буду мешать профессионалу? Набрав два пакета продуктов (молодому и растущему организму нужно много еды! Особенно такому), потащил домой. А дома Сашка встретил, щеголяя в новеньких трусах и майке, радостный и сияющий. Надо же, не постеснялся переодеваться перед Шоном. Или убежал в комнату?

За обедом заяц продолжал испытывать мальчишку, как бы между делом задавая вопросы.

- А кем ты хочешь стать? А если не получится? А если ты уедешь на какой-нибудь север? А если завтра умрёт мама? А если тебе прикажут стрелять в морфов, кого ты первым убьёшь? А где бы ты хотел жить? А с кем?

А я сидел, слушал, и думал, что просто не догадался бы задать большинство вопросов. Меня волновало, что Сашка живёт у меня, и что об этом подумают другие. А что волнует самого пацана? Я не то, чтобы совсем не думал, скорее, не пытался облечь в слова самоочевидные вещи.

И тут раздался звонок в дверь. Я только собирался встать, как Шон меня опередил. Когда надо, заяц умел быть очень шустрым. Он открыл дверь, а мы с Сашкой так и остались сидеть, поэтому самого интересного не видели. Зато слышали, и этого хватило.

- Что надо? - спросил Шон ледяным голосом.

- Здесь мой сын, - раздался нетрезвый голос, и Сашка съёжился.

- Почему? - раздался спокойный ответ зайца.

- Что почему? - не понял пришедший. - Это я хочу спросить, почему он здесь!

- Потому что тебя лишили родительских прав? - осведомился морф.

- К… когда? - голос отца стал похож на сипение.

- Ты пропил последние мозги, профукал сына, просрал счастье. Зачем ты стучишься в эту дверь, презренный?

- Что? Я? Да я тебя…

- Ну, ну? Давай, попробуй. Хочешь показать, какой ты крутой? Посмотри назад.

Дальше произошло что-то, очень громкое, сопровождающееся матом и стонами.

- Ещё раз появишься перед этой дверью — сверну шею, - скучно пообещал заяц.

Закрыл дверь и вернулся к нам.

- Не соблаговолят ли многоуважаемые джентльмены налить мне чаю? - сейчас Шон был сама галантность. Он раскланивался, разводя уши в стороны, смешно косил глазами, и вообще, глядя на него невозможно было удержаться от улыбки. Сашка и не удержался.

- Шон, что мне делать с пацаном? - прямо спросил я.

- Ничего, - так же прямо ответил он. - Опекунство ты на него не оформишь. Но раз ты за него взялся — придётся тебе его тащить и дальше.

- А если этот… - я кивнул на дверь.

- Тем хуже для него. Если вдруг попробует нарушить мой запрет — сообщи.

- Хорошо.

А через полчаса после ухода зайца в дверь позвонили. Я вздохнул, двинулся как на бой. Но за дверью стояла мама Сашки. С сумкой вещей.

- Константин, огромное вам спасибо! Пусть Сашенька у вас пока поживёт, пожалуйста. А денег я вам буду приносить, вы не беспокойтесь.

- Я… И не беспокоюсь. - я забрал у женщины сумку. Немного вещей у пацана. Впрочем, я не удивлён.

- Вы уж извините, так получилось неловко. Но я сама виновата, тут уж такое дело….

- Я понимаю, - прервал я многословные извинения. - И пусть лучше он здесь живёт, чем там.

- Вы…

Тут мама смешалась, засмущалась…

- Вы… позволите мне иногда с ним видеться?

- Да вы что, Вера Павловна? Он же не в камере, не уехал никуда. Саша!

- Нет, нет! Сейчас — не надо. Я потом! - и она торопливо убежала.

Сашка сидел нахохлившийся и смотрел на меня.

- Ну, дядь Кость, извини. Так получилось. Я не хотел.

Я присел рядом с ним, обхватил и прижал к себе. А он тоже прижался ко мне, зарывшись носом в шерсть. И дышал туда, так тепло и уютно.

- Чихать будешь, - сказал я.

- Неа.

И одна эта фраза убрала всю неловкость момента.

- А спорим, будешь?

- Не буду.

Я чуть подёргал плечом. Шерстинки прошлись по носу мальчишки…

- Апчхи! Костя! Так нечестно!

- Ща проверим! - я подхватил Сашку за талию и забросил на плечо. Он захихикал, цепляясь за шерсть.

- Вот это — нечестно! - завыл я, пытаясь сбросить с себя мальчишку.

Куда там! Тот вцепился клещом, не отцепишь!

В общем, вечер прошёл у нас шумно, но здорово. Но мне — на работу, да и мальцу пора дрыхнуть.

- Надо тебе будет кровать купить, - я начал застилать ему кресло, но он отобрал у меня простыню, втрое больше него размером, и сам взялся за дело.

- Дядь Кость! Это я ж теперь у тебя буду жить?

- Будешь.

- Совсем?

Я посмотрел на него, щуплого, тонкого, угловатого… Зачем мне нужно это чудо? Или это я ему нужен? Неужели с генами псовых мне передалась и их верность? Но ведь за прошедшие годы я не чувствовал необходимости в Хозяине. Или я заморачиваюсь, ничего собачьего тут нет? Просто мне жаль пацана, и всё?

- А ты бы как хотел?

Он бросил постель, подошёл ко мне и сел на колено. Обняв за шею.

- Саш… Ты — человек, а я…

- Дядь Кость… Я тоже… буду…

- Погоди. Не спеши. Ты ещё слишком молодой для таких решений.

- Ну, и что? - он нагло почесал меня за ухом. Я только вздохнул: приятно! Но поддаваться я не собирался.

- А то. Раз уж ты у меня собрался жить, то давай определимся.

- Дядь Кость… - он погладил меня по носу. - Я не против.

Тут уж я опешил.

- Не против чего?

Он без слов бросился ко мне на шею. Прижался. Обхватил, крепко обнял. А я держал его, пошлёпывая хвостом по постели. И в голове ни единой разумной мысли. Как-то не ожидал я… такого. Да ещё так быстро. Пожалуй, если бы не Шон — не знаю, что было бы. А так заяц вправил мне мозги.

- Сашка! - я отстранил мальчишку от себя, крепко взял за плечи и заглянул в глаза. - Это всё сказки. Вовсе мы не такие, как про нас говорят.

- А какие? - он смотрел на меня без тени смущения или обиды. Ему действительно было интересно, что я отвечу.

- Разные мы, - пробурчал я. - И поэтому у нас с тобой ничего не будет. Пока не подрастёшь.

- А когда подрасту?

- А вот тогда и посмотрим.

- Дядь Кость! - он снова обнял меня. - Я вырасту. Обязательно вырасту. Ты меня только не выгоняй, хорошо? А я потом пройду модификацию, и будем мы с тобой жить…

- Да с чего ты решил, что я хочу с тобой жить?

- А мне заяц сказал! - бесхитростно поделился ребёнок.

Вот тут я прижал уши, помаргивая. Ну, Шон! Иногда мне его логика непонятна. Вот зачем, зачем он меня сдал, а?

- Вырастешь — посмотрим! - строго сказал я!

А Сашка меня ещё раз обнял, и убежал к себе в постель.

Честное слово, мне стало легче. Наверное, Шон это понимал в десять раз лучше. Поэтому и провёл с мальчишкой откровенный разговор. Но зачем? Кто знает? Спросить, что ли? А я вспомнил продавщиц в магазине. «Они не могут иметь нормальное потомство». А вы — можете?

А на следующее утро меня во дворе встретил его отец. Трезвый, на удивление.

- У, тварь.

Я молча проигнорировал его. Но он не отступился:

- Ты украл у меня моего сына!

Этого я не выдержал. Не знаю, что бы сделал на моём месте Шон, но я просто повернулся к нему, взглянул прямо в глаза (знаю, каково это людям вынести), и сказал, как мог спокойно:

- Я его спас. И благодари всех святых, что он удержал меня в тот день. А то я бы тебя прибил бы.

- Спас он, тоже мне, спаситель! На себя в зеркало посмотри!

Он, что, специально? Я же не железный. Да плевать мне на всё! Я схватил его за рубашку, он схватил меня за пиджак. Мы стояли во дворе, вцепившись глазами друг в друга…. И тут злость ушла. Я вспомнил, что передо мной — пропитый мужик, потерявший сына. И он не помнит, что сделал с ним! Помнит только свою обиду.

- Бить пацана бляхой от ремня — это плохо! - сказал я ему, словно маленькому ребёнку.

- Он заслужил! - упрямо ответил тот.

- Ты тоже заслужил. Неси ремень, буду тебя лупцевать. Ну, чего стоишь?

- Ты… - у него не было слов. - Ты…

- Я спас твоего сына. От тебя. Ты мне должен быть благодарен. Ты должен унижено молить меня, чтобы я и дальше делал то же самое. А ведь однажды твой сын вырастет. Как ты думаешь, что он с тобой сделает, как только сможет? Что ты заслужишь?

Видимо, подобная мысль никогда не приходила в эту голову. Пальцы разжались. А я его не отпустил. И выдохнул прямо в лицо:

- Дети отходчивы. Но они должны до этого момента дожить.

Вот и всё. Теперь Сашка может ничего не бояться. И жить у меня. До того момента, когда он отнесёт заявление в Центр и выберет форму для модификации. Я почти уверен, что он тоже выберет пса. И уж тогда-то!

Кончик хвоста задорно выгнулся вверх, грудь распрямилась, губы изогнулись в улыбке. В каждой беде можно найти что-нибудь светлое. Главное — искать!

А мы, собаки, заточены на поиск.