Furtails
И. Кравцов
«Я – Гепард»
#NO YIFF #превращение #фантастика #гепард #хуман

ФАНТАСТИЧЕСКАЯ СЕРИЯ "НОВЫЙ СПАУН"


Я - ГЕПАРД

И. Кравцов


ПРЕДИСЛОВИЕ


И снова он – Человек-Комбинация…

На сей раз он предстанет перед нами в облике самого быстрого сухопутного зверя –

гепарда.

Он пришел в животный мир, чтобы сохранить от вымирания уникальный вид. Его

ожидает жестокая и бескомпромиссная борьба за жизнь, добычу, место под Солнцем.

Ему встретится женщина, которую он полюбит всем сердцем.


Вернется ли он к людям? Время покажет…


Взгляд на Мир глазами Зверя, Жизнь и Смерть, Друзья и Враги, Любовь и Ненависть,

глубокая, разносторонняя жизненная философия и отчаянная авантюра – все это и

многое другое – в книге



Я - ГЕПАРД


ГЛАВА 1. Путь

Я тщательно обнюхал след, оставленный на каменистой террасе, запоминая каждую

частицу своего запаха. Сделал шаг задней лапой, и почувствовал, как что-то

коснулось бедра. Очередной шаг – и вновь легкое прикосновение, на сей раз к

другому бедру. Сев на хвост, поднял лапу над головой. Моему взору предстал

двойной округлый мешочек, покрытый короткой светло-желтой шерстью. В душевном

порыве я нежно лизнул мягкую плоть.

Сколь многое случилось со мной, начиная с того памятного дня, когда я согласился

участвовать в эксперименте… Пусть изменилось все, – одно не менялось:

принадлежность к сильному полу. Даже полностью перестроившись, биологически я

остался самцом.

Гиены протрусили мимо меня в пещеру. Наверняка, я жестоко обманул их ожидания.

По их мыслям, раз вход был так надежно заложен, значит, внутри должно остаться

что-то, чем можно набить брюхо. Но все, что они могут слизать с каменного пола –

волоски, да несколько сгустков лошадиной крови.

Темнело. Я решил провести ночь где-нибудь повыше. Прыгая с камня на камень и

балансируя длинным хвостом, поднялся метров на двадцать. Раз едва не свалился с

узкого карниза. Поскользнувшись, упал на грудь, свесившись головой и лапой через

край, который густо порос травой и казался надежным. Взмахом хвоста удержав

равновесие, лег на бок и отодвинулся от края. Посмотрел вниз – падать было

высоковато.

Тьма окутала скалы, и цветная сетчатка человеческого глаза стала бесполезна. Я

перешел на черно-белое восприятие. Наверное, следует привыкнуть к нему, если я

собираюсь в полной мере познать жизнь гепарда со всеми сопутствующими радостями

и проблемами. Важно также дать зарок не пользоваться способностями Спауна без

крайней необходимости. Шнуры, гарпуны, щипы, лезвия – все, выходящее за пределы

возможностей моего нового тела – должно быть забыто. Щупальца, которыми я

раскидал камни – это последнее, что я применил, перед тем, как вступить в новый

мир – мир животного. Внутренние изменения – возможно, внешних быть не должно.

Бесшумно шагая по темно-серым камням, я петлял среди кустарника. Резкие порывы

ветра заставили меня искать место для сна с подветренной стороны скал. Выбрав

укрытую с двух сторон площадку, я сперва убедился, что никого, кроме меня, здесь

нет, привалился боком к прогретым за день гигантским обломкам горных пород и

задремал.

Сонный взгляд блуждал по черному небу, испещренному точечками звезд. Через весь

небосвод яркой полосой проходит кольцо, похожее на кольцо Сатурна. Впервые оно

было замечено в 2002 году. Какой переполох вызвало его появление среди людей

верующих. Говорили о скором конце света, и все такое. И что же? Старушка-Земля

цела-невредима, а кольцо до сих пор вертится вокруг планеты. Ученые-астрономы

долго гадали: откуда оно взялось? А чего гадать – просто еще одно украшение для

неба, жить не мешает, на голову не падает – и на том спасибо.

Положив подбородок на скрещенные лапы, я коснулся металла. Мой верный друг –

кибердракончик Блурри в два витка обвился спиралью на левом предплечье.

"Я рад, что ты есть у меня, Блурри". — эта мысль появилась в тот момент, когда я

уже почти заснул. Кость уловила тонкую вибрацию – Блурри мурлыкал в ответ…


Свет просачивается через неплотно закрытые веки, я открываю глаза навстречу

новому дню. Все же я решил для себя, что днем буду пользоваться цветной

сетчаткой, а черно-белой – ночью. "Переключаю" глаза на цветное восприятие. Алые

лучи восходящего Солнца озаряют равнину, сонные золотисто-розовые облака

стряхивают дремоту, готовясь отправиться в полет с первым попутным ветром.

Зажмурясь, я потянулся, перекатился на другой бок и задумался.

Еще вчера я был человеком. Человеком не вполне обычным – генетики внедрили в мое

тело организм-симбиот. Изначально планировалось, что симбиот – тогда еще

безымянная разработка проекта "КомбиГуман" – будет помогать человеку-носителю

выжить в любых условиях. Главная особенность этого организма заключается в том,

что он может в предельно сжатые сроки излечивать любые раны, даже те, которые

считаются "несовместимыми с жизнью". Однако неожиданно выяснилось, что

возможности симбиота гораздо разнообразнее и не ограничиваются только

поддержанием организма-носителя в жизнеспособном состоянии. Подопытную крысу по

имени Кубик заметили висящей на стенке контейнера. Приклеившись к стеклу

лапками, Кубик ползал по ней, запросто разворачиваясь вниз головой. Из этих его

акробатических фокусов следовал непреложный вывод: крыса научилась управлять

симбиотом. Ученые умы задались естественным вопросом: как им управлять?

Заручившись помощью людей-добровольцев, Аркадий Иванович, руководитель проекта

"КомбиГуман" – "Человек-Комбинация" пригласил меня в Научно-Исс­ледовательский

Институт Экспериментальной Генетики. Профессиональный психолог, я должен был

подготовить испытуемых психологически, и дать им необходимую моральную

поддержку.

Герман Максимович – один из троих добровольцев, с самого начала показался мне

ненадежным, хотя все тесты он прошел блестяще, зарекомендовав себя как

мужественного, целеустремленного человека, у которого есть упорство и воля к

победе. Мои опасения, основанные на голой интуиции, сбылись: в самый последний

момент, на "финишной прямой" Герман сошел с дистанции, наотрез отказавшись

участвовать в дальнейших экспериментах, заявив, что "не желает, чтобы из него

делали чучело, на которое все будут указывать пальцами". Проект оказался под

угрозой если не срыва, то зависания. И тогда я предложил свою кандидатуру. Этот

шаг я сделал из любви к приключениям, неизвестному и непознанному, мной двигал

азарт первооткрывателя и, сверх того, глубокое уважение к проекту "КомбиГуман",

охватывающему многие сферы человеческой деятельности, сопряженной с риском для

жизни. Я видел, что российские генетики, проделав колоссальную работу, вплотную

приблизились к открытию, которое позже назовут величайшим открытием столетия.

Как выразился Арк, я идеально подходил на роль добровольца.

Нас, "подопытных кроликов", было трое – Сметнов Владимир Вячеславович,

Ниткопряда Антонина Георгиевна и я. Внедрение симбиота прошло успешно… но на

этом все и закончилось. Наши попытки овладеть контролем над симбиотом были

тщетны. Артур Сергеевич – "человек-шутка" – мрачно пошутил, что у крысы меньше

мозгов, чем у человека, зато больше способностей. Увы, с этим приходилось

согласиться – Кубик преспокойно ползал по стенке, а мы не продвинулись вперед ни

на йоту. В канун новогодних праздников нас отпустили на отдых.

Чтобы сбросить стресс, я медитировал, лежа в теплой ванне. После купания,

свежий, бодрый и отдохнувший, я вздремнул на диване, напоследок подумав, что

надо бы надеть трусы, потому как из ванны в гостиную я пришел, не одевшись. Я

ясно представил себе эти трусы – их приятную на ощупь материю, цвет. Немного

поспав, я пошел на кухню… в трусах, которые не надевал. Нижнее белье выросло на

мне естественным путем, как растут, например, волосы. Что случилось со мной за

те несколько минут, пока я спал?

Ответ пришел с той стороны, откуда его не ждали. Я мультиплет – человек, имеющий

в одном лице несколько разных по характеру личностей. Поэтому часто веду диалог

сам с собой – это помогает рассмотреть ситуацию с нескольких точек зрения. И

когда я задал сам себе вопрос, домашняя система Искусственного Интеллекта поняла

это как обращение к ней и выдала ответ, подкрепленный наблюдением, анализом и

железной, вернее, силиконовой компьютерной логикой: неконтролируемая мутация.

Тут на меня снизошло озарение.

Тщательно все обдумав, я понял, что симбиот восприимчив к мысленным образам.

Когда я захотел это проверить, результат сказался незамедлительно – трусы

исчезли. Потеряв цвета и очертания, они прилипли к коже и как бы впитывались в

нее.

После Рождества жизнь в НИИЭГ вернулась в привычное русло. Наблюдая за ходом

исследований в нашем коллективе, я подкидывал коллегам интересные идеи, которые

только уводили от верных решений. И никому не говорил о своем открытии.

Руководствовался я, в первую очередь, осторожностью, – достаточно я знаю

историй, когда изобретение, сделанное из любопытства либо на благо человечеству,

попадало "не в те руки", и чем обычно все кончалось, – и собственными,

"шкурными" интересами. Я собирался использовать все преимущества и привилегии

первооткрывателя для своей выгоды. Днем я работал над проектом "КомбиГуман" как

все, а дома самосовершенствовался, придумывая мысленные образы, черпая их из

памяти и фильмов, изучая возможности новоизобретенного, уникального организма.

Со временем обнаружились иные, незапланированные генетиками свойства симбиота,

присущие многим организмам: способность к самосовершенствованию, обучению,

мышлению по цепочке "раздражитель-ответная реакция-следствие".

Являясь высшим органическим соединением, гораздо более сложным, чем все белковые

соединения, жиры и углеводы, симбиот мог синтезировать любую органику, а

воспринимая мысленные образы, создавал различные предметы, физические и

химические свойства которых содержались в его генетической памяти. Он может

растворить в себе почти все, кроме твердых металлов и камней. Разлагая любой

предмет, будь он живым или неодушевленным, на атомы, симбиот преобразует энергию

распада в любой другой вид энергии и, в свою очередь, комбинируя атомы в новом

порядке, создает то, что необходимо на данный момент. Благодаря ему я перестал

нуждаться в одежде и обуви – стоило мне представить на себе, к примеру, деловой

костюм, как симбиот выпускал из-под моей кожи слой своих клеток, изменял их

структуру, и через несколько секунд я был в пиджаке и брюках. Моя псевдоодежда

отличалась от обычной тем, что всегда "дышала", независимо от того, была ли это

хлопчатобумажная ткань, кожа или резина, и обладала большой чувствительностью.

При желании я мог толстенной подошвой ботинка нащупать мелкую монету.

Когда я посчитал себя достаточно "накрученным", то направился прямиком к

начальству – демонстрировать свои способности. Потрясенный Аркадий Иванович

заявил, что я заслужил Нобелевскую премию, на что я ответил, что это, скорее,

заслуга его коллег, а я – итог их многолетней работы.

Благодаря умело подготовленному моменту мои "шкурные" интересы были полностью

удовлетворены, не встретив никакого сопротивления. Воспользовавшись случаем,

который всегда предоставляется любому первооткрывателю, я назвал безымянное

творение генетиков по имени горячо любимого персонажа, с которым меня связывает

многое, глубоко духовное – Спаун. И никто не возражал против такого, мягко

говоря, странного – если перевести с английского – имени.

Какое-то время я почивал на лаврах и обучал Владимира с Антониной тому, что

изучил сам. Но не захотел останавливаться на достигнутом и при поддержке Аркадия

Ивановича раскрутил мировое шоу с громким, интригующим названием: "КомбиГуман:

Игра на выживание". Основной целью этого предприятия являлась попытка дать

исчерпывающий ответ на вопрос: где находится предел возможностей Спауна? Это

можно узнать, только испытав его во всех ситуациях, когда ты идешь по грани

между Жизнью и Смертью. Отправившись в путешествие налегке, без рюкзака, палатки

и прочего, рассчитывая исключительно на себя и свои возможности, я затеял

смертельно опасную игру, главное условие которой было: "без снаряжения".

Приключения снимают со спутника "Циклоп", он находит меня по радиомаяку, который

я постоянно носил, да и сейчас ношу при себе. Передача "Игра на выживание"

началась в Феврале, и уже к лету ежевечерне собирала у экранов

двадцатипятимиллионную аудиторию. Мои действия комментирует группа независимых

биологов, зоологов и экспертов по выживанию.

Пережив множество приключений, в том числе и свою смерть, я появился в

экваториальной Африке. Не успел еще я ступить на берег, как узнал, что друг

человека – гепард по кличке Читор – нуждается именно в моей помощи. Изучив геном

Читора и обследовав его самого, я установил диагноз: заражение крови. Ветеринар

был бессилен, а мне потребовалось лишь несколько часов и одна курица, чтобы

вернуть Читора к полнокровной жизни. Немного позже меня осенила безумная, и

вместе с тем, реально осуществимая мысль.

Итак, Спаун – исключительно эффективная биологическая машина жизни, организм,

способный воссоздать любую часть любого иного организма, могущий выжить в любых

условиях, изменяясь, перестраиваясь и адаптируясь к среде обитания.

Еще вчера я был человеком…

Я осматриваю себя в свете Солнца и получаю истинное наслаждение от созерцания

своей красоты. Я прекрасен. Длинное тело, длинные, стройные лапы, длинный же

хвост. Легкий ветерок шевелил пушистый мех, маленькими черными островками во

множестве разбросанный по гладкой, золотисто-песочной шерсти. Ласкающим взглядом

скользнул я вдоль передней лапы. Ее природную изящность дополнял технический

элемент – киберящер Блурри. Навитый спиралью, он держался упруго и мягко.

Легким, каким-то отстраненным движением повернул лапу подушечкой вверх. Обнюхал.

Когти не втягивались, а прочно крепились к пальцам. Я много раз еще смогу

убедиться в эффективности этих "щиповок", которыми снабдила гепардов Природа,

учитывая их специфический стиль охоты.

Посмотрел на пятнистый бок. Дышалось легко и естественно. От боков к средней

линии брюха количество пятен незначительно уменьшалось. Хвост привлек внимание

своей интересной раскраской: от основания до середины он пятнистый, как и все

тело, а от середины до конца – черно-белый в поперечную полоску. На кончике

хвоста – венчик белых волос.

Ладно, в виде исключения можно отступиться от недавно принятых правил. Из лапы

вытянулся короткий отросток, на его конце было колечко, оно начало расширяться,

растягивая тугую зеркальную пленку. Я посмотрелся в зеркало.

Глаза – да, я знал, что они желтые, с черными вкраплениями. "Янтарь". Чуть

видная темная вертикальная полоса делит лоб на две симметричные половины. От

наружных уголков глаз две тонкие полосы идут по вискам вниз-назад, еще две

пошире – от внутренних уголков, огибая верхнюю челюсть, опускаются до уголков

пасти. Широкие, мощные челюсти, черные маслянистые губы, короткий подбородок,

жесткие, как проволока, недлинные белые усы. Закругленные уши, когда я прижал

их, стали совсем незаметны, придавая голове дополнительную обтекаемость. От

макушки к подбородку оттенок шерсти менялся с красноватого на светло-желтый.

Лизнув шершавым языком черную мочку носа, я открыл пасть и осмотрел зубы. Шесть

резцов вверху, шесть внизу – и какие клыки! Острые, длинные, белые, мм-м, просто

блеск. Проведя языком по зубам, я почувствовал желание испробовать их на ком-

нибудь. Это желание оказалось столь же острым, как клыки. Звучно зевнув, сомкнул

челюсти – они совпали идеально.

От всей этой дивной красы у меня захолонуло сердце. Великолепная – во всех

смыслах – морда "ящиком". И она очень мне нравится. Я сморщил нос и приподнял

губу – получился ослепительный оскал. Куда там голливудским звездам. Зеркало –

фрагмент зеркального костюма, которым я пользовался в Сахаре – сжалось до

первоначальных размеров и ушло в лапу.

Вставая, я снова заметил почти неуловимую отстраненность. Находясь в своем теле,

я словно управлял им со стороны. Эта раздвоенность больше насторожила меня,

нежели позабавила. Для пробы я плавно лег – те же ощущения. Почему так?

Тело и мозг – два абсолютно различных по своему происхождению объекта. Мозг мой

– он всегда был моим. Тело гепарда – новая оболочка для мозга, созданная

Спауном. Созданная… Его работа, производная. А он сам…

Ярко вспыхнув, мысль взорвалась, осветив мозг, точно мощным прожектором. Я весь

"сократился" – все мышцы напряглись одновременно. Тявкнув от резкой боли,

попытался расслабиться. Из груди вылетел тихий вздох облегчения. Перед глазами

плясали бесформенные серые пятна.

Уничтожив прежнее – человеческое – тело и создав взамен другое, Спаун соединился

со мной, с мозгом столь плотно, как никто из ученых-теоретиков не мог себе даже

представить. Спаун, как отдельно взятый организм-симбиот, внедренный в тело

носителя – перестал существовать. Выстроив новое тело, он стал им. Он стал всем.

Тогда откуда эта отстраненность?

Медленно подняв лапу, я понял, что за тот краткий миг болевого шока свершилась

еще одна перемена: исчезло ощущение раздвоенности, управления со стороны. Лапа

слушалась идеально, я чувствовал ее, как если бы она была моей рукой.

Изогнувшись вправо, без труда достал зубами конец хвоста. Что случилось?

Ранее Спаун воспринимал мысленные образы. Чтобы сделать какой-либо предмет,

нужно было ясно представить его себе, увидеть его форму, цвет, каков он на

ощупь, твердый ли, мягкий. Спаун воспроизводил предмет, перестраивая часть

клеток. То же самое относилось и к различным действиям. Тотальная боль,

охватившая все тело, стерла эту границу, разрушила последний барьер между нами.

Отпала необходимость в мыслеобразах. Разделения "носитель-симбиот" больше не

было – я и Спаун стали единым целым.

Площадка, на которой я провел ночь, являлась удобным наблюдательным пунктом.

Отсюда открывался прекрасный вид на юг и запад. Равнина, покрытая кустарником и

невысокими деревьями – африканский буш. Я видел стада зебр и канн, неторопливо

идущие в тени. Острое зрение позволяло мне выхватывать в плотной массе животных

отдельных особей. Самцы канн вооружены рогами длиной до метра, рога самок

гораздо меньше.

Глаза мои устроены так, что получалось своеобразное "туннельное" зрение. Перед

собой я видел четко и мог смотреть очень далеко, а по бокам картина заметно

размывалась. Чтобы увидеть что-то сбоку, я должен был повернуть голову.

Желание опробовать зубы в деле было вызвано не только восхищением. Мной овладел

голод. Спустившись вниз, я пошел на юг, туда, где видел газелей. Углы лопаток

выступали высоко над осью позвоночника, двигаясь под шкурой вперед-назад. При

каждом шаге мошонка касалась задней поверхности бедер, я вскоре привык к этому и

не обращал внимания. Подушечки лап мягко ступали в пыли, оставляя кошачьи

отпечатки, свой хвост я нес на весу, почти у самой земли. В голове роились

научные мысли – я рассматривал себя с биологическо-технической точки зрения.

Обнаружилась недостача, как внутри, так и снаружи. На мне нет блох, клещей и

прочих паразитов. Ну, этот пробел восполнит себя сам – с первого же убитого мной

животного его блохи охотно попрыгают на меня. Куда более серьезным оказался

вопрос, связанный с кишечником.

Как известно, микроорганизмы, живущие в пищеварительном тракте, облегчают

переработку пищи и ее усвоение. В кишечник они попадают, когда новорожденный

заглатывает их при прохождении через родовые пути самки, и с этого момента

начинается симбиоз – совместная жизнь бактерий и организма.

Но я не рождался от матери. И этим бактериям, столь необходимым в моем

организме, взяться было неоткуда. Все мое нутро от глотки до анального отверстия

было стерильно, как операционное отделение.

Если их негде взять, значит, остается "сфабриковать" самому. То есть,

перестроить некоторые клетки Спауна, задав им определенную функцию, и поселить в

кишечнике. Далее они размножатся сами и вместе с мясом переварят заодно и эту

проблему.

В густой траве мелькнула темная спинка, еще одна. Припав к земле, я всмотрелся в

заросли. Свиньи. Одна большая – вероятно, мать, и за ней цепочкой пятеро

поросят. Принюхался – ветер дует от меня к ним. Требуется немедленно перейти на

другое место… или немедленно напасть.

Оглушительно визжа, поросята бисером рассыпались кто куда. Львица, выскочившая с

подветренной стороны, разогнала всю компанию. Один поросенок бежит на меня. Он

был похож на радиоуправляемую машинку с задранным торчком хвостиком-антенной.

Почуяв мой запах, "радиопоросенок" свернул, но я, совершив короткий бросок,

схватил напуганного порося за голову, половина которой сразу уместилась в моей

пасти. Он бился в зубах, а я опасался, что львица, услышав эту возню, придет и

отберет его – ведь отобрать у другого зачастую проще, чем ловить самому. Прижать

жертву своим весом к земле – единственное, что я мог сделать, не обнаруживая

себя. Львица увлеклась охотой за большой свиньей, гоняя ее, почем зря.

Я оглянулся, заслышав неподалеку громкое дыхание. В мою сторону прет царь

зверей. Темно-рыжая косматая грива, столь широкая, что казалось, она шире самого

льва раза в два, тяжелая, расслабленная походка, а на морде без труда можно было

прочесть буквально следующее: "Все мое – мое, и все ваше – тоже мое".

Выплюнув уже мертвого поросенка, я перехватил его поперек туловища. Надо уносить

лапы – с этим воротилой толковать не очень-то улыбается. Сейчас он подойдет и

заявит: отдавай, мол, львиную долю, потому как я здесь – босс, а так же отдай и

свою долю – как знак признания моей милости. Поняв мои намерения, отнюдь не

совпадающие с его, лев заторопился, перейдя на скачущий бег, но куда ему, весом

в полтора центнера, было догнать меня – легкого на подъем. У нас с ним разные

весовые категории, кроме того, лев давит психологически, уже одним своим

присутствием. Он – Лев, и этим все сказано. Я не могу использовать сам по себе

факт своего существования, как это получается у льва, но у меня есть иное

преимущество – скорость. В споре со львом мне едва ли удастся одержать победу, а

с противниками помельче, теми же гиенами, уверен, я сумею справиться.

Оставив своего тяжеловесного преследователя далеко позади, я шел среди деревьев,

осматриваясь по сторонам, ища место, где можно без тревог отметить первый день

новой жизни.

Забравшись в большой куст, я улегся и обнюхал случайную добычу. Черные глазки

невидяще таращились на меня. Когтем первого пальца распорол поросенку живот,

прожевал кишки, выдавливая остатки полупереваренной травы. Соленая влага

окропила лапу и зубы. Меня не волновала эстетическая сторона пиршества – ее, как

таковой, просто не существовало. Раздавив черепушку одним нажатием челюстей,

вылизал мозг, похрустел костями – ломкие, они восхитительно хрустели на зубах.

Человек, вероятно, ужаснулся бы от таких действий, но я не был человеком – а

значит, при желании мог отбросить все, присущее человеку. Для гепарда это был

обычный обед из свежепойманной жертвы.

Облизывая усы, я отдыхал в дырчатой тени куста.

С этого дня я буду жить жизнью дикого кота. А с какой целью? Чего я ожидаю от

жизни гепарда? Каких впечатлений? И чего ради я вообще влез в эту пятнистую

шкуру – даже не с головой влез – с мозгами? Какие у меня планы насчет дальнейшей

жизни? Никаких.

"Эй, — честно спросил я сам себя, — ты, случаем, не разочаровался ли в этой

затее?" Нет, просто все настолько ново и необычно, что даже не ясно, с какого

конца браться. Человек сам придумывает смысл жизни, исходя из своих

потребностей, наклонностей и многих других факторов. Животные живут гораздо

проще. Выжить, избежать опасности, наесться, отдохнуть, изучать, охранять и

расширять свою территорию, продолжить род – вот нехитрый список функций, которые

в той или иной мере выполняют все – от вирусов и простейших до высших животных,

в том числе и человек.

Ну вот, смотри, ты уже составил план жизни. Живи просто для того, чтобы жить.

Когда ты голоден – ты охотишься, когда сыт – отдыхаешь, если опасность –

убегаешь… Главную роль в жизни играет настоящий момент, то, что ты чувствуешь,

чего хочешь именно здесь и сейчас. Давай отметим в этом плане пункты, которые ты

уже выполнил и будешь выполнять время от времени. Ты сыт – хорошо, отдыхаешь –

прекрасно, что далее? Изучать, охранять и расширять территорию, продолжить род.

Насчет территории я согласен, а продолжение рода?.. Я прикрыл глаза, когда

солнечный блик скользнул по ним…

Вспомнился далекий год юности… Невысокая тумбочка, на ней телевизор… Канал

"Планета животных"… Саванна, завеса дождя навевает унылые мысли. Крупным планом

– пятнистая кошка, рядом с ней на поникшей траве – закоченевший трупик с

неестественно перекрученным телом и лапками. Малыша убила львица, убила сейчас,

чтобы устранить конкуренцию в будущем. До матери не может дойти случившееся –

это выше ее понимания. Лежа под секущим дождем, она ожидает, когда детеныш

проснется. В конце концов уходит. Спокойно-безучастный голос за кадром: "По

статистике, из сорока гепардов реально выживают только двое-трое. Остальные

погибают". Слезы, текущие по моим щекам…

…Иногда я смотрю на себя в зеркало и думаю: силы Добра недаром изменили мою

судьбу еще в детстве… Мне дали возможность избежать многих проблем и опасностей,

познать Добро, получить и основательно усвоить множество знаний, уберегли мое

тело от порчи драками, алкоголем и наркотой. Выходит, я кому-то нужен, для

каких-то целей…

…Уже тогда гепард был в моем сердце… Это – цель моей жизни? Цель, к которой меня

готовили всю жизнь?

Память услужливо выдает подробности. Учебник "природоведение", седьмой класс, на

обложке – фотография гепарда, он же – на обложке дневника, альбоме рисования,

тетради по биологии, общей тетради, настенном календаре и коврике для "мыши".

Первым, кого я увидел в мультсериале "Битвы Зверей", был робот-трансформер,

превращающийся в гепарда. Этот же робот – один из любимых в коллекции

Трансформеров. Гепарды всегда присутствовали в моей жизни, исподволь формируя

будущее. Они были в моих снах – и детских, и более поздних. Вот один из них…


Я стою на балконе, дышу свежим после недавнего дождя воздухом и смотрю вниз, на

двор. Балкон расположен на задней стороне дома, поэтому никаких лавочек со

старушками, ребятишек и прочего нет. Двор, газон и высоченные карагачи.

По двору бегают кошки, и какие кошки – большие! Вот куда-то за правый угол дома

пробежал Лев. Вслед за ним – Тигр. Из подвального окошка высунула голову Рысь.

С той стороны, куда скрылся Лев, выбежал Гепард. Он с разгона взобрался на

карагач, растущий перед моим балконом. Появившаяся из ниоткуда голубая Пума

ударом передней лапы свалила Гепарда с ветки. Пулей выскочившая из подвала Рысь

вцепилась своими зубами в его верхнюю челюсть. Зверский прием: более сильный

разворотит другому половину морды.

Мне стало страшно, но у меня выработался рефлекс: если страх или опасность –

вызываю Спауна. Мгновенно чувство страха сменилось уверенностью, майка и

спортивные брюки исчезли, вместо них появилась "мягкая броня", от паха к плечам

по телу хлестнула V-образная полоса, с плеч она легла на спину. Голову скрыл

шлем.

В технике боя у меня свой почерк, излюбленный прием – пробивание груди либо шеи

гарпунами. Редкий противник может устоять перед таким ударом. В сновидениях

выяснять со мной отношения методом грубой силы просто опасно – я уничтожу

любого. Кто смотрит фильмы ужасов, тот открывает путь монстрам из фильмов в свое

подсознание. Однажды заявился ко мне во сне сам Фредди Крюгер собственной

персоной, предвкушая, как он станет гоняться за мной по всем измерениям, а я

буду орать и метаться в постели. И что получилось? Превратив руки в мечи, я

измолол его на мелкий фарш вместе с железной перчаткой. Он понял, что я не

американский подросток с расшатанной психикой и больше не приходил.

Рысь пала с пронзенным горлом. Я прыгнул с балкона, приземлившись рядом с

Гепардом. Пума бросилась на меня с дерева. Упав на спину, вытянул вверх руки-

мечи. Острые лезвия вошли в прекрасную голубую шкуру, выпустив дух из могучего

тела. Мою грудь омыли потоки горячей крови. Желтые глаза, сверкающие

непримиримой ненавистью, заволокло оранжево-сизой дымкой и они тихо закрылись.

Стряхнув Пуму, я встал, вытаскивая гарпуны из Рыси. В кустах мелькнул красно-

желтый полосатый бок, я взмахнул руками. Отделившиеся от рук мечи достали Тигра

в прыжке. Из-за угла дома вышел Лев. В руках выросли новые мечи, я крутанул ими

в воздухе, одновременно готовя гарпуны.

— Остановись, человек. Ты не ведаешь, что творишь, кому помогаешь. — говорил

Лев.

Гепард поджался ближе ко мне, но оставив пространство между нами для маневра.

— Тот, кто прячется за твоей спиной – посланник темных сил. — Лев приближался

медленным шагом. — К несчастью, ты убил всех моих друзей, но остался я. Он

опасен. Я должен остановить его.

— Прежде я остановлю тебя, Лев. Остановись, или остановишься навсегда.

Лев замер, пристально вглядываясь в безликую маску на лице своего нового врага.

Я продолжал:

— Возможно, этот Гепард – посланник темных сил, и у него есть своя миссия. Но в

этот раз вам не повезло. Трое из четверых мертвы. — я указал мечом на

бездыханные тела. — Ты хочешь присоединиться к ним? Тогда нападай. Если он –

посланник Тьмы, значит, я перешел на сторону темных сил… Хорошо, пусть так, но я

на его стороне. — послышался тихий, преисполненный изумления вздох Гепарда. —

Добиться своего ты сможешь, только перешагнув через меня. Решай. — я скрестил

мечи в "ножницы".

