Furtails
Дж. Скотт Роджерс
«Выдающееся произведение»
#NO YIFF #магия #романтика #грифон #крыса #хуман

Magnum Opus

Дж. Скотт Роджерс


Есть такое чувство, не похожее ни на одно другое, самое лучшее, что только может испытать учёный — это когда узнаёшь: всё то, что ты лишь предполагал, в точности соответствует тому, как всё есть на самом деле.

Лев Карданов


Откинувшись в кресле и обхватив руками колено, Виктор усталым взглядом смотрел, как выключается компьютер, как тот закрывает файл за файлом и отключается от сервера. Он видел этот процесс бессчётное количество раз, день за днём, в течение уже неизвестно скольких лет. Виктор никогда не обращал на это внимание, да и вряд ли подобный процесс мог занять и без того бесценное внимание и время у генетика такого уровня.

Но сегодня даже самые незначительные события привлекали его внимание. Звук кофеварки, стоявшей в его лаборатории, звук льющейся в чашку струи заставил его замереть и с удивлённой улыбкой наблюдать за последними каплями. Позже, когда он шёл через лабораторию в свой кабинет, он остановился на полпути чтобы взглянуть на ассистентку, пишущую что-то в своём блокноте. И лишь когда молодая девушка, его невинная жертва, заволновалась и стала бросать на него через плечо беспокойные взгляды, он поспешил в свой кабинет. Самые разные лабораторные шумы — гул холодильников, визг центрифуг — все эти звуки, которые он слышал каждый день уже многие десятилетия, слились в одну успокаивающую мелодию, которую лишь он один мог услышать.

Доктор Ливингстон мог с лёгкостью объяснить, почему он сегодня обращает на них такое пристальное внимание. Сегодня он слышит все эти знакомые и незначительные звуки в последний раз. Они были неотъемлемой частью этого места, которое долгое время было не только его домом, но и всей его жизнью и смыслом существования.

Когда он только начинал работать, наука заставила Виктора принять трудное решение. Заставив его согласиться, она взамен дала ему обещание. Если он сделает науку своей спутницей жизни, своей единственной и настоящей любовью, отдавая ей всю свою страсть и всю свою душу, он подарит ему его заветную мечту — успех и признание в генетике и биоинженерии. Он станет ведущим специалистом в своей области и станет основоположником новых исследований. Он будет ещё одним специалистом по мытью пробирок, нет; он скорее дойдёт до того, чтобы стать настоящим творцом новой жизни…

Виктор остался преданным своей работе, но это стоило ему жертв. Вряд ли он осознавал, как это отразилось на других аспектах его жизни, это мало его волновало. Друзья один за другим исчезали из его жизни, и каждый такой уход с его стороны сопровождался лишь безразличным пожатием плеч. Даже жена пала жертвой его самодовольства, выпив пригоршню валиума и запив его бутылкой водки.

Старый учёный вздохнул и задвинул подставку с клавиатурой под стол. Его кабинет оставался обителью тишины среди шума перетаскиваемых за стенами ящиков. На опустевших полках остались лишь не покрытые пылью силуэты книг, журналов и прочих вещей — они теперь стали призраками, которые всегда будут его преследовать.

Многие люди с радостью встречают выход на пенсию, но для доктора Ливингстона это было равнозначно смерти. Ради своей работы он пожертвовал всем, что у него было. Когда ему не над чем будет работать, у него ничего не останется. Он даже и не думал, что всё может так кончиться, когда делал судьбоносный выбор много лет тому назад. Выйдя на пенсию, он остался вдовцом в пустом доме.

Виктор выпрямился в кресле, снял очки, потёр переносицу, прикрыл глаза. Головная боль грозила перерасти в очередной мучительный приступ мигрени, участившиеся за последний год. Врачи советовали ему сократить нагрузку и немного отдохнуть от своих обязанностей.

Конечно же, он и не думал этого делать, ведь никаких симптомов болезни у него не было. За исключением головной боли, большую часть времени он чувствовал себя прекрасно и вполне мог продуктивно работать. С мигренью он ещё мог справиться, но чтобы не заниматься своими исследованиями — это было для него просто непостижимо! С таким же успехом они могли предложить ему уволиться!

Но, очевидно, так думали не только доктора. В последние месяцы начальство тоже интересовалось его здоровьем, весьма настойчиво. Во время "случайных" встреч в коридоре или в кафетерии, в разговоре неизменно затрагивалась тема его возможного назначения на тёпленькое местечко руководителя. Они предложили ему кресло вице-президента с какими-то неопределёнными служебными обязанностями. В этом случае он покинул бы лабораторию и трудился бы по графику. Все эти предложения смахивали на морковку, которую подвешивают перед мордой лошади, тянущей повозку.

Он всякий раз отклонял подобные предложения. Он занимался тем, чем хотел заниматься, и это доставляло ему удовольствие. Если бы он поднялся ещё на одну ступеньку карьерной лестницы, ему пришлось бы расстаться с лабораторией. Он знал, что начальство не интересуют его успехи с проектом "Миф", и что его хотят деликатно отлучить от дел.

Его по настоящему оскорбило то, с какой легкостью Совет директоров принял решение уволить его в связи с выходом на пенсию. Он начал работать на "Имадженомикс" в исследовательском проекте "Биорг" сразу по окончании учёбы. Вскоре его перевели в исследовательский отдел, который он по прошествии времени и возглавил. Это было всё, чего он хотел, и большего ему было не нужно.

Но это было не совсем так, ему хотелось чего-то ещё… ещё более грандиозного. Он настолько хотел воплотить это в жизнь, что со временем это стало единственной причиной, по которой он продолжал заниматься наукой. Вот почему он инициировал исследовательский проект "Миф". Открыв глаза, Виктор взглянул на статуэтку, стоящую на его столе на одном и том же месте уже многие годы. Лёгкая улыбка покрыла его лицо морщинками. Это была резная фигурка, подаренная бывшим коллегой, которая воплощала в себе кусочек его души. То, что обаяло сердце Виктора на всю жизнь.

Он протянул руку и провёл пальцем по острому фарфоровому чёрному клюву, шее и серо-голубым крыльям грифона-пустельги. Фигурка была раскрашена очень тщательно, со всеми деталями. В ней гармонично сочетались голова проворного хищника и мощное львиное туловище; создание сидело около своего гнезда на краю скалы, расправив крылья и готовясь взлететь. Оно что-то узрело со своей скалы, раскрыв клюв в пронзительном крике, с выражением, в котором Виктор видел возбуждение и нетерпение. Он просто влюбился в это создание.

Целью проекта "Миф" как раз и было воссоздание этого великолепного мифического существа в нашем мире. Человечество уже научилось создавать Биоргов. Источником для их создания послужила обычная земная фауна с модифицированным геномом, и за счёт изменения определённых молекулярных триггеров развитие эмбриональных клеток происходило по-иному, давая в итоге жизнь разумным гибридам человека и животного. Но что же мешает им СОТВОРИТЬ существ, придуманных ими самими? Генетические наработки у них были, технологию можно было отработать в процессе исследования — стоило попытаться!

Лет двадцать назад протолкнуть такое предложение через научно-исследовательский комитет и Совет директоров не составило труда — они вцепились в него как собаки в кость. Настойчивость и самоотверженность Виктора, подкреплённая его огромным научным потенциалом, результатами его предыдущих исследований и его ораторскими навыками, позволили преодолеть большинство возникших поначалу препятствий и дать проекту зелёный свет, и с финансированием проблем никогда не возникало… двадцать лет тому назад.

Кончиком пальца Виктор коснулся серповидных крыльев грифона. Она была прекрасна. Миллион раз он рисовал в своём воображении небо с парящим в нём грифоном, чьи крылья рассекают воздух, её гибкое тело которой изгибается в изящном воздушном танце. Она издаёт пронзительный крик, в котором его уши слышат песню. Виктор видел себя со стороны — земное создание, воздевшее руку к небесам, к своему великолепному творению; он подзывает её. Существо делает пируэт над своим творцом, приземляется, обдав его воздушным потоком хлопающих крыльев, которые тут же складывает на спине. Она подаётся к вытянутой руке, кладёт на неё голову. Когда Виктор гладит её, она закрывает глаза, изогнув края клюва в блаженной улыбке…

— Доктор Ливингстон?

Голос резко врывается в его мысли, отбросив приятные мечты на самые границы сознания. Виктор огляделся и хмуро уставился на приоткрытую дверь кабинета, из-за которой высовывалась острая усатая мордочка. Тут он сообразил, что это Джордан, старший лаборант его лаборатории. Встретившись взглядом с учёным, крыс моргнул и чуть подался назад, в лабораторию.

— Вы заняты?

Виктор понял, что он хмурится и постарался согнать с лица это выражение. Джордан был одним из немногих сотрудников лаборатории, с которым он мог поговорить. Если сказать точнее, Джордан был одним из тех, кто действительно умел слушать. Он был смышлён и обладал чувством интуиции, и, взяв молодого учёного под своё руководство, через несколько лет Виктор по-настоящему к нему привязался. Джордан хорошо знал своего руководителя, чтобы сразу понять, стоит ли в данный момент его беспокоить — или лучше держать язык за зубами.

— Нет-нет, Джордан, заходи. – Он всё ещё гладил статуэтку, протянув руку через весь стол; отпустив грифона, он махнул Биоргу рукой. Мигрень вновь стала напоминать о себе вспыхивающим пятном где-то в правом углу глаза. — Я тут собираю свои вещи перед уходом.

Крыс посмотрел на его руку и зашёл в кабинет, задержавшись на мгновенье, словно вступая на святую землю. Он осторожно закрыл за собой дверь и встал, сложив перед собой руки. Его хвост спокойно лежал подле его лап. Он на мгновенье опустил взгляд, его усы замерли, а затем он опять посмотрел в глаза Виктору.

— Почему Вы плакали? – тихо спросил он.

Виктор изумлённо посмотрел на Джордана, затем провёл ладонью по щеке. Его пальцы коснулись влажных следов, которые оставили слёзы, соскользнувшие по щеке в бороду. Он покраснел, не в состоянии вынести взгляд крыса.

— Я… я не знаю. – Он запнулся и посмотрел на статуэтку грифона. — Кто-нибудь ещё слышал?

Крыс облизнул губы и медленно приблизился к столу. Перегнувшись через стол, он взглянул на статуэтку, улыбнулся, отчего его усы задрожали.

— Вряд ли. Я и то услышал лишь потому, что проходил мимо вашего кабинета. Собирался на ужин. Уже почти шесть часов, все остальные тоже ушли ужинать, – ответил он. — Вообще-то, я собирался к Вам заглянуть, попрощаться и узнать как у Вас дела.

Виктор снял очки и вытер ладонью оставшиеся на лице слёзы.

— Я просто немного расчувствовался. – Он с улыбкой взглянул на Джордана. — Не так-то легко со всем этим распрощаться, тем более не по своей воле. Особенно, когда столько ещё можно сделать. – Он сардонически улыбнулся и взмахнул рукой. — Когда я ещё столько ХОЧУ сделать…

— Конечно, док. Не могу Вас в этом упрекать. – Крыс кивнул и, расслабившись, заулыбался ещё шире. Он покосился на грифона:

— Обидно, что она так и не полетела. – Вытянув руку, Джордан слегка постучал когтём по статуэтке. — Вы вложили в этот проект всю свою душу. Ваша страсть к нему вдохновляет. Немногие занимаются своей работой с такой любовью. – Он убрал руку и вновь посмотрел на человека. — Жаль, что парни сверху не разделяют Ваши чувства.

Виктор откинулся в кресле и тихо вздохнул.

— Это было сделано по финансовым соображениям, а не потому что кто-то так захотел, Джордан. Честно говоря, теперь мне кажется, что они поступили правильно. Они предоставили мне всё, куда больше, чем я в действительности заслуживал. – Он помассировал лоб, но мигрень и не думала отступать. — Что такое, в сущности, проект "Миф"? Миллиарды потраченных долларов и двадцать потерянных лет. Он был обречён на неудачу. Как бы мы ни старались, как бы не уговаривали Природу, Она отнюдь не всегда жаждет поделиться с нами своими тайнами. Проект "Миф" обречён остаться ещё одной такой вот тайной.

Сложив руки на столе, учёный глядел на Джордана. В своих беседах они часто касались этой темы. Видя выжидающее выражение крысиной морде, он не мог не сказать на прощание своему студенту, своему другу, что-нибудь ещё. Джордан заслуживал познать хотя бы частичку той мудрости, что Виктор приобретал годами.

— Простой любви и одержимости недостаточно. – Нахмурившись, Виктор постучал пальцем по столу, подчёркивая серьёзность своих слов. — Природа всегда будет Учителем, а мы — учениками. Я позабыл об этом, и все эти двадцать лет она мне напоминала, причём весьма болезненно. Бесполезно что-то требовать от неё силой, наоборот, мы должны терпеливо ждать, учиться на своих неудачах, знать, когда нужно встречать их с достоинством и с благодарностью. – На мгновенье умолкнув, он продолжал, глядя куда-то сквозь Джордана. — Даже когда их вызывают куда менее могущественные силы, чем Природа…

Откинувшись, Виктор схватил трость и, морщась, поднялся. Из-за мигрени у него кружилась голова, ему нужен был свежий воздух. Прогулка по апельсиновой роще — как раз то, что ему сейчас нужно. Цветы распустились, и воздух был полон их дивного аромата. То, что он сказал, было фальшивым, безжизненным и бессмысленным. Виктор не верил ни одному своему слову, но он должен был это сказать. Он не дал себе воли раскрыть свои настоящие чувства. Начни он говорить, как он обижен на компанию, оплакивать свою неудачу, это бы сущим эгоизмом, а то и инфантильностью. По крайней мере, Джордан запомнит его уходящим с достоинством, а не побеждённым стариком, чья мечта разбилась на мелкие осколки — такую картину Джордан долго бы не смог забыть.

— Я пойду немного прогуляюсь, а потом вернусь за оставшимися вещами, где-то через час, – натянуто бросил он, идя к двери, мимоходом взглянув на статуэтку. Джордан молча наблюдал за ним.

— Как её зовут? – неожиданно спросил он.

Сжимая в руке дверную ручку, Виктор остановился. Он не ожидал этого вопроса. Джордан понял, что в действительности скрывалось за словами старого учёного, и с хирургической точностью обнажил их ложь.

— У неё нет имени, – почти прошептал он, оглянувшись. — Я собирался дать ей имя тогда, когда она посмотрит на меня своими настоящими глазами. – Он с удивлением осознал, что сдерживает легкий всхлип, ловит на кончик большого пальца вскипевшую в краю глаза слезу. Вряд ли это была та лебединая песня, которую он собирался исполнить.

— Она должна была стать моим magnum opus, величайшим достижением моей жизни. Тем, чему нельзя дать имя, не увидев воочию. И прежде чем появиться на свет, оно должно выйти далеко за пределы твоей фантазии и твоей мечты.

Виктор прочистил горло — эмоции душили его, — выпрямился и, заставив себя улыбнуться, сменил тон:

— Не думаю, что ты сможешь это понять. В таком юном возрасте сложно осознать значение моих слов. Одним словом, она была моей сокровенной мечтой, и моей самой большой неудачей.

Джордан кивнул, чувствуя смятение учёного. С сочувствующей улыбкой он подошёл к старику.

— Простите, Виктор, – просто сказал он. — Я действительно не всё понимаю, не так много, как Вы, но мне понятно, что вы чувствуете. – Он протянул руку. — Для меня было большой честью и огромным удовольствием работать с Вами.

Виктор пожал протянутую руку:

— Спасибо, Джордан, мне тоже было приятно работать с тобой.

Они вместе вышли из кабинета. Джордан направился к двери лаборатории. Ощущая волны разочарования, идущие от старого учёного, он захотел непременно сказать что-нибудь приятное.

— Док, она вовсе не неудача. Вы её всё-таки создали, в определённом смысле. Ваша страсть к этому проекту оживила её в головах всех тех, кто работал вместе с вами.

Ничего не ответив, Виктор пошёл прочь по коридору.


* * *


Вечер был на удивление тёплым, и прогулка в роще, полной ароматов апельсинов, подняла настроение Виктора. На западе солнце начинало садиться, на цементной дорожке вытянулись длинные тени. Учёный всегда любил отдыхать в апельсиновой роще. Это прекрасное тихое место, где он мог предаваться размышлениям и где его не отвлекали дела в лаборатории, телефонные звонки и ненужные вопросы. Он был здесь в полном одиночестве, которое изредка нарушали безразлично пробегающие мимо спортсмены или шумно каркающая в ветвях сварливая ворона.

Виктор сел на старую кованую скамью в самом центре рощи, сложил руки на набалдашнике трости, глубоко вдохнул аромат молодых цветов, что каждую весну расцветали на старых апельсиновых деревьях. Лёгкий ветер тихо шелестели листьями, приглушённо жужжали пчёлы.

Многие годы он приходил в эту рощу по вечерам и наблюдал, как растут деревья — и стареют вместе с ним. Им хотя бы было ради чего жить; несмотря на свои годы, они держались куда лучше его и, несомненно, будут расти ещё долгие годы после того как он сойдёт с дистанции. Последний вечерний отдых в апельсиновой роще — подходящая эпитафия для его карьеры. Виктор закрыл глаза, навеки прощаясь с этими восхитительными ощущениями…

…Где-то в кустах раздался шорох. Виктор, нахмурился, когда его покой оказался нарушен, но глаз не открыл. Наверное, это бегун решил срезать путь через кусты. Сейчас он пробежит мимо него по аллее, шаркая кроссовками и тяжело дыша, и потом все опять утихнет.

Однако вместо шарканья он услышал странное цоканье, как будто гвозди застучали по дорожке. Кто-то шёл прямо к скамье. Виктор раздражённо выдохнул через нос и стиснул зубы. Приблизившись почти вплотную, цоканье прекратилось. Он почувствовал, что кто-то стоит рядом — наверняка хочет с ним поговорить.

Учёный открыл глаза — и тут у него перехватило дыхание. Большие карие немигающие глаза на голове гигантского ястреба смотрели прямо на него. Острый чёрный клюв загибался на конце, словно серп. Лапа с жуткими изогнутыми чёрными когтями, на которую опиралось существо, была менее чем в полуметре от ног человека.

Виктор оцепенел. Его ноги не могли двигаться, а дрожащие руки так и застыли на набалдашнике трости. Всё исчезло, остался лишь он и это существо.

Монстр несколько секунд тоже стоял неподвижно, чуть наклонив голову и уставившись на Виктора, а затем он вдруг прижался грудью к земле, вытянув передние лапы. Задняя часть львиного туловища заканчивалась хвостом с кисточкой, которым он чуть подёргивал. Существо расправило огромные пятнисто-полосатые сиреневые крылья и изогнула клюв в подобии… улыбки?

— Отец, это ты! Наконец-то ты пришёл! Я уже думала, что так тебя и не дождусь! – пронзительно прокричало существо на удивление весёлым и приятным голосом. Стоя в такой позе, он страшно был похож на нелепого гигантского щенка, который хотел поиграть с хозяином в догонялки.

Пучки острых треугольных перьев, торчащих на голове ястреба, слега покачнулись, когда тот пристально глядел на Виктора в ожидании ответа. По мере того, как учёный стал понимать, что же он перед собой видит, оцепенение постепенно проходило. У него отвисла челюсть.

— О… о, Боже… – заикаясь, испуганно прошептал он, глядя на грифона.

Грифон опять чуть склонил голову, на его лице читалось беспокойство, едва ли не разочарование.

— Отец? Ты не узнаёшь меня? – осторожно спросил он, а затем, узрев тихий ужас на лице человека, прижал уши к голове. — Прости меня. Я не хотела тебя испугать, – сказал грифон, немедленно сев на задние лапы, опустив голову в знак покорности. — Я так обрадовалась, когда наконец тебя увидела, что совсем забылась. Ну прямо как птенец… Прости меня.

Виктор растерянно моргал, отказываясь верить тому что видит и слышит. Этого не может быть! Грифонов не существует! Однако ж перед ним сидел один, опустив голову как отруганный ребёнок, и просил у него прощения. Он бросил взгляд на туловище существа. Это была самка пустельги, похожая на… нет, это была та самая пустельга, что стояла у него на рабочем столе!

Виктор ахнул, сжав набалдашник трости так, что побелели костяшки. Он в изумлении уставился на грифона, медленно качая головой.

— Ты… ты — это моя статуэтка. Та, что на моём столе. Откуда ты взялась? – Он улыбался. Хоть он и был всё ещё немного напуган и не верил, что всё это происходит на самом деле, эта галлюцинация была из тех, в реальность которых хочется верить.

Грифон поднял голову и взглянул Виктору в лицо, и несчастное выражение тут же сменилось радостью.

— Ты сделал статуэтку, изображающую меня? Как мило! – сказала она, очевидно не услышав его вопроса. Издав звук, похожий на довольное мурлыканье, он вытянулась, протянув голову к человеку, явно желая, чтобы её коснулись.

Старый учёный медленно протянул руку и коснулся её гладкого клюва кончиками пальцев. Он провёл рукой по щеке создания, зарывшись пальцами в перья. Ощущения были в точности такие же, как и в его грёзах. Виктор гладил её голову, а грифон закрыл глаза, расслабил уши и вжался щекой в его ладонь, мурлыча всё громче.

На глаза Виктора навернулись слёзы. С приглушённым стоном он отбросил трость и коснулся второй рукой головы этого великолепного существа. Он гладил кончиками пальцев перья на её шее, а она тихо щебетала от наслаждения. Ощущение той силы и мощи, с которой она игриво уткнулась в его ладони, развеяло последние сомнения. Учёный заплакал, сотрясаясь от радостных рыданий. Каким-то непостижимым образом, этим вечером в апельсиновой роще мечта всей его жизни, воплотившись в жизнь, сама явилась ему. Он слишком долго ждал, чтобы теперь задумываться о том, как это могло произойти. Он всю жизнь мечтал о том, чтобы она когда-нибудь стала настоящей — вот она и стала. Даже если это была лишь вызванная мигренью галлюцинация, или его рассудок померк после двадцатилетней неудачи — это не имело ни малейшего значения. Ради этой простой радости он как-нибудь с этим смирится. А сейчас он просто старик, который столкнулся лицом к лицу со своей заветной мечтой.

Грифон придвинулся ближе, обняв Виктора когтистой лапой и нежно прижав его к покрытой мягкими перьями своей груди.

— Я понимаю, у тебя сейчас много вопросов, – отстранившись, нежно сказала она, стирая тыльной стороной когтя слезу с его щеки. — Сейчас для них не время, но ты всё сможешь узнать позже, когда мы вернёмся домой.

Она уже была посреди дорожки, припав к ней брюхом, сложив крылья на спине. Она гордо улыбалась, задрав клюв.

— Меня прислали, чтобы забрать тебя домой, Отец. Садись на меня, и мы полетим туда.

Виктор утёр слёзы носовым платком и улыбнулся в ответ, так и сидя на скамейке. Что бы не было для грифона домом, сама возможность взлететь на её спине затмевала все остальные мысли. Но когда он представил себя, изо всех сил вцепившегося в её спину в тот момент, когда она взмывает в небо, стрелы страха пронзили его сердце. Он был слишком стар и немощен для подобного. Артрит и мигрень вряд ли позволят ему сделать это.

Виктор прочистил горло, всё ещё с трудом говоря от захлестнувших его чувств:

— Моя дорогая, я, увы, уже слишком стар, чтобы летать вместе с тобой, я…

Он умолк на полуслове — его мигрень бесследно исчезла. Ослепительно яркие пятна, которыми сопровождались приступы головной боли, пропали, и его зрение было ясным. Ничего даже не напоминало о былой боли. Он в изумлении коснулся лба; подняв руку, заметил, что сковывавшая его суставы неподвижность исчезла тоже. Его пальцы были такими же гибкими, как и сорок лет назад.

Грифон усмехнулся, когда старик уставился во все глаза на свои руки.

— …что-что ты сказал? – насмешливо спросила она, терпеливо помахивая хвостом. — Я думаю, что ты сейчас чувствуешь себя великолепно! – Она заговорщически подмигнула Виктору.

Виктор медленно поднялся и сделал несколько шагов к грифону, оставив трость лежать на земле. Её радость придала ему сил. Он остановился и вновь уставился на свои руки, качая головой.

— Отец, пойдём со мной, – просила она. — Я летела издалека, чтобы встретиться с тобой. Я так давно хотела, чтобы ты сидел на моей спине и разделил со мной радость полёта. Я ток хотела, чтобы ты мной гордился, и сейчас есть шанс многое узнать друг о друге.

Она выжидающе смотрела на него, задрав пушистые перьевые "ушки" в ожидании. Виктор посмотрел ей в глаза и молча кивнул. Зайдя сбоку, он положил руки на её спину, чувствуя мускулистое тело, медленно перекинул ноги через спину и сел на неё верхом. Он схватился за большие перья на её шее, на удивление крепкие.

— Да… я очень многое хотел бы узнать о тебе… Дочь. – Произнёс Виктор с предвкушающей улыбкой. Восторг переполнял его сердце. Ему хотелось засмеяться. В первый раз в жизни, он был по-настоящему счастлив. Ему не было никакого дела до того, куда полетит грифон. Так или иначе, Виктор догадывался, куда они полетят, и он был уверен, что оно того стоит.

Грифон оглянулся через плечо и ответил своему пассажиру улыбкой, изогнув уголки клюва. Она поднялась на лапы, расправила крылья — и остановилась.

— Отец? А как меня зовут?

Старый учёный был почти уверен, что она задаст ему этот вопрос. Это было чем-то вроде обязательного ритуала перед началом их путешествия. Он своими руками сотворил её, в действительности или в своём воображении, и лишь он мог деть ей имя. Он подумал о том, что сейчас чувствует: радость, восторг, наслаждение… и вездесущий научный скепсис, который продолжал твердить, что всё это невозможно.

Виктор неожиданно рассмеялся. Надо же, он-то думал, что когда наступит этот день, придумать имя своему magunm opus будет несложно. Однако ж ни единой дельной мысли о том, как разрешить эту проблему, в его голове не было. Какое он может дать ей имя?

Виктор чуть наклонился и погладил перья на её шее.

— Дорогая, позволь мне пока звать тебя просто Дочерью. Я… мне в голову не приходит ни одного имени.

Грифон моргнул, щёлкнул клювом и согласно кивнул. Затем, обратив голову к небу, она взмахнула крыльями, поднимая себя и своего отца высоко в небеса.


* * *


Джордан сел на старую кованую скамейку и поставил рядом свою маленькую сумку-холодильник. Солнце светило ярко, хотя в воздухе уже чувствовалось холодное дыхание приближающейся осени. Он взглянул на увешанные фруктами деревья и улыбнулся. С тех пор, как он стал обедать в роще, сидя на этой скамье, он понял, почему доктор Ливингстон так любил ходить сюда каждый день.

Здесь всегда было тихо и спокойно — не то, что в сосредоточенной и напряжённой атмосфере лаборатории. Это место придавало сил. Он лишь жалел, что раньше не бывал здесь со своим старым наставником, до того как тот покинул этот мир.

Говорили, что он умер от обширного инсульта, но Джордан в это не верил. Он сидел на скамье, и непохоже, что его внезапно настиг удар. Он выглядел таким спокойным, таким умиротворённым, словно он мирно ушёл во сне. Он ни разу не слышал, чтобы те, кого хватил инсульт, переносили его с таким безмятежным выражением.

Джордан готов был поклясться даже в том, что когда он нашёл его здесь, Виктор улыбался.

Крыс вздохнул и покачал головой. Он гадал, почему он каждый день ходит в апельсиновую рощу — то ли чтобы отдать дань памяти своему старому другу, то ли для того чтобы понять, почему тот умер с такой необычной улыбкой на устах. Как бы то ни было, ему просто нравилось быть здесь, и если это был своего рода данью памяти доктору Ливингстону — тем лучше.

Поднявшись со скамейки, Биорг потянулся. Он подошёл к дереву, чтобы сорвать апельсин, который мог стать неплохой закуской. Он схватил плод, дёрнул — и к его удивлению, откуда-то сверху, из кроны, спикировало огромное перо, ткнувшись черенком в его запястье.

Схватив перо, Джордан внимательно его осмотрел. Похоже, это перо ястреба, только очень большое, по-настоящему гигантское! Оно было длиннее его руки и шире его кулака. Как только ястреб мог вымахать до такого размера — да и ястреб ли это вообще? Поглядев на небо, Джордан задался вопросом, не покажется крыса-биорг такому ястребу лакомым кусочком.

Глядя в небо, он невольно вспомнил статуэтку грифона доктора Ливингстона. Его усы весело задрожали; крыс пощекотал нос кончиком пера и ухмылка расползлась по его морде.

Какая забавная мысль!

Он со смехом швырнул перо в сторону, глядя, как оно трепещет в воздухе и приземляется на скамейку. Мгновенье Джордан молча смотрел на лежащее на сиденье скамейки перо, а затем, повинуясь внезапному порыву, нагнулся, поднял его, покрутил в пальцах и осторожно положил в нагрудный карман. Гигантское перо напомнило ему о докторе Ливингстоне, и хотя бы ради этого стоило его сохранить.

Оно, по крайней мере, может лечь в основу занимательного стороннего исследования.

Внимание: Если вы нашли в рассказе ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl + Enter
Похожие рассказы: Charles Matthias «Цитадель Метамор. История 26. Попечительский совет грызунов», Charles Matthias «Цитадель Метамор. История 42. Ужин за герцогским столом», Мирдал «Краденый сон»
{{ comment.dateText }}
Удалить
Редактировать
Отмена Отправка...
Комментарий удален
Ошибка в тексте
Выделенный текст:
Сообщение: