Волшебница Юалок

– Не волшебница ты, Юалок, – любил говаривать старый как мир Тэбуржэнь, потрясая рогами-ветками.

В ответ Юалок перекрашивала маску духа леса из зелёного в огненно-рыжий, задорно метаясь вокруг него в подстрекающем танце.

– Не волшебница, – спокойно повторял Тэбуржэнь, игнорируя провокации и возвращая своей маске изначальный природный цвет.

В сущности, Юалок сама это понимала – её магических сил едва ли хватало даже на самые простые проделки. Взять, например, Нанку – волшебница в маске куницы была очень умела в колдовских искусствах. Вмиг перенести человека с одного места на другое, наморочить иллюзию, заставить отступить хворь – всё это давалось Нанке играючи.

А что Юалок? Ни огонёк на свече зажечь, ни даже кошку в воздух поднять. Только красить умела, да заставлять час за минуту идти.

– Сгинешь ты, Юалок, – размеренно скрипел Тэбуржэнь. – Сгинешь, как тысячи до тебя, и как тысячи после.

Этого Юалок совсем не хотелось. Единственный способ не сгинуть – исполнить человеческое желание до того, как истечёт срок её заточения в нижнем мире. Но как его исполнить, если способностей раз-два и обчёлся? Пожелает человек быть богатым – как исхитриться, откуда богатство достать? Пожелает быть красивым – волшебница даже не представляла что в таком случае вообще можно сделать. Лицо как ножницами перекроить?

Воплотилась Юалок в мире людей. Невидимым облачком над городом летает, пронырливой лисой подходящего человека вынюхивает. Вот мужчина в деловом костюме куда-то спешит. Такой наверняка захочет денег или власти. В крайнем случае, сделать карьеру. Подобное желание ей не по плечу. Вот женщина вся выряженная в красный важной барышней шагает. Тут и гадать не надо, таким только всеобщее обожание подавай. Растерялась Юалок, мечется туда-сюда сама не зная зачем.

– Ищи ребёнка, – подсказала подруге прозорливая Нанка. – Много ли маленькому человеку надо: мешок сладостей или хулигана со школы победить. Исполнять желания детей куда проще.

Спустилась Юалок пониже, к домам. Видит – девочка в квартире у окна скучает.

– Была не была! – решилась волшебница, осторожно подлетая к ребёнку.

Разумеется, в мире людей знали про волшебниц из нижнего мира. Многие люди мечтали, что однажды к ним явится одна из них, чтобы исполнить все их желания. Однако, на каждую сотню человек приходилось по одной волшебнице, поэтому шанс её встретить был ничтожно мал. Да и желания были ограничены силой самой волшебницы. Но всё равно, на волшебниц молились, порываясь заполучить себе в компаньоны хотя бы самую слабую. Знала о них и девочка, которую навестила Юалок.

– Ого! Волшебница! Настоящая? – удивлялась девочка, пытаясь пощупать лисью маску. Пальцы ребёнка свободно прошли сквозь бесплотное тело волшебницы. - Ты, наверное, пришла исполнять моё желание?

– Да, – ёкнуло в груди Юалок. – Именно за этим и прилетела. Хочешь загадать прямо сейчас? – волшебница боялась, что девочка загадает слишком сложное желание.

– Я хочу... – наморщила лоб девочка. – Никак в голову не приходит... Можно подумать?

Юалок облегчённо выдохнула.

– Как тебя зовут?

– Юлька.

– А меня Юалок.

– Почти как меня!

Две девочки заинтересованно изучали друг друга взглядами.

– Никогда прежде не видела волшебниц, – нарушила молчание Юлька. – Можно узнать о тебе побольше? – девочка обращалась к волшебнице «на ты», по голосу определив в ней ребёнка.

– А что бы ты хотела узнать?

– Почему волшебницы исполняют желания людей?

– Это нужно, чтобы не умереть, – со знанием дела ответила Юалок. – Если волшебница не находит себе человека, она постепенно развоплощается. Единственный способ это предотвратить – исполнить человеческое желание.

– И что потом? Когда желание выполняется?

– Потом волшебница сама превращается в человека, но теряет все свои волшебные силы. Не может быть, чтобы ты этого не знала. Ведь в мире людей живёт много бывших волшебниц.

– Я знала. Просто думала, что врут, хотела сама убедиться.

Девочка снова наморщила лоб, но через секунду в озарении распахнула глаза.

– Я знаю что загадать! Хочу, чтобы акация напротив дома зацвела!

– Ты уверена? – встревожилась Юалок, выглядывая в окно. Она не имела ни малейшего понятия как можно заставить зацвести это старое засохшее дерево. – Может лучше сладостей?

– Уверена, – размашисто кивнула Юлька.

В смятении Юалок открыла незримую книгу исполнения желаний. На сияющих лунным светом страницах уверенно отпечатались крупные буквы:

«Хочу, чтобы акация напротив дома зацвела»

– Но зачем тебе это? – чуть ли не хныкала Юалок. – Не лучше было пожелать что обычно желают дети?

– Да у меня всё есть, – махнула рукой Юлька. – А желание, оно для подруги этажом ниже.

– Для подруги?

– Ага. Мы с ней поссорились и она назло мне сидит дома целыми днями. Хлопает дверью у меня перед носом и говорит, что выйдет только когда дерево напротив дома зацветёт.

Как заставить зацвести старое дерево? Может, дядя Тэбуржэнь подскажет? Да-да, он точно знает ответ, ведь не даром Тэбуржэнь вековой дух леса. Кто разбирается в деревьях, как не он?

– Никак, – равнодушно отвечает Тэбуржэнь. – Его время давно истекло.

– Но что-то же можно сделать? – в нетерпении распаляется Юалок. Ей кажется, что дух леса просто дразнит её в отместку за шалости. – Я не хочу сгинуть, так и не выполнив человечье желание!

Дух леса погружается в безмолвный сон.

Ах, если бы её способность ускорять течение времени можно было бы обратить вспять – тогда Юалок враз сделала бы дерево снова молодым и цветущим. Но применять колдовство в том виде как оно есть – нельзя, дерево тотчас станет ещё старше, тогда цветов от него точно не дождёшься. Тупик. Остаётся разве что перекрасить... Глупость.

Волшебница внимательно перечитала фразу в книге исполнения желаний. Вероятно, найдётся зацепка, чтобы облегчить ей дело. «Акация напротив дома». Юалок облетела здание со всех сторон. Акация напротив дома была только одна. Остальные деревья во внимание не принимались. «Зацвела». Считается ли цветением, если на ветках появляются ненастоящие цветы?

С энтузиазмом принялась Юалок за дело. Старательно выводя линии, волшебница перекрашивала безжизненные жёлто-зелёные листочки в яркие оттенки свежих соцветий.

– Готово! Дерево зацвело! – объявила волшебница Юльке, когда напряжённая работа была закончена.

– Но ведь это не по-настоящему, – подивилась девочка. – Это просто крашеные листья.

– Но ведь зацвело! – упорствовала Юалок, запрокинув голову и крича куда-то вверх. – Работай! Преврати меня в человека! – от негодования дух даже вытянул из бесплотного облачка ножку, делая вид, что топает ей.

Никто не отвечал волшебнице и не торопился превращать её в человека.

– Знаю! – осенило Юалок. – Мне поможет Нанка!

– Куница? – переспросил Тэбуржэнь. – Должно быть, ты пропадала в мире людей слишком долго, иначе бы знала.

– Что знала?

– Что она давно уже выполнила желание своего человека и сама стала одной из людей.

Провал! Похоже, с этого момента Юалок могла рассчитывать только на себя.

– Не волшебница ты, – заключил дух леса, когда Юалок испарилась, даже не попроказничав на прощание.

На следующее утро на всю стену дома красовалась огромная размашистая надпись:

«Перекраска туда и обратно»

И маленькая подпись снизу:

«Стоить будет почти бесплатно»

– Перекрашиваю всё что угодно. Незадорого, – информировала редких прохожих Юалок.

Никто из взрослых не верил волшебнице. Зачем духу просто так помогать людям, растрачивая силы попусту? В предложении Юалок многие видели скрытый подвох, при этом не в силах объяснить в чём именно он заключается. Зато детвора с радостью включилась в необычную игру.

– Перекрась футболку!

– Перекрась собаку!

– Перекрась волосы Димке, он кусается!

Дети галдели. Юалок исполняла их пожелания одно за другим. Взамен она хотела, чтобы каждый из них принёс по одной маленькой веточке акации с соседней улицы.

– Зачем ей это?

– Кто их, духов, знает. Ну, мне не сложно, принесу.

К вечеру все ветки были на месте.

– А теперь сломайте старые засохшие ветки и привяжите на их место новые. Вяжите крепко, чтобы обе ветки плотно прилегали друг к другу.

Работа кипела. Сперва дерево стало похоже на колючий ёжик, однако, через некоторое время обзавелось множеством косичек. Толпа детей постепенно рассеивалась – один за другим одни возвращались обратно по домам. Наконец, волшебница осталась совсем одна. Собрав последние силы, она направила их прямо на сочленения старых веток и новых, чтобы ускорить время и заставить их побыстрее срастись. Часы шли за дни. Ветки увеличивались в размерах и набухали молодыми зеленоватыми почками. Отдав последнюю каплю волшебства, Юалок осела под дерево и погрузилась в небытие.

Утро встретило двор лучами весеннего солнца. Выглянув в окно, Юлька остолбенела.

– Оно и правда цветёт!

Наскоро обувшись во что попало, девочка выскочила из квартиры в подъезд, сбежала на этаж ниже и прильнула к окну. Не было никакого подвоха, иллюзии или морока – вот оно, дерево цвело самыми настоящими жёлтыми цветами. Из квартиры на соседней лестничной площадке опасливо показалась удивлённая ребячья голова. Спустившись по лестнице, девочка встала за спиной Юльки, вглядываясь в непривычный пейзаж. Рядом с деревом стояла незнакомая босая девчонка с узором лисёнка на майке, призывно махая обеим подругам рукой.

– Кто эта девочка?

Лепестки цветов акации дождём опадали с веток, а тёплый весенний бриз подхватывал их и разносил по всему двору. Юлька тепло улыбнулась уголками рта, оборачиваясь к подруге:

– Волшебница.

Кин – защитник природы

Про Кина ходило много слухов: что он незаметно делал подкопы под фундаментом, отчего дома рушились по ночам; что он кусал скотину, заражая её вертячкой; даже что его прикосновения заставляли детей обрастать шерстью, постепенно превращая их в лисят – но едва ли любая из этих страшилок была правдой. Говоря по справедливости, единственным грешком Кина было воровство – и то, он шёл на это с крайней неохотой, лишь в самую студёную зимнюю бескормицу, когда иных способов добыть пропитание у него не было. Поэтому, если вдруг утром очередная хозяйка недосчитывалась птицы в курятнике, вся деревня понимала – это Кин постарался.

Юноша не слишком жаловал пренебрежительно-отталкивающее отношение со стороны деревенских, отвечая им той же монетой. То прикидывался волком, чтобы напугать крестьянина, отошедшего с пахоты по нужде. То принимал облик кого-нибудь из местных, чтобы пробежать по улице с криком «Горим! Горим! Сеновал загорелся!» и со смехом наблюдать как вся деревня с вёдрами наперевес бросалась тушить несуществующий пожар. Но то – лишь мелкие шалости.

Всё изменилось, когда Кин нашёл сердце источника. Наполнив его первичной силой, юноша сам того не зная вызвал среди деревенских мор – испив речной водицы, человек забывался беспробудным сном, и спасти его мог лишь отвар из корня плакуна, влитый заснувшему прямо в рот.

– Порча! – горестно вздыхали люди.

– Благодать! – радовался Кин, глядя на то, как под действием первичной силы преображается природа: на опустевшую отмель возвращаются аисты, да плодоносят сладостью дикие лесные груши, во множестве растущие по берегам речных рукавов.

Узнав о несчастье, посетившем деревню, Кин не особо расстроился. Какое ему дело до людей? Пусть заботятся о своих сородичах сами. Он же – дитя природы – и продолжит жить отшельником в чаще леса, подальше от вездесущих деревенских глаз.

Рассуждая таким образом, юноша сильно лукавил, утаивая от самого себя рвущуюся наружу ненависть к людям. Ведь кто как не люди стремились прогнать или даже убить Кина при каждой случайной встрече на лесных тропах. Кто порвал юноше ухо стрелой, когда тот увлечённо мышковал в обличье лисицы, не замечая ничего вокруг? Кто подбросил ему ловушку – тушку курицы, щедро приправленную смертоносным соком болиголова? Единственный по-настоящему добрый человеческий поступок – попытка деревенской девчонки подкормить его объедками – и тот закончился плачем и рёвом – недоверчивый Кин насквозь прокусил мизинец пытавшейся его погладить дурёхе. Как ни крути, а люди причиняли ему одно беспокойство. Поэтому Кин держался от них подальше, предпочитая копить на деревенских обиду издалека.

Но всё изменилось, когда люди сами нанесли ему визит. Догадавшись, что отравленная вода может быть делом рук хитрого проныры, деревенские отправили к сердцу источника местного богатыря – двухметрового верзилу с огромным топором на плече. Обзывая Кина «лесным отродьем», силач потребовал от юноши «прекратить травить питьё», в противном случае угрожая тому «неминуемой расправой». Справиться с верзилой было проще простого – стоило Кину обратиться в медведя, как непрошенный гость мигом дал стрекача, бросив своё грозное оружие прямо посреди поляны. «Храбрый не тот, кто страха не знает, а тот, кто узнал и навстречу идёт».

Куда сложнее было с деревенским старостой, пытавшимся сначала пристыдить Кина, а затем невозмутимо предложившим снабжать его курами взамен сохранности источника от «чёрной магии».

– Новая вода убивает нас (староста благоразумно решил не использовать слово «отравленная», дабы случайно не задеть Кина), а трава-плакун не бесконечна, да и растёт только летом. Если ничего не поменяется, рано или поздно вся деревня вымрет.

– Мне нет никого дела до людей. Решайте свои проблемы сами. А ваши подачки мне тем более не нужны, – едва сдерживался Кин, вспоминая как однажды этот самый староста гнал его вилами от деревни до самой границы леса.

– Будете у меня жить от дождя до дождя! – тайком злорадствовал Кин, понимая, что деревенским больше нечего ему противопоставить.

И наконец, когда засуха опалила своим зноем ёжащиеся от непривычной жары кроны деревьев, а люди совсем отчаялись в ожидании живительного дождя, во владениях Кина появился третий парламентёр. Но кто это был – девка! Самая обычная человеческая самка, и судя по тонким развевающимся одеждам, многократно обёрнутым вокруг стройного тела будто капустные листья – храмовая дева.

– И какой план вы придумали на этот раз? – ухмыльнулся Кин. – Попытаешься предложить мне себя? Хотя, ты же вроде храмовая дева – для таких как ты это бесчестье и позор на всю оставшуюся жизнь. С другой стороны, чего только не сделаешь ради выживания.

Девушка смотрела на Кина испуганно, хотя её собеседник продолжал находиться в привычном ей человеческом облике.

– Так вот оно какое, сердце источника, пропитанное магией.

– Первичной силой. Не существует никакой магии. Всё на свете подчиняется законам природы, и любому явлению есть объяснение. Какие же вы, деревенские, всё-таки тёмные и суеверные. Впрочем, чего ещё ожидать от храмовой девы.

– Вейка... – девушка мягко повела ладонью по воздуху, жестом повторяя изгиб теряющегося вдали ручейка.

– Мне всё равно как тебя зовут. Ты зря теряешь время. Возвращайся к тем, кто тебя послал, и передай им, что они ничего от меня не дождутся.

– Я пришла сюда сама.

– Ах, сама? И зачем же? Что понадобилось возвышенной храмовой деве в нашей скромной обители жуков и гусениц? – Кин указал пальцем на шелкопряда, ползущего по платью девушки.

– Чтобы своими глазами увидеть то, что принесёт нам погибель, – Вейка наклонилась над струящимся фонтанчиком, зачерпывая воду ладонью. – С тех пор, как источник наполнился... первичной силой, дела в деревне начали идти совсем худо. Мы разбудили спящих плакун-травой, но сила каким-то образом проникла в рожь, которую мы поливали водой из реки. Хлеб стал совершенно несъедобен. А мы-то радовались какой хороший урожай выдался. Старейшина был так зол, что назначил огромную награду тому, кто принесёт твою голову. Ты ведь понимаешь, что не успеет опасть последний осенний лист, как в деревне разом оборвутся десятки жизней? К чему вся эта бессмысленная вражда? – в глазах девы отражалось искреннее непонимание.

– А ты не думала, что люди могли заслужить всё это? Почему первичная сила наполняет благодатью животных и растения, будучи ядовитой лишь для людей? Почему она не отравляет меня? Быть может, я и есть венец творения – тот, кто действительно заслуживает жить – а не эти личинки овода, разрушающие любое место, где бы они ни проклюнулись!

– Ты единственный в своём роде, – девушка поднесла ладонь к губам и сделала глубокий глоток. – Как же хочется пить...

Кин рассмеялся безумным смехом.

– У тебя помутился рассудок. Ты осознаёшь, что сделав этот глоток, ты вскоре заснёшь и никогда уже не проснёшься? Разве что у тебя получится обратиться в оленя и ты во весь опор поскачешь в деревню, чтобы принять ваше чудесное снадобье. Ты ведь не умеешь обращаться в оленя? Нет, ты точно этого не умеешь, потому что ты всего лишь человек – самая обычная храмовая девка!

Вейка молчала, своим спокойствием раззадоривая юношу всё больше и больше.

– Понятно, решила надавить мне на жалость. Думаешь, я растрогаюсь и как-то тебе помогу, спасу тебя от губительной дрёмы. Спешу тебя расстроить, от первичной силы нет «лекарства» – она и есть само исцеление, вытравливающее любую скверну. Да и зачем мне тебе помогать? Зачем спасать одного из врагов, постоянно желающих моей смерти? Назови хоть одну причину!

Последней фразы Вейка уже не слышала – девушка спала беспробудным сном, растянувшись на мягком ложе из пушистого мха.

Ну вот и славно. Юноша был рад, что всё закончилось на удивление быстро. Храмовая дева сама предопределила свою судьбу – её никто не заставлял и не принуждал. Кин хотел было развернуться и уйти, но его члены словно задеревенели, намертво удерживаемые непреодолимой силой.

– Назови хоть одну причину! – стучало в голове у юноши.

Кин дёрнулся, пытаясь сбросить наваждение, однако, чем больше он сопротивлялся, тем больше увязал в нём. Целиком одержимый неизвестным чувством, юноша поник, преисполнился беспомощности, признавая что это чувство превосходит даже его собственную первичную силу.

– Назови хоть одну причину!

Солнце ещё не зашло, но начало клониться к закату, делая тени длиннее. Разгоняя пыль из-под копыт и пугая окрестных пичуг, по луговому ковру стремительно мчался рыжий олень, на спине которого покоилось тело храмовой девы. Олень понимал, что визит в деревню сулит ему лишь погибель, но всё равно нёсся вперёд – навстречу своему концу и, возможно, чему-то совершенно новому.

Девушка безжизненно висела на оленьей спине, опустив плетьми руки. На одной из них, переливаясь алым кольцом, прямо у основания мизинца тускнел небольшой шрамик – напоминание о беспечности давно забытых деньков.

Принцесса и зайчики

Принцесса была прекрасна лицом и чиста душой. А принц не был. Каждую неделю он наведывался в её покои и требовал подарить ему наследника. К несчастью, бедной принцессе никто никогда не объяснял основ контрацепции, поэтому она могла только плакать в подушку по ночам, не в силах ничего предпринять. И даже знахарка, к которой принцесса наведалась под видом простолюдинки, отказалась ей помогать, потому что быстро раскусила маскировку (принцессу выдали слишком изнеженные руки).

И тогда, после одной из бессонных ночей в объятиях противного принца, в саду принцессы появился зайчик. Он выглядел как-то необычно, будучи слишком умилительным для обычного пучеглазого зайца, но принцесса сразу почувствовала к нему своё расположение.

– Чтобы вмиг воссиять добродетелью, погрызи золотое соцветие.

Это был странный совет, но доведённая до отчаяния принцесса последовала ему. Золотые соцветия во множестве росли в королевском саду. Той же ночью тяжесть, снедающая живот принцессы, исчезла.

Но принц не сдался, продолжая навещать принцессу по три раза в неделю. Спустя несколько месяцев она почувствовала, что её живот снова растёт. После этого в спальне принцессы возникло сразу три зайчика. Принцесса с улыбкой поприветствовала их, словно они были её давними друзьями.

– День за днём живот разрастается, наша девочка плачет и мается. Но гадёныша выгоним прочь, ведь зайчишки способны помочь! – хором пропищали зайчики, подёргивая пушистыми хвостиками.

На этот раз их совет заключался в том, чтобы съесть корень золотого соцветия, что принцесса и сделала. Напутствие зайчиков действительно помогло – принцесса освободилась от бремени, впервые за много дней заснув спокойно.

Этот случай разбудил в принце ярость – теперь он наведывался к несчастной принцессе каждую ночь, совсем лишив её покоя.

– Где же вы, зайчики? – раз за разом в пустоту звала принцесса, и на девятый раз они появились.

Количеством их было ровно девять. Розовые носики зайчиков испуганно подрагивали. К тому времени живот принцессы совсем разросся.

– Злейший недруг, уходи... – начали было нараспев повторять зайчики, но внезапно в спальню ворвался захмелевший принц.

Зайчики забегали, беспомощно заметались по комнате, будучи не в силах покинуть страшную клетку. Закончив своё дело, принц известил:

– С завтрашнего дня выходить будешь только во двор и в сад. Слуги за тобой присмотрят. Мне нужен здоровый наследник.

Ночь принцесса провела в молчаливых рыданиях. А под утро в её душе затеплилась надежда.

– Я просто нарву в саду соцветий и сделаю как раньше!

Но утренний выход в сад заставил принцессу похолодеть от ужаса – соцветий нигде не было. Должно быть, кто-то из слуг увидел, как в прошлый раз она рвала букет, и доложил принцу. Тогда принцесса поднялась на вершину самой высокой башни замка, закрыла глаза и прыгнула вниз.

– Странно, – думала принцесса в последние мгновения своей жизни. – Я как будто взмываю вверх. Хотя по ощущениям должна падать.

Тело девушки недвижимо лежало посреди газона. А вокруг водили траурный хоровод плачущие зайчики.

Принц устроил принцессе пышные похороны, но это было скорее для вида. Многочисленные гости один за другим подходили к гробу с телом, отдавая последние почести. В толпе перешёптывались, размышляя о причинах поступка принцессы.

– Да что тут гадать, не смогла подарить принцу наследника, вот и бросилась с горя.

– Совершенно очевидно, что она была не в себе, ведь какой нормальный человек загубит сразу две жизни.

– Пустоцвет!.. Пустоцвет!..

Каждый проходящий мимо гость трогал ладонью тело принцессы, отчего её белое платье вскоре совсем потемнело. Но кожа наоборот, продолжала ярко лучиться, ведь даже после смерти принцесса оставалась прекрасна лицом и чиста душой.

Рапсодия для плакучих душ

Мальчик опасливо приблизился к дереву. Верёвки навесных качелей уходили далеко вверх, теряясь под пышной кроной. Тощие прутья ветвей с обрамляющими их редкими листьями вяло свисали над детской площадкой.

Друзья пообещали мальчику, что на этот раз опасаться нечего, «гусеницы ушли». Не чуя подвоха, ребёнок уселся на деревянную скамейку качелей. Беспорядочные змейки детских рук сразу же замелькали вокруг мальчика, осыпая его горстями гусениц с ног до головы. Гусеницы были везде: на голове, за шиворотом футболки, даже в карманах шорт. Обмерев от страха, мальчик застыл в одной позе, боясь пошевелиться. Его лицо раскраснелось, а из глаз полились слёзы. Напрасно ребёнок умолял своих мучителей убрать страшных насекомых, его мольбы лишь сильнее подзадоривали их.

Она встрепенулась. Ещё ни один из постоянно вьющихся вокруг детей не реагировал так эмоционально. Обычно, дети, да и все люди к целом, в упор не замечали её, предпочитая воспринимать как неживой объект. Поэтому неожиданный отклик мальчика стал для неё неожиданным открытием.

Больше ребёнок не попадался на уловки друзей, предпочитая не приближаться к страшному дереву. Со временем он заметил, что гусеницы живут и на других деревьях, пусть и в меньшем количестве. Высокие, низкие, с густой листвой, с плодами и без плодов – насекомые ютились везде. С этих пор область прогулок мальчика изменилась. Он отказывался заходить под деревья, предпочитая проводить время на участках, которые были свободны от нависающих веток.

Она обрадовалась. Ещё никто не принимал её настолько близко к сердцу. Не обладая даже собственным «я», она, тем не менее, проявляла интерес к чувствам ребёнка. Ей было неважно негативные эти чувства или позитивные, она была рада самому факту их присутствия. Таким образом она взращивала.

Мальчик развивался и крепнул. Прошло несколько лет и он перестал избегать дерева, а однажды даже залез на него, не забывая приглядываться к пугающим веткам, на которых могли ползать гусеницы. Остальные деревья тоже подверглись его всестороннему изучению, но наибольший трепет ребёнок питал к самому высокому, с раскидистой висячей кроной и навесными качелями.

Прошли годы. Площадка опустела. Дети постепенно выросли и разъехались. И даже гусеницы перестали появляться на ветвях в прежних количествах. Она была заброшена всеми, но это никак не задевало её. И даже когда пила садовника с громким скрежетом врезалась в её затвердевший ствол, она ничуть не удивилась. В её жизни было лишь единственное стремление – расти, больше она не испытывала ничего. За исключением того эпизода, когда много лет назад маленький мальчик испугался гусениц, неосязаемо породнившись с ней навсегда. Она была взрощена, но вместе с тем и взрастила. А сейчас от неё не осталось и пня, ведь на месте обветшавшего детского сада люди начали рыть котлован под стройку нового здания.

Настал момент, когда не стало и мальчика. Яркие детские грёзы безвозвратно растворились в суете взрослой жизни.

Одним жарким летним днём на пороге магазина появился человек. Это был немолодой мужчина с печатью жизненного опыта на лице. Опустив голову, он долго прохаживался между стеллажами, словно разыскивая потерявшуюся вещь. Воспоминания пробуждали в его подсознании сладкие образы детства. Человек никак не мог избавиться от мыслей о той, что его когда-то взрастила. И хоть её давно не было, незримая связь между ними пронеслась сквозь года, оставшись такой же прочной.

Тем не менее закат был неизбежен. Человек чувствовал, что рано или поздно он покинет этот мир. И тогда, в одном из снов к нему явилась незнакомка в виде убаюкивающей любовной симфонии из рапсодии в голубых тонах. Не обладающая визуальной формой и состоящая из одних лишь звуков, она была той самой музой, которая могла удовлетворить ностальгическое человеческое стремление к возвращению в далёкое прошлое. Незнакомка объяснила человеку, что воссоединиться с давней подругой возможно, но для этого придётся пожертвовать всем, что у него было – и даже большим.

Сперва уйдёт весь накопленный человеком жизненный опыт. Его восприятие станет восприятием ребёнка, который не сформирован и открыт для всего нового.

Затем уйдёт разум, позволяющий человеку размышлять и принимать решения. Ребёнок превратится в чистый лист с единственным стремлением – бесконечно познавать.

Далее уйдёт физическая форма, освобождая человека от оков собственного тела. Так он сможет преодолеть грань между осязаемым и метафорическим.

И наконец, исчезнет его «я», превращая человека из личности во вспышку, порыв эмоций, который лишь отчаянно стремится вперёд, не преследуя за собой никакой цели.

И только тогда почти погасший огонёк воспоминаний, дремлющий у человека в груди, сможет разгореться настолько, чтобы навсегда вернуть его в дорогие сердцу воспоминания детства.

Ребёнок бежал через залитую солнечным светом площадку. Многочисленные деревья, растущие тут и там, призывно шелестели листвой, приветствуя старого друга. Добежав до качелей, мальчик нетерпеливо уселся на деревянное сиденье, перебирая висячие серёжки подруги. Он был счастлив, что они вместе. И даже гусеницы, время от времени падающие сверху, казались ему подарком небес.

Немолодой мужчина исчез, остался там, в будущем. Место, где оказался мальчик, было миром прошлого, в котором взрослый ещё не успел появиться. Отныне была лишь радость, качели, висячие ветки и страшные гусеницы – всё то, из чего состоял угасающий огонёк воспоминаний у него в груди. И она отвечала на его отклик, и радовалась вместе с ним.

Ребёнок бежал через залитую солнечным светом площадку. Добежав до качелей, мальчик нетерпеливо уселся на деревянное сиденье, перебирая висячие серёжки подруги.

И снова. И снова. Нескончаемое количество раз.

Безмятежность.

Солнце восходит

Хочу сбежать

За горизонт

И обрести мечту,

Но жизни круг меня гнетёт,

Сбивая на лету.

Пусть голос мой разносится

По небесам волной:

Я вам вверяюсь,

Я сдаюсь,

Я жертвую собой!

Публика была в восторге. Круг жизни распускался подобно бутону, постепенно превращаясь из маленького тусклого кругляша в большой огненно-яркий цветок. Зрители радостно подставляли свои перья лучам ожившего солнца, купаясь в его тепле.

– Тётя, когда появится Феникс? – в предвкушении спросил маленький Квек.

– Феникс в твоём сердце, а не на небесах, – прочирикала в ответ сизоворонка. – Вы ведь уже проходили эту тему.

– Просто... Просто я на секунду подумал, что он и правда существует!

Только соловушка Сирин не участвовала во всеобщем ликовании. Закончив исполнять трель, она подобрала полы своего платья, расправила крылья и улетела со сцены, оставляя публику наслаждаться кругом жизни в одиночестве.

– Сирин! – как импрессарио, малюр не мог оставить свою подопечную наедине с её проблемами.

– Я ведь уже сделала что вы хотели! Теперь оставишь меня в покое? – Сирин впорхнула в гримёрку, закрываясь изнутри.

Дураки. Все они дураки. И малюр, и ворон, и зрители, и даже этот дурацкий круг жизни, пусть даже он неживой. Со стены на нё смотрел плакат с её собственным изображением. «Соловушка Сирин. Круг жизни будет светить вечно». Сирин расплакалась, давая волю чувствам.

Всё жизнь соловушку заставляли заниматься тем, что угнетало её.

– Твои трели очень важны, – с умным видом объяснял ей ворон. – Они подпитывают круг жизни, заставляя его распускаться. А круг жизни в свою очередь подпитывает теплом нас. Если бы не ты, мы бы все прозябали от холода.

Круг жизни был силком, удерживавшим Сирин от исполнения её мечты – быть вольной пташкой, парящей под облаками. Обладая диапазоном в полные восемь октав, Сирин идеально подходила под роль певуньи. Вот только её собственные желания не означали для окружающих абсолютно ничего. Для них она была лишь инструментом, средством для подпитки их любимого круга.

– Завязать потуже? – робко вопрошала очередная канарейка-прислужница, держа в клюве кончик пояса. Они всего лишь обслуживающий персонал, посредственные бездарности, обладающие диапазоном в жалкие три октавы и без устали щебечущие на ветках. Но, услышь меня Феникс, как же она завидовала им в их свободе! За последний оборот круга у неё сменилось не меньше трёх таких прислужниц. Она даже перестала запоминать их имена, настолько часто они менялись.

– Укладывай хохолок аккуратнее, недотёпа! – срывалась на новой канарейке соловушка. – Как тебя зовут?

– Алька, – отвечала испуганная канарейка, втайне мечтая хотя бы ненадолго оказаться на месте своей госпожи.

Заплаканная Сирин отвлеклась от своих воспоминаний и достала из укромного местечка несколько колючих плодов.

– Ну что? – каждый раз спрашивал обеспокоенный ворон, как только малюр приземлялся на ветку радом с ним. Сирин знала это, потому что подслушивала из-за угла гримёрки.

– Она согласилась, – вздыхал малюр. – Не знаю насколько ещё её хватит, но на этот раз согласилась.

Больше такого не будет! Сирин выковыряла из плодов клещевины семена и принялась жадно глотать их. Больше я не поддамся на их уговоры: ни на малюра, ни на ворона, ни на чьи-либо ещё. Пора мне самой стать хозяйкой собственной судьбы! Пора стать свободной от всего... хотя бы ненадолго. И упиваясь жалостью к себе, Сирин повалилась на пол в ожидании скорого конца.

– Госпожа! Госпожа! – канарейка смогла открыть дверь в гримёрку не сразу. – Госпожа?

Обеспокоенно прыгая вокруг тела, Алька не могла принять тот факт, что её госпожа мертва. Что же делать? Сказать малюру? Сказать ворону? Как только они узнают, что некому больше подпитывать круг жизни... Это был конец света!

Взволновавшись до предела, Алька принялась молиться Фениксу, призывая всемогущего бога оживить её госпожу. В любое другое время такие молитвы остались бы без ответа, но Алька не знала, что Феникс уже был в её сердце. И Феникс ответил, беззвучно общаясь с душой Альки на языке огненнокрылых обитателей круга.

– Я даю тебе выбор. Жить прежней жизнью или пожертвовать ею ради того, чтобы продолжать дело Сирин.

Сомнения Альки тут же потонули в её захлестнувшей её решимости. Когда она очнулась, то обнаружила себя в теле Сирин, пышущей жизнью, словно та и не умирала. Голос Сирин тоже был при ней.

– Значит, теперь я новая певунья, – приняла свою судьбу Алька-Сирин.

– Ну что? – в очередной раз спросил ворон, как только малюр приземлился на ветку.

– Согласилась! – радостно возвестил малюр. – И сказала, что будет петь сколько потребуется, чтобы круг жизни и дальше согревал нас своим теплом!

– Хвала Фениксу! – облегчённо выдохнул ворон. – Наша соловушка наконец-то взялась за ум.

– И вот ещё что, – добавил импрессарио. – Её прислужница-канарейка была найдена мёртвой в гримёрке. Судя по рассыпанным вокруг семенам клещевины, это было самоубийство. Пришлёшь мне новую?

– Ох уж эти канарейки, – недовольно каркнул ворон. – Настолько переполняются завистью к певуньям, что уже начинают лишать себя жизней.

А тем временем, со сцены разносился голос соловушки, подхватываемый ликующей толпой.

Хочу восстать,

Крылом метать,

Познать души полёт.

И сильной быть, и побеждать,

И двигаться вперёд!

Пусть жизни круг

Согреет всех

Пылающим крылом,

Пусть Феникс распушит свой хвост

На небе голубом.