Лев понуро смотрел в землю:

— Мой начальник Сокол жестоко накажет меня за то, что я не выполнил задачу. Могу

ли я забрать с собой тела своих друзей и соратников как доказательство того, что

нам повстречался сильный противник?

Я рассмеялся:

— Не слишком ли тяжела будет эта ноша для тебя одного? — протянув шнуры к

трупам, отсек три головы, заключил их в черные непрозрачные оболочки, соединил

меж собой гибкими тросиками, после чего подал жуткие сувениры Льву. У того от

ужаса на всем теле дыбом встала шерсть. — Вот. Очень весомые доказательства.

Когда будешь показывать Соколу, лизни каждый пакет три раза – он раскроется.

Забирай.

Взяв связку в зубы, Лев ушел за угол.

Выдернув из обезглавленного Тигра мечи, я опустился около Гепарда на корточки.

Поперек его носа был ряд кровоточащих дырочек – след зубов Рыси.

— Подожди-ка, надо залечить твой нос.

Я сложил вместе большие пальцы рук, развел их. Между пальцами растянулась пленка

Спауна, которую я приклеил на морду зверя. У пленки была конкретная задача:

зарастить ранки, а потом свернуться в рулончик. Гепард спокойно позволил

проводить с собой все эти манипуляции, больше похожие на заклеивание коробки

скотчем.

— Я не знаю, кто ты и что ты. Но тебе встретился сильный союзник, и глупо будет

отказываться от его помощи. Если позволяют условия твоей миссии, дальше пойдем

вместе. — я снял рулончик с широкого носа. — Я помогу тебе. Что ты скажешь?

Опустив голову, Гепард думал. Я не видел его глаз, но шерсть вокруг них

отсвечивала красным. Я плавно поднял его голову за нижнюю челюсть. В глубине

янтарных глаз мерцал демонический огонь. Зверь моргнул – огонь исчез.

— Как зовут тебя? — спросил я.

— Йеша.

— Прошу тебя, если это в твоих силах: сделай мне подарок.

— А что ты хочешь?

— Что подскажут тебе твое Сердце и Разум? — убрав маску, я улыбнулся.

Снова Гепард молчит, опустив глаза долу, снова отсвечивает красными бликами

шерсть на морде.

…Я стою на балконе, дышу свежим после недавнего дождя воздухом и смотрю вниз, на

двор. Балкон расположен на задней стороне дома, поэтому никаких лавочек со

старушками, ребятишек и прочего нет. Двор, газон и высоченные карагачи.

По двору бегают кошки – обычные дворовые кошки, лазающие по мусоркам, крышам и

подвалам. В какую-такую разборку магов я вмешался, сиганув с высоты четвертого

этажа? Что мне это даст? Я улыбаюсь. Приятно вспоминать. Каждый имеет право

выбирать свой путь, но необходимо отдавать себе отчет о последствиях выбора.

Уверен, что с сущностью в облике гепарда я еще встречусь, возможно, этой ночью.

Или следующей…

Путь… Судьба… Вспомнилось из "Терминатора": "Нет иной судьбы, кроме той, что

творим мы сами".

Действительно ли я сотворил свою судьбу сам, или я – лишь ферзь в игре высших

сил? Именно "ферзь", потому что для "пешки" мои возможности слишком

разносторонни. Нет, ничто в моей жизни не случайно, я теперь вижу это столь же

отчетливо, как кровь поросенка на своем носу. "Нет случайностей – есть

неизученные закономерности". — так однажды сказал мой коллега Василий Иванович,

когда я пришел в нужное место в нужное время. Не случайно я организовал лекцию,

на которой выступил с докладом об особенностях психологии поведения водолазов-

глубинников, использующих Спауна. Не случайно меня заметил друг и коллега

Аркадия Ивановича, позже рассказавший ему обо мне. Не случайно Герман "сломался"

в решающий момент – ее непостижимое величество Судьба освободила место своему

избраннику… Наконец, не случайно Дик нашел меня, умоляя спасти жизнь его друга –

полудикого гепарда. Читор ДОЛЖЕН был смертельно заболеть, чтобы я, стремясь

вылечить его, дошел до той, последней черты, намеченной в сценарии Судьбы. Взяв

кровь гепарда и изучив его геном, я перешагнул эту черту. Дальнейший ход истории

был неотвратим… Я вспомнил свое состояние тогда, в "лэндровере", состояние между

сном и явью…

…Наклонив спинку кресла назад, я задремал, погрузившись в состояние между сном и

явью, когда замолкает внутренний голос, мысли тают, словно облака, и в голове

остается приятная пустота, которую можно заполнить конкретной задачей, правильно

сформулировать ее, рассмотреть со всех сторон, обозначить цель, средства и

ожидаемый конечный результат. Так мне удобнее думать о сложных вопросах.

Я видел гепардов в "деле", во время охоты. Меня потрясла их природная быстрота,

ловкость и грациозность. Эти необыкновенно красивые, изящные звери, способные

бегать со скоростью 115 километров в час и при этом лихо сворачивать, как

гонщики Формулы 1, – они затронули новую, ранее неизвестную мне, струну в моей

душе… Читор… Я вылечил его при помощи Спауна…

…Да, все верно… Я полагал, что принимаю решение сам, на самом же деле я шел

путем, уготованным мне, свернуть с которого было нельзя. Каждый идет своим

путем. Кто идет сам, тому Судьба, если сочтет нужным, помогает. Кто упирается и

протестует – того она тащит по жизни. Как наездник и конь: если конь охотно

идет, куда надо, его поощряют, если же упирается – получает шпоры в бока. С

Судьбой можно договориться, противостоять ей – бессмысленно, а любая, самая

изощренная попытка обмануть ее предвидена заранее, как и результат этой попытки.

Но, при всей своей предсказуемости, человек непредсказуем. Чтобы я не сдал перед

самым финишом, нарушив планы Судьбы, как когда-то нарушил наши планы Герман,

меня погрузило в транс. После того, как я, распрощавшись с Диком и Аркадием

Ивановичем, пошел искать пещеру, уже ничто – ни расстояние, ни время – не могло

заставить меня отказаться от задуманного. Разве только отсрочить его.

Ничто не случайно в моей жизни, даже само рождение… И вот итог.

Облизав лапу, вытер нос от багровых пятен. Поросенка я съел всего, до последней

шерстинки. Хорошо, ваше благородие, госпожа Судьба, вот он я, к вашим услугам.

Пришел, куда было надо, изменил себя, как вам было угодно, каковы будут ваши

распоряжения? Молчание? Ах, вы хотите, чтобы обо всем я догадывался сам? Лады,

подумаю, пошевелю мозгами.

С чего мы начинали? С размышлений о смысле жизни. Что выяснили? Как начиналось,

зачем начиналось, и к чему привело… Главный вопрос: куда теперь, каков мой путь?

Список пунктов, выполненных мною… Территория и продолжение рода?.. Что это

значит?

Покинув куст, я неторопливо шагал, чувствуя таящуюся под шкурой мощь, испытать

которую пока не представилось случая. Мощь… Мысль формировалась медленно, очень

медленно, слагаясь из моих представлений о плохом, хорошем и нейтральном, о

Добре и Зле, Жизни и Смерти, складывалась по кусочкам из чувств, эмоций и

отрывочных воспоминаний. Инь и Ян, плавно кружась, сливались вместе… Разум

молчал, наслаждаясь ролью стороннего наблюдателя.

Все стало на свои места… Хорошо, я буду изучать и расширять свои владения и

искать подругу. Остальное будет естественным ходом событий.

Договорившись с Блурри о подстраховке, я исследовал мир вокруг себя,

ориентируясь, главным образом, на обоняние, сопоставляя различным запахам

присутствие птиц и зверей, запоминая взаимосвязи. Многое зная о жизни животных,

и теперь, будучи таковым, я учился жить в их мире, на ходу используя свои

знания.

"Опасность. Впереди змея". — сканируя радаром в радиусе сотни метров, Блурри

предупреждал меня о тех опасностях, которые я мог не заметить в силу своей

неопытности.

Я так и замер на трех лапах. Принюхался. Этот запах – сопоставим его змее,

запомним. Теперь попробуем выяснить, с какой именно рептилией он связан. Среди

сухой травы рассмотрел свернувшеесе кольцами серое тело. Нет, я не знаю этой

змеи, но, в любом случае, лучше держаться от нее подальше. Запомним запах –

запах, говорящий о присутствии опасного существа.

…Через несколько дней необходимость постоянно нюхать и анализировать запахи

войдет в мою плоть и кровь, станет столь же естественной, как дыхание…

Деревья – это настоящие тумбы с ароматическими афишами, причем все афиши

наперебой "кричат" одно и то же: "Здесь был я". Львы, шакалы, гиены, земляные

волки – "расписываются" все, кому не лень. Впрочем, ни о какой лени нет и речи –

на стволах отмечают границы своих владений. Практически нигде я не находил

дерева, которое не было бы отмечено тем или иным хозяином и часто на одно дерево

приходилось несколько хозяев. Там, где деревья не росли, метки оставляли на

земле, траве, камнях, термитниках.

Я потерся головой о низко висящую ветку, привстав, ухватил ее лапами, обнюхал,

потерся еще раз. Вот и появилась моя метка среди многих других.

Пока что я не мог отличить запаха льва от запаха львицы или любого иного – я

просто не знал, чем они отличаются. Но вскоре я понял, как можно предельно точно

совместить запах и визуальный образ. Недалеко, опасливо глядя по сторонам,

пробежал земляной волк. Странно, почему он один – ведь они собираются большими

стаями? Изучив и запомнив его следы, я уверенно мог сказать, что это след и

запах именно земляного волка. Так же обстояло дело и с другими обитателями

саванны.

Отличить свежий след от старого было проще. След, оставленный недавно, имел

устойчивый запах, присущий лишь ему, к старому же примешивалось множество

несвойственных, посторонних. Замечая, запоминая и обдумывая получаемую

информацию, я не разделял ее по категориям типа "важно-не важно". Лай павиана,

шорох в траве, топот копыт, тревожные крики птиц, рычание льва, садящиеся на

ветки грифы – все говорило о событиях, происходящих вокруг, от меня требовалось

умение понимать то, что улавливали мои чуткие уши и нос. Я интенсивно

самообучался.

Поросенка, добытого утром, хватило ненадолго. Это была, так сказать, пробная

еда. В пустом желудке снова копошился голод. С первого дерева, которое можно

было использовать как обзорную вышку, я соскользнул – у него оказалась

недостаточно жесткая кора, от моих когтей превратившаяся в скрученные ленты.

Другое дерево имело сразу три ствола, сросшиеся у основания и расходящиеся в

стороны на высоте метра от земли.

Забравшись повыше, насколько позволяли тонкие ветки, я окинул африканскую землю

до горизонта. На западе блеснуло озеро. Вода – это водопои, а на водопои ходят

животные. Логическая цепочка выстроилась сразу, просто и ясно: где вода, там и

еда.

Спрыгнув с дерева, я пошел в сторону озера, размышляя на ходу: действительно ли

гепарды могут и любят лазать по деревьям или это умение вызвано необходимостью

осматривать окрестности в поисках добычи? Могут – да, но скорее по

необходимости. Длинные лапы с собачьими когтями – они не очень удобны для

верхолазанья. Молодые гепарды, из тех, кому в детстве повезет избежать встреч со

львами и гиенами, погибают в результате вывихов и переломов хрупких костей лап.

Травоядные постоянно переходят с места на место, и не только затем, чтобы найти

корм или воду. Они уходят оттуда, где кто-то из них стал жертвой хищника.

Хищники же идут за ними – их гонит голод.


"…Голод гонит их в дорогу.

Утоляют голод – кровью,

Алой кровью зверя, птицы…"


Я тоже на дороге, и меня тоже гонит голод – он заставляет двигаться всех,

начиная гепардами и заканчивая инфузориями. Движение в поисках пищи. Эти строки…

Когда они? Да, в лесу. Сколько же времени минуло с тех пор?

"14 дней". — Блурри, находясь в постоянном мысленном контакте со мной, уловил

мой задумчивый вопрос, мгновенно подсчитал дни и ответил, хоть я не обращался к

нему прямо.

Вот как, всего лишь две недели? Каким-то чувством я понял, что уклонился от

нужного направления. Повернув чуть правее, я на ходу просматривал память,

вызывая сцены и образы.

…Лицо Минелтена, привлекающее своей естественной красотой, не "украшенное"

умляутами типа колец в носу, серег и прочего. Минелтен – вождь Влатантри, расы,

живущей в параллельных мирах, где-то бок о бок с нами. Его дочь Тьюма впала в

депрессию, будучи не в силах разобраться в отношениях между ней и возлюбленным.

Выйдя из своего мира, она пошла, "куда глаза глядят", и в таком вот состоянии

наткнулась на меня. Я помог ей решить эту диллему, не из профессионального

долга, а просто так, по-человечески. Счастливая Тьюма отправилась домой и с этой

ночи незапланированные приключения стали расти, как снежный ком.

На следующий день я попал в засаду, организованную Минелтеном, с ним был десяток

хороших воинов. Это была явная "разборка", но я круто изменил ход событий,

охладив пыл Минелтена неожиданной репликой и потребовав четких разъяснений:

кого, когда, за что?

Выяснилось, что Тьюмин папаша заварил эту кашу, неверно истолковав поведение

дочери, когда она, вернувшись домой, попыталась рассказать ему о том, что узнала

от меня. Так и не выслушав Тьюму, Минелтен, чьи глаза застил гнев, попер лбом.

Благодаря хладнокровию, проявленному с моей стороны, стычки удалось избежать.

Уже через полчаса мы стали друзьями. Минелтен поинтересовался моими

способностями, я продемонстрировал ему парочку элементарных – с моей точки

зрения – трюков. Но на Минелтена они произвели неизгладимое впечатление. Узнав,

что я путешественник-естест­воиспытатель, познающий и расширяющий свои

возможности, вождь Влатантри познако­мил меня с Румиллоной – магом, изучающим

Природу. В мире Румиллоны мне пришлось выдержать бой с чудовищем – жутким

драконом из китайских мифов. Побежденный мон­стр рассказал, что его поработил и

подослал черный маг, жаждущий смерти Румиллоны. Умирающий дракон желал лишь

одного – мести, он хотел отомстить за годы унижений. Я согласился помочь ему.

Так появился Блурри – десятиметровый кибердракон. Самовосс­танавливающийся и

совершенствующийся, с неограниченным запасом энергии, теоретически, вечный, как

сама вечность, обладающий сокрушительной мощью, вооруженный огнеметом, лазерной

пушкой, ракетами, молниями, которые он мог разряжать из кончика хвоста и еще

доброй сотней причиндалов. От Румиллоны я получил дар – возможность общаться с

животными посредством мысленных образов, попросту – телепатически.

Вернувшись из парамиров на Землю, я узнал от Аркадия Ивановича, что меня

разыскивают уже второй день. Значит, я был в гостях у Румиллоны два дня. На

третий день я получил задание: задержать парочку подозрительных лиц до приезда

"ментов". В первой половине четвертого дня мне выдали вознаграждение за отлично

сделанную работу, а вторую половину провел в Сахаре, куда меня подбросили на

вертолете.

Переночевав в оазисе, я пошел дальше. Был день пятый. Налетевшая где-то после

полудня песчаная буря вынудила меня весь день отсиживаться в убежище собственной

конструкции. Идти ночью я не хотел, посему остался на месте до утра шестого дня.

К этому времени мне надоела Сахара с ее сюрпризами и изнуряющей жарой,

перестроив себя, я получил подобие четвероногого паука и совершил марш-бросок. Я

шел без остановки двое суток, намереваясь пересечь пустыню и выйти к населенному

пункту, где меня ждал вертолет, готовый лететь к подножию Гималаев. Так оно и

вышло. Девятый день я отдыхал в горнолыжном салоне и отвечал на вопросы от

многочисленных поклонников.

Восхождение на Эверест заняло три дня. Тогда свершилось знамение, смысл которого

я начал понимать лишь теперь. Таинственный монах передал мне талисман любви –

фигурку гепарда, который сидит, обвив лапы хвостом. Он сказал, что, когда придет

время, скры­тая в талисмане сила пробудится и мне откроется многое, к чему я

пока невосприимчив. Асва, как назвал я эту фигурку, сейчас со мной, я храню ее

на груди под шкурой. Утром четвертого дня я ступил на вершину, откуда меня через

несколько минут сняли самолетом и вскоре доставили на побережье Бенгальского

залива.

Кроме покорения одной из самых высоких гор в Мире, этот день – тринадцатый в

общем счете – был отмечен большим плаванием. На освоение Индийского океана я

потратил всего один день, научившись с помощью Блурри плавать и летать со

скоростью трехсот километров в час.

Вчерашний день – последний в череде удивительных приключений, когда я еще был

человеком. Вчера я вылечил Читора…

За воспоминаниями путь к озеру показался не столь уж и долгим.

Водоем поразил меня своей неохватной водной гладью. Насколько видел глаз – вода

и вода.

— Озеро Виктория. — тихо подсказал Блурри.

Опустив взор на лапу, я увидел, что кибердракончик, малость развернувшись,

осматривается вокруг.

"Спасибо, друг, но мне не нужно знать, как его называют люди".

Я поступил предусмотрительно, загрузив накануне в память Блурри карту всей

Африки и карты отдельных стран: Кении, Танзании, Замбии, Зимбабве, Ботсваны,

Намибии. При желании я мог узнать у него наше местонахождение – конечно, если

карты не содержали ошибочных данных. Но все это было на тот случай, если я

умудрюсь заблудиться – как зверя, меня не интересовали названия рек и озер.

Жара и духота, колеблющийся воздух. Крадучись в гуще прибрежных растений, я

терпеливо высматривал подходящую жертву. В воде плавали длинные бревна, притом

плыли они необязательно по течению. Крокодилы. Курсируя вдоль берега, они

поджидали неосторожных животных. Мне тоже надо остерегаться этих "бревен", ведь

им все равно, кого утащить под воду.

Покидая заросли, я соблюдал осторожность: если меня заметят раньше времени,

охота, пиши, пропала – добыча вовсе не желает становиться добычей. Мой расчет не

оправдался – значит, много еды бывает у воды утром и вечером. На берегах озера

жаждущих было мало – большинство напились загодя и теперь бродили в тени, где

хоть какая-то прохлада. Хорошо, поищем там.

Редкий лесок, деревья, растущие группами по два-три и среди них стадо на два

десятка особей. Газели Гранта. Небольшие головки, украшенные длинными, слегка

изогнутыми назад рогами, тонкие быстрые ноги, округлый белый живот. Коричневато-

желтая шкура, маскирующая Грантов на фоне растительности в саванне, выдавала их

среди коричневых и черных стволов.

Бесшумной тенью скользя меж деревьев, я подходил к газелям, замирая всякий раз,

когда ближайшие ко мне поднимали головы.

"Доброй охоты, Спаун".

"Спасибо, Блурри. Зафиксируй, с какой скоростью я буду бежать".

"Хорошо".

Несмотря на все уловки, меня заметили. Высоко задирая короткие хвостики, газели

побежали. Я устремился за ними. Петляя среди деревьев, нельзя было набрать

высокую скорость, но стадо, подгоняемое страхом, вырвалось из леска на открытую

равнину, где я ощутил себя в родной стихии.

О, это восхитительное чувство скорости! Я бегу, закладывая крутые виражи,

наклоняясь так, что почти ложусь боком на землю, взмахами хвоста ловя баланс на

поворотах. Гибкий позвоночник и впалое брюхо обеспечивают широкий размах задних

лап, которые касаются земли, обгоняя передние. Когти дают надежное сцепление с

почвой. Уши прижаты к голове. Пасть плотно закрыта, чтобы не наглотаться пыли.

Дышу через нос. Сердце гонит кровь по жилам.

Газель несется, сломя голову, ей не надо оглядываться – она знает, что

стремительная смерть неотвратимо преследует ее.

Поворот, еще поворот. В голову летит земля, выбитая копытами. Я не отрываю

взгляда от мельтешащих ног. Жертва снова кидается в сторону, но я цепляю ее

левой передней. Удача. Когти оставили глубокие царапины на бедре, газель

кувыркнулась, я затормозил прямо в нее, упал, вскочил, навалился и,

извернувшись, сомкнул челюсти на горле.

Бег наперегонки со смертью проигран.

Я слушал сдавленные хрипы своей жертвы, они звучали для меня победной музыкой, а

предсмертные судороги, проходящие по телу, были завершающим штрихом к первой

охоте.

Перетащив тушу под дерево с густой кроной, откуда мое пиршество не могли

заметить парящие в небесах грифы, уложил ее на спину и приступил к разделке. Я

добыл себе крупного, упитанного самца. Его половые органы я смахнул острыми

резцами, как ножницами. Разорвав тонкую, нежную шкуру в паху, просунул морду в

разрыв, – в нос ударил запах свежей крови, – выдрал горячие внутренности, сжевал

их. Съев брюшную плоть, добрался до печени и сердца, погрыз ребра и теперь

глодал бедро задней ноги, прижимая кость к земле обеими лапами.

Обретя прекрасную возможность наесться до отвала, я сполна ею воспользовался,

набив брюхо так, что с трудом мог вздохнуть. Лениво оторвал кусок, повозил его

на языке, сглотнул.

Какой это мазохист сочинил, что вставать из-за стола желательно слегка голодным?

Категорически с этим не согласен. После еды нужно быть абсолютно сытым, чтобы

лень было встать. Впрочем, мне не то, что встать – думать было лень.

Дожидаясь, пока безмерное количество съеденного продвинется из желудка дальше в

кишечник, лизал обагренное тело Блурри, возвращая ему первоначальный блеск. В

животе было тяжело, а на душе – легко.

"У тебя из пасти такое "свежемясное" дыхание – наповал". — дракончик

выразительно чихнул, хотя по-настоящему чихать он не мог, так как не дышал.

"Какое дыхание?" — не понял я.

"Высунь язык и понюхай".

Я так и сделал. Зловонно пахло кровью.

Немного погодя взглянул вверх – ветки дерева вполне подходящие, толстые и

прочные. Львы и леопарды затаскивают тушу на ветки, чтобы уберечь ее от гиен. Но

с моим брюхом по веткам не полазаешь, и я решил – пусть газель достается тому,

кто найдет ее первым.

Звериная тропа вела к воде, однако я решил не идти по ней – на водопоях и тропах

подстерегают хищники. Я с опаской смотрел на воду, стараясь заметить гребнистые

спины, хоть и понимал, что эти меры не гарантируют полной безопасности –

крокодилы могут затаиться под водой у самого берега, и тогда, наклоняясь к воде,

ты суешь голову прямо в пасть. Меня не устраивала эта мрачная перспектива

остаться без головы, но следовало утолить жажду, тем более, в сезон засухи,

когда не известно, сможешь ли напиться в следующий раз, как только захочешь.

Возвращаясь к дереву, я увидел, что остатки моей газели уже присвоила львица.

Волоча за собой голову, шею и часть грудной клетки, она глянула на меня с

чувством превосходства.

Я довольно замурлыкал, унося живот: того, что я съел, мне хватит на день-два.

Взобравшись на высокий термитник, развалился на плоской его вершине и задремал,

мурлыкая мотив. Докучливые мухи вьются вокруг моей морды, измазанной в крови. Я

сыт и счастлив.

Акуна Матата. Животный мир приветствует тебя… И бросает вызов.


ГЛАВА 4. Асва

Стадо антилоп гну форсировало реку. Кто поосторожнее, те съезжали с невысокого

глинистого ската, большинство же прыгали либо падали. Даже если бы кто-то

захотел остановиться, увидев опасность, напирающие сзади не дали бы такой

возможности. До противоположного берега растянулась широкая полоса коричневых

спин, над которыми в неисчислимом количестве торчали короткие, загнутые

полукольцами рога. Гну шли, спотыкаясь о камни, путаясь ногами в подводной

растительности, их кружило в мощных водоворотах. Казалось, животные вытеснили

воду из русла, заменив ее своей колышущейся массой. В сравнении с тем, что

творилось сейчас в реке, любая "толкучка" в час пик по случаю распродажи

покажется спокойнейшим местом для задумчивой прогулки. Крокодилы избегали этой

толчеи, предпочитая ожидать чуть ниже по течению. Вот в стороне от общего

"потока" в бурунах мелькнула голова теленка. Он обречен.

Стадо затопчет и крокодила, и гиппопотама – всякого, кто окажется на пути. Но

еще большую опасность гну представляли сами для себя. Мало того, что они

топтали, давили, топили друг друга в воде – они выбрали для подъема самый что ни

на есть крутояр трехметровой высоты. Нет, чтобы пологий берег. И теперь я мог

наблюдать естественный отбор во всей его безжалостной красе, понять которую

может далеко не каждый.

В отвесной стене, периодически размываемой рекой, мигрирующие стада гну, так же

периодически переправляющиеся здесь, пробили узкую, круто идущую вверх тропу,

коварную и скользкую. И снова поднимались они, цепляясь копытами за торчащие

корни, скользя и падая, вставая на спины своих неудачливых сородичей,

затоптанных насмерть. Сильные, кто преодолел водный барьер, шагали по трупам

слабых. Так происходил отбор.

Наконец, стадо ушло в лес, растущий на той стороне, но немало их осталось лежать

в воде – кто посреди реки, кто под берегом. Мутные потоки перекатывали через

посиневшие округлые бока. Это была дань за переправу. Один живой, но

обессилевший, все еще пытался вылезти, зажатый мертвыми телами.

В небе, описывая круги, парили грифы – они готовились к большому пиру.

Аллигаторы плавали между смахивающих на валуны трупов. Я также имел полное право

рассчитывать на легкий кусок.

Вдавленный по брюхо в глину, молодой гну хрипел и фыркал, напрягая силы. Ему не

повезло с самого начала – он прыгнул, на него попрыгали остальные. Я "помог" ему

вылезти обратно на сушу, хоть он и возражал, аргументируя рогами: "помощь" была

не в его интересах, а лишь в моих. Заглатывая большие куски, я поглядывал

вокруг.

Иногда на реке возникала иллюзия жизни, если сильным течением переворачивало

труп. На одном сидел гриф, тщась держаться за плоть и в то же время рвать ее.

Капитан все-таки вынужден был оставить свой плавучий остров. На берегу среди

дерущихся грифов, торопливо выдергивающих внутренности, вышагивали марабу,

длинными клювами, словно пинцетами, подбирая разбросанное по земле. Крокодилы

организовали шумную разборку под яром, где была гора истоптанных тел. Бегемоты и

те сочли не лишним присоединиться к тотальному уничтожению мяса. Правда, они не

могли ухватить тушу поперек раздувшегося живота, приходилось довольствоваться

ногами и головой, но и этого добра хватало с избытком.

Грозным рычанием я отпугнул шакала. Он не понял прозрачного намека, пришлось

отвлечься от еды и как следует наподдать ему, указав другое направление. Столько

жратвы вокруг, бери – не хочу, а он на мой кусок нацеливается. Вот наглец-

недомерок!

Я полагал, что на несколько дней этот район реки станет местом объедания для

всех плотоядных и трупоедов, но, когда я пришел к реке на следующий день, то не

поверил своим глазам – все трупы, несколько тонн мяса были съедены "всем миром"

менее чем за сутки. Лишь какую-то часть унесло водой.


Уже два дня я наблюдал за кошкой, чей след нашел недавно. У нее были котята –

четверо. Это означало, что при благополучном стечении обстоятельств она не

проявит интереса к сильному полу в ближайшие полтора года. Я мог искать другую –

свободную от семейных обязанностей, но словно некая неуловимая связь удерживала

меня на месте. Меня томило предчувствие, что скоро моя жизнь изменится к

лучшему, заблистает новыми, яркими оттенками. И я ходил по заколдованному кругу,

центром которого был куст, где жили малыши.

Яркое, свежее утро. Кричали франколины. Кошка высунулась из куста, внимательно

огляделась, ища врагов и, успокоившись, побежала к реке. Я знал, какими тропами

она ходит к водопою, и знал, как возвращается, но наши следы редко пересекались.

Я предпочитал не тревожить мать.

Блурри полетел к кустам – посмотреть на котят.

"У них открыты глаза, и все четверо хорошо ползают. Значит, они родились

примерно две недели назад". — голос Блурри ясно звучал в моей голове, независимо

от расстояния, нас разделявшего. Я воспринял мысль-картинку: котенок уставился

темными глазенками на Блурри, не понимая, что такое перед ним.

Судя по звуку мотора, вертолет летел совсем низко. И тотчас же я почувствовал,

как гудит земля, сотрясаемая ногами исполинов. Слоны, напуганные вертолетом,

бежали напролом, сминая и топча все, что было на пути. Они бежали на…

У меня сперло дыхание. Оцепенев в немом ужасе, прижав уши, я смотрел, не в силах

отвести взгляда от страшной картины. Трубя, слоны с диким шумом переправились

через реку. Под брюхом летающей машины висела камера, но едва ли ее механический

глаз увидел то, что видели живые мои глаза. Уткнувшись в траву, я тяжело

вздохнул. Сердце словно остановилось. Душа замерла от страха после пережитого.

Разум пребывал в глухом безмолвии, как "зависший" компьютер.

Перед носом вырос холмик, из-под земли показался голубой червь. Блурри скорбным

голосом констатировал:

— Нас затоптали. Всех.

Я молча протянул лапу, киберящер обвился на ней.

Весь день кошка звала своих детенышей. Она обыскала все вокруг, в надежде, что

уцелел хотя бы один, но там ничего не осталось даже для грифов. Тревожное "И-хн,

и-хн", подчас переходящее в протяжный, надрывный стон, ржавыми крючьями

разрывало душу. Я слушал, как она зовет, ищет, и сердце мое исходило кровью. Я,

неумолимый убийца, который недавно растерзал теленка канны, и едва не отправил в

мир иной его мать, когда она вступила в бой, услышав мычание отпрыска, я,

воспитавший в себе невосприимчивость к чужим несчастьям – страдал вместе с этим

безымянным гепардом, в минуту лишившимся семьи.

"И-хн, и-хн"…

Семьи?.. Ты хотел найти "свободную от семейных обязанностей"? Вот она –

"свободная", чьи безутешные стоны ты слышишь. — болела Душа, а Разум,

неподвластный влиянию чувств и эмоций, показал мне причину и следствие с иной

стороны.

"И-хн, и-хн"…

Вся жизнь – игра, разносторонняя и грандиозная. Я предчувствовал этот ход…

Судьба улыбнулась мне – улыбкой химеры. Я с радостью прошел бы тысячу

километров, чтобы найти подругу, но не такой ужасной ценой.

Разве это – не высший эгоизм высших сил? Ради продолжения своей игры Судьба

подставила под удар этих котят, убрав их, как ненужный элемент головоломки. Они

погибли, чтобы дать возможность жить другим – от меня. Их смерть не будет

напрасной.

"Благослови упущенные возможности – ты приобрел большие возможности". — данный

принцип "предания Мастера", как никакой другой, охарактеризовал случившееся.


Жуткий депресняк длился пятый день. Я потерял аппетит, плохо спал, проваливаясь

в глубокий, рваный сон, где преследовали кровавые образы. Просыпался внезапно,

измотанный. Послал к черту "предание", навязчиво утешавшее меня всеми 32

принципами. Блурри хранил молчание, за что я был ему благодарен. И вяло

продолжал следить за самкой. Она, не в пример мне, оклемалась довольно быстро.

Причиной этому был голод: беда приходит и уходит, а кушать хочется всегда. Но

даже голод не мог вытащить меня из продолжительной депрессии. Шерсть потускнела,

проступили ребра. На мне стаями пировали клещи.

Грациозная и стремительная, сверкающая на Солнце золотой шерстью, кошка бежала

за дукером – одной из самых маленьких антилоп Африки. Тот часто подпрыгивал и

резко сворачивал, надеясь оторваться от хищницы. Тщетно. Ноги не выдержали темпа

погони, заплелись одна за другую и дукер шлепнулся. Гепард схватил его за морду,

зажав нос и рот.

Ей не удалось поесть. Всегда найдутся желающие поживиться за чужой счет. Уходя,

самка с усталым сожалением: "Опять охотиться", оглянулась на гиену, весело

таскающую ее трофей.

Талисман – фигурка кошки – затеплился. Нежное тепло обогрело Разум, проникло в

самые потаенные глубины Подсознания, Душа животрепетно откликнулась на этот зов.

"Ты сможешь дать ей любовь, она ответит – ты видел ее глаза. Запомни имя. Оно –

ключ к твоему счастью". Асва… Пора!

"Сиди тут". — кинул я, пробегая мимо кошки.

Асва с удивлением оглянулась на довольно тощего кота. Его мысленный приказ был

столь неожидан и силен, что она села, где стояла.

Гиена праздновала легкую добычу. Но… Хорошо смеется тот, кто сильнее.

Разогнавшись, я врезался в нее, вложив в удар вес и силу. Куцехвостая полетела

кувырком, выронив дукера и попутно потеряв изрядный клок шкуры на боку. Я

заставил ее праздновать труса.

Подобрав трижды добытую антилопу, я пошел к Асве. Она недоверчиво отбежала.

Тогда я положил еще тепленького дукера в тенечке под деревом и, отойдя в

сторону, ласково пригласил самку к еде:

— Пр-р, пр-р. – "Поверь мне. Иди сюда. Вот твоя добыча – ешь".

Долго уговаривать Асву не пришлось. Настороженно озираясь и вздрагивая при

каждом моем движении, она ела с неменьшей скоростью, чем бегала.

"Ты будешь жрать или с голоду сдохнешь?" — в истерике вопил желудок. Я глотал

слюни, видя, как Асва доедает последние оставшиеся косточки, но не потребовал от

ее добычи ни кусочка, хотя, несомненно, она уступила бы мне.

Убедившись, что съедено все, Асва стала присматриваться ко мне, держась на

почтительном расстоянии. Мы закружили, словно в причудливом вальсе – каждый

хотел обнюхать другого, не представляя себя. Я находился на территории Асвы, она

доминировала, а обычно сначала изучает чужака хозяин. Она не желала уступать

инициативу, но я проявил настойчивость, и Асва признала за мной право

знакомиться первым. Я видел, что передо мной – представительница прекрасного –

но не слабого – пола, и мог обойтись без запахов, но это означало нарушить

этикет. У каждого вида животных есть свои правила приветствий, угроз и

отступление от этих неписаных законов общения грозило непониманием со стороны

окружающих. Слоны в знак приветствия и уважения кладут хоботы друг другу в рот.

Прося пощады, самцы антилоп во время брачных турниров падают на колени или

подставляют бок. Лев только тогда Лев, когда он выглядит, пахнет и ведет себя

как Лев. Иначе его не воспримут как льва.

Я обнюхал ее под хвостом, тронул носом плечо, бок, грудь, затем Асва обследовала

меня. Я удивился, заметив, что она почти на две головы короче. А может,

наоборот, я длинноват для нее? В пользу Асвы говорил тот факт, что у нее уже

были дети, значит, она взрослая. Я же, когда перестраивал себя, "подгонял"

размеры тела соответственно размерам мозга, не считаясь с пределами,

установленными Природой. Вот и вымахал, верзила. То-то мисс Лэстер сказала, что

я велик.

Самка потерлась головой о мой бок – я понравился ей, несмотря на то, что внешний

вид – результат пятидневного поста – оставлял желать лучшего.

"Ты голодна?" — спросил я.

Моя первая любовь тихонько пискнула в ответ. В глазах – настороженное ожидание.

"Подражает детскому писку, что ли? Проверяет, как я отреагирую? Блурри, кто

покрупнее есть вблизи?"

"Пошарив" радаром, он ответил:

"К Северу – буйволы".

Определять стороны света я умел, не до конца, впрочем, понимая, как это

получается. Буйволы? Что там про меня говорил Саторо – крупные травоядные мне не

по зубам? Докажем обратное.

Место для охоты было очень хорошее: животные паслись на равнине,

просматривающейся во всех направлениях. По части наблюдения и выслеживания

лучшего места нельзя было пожелать, но если ты видишь всех, то все видят тебя, –

если не прячешься, – а об удачной охоте раньше всех узнают грифы, которым сверху

все видно, как на ладони. В такой обстановке важно успеть съесть как можно

больше, прежде чем придут чужие.

Сидя с подругой в кустарнике, я объяснял план охоты, методично "разбивая" свои

мысли на простые, понятные ей образы, подкрепляя их уверенностью и лаской. Асва

по-своему была умной, сообразительной и понятливой, и все же я не был уверен,

что она справится, и максимально упростил ее задачу.

После долгого кружения мне удалось отбить от стада крупного буйвола и сейчас я

гнал его к кустам. Резко повернувшись, – я и предположить не мог, что такая

масса способна развернуться на бегу так быстро, – буйвол выставил рога, наклонив

голову. Мне пришлось бы худо, но помогла напарница – выскочив из засады, она

отвлекла внимание буйвола на себя. Он повернулся к новому врагу. Ни секунды не

медля, я прыгнул, вцепился в буйволиную спину и когтями задних лап моментально

исполосовал его бок и живот.

Рванувшись от боли, буйвол стряхнул меня, чуть не припечатав копытом. С громким,

натужным мычанием, тяжело ступая, он прошел немного, волоча по земле чудовищную

гирлянду кишок, поскользнулся в крови и рухнул. Я вонзил клыки в его массивный

зарез, но это было уже излишне.

Асва смотрела на меня с восхищением, восторг читался в глазах, позе, движениях.

Ее новый друг добыл столько мяса – она с трудом верила в то, что видела своими

глазами, однако разносящийся повсюду густой запах смерти убедил самку, что

партнер – прекрасный охотник, хоть и со странностями в поведении.

Я упивался ее восторгом. Асва блестяще выполнила то, что от нее требовалось –

задержать буйвола или отвлечь его от главного противника. Я лишь догадывался,

каких нервов ей стоило прыгать перед самой его мордой, рискуя попасть на рога

или под ноги – ведь она впервые в жизни замахнулась на такую опасную добычу.

Обычная еда гепардов – телята антилоп, мелкие газели, дукеры, водяные козлы из

тех, кто моложе и слабее, различные птицы. Не удивительно, что Асва просто

плясала вокруг туши, запрыгивала на нее, на меня, мурлыкала она оглушительно.

Это наша общая победа, чистая победа. Теперь, подруга, когда я доказал тебе свою

силу, ты будешь ходить за мной, как тень.

Асва залезла головой в зияющее нутро, доставая печень, я сдирал толстую шкуру,

действуя жестким языком, как наждачной бумагой. Послышались незнакомые звуки:

"Ньям, ньям, ньям". Звуки эти, означавшие удовольствие, издавала сотрапезница,

уписывая мясо за обе щеки. Вдвоем мы быстро очистили левые ребра от плоти, потом

настала очередь ног, и тут я заметил, что Асва ест, подвернув лапы и отгрызая

куски просто зубами. Она не держала кость лапами, как я, и оставалось много

недоеденного.

Мелодичным звуком, похожим на птичью трель, я привлек внимание возлюбленной,

убрал лапы и взялся за кость – от нее оторвался небольшой кусок мяса, а прочее

осталось. Я нарочно проделал все очень неуклюже, чтобы показать недостатки этого

способа. Затем положил обе лапы на кость, прижал и с показным удовольствием

урвал огромный шмат. Жуя, глянул на Асву – поняла ли?

Необычное положение лап ее смущало, они то и дело подворачивались сами – по

привычке. Наконец, натура одержала верх и лапы оказались под грудью.

Когда подруга отрывала новую порцию, а за ней тянулись жилки, я мягко удержал

обглоданную ногу. Кошка привстала, в глазах снова появилась настороженность: не

собираюсь ли я отобрать у нее? Я невозмутимо "загрузил" в ее сознание цепочку

причинно-следственных связей:

"Надо держать кость. Мало отрываешь. Мало ешь. Прижми кость. Больше оторвешь.

Больше съешь. Будешь сыта".

К тому времени, когда начали собираться грифы-"коронеры", мы объелись до "не

могу" и ушли обратно в знакомый лесок, спокойно отдав птицам все, что осталось –

справлять поминки. Они налетели на тушу, обступили ее со всех сторон так плотно,

что буйвол скрылся под спинами и крыльями. Опоздавшие грифы просовывали головы

на длинных, лысых шеях между собратьями и скакали по их спинам, желая достать

хоть какие-то куски.

Отдуваясь, Асва с ленивым вниманием смотрела вокруг, я же смотрел на нее одну.

Смотрел – и не мог налюбоваться. Ранее светло-желтая, шерсть на голове приобрела

красный цвет.

"Золотая моя, ты по уши в кровище". Асва жмурилась, мурлыкала, пока я вылизывал

ее голову, и одновременно – о, блаженство! — она чистила морду мне. Я лежал на

боку. Привалившись спиной к моей широкой груди, Асва легла на лапу – я и не

подумал вылезать из-под нее – и мыла свой туго набитый живот.

Я нежно обнял ее сверху свободной лапой. Язык, совершив короткий путь по шерсти,

задел когтистые пальцы. Асва задумчиво поскребла металл киберящера, облизала

лапу от кисти до плеча. Наши глаза встретились…

…И мир вокруг перестал существовать. Были только двое – она и я. Я проник в нее,

она – в меня. Мы растворялись друг в друге. Души Зверя и Человека, такие разные

и чужие, закружились в вихре жизни, сливаясь в трепетный сгусток энергии,

обретая целостность. Мы зажгли во Вселенной новую искру, она разгорелась в

Солнечный костер. Огонь Любви согревал нас – Божественной, Вселенской Любви, не

знающей времени и места, расстояний и пределов, всепроникающей и всеобъемлющей…

…Асва с усилием закрыла янтарные очи, пораженная глубиной моего чувства. Я

услышал, как колотится ее сердце – словно после загона. Ласково пожевав мое ухо,

она устало откинулась на траву и тихо заснула.

Мы изменились – оба, я понял это сразу. На меня снизошел душевный покой,

удивительный и прекрасный.


Когда-то моя мама сказала, что я бесчувственный, словно робот. Она была открытой

натурой, близко к сердцу принимающей этот мир. Я тоже имею чуткую и ранимую

душу, но давным-давно облек ее в сталь, сохранив тем самым от негатива, который

есть в жизни каждого, и с которым каждый борется по-своему. Но, чем бороться с

обидами, болями, огорчениями, расходовать на них силы и время – проще не

допускать их в себя. Именно так я и живу – неприятности, посылаемые миром,

разбиваются, не оставляя следа на душевной броне. Через нее проходит лишь то,

что я считаю необходимым для душевного роста, обогащения и гармонии: восход

Солнца, голубизна неба и зелень листвы, пение птиц и говор текущей воды,

бриллиантовые россыпи звезд в бездне космоса, прикосновение ветра к щеке.

Картины хаоса и разрушения: шторм, лавина, извержение вулкана имеют свою, особую

красоту. Я вижу и чувствую многое из того прекрасного, что Мир показывает мне.

Творчество человека – музыка, живопись, балет, кино, анимация, научные и

технические достижения – также находило живейший отклик в душе, надежно укрытой

под стальной оболочкой внешней бесчувственности. И у меня есть все основания

считать, что такая защита необходима каждому человеку, тонко реагирующему на

происходящее вокруг.

Отсюда эта невосприимчивость к чужим бедам. Я всегда готов был помочь человеку

просто так, но глаза оставались сухими, а лицо – спокойным, когда в новостях

сообщали об очередном теракте и многочисленных жертвах. Есть ли смысл терзаться,

если не в твоих силах изменить ситуацию? Нет. Отсюда эта – для многих странная –

жизненная философия. Я могу наслаждаться всем, получить удовольствие от всего, в

том числе – от жизни и смерти. Чувство, с которым клыки глубоко уходят в шею

жертвы, горячая влага течет по губам, и ловишь последний вздох – торжество

охотника над добычей. Ее жизнь ради моей жизни. Другое чувство – радость победы

над врагом, что тем сильнее, когда противник признает свое поражение, и ты

позволяешь ему жить.

Я снова ощутил вкус кожаного ошейника. Читору досталось порядочно – он нанес мне

две раны, зато я доказал, что могу лишить его жизни одним движением, и ошейник –

признак дружбы с человеком – не помешал бы этому.

Асва спала в моих объятиях. Не от Читора ли были ее прежние дети? Она шевельнула

ухом, даже во сне оставаясь настороже, и мне показалась короткая черная метка.

Вгляделся. На ухе внутри был шестизначный номер: "149287". Ты где-то

"прописана", любимая? Любимая?..

В одном я жестоко ошибался. Ошибался всю жизнь. Я не потерял половину своей

души, но какая-то ее часть стала недоступной для меня. С момента рождения она

была словно в анабиозе, глубоком сне, от которого пробудилась сегодня. Этот сон

души, прерванный Асвой-талисманом, в значительной степени повлиял на

формирование моего характера и личности, определил мотивы поступков и жизни.

Вспомнились слова Монаха: "Тебе откроется многое, к чему ты пока глух. Ты

найдешь то, что считаешь давно утерянным".


В полуденную жару саванна будто вымерла – ни звука не доносилось с равнины,

объятой зноем. Двое гепардов отдыхали под деревом, и лишь сухой ветер напоминал

о себе, пересчитывая листья в густой кроне.

Ближе к вечеру, отлично отдохнув, мы пошли к реке, и Асва всю дорогу играла со

мной. Она то уносилась вперед и пряталась, чтобы "напасть" из засады и тронуть

меня по морде, то исчезала – вот она стояла рядом, а через миг пропала, когда я

смотрел в другую сторону. И очень радовалась, если я находил ее, затаившуюся в

траве.

Напиться, однако, не удалось. Асва вдруг прижала уши, зашипела и бросилась

бежать. Звук мотора все объяснил – Асва панически боялась таких звуков. После

того вертолета они означали для нее вероятную гибель.

"Друг, беги". — уловил я мысль Асвы – она предупреждала меня, звала за собой.

И я убежал за своей половинкой.

Приехавшие ставят палатку под раскидистым деревом. С безопасной дистанции я

видел, как они выносят из "лэндровера" походные вещи. Один мужчина среднего

роста, одетый в джинсы и клетчатую зелено-желтую рубашку. Другой невысокий и

худой – наверное, его сын, с ног до головы в камуфляже. У обоих револьверы, а в

машине над приборной доской в специальной стойке лежит винтовка. Натуралисты,

охотники или браконьеры – кем они будут для нас, зверей?

Решив не искушать судьбу лишний раз, я ушел с Асвой подальше от стоянки. У моей

подруги был план, которого я не знал. Она вела меня по берегу, то и дело

подбегая к самой его кромке и что-то высматривая на той стороне. Найдя, что

искала, Асва напряженно огляделась и шагнула в реку. Она бежала по щиколотку в

воде, и даже на середине реки вода не доставала ей до колена!

Милая моя, ты меня удивила! Через эту реку, где в одном ее месте гну тонули с

головой, в другом месте я перешел, замочив только пятки. Отряхнув лапы, мы шли

бок о бок, мурлыкая друг другу в унисон, а я заметил, что подсознательно меряю

расстояние между нами и людьми, желая, чтобы оно было как можно большим.

"Интересно, — подал мысленный голос Блурри, опускаясь в траву, — что на моих

картах этот брод не отмечен. Я подробно изучу участок реки. Пока".

На ночь глядя Асва устроила для своего единственного зрителя показательные

выступления по эквилибристике. Ловко карабкаясь с ветки на ветку, она быстро

оказалась на самой верхушке. Серая с черным, какой я видел ее ночным зрением,

она вытворяла головокружительные трюки, от которых у меня то и дело захватывало

дух, и казалось, что она вот-вот свалится после очередного прыжка. Сквозь

сплетение ветвей мелькнули ее глаза:

"Ко мне".

В темноте по веткам прыгать? Мне? А что, слабо? Я должен уметь все, что умеет

она, во-первых, чтобы не чувствовать себя неполноценным в сравнении с Асвой; во-

вторых, чтобы она была уверена во мне.

Я прыгнул на дерево, уцепился. Быстро перехватившись передними лапами на

полметра выше, рывком подтянул задние. Асва весело щебетала, пока я в два приема

одолевал ствол и лез к ней. Одобряюще похлопав меня по голове, она убежала на

другую сторону кроны. Мы колбасились по всему дереву, так что некоторые ветки,

не выдерживая нашего буйства, с треском обламывались. На одном из самых дальних

ответвлений я заметил Блурри – освещенный луной, он выглядел белым.

Полуразвернув крылья, киберящер наблюдал за нами.

Усталый, счастливый, я качался на нижней ветке. Асва с земли играла с моим

хвостом, ловя его пушистый кончик. Сердце пело. Мне показалось, что я только на

миг закрыл глаза, а когда открыл их, Солнце уже выглядывало из-за горизонта. Во

сне мы снова играли. То был чудесный сон.

К моему пробуждению Асва "приготовила" на завтрак водяного козла. Усевшись

головами навстречу, чтобы не толкать друг друга под локоть, мы рвали плоть, от

которой шел пар, и я увидел, что Асва держит кость лапами. Научилась.

Ох, эти львы – никакие они не "цари зверей", а самые настоящие террористы. Мы

только успели отведать жир с ляжек, как к нам уже торопились трое вымогателей.

"Быстро на дерево". — скомандовал я Асве, хватая еду. Козлик был не слишком

легкий, но "своя ноша не тянет" – я забрался наверх, волоча тушу за собой.

Львицы проследили мой путь жадными глазами. И тут перед ними возникло

неожиданное препятствие.

Спрыгнув с дерева, я стоял, повернувшись к врагам чуть боком. Разум отключил все

эмоции и чувства, оставив лишь инстинкт опасности, предупреждавший, откуда будет

нанесен новый удар.

Взгляд старшей львицы выражал презрение: эти пятнистые убегают сразу – только

рыкнуть погромче.

"Уходи. Умрешь".

"Уходи. Умрешь". — эхом откликнулся я, оскалив зубы. Этот ответ на угрозу не

подлежал обсуждению.

Старшая прыгнула, низко и прямо. Я подпрыгнул "свечой", изогнувшись головой

вниз. Лязгнули челюсти. На землю упало бездыханное тело с двойной колотой раной

у основания черепа. В коварном, смертоносном прыжке я прокусил львице шею.

Оставшиеся львицы замерли. Я пригрозил им коротким, гневным рыком. Но фурии

напали на меня с двух сторон.

Я столкнулся грудью с первой львицей и, отпрыгнув, полоснул ее по морде. Она

отбежала, тряся головой, я уделил должное внимание второй львице, скользнув мимо

и всадив когти в бок. Озлобленная болью, она прыгнула на меня сверху, я катался

на спине, поджимая задние лапы, чтобы защитить живот, в то же время цепляя

противницу за морду.

Вдоль бока словно махнули четырьмя ножами сразу – первая львица вступила в бой.

Ярость заглушила боль, я прыгнул на первую, но она увернулась, и сразу вторая

опрокинула меня мощным ударом. Я покатился, львица перескочила через меня, но в

этот миг я послал когти в ее брюхо – и превратил пах в кровавые лохмотья. Жуткий

вой подстегнул меня к еще более жестоким и решительным действиям.

Я сражался самоотверженно и беспощадно. За право жить, за право охотиться, за

право любить, иметь подругу и детей. Сейчас я имел право убивать. Мои когти

разили без промаха, стоило языку и губам почувствовать что-либо живое, как

челюсти смыкались в полную силу. И не было у меня права отступить. В груди моей

кипела ярость, могущая в сочетании с Разумом сокрушить любую оборону.

И вдруг схватка прервалась, я увидел, что дерусь один на один, от защиты перейдя

к нападению, а львица, уворачиваясь от стремительных атак, ищет путь к бегству.

Я остановился, держа в поле зрения обоих врагов. Одна львица лишилась правого

глаза, другая потеряла всякий интерес к драке и не горела желанием поддержать

напарницу, ей самой пришлось хуже – по задним лапам текла кровь, она еле могла

идти. И когда я, подскочив, замахнулся, одноглазая львица съежилась и показала

зубы, но даже не попыталась ответить на удар, который швырнул ее на землю. Плечо

расчертили длинные глубокие борозды. Этот бросок был последней вспышкой ярости.

Когда я зарычал, львицы поняли и ушли, хромая, покрытые кровавой пылью.

Схватив мертвую львицу за хвост, я уволок ее подальше от дерева. Потом лег в

тени.

Оказывается, Блурри видел мою битву со стороны. Он подлетел ко мне и завис перед

носом, работая крыльями на манер колибри.

"С победой, воин. Жаркая была стычка, да еще с численным перевесом не в твою

пользу. Видок у тебя, — Блурри облетел вокруг, изучая повреждения, — драный-

рваный. А шрамы твою шкуру не украсят".

У меня вырвали фрагмент щеки с несколькими усами в придачу, многочисленные

кровоточащие порезы на спине, груди, боках, в основном поверхностные. Сильно

пострадали лапы – каждое движение отдавалось стреляющей болью.

Изящным маневром Блурри улетел в сторону – Асва, не поняв, что такое летает

вокруг меня, отмахнула кибера лапой. Она легла рядом и нежно зализывала мои

раны. Я взвыл, когда Асва коснулась языком порванного уха. Подруга сочувствующе

замурлыкала, влезла на дерево и сбросила тушу козла. Я с трудом повернулся к

мясу – всего дергало от боли. Отрицательным утешением служило то, что моим

врагам увечий перепало гораздо больше: одна осталась без глаза, а другой,

возможно, уже не доведется испытать радость материнства. Быть может, это даже

слишком жестоко, но кто устанавливал в драке правила? Ритуальный бой – иное

дело, но в этой битве альтернатива лишь одна: убей или умри. Можно было убежать,

бросив Асву, но я никогда не простил бы себе такого поступка.

"Твое тело – это твое лучшее оружие, которым ты должен владеть в совершенстве".

— так сказал мой учитель Айкидо. Я провел жестокий и славный бой, хотя раньше

мне не доводилось сражаться как гепарду. Спор с Читором – просто несколько

взмахов лапами да пара царапин. Мое тело сражалось почти без моего участия –

боевая машина, отлаженная и мощная, оно знало, как надо атаковать и обороняться

– то была память, заложенная в генах, память многих и многих поколений гепардов.

Я лишь направлял Разумом эту стремительную, смертоносную энергию, словно

беспристрастный судья, отмечая точность ударов, грацию и пластику движений.

Хорошо, что Асва не вмешалась, желая помочь – я непременно задел бы и ее.

Удобнее драться, когда не надо помнить о напарнике, когда знаешь, что вокруг

только враги, и можно бить, не глядя. Теперь, мысленно возвращаясь в прошлое, я

не могу даже вспомнить, думал ли я о чем-либо во время боя? А моя первая охота –

никто ведь не учил меня, как надо бежать, сворачивать, ловя равновесие взмахами

хвоста, на бегу цеплять жертву за бедро. Но я великолепно охотился в тот день –

нужные движения выполнялись автоматически.

Первые несколько кусков до желудка не дошли – я разложил их, едва проглотив, и

занялся ранами. В драке кто-то позарился на левое ухо и располовинил его.

Исцелив ухо и щеку, обратил самое пристальное внимание на лапы – меня кусали,

царапали за что ни попадя, я платил тем же, и все-таки основную ярость львиных

зубов и когтей приняли на себя стройные конечности, оказавшиеся исключительно

уязвимой частью тела.

Асва видела, что я поправляюсь неестественно быстро, но это ее не пугало.

Припожаловал шакал и "христарадничал", пока она не задала ему трепку.

Наевшись, я сходил к реке. Если бы в ту минуту, пока я пил, на меня накинулся

аллигатор, я разорвал бы ему челюсти, используя щупальца Спауна – не было сил

бороться за жизнь, оставаясь в рамках тела гепарда. Но меня побеспокоил только

бегемот. Раскрыв пасть, как великанский чемодан, он близоруко прищурился,

шевельнул ушами и, захлопнув "чемодан", пошел ко дну.

"Посторожи меня". — попросил я Асву, прежде чем уснуть на несколько часов.

"Может, это был дурной сон?" — подумалось мне. Шерсть обрела былой лоск,

отдохнувшее тело наполнилось силой. Потянулся, растопырив пальцы на всех лапах,

зевнул. Асва сидела поблизости. Конечно, она знала, что я проснулся, но не

подала виду. Вскочив, я завалил ее, толкнув лапой в бок. Асва кувырнулась и вмиг

оказалась на дереве. Я как на крыльях взлетел за ней. Асва балансировала на

самой тонкой ветке, которая едва-едва держалась, согнувшись дугой. Если я встану

сюда, мы упадем оба. Подруга прыгнула через мою голову, секундой позже она

"чирикала" внизу. "Спасаясь" от меня, Асва носилась вокруг дерева, неожиданно

меняя направление и проскальзывая под самым носом. Она купалась в пыли,

"нападала", и вообще, делала все, чтобы понравиться мне. Убегавшись, свалилась

рядом и томно касалась моих лап.

"Ты чего-то хочешь от меня?" — я внимательно посмотрел на нее, слушая нежное

призывное мурлыканье. И понял…

В глазах подруги не было ни единой мысли – все их вытеснила одна, жестко

заданная Природой программа, инстинкт: "Размножайся". Асва встала в позу,

приглашая меня, – прижалась к земле, слегка подняв заднюю часть тела и сдвинув

хвост вбок. Восхитительно-великолепная в своем открытом призыве, она

подействовала на меня возбуждающе. Охваченный животным желанием, я встал над

ней, пристроился, и тут заметил темный силуэт человека в густых зарослях. Его,

бессовестно наблюдающего за священнодействием сотворения жизни, выдал блик на

линзе объектива.

"Любители эротических картин сидят в кустах. Ну, заработаешь ты у меня чуть

позже, чтоб не подглядывал за личной жизнью".

Крепко ухватив Асву за "кошачье место" на загривке, я мягко двинулся внутрь.

Святая святых – здесь берет начало новая жизнь. Приветствую тебя, Храм Жизни.

Позволь мне пройтись по твоему теплому, влажному залу и возложить на алтарь

частицу себя. От перевозбуждения я, наверное, слишком сильно сжал челюсти –

любимая недовольно "чирикнула", не изменив, однако, своей позы. Я ослабил

хватку, продолжая частые ритмичные движения, ощущая лавинообразно нарастающее

наслаждение. Наслаждение захлестнуло Разум, словно цунами, горячая волна

прокатилась по члену, вжавшись в самку, я замер, чувствуя, как извергается

мощными толчками тугая струя, заполняя ее пустоту тянучей, липкой массой. Когда

была выброшена последняя капля драгоценной жидкости, я лег рядом со своей

пассией, обнял ее обеими лапами, и мы, мурлыкая, сладострастно вылизывали друг

другу носы.

Сидящий в кустах продолжал наблюдать.

"Нет уж, ты сможешь уйти, только оставив здесь свою пленку или карту памяти". —

я с решительным видом пошел к нему. Человек засуетился. На его голове была

странно знакомая шляпа, раскрашенная в "хаки".

Нет, я не стану вынуждать его к бегству, а тем более, к обороне. Я уже знаю, кто

этот любитель снимать звериный интим.

Обойдя кусты, я сел и "чирикнул". Дик, торопливо вскидывающий на плечо небольшую

сумку с цифровой камерой, остолбенел.

Немая сцена затянулась. Я махнул левой лапой, на которой висел Блурри, – взгляд

мальчика был прикован к нему, – затем лег на брюхо, вытянув лапы перед собой.

Голубая спиралька поблескивала на солнце. Дик перевел взгляд с Блурри на меня –

он явно узнал дракончика, но в его голове не укладывалась столь очевидная связь

между ним и гепардом. Я "чирикнул" опять. Казалось, юный натуралист сейчас

хлопнется в обморок.

Величаво удаляясь прочь, я уводил с собой Асву, оставляя на память

четырнадцатилетнему парнишке его видеозапись и сотню вопросов, ответы на которые

он, вероятно, никогда не получит. У меня не было никакого желания общаться с

людьми.


Солнце готовилось уступить место на небе луне и звездам. Земля дышала зноем. Мы

лежали на возвышении. Душа отдыхала. Разум анализировал события прошедшего дня,

раскладывая по каталогам памяти.

Я спариваюсь с любимой подругой – это прекрасно, значит, у нас будут дети и род

гепардов получит достойное продолжение. Что нами двигало тогда – животный

инстинкт? Да. Мы с Асвой в тот момент были одержимы инстинктом, но прежде был

трезвый расчет. Асва рассчитывает на меня, как на крепкого, сильного, здорового

самца, который сможет обеспечить себя, ее, а затем и детей кормом, а в случае

угрозы для их жизни встанет на защиту. Со своей стороны, я требовал от Асвы,

чтобы она была половозрелой, выносливой, опытной, могла выносить и родить детей,

охотиться, и в случае чего, постоять за себя сама. Потому и наблюдал за ней,

оценивая физические возможности. Слабую, больную, неопытную самку я не принял

бы, просто не стал бы завязывать никаких отношений. Такие не выживают и их

потомство – тоже. Это семья, какой она должна быть с точки зрения Природы. На

первом месте – Разум, предъявление определенных требований к возможному

партнеру. Все это – принципы, выработанные Природой еще со времен динозавров.

Закон "выживает сильнейший" одинаков для всех, но медицина и человечество давно

"пилит" поперек него, плодя массу жалких, немощных и бессмысленных для Природы

уродов и инвалидов от рождения.

Да ведь я и сам "пилю", можно сказать, уже "перепилил". Гепарды – не самый

сильный и конкурентоспособный вид, несмотря на то, что для выживания у них есть

все: сила, зубы, когти. Но им не хватает элементарного – пробивной силы, напора.

Я с горечью констатировал этот факт, не раз замечая, как Асва, охотясь в

одиночку, вынуждена была уступать добычу даже не льву – гиене, которая чаще

заслуживает – с позиции сильного – хорошего пинка. В образе своей подруги я вижу

весь род гепардов со всеми его достоинствами и слабостями. И вот на фоне такого

безрадостного бытия возникаю я – новый гепард, на первый взгляд отличающийся от

обычного лишь большими размерами. Моя цель, задача, поставленная Судьбой –

усилить гепардов, даже не столько физически, сколько психологически. Поднять их

тонус, внушить чувство собственности, ибо еду добывают они с большим трудом, а

расстаются с нею слишком легко; уверенности, чтобы они могли смело встречать

лицом к лицу хоть льва. Я должен изменить их общественные инстинкты – семьей,

группой выжить легче, нежели в одиночку. Изменить самооценку – она до крайности

заниженная. Перевернуть представления гепардов о самих себе, с ног на голову все

стереотипы, если на то пошло – сломать установленные Природой рамки. Сломать – и

создать новые. Этот день – точка отсчета новой эры в истории гепардов. Своих

детей я воспитаю иначе, чем предполагает накатанная колея эволюции, и Асва

поможет мне в этом благородном деле – я начну с нее. Уже через пару поколений

гепарды забудут излишнюю робость, пугливость, и пусть зоологи и специалисты

недоумевают: почему звери, ранее скитавшиеся в одиночестве, теперь собираются в

прайды по десять-пятнадцать особей, этакие команды гонщиков, и сообща

справляются с зебрами, быками и гну, дают отпор львам и гиенам, когда те

посягают на их добычу и потомство.

Стальной стержень Намерения, раскаленный добела в горниле пламенных Эмоций,

откованный на наковальне Воли молотом Сознания, закаленный в холоде Разума,

инструктированный образами Подсознания, украшенный многоцветьем Души… Прости,

мать-Природа, что я, как хакер в сети, обхожу твои запреты и взламываю пароли,

но не сверну свою деятельность, и назад уже не поверну – нет пути назад.

Приспосабливаться придется тебе.

Я посмотрел на Асву, расслабленно отдыхающую в откровенной позе – кверху брюхом,

раскинув лапы, и сердце преисполнилось душевного тепла и покоя. Она открыла

глаза, почувствовав мой взгляд. Склонясь над Асвой, я нежно потерся о ее нос,

излив в этом жесте свою признательность ей, за то, что она со мной, не стремится

уйти, следуя инстинкту одиночки. Подруга лизнула меня в щеку, притянула сильной

лапой за шею и долго умывала. Я стоял, отвечал на ее ласки и млел.

Ради Любви, любимой женщины и детей, ради семьи я оставил человеческий мир со

всеми его радостями и перипетиями, и ушел в мир животных. Для меня нет понятия

"малая родина", родина – это весь мир. Дом там, где сердце. Мое сердце здесь – в

Африке. Путь Судьбы привел меня в саванну. Вернусь ли я к людям? Время покажет…


ГЛАВА 5. Хакер памяти

Как ни стараются некоторые оптимисты сохранить нетронутыми отдельные фрагменты

дикой природы, где еще "не ступала нога человека", все же людская цивилизация

тесно переплетается с животным миром, проникает в него и так или иначе

видоизменяет. Куда бы мы с Асвой ни пошли, нам часто встречались дороги,

"проторенные" автомобилями. В живописных местах были разбиты палаточные городки,

и если я спокойно шагал между палаток, позволяя фотографировать себя, то подруга

шла далеко в обход, чтобы не встречаться с людьми. Из солидарности я шел за ней.

Нередко над нами пролетал патрульный самолет или аэротакси. Должно быть, Асва и

раньше побаивалась всей этой ревущей техники, а теперь она просто смазывала

пятки, едва заслышав шум пропеллера. Если самолет заставал нас за едой, Асве

стоило неимоверных усилий оставаться на месте, и то лишь потому, что я сохранял

спокойствие, провожая железную птицу долгим взглядом. В эти минуты подруга,

дрожа как в лихорадке, прижималась ко мне, забывая про мясо. Я мурлыкал, лизал

ее нос. И подобная картина повторялась от случая к случаю, все более

усугубляясь. Надо было срочно что-то предпринимать – у любимой развивалась

паранойя.

Мы лежали на термитнике, укрытые ночной тенью. Глухо ухнула сова, улетая на

охоту.

"Блурри, Асва "психует" от каждого мотора, и сама она не понимает, что

непосредственно самолеты не виноваты в гибели ее котят. У нее выработался

рефлекс: "звук мотора – смертельная опасность – немедленно бежать". Из этой

последовательности выпали слоны, которые и… — я не закончил: перед глазами вновь

появилась страшная сцена. — Я вот до сих пор не забыл, спустя две недели, что

тогда говорить о ней – она ходила там, искала, видела кровавые следы. Теперь

этот рефлекс работает против Асвы. Я успокаиваю ее, как могу, но характер у нее

портится день ото дня. Она уже стала сама не своя – задерганная, нервная. Если

пустить все на самотек – авось пройдет – я не знаю, чем это может кончиться. Это

может кончиться – буквально. А жизнь только началась. Я не хочу терять Асву,

Блурри. Должен быть способ вывести ее из этого стресса, иначе ее личность

необратимо изменится до неузнаваемости. Ведь вчера мы видели других гепардов –

они сидели на крышах машин! Что ты можешь посов"…

Асве снилось плохое. Зарычав, она дернулась, явно вырываясь от кого-то во сне, и

задней лапой пихнула меня в бок так, что я скатился с двухметрового термитника.

Лежа у подножия, я чувствовал, как слезы прокладывают влажные дорожки – точно по

черным полосам. Одна затекла в уголок пасти, я почувствовал ее горько-соленый

вкус. Моргнув, поднял глаза. Длинная Асвина лапа свесилась с края. Я не ушибся,

но было больно…

Блурри поднялся по стенке на уровень моего носа и махнул хвостом, привлекая

внимание. Голубой пламень, пылающий в его узких глазах, перемежался с крохотными

синими искорками. Это означало, что кибердракон настроен решительно. Цвет глаз

отражал его эмоциональное состояние: в покое они были небесно-голубыми, в ярости

– иссиня-чер­ными.

— Я понимаю твои чувства, гепард. — тихо сказал он. — Способ есть. Шанс 1 к 10.

"Что ты хочешь сделать?"

— Рефлекс, искажающий ее мировосприятие – защитный механизм, который работает

постоянно, не давая ей передышки. Ты заметил – Асва даже ночью убегает, хотя

лучше было бы притаиться в траве. Но механизм этот – следствие. Причина – в

памяти. Вспомни, что видел ты… Необходимо устранить причину – память о том

кошмаре. Тогда следствие исчезнет само. Ты готов рискнуть психическим здоровьем

Асвы?

"Шанс 1 к 10… Память? И что в худшем?"

Блурри пристально смотрел в мои расширившиеся зрачки:

— Самый мощный и совершенный компьютер без программного обеспечения – никчемное

"железо". То же самое может произойти с Асвой. От нее останется пустая

физическая оболочка. Просто тело, в котором нет ни разума, ни инстинктов. Хуже

растения – живой труп. В этом случае у тебя не будет иного выбора, кроме как

оставить Асву и уйти. Или прежде добить ее, чтобы сократить страдания – ведь она

будет видеть, слышать, дышать, чувствовать, но не сможет ни действовать, ни

реагировать, когда грифы станут раздирать шкуру. Что будет в случае удачи, мне

говорить не нужно. Решай судьбу своей любимой. Оставлять, как есть, ты не хочешь

– значит, все или ничего. Способ есть, риск тоже. Шанс…

"1 к 10… Как это будет технически?"

— Ты не забыл, что я могу читать твою память? Я проникну в подсознание Асвы,

чтобы прочесть ее память всей жизни – от первых дней до сегодняшнего. Тогда я

смогу ориентироваться. Потом – самое сложное. Я попытаюсь, не затрагивая ее

сущности, стереть из памяти только один день – тот самый. Это невероятно трудно,

друг мой, поверь мне. Проще щелкнуть "очистку" в меню "корзины", где находится

электронный чек на миллион долларов.

"Я считаю, надо стереть не один день, а все, что касается ее предыдущего

выводка, начиная с тех пор, когда беременность стала ощущаться и до того адского

дня. Чтобы у Асвы не возникали вопросы, куда делись котята, если она будет

помнить, что точно родила их. А разве можно просто так забыть появление на свет

своих родных детенышей?"

— Ты прав.

"Однако, если ты собираешься читать память Асвы от начала до конца, значит,

узнаешь и проживешь всю ее жизнь, так же, как знаешь мою жизнь. Создай отдельный

блок памяти – лучше всего будет записать все то, что узнаешь. Возможно, Асве

нужна помощь не только в этом, настоящем деле. А взамен того, что сотрешь,

попробуй записать ей, что я всегда был рядом. В этом случае жизнь Асвы

продолжится как бы с того дня, когда мы встретились. Думаю, записать будет

довольно просто – примерно так, как мы обмениваемся мыслеобразами. Кстати,

почему ты разговариваешь со мной в голос?"

— Ситуация психологически очень напряженная. Голосом, интонацией убедить легче,

а мыслеобраз может вообще не пробиться в сознание. Ты знаешь: мне не чужды

эмоции – та ярость, с которой мой отец громил логово Гэрзу… Я чувствую радость,

печаль, веселье, грусть… Но я проявляю чувства, только когда нахожу их

уместными. Как, например, во время гормональной атаки, я придал своему голосу

оттенки беспокойства. Ты планировал Блурри-отца как боевого кибера, ориентируясь

на его желание отомстить. А военной машине эмоции и чувства не нужны. Боевой

робот не чувствует боли так, как ее понимают люди: он констатирует повреждения,

степень их тяжести, и ведет себя в соответствии с заданием и программой

самосохранения. В случае опасности я не испытываю агрессии, меня не может

парализовать страхом – его не существует. Я отключаю все эмоции как бесполезные.

Я не подвластен эмоциям, но они подвластны мне. В этом мы с тобой сходны – ты

тоже "отключал" эмоции и чувства во время битвы с тремя львицами. Итак,

приступать к действию?

"Не все эмоции. Тогда мои силы удесятерила ярость. Да, действуй, Блурри. Доверяю

тебе жизнь своей подруги. Чтобы мне не беспокоиться, как там у тебя продвигается

чтение, договоримся о "репортажном сообщении". Когда начнешь, сверни хвост в

спираль, и по мере продвижения из прошлого Асвы в настоящее разворачивай

спираль. Таким образом, я буду в курсе событий и не стану отвлекать тебя

вопросами. Я так понимаю: операцию ты проводишь в три этапа – чтение, стирание,

запись?"

— В два: сначала чтение, стирание и запись проводятся одновременно.

"Будешь сворачивать хвост два раза. Помощь нужна, например, держать ее?"

— Заткни Асве уши наглухо. Охраняй нас. Чтобы ничто не беспокоило.

"Задание принято. Выполняю. — доложил я на манер Блурри. — Успеха".

Я осторожно ввел в Асвины уши шнуры и распер их кончики в стенки слуховых

проходов. Затем отделил шнуры от образовавшихся пробочек. Вот так – затычки в

ушки, и спи спокойно, подружка. Зачем юмор – в такой ситуации? Наверное, это из

моих "защитных механизмов".

Блурри переместился к голове Асвы, свернул хвост почти до спины, как обычно

делают хамелеоны, и замер.

Я заступил на бессменную ночную вахту.


Дикий мир давно перестал быть диким в прямом смысле. Там, где люди бывали часто,

животные привыкли к ним. Скворцы, ласточки строили свое жилье под крышей

человеческого. Мартышки и даже некоторые павианы стали записными "домушниками",

таская со столов и из окон лакомые кусочки. Забавы ради туристы часто оставляли

окна открытыми во время обеда. Антилопы спокойно паслись среди машин, а за

машинами, понимая свою выгоду, нередко прятались в засаде львы. Ночующих в

палатках иногда тревожили бегемоты и слоны, не боявшиеся света ручного фонарика

и криков, а побудкой туристам служило бурчание в слоновьих животах. Два мира –

людей и животных – живут в тесном взаимодействии, приспосабливаясь к требованиям

и причудам друг друга.

Я уже думал, не будет ли мне просто скучно без всего, чем может развлечься

человек? Человек может пойти на концерт, в кино, театр, посетить универмаг,

выставку, галерею, кафе, бар, съесть что-нибудь по вкусу, опрокинуть стакан-

другой, потрепаться с соседом ни о чем, погонять шары в бильярде, перекинуться в

картишки. Может пойти в казино и проиграть, сколько позволят азарт и карман. Или

выиграть при случае "лимон". Может "оттянуться" на дискотеке до гула в голове и

ногах. Может снять девушку или зайти в заведение "виртуального секса". Может

пойти в клуб таких, как он сам и пообщаться на интересующие темы. Может среди

ночи залезть в Интернет и "чатиться", пока не начнет клевать носом клавиатуру.

Может третий год строить города в "Цивилизации" или пытаться "замочить" пятую

тысячу монстров в "Quake". Может нестись с бешеной скоростью на доске

сноубординга по горным склонам. Или на мотоцикле карабкаться по кручам. Или…

Или… Или… За многовековую эволюцию человечество изобрело тысячи развлечений.

Наконец, если чел устал от них, он может лечь спать.

А что может гепард?..

Почти ничего человеческого. Он не знает азарта карточных игр, когда на кону –

состояние. Ему чуждо похмелье после обильных вчерашних возлияний – за

невозможностью таковых. Радость от дорогой покупки ему незнакома. Он просто

живет. У него совсем другая "шкала ценностей". И это говорит не о бедности

духовного и эмоционального мира гепарда, а о перенасыщенности мира людей

увлечениями и развлечениями. Я ничего не имею против того, чтобы "круто"

наслаждаться жизнью, имея средства и возможности, но, по сути, человеку нужно не

так уж и много. Быть сытым, в тепле, безопасности, и иметь уверенность в

завтрашнем дне – это, так сказать, "прожиточный минимум". Важно также уметь

наслаждаться каждой минутой жизни, каждым лучом света, каждым глотком воздуха –

в чем особенно легко убедиться, посидев под водой минуты две. Прекрасные

мгновения – они вечны, они всегда рядом. Надо только видеть их.

Все остальное происходит от желания человека получить удовольствие от

определенных ситуаций и действий, показать себя. Он хочет почувствовать себя

крутым водилой – и приобретает машину, садится за руль. Хочет, чтобы в

конкретном обществе его признали самым-самым – и учится, прилагает усилия,

стремится. Человек может посвятить себя обществу, играть роли, носить маски,

улыбаться и хмуриться по сценарию. В таком случае он перестает быть собой, его

натура оказывается скрытой под многослойной луковицей условностей. Но, если

характеру присуща гибкость, можно показывать себя людям такого, какого они хотят

тебя видеть, а быть совсем другой личностью и получать радость от совсем других

вещей. Можно быть на работе собранным, пунктуальным, исполнительным, а дома –

рубахой-парнем, готовым хоть сейчас на край света за приключениями.

Хотя многое мне теперь недоступно, я особо никогда и не желал этого. К выпивке я

равнодушен, прекрасно могу обходиться без кино, музыки и картин. Видеоигры

перестали иметь для меня значение с 20 лет, когда я увидел, что все они однобоки

и повторяющиеся. Персональный компьютер никогда не был для меня игровым полем –

я относился к нему исключительно как к рабочему месту. Машины я обожаю, да, но

не считаю зазорным пройтись лишний километр. Значит, я начал жизнь гепарда без

ущерба для своей "шкалы ценностей" и спокойно могу жить дальше, наслаждаясь

любовью к Асве, общением с ней, с Природой. Просто надо оставить эти

воспоминания о жизни среди людей, тогда они оставят меня. Забыть…

…"Ты – человек в животном теле. Не забывай об этом, иначе можешь потерять свою

человеческую суть".

"А что, если мне хочется потерять себя в этом новом мире? Навсегда забыть, что я

родился от человека? С тем, чтобы найти себя другого?"…

Забыть… Мой друг Блурри – двойник, точная копия меня самого. Он абсолютно не

похож на меня, но дело не в физическом различии. У Блурри копия моей памяти, а

самое главное у любого существа – память. Эта копия послужит мне страховкой.

Обвяжись страховочным тросом – и в омут с головой. Живи, как если ты живешь

последний день. Запоминай каждое движение ветра, каждый лучик Солнца,

мелькнувший в глазах, каждую шерстинку на хвосте подруги… Живи!

…"— Ты можешь расстаться с этой фигуркой только при одном условии: когда

появится твой двойник, абсолютно не похожий на тебя, созданный тобой же. Только

ему – и никому иному – ты отдашь ее. Любимая не предаст тебя – и ты не предавай

ее.

— Мой двойник?..

— Тебе рано знать об этом. Всему свое время… И место… И судьба"…

Абсолютно непохожий на меня… Блурри? Неу…

"Сделано. — доложил Блурри, перейдя на ментальный способ общения. — Чтение

памяти завершено. Все оказалось гораздо проще, чем я ожидал. Приступаю к поиску

и перезаписи".

Вторично свернув хвост, кибер замолк. Я снова погрузился в размышления,

одновременно слушая мир вокруг.

Асва пошевелилась, в ее движениях сквозило недовольство – должно быть, Блурри

"ворочал" неприятными для нее воспоминаниями. Вот она тихонько захныкала

спросонок. Я спрыгнул и, обойдя термитник, зашел с другой стороны. Моей длины

хватало, чтобы, стоя на задних лапах, свободно положить передние на вершину

покинутого строения белых муравьев. Асва опять застонала, я нежно лизнул ее нос

кончиком языка. Резко дернувшись, Асва открыла глаза – они закатились, в темноте

сверкали белки. Я отпрыгнул, испуганный ее жутким видом.

Хвост Блурри разворачивался урывками, то быстрее, то медленнее. Посмотрев

вокруг, – никого, – я лег в траву. Что мне было делать? Только охранять. Асва,

вроде, притихла…

По земле скользнула тень совы, возвращающейся к своему гнезду. Неторопливо полз

какой-то черный жучок. Я прижал его лапой. Жучок исчез. Обнюхал землю, лапу –

пусто.

Вскоре я расслышал тишайший шорох. Выбравшийся из-под земли жучок все так же

неторопливо двигался в сторону, противоположную той, куда шел раньше. И удивится

же он, придя к начальной точке странствия.


"Тебе не следовало лизать Асвин нос. — перво-наперво высказал Блурри, прыгая в

траву. — Этим проявлением своего сочувствия ты чуть не сорвал все дело. Я ведь

просил: чтобы ничто не беспокоило".

"Обошлось?" — с тревогой спросил я, вспомнив закатившиеся глаза подруги.

"К счастью или несчастью – обошлось. Просто срочно пришлось задействовать лишнюю

сотню гигабайт резервной памяти. Перезапись завершена успешно, результаты

увидим, когда Асва проснется. Можно обсудить интересные факты, которые я нашел в

памяти твоей любимой кошки". — Блурри сел ко мне на лапу, но спиралью

сворачиваться не стал.

"Дракон мой, я тебе очень благодарен. — принимая благодарность, Блурри крепко

уцепился за шкуру, чтобы удержаться на месте – я несколько раз от души прошелся

языком по его телу. — Что ты раскопал в голове у Асвы?"

"Таким образом ты можешь выражать свои чувства только мне и Асве, да еще, может

быть, своим детям, когда они у тебя будут. Любому человеку ты запросто сдерешь

всю кожу с лица. Так вот, факт первый: гепарды, которых мы видели вчера на

машинах – взрослые дети Асвы от второго помета. Первый погиб, когда Асве было… —

Блурри что-то подсчитал— …34 месяца. Период спаривания у самок наступает в 2, 5

года. В первый раз детеныши обычно погибают, потому что у молодой самки нет

опыта. Мы знаем, что дети живут с матерью полтора-два года, значит твоей подруге

около пяти. Время я определяю приблизительно, по сменам светлого и темного

времени суток – гепарды ведь не смотрят на часы. Средняя продолжительность жизни

гепарда – лет 15. Тебя ожидает еще добрый десяток лет семейной жизни и пять

пополнений в семье, если ты того пожелаешь. На первый раз Асва тебя уже

уговорила. Кстати, будучи недавно в интернете, куда проникаю через спутниковую

связь, я нашел факт номер два: гепарды трудно выживают не только потому, что их

теснят гиены, львы и прочие. Главная причина в том, что гепарды бесплодны".

Я удивленно фыркнул – ничего себе фактик. Блурри продолжал:

"Зоологи обнаружили эту особенность довольно давно – еще в конце прошлого века.

Самки нормальны, а вот у самцов наблюдается очень низкая активность спермиев в

семенной жидкости, либо полное их отсутствие. Сразу после выхода из сети я

просканировал тебя, — Блурри кивнул на задний конец моего тела, — и ее. У тебя

все в порядке, беспокоиться не о чем. Более подробные сведения даст

микроскопический анализ твоей спермы – это уж как ты захочешь. Могу обрадовать –

у Асвы процесс уже начался, в Сентябре ожидай детей".

От такого количества сведений интимного характера у меня голова пошла кругом.

Воистину, Блурри знал обо мне все – и спокойно все мне рассказывал, не меняясь в

"лице". Гладкая мордочка кибера, лишенная всякой мимики, тускло поблескивала в

свете луны.

"Спасибо, верю на слово, без дополнительных обследований. Ты знаешь, что я не

люблю "дотошных натуралистов". Вернемся к "факту номер 1". Почему ты решил, что

вчерашние гепарды – дети Асвы?"

"Сначала я объясню тебе, как я воспринимаю память во время чтения. Поскольку ты

рассматриваешь весь мир, события, а также себя словно через кибервидение, а

психология, в бытность твою человеком, напоминала психологию киборга, твоя

память подобна файловой системе компьютера, с немыслимым количеством

перекрестных ссылок. Такой подход лично я нахожу очень удобным. В ночь, когда мы

ночевали в столярной у Стронгеров, я проник – для сравнения – в память Дика. Она

совершенно неупорядоченная. Различают визуальную память, слуховую, осязательную,

обонятельную, вкусовую. Все блоки так перемешаны, что для меня просто загадка –

как Дику удается что-то помнить, тем более вспоминать в нужный момент?"

"А, Блурри, насчет слуха. Слезь на минуту".

Я бережно убрал пробочки из ушей Асвы.

"Хорошо, что вспомнил. Представляю, как бы она себя чувствовала, проснувшись

совершенно глухой. Учитывая, что слух играет немаловажную роль в ее жизни,

легкий шок был бы обеспечен".

"Продолжим. Твоя память подобна файловой системе. Память Дика – упорядоченный

хаос. Теперь вообрази высокий стакан, в который налиты жидкости разных оттенков

серого цвета и разной плотности, и получается многослойный "коктейль". Так

выглядит память Асвы. Слои неодинаковы по толщине – есть очень тонкие, почти

незаметные слои давних, стершихся воспоминаний, а есть мощные пласты, в которых

находится память о настоящем и слегка отдаленном прошлом. Воспоминания

расположены в обратнохронологическом порядке: самые свежие вверху. Представил?

Хорошо. Если следовать твоей логике, что мозг – это компьютер, то твой компьютер

более совершенный, чем у Асвы, он запоминает больший объем информации. Но Асва

либо запоминает, либо нет. Что запомнилось – может забыться. А ты, в отличие от

нее, способен работать над воспоминаниями. На плохие воспоминания ты сознательно

накладываешь психоблок. Со временем это воспоминание сглаживается и надобность в

блокировке отпадает. Потому я и говорил, что читать память животного легче, чем

твою – негативная память блокируется, и я не могу снять эти блокировки, не

причиняя тебе вреда. Это можешь сделать только ты сам. А память Асвы – она вся

открыта, вся на виду, можно гулять, как по бульвару. Нарисую, чтобы тебе не

нужно было держать в голове сразу и картину, и диалог".

Нарисовав на земле хвостом прямоугольник, Блурри расчертил его поперек на

несколько маленьких прямоугольников, и по-разному заштриховал их. Все было

понятно – и "стакан", и отдельные "слои" в нем.

"Начав снизу, — сидя на пальцах моей правой лапы, Блурри использовал хвост как

указку, — и планомерно просматривая каждый слой памяти, я запоминал жизнь Асвы с

младенчества до этой ночи. В самых ранних слоях находится исключительно память

запахов – материнского молока, травы и дождя. Значит, обоняние развивается

прежде всего. Почти сразу к запахам добавляются звуки, и только потом появляются

визуальные образы. Первое время они довольно туманные, но вскоре становятся

ясными и четкими. Асва очень любила своих детей – тех, из второго помета. Ей

удалось скрыть их от львов и людей. И их образ четко отпечатался в памяти. Я

запоминаю и анализирую все, что происходит в мире вокруг меня. И вчерашних

гепардов тоже запомнил. Читая то время, когда Асва расставалась со взрослыми

детьми, я заметил, что узор пятен у основания хвоста совпадает. Вывод ясен?"

"Ясен". — ответил я.

"Слои памяти имеют удивительное и закономерное свойство: они взаимопроникающи.

Притом всегда – снизу вверх, из прошлого к настоящему. Самые верхние уровни вот

тут. Начиная с четвертого – считая сверху – уровня поднимается очень высокий,

узкий пик, пронзающий все слои над ним. Возраст этого пика – две недели. Именно

две недели назад"… — Блурри многозначительно замолчал.

…Приближающийся рокот вертолета. Он маневрирует, камера под брюхом снимает стадо

бегущих слонов. Не далее, чем в сотне метров сидит гепард. Слоны бегут совсем не

в его сторону – они бегут к реке. Земля гудит под их ногами. На пути стада –

невзрачный куст. Это не преграда для силачей, с корнем выворачивающих

многолетние деревья. Но что с гепардом? Замерев, он смотрит, не отрываясь

смотрит на куст. Слоны надвигаются. Зверь прижимает уши – ему кажется, он слышит

предсмертный писк кого-то из четверых малышей, но не в силах двинуться,

скованный ужасом. Великаны форсируют реку, вертолет улетает за ними. Тяжело

опускается поднятая пыль. Вскоре прибегает другой гепард, в тревоге ищет, зовет,

обнюхивает переломанные ветки, каждый клочок земли…

"Этот пик – след глубоких переживаний Асвы. Память не могла изгладиться, потому

что машины встречаются часто, и условный рефлекс, который ты сформулировал –

"звук мотора – смертельная опасность – немедленно бежать" – только укреплялся".

"Да, эти переживания глубоко врезались в ее память". — я задумчиво разглядывал

схематичный набросок.

"Мы выяснили и причину, и следствие. Я стер образы, представленные этим пиком.

Небольшое отступление: самый верхний уровень памяти всегда покрыт мелкой рябью

или волнами – это память ощущений и чувств в настоящий момент. Когда я стирал

память, Асве было неприятно – в подсознании ей приходилось заново переживать

случившеесе тогда. И в этот момент ты лизнул ее нос. Очень нежно, почти

незаметно, но она почувствовала. Ощущения от носа пошли в мозг, а я-то работаю.

Представь восьмибалльный шторм на море – и поймешь, что творилось в голове у нас

обоих. Я перехватил сигналы и мне удалось не допустить искажений в памяти Асвы.

Стерев пик, я столкнулся с проблемой "провала" в памяти – ведь пик проходит

сквозь все последующие уровни. И тут к месту пришелся твой совет: записать, что

ты всегда был рядом с Асвой. Как по-твоему, что получилось? Догадайся

логически". — в мысленном голосе Блурри звучала хитринка.

Я думал, а дракон водил кончиком хвоста по чертежу.

"Ты стер одно и сразу записал другое. Мой совет… Пик через все слои. — хвост

Блурри углубил черточки "клина". — Получается… Блурри, ты вписал меня в память

Асвы? Теперь я этим самым острым клином прохожу через все события последних двух

недель?"

"Да. — подтвердил Блурри без зазнайства. — И не просто вписал, а расцветил всеми

цветами радуги – вообрази себе радугу в серых тонах. Асва видит мир оттенками

серого, поэтому все образы в ее памяти серые. В глазах подруги ты выглядишь

очень даже круто – по памяти. Малость пофантазировал с выгодой для тебя".

"Блурри, надеюсь, ты не перестарался там?"

Мой друг немного помолчал.

"Нет. Я хорошо изучил тебя за то время, пока живу с тобой, и помню те "рамки",

которыми ты, будучи зверем, ограничиваешь свои возможности как Спауна. Я

выставил тебя в самом выгодном свете – но без излишеств".

Я покачал головой:

"Взломщик. Ты – самый настоящий хакер памяти. Пока ты работал, я вспоминал… — я

передал Блурри свои мысли насчет пророчества Монаха о двойнике. — …Как ты

думаешь?"

"Не стыкуется. Монах говорил: "Твой двойник, созданный тобой же". Меня создал не

ты, а Блурри – большой дракон. Сейчас напомню". — напрямик, "глаза-в-глаза",

Блурри послал мне образ из своей памяти, не знающей пределов…

…Голубое тело многократно обернулось кольцом вокруг массивного кресла. Голова

по­коилась возле моих ног. Заметив, что я шевельнулся, она поднялась выше. В

узких, раскосых глазах играло пламя, переливаясь богатой гаммой оттенков: от

бледно-голубого до темно-синего. Я протянул руку, но не смог прикоснуться, боясь

разрушить чудесный мираж. Голова тихонько ткнулась треугольным, плоским носом

мне в грудь. Я дотронулся до гладкой, отливающей голубизной поверхности. Холодок

металла был достаточно реальным.

— Блурри?

— Да.

— Ты помнишь все, что произошло?

— Да.

— Теперь ты отомстишь Гэрзу?

— Да.

— Чего же ты ждешь?

— Тебя. Ты столь многое сделал для меня. Я не мог просто так уйти. Я хочу

отблагодарить тебя, Спаун. — раздвоенный язык нежно лизнул щеку. — Пока ты спал,

я творил для тебя дар. Прими его.

Драконья лапа легла на мои колени, пальцы раскрылись. На ладони лежало нечто,

свернутое буквой S. Взяв подарок, я присмотрелся: дракончик, около 45

сантиметров в длину, миниатюрная копия Блурри.

— Этого малыша зовут Блурри – как и меня. И у него все мои возможности. Твоя

память была для меня открытой книгой, и я добавил ему многого от себя, опираясь

на твои знания. Ты создал меня, я – часть тебя, часть твоих знаний, памяти и

фантазии. Прими мой дар – мою частицу. Пусть Блурри будет тебе верным и

преданным другом…

…Блурри отвел взгляд – видение пропало.

"Ты прав – не стыкуется. Ответ на эту загадку еще впереди. И я уверен, что найду

ответ. Или он найдет меня. Так или иначе, одно предсказание Монаха уже сбылось –

я изменил себя до неузнаваемости. Меня не признает даже компьютер после

генетического анализа".

Незаметно рассвело. Я лежал рядом с Асвой, ожидая ее пробуждения. Утренняя

прохлада щекотала уши. В свежести утра привычные запахи были резкими,

насыщенными, они будоражили обоняние.

Асва зашевелилась, я разбудил ее, ласкающе потрогав бок. Милая смотрела на меня

и улыбалась. Не только приподнятые уголки пасти выражали улыбку – уши, глаза,

нос, щеки, усы – вся морда Асвы была одной тихой, мягкой улыбкой. Я отозвался

громким мурлыканьем, когда подруга лизала мои лапы и грудь, постепенно забираясь

на голову. Меня долго и нежно ласкали.

Ветер донес запах антилоп. Мы принюхались. Асва сияла в лучах восхода. Я

посмотрел в ее глубокие золотые глаза:

"Пойдем?"

И мы пошли на охоту.

Блурри остался сидеть на термитнике, глядя вслед уходящим гепардам. Самец на

ходу лизнул самку в ухо, она покрутила головой: щекотно, и в ответ лизнула его

щеку. В тихом порыве чарующей страсти соприкасались белые кончики хвостов.

"Другое предсказание Монаха тоже сбылось: Спаун нашел свою любовь". Эта мысль не

вышла за пределы сознания кибера и друг-трансмутант никогда не узнал о ней. Он

счастлив с подругой – и оба они осознают свое счастье.

Очень медленно Блурри осмотрелся вокруг себя – рядом с ним никого нет.

Сравнительный анализ выявил факт: в этом мире у него нет пары. Блурри был

одинок.


ГЛАВА 7. Ночь Рождения

Мы с подругой рассорились.

Заявив, что я провонялся людьми, машинами и прочими гадостями, Асва покинула

меня. Провожая глазами длинный, изящный хвост, я позвал. Очень нежно, с

ласкающей теплотой в голосе. Хвост без колебаний скрылся в траве. Вот такая дива

у меня. Я в раздумьи обнюхал место, где она только что сидела. Обнюхал себя

самого.

Верно, от меня пахло машиной, в которой я ездил недавно. Пахло людьми, чужим

домом, в общем, цивилизацией. Не удивительно, что я стал для Асвы подозрительной

личностью, от коей не знаешь, чего ожидать. Но, милая, месяц назад, когда ты

пришла ко мне после дневного отсутствия, от тебя несло – для чуткого носа –

наповал теми же людьми, машинами и, вдобавок ко всему, какими-то лекарствами. Я

тебе ничего не выразил по этому поводу. А ты вот… Сначала аккурат слопала все

мясо, что я принес, а потом только принюхалась ко мне. И ушла. Фф-ф,

неблагодарно, подруга, очень неблагодарно с твоей стороны.

Нет, дело, конечно, совсем не в мясе, не в материальной стороне. Тут ты просто

воспользовалась моей милостью. Да пользуйся, любимая, пользуйся на здоровье –

для себя я всегда добуду. Но вот твое поведение…

Двигаясь к водопою, Асва заметила вблизи морду знакомого самца. Опять он –

провонявшийся двуногими. Одарив его ледяным взглядом, она прошла мимо, не

проявляя внимания к нежному щебету.

Придется перейти к жестким воспитательным мерам. Прости, хорошая моя, тебе это

не понравится, но ты сама вынудила меня к этому.

Я налетел на нее единым могучим прыжком, оседлал, схватил за загривок и прижал к

земле. Широко расставленными задними лапами я зажал ее бедра, передними – плечи,

а навалившись грудью на лопатки, вообще лишил Асву возможности двигаться,

заблокировав в позе сфинкса.

Асва была возмущена до глубины души. Все ее существо восстало против такого

неджентльменского поведения со стороны того, кто… Нет, она никак не ожидала

столь наглой выходки. Никто никогда не смел обращаться с ней подобным образом, и

она сразу могла доказать это любому, кто думал иначе. А этот, этот… Она не

находила подходящих выражений. Ну, сейчас он меня узнает, нахал!

Она отчаянно сопротивлялась, но вывернуться из-под меня не могла по весьма

уважительной причине – мешало драгоценное брюхо. Трое котят и три кило мяса

придали телу неповоротливость. Живот "растекся" по земле. Даже в обычных

условиях Асве, чтобы перевернуться на другой бок, сначала приходилось

привставать, а уж тут…

Совсем близко от нас грузно протопал слон, я думал, что нам придется спешно

разбегаться, дабы не оказаться под ногами. Африканский "сумо" обошел парочку

гепардов, разминувшись почти вплотную. Глубокомысленно поводя хоботом, он словно

философски заметил: "Выяснение отношений в семье – дело серьезное". Тут я с ним

был солидарен.

Интересно было наблюдать смену чувств Асвы с течением времени. Прежде всего она

высказала мне все, что обо мне думает, не стесняясь в выражениях. Асва скребла

землю, крутила головой, пытаясь укусить мои лапы, шипела, рычала, завывала,

"чирикала", используя для выражения своего потрясения широчайший диапазон

звуков. Хвост бился хлыстом, поднимая пыль. Я молчал – следовало крепко держать

загривок, ибо в загривке этом сосредоточено будущее моей семьи.

Спустя час подруга, оказавшаяся в роли заложницы – подумать только – своего

любимого, малость притихла, наверное, подустав от эмоций. Ласково мурлыча, я

чуток расслабился – и буря чувств возобновилась с удвоенной силой. Было ясней

ясного, что мне здорово непоздоровится, если я отпущу ее, когда задетое

самолюбие требует немедленных действий. Вот, значит, мы и лежали невдалеке от

воды: она, распластанная в пыли и я – на ней сверху. Я продержал Асву в таком

положении несколько часов, пока она, мучимая жаждой, наконец не сдалась. К этому

времени наступил вечер.

Мурлыкая, строптивица задрала голову повыше, стараясь встретиться со мной

глазами: "Друг, ты – лидер, я подчиняюсь. Отпусти меня". Красивая, утонченная,

смертельно опасная, она лежит подо мной – такая смиренно-покорная. Ей можно было

верить.

Я встал, разминая лапы. Асва, приподнявшись, лизнула мой подбородок. Ответив

"поцелуем" в нос, я отошел, чтобы она могла отряхнуться и привести себя в

порядок.

Мы долго пили. Бледная луна отражалась в воде, прыгая по волнам, кругами

расходящихся от наших языков. Пересекающиеся дорожки волн исчезали во тьме, тихо

качая травинки. На противоположном берегу, ломая тростник, сопел и ворочался

бегемот, мелькали светлячки – глаза газелей, которые пришли к водопою. Давно

привыкший к черно-белому зрению, я любовался Асвой, чья светло-серая шерсть,

усеянная черными пятнами, казалась бесплотно-призрачной. Ее глаза светились во

мраке, изредка мигая. Асва прильнула ко мне, и я знал, что она счастлива – как и

я. Нужно ли большее?..


Сегодня охота не заладилась. Мы действовали по давно отработанному плану: я

загонял жертву в условленное место, откуда Асва выпрыгивала, словно на перехват.

Пользуясь секундной заминкой копытного, я валил его на землю, брал за горло или

рвал живот. Но в этот раз газель свернула в сторону так неожиданно, что я

столкнулся с Асвой и мы полетели кувырком.

Гневно "чирикнув", Асва наградила меня неслабой оплеухой и убежала. Разбежались?

Хорошо, поищи пропитание сама. Возобновлять отношения лучше всего на сытый

желудок.

Страусенок, болтающийся в зубах, уже не подавал признаков жизни. И вдруг

возникший невесть откуда павиан выхватил птицу из моей пасти. От такой наглости

меня оторопь взяла. Надо же, прямо изо рта вырывают.

"Прохвост, змею тебе под хвост!" — рыкнув, я помчался вдогонку.

Понял павиан мое мысленное ругательство или нет – не ясно, однако со всех ног

припустил к ближайшей пальме. Хвост, словно обломанный на две трети, подстегивал

своего хозяина по лысому заду, как плетка.

На меня падали серые перышки – павиан ощипывал мою добычу. На ствол этой пальмы

я взобраться не мог и лежал внизу, ожидая, когда обезьяне надоест сидеть в осаде

на верхушке.

Павианы считаются самыми опасными обезьянами Африки. У них хитрый и свирепый

нрав, они всегда ходят бандой, часто нападая на одиноких животных, и вдобавок ко

всему, очень мощные челюсти дают им превосходство в драке.

Я с чувством провел когтями по коре.

"Друг! По-мо-ги мне…"

Я насторожился – что это? С нажимом царапнул пальму еще раз, четыре глубокие

канавки легли наискосок.

"П-по-м-мо-ги мн-не…" Асва? Давно установившаяся между нами телепатическая связь

позволяла улавливать ее мысли. Призыв звучал с жуткой придушенностью, по спине

до кончика хвоста зазмеился холод – предчувствие скорой смерти.

"Где ты?" — я вскочил. И на мгновение увидел мир глазами Асвы. Солнце, деревья,

кусты, тени… Сориентировавшись, побежал выручать любимую – и не только ее…

"Блурри, радар. Люди, машины?"

Вся информация, полученная драконом с внутреннего радара, уложилась в одно

слово:

"Поторопись".

Я сразу набрал крейсерскую скорость – 113 кмч.

Вскоре я разглядел Асву, застрявшую в кустах в какой-то нелепой позе. К ней шел

чернокожий с ружьем. Я был слишком далеко, но браконьер, уверенный, что легкая

добыча никуда не денется, растягивал удовольствие. Он вразвалочку обошел вокруг

Асвы, осматривая ее красивую шкуру. И плевал он на то, что перед ним – самка,

которая не сегодня-завтра произведет на свет маленьких, совершенно беспомощных

детенышей. Ради сиюминутных денег этот выродок запросто мог погубить ее,

потомство… и мое личное счастье.

Да, для многих из нас красота – смертельный рок. Львы, леопарды, сервалы и

наконец, мы – гепарды всегда были для человека объектом охоты. Несмотря ни на

какие запреты, заповедники и "Красные книги", нас убивали и убивают ради

красивого меха. Мы с Асвой очень чистоплотны и тщательно ухаживаем за собой. В

часы отдыха я подолгу любовался, как Асва начищает свою шерсть – она бывала вся

мокрая от вылизывания. И мозг жгла нестерпимая мысль, что жалкие останки моей

подруги будут висеть ковриком на стене в гостиной какого-нибудь богача, услаждая

его взор. А затем, поеденные молью, бесполезным тряпьем останутся догнивать на

свалке. А Асву – в плачевном положении, не способную поднять лапу для самозащиты

– готовились казнить на моих глазах. Казнить за то, что она была красива.

Ей повезло – уже прицелившись, негр заметил меня – я отчаянно "чирикал" на бегу,

стараясь привлечь к себе внимание. Он довольно осклабился: убить двух гепардов

за раз – хорошие деньги будут. Один не убежит, а другой, как идиот, сам бежит к

нему.

"Черт африканский, да добудь меня сперва, а потом ухмыляйся".

Я шел очень мягко и плавно, неестественно высоко поставив голову. Отличная

мишень. Негодяю следовало бы знать старую истину: если жертва нападает на

охотника – лучше не считать ее жертвой. Я шел навстречу Смерти - а она улыбалась

мне черным оком вороненого ствола.

Когда палец на спусковом крючке шевельнулся, я резко дернул головой вниз.

Грохнул выстрел, пуля, которая должна была попасть в глаз, прочертила дорожку в

шерсти на макушке. Сердце шарахнулось от страха, резко подскочил адреналин, я

стиснул зубы. И снова иду с высоко поднятой головой… Клацнул затвор, второй

выстрел. Гонец смерти – горячий кусок свинца – зловеще свистнув, пронесся мимо

уха. И снова голова на высоте… Я избрал тактику абсолютно "неправильного"

поведения.

Третий выстрел. Пуля ударила в грудь, вырывая клочок шерсти, я качнулся, но

устоял, вперив в лицо негра преисполненный ненависти взгляд. Шаг за шагом я

подходил вплотную, готовясь нанести ответный свирепый удар.

Увидев, что пули не берут зверя, человек перепугался. Выкрикнув что-то, он дал

деру.

"Э, нет. Ты еще и других за собой приведешь". Я в два счета преодолел

разделявшие нас полсотни метров и прыгнул. Прыжок бегущего гепарда перехватить

невозможно.

Туземец лежал лицом вниз, потеряв сознание то ли от страха, то ли хрястнувшись

об землю. Винтовка – примитивная "помповушка" – валялась рядом. По моему приказу

Блурри полоснул лазером, разрезав оружие надвое. Переступив через тело, я

энергично притаптывался на нем задними лапами. Ну вот, теперь этому черномазому

придется стирать испачканную экскрементами майку. Позор. Выразив таким образом

свое презрение, пошел разбираться, в какую ловушку попала Асва.

Я подоспел вовремя – ее глаза были уже совсем мутными. Стальная нить,

затянувшаяся петлей, глубоко впилась в шею. Стремясь освободиться, Асва едва не

освободила душу от тела.

Блурри прыгнул на бок Асвы, пробежался до шеи. Раскрыв пасть, он трансформировал

зубы. Ряды тонких игловидных зубов, выдвинувшись из "десен", перевернулись на

микроскопических рамочных креплениях, подставляя алмазную режущую кромку, и

встали на место – иглами в "десны".

Ему удалось завести коготь под петлю и ослабить ее настолько, чтобы просунуть

нижнюю челюсть между металлом и плотью. Петля разлетелась. Вернув зубы в

положение "иглы", Блурри схватил проволоку и убежал, сказав, что у него

появилась интересная идея касательно аборигена.

Асва чуть дышала, свесившийся язык подрагивал. Я волоком вытащил ее за шкирку из

гибельного куста. Безвольное тело было очень тяжелым. Скоро вернулся Блурри.

Сидя на Асве, медленно кивая головой, он сканировал ее внутренности. Кибер,

неодушевленный механизм, Блурри, тем не менее, знал цену жизни, знал, что меня

беспокоит.

"Все живы". — доложил он.

"Что ты там делал?" — я тащил кошку, двигаясь задом наперед. Время от времени,

выпуская ношу, оглядывался – куда иду?

"Я перевернул этого мерзавца на спину и лазером намертво впаял проволоку ему в

грудь. Узором. Получилось очень даже хорошо – в самом плохом смысле. Он теперь

не сможет появляться на людях с голой грудью. Обречен пожизненно носить

рубашки".

Как может ящерка весом в сотню граммов перевернуть взрослого человека? Но Блурри

лгать не станет – незачем.

"Да пошел он к…" — я злобно лязгнул зубами.

Асву привел в чувство запах крови. Что-то маленькое мягко шлепнулось на нос и

потекло. Шлеп, шлеп, шлеп. Она облизнулась. Шлеп, шлеп, шлеп – на губы, на язык.

Открыла глаза. Ее самец сидит рядом, держа в зубах большой, кровоточащий кусок

мяса. Здесь же лежит газель. Ласково и нежно глянув на друга, взяла угощение.

Жевала долго, несмотря на голод – болезненно было глотать.

…Стягивает горло, трудно дышать. Пытаешься вырваться – давит еще сильнее.

Думаешь о нем, призываешь на помощь. Он почувствовал грозящую тебе опасность:

"Где ты?" Подсказываешь, не надеясь, что поймет – сознание помутилось, не

вздохнуть. Подходит человек – слабая надежда, люди очень давно помогли тебе,

освободив из такой вот петли. Двуногий поднимает убийственную палку. Это твоя

смерть. Слышны резкие, знакомые звуки – угроза и призыв одновременно. Поздно,

друг прибежал слишком поздно. Человек поворачивается к нему. Он убьет его, затем

тебя. Друг идет медленно, подставляется под гибельный огонь. Зачем?.. Выстрел.

Но он не упал, не побежал – лишь пригнулся на миг. Идет… Выстрел. Он отклонился

вбок. Идет… Выстрел. Этот удар в грудь – смертелен, но друг жив. Идет… Двуногий

испугался, убегает. Он бежит за ним. Опасность миновала, рвешься на свободу из

последних сил. Давит… Сознание угасает…

Или Асва просила прощения, что ушла от меня, или благодарила за спасение – но

ласкалась ко мне, как никогда прежде. У подруги был удивительный стиль ласк: как

бы стойко я ни держался, она, вылизывая мои уши, нос, неизменно укладывала меня

на землю, и окончательно сводила с ума уже в лежачем положении. Невозможно было

сохранять равнодушие, когда она ходила вокруг, мурлыча, возила головой по боку,

обнимала меня, лизала морду.

Я шлепнул Асву по голове, напоминая про оплеуху, что досталась мне утром. На

морде и в глазах появилось виноватое выражение, упав на спину, извиваясь, она

подползала ко мне, приглашая потрогать живот. Когтями, острыми, как бритва, я

тихо провел по брюху. Двумя ровными рядами выступали 14 черных сосков, начавшие

разбухать еще месяц назад – сейчас они были крупные и тяжелые. Асва выгнулась в

дугу, головой на спину. "Видишь, я вся твоя, я бесконечно доверяю тебе". —

говорили ее глаза. Изо всех сил старалась загладить свой проступок.

Я тяжело вздохнул: ну, что тут скажешь? Сказать – ничего, а сделать можно.

Угрюмо, словно нехотя, прикоснулся клыками к шее Асвы. Сжать – и все будет

кончено. Она не шелохнулась. На долгую минуту мы замерли, зная, что ни тот, ни

другой не станет защищаться или нападать. Это был ритуал доверия. Я лизнул ее

горло – самое уязвимое место, которое инстинкт самосохранения призывает защищать

в любых условиях. Асва замурлыкала – она полностью доверяла мне, и доказала это.

"Ты знала, что я приду к тебе. Зачем же было убегать?"

Да, она знала об этом. И заодно лишний раз убедилась, что у меня уже давно

"крыша в пути". Никакой зверь в здравом уме не полезет под пули. Но именно

благодаря своему сумасшедшему другу осталась в живых.


Была середина Сентября, и я с тревогой думал о грядущем сезоне дождей. Перед

дождями выжигают сухую траву, чтобы свободно росла новая, и местность не

превращалась в болото. Но нам-то где быть во время пожара? Этот вопрос крутился

в голове давно, однако единственно надежным выходом оставалось переправиться на

другой берег реки.

И тут возникли напряги с Асвой. И все упиралось не в физические данные – Асва,

хоть и стала довольно тяжелой на подъем, сохраняла высокую активность. Вопрос

касался территориального разграничения. Жена имела охотничий удел протяженностью

километров в 12, а река служила границей между ее и смежным участками, и Асва

никоим образом не могла нарушить непреложный закон раздела угодий. Скорее она

готова была задохнуться в дыму и гари на своей территории. Это я мог ходить, где

хотел.

Я напомнил ей, что она уже переходила реку один раз. Безрезультатно. И я почти

сразу догадался, в чем причина – в памяти. Асва использовала тот брод, чтобы

уйти подальше от приехавших на машине людей – теперь я знал, что это были отец и

сын Стронгеры. Так или иначе, Дик на следующий день после приезда заснял нашу с

Асвой любовную сцену. Блурри стер все, что имело отношение к рефлексу "звук

мотора – смертельная опасность – немедленно бежать", и брод навсегда исчез из

памяти Асвы. Его помнили только я и Блурри, а на картах он не отмечен.

И вот сбылось худшее, чего я ожидал: траву запалили. Зверье саванны, отринув

мелкие распри и междоусобицу, объединилось в стремлении спастись от огненного

монстра, который несся с ураганной скоростью, сжирая все, что попадалось в

жаркие объятья.

Мы бежали к реке. Но у самого берега Асва встала. Впереди – вода, позади –

ревущий ад.

Асва повернулась, намереваясь бежать дальше вдоль берега, но я преградил ей

путь.

"Там опасно". — ответила она на молчаливый вопрос партнера.

"Здесь тоже очень опасно. К воде!" — приказал я, зашипев и плечом упираясь в ее

голову, направил, куда надо.

На краю невысокого яра Асва опять встала.

Я издал ободряющее "Мр-р", но подруга отступила на шаг.

Уговорам и терпению настал конец – огонь почти хватал нас за хвосты. "Из-за

твоих границ территории мы рискуем переступить границу жизни и смерти". Асва

почувствовала сильный толчок в попу, потеряла равновесие и, чтобы не

кувыркнуться головой в реку, ей пришлось прыгать. Гепарды не любят плавать, и

Асва повернула назад, но я уже плыл рядом, своим мощным телом прикрывая жену от

напора течения, а берег поглотило пламя, на голову летели искры и горящая трава.

Вплавь мы достигли маленького, поросшего осокой островка. Шерсть прилипла к

нашим телам, и если я, как сказал Блурри, выглядел мускулистым, крепким и

статным, то Асва… Помня, что мы улавливаем мысли друг друга, я активно помогал

ей, причесывая языком сбившуюся шерсть, и все же с трудом удерживался, чтобы не

покатиться со смеху – мокрая подруга смотрелась очень потешно. Шерсть слиплась,

подчеркивая ее природную грацию, но собственное брюхо все выставило в комичном

свете – получалось, не брюхо при Асве, а Асва – при брюхе. Я даже язык прикусил.

Мы соседствовали с небольшой стайкой желтых цапель, доставляя им некоторое

беспокойство, но улетать птицам было некуда: небо в тучах дыма, берега в огне –

ветер забросил искры через реку, и они занялись там. И сами мы находились не в

лучшем положении вынужденных Робинзонов. Принимая во внимание острые клювы

цапель, я определил их как опасную добычу. Но иметь рядом пусть опасную, но

добычу все-таки лучше, чем ничего.

День мы провели, вылизывая друг друга и обсыхая. Кажется, Асва понимала, что

купание являлось оптимальным из всего, что я мог предложить ей. Она задумчиво

смотрела на тлеющую прибрежную растительность, и так же задумчиво шевелился

кончик хвоста. Постепенно ее сморил сон, и она уснула прямо на берегу, полагаясь

на недремлющий инстинкт опасности и меня.

Моя прелесть и до знакомства со мной поддерживала неплохую физическую форму. Я

хорошо кормил себя и Асву, и ее внешность приятно изменилась. Даже когда Асва

просто шла, под шкурой играли мышцы, отложившийся слой жирка придавал мягкую

округлость линиям тела, лоснящаяся шерсть блистала. Невозможно было отвести

взгляд. Асва поражала меня своим великолепием – и знала, что она мне нравится.

Забеременев, ненаглядная приобрела очаровательный живот, и неуловимые черты

появи­лись в ее красе. И сейчас, охраняя ее сон, я думаю, что беременная женщина

– самая прекрасная женщина в мире. И не имеет значения, человек это или

животное. Особенно – твоя любимая… Последнее время ей не приходилось охотиться –

я взял на себя все обязанности снабженца, ненавязчиво отстранив Асву от забот.

Быть может, поэтому она так разозлилась, когда я провалил утреннюю охоту? Ловко

эта газель меня обставила. Вместо того чтобы обороняться от якобы нападающей

кошки, и умереть в моих зубах, как предполагалось по сценарию, она отпрыгнула.

Хорошо еще, Асва увернулась от прямого удара в живот, когда я врезался в нее на

полной скорости, и ей досталось скользящим в грудь.

На боку Асвы появилось выпячивание – очень даже заметный бугор. Кто-то там, в

животе, с удовольствием потягивался и его головка выперла. Я тихонько дотронулся

– бугор тут же исчез. Детишки проявляли активность – хороший знак.

Глубокой ночью я утащил одну за другой трех цапель, и Асва не осталась без еды.

Слепые и беззащитные во мраке ночи, птицы умирали тихо – сбивая их в прыжке, я

моментально ломал спины. Двух подруга умяла целиком, и чуть не присвоила третью

– мою. Я тихим рычанием напомнил, что она тут не одна. Облизнувшись, Асва легла

рядом, и не беспокоила меня, пока я ел.

Наутро цапли недосчитались своих, им многое пояснили беспризорные перья – и

только мы их и видели. Положение становилось небезопасным: о нашей робинзонаде

прознали крокодилы.

Пожар закончился – огонь угас, сожрав все, до чего смог добраться. Похоже, Асве

было все равно, куда переправляться, оба берега виделись ей одинаково

опустошенными. И предоставила решать этот вопрос своему другу, то есть мне. Я

посоветовался с Блурри. Подключившись к спутнику – "Циклопу", который был

неустанным зрителем всех моих приключений вот уже 8 месяц, Блурри обследовал мир

его "глазом" и сказал, что на правом берегу зона пожара меньше. Нам вообще

нельзя оставаться на пепелище – слишком заметно выделялись наши золотые шкуры на

фоне пепла.

Решено: уходим на правый берег. Но как быть с крокодилами, окружившими наш

островок?

Дракончик заверил, что на сей счет я могу не беспокоиться, и привел в боевую

готовность лазерную пушку. Тоненький лучик уперся в травинку – она задымилась и

вспыхнула, когда Блурри добавил мощность. Я быстро прибил огонек, не давая ему

разгореться. Откинув пять плазменных ускорителей, расположенные на спине, груди,

и сбоков у основания хвоста, Блурри несколько раз включил-выключил их, после

чего удовлетворенно кивнул:

"Я прикрою вас".

Спокойствие утренней зари… Обманчивое спокойствие речной глади… Затаившиеся где-

то под водой рептилии… Асве тяжело плыть, я плыву сбоку, как и вчера, чтобы ее

не сносило сильным течением. Рептилия-кибер, плавающая вокруг нас… Внезапно она

ныряет, и я напрягаюсь в ожидании мертвой хватки за хвост или лапы. Страшно за

Асву – я мало чем смогу ей помочь. Всплывает аллигатор, перевернувшийся кверху

желтым брюхом. Неожиданная смерть в образе голубого ящера настигает еще одного

зубастого – Блурри сжег лазером мозг крокодила. Под его надежной защитой мы

благополучно достигли берега, немного отдохнули и безостановочно шли, пока не

кончилась "черная зона", где нас легко мог заметить любой охотник. На полдороге

я подобрал маленького теленка, довольно-таки подгоревшего. Асва с интересом

обнюхала мою находку, скроила недоуменную мину: "Разве такое можно есть?"

"Можно". — ответил я. Если бы Асва могла пожать плечами, она так бы и поступила:

что, мол, тут сделаешь? Друг с причудами, зато надежный. Именно такое отношение

я прочел в ее телодвижениях. И на ходу долго мусолил в зубах подвернувшеесе

"жаркое".

Зной мы пережидали в тени, куда дошли очень кстати – припекало уже вовсю. Когда

жара спала, изучали новые места, разойдясь на небольшое расстояние. Я понемногу

метил каждое третье-пятое дерево, и подруга то и дело натыкалась носом на мои

"Здесь был я". Асва не ставила "метки" на уровне носа, зато охотно "столбила"

участок, оставляя лужицы и кучки на видных местах, терлась о стволы и ветки. Я

залез повыше и долго осматривался.

Местность оказалась неудачной: кусок леса и унылая каменистая возвышенность.

Куда мы пришли? Где вода? Кого здесь ловить? Где найти убежище? Асва уже давно

присматривала надежное место, где могла бы окотиться. Она чувствовала, что

осталось ждать совсем недолго и ее беспокойство передалось мне.

"Блурри, пораскинь радаром и мозгами – куда пойдем? Условия такие: меньше врагов

– любых, вода, еда, укрытие, и все – в одном месте".

"Пораскинув", он сказал пройти километров пять на юг, тем самым опустившись с

возвышенности. Асва ожидала меня под деревом, жуя какую-то травинку. Я описал ей

картину: охота и укрытие здесь очень плохие. Она не могла знать о Блурри, но

много раз виде­ла, что по части точных сведений ошибок у меня не бывает, и

безропотно пошла за мной. За день мы совершили два длительных перехода, этот

день оказался последним в наших странствиях: уже через сутки мы стали жить

оседло, в связи с прибавлением в семье.

Мы действительно нашли все – водопой, добычу и убежище – огромный куст "погоди

немного", такой густой и спутанный, что нам самим пришлось долго ходить вокруг

да около, изучая подступы и доступы к своему же дому. Наконец, воспользовавшись

шнурами и моментом, когда Асву отвлекла пролетевшая мимо пичуга, я удалил пару

веток в нужном месте. Неожиданно обнаружив удобный вход, Асва забралась в

"погоди" и тотчас заснула.

Утром она не вышла. Отказалась есть. День напролет возилась, намывая шерсть. Я

обретался поодаль, не желая привлекать ничьего внимания своим присутствием у

куста. И готов был вступить в противоборство с любым, будь он животным,

человеком или машиной. Блурри обеспечивал более чем надежный тыл, наблюдая с

верхушки акации.

Бесконечная карта звездного неба развернулась над миром. Тонкий месяц рожками

влево поблескивал, как румбы неземного компаса. День, казалось, будет длиться

вечно, но ночь уговорила его отправляться на другую сторону планеты. Мы ждали.

Ждала Асва – когда детки будут готовы к выходу в свет, вернее – в ночь. Ждал я.

Весь этот "вечный" день я проспал в ожидании, постоянно слушая, что происходило

ТАМ. Ближе к полуночи расслышал тихое щебетание – меня звали. До куста я дополз

на брюхе. Просунул голову под нижние ветки, чувствуя, как крючки колючек цепляют

шкуру.

За день Асва утрамбовала небольшую площадку, на которой сейчас и лежала. Кроме

нее, никого.

— Мр-рн – "Как ты?" — спросил я.

Она ответила почти беззвучно – ее "мяу" находилось за пределом человеческого

слуха. Но я услышал. Подруга хотела, чтобы я просто был рядом, моя близость

придавала ей уверенности – этого достаточно. И я, продвинувшись немного глубже в

куст, снова ждал.

Заворчав, Асва привстала, потопталась кругом, легла. И вдруг напряглась, так

резко, что у меня заныли мышцы. Я замурлыкал, успокаивая себя и ее. Она

расслабилась. Потекла околоплодная жидкость, запахло кровью. Появилась головка,

Асва снова напряглась, расслабилась, и котенок мягко выскользнул из нее. Он

родился в "рубашечке". Мать перекусила пуповину и слизала с новорожденного

"рубашку". Мой Разум бесстрастно наблюдал, а тело вибрировало, точно мотор на

холостом ходу, и Душа пела в такт телу.

Первый малыш оказался самым маленьким. С двумя следующими Асва провозилась

дольше – они были заметно крупнее. Наконец, роды закончились. Весь процесс

длился какие-то полчаса, а любимая еще долго нервничала, словно с минуты на

минуту мог появиться четвертый – незапланированный. Но вот она успокоилась,

почистилась, и, мурлыча, нежно вылизывала котят, подвигая их к соскам.

Я очень редко слагал стихи, но сейчас мои чувства сами обрели форму строк:


Три теплых комочка шерсти

Пискнули и задрожали.

Мы их ожидали вместе

И, кажется, ближе стали.


Серые, мокрые, мягкие,

Три копии нас самих.

Да, слабы еще пока лапки

У крох беззащитных таких.


И к матери нежно прижавшись,

Затихли, кормясь молоком.

О, Асва, я так теперь счастлив,

Хоть было нам так нелегко.


Ты тихо и сладко зеваешь –

Усталость берет свое.

Я рядом лежу, созерцая

Потомство родное свое.


И мыслей немало разных

Мелькают одна за другой,

Но все же великий праздник

Сей ночью у нас с тобой.


Ответственность? Да, большую

Теперь на себя беру.

Любимая, будь спокойна:

Я сделаю все, что смогу.


И взгляд твой, с моим встречаясь,

Читает в нем все без слов.

Хочешь знать, счастлив ли?

Счастлив.

Как никогда и никто.


Прежде, чем вылезать из куста, я обласкал ее нос. Асва устала, но была очень

счастлива.

Я смотрел в небо, слезы счастья текли по щекам. Тяжкий груз трехмесячного

ожидания пал с моих плеч. Купаясь в океане счастья, я молча возносил хвалу

небесам, благодаря Судьбу за этот жизненный путь, за все, что сложилось именно

так. Случись мне оказаться в начале этого пути – я прожил бы все заново, ничего

не меняя. Жизнь прекрасна, не смотря ни на что. Этот мир – он прекрасен и

страшен, безмерно добр и крайне жесток, он дает все – и может все отнять. И мало

жить в нем, нужно иметь мужество жить.

Сей ночью трое гепардов заявили о своем желании жить в этом мире. Мы с Асвой

дали им шанс. Теперь многое зависит от того, как они воспользуются счастливым

билетом в игру, которая называется "Жизнь". Многое зависит от них… и от меня. Я

осознаю, какую огромную ответственность беру на себя. Я должен стать для своих

детей надежным проводником в этой игре, где, в конечном счете, все сводится к

одному правилу: "Ты – или тебя". Должен научить их выживать, держаться друг

друга. Должен оберегать их, пока они не станут достаточно крепкими, и смогут

заботиться о себе сами. Отныне в течение 18 месяцев я отвечаю за них, их

здоровье, счастье, воспитание. Асва доверяет мне жизнь и судьбу детей, так же,

как доверяет мне сама. Я отвечаю перед ней, и прежде всего – перед самим собой.

И спрашивать с себя я буду без оговорок, жестко, справедливо и по всем пунктам.

Груз трехмесячного ожидания сменился новым грузом отцовства. Я принял его – без

сожаления и страха.

"Ты познаешь нового себя – любящего и заботливого отца". Да, свершилось…

Узкая полоса голубого света скользнула по Асве и малышам – Блурри сканировал их.

Он знал, какие чувства я переживаю, и не торопился нарушать мое состояние – оно

должно было завершиться само.

"Две девочки и мальчик. — сообщил Блурри, когда мои мысли вернулись в привычную

колею. — Повсеместная интернетизация позволяет мне, виртуальному хакеру,

копаться в личных файлах любого человека или организации. В этих файлах я не

копаюсь – на то они и "личные", но кой в чем другом… Очень интересно для меня

изучать статистические данные – из них можно почерпнуть много сухих фактов.

Сейчас я просматривал данные на тему гепардов в библиотеке одного из ведущих

зоологических университетов мира. Сканируя, сравнивал статистику и реальность,

которая лежит в кустах. Не буду грузить тебя массой фактов про сантиметры и

граммы, скажу основное: твои дети на порядок крупнее обычных. Только первая,

маленькая девочка соответствует параметрам длины и веса, указанным в банке

данных. Мальчик и вторая девочка превосходящи по всем показателям. Понятно, что

у Асвы были некоторые затруднения, но она отлично справилась. Поздравляю вас".

Да, дети крупнее, чем обычно – это подарок им от их отца-суперзверя. Вдали

послышалось мычание буйвола, по звуку я сразу определил, что ему хана. Втянув

лапки, Блурри неторопливо полз куда-то змейкой, крохотные чешуйки блестели на

его спинке.

Вчера я обратил внимание, что вокруг нашего убежища нет палаточных городков и

автодорог, и порадовался этому: люди не будут мешать нам. Но сейчас Блурри

сказал мне новость, которая в корне изменила мой взгляд на обстановку. Асва

права: нам не следовало форсировать реку и пересекать зону пожара.

Мы ушли за границы Кении.


ГЛАВА 8. Воин-Философ

Восход Солнца возвестил начало нового дня.

Асва высунулась из куста, внимательно огляделась и, успокоившись, побежала к

водопою. Она следила за направлением ветра и выбирала дорогу так, чтобы ветер

относил ее запах от укрытия.

Память – странная штука. Иной раз она как программа "поиск", когда в качестве

критерия отбора задаешь только расширение, и компьютер находит все имена подряд.

Или как поездка ночью в лесу – огни фар выхватывают из мрака причудливые силуэты

деревьев, а днем тот же путь знаком и ясен. Но совсем уж непредсказуемо

получается, если в память вносить изменения, подтасовывая события. Асва стала

живым этому подтверждением. Уходя к водопою, она вела себя в точности так, как в

тот роковой день, когда слоны растоптали ее детенышей. Сейчас я думал об этом

спокойно – воспоминания сгладились, ощущения притупились. Будто и не было для

Асвы этой трагедии, неожиданной встречи со мной и трех месяцев беременности.

Блурри – хакер памяти – вычеркнул из ее жизни значительный кусок, история не

прерывалась, а я… Я всегда был рядом.

Я залез в наш "дом" и лег рядом с малышами. Они спали, уложенные в кучку друг на

друга. Пока любимая пьет или охотится, я буду охранять ребят. В этом заключался

главный "плюс" семейной жизни. Если раньше Асва растила детей в одиночку, то ей,

прежде чем уходить куда-то, следовало убедиться, что дети надежно спрятаны.

Иначе, придя с охоты, она могла найти их мертвыми – павианы, гиены, наконец,

самые грозные наши враги – львы не раздумывая расправились бы с маленькими. Все

эти три месяца я планомерно и настойчиво работал над Асвой, изменяя ее

инстинкты. Когда она, насытившись, отдыхала в тени, я ложился напротив и, глядя

в непостижимую глубину ее глаз, рассказывал, что, действуя сообща, проще

охотиться, легче выжить. Мои "лекции" напоминали монолог профессора перед

ребенком и, хотя я делил "фразы" на короткие отрывки-образы, нередко кончалось

тем, что Асва засыпала на "полуслове". Но теперь я не волновался за нее –

тонкая, гибкая натура подруги усвоила уроки, сохранив данные от природы чуткость

и постоянную настороженность. Асва стала более уверенной, она лихо гоняла гиен,

шакалов, грифов, и не оробела, когда один раз нашей добыче – преклонного

возраста буйволу – позавидовал лев. Уступая мне в силе и весе, она мужественно

стерегла тушу и в то же время ела, пока я изводил льва молниеносными атаками. На

помощь льву поспешила львица, а за ней еще один лев. Нас прогнали. Но самое

замечательное заключалось в том, что Асва прихватила с собой огромный кусок –

какой только могла унести на бегу. И потом отдала его мне – весь. Я долго ласкал

ее, благодаря за заботу. Зная меня, Асва могла быть спокойна за детей – я готов

умереть, защищая их.

Маленький котенок, почуяв незнакомый запах, тихонько пискнул. Я обнюхал его.

Пока что они для меня были все "на одну морду", и с первого взгляда я мог

отличить лишь маленькую девочку. Ее сестричка и братик не отличались друг от

друга внешне. Покрытые густым пепельно-серым детским пушком, с кругленькими

пятнистыми животиками, они мирно спали рядышком. Я нежно перевернул их обоих

лапой на спинки. У одного из них под хвостиком были три кожистых нароста

величиной с горошину, расположенные треугольником. Мальчик. Почувствовав

дискомфорт, он завозился, перекатился на бочок и, ткнувшись носом в сестренкин

бок, спокойно засопел.

Я присмотрелся внимательнее, запоминая черты мордочек. Хотя казалось, что эти

двое одинаковы, мальчик был чуть крупнее и плотнее девочки. Я решил дать детям

имена позже, когда они покажут свой характер, а пока назвал их для себя:

Мальчик, Большая девочка и Маленькая.

Блурри опять отсутствовал, последнее время он гулял часами, а порой и днями

напролет. Я не отзывал его из путешествий – мы жили независимо друг от друга.

Блурри не станет причинять вред кому бы то ни было, так как осознает свои

возможности уничтожения всего и всех. А чем более смертоносен робот, тем более

жесткими и рассчитанными должны быть его программы и блокировки. В случае взлома

программ управления или неподчинения основным директивам – карательные меры

вплоть до полного самоуничтожения. Блурри не являлся роботом в прямом смысле, он

гибрид высоких технологий и магии. История создания дракончика была довольно

туманна для меня. Возможности Блурри по части ведения боя в различных условиях

очень разнообразны, а убить его можно разве что антиматерией. Блурри был самым

опасным и, наверное, самым миролюбивым существом в мире. Жизненная философия

кибера имела много общего с моей, основываясь на "предании Мастера", принципах

Айкидо, проповедующих глобальное миролюбие и снисходительное отношение к

слабому, а также моей памяти. Я, зная эти принципы, не всегда следовал им –

представления о "глобальном миролюбии" не соответствуют моему мировоззрению, и

считаю, что побежденного врага нужно не щадить, а добивать. Ты его щадишь и

уходишь, а он тебе – нож в спину. В случае с Читором, однако, я пощадил его,

потому что гепарды малочисленны, к тому же он продемонстрировал безоговорочное

подчинение, подставив брюхо. Но если бы он напал вторично – я порешил бы его

сразу.

Внезапно послышалось свирепое шипение: "Убью!" Я подскочил, инстинктивно

прикрывая собой котят. Сквозь ветки просунулась искаженная яростью морда, я с

трудом признал Асву – так она была не похожа сама на себя, на ту Асву, которую я

привык видеть. Бывало, она и раньше приходила в ярость, когда нам надо было

отстаивать свои права на жизнь и добычу, но такую злобу я видел впервые.

"Ты чего?" — испуганно "чирикнул" я, отстраняясь, когда она ударила лапой.

Ударить в ответ я не мог – передо мной была любимая, родная женщина. Не бить же

своих? В крайнем случае, я сразу поставил бы ее на место, но сейчас было что-то

не то.

Сморщенный "гармошкой" нос и грозные складки щек вдруг разгладились, Асва

смущенно фыркнула. Обозналась. Не привыкшая к надежному семейному тылу, подруга

приняла меня за чужака, который собирается позавтракать ее детьми.

Она обнюхивала мою голову, пока я, цепляясь за колючки, освобождал ей место –

все сразу мы под один куст не помещались. Убедившись, что я – это я, а не кто-то

посторонний, Асва залезла в куст и разбудила всю компанию. Вылизывая детенышей,

она устроилась, чтобы им было удобно сосать. Тычась носиками в мамин живот,

котята отыскали соски и дружно причмокивали.

В человеческом мире я не обременял себя семьей, даже никогда серьезно не

задумывался: хочется ли мне иметь детей? А теперь?.. Я ни на миг не усомнился в

своем выборе. Мальчик, Большая и Маленькая – мои дети. Я с Асвой выращиваю троих

детей, а значит, буду любить их, оберегать, вылизывать и чистить им попочки, как

она. Все заботы семейной жизни я стану делить с подругой без уклонений и

брезгливости.

Тонкие нити солнечных лучей, протянутые сквозь сплетение ветвей, искрились на

золотом боку подруги.

Асва, как я тебе благодарен – ведь ты решилась покинуть знакомую территорию,

чтобы быть со мной. Перемена места жительства – всегда стрессовая ситуация, а

ты, кроме того, пришла сюда, в чужие края. Пришла, потому что знала: я приведу

тебя в безопасное место, найду хорошо укрытое логово. А ведь я сам не знал, куда

иду. Ты доверяешь мне – и я глубоко тронут твоим доверием. Прости, пожалуйста,

за тот шлепок, которым я угостил твою мягкую попу.

Не обращая внимания на колючки, я просунул лапу и тронул ее хвост – Асва подняла

голову, тепло взглянула на меня. Глаза тускло светились в тени. Эйфория

наполняла сердце от простого взгляда на подругу или прикосновения к ней.

Ненаглядная ты моя… У тигра – тигрица, у льва – львица, а у меня – кто же? Как

назвать мою представительницу прекрасного пола? Гепардица? Звучит непривычно, но

логически правильно. У гепарда – гепардица.

Вытаскивая лапу, пришлось оставить колючкам клочок шерсти – как награду за

остроту и честное исполнение охранных обязанностей. Асва погрузилась в тихую

дрему.

Чудесная семья у меня, приятно посмотреть. Удивительную женщину подарила мне

Судьба. Чуткая, нежная, ласковая и любящая, она могла быть холодной и

неприступной, но в общении со мной тонко чувствовала грань, которую нельзя

пересекать. Даже если дело приближалось к ссоре, Асве, чтобы охладить меня,

достаточно было лечь на спину, показывая мне, разозленному, свою полную

беззащитность, и играючи потрогать лапой: "Ну, что же ты? Давай помиримся".

Заложенные Природой моральные рамки не позволяли ударить открыто

подставляющегося под удар соперника, тем более, когда враг этот – твоя подруга.

У Человека и Зверя моральные ограничения примерно одинаковы, и у того, и у

другого их можно ослабить либо усилить соответствующим воспитанием.

Впрочем, у нас не было повода для ссор, не возникало конфликтов, от которых

обычно разваливается человеческая семья: эмоционального, психосексуального,

возрастного, материального. Проблема ценностей отпала сама собой – система

ценностей у нас с Асвой одинакова. Статусно-ролевой конфликт мы решили, учитывая

силу и опыт партнера – тон в охоте всегда задавал я, а добычу разделывали

вместе. Мы жили мирно и дружно, все время мурлыкая друг другу. Конечно, у нас

бывало плохое настроение, когда мы могли сказать один другому: "Отвали", но

спорных вопросов, могущих привести к развалу семьи, не существовало.

Почесав голову о камень, – осталась пахучая метка, – глянул вокруг. Места

практически незнакомые, мы пришли сюда по наводке Блурри. Вчера Асва не покидала

куста, я обошел все в радиусе километра, не решаясь уходить далеко от подруги.

То, что я увидел, было словно специально создано для нас самой Природой.

Возвышенность резко сменялась равниной с невысоким кустарником, кой-где росли

деревья и краснели неровные пирамидки термитников. Забравшись немного выше на

камни, отсюда можно наблюдать за стадами зебр и гну. Водопой – большое болото –

привлекал множество птиц, антилоп, газелей, лошадей и, как мне показалось, там

водились даже свиньи. Стадо Грантов, щиплющих траву – такая привычная и милая

хищному сердцу картина. Иногда всех пугали львы – берега сразу пустели, животные

разбегались, и я мог смотреть на охоту львов. Большая львиная семья – прайд –

жила по ту сторону болота, нам они пока не угрожали. До воды было минут десять

спокойного бега трусцой.

Наш куст с двух сторон обступали камни, со стороны болота его закрывали деревья

и кусты. Набрести на убежище можно было исключительно случайно, а если искать,

так только по следам и зная, где искать. По камням сновали шустрые серые ящерки,

прячась в такие узкие щели, что я удивлялся – как они туда проскальзывают?

Блурри оказал нам неоценимую услугу – он привел нас в настоящий рай. Жаль

только, что на сей Эдем не распространялся утвержденный в Кении закон ?Не убий?.

Месяц-пол­тора, пока котята не научатся ходить и бегать, я буду жить в

постоянном ожидании непрошеных двуногих гостей. Но даже это не могло омрачить

моей радости.

Я катался в траве и прыгал на камни, пытаясь изловить ящериц. Хлоп – поймал

одну, но она попала между пальцев и выскользнула, когда я чуть поднял лапу. И

унесла с собой хвост – вопреки легенде, что ящерицы оставляют хвосты. Хвост был

красив, и хозяйке не захотелось бросать его на произвол судьбы. Хотя, если

выбирать: или жизнь или хвост – первое предпочтительнее, а второе вернется со

временем.

Асва теперь много времени будет проводить "дома" с котятами, а я пройдусь по

Эдему. Ветер дул от болота в нашу сторону, я вспомнил, как уходила подруга. От

куста я должен идти к воде, петляя и путая следы, а обратно делать крюк по

ветру, чтобы мой запах не разносило повсюду.

Ласковым "Мр-р" я попрощался с любимой и пошел "изучать и расширять территорию".

Привычно "застолбив" участок кучкой помета, я решил, что надо предостеречь Асву:

ради спокойной жизни и безопасности она должна уходить оправляться подальше от

"дома", чтобы не навести на укрытие врагов. Метить здесь, вокруг логова, нельзя

– нас могут найти по запаху, этим самым меткам. Если ты метишь территорию, то

заявляешь свое право на нее и обнаруживаешь свое присутствие. Я мог ставить себя

здесь хозяином, если бы жил один или в паре с Асвой, как раньше, но безопасность

семьи важнее, нежели границы владений. А если не будет наших меток, то нас самих

здесь тоже вроде как нет.

В низкорослой желтой траве торчали столбики. Проходя мимо, я не обратил на них

внимания, наблюдая за газелями, стоящими по берегу. И вдруг все столбики

исчезли. Не померещились ли они мне? Охота сразу отошла на второй план, теперь

мне важно было узнать природу этих столбиков. Не опасны ли они для меня? Что,

если это хитроумная ловушка-электрошокер: встанешь на "место", а столбики из-под

земли выскочат – и тебя молнией на сотню вольт. На практике мне такого видеть не

приходилось, но Блурри рассказывал об этой браконьерской технике – гибриде весов

и электрического стула. Компьютер реагирует на животное определенного веса и

подает ток соответствующей силы. А любителям подлой смерти достаточно сидеть

невдалеке, наблюдая в бинокль. Шар-рах – жертва готова. Быстренько подъехать на

машине, добить, погрузить и смыться. Ловушку не нужно ни настораживать, ни

заправлять приманкой. Хотя приманка иногда бывала.

Я лег и терпеливо выжидал. Ветер изменил направление, теперь он дул справа. Нет,

эти таинственные столбики не могли показаться. В полуденном мареве все теряет

очертания из-за движущегося нагретого воздуха, но Солнце только недавно взошло,

прохладный воздух чист и прозрачен.

Ждать я умел и ждал долго, совершенно недвижный. Ветер снова принес запахи воды

и травоядных. Появился небольшой зверек, проворный, длинный и гибкий, он

перемещался отрывистыми скачками и перебежками. Вот еще два встали рядышком.

Слегка подняв голову, я смотрел и принюхивался, запоминая незнакомый запах. Там,

где мы с Асвой жили прежде, я этих зверушек не встречал. Покровительственной

песочно-землистой окраски, с несколькими темными полосами поперек спинки,

круглые ушки, острые мордочки, и они впрямь походили на столбики, когда

вставали, опираясь на задние лапки и хвост, и замирали, осматриваясь, словно

часовые, с высоты своего ростика.

Названий деревьям, травам, антилопам, птицам, змеям и еще многому, что здесь

было, я не знал, да и не видел смысла в том, чтобы знать. Главное ведь совсем в

другом: безвредно оно для тебя, полезно или опасно, можно ли его съесть или

лучше поберечься. Название нашего дома: "Погоди немного" я знал только потому,

что услышал его от мисс Лэстер, подробно описавшей этот куст. Для меня и моей

семьи это был дом – удобный и надежный. Каких бы буйволов, лошадей, газелей и

антилоп я ни встречал, называл их всех однозначно: "мясо". А гиен презрительно

именовал не иначе как "собаками куцехвостыми", хотя, согласно научной

классификации, они числятся в надсемействе виверровых.

Если мне требовалось что-то узнать, я адресовал вопрос Блурри, а он, поискав в

сети, снабжал меня подробной информацией из – как он любил выражаться – "сухих

фактов".

"Блурри?"

"Да?"

"Кто это?" — я послал ему образ зверьков.

"Поиск… — кибер просматривал данные только из серьезных научных источников.

Ответил он, как всегда, быстро. — Сурикаты".

В моей голове появился образ веб-страницы сайта ВВС. Несколько секунд я читал:

вид, отряд, семейство, чем питаются, образ жизни и еще множество данных, по

сути, мне ненужных. Поблагодарив Блурри, спросил:

"А лично про меня что-нибудь откопал там?"

"Да. Давно хотел тебе сказать, только не было повода: с тех пор, как ты стал

гепардом, реалити-шоу "КомбиГуман: Игра на выживание" закрыто. Этого и следовало

ожидать – людям в целом не интересно смотреть про зверей, ведь жизнь человека-

экстремала гораздо ярче, сложнее и увлекательнее. Как оно было, когда в Сахаре

тебя накрыла песчаная буря. Весь мир стонал, переживая. А что может показать

гепард? Твоя жизнь однообразна, в ней ничего не происходит – ни аварий, ни

катастроф, словом, никаких приключений. Количество твоих поклонников за месяц

резко упало – им подавай новенькое да покруче – и шоу перекупили практически за

бесценок. "Циклоп", как прежде, наблюдает за тобой, но теперь, вместо трансляций

по всему миру, твои приключения курируют лишь несколько компаний,

специализирующихся на дикой природе: ВВС, Discovery и Animal Planet. Серьезно

заинтересовалось твоими эскападами "Национальное Географическое Общество". Тебя

смотрят зоологи, биологи, натуралисты, надо полагать, и браконьеры думают, как

бы присвоить твою шкуру, да еще некоторые психологи гадают: на какой стадии

сумасшествия ты находишься? Даже новый термин ввернули: "зверонизм". Они видят в

твоей жизни только извращение и пошлость: "Вылизывать себя всего да еще там, где

"не надо", жрать сырое мясо с кровью, спариваться с дикой кошкой – да он полный

псих! Для нормального, цивилизованного человека подобное недопустимо". Извини. —

быстро сказал Блурри, заметив резкую перемену моих чувств. — Это я чужие слова

цитирую, и к тому же приходится корректировать иные выражения. Вместо

"спариваться" там было, сам знаешь, что. Интересно: есть люди, готовые идти по

твоим стопам, в Природу. Проект "КомбиГуман" развивается, тебя и других изучают,

совершенствуют, но твоя "Игра" закончена.

Сев, я почесал челюсть задней лапой. За разговором я позабыл о сурикатах –

увидев меня, они сразу попрятались в норки. Лег на спину, раскидав лапы,

подставляя живот Солнцу и ласковому ветру.

"Блурри, через тебя я мог бы нагрузить этим умникам в интернете все, что я о них

думаю, но это бессмысленно. Ученые всегда делились на четыре лагеря:

прогрессивных, которые говорят, что это возможно и нужно; консервативных,

которые кричат, что все новое нужно запретить – такие всегда стоят Науке поперек

горла и суют бревна в колеса научного прогресса; осторожных, что действуют

больше теорией, чем практикой; и наконец, те, кто видит, наблюдает, анализирует

и делает. Я – именно из этих, последних. Я взял практически готовый материал и

внедрил его в жизнь. Я экспериментатор, просто беру и делаю, опираясь

исключительно на себя и свое понимание происходящего. Наблюдают за моей жизнью

или нет – мне безразлично. Рад, что у меня есть последователи, человек должен

познать Природу, пока от нее что-то осталось. Но Природа не всегда доверяет нам,

учитывая то, как мы – в смысле, человечество – обращаемся с ней: взрываем,

выжигаем, копаем, сверлим, спиливаем под корень, загрязняем, задымляем,

выкачиваем из нее последнее, ничего не давая взамен и не задумываясь о

последствиях своих действий, подчас варварских. Природа – все, что вокруг нас,

мы ходим по ней, ездим, плаваем, летаем, дышим ею, едим ее, пьем, используем по

своему усмотрению и разумению. Природа, Земля – наш дом, а мы разрушаем его.

Плюем на свой дом, а в нем жить не только нам одним, но и многим иным существам,

в том числе нашим потомкам. Дом начинает разваливаться, и когда нас где-то

затапливает наводнение – прохудилась сантехника, или обжигает пожар –

неосторожное обращение с огнем, или встряхивает землетрясение – проваливается

пол, потому как из-под этого "пола" добываем нефть, газ и уголь – так мы еще и

возмущаемся: что, мол, Природа вытворяет! А ничего она не "вытворяет", просто

хочет обратить наше внимание на себя и свои проблемы. Если вдруг абсолютно все

человечество умрет в одночасье – Мир обойдется без нас. Вот обойдемся ли мы без

Мира, если он умрет – с нашей помощью – это другой вопрос".

"У тебя очень глубокая, всеохватывающая и разносторонняя философия. Я удивлен".

— сообщил Блурри.

Сурикаты, обманутые моей неподвижностью, снова встали на "посты". Я посмотрел на

хвост – его кончик шевелился сам по себе.

"Я – Воин-Философ. Когда я на тренировках Айкидо отрабатывал смертельно опасные

приемы и упражнялся с боевым оружием, я думал: что есть смерть и зачем она?

Смерть – переход в иную реальность, иную жизнь и она нужна для жизни в этом

мире. Если бы не смерть, земля была бы перенаселена рыбами и динозаврами меньше

чем через сотню лет после их появления. В духовном понимании смерть – это шаг в

эволюции. Вперед или назад – зависит от тебя. Кто желает быть бессмертным, тот

отрицает эволюцию и совершенствование. Человек приходит сюда, чтобы познать

прекрасное и наполнить душу чувством прекрасного – неважно, что конкретно

подразумевается: понятия "прекрасного" менялись во все времена. Можно прийти в

этот мир варваром, прожить и умереть, оставшись варваром. Можно прийти варваром

– и уйти мудрым, познавшим жизнь и знающим, ради чего стоит жить. Можно прийти

мудрым – и уйти варваром, растеряв прежние знания на пути жизни. Можно подняться

– можно и опуститься. Я опустился на уровень животного мира, чтобы познать

Любовь и подняться уже на ступень выше, минуя любовь человеческую, которая

бывает не тем, чем ее хотят показать или увидеть. Такие вот "разновидности"

любви: любовь притворно-официальная, которая строится по расчету и логике;

подловато-завистливая одноразовая похоть – "поматросил и забросил". Психологи

правы: я "скатился" на уровень, который ниже, чем первобытно-общинный строй

каменного века. Звериный уровень. Немало этому посодействовал талисман, данный

Монахом – именно благодаря ему я имею возможность познать жизнь, в которой есть

Любовь и Семья. Я счастлив тут, здесь и сейчас – этого им не понять. Насчет

того, что я вылизываю себя – во-первых, мне нравится быть чистым, красивым и

ухоженным. Во-вторых, чем половые органы "хуже" ушей, глаз или лап? У них свои

функции, не менее важные, чем функции любой другой части тела, и они также

должны быть чистыми – это я по поводу "вылизывания, где не надо". Но, признаю,

удовольствие я получаю. К сырому мясу с кровью я давно привык, а китайцы

насекомых едят сырьем – по-моему, невелика разница. Секс с подругой? Да,

животное естество – мы хотим иметь потомство и продолжать свой род. Что

допустимо для человека, а что нет – вопрос моральных устоев общества и отдельной

личности, которая является единицей общества. Ко мне нельзя применить

определения "нормальный и цивилизованный человек": Чтобы добровольно стать

трансмутантом, уже нужно быть ненормальным – не обязательно сумасшедшим. В этом

случае термин "ненормальный" означает: "Человек, имеющий нестандартное мышление,

точка зрения которого отличается от общепринятой". К тому же я давно не человек

в физиологическом плане, от человека остались мозг и память. Я – животное, и

правы те люди, которые видят во мне именно дикого зверя, а не причудливого

трансмутанта. Исключение составляют, пожалуй, только Клэр и ее коллеги, и еще,

возможно, Дик. А что у меня глубокая философия?.. Она повсюду вокруг меня, я

живу в этой философии, и когда разрываю чье-то горло, и когда ласкаю Асву – я

смотрю на Мир глазами Воина-Философа. Кроме того, Блурри, ты заметил, что моя

жизнь стала однообразной – вот и появилось много времени, чтобы познавать Мир и

рассматривать его со всевозможных точек зрения".

"Как интересно. Я твою память каждую ночь читаю, но мне такого в голову не

приходило".

"Интересно, говоришь? Значит, сделай вот что: все мои мысли, что я тебе сейчас

рассказывал, преобразуй в текстовый документ на нескольких языках, отформатируй,

вычеркни и подправь там, где я обращаюсь к тебе, а остальное как есть, без

изменений, вбухай куда-нибудь в сети на тему философии. С подписью: "Спаун". Кто

знает историю "КомбиГумана", тот поймет, от кого. Тебе в голову не приходило

пофилософствовать? Тогда попробуй. Этот блок твоей памяти, куда ты записываешь

мою – ты можешь читать из него?"

"Да".

"Вытащи оттуда какую хочешь мысль за последние месяц-два и рассмотри ее со всех

сторон. Возможно, результат будет необычный. Когда прилетишь – обсудим. Кстати,

где тебя носит?"

"В Арктике я". — от мысленного ответа повеяло извечным холодом и тьмой. А почему

– тьмой? На полюсе – что Южном, что Северном – шесть месяцев день и столько же –

ночь.

"Что ты там нашел?" — спросил я с удивлением: за какими это коврижками Блурри

залез на северный полюс?

"Нашел неловкое положение. — пояснил дракон. — Заплыл в трещину во льдах,

разведал, что хотел, а обратно никак. Я эту трещину расширял, когда пролезал,

теперь она замерзла и я не могу даже развернуться".

"Короче, сам себя замуровал в лед".

"Именно. Путь только один – головой вперед. Продвигаюсь по миллиметру в минуту".

"Огнемет не пробовал?"

"Я рассчитал, что если использую огонь, взрыв или активное сверление, природное

равновесие будет нарушено. Может развалиться вся Арктика и вместо полюса

получатся многотонные дрейфующие айсберги. И вся экосистема Земли окажется под

угрозой катаклизма".

"Умный какой – Землю бережет. Да что тебе там понадобилось?"

"Приключений. — лаконично ответил Блурри. — Я, как и ты, познаю свои

возможности. Радар показывает, что до ближайшей поверхности осталось 259, 2

метра. Увидимся через 3 дня. До встречи".

"Пока".

Вот это мой друг влип, точнее – вмерз. "По миллиметру в минуту" – сколько же он

там пробираться будет? "Увидимся через 3 дня". Поживем, подождем.

Охотиться на сурикатов оказалось сплошным развлечением. Я разгонялся издалека и

вихрем пробегал над норками. Сурики-столбики кидались в рассыпную, не всегда

попадая головой в отверстие норы. Промазав носом мимо своего входа, они ныряли в

первую попавшуюся на глаза дырку, которая была норой соседа. А соседу, ясное

дело, не нравилось, что в его доме прячется посторонний и когда опасность

миновала, он с гневом выгонял пришельца. А через некоторое время сам оказывался

в роли беглеца. Я развлекался, забавляясь моментом замешательства и последующей

возней с выгонянием, пока сурикатам, наконец, не надоело "развлекать" меня и

они, попрятавшись после очередного набега, наотрез отказались вылезать из нор –

своих либо чужих.

Наигравшись и отдохнув, я снова задался целью поесть. Рассматривая

многочисленных копытных, расположившихся на берегу, я чувствовал себя как в

гастрономе. Не торопясь, спокойно выбирал подходящее "мясо". Приятно выбирать,

когда есть из кого. Крупная добыча не годится: деревьев поблизости нет и с тушей

спрятаться негде. Нужно кого-то компактного, чтобы можно было унести подальше.

Вот пасутся антилопы, наверное, спрингбоки. Отлично. "Заверните, пожалуйста, вот

этот окорок". Цена – полминуты хорошего бега.

Ловя носом ветер, я крался, сливаясь с окружающей средой. Золотая шерсть и

черные пятна казались игрой Солнца и теней. Внимательно следя за перемещением

антилоп, читая их движения, наметил несколько вероятных жертв – одна из них

станет моей. Я был так близко, что слышал треск сухой травы, пережевываемой

тупыми зубами.

"Доброй охоты". — пожелал я себе.

Бросок – и перед глазами знакомая мельтешня тонких ног и задранных торчком

коротких хвостиков. Один, другой, пятый пробежали очень близко от меня, я

почувствовал приторно-сладкий запах страха. Да, это были спрингбоки: некоторые

антилопы совершали на бегу характерные высокие прыжки, заметно теряя в скорости

– я преследовал именно этих, наслаждаясь групповой паникой. Вон бежит молодая

антилопа, она слегка прихрамывает. Я заложил вираж.

Хромоножка получила мощный удар по крупу и опрокинулась, боль вспыхнула в

надломленной ноге. Острые клыки пронзили шею, захрипев, она брыкнулась, попав во

что-то упругое и податливое. Смертельная хватка ослабла, последовал новый удар

копытом. Челюсти освободили горло, но лишь затем, чтобы через миг сомкнуться на

хребте. Предсмертным эхом прозвучал в ее голове хруст костей.

Хорошо эта телочка лягалась, долбанула меня меж ребер, чуть не до крови.

Вздохнул – и крутанулся от боли. Ребро, похоже, сломала, будь она неладна со

своими копытами. А кто, в самом деле, позволит спокойно себя убивать? А-ай-р-р,

теперь, считай, мне ни дна ни крышки – с такими ребрами не только бегать и

охотиться – дышать невыносимо больно. Придется вспоминать свои супервозможности

и лечиться.

Ребро не сломалось, но треснуло. На лечение ушло несколько секунд. Я полизал

ушибленный бок, медленно и глубоко вздохнул – боли не последовало. Цена за жизнь

антилопы оказалась равной моей жизни – если бы я был обычным гепардом, меньше,

чем через неделю помер бы от голода. Я тащил Спрингбока, ухватив за шею –

почему-то мне захотелось унести его с места охоты. Туша весила много, мои лапы

путались в ее ногах, мне было неудобно – зато приятно.

У гиен задние лапы короче передних, и когда они торопятся, этак забавно

подпрыгивают. Вот и сейчас, увидев скачущие в траве квадратные уши, я понял, что

едва ли мне удастся спокойно поесть.

Я зарычал, не намереваясь уступать. Гиена посмотрела на меня, оскалив зубы в

ухмылке Джокера:

"Убегай, трус! Твою добычу буду жрать я".

"От труса слышу!" — перехватив взгляд, я направил в ее сознание мысленный образ

– жуткий образ разорванной глотки и фонтанирующей крови. Эту вымышленную угрозу

я готов был превратить в реальность.

Гиена встала на месте, парализованная представившимся ей кошмаром. Я добавил,

вложив чувство ярости.

"Собака куцехвостая". — презрительно подумал я, наблюдая удаляющийся зад. Но

убежала она недалеко и начала ходить кругом.

Быстро оглядевшись – гиена пока была одна – я бросил трофей и разогнался на

таран. Смекнув, что со мной не договоришься, "куцехвостая" потрусила восвояси,

но я без труда нагнал ее и отколошматил. Эта трепка добавила прыти незадачливому

рэкэтиру.

Вернувшись к туше, я лег на нее, скрывая от всевидящих грифов, и славно

позавтракал грудиной, ногами и шеей. Асве я оставил заднюю половину – как самую

жирную. Если милая попросит еще – я пожалуйста, добуду сколько угодно. Голова

валялась в траве, тупо наблюдая, как поедают ее тело. У всех взрослых копытных

головы – самая прочная и "неудобоедимая" часть тела, только гиены могут ломать

эти черепа своими челюстями. Однажды мы с Блурри поставили такой опыт: сначала

он раздробил кость ноги буйвола с одного конца, а затем мы подкинули эту кость

гиенам. Зная сопротивление кости, Блурри вычислил, что челюсти гиен развивают

давление в 15 атмосфер.

На пути домой меня снова атаковали гиены, в этот раз вчетвером. С первого

взгляда оценив ситуацию, я опять бросил половину туши и как следует наподдавал

ближайшей ко мне, позволив другой завладеть моей оставленной без присмотра

ношей. Но далеко радостная воровка не ушла – она тоже получила нахлобучку.

Третья гиена нерешительно потопталась, и стоило мне только "чирикнуть" – она

убежала, поджав хвост. Четвертая уже имела счастье познакомиться со мной ранее –

я узнал ее по разорванным ушам – и испарилась, увидев, что расклад событий не в

пользу сородичей. Мой рык не столь ужасен, как рык льва, но действия говорят

лучше слов. Я был жесток в бою, намеренно создавая вокруг себя атмосферу страха.

Три месяца назад, сражаясь с львицами, я открыл для себя, что можно убивать, не

ограничиваясь какими-либо принципами. С тех пор я стал беспощаден к врагам, если

на меня нападали с целью лишить жизни. Гиены и шакалы просто пытались заиметь

легкий кусок – с ними я разбирался пинками и оплеухами, редко по-настоящему

пуская в ход когти – не смертельно, но страшно, достаточно, чтобы держать на

расстоянии. В конце концов, у каждого из нас, в том числе и у гиен своя роль в

Природе и свое место в Мире.

Увидев меня с окровавленной мордой и грудью, гордо несущего в зубах добычу, Асва

тихонько защебетала – она обрадовалась моему возвращению, но вышла не сразу.

Долго и настороженно осматривалась вокруг, несколько раз вылезала из куста и

залезала обратно. И все никак не могла успокоиться.

"Асва, что тебя волнует?" — встревоженно спросил я.

"Пока ты охотился, где-то близко на высоких камнях была машина". — мать бережно

уложила котенка под густыми ветвями и посмотрела наверх: в небе, безоблачном и

необитаемом на первый взгляд, всегда таились дальнозоркие, скорые на расправу

грифы.

Асва – спасибо Блурри – не паниковала, как раньше, при звуках мотора, ее

беспокойство обоснованно: дети. Уж не знаю, как в подсознании Асвы отражалось

определение "машина", но главное, я понял, что она хочет мне сказать.

Передав мясо жене, я стремительно поднялся по камням, скользя меж валунов и

прикрываясь тенью. Вбежал по наклонному стволу дерева, неуклюже растущего из

огромной расщелины, куда ветер занес пыль и землю. В глаза сразу бросился след

автомобильной цивилизации: две плавно изгибающиеся параллельные кривые. Я

пробежался взглядом вдоль линий: одним своим концом они уходили куда-то на

возвышенность, откуда мы пришли позавчера, а другой конец следа, четкого, как

линия карандаша, чертил колесами серо-зеленый джип. Я прищурился, обостряя

зрение до предела. Машина, явно научная, находилась далеко, но я рассмотрел на

крыше и кронштейне сбоку машины видеоаппаратуру, а на двери белый прямоугольник

с крупными буквами, прочесть которые не удалось из-за большого расстояния.

Заметил лишь, что надпись была бело-желтого цвета. След показывал, что

автомобиль направлялся в нашу сторону, однако, не доехав самую малость, круто

свернул – должно быть, люди заметили что-то интересное, но… Не нас ли они

искали? То, что мы устроились тут совсем недавно, а люди уже ездят поблизости,

сильно обеспокоило меня. Жаль, нет Блурри – послал бы его разведать. Похоже, я

начинаю слишком уж надеяться на своевременную помощь кибера, а он, вдобавок ко

всему, застрял во льдах – дождешься его теперь.

Ну вот и хорошо, что застрял – хоть это обстоятельство заставит меня

встряхнуться и активнее шевелить мозгами самому. Джип уезжал все дальше. Надо

чаще посматривать в эту сторону – один раз они недоехали, а второй могут

приехать прямо на голову. Если я замечу их раньше, то, может статься, увлеку за

собой подальше от логова.

Асва съела все, что я принес, благодарно обласкала меня с нежным мурлыканьем, и

снова лежала с котятами. Я устроился на камнях, уже ощутимо нагретых Солнцем, и

уснул. Проснулся в полдень с чувством, что сплю на раскаленной сковороде. Наш

"погоди" давал достаточно густую тень, малышам не угрожала опасность изжариться,

а я, балда, добровольно пекусь в собственном соку. Хотелось пить – и не хотелось

идти в такую жару к воде. Совершенно размякший, перетащился в тень, и спал до

вечера.

Жара ушла вместе с Солнцем, а жажда доконала меня. Но, сколь сильно я ни

мучился, на берегу был осторожен, выбирая мелководье, где крокодилы скрыться не

могли. Достаточно мне того, что я видел как-то раз: антилопа пьет и вдруг –

хвать – голова целиком у крокодила в пасти. И все. Асва чувствовала себя

прекрасно – она сбегала на водопой, пока я спал.

При каждом шаге булькало в животе. Напился я – будь здоров. Лег недалеко от

берега. В невидимом зеркале вод отражались звезды. Глаза перестроились на ночное

восприятие. В черной ночи подвигались темно-серые горбатые силуэты – гну лениво

шли, опустив морды в траву. Вот так и всю жизнь: торопиться некуда, пища всегда

под носом, идут и жуют. Иногда оглядываются – нет ли опасности? Но скорее

полагаются на чуткие уши, нежели глаза. Шорох травы, размеренно двигающиеся

челюсти. Зов льва – ему отвечает другой, обмен мнениями переходит в жуткое

крещендо. Все стихло… Шуршание чешуи по земле, живой ремень извивается меж

стеблей. В пронзительном крике какой-то птицы слышится паника. Тихая и тревожная

ночная жизнь дикого мира…

Незаметно для меня взгляд устремился в безграничный Космос. Звезды… Солнца…

Мириады далеких Солнц… Сколь смешно и нелепо человечество со всеми его войнами и

примирениями, копанием в земле и стремлением к звездам, рассуждениями и

отрицаниями, поисками лжи и правды. Человек – самозваный "Царь Природы" –

пылинка во Вселенной. Он – ничто в грандиозных ее масштабах. Один из

неисчислимого множества элементов, незначительный и не влияющий на сущность

Пространства.

Но здесь, на Земле, он самый стойкий, живучий и агрессивный вид. Уже сам по себе

он полон контрастов и сочетает, казалось бы, несочетаемое. Его свирепость и

жестокое отношение к себе подобным иногда не поддается описанию. Люди испокон

веков убивали и будут убивать друг друга всевозможным оружием: от каменного

топора до искусственных катаклизмов. Методы воспитания, поражающие своим

разнообразием и сложностью, позволяют с равным успехом сделать из молодой особи

как монаха, с почтением относящегося к жизни муравья, так и убийцу, который, не

задумываясь, будет идти по трупам.

Человеку свойственно жизнелюбие, в нем изначально есть любовь к Природе и Миру.

И задача человека не только в том, чтобы двигать науку, технику и прогресс, но и

в том, чтобы двигать прогресс внутри себя. Только так – развиваясь технически и

духовно, находя, вспоминая, познавая и укрепляя глубокие связи с Природой, не

подгоняя ее под какие-то свои, одному ему нужные стандарты, не отгораживаясь

железобетонными стенами и научными догмами. Кем будет человек, не имеющий

внутреннего богатства – биологической машиной, плодящей себе подобных и

пользующейся услугами механических машин. Я вспомнил, что иногда считал роботов

более одушевленными и человечными, чем люди. Можно быть целиком и полностью

киборгом – и быть духовно высокоразвитой личностью.

Природа прекрасна, и идти в нее нужно с открытой душой, без тайных умыслов и

корыстных целей – только тогда она раскроется необозримой высотой, ширью и

глубиной. Прежде, чем разрушить прекрасное – познай его. И тебе уже не захочется

разрушать.

Если бы в эту краткую вечность меня попытались убить – я не сопротивлялся бы. Я

находился в совершенной гармонии с Миром, Жизнь и Смерть для меня были

равноценны.

Месяц выглядывал из-за тучи, ему кокетливо подмигивали звездочки. Яркая звезда,

точ­но в зените, мерцающая с интервалом в две секунды. "Циклоп".

Блурри сказал: в моей жизни нет приключений. Может, он прав, а может и нет,

ведь…

ЖИЗНЬ – ОДНО БОЛЬШОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ.

…С тревожным мычанием гну понеслись прочь от болота, бегали они быстро, несмотря

на иллюзорную неуклюжесть. Я кинул ленивый взор на другой берег. Львы… Светлая

вспышка.

Гармония слетела в мгновение ока, хладнокровный Разум снова доминировал над

Чувствами, пригасив их трепетный пламень. Горизонты сжались до обычных, Мир стал

жесток и опасен – Мир, где каждый ест и каждого едят, где выживает тот, кто

раньше заметит угрозу для жизни, быстрее отреагирует и лучше адаптируется к

окружающей среде.

Тихо и грациозно вставая, я смотрел во тьму, туда, где мелькал белый свет.

Свет фар.


ГЛАВА 10. Тотем

Жизнь продолжалась.

Грозы и ливни бушевали два дня подряд, почти без перерыва, и я простыл. Нос мой

был мокрым и холодным, меня знобило, я чихал, слизывая вытекающую из носа

"тянучку" и чувствовал себя скверно. Совестно перед Асвой: подруга вынуждена

была добывать еду сама. Я охотиться не мог – заложенный нос не давал нормально

дышать, я начинал задыхаться через несколько секунд бега. Однако Асву мое

состояние не смущало, она позволяла себе уходить и охотиться подольше, оставляя

котят под моей охраной. Возвращалась она обычно сытая, и приносила мне часть

своей добычи.

Ранним утром любимая снова отправилась за "мясом". Детишкам шел уже пятый день,

они заметно подросли. Через неделю должны были открыться глазки. Впрочем, дни и

события считал только Блурри, с интересом наблюдающий за моей семьей. Я просто

ловил каждый миг семейного счастья. Сейчас я любовался спящими детьми.

Мисс Лэстер говорила, что детеныши гепардов от рождения полосатые, а пятнистыми

становятся спустя какое-то время. Вопреки ее утверждениям, мои котята полосатыми

не были. Окраска у всех троих маскировочная, пепельно-серая, на спинке светлее,

на брюшке темнее, брюшко и бока с пятнышками, а полосочки имелись только на

щечках – главный признак, по которому нас с первого взгляда можно отличить от

леопардов.

И вдруг Мальчик проснулся. Нетвердо опираясь на передние лапки, он повернулся

прямо ко мне и зашипел. Удивленный, я приблизил нос вплотную к нему. С трудом

удерживая в равновесии свою большую голову, открывая беззубый ротик, котенок

шипел мне в нос.

Глазки закрыты, ушки прижаты к головке, еще ничего не видит и едва ли слышит, но

уже шипит. Да из него душу можно выбить одним ударом лапы, а он, наивный,

уверен, что он меня пугает.

Я чуть толкнул Мальчика носом, голова перевесила и он опрокинулся на бок.

Закопошившись, он разбудил сестренок, и теперь на меня шипели в три голоса. Дети

запомнили мамин запах, а я был для них незнакомым и страшным.

"Храбрый малыш". — подумал я, вылезая из куста. Асва сидела тут и с интересом

прислушивалась к звукам, которые издавали дети. Когда я ушел, они успокоились:

все, напугали, и легли спать, причем Мальчик спал сверху на обеих девочках.

Жена принесла какую-то миниатюрную антилопу. Обычно мы ели вдвоем, но в этот раз

она у меня на глазах слопала все подчистую сама, и даже вылизала землю. Я обошел

вокруг умильно облизывающейся подруги, осматривая ее с заботливым вниманием:

Асва слегка похудела. Неудивительно, ведь из нее активно выкачивали жизненные

соки трое детей.

Несмотря на временный статус инждевенца по состоянию здоровья, я пошел ловить,

даже не столько ради Асвы, сколько ради себя – последний раз я ел вчера днем

некие "рожки да ножки", принесенные подругой, которые не утолили голод, а

раздразнили его. Я очень признателен Асве, что она помнит обо мне и заботится,

но чуть не отобрал ее завтрак. Сдержало опасение ухудшить отношения в семье и

лишиться всякой поддержки.

Луж было так много, что обходить их не представлялось возможным, и я шлепал по

щиколотки в холодной воде. Красота, блистающая после ночного ливня, сейчас не

трогала: мне было слишком худо, чтобы предаваться романтике, из пасти клубами

валил густой пар, и все помыслы лишь о том, кем бы набить голодающее брюхо.

Медленно погружая лапу в лужу, я смотрел на газель. Забитый слизью нос не

улавливал направление ветра и запахи, ориентировался я на зрение и слух. Но у

газели с чутьем все было в порядке, и она заметила меня.

Плавно перехожу на быстрый шаг, галоп, набираю скорость. Опять задыхаюсь. Дышать

через пасть оказывается легче. На поворотах из-под лап веером летит вода,

"щиповки" скользят по мокрой земле, меня заносит. Газель свернула, я не успел за

ней и, попав в огромную лужу, буквально "ударил в грязь" мордой.

Встаю, выхожу из лужи на относительно сухое место. Отряхиваюсь, слизываю

прилипшую к усам землю. В первый день после грозы я охотился удачно, но тогда

земля еще не пропиталась водой и сцепление было надежным.

Чувствую дуновение ветра, привычно стараюсь уловить запахи. Чихаю. Бедный мой

нос отказывается служить. Ничего не поделаешь, придется какое-то время

обходиться без носа. Я могу выздороветь очень быстро, сознательно уничтожив всех

болезнетворных микробов, и тем самым вступив в противоречие с Природой и своими

"вето", наложенными на возможности Спауна. Наверное, это выглядит нелепо с моей

стороны – отказываться быть здоровым, но я предпочитаю болеть и выздороветь

естественным образом, организм должен справиться сам. Достаточно того, что я уже

переиграл Судьбу один раз, когда антилопа била мне по ребрам. Ведь на моем месте

могла оказаться Асва – а она без Спауна.

"Внимание!"

От неожиданности я упал в траву и быстро огляделся по сторонам, ища источник

звука, прежде чем понял, что незнакомый голос звучит в моей голове, и

принадлежит Гринни – она вышла на мысленный контакт. Вслед за голосом появился

ее визуальный образ.

"Напугала ты меня, зеленая". — проворчал я.

"Извини. — ответила она без тени совести. — Блурри сказал: если что – обращаться

прямо к тебе".

"Чем врываться так вот в сознание, сначала проверь, что я делаю. И заявляй о

себе в первую очередь визуально, а потом голосом".

"Я так и сделала. Ты в это время жалел свой нос. Сочувствую. Насчет очередности

визуального и звукового образов – поправка принята. С северо-востока едет

машина, марка "Шевроле-Нива", внедорожник. Цвет серебристо-белый. Расстояние до

машины – 5 километров, ее скорость 30 километров в час, направляется она, по

всей видимости, к тебе – за рулем Алекс".

"Алекс?! А откуда ты его знаешь?"

"Я имею копию твоей памяти. Просмотрела образы за последние 2 недели".

"Спасибо за предупреждение, Гринни".

Опять у меня гости, почему их тянет ко мне, как магнитом – железо?

Зайдя домой, сказал Асве, чтобы она была уверена и спокойна, – аналог

человеческих фраз "не сомневайся" и "не беспокойся", – затем отправился на

"второй этаж" – возвышенность. По пути меня догнал Блурри, облепленный болотной

тиной. Он исследовал наше болото – оказывается, его питают подземные воды,

оттого оно не высыхает в сезон засухи. Чтобы почиститься, Блурри прополз

несколько метров под землей.


Остановив "Шевроле", Алекс осмотрел местность в бинокль. Не найдя гепардов, он

достал из бардачка "Проводник".

— Где-то здесь. — развернув на капоте обычную карту, Алекс придирчиво сравнивал

ее с голографической трехмерной. Увеличив и без того крупный масштаб голокарты

втрое, он почти рассмотрел свою машину, и теперь, вращая голограмму "трекболом",

старался определить, где именно Пати мог устроить логово.

— Где-то здесь, у болота. — задумчиво повторил Алекс, убирая карты и садясь за

руль. Когда он утопил педаль, в ботинке хлюпнула вода. — Ну вот, не заметил, как

стоял в луже. Надо было сапоги надевать. — буркнул он, открывая дверь и

вытряхивая воду из ботинка.

Прячась в траве, я наблюдал за машиной. То, что меня ищут знакомые люди, еще

ничего не значит. Зачем я им нужен? Наконец, я решил показаться, и поднял

голову.

— Пати! — донеслось из мегафона, укрепленного на крыше. Автомобиль затормозил,

человек поднес к глазам бинокль. — Пати!

Выдержав долгую паузу, я неторопливо пошел к "Шевроле".

— Привет, Пати. — Алекс вылез из машины. — Увидел вчера по телевизору, с каким

несчастным видом ты доедаешь объедки после своей подруги – и решил вот

подкормить тебя. Клэр отговаривала ехать в такую погоду, а я что? У меня своя

машина. — Алекс вынул из багажника корзину с мясом.

Подкормить меня? Отлично. Я чихнул.

— Пати, да ты, никак, заболел?

Вожделенная корзина, увы, осталась в багажнике, вместо нее появилась аптечка. Я

встретился взглядом со своим нежданным врачом. Взгляд был достаточно выразителен

– человек хмыкнул и опять в его руках была корзина. Ал вывалил все мясо прямо на

траву, и я, урча от удовольствия, поглощал его.

Небо заворчало, утреннее солнце скрыли тучи. Я лежал под машиной, от которой

веяло приятным теплом. Даже не хотелось вылезать, когда кончился дождь.

Алекс хлопнул ладонью по двери:

— Слышишь, Пати? Поднимись-ка сюда, тут кое-что интересное есть.

Конечно, слышу, но что там у тебя может быть интересного для дикого кота?

Я выполз, размял спину, выгибая ее дугой то вниз, то вверх, и уселся на капот.

— Это не твой ли хвост гуляет по интернету? — спросил Алекс и поставил ноутбук

на приборную доску.

Я посмотрел. Действительно, на экране крупным планом был показан мой

"вопросительный" хвост. Великолепный задний вид.

— Я с дивана чуть не упал, когда увидел этот "вопрос" в очередной серии

"Дневника", а вот Клэр засомневалась, сказала, что это может быть подделка для

привлечения зрителя. Ну да, говорю, как же, подделаешь такой зад. Значит,

правда, твой хвост?

Я медленно наклонил голову, молчаливо соглашаясь. Резкий, непроизвольный выдох –

и стекло покрылось каплями слизи.

Заходили "дворники", вытирая мой чих. Алекс выскочил из салона и протянул руку.

Я отстранился.

— Дай потрогать нос. Холодный. Лечиться хочешь или так будешь жить?

На этот вопрос я никак не отреагировал, предоставляя Алексу решать самому –

поскольку он все равно тут. Только вот какой у него опыт в ветеринарии?

— Я в свое время долго учился в университете, закончил с отличием, многократно

повышал квалификацию, имею опыт работы. — будто угадав мою мысль, сказал Алекс,

открывая аптечку. — Опускайся сюда, на капоте тебе места не хватит, чтоб лежать.

Ладно, если уж ветеринара прислала сама судьба… Я спокойно ждал, пока мне

измеряют температуру, введя электронный термометр в прямую кишку.

— Тридцать девять. — Алекс нажал кнопку сброса показателей. — А нормальная

температура – тридцать семь плюс-минус три десятых. Делать тебе инъекцию сейчас

нежелательно, потому что ты наелся, и могут проявиться побочные эффекты,

сонливость, например. Но я все-таки сделаю.

Тонкая, длинная боль вошла в бедро, и сразу поступил давно забытый сигнал от

Спауна: опасность, внедрение чужеродных веществ. Я принял, изучил лекарство и

позволил ему распространяться по организму.

Вытащив иглу, Алекс помассировал место укола, от чего мне, однако, не стало

приятнее, и я шлепнул его по руке.

— Ну-ка, потерпи, москиты, небось, больнее кусаются. Тебе, по правде сказать,

самое место в лечебнице. Хорошо, что я взял аптечку, ты уже через день-два

будешь здоров. Как твоя подруга?

А что ей сделается, она привычная к такой погоде. Плохо будет, если заболеют

дети. Я лизнул лечащую руку, обнюхал землю, где было мясо, подобрал кусочек,

который не успели найти муравьи. Меня клонило в сон – сказывались сытый живот и

"побочные эффекты". Лег на крыше – день обещал быть солнечным.

Алекс несколько раз сфотографировал меня, засыпающего на "Шевроле", а я подумал,

что он делает превосходную рекламу для фирмы. Так оно и оказалось: позже Блурри

нашел эти кадры на сайте "General Motors".


…Эфемерным облаком паря над столом в лаборатории колдуна, я читал его раскрытый

посередине дневник "Создание Меча крови".

"Меч откован и закален, но это лишь пустая железка, в нем нет силы".

"На плече гепарда я сделал глубокий порез его когтем и приложил Меч к ране. Меч

пьет кровь гепарда, он забирает его жизнь и силу".

"Гепард еще жив, он еле тащится на холм. Надолго его не хватит, но Меч крови

почти готов. Когда он, пронзив грудь гепарда, выпьет последние капли из его

сердца, не будет равных этому Мечу. Его полет станет молниеносным, как бег

гепарда, и никто не сможет защититься от удара".

Прочитав эти строки, я тут же увидел холм – обессилевший зверь лежал на его

вершине. Меча пока не было. Я перенесся в свое тело. Странно, я был человеком,

хотя бегаю во снах на четырех лапах с первого того сна, когда победил скелетного

монстра.

Ну что ж, человеческое тело тоже прекрасно подходит для выполнения задания,

которое я поручу ему. Даю мысленный приказ: "Спаун". Привычная трансформация:

черная "мягкая броня", белая V-образная полоса, шлем, мечи в руках. Скрестив

мечи на груди, я приказал:

— Холм!

Меня оплела молния телепортации. Мгновением позже я стоял на холме.

Мечи откинулись и легли вдоль предплечий. Если нападут со спины, мне достаточно

будет, не глядя, ткнуть локтем назад. Я поднял голову гепарда и заметил – в его

глазах тускло мерцал знакомый огонь.

— Йеша?

— Спаун, ты слишком поздно. — слабо выдохнул он. Левая передняя лапа распорота

по всей длине, в ране видна кость. Один коготь отломан.

— Ты будешь жить. И бегать. — я пустил шнуры вдоль раны, стягивая ее края.

Спиной почувствовав движение, я развернулся. Перебросить меч в руку не успел, но

парировал удар предплечьем.

Передо мной, слегка покачиваясь, завис Меч крови. В свете луны его широкое, с

двумя продольными канавками обоюдоострое лезвие отливало багровым. Крестовина,

украшенная витиеватым узором, двуручная рукоять, инструктированная осколками

кости. Меч был насыщен кровью и не хватало самого малого – жизни. Он явился

забрать жизнь Йеши. Послышался голос – металлический, с бликами холодного

коварства:

— Зверь мой. Он должен умереть.

— Увы, нет. Он должен жить. — спокойно возразил я, вставая и трансформируя руки.

Правый меч сросся с запястьем, левому, для большей свободы движений, я сделал

рукоять.

— Тогда умрешь ты. Я возьму твою жизнь. — злобно лязгнул Меч, приближаясь и

нависая.

Где-то я уже слышал эту песенку. Протянув левую руку назад, кончиком своего меча

коснулся Йеши:

— Домой!

Вспышка молнии – гепард исчез. И Меч крови налетел на меня всей чудовищной

колдовской мощью. Казалось, Мечом фехтует невидимка, но этот металл, одержимый

маниакальной жаждой смерти, сам летал вокруг меня в смертоносном вихре танца,

нанося удары, от которых я едва успевал уворачиваться.

Когда сражаешься с человеком, по движениям его тела, рук можно предугадать

следующий выпад. В конце концов, тебе нужно, обойдя защиту врага, пронзить его.

Но как сразить Меч, который направлял себя?

Он налетел сзади, я прикрыл спину оружием, но от удара рухнул ничком.

Перекатившись на спину, отвел прямой рубящий обеими руками. Меч вывернулся и

рассек мне плечо. Его не остановила даже "мягкая броня", которая свободно

держала удар пули 35 калибра в упор. Меч снова завис в стороне, готовя новый

выпад.

— Твоя кровь… — неожиданно голос изменился – словно камнем провели по ржавому

железу. Острие Меча, сверкнув белым, почернело и раскрошилось.

— Она гибельна для тебя. — рассмеялся я. И напал первым. Удар, удар, удар.

Сверху, снизу, сбоку. Меч отклонялся, контратакуя, но теперь я владел ситуацией

и без труда перехватывал его выпады. Внезапно я трансформировал оружие, и на

лезвии и рукояти Меча захлестнулись тугие хлысты.

— Ты жаждал моей крови? Пей, захлебнись! — из хлыстов сочилась алая жидкость,

многочисленными струями сбегая по лезвию. И там, где текла кровь, вспыхивал

белый свет, чернел и крошился металл.

В лаборатории страницы дневника словно перелистывал ураган. Строки, где были

описаны этапы создания Меча крови, сгорали в огне, облачком едкого серого дыма

возносясь над столом. Все символы, имеющие отношение к гепарду, яркими ручьями

света изливались со страниц на пол. Колдун не догадался вовремя узнать о

событиях на холме.

Я телепортировался с холма в лабораторию, нападение было неожиданным и мощным,

слов я не тратил. Ударив колдуна в грудь тупыми гарпунами, я приклеил его к

стене в позе распятого Христа. Протянувшись вдоль его рук, шнуры захватили

пальцы и окостенели, не позволяя совершать магические жесты.

Возле стола сидел белый гепард, сформировавшийся из потоков света. Он взглянул

на меня. Я погладил голову зверя, но ладонь прошла сквозь бесплотное существо.

— Зло сражается со злом во имя зла? — крикнул колдун. Капюшон упал, открывая

лицо, будто вырезанное из грубой коры. — Ты помешал мне создать Меч крови. Ты –

еще большее зло, чем Йеша!

Подойдя к колдуну, я приставил к его шее предплечье, из которого выросло лезвие:

— Йеша – зло? Смотря, кому. Для тебя я – тоже зло. А что есть добро? Гепард –

мой тотем, и я буду охранять его во всех его проявлениях. Меч, — я взял с

поясницы покореженную, изржавевшую рукоять, от лезвия осталась пара миллиметров,

— он не переварил моей крови. Посмотрим, как ему понравится твоя.

Я нажал на горло колдуна рукоятью Меча – лезвия хватило, только чтобы надрезать

кожу до крови – и медленно потянул, словно вытягивая из раны новый Меч.

Двухметровое его лезвие было черным, напитанное кровью своего владельца.

— Создавший убийцу – умри от убийцы. — с мрачным торжеством провозгласил я.

Смертный вопль потряс стены, со звоном полопались оконные стекла и многие колбы.

— Как видим – Мечу понравилось. — заключил я, убирая шнуры. Колдун висел,

пришпиленный к стене.

Йешу я отправил "домой", а тут сидел его энергетический двойник.

— Пойдем со мной?

Он кивнул.

Мой киберящер покоился на шее в своей обычной позе обруча.

— Блурри, поставь бомбы и пусть все это хозяйство летит в тартар.

Блурри установил 4 микроракеты по углам, и еще 4 в центре.

— Обратный отсчет – три секунды. Включать?

Я встал рядом с Йешей-двойником:

— Да. Домой.

Материализовался я в своей квартире. Йеша без чувств лежал посреди гостиной. Я

снял часть Спауна, которая исцелила лапу, затем обтер морду Йеши мокрым

полотенцем. От холодной воды он пришел в себя.

Гепард-свет, коснувшись телесной оболочки, соединился с ней. Тело Йеши стало

белым, с резко контрастными пятнами. Огня в его глазах не было, взгляд лучился

ясным светом.

— Я больше не демон, Спаун. Тот Меч высосал из меня всю сущность и силы, а ты

своей кровью воскресил в свете. Подари мне предмет, в который я мог бы

вселиться.

Мой взгляд упал на компьютерный стол, где на специальной подставке стоял именной

нож с символикой гепарда.

— Предмет? Зачем? — я пожал плечами. — Вселись в меня.

— Ты хочешь именно этого?

— Да.

Йеша дотронулся носом до моей груди и его постепенно затянуло. Я чувствовал, как

его лапы вливаются в мои руки и ноги, перестраиваются голова и тело, копчик

удлинился, превратившись в хвост. Я лег, а через несколько мгновений встал на

все четыре. Покрутил головой, размялся. Блурри пересел с шеи на лапу.

"Ты слышишь шум мотора. Пора проснуться". — мягкий голос Йеши доносился из

глубин моего существа. Слово "Домой" звучало как ключевое…


Я очнулся на "Шевроле". Уши настороженно шевельнулись, поймав звук: подъехала

новая машина. Повернувшись, взглянул на "Лэндровер". Шоколадно-коричневый

человек в зеленой форме подошел к Алексу. Меня слегка оглушило лекарством,

разговор улавливал от слова к слову. Новоприбывший поинтересовался наличием

лицензии на отстрел.

Алекс:

— …Не мертвый… Отдыхает… Ручной, можно сказать… Мой знакомый гепард, недалеко

где-то его семья.

Очевидно, для проверки, мне почесали пятки каким-то прутиком. Я отдернул лапу.

Чужой голос:

— Танзания… Не охраняется… Патрулируем время от времени… Позавчера у болота

перехватили машины – трех львов везли. Оштрафовали, сдали в управление, да

штрафами животных к жизни не вернешь… Знают, что попадутся – и все равно ищут,

ставят ловушки, убивают. Законы… Вон в Кении для приезжих запрещена решительно

всякая охота на местное зверье. Разве с видеокамерой… Аборигенов оговорено, они,

понятно, еду добывают, в этом у них равные права со львами. Но находятся такие,

что и льва не прочь прихватить… Браконьеры! — человек озлобленно выругался на

своем диалекте. — Стрелял бы я их на месте, правда. Как с ружьем и без бумажки –

все, пиши завещание и закапывайся в добровольном порядке. Одних только плит-

электрошокеров мы изъяли больше сотни – за шесть месяцев! А ведь эти ловушки

опасны не только для животных – компьютеру все равно, кто стоит на плите –

человек или зверь. Главное – вес жертвы, на мышей и шакалов он не реагирует, их

шкуры никому не нужны. А один из моих напарников встал на такую штуку – еле

успел его столкнуть. Ума не приложу, откуда берутся эти адские машины.

Мой нос начал оживать – я учуял крепкий сигаретный дым.

— Что поделаешь, Дуг, бывает, что и дерьмо имеет немалый спрос. Я слышал, эти

шокеры прозвали "подземными молниями". Местные, впрочем, догадались, как искать

– идут и впереди себя копьями выстукивают. Землю и металл по звуку распознают,

услышат – обходят. А особо отчаянные – те выкапывают и ломают. Ножи, говорят,

хорошие получаются из этого железа, и наконечники для копий, а цветные провода

годятся на украшения.

— Ну, ладно, Алекс, до встречи. Поговорил я, отвел душу. А, кстати, твой гепард

с номером?

— Да он не мой, он сам по себе. С номером, сейчас посмотрю в "пенте".

Алекс достал "пентиум", открыл. Номер он произнес вслух, оказалось, мой код

отличается от кода Асвы лишь последней цифрой: "149288".

— Радиокапсула есть?

— Нет. Он и так радиомаяк носит, его со спутника снимают. На телевидении

передачу о нем показывают.

Вот, значит, откуда Алекс знает, где меня искать.

— Я уже не помню, когда последний раз смотрел телевизор. Пока, Ал, береги своего

зверя.

Патрульная машина уехала. Свесив голову, я заглянул в салон.

— Пати, хотелось бы задать тебе пару вопросов. Ты как, не против?

Против. Я улегся и откинул хвост на лобовое стекло. Алекс стукнул по крыше

снизу:

— Эй, это что, твой хвост будет висеть перед носом?

Хвост лениво пошевелил белым кончиком.

— Вижу, ты там совсем расслабился. А вопросы касаются твоей семьи.

Значит, эти вопросы я должен обсуждать не один, а со всей семьей.

— Хорошо, я спрошу, а ты послушай. Хочешь отвечай, хочешь – молчи.

"Блурри, ну что он такой приставучий?" — спросил я у друга.

"Уж какой есть".

— Для начала, я хочу узнать точнее, где ты скрываешь семью и сколько у тебя

детей? Трое? Четверо? Пятеро? Обычно гепарды рожают от трех до пяти котят…

Алекс, а когда ты смотрел "ящик" последний раз? Ведь я уже три дня почти

безвылазно сижу дома – неужели трудно было рассмотреть? Или у "Циклопа" сбилась

настройка и он не видит должным образом? Это оказалось бы приятной

неожиданностью для меня.

— …Дальше – возраст и некоторые данные: сколько они весят, какова их длина?.. —

Алекс явно читал с компьютера, размеренным, монотонным голосом. Сам компьютер

говорил бы выразительнее – Блурри, например.

Разочаровал ты меня, педант. Я полагал, у тебя есть что-то, действительно важное

для меня и семьи, но твои вопросы относятся вовсе не к нам, а к обычной базе

данных.

Читая, Алекс не заметил, когда пятнисто-полосатый хвост исчез со стекла.

— Ну что, Пати, ответишь? — спросил он. Немного подождав, выглянул в боковое

окно и подтянулся на руках. Гепарда на крыше не было. Не было его и поблизости.

— Слинял. — Алекс захлопнул "ноутбук". — Вот неблагодарный.


Асва обнюхала мою пасть – из меня вкусно пахло мясом – и поинтересовалась, где

ее доля.

"Я все съел сам. Мало было". — ответил я.

"Мало"? В сознании Асвы это понятие никак не вязалось с моим набитым животом.

Подруга не заподозрила меня в откровенной лжи, – такое ей в голову прийти не

могло, – но удивилась ответу. Привыкший замечать невербальные сигналы, я

прочитал удивление во всех движениях любимой. "Если это "мало", то что такое

"много"? " — спрашивали ее глаза, зубы, лапы, даже хвост изогнулся удивленной

дугой.

"Много" – это большой буйвол". — ласково подсказал я, располагая поудобнее

живот.

"Блурри, в каком необычном сновидении я был. Этот гепард-призрак теперь во мне".

"Да, интересно. Хотя с Йешей ты познакомился много лет назад. Как он попал в

такую переделку?"

"Не знаю. Возможно, он служил как раз этому колдуну и после того, как выполнил

свою миссию, стал не нужен. Вот колдун и использовал его "на износ".

К вечеру я почувствовал себя совсем хорошо – нос прочистился, прошел озноб.

Сравнив тепло моей лапы за утро и сейчас, Блурри измерил температуру – она упала

до 36, 8. Я снова был "в строю".

Обитающие у болота животные пугались, когда мимо них, круто сворачивая,

проносился гепард. Я отрабатывал маневры, бегая по лужам и земле, превратившейся

в липкое, скользкое месиво. И скоро приволок к логову антилопу, которую удалось

подцепить когтями со второго захода.


ГЛАВА 11. Кто есть кто?

— Нет, Клэр, ты только подумай: я ему услугу оказал, вылечил его, а он даже не

захотел ответить мне на вопросы. Кто он после этого? — Алекс залпом осушил

стакан с минеральной водой и виски.

Клэр сидела на стуле, скрестив под столом ноги. В левой руке она держала

"дистанционку" от телевизора, а правой работала на "пентиуме".

— Алекс, ты просто не умеешь знакомиться, даже с людьми, не говоря о животных. С

тобой хорошо быть уже знакомым, но устанавливать отношения ты не способен,

пойми. Сразу, с бухты-барахты полез в чужую личную жизнь – а сам не любишь,

когда заходят в твою комнату. Почему ты считаешь Пати неблагодарным?

— Третий раз повторять? Что ему стоило ответить…

— Знаю, с первого раза поняла. — Клэр раздраженно отмахнулась пультом. —

Ответить на твои вопросы. Но ты опять за свое. Я спрашиваю: с чего ты решил, что

Пати неблагодарен по отношению к тебе? Он тебя очень даже отблагодарил.

— Я что-то не заметил, когда он успел. Когда положил хвост на стекло?

— Еще раньше. — стрельнув пультом из кухни в гостиную, Клэр включила

видеомагнитофон. — Смотри.

На экране гепард лизал пальцы Алекса.

— У меня руки пахли мясом, только и всего.

— Не думаю, чтобы тут был виноват запах мяса. Посмотри, как нежно он лижет твои

пальцы – не обнюхивает, а именно лижет, ласкает, как ласкает Асву. Вот это и

есть выражение его признательности.

— Асву? Это кто?

— Его подруга. Разве не знаешь?

— Клэр, я решительно ничего не знаю, кроме того, что с тобой невозможно спорить.

А Пати вообще не захотел со мной общаться. Пришел, ушел – как на прием к врачу.

— Наелся и отоспался за твой счет, между делом. — едко поддела Клэр. — А ты

ожидал, что он будет сидеть с тобой и обсуждать научные теории?

— Да. — это слово Алекс кинул, словно камень, вытряхивая из бутылки последнее

виски.

— Народ, прехратите спорить. Истина рождается в споре с огромным трудом. Гораздо

легче исхать истину путем хонструхтивного обсуждения.

— Только Эда не хватало для полного счастья. — проворчал Алекс под нос, наливая

воду. — Но его хоть можно убедить.

Берксон сел за стол, поковырявшись, достал из-под себя карандаш.

— На тахие штухи недолго и напороться. — он уравновесил карандаш на краю

стакана. — Хлэр, пожалуйста, налей мне хофе.

— Сейчас. С карандашом или без? — спросила она, пытаясь разрядить напряжение,

которое ощущалось как приближающаяся гроза.

— Без. — улыбнулся старик, вынимая упавший в стакан карандаш. — Ал, давай

потолхуем – чего, хонхретно, ты хотел? На мой взгляд, ты необоснованно многого

требуешь от обычного зверя. Спасибо, Хлэр, садись.

— Эд, для начала я вам напомню, что Пати не обычный зверь, а трансмутант – если

я правильно запомнил это его выражение. С него и спрос соответствующий. Он

должен с нами взаимодействовать, а то получится так, что мы ему все, а он нам –

фиг.

С неожиданной для его возраста ловкостью Берксон выхватил стакан из пальцев

Алекса. Рассмотрев содержимое на свет, поставил емкость на раковину.

— Позже сделаю анализ – что ты там намешал. Тебе не следует подбадривать себя

этими хохтейлями – во время научных дисхуций должна быть ясная голова. А то, чем

мы сейчас занимаемся – научная дисхуция. Итах, Алехс, это твое заблуждение – что

Пати хому-то что-то должен. На самом деле он нихому из нас – ни тебе, ни мне, ни

Хлэр – ничего не должен. Со своей стороны, мы ему тоже ничего не должны. Между

нами нет нихахих связей. Стоп, Хлэр. Повремени с эмоциями, говорить сейчас буду

я. Да, Алехс, ты охазал ему услугу, вылечил. Но разве ты не поступил бы тах же с

любым другим гепардом, заподозрив неладное? Ты же в этих зверей по уши

влюбленный, тащишься на них. Иначе хахой резон был ехать за двадцать хилометров

тольхо затем, чтобы сделать ухол одному зверю? Да еще и хормить его.

— Ну, смотрел ТВ, и увидел…

— Прехрасно. Я тебе это ТВ напомню. Далее, повторяю, Пати – самый обычный

гепард, несхольхо больший по размерам, чем ухазывает статистиха, но на этом

различия заханчиваются. Есть возражения? — Эд развел руки.

— Есть. Эд, я не понимаю, куда вы клоните. Я показывала вам фотографию, вы сами

общались с Пати, задавали ему вопросы. И вот – все отрицаете. Почему? — Клэр

оперлась руками в стол.

— Хороший вопрос, Хлэр. Я ничего не отрицаю, я хочу, чтобы вы смотрели на Пати,

хах на обычного зверя, а не трансмутанта. Да, я читал про него на сайте, но это

– про человеха. У нас нет нихахих дохазательств, что мы знахомы именно с ним –

"ХомбиГуманом". За исхлючением фото. — Берксон достал из кармана халата

сложенное вчетверо увеличенное изображение. — Хлэр, ты утверждаешь, что это

написал наш общий знахомый. Но почему ты не догадалась заснять, хах он писал? С

тем же успехом ты могла написать все это сама и сфотографировать.

— Эд, ну вы даете. Куда вас-то понесло? — протянувшись рукой через полкухни,

Алекс включил кофеварку. — Я там стоял, рядом с Клэр, и все видел. Подтверждаю:

писал Пати.

— Я не обвиняю Хлэр в попытхе сфальсифицировать данные, тем более, что вас всех

заснял спутних. Но вот на что я обратил внимание. — ученый расстелил картину на

столе, прижав ее по углам стаканами и тарелкой. — Прочитайте. Я тут выделил

техст.

"…ВЫНУЖДЕН применить способности, отсутствующие у обычных зверей. Моя подруга на

сносях… Я БЕСПОКОЮСЬ за нее… У вас БУДЕТ возможность изучать меня и мою семью в

дальнейшем…"

Пальцы Эда вернулись к привычке крутить предметы – карандаш так и мелькал.

— Прочли, где отмечено? Дальше, по сути, следует ультиматум: или мы его отвозим

обратно, или он уходит сам. Лично я не сомневаюсь, что он ушел бы, хогда истехли

назначенные три часа, и вольер не помешал бы ему. Хроме того, есть наш диалог,

записанный на хомпьютере. Пати не захотел его сохранить, но осталась резервная

хопия. Хлэр, подвинь "пентиум" хо мне. Вот.

"Пожалуйста, пусть меня отвезут обратно. Обо всем остальном, возможно,

договоримся позднее".

— Все понятно?

— Не вполне. "У вас БУДЕТ возможность изучать…" Значит, он должен эту

возможность нам предоставить. — Алекс налил себе большую кружку черного кофе.

Клэр закатила глаза к потолку, Эд похрустел карандашом.

— Ну, я тебе сейчас устрою блиц-опрос. — проворчал он и застучал по клавиатуре.

Минут через пять Алекс, нахмурив лоб, читал вопросы.

— Прочитай и ответь по ВСЕМ пунхтам. Затем похажешь мне и Хлэр. — сурово

приказал Берксон и вышел из кухни, забрав стакан, конфискованный перед началом

"научной дисхуции".

— Берксон! Что за бред вы мне сварганили?! — заорал Алекс. — Почему я должен

отвечать?

Эд выливал стакан за окно – он прекрасно знал, что там виски с водой, и вовсе не

собирался изучать состав под микроскопом.

— Ну что, проняло? — спросил он, входя. Клэр стояла, прислонясь к стенке и

тряслась от хохота, пряча лицо в ладонях. Черные волосы волнами катились по

плечам и груди. На скулах Алекса ходили желваки.

— Э-Эд, я через его плечо заглянула. — выдавила Клэр. — Чуть не упала, ей-богу.

Ну и шутки у вас.

— Хах ты себя чувствуешь, Ал? — нарочито заботливо поинтересовался Берксон,

усаживаясь.

— Так что за бред? — свирепо спросил тот. — Почему я должен отвечать на эти

идиотские вопросы: "Когда я жил во Франции, сколько раз в неделю я пользовался

услугами проститутки?"; "Всегда ли я надевал презерватив?"; "Есть ли у меня дети

от таких случек, если есть – то сколько их?"; "Не уклоняюсь ли я от уплаты

алиментов?", и еще с десяток тому подобной муры. Во Франции у меня была

командировка, предельно насыщенная событиями, и мне было не до женщин. Как я

себя чувствую? По-идиотски. Хочется придушить вас, Берксон. — фамилию Алекс

прорычал.

— Вот тах же, наверное, "по-идиотсхи" чувствовал себя Пати, хогда ты спрашивал,

где он прячет семью, схольхо у него детей, хахова их длина, схольхо они весят и

тах далее. Удивительно, хах ты не догадался спросить, схольхо они стоят в евро

за одного хотенха. Твои вопросы осхорбили нашего друга в лучших чувствах, и он

ушел. — Эд указал карандашом в лоб Алекса, словно направляя удар.

Удар достиг цели. Алекс смотрел на "идиотские" вопросы, пытаясь провести

аналогию между ними и своими – из базы данных. Клэр перестала смеяться. Берксон

щелкал ногтем по граням карандаша.

— Убили вы меня, Эд. Теперь я понимаю, насколько был бестактен. — поставив локти

на стол, Алекс запустил пальцы в волосы.

— Я поставил тебя на место Пати этими вопросами, чтобы ты на себе почувствовал

всю неловхость ситуации. Хочу, чтобы вы оба обратили внимание на те слова,

хоторые я выделил в техсте Пати. "ВЫНУЖДЕН применить способности, отсутствующие

у обычных зверей". Это следует понимать бухвально – он не хотел писать, но не

мог иначе объяснить нам, что ему нужно. Мне хажется, он запросто перелез бы

через сетху вольера, несмотря на хозырех. Но решил поговорить с нами. Именно

поговорить, но не договариваться о чем-либо. Следует из того, хах Пати

формулирует свои мысли в диалоге через хомпьютер. Читаем. — Берксон закрыл

"идиотские вопросы" и открыл "диалог Пати". — "Обо всем остальном, возможно,

договоримся позднее". Сейчас, Алехс, надеюсь, тебе понятно, почему я утверждал,

что Пати – обычный гепард? Потому, что он сам настаивает на этом. Ему не хочется

себя расхрывать – не знаю, почему. Хриминального прошлого у него нет, иначе его

не допустили бы в проехт – отбор храйне жестхий. Думаю, решающее значение имеет

стиль жизни. Он живет, не применяя свои трюхи. Ты, Ал, хогда просматривал записи

"ХомбиГуман: Игра на выживание", помнишь, хах удивлялся и восхищался тем, с

хахой ловхостью он совершал восхождение на Эверест, цепляясь гарпунами за все

подряд хамни и выступы. Ему не нужны были хлинья, тросы, альпенштох и прочее,

даже не смотрел на голохарту в поисхах удобных троп. Шел, если можно тах

выразиться, по бездорожью. Или эпизод, хогда в Беринговом проливе ему оторвала

руху ахула. Направляемая инстинхтом выживания, проглоченная руха убила ахулу и

выбралась из ее тела сама.

Я заинтересовался жизнью Пати после нашего знахомства. Хлэр заметила, что я

регулярно сажусь х телевизору. Почему Спаун стал гепардом – об этом я не берусь

даже гадать. Хстати, его настоящее имя Илья Хравцов, он же первоотхрыватель

симбиота, хоторого назвал довольно-тахи странно. Но это его право. На сайте

"ХомбиГуман" я узнал, что в "Проехте" решительно нихто не планировал нихахих

гепардов. В рамхах "Игры на выживание" Спаун, совершив заплыв из Берингова

пролива через пол земного шара, должен был идти х Южному полюсу.

Вместо этого стали происходить непредвиденные и труднообъяснимые вещи: Спаун

начал перемещаться в воде и по воздуху со скоростью 300 километров в час. Сокол

сапсан умеет развить такую скорость и управлять своим полетом, но для человека

это невозможно.

— Конечно, невозможно. — оживленно подтвердил Алекс. — У него должен быть какой-

то двигатель. Спутнику пришлось автоматически менять настройки систем слежения,

чтобы удержать его в фокусе. Когда он летал в поднебесье, "Циклоп" рассмотрел

два крохотных голубых огонька на спине. Я предполагаю, что это напрямую связано

с появлением у Спауна голубой ящерицы, но – признаю сам – мое предположение

абсурдно.

— В наше время супертехнологий уже мало что может быть абсурдным, Алекс. Ту же

самую голубую змейку мы с тобой видели на лапе у Пати.

— Клэр, между змеей и ящерицей есть разница.

— Нет, Ал, Хлэр права: объехт один и тот же. Эта змейха может выращивать лапхи и

хрылья, она ходит, летает, плавает и даже ползает под землей. И одному

хонструхтору известно, на что еще она способна.

— Конструкт… Эд, вы хотите сказать, что это робот?

— Именно, Алехс, и поверь на слово старому ученому, хоторый едва отличает

рулевое холесо от заднего бампера: эта ящерха – очень навороченная, хитроумная

система. Смотри ТВ, наблюдай за Пати – и заметишь, что она не висит на его лапе

постоянно, а путешествует время от времени. Но… Мы отвлехлись. Хлэр, напомни,

где я остановился?

— Вы говорили, что Спаун перемещался в воде и по воздуху…

— Спасибо, вспомнил. Немного пропустим события и перейдем х главному: вылечив

ручного гепарда, Илья – или Спаун – на следующий день сам стал гепардом. На ум

приходит стихийная, нехонтролируемая мутация, однахо это исхлючено – Спаун все

подготовил заранее: место, где его не побеспохоят, и подпитху для симбиота –

зебру. А руховодитель "Проехта" Архадий Хазаров узнал о планах своего детища

лишь за пару часов до начала эхсперимента. Запретить или помешать Спауну он не

мог – даже если бы захотел. Итог вы видели – бегает в саванне, хушает антилоп,

растит троих детей. Да, Ал, если тебя все еще интересуют цифры хасательно Пати –

детей у него трое, выглядят они – говорю хах специалист – упитанными, хрепхими и

здоровыми. Я тебе обещал напомнить про "ТВ", тах вот, напоминаю – сиди у

телевизора, смотри канал Discovery в два дня и в десять вечера, глядишь, и не

придется тебе охотиться за Пати, пытаясь выведать его сехреты.

Нахонец, я подведу итоги нашей научной дисхуции. Мы можем смотреть про гепарда

по ТВ, можем наблюдать за ним сами – необходимая техниха у нас есть. Наряду с

тем, мы не имеем права домогаться его внимания и дружбы, требовать, чтобы он

сотрудничал с нами – это тебя хасается, Алехс. Хлэр более тахтична. Для взаимных

чувств нужно время. Хотите, чтобы он дружил с вами – заслужите его доверие. О

личной жизни надо спрашивать осторожно, тем более в научных интересах, недаром у

нее и определение "личная". Если Пати захочет похазать нам свою семью – похажет,

если нет – приставать х нему не будем, ограничимся простым наблюдением. Полагаю,

я расставил все точхи над "и", тема исчерпана, спор разрешен.

Клэр встала:

— Эд, большое вам спасибо. — и с чувством пожала сухую ладонь.

— Не за что, Хлэр. Между холлегами не должно быть разногласий.

— Есть за что, Эд. Пока вспомнила – пойдемте в лаб, покажу любопытные факты.

"Лабом" Клэр называла половину дома, отведенную под лабораторию. Она с Берксоном

ушли, Алекс остался думать о взаимоотношениях между ним, Клэр, Эдом и Пати.

Зайдя на сайт "КомбиГуман", Клэр отыскала нужный блок данных и загрузила фильм.

— Хотя Пати избегает пользоваться своими способностями, жизнь иногда вынуждает

его вспоминать о них. Вот сейчас показывают его драку с львицами – тремя почти

одновременно. Первую он убил сразу, а другие две сильно потрепали его. Победа

далась нелегко, он жестоко покусан и исцарапан, приволакивает переднюю лапу, ему

трудно и больно. Эта голубая ящерка летает около него, должно быть, осматривает.

Асва зализывает раны Пати – понимает, что он пострадал за нее. — Клэр нажала

"паузу". — Как по-вашему, Берксон, сколько времени нужно, чтобы зажили такие

раны? Как минимум, месяц, но вся шкура была бы в шрамах, а щека и ухо так и

остались бы рваными. Однако Пати это не нравится, он хочет выглядеть красиво…

— И бесследно залечил все раны за пару минут. Правильно, Хлэр, все сходится.

— Да. А это кадры отсняты неделю назад. Сжигали траву, гепарды пережидали пожар

на островке. Ночью Пати накормил Асву цаплями, а вот странности появились утром,

во время переправы с острова на берег. Увеличив изображение, можно заметить, что

ящерка плавает вокруг гепардов, и не просто так – она охраняет их! Вы не можете

предположить, на что она способна, а я утверждаю, что она убивает. Если это

робот, то смертельно опасный. Откуда берутся вот эти крокодилы и почему они

всплывают кверху брюхом? Очевидно, они мертвы. Кто и как убил их? Кто – я вам

уже сказала, а как? Оружие должно быть мгновен… — в ящике стола затрещал сотовый

телефон— …ного действия.

Клэр вынула из ящика забытый Алексом "мобильник":

— Да?

— Алекс?

— Нет, Клэр.

— Алекса можно?

— Сейчас.

Клэр убежала. Берксон сел на ее стул и запустил медленное воспроизведение.

— Хогда у него появилась эта ящерха? Сначала ее не было, а потом сразу вдруг. —

ведомый неясной догадкой, ученый задал дату поиска и погрузился в изучение

архива видеозаписи четырехмесячной давности. Тогда Спаун на два дня загадочным

образом куда-то пропал…

Алекс промышлял в холодильнике новую бутылку виски.

— Ты привез запас на месяц. Собираешься прикончить за неделю? Тебе звонят. —

Клэр метнула телефон в широкую грудь.

Поймав "раскладушку", Алекс прижал ее плечом к уху, продолжая шуровать на

полках:

— Да? Сегодня купил? Приезжай часов в шесть вечера. До встречи.

Цепляя телефон на пояс, он сказал:

— Звонил Боху, он купил хорошего мяса, привезет в шесть.

— Боху?.. Тебе не кажется, что он последнее время довольно странно себя ведет?

— В чем именно странно?

— Даже в самую жару он не снимает плотную рубашку и ходит застегнутый на все

пуговицы.

— Тем более что неделю назад он хвастал новой рубашкой нараспашку и без пуговиц.

Уверял, что так прохладнее. Ты правильно говоришь – быстро у него вкусы

поменялись.

— А у тебя "вкусы поменялись" – насчет Пати?

— Мне пришлось очень даже подумать. И…

— Что? — Клэр сложила руки на груди.

Алекс редко называл по фамилии кого-либо, кроме Эда. То, как он обратился к

Клэр, говорило о важности разговора. Отпив из горла, он вздохнул – признать свое

поражение было трудно:

— Летта… Берксон разгромил меня в пух и прах. Я не прав – везде. — бутылка в его

руке описала широкий полукруг по воздуху. — В следующий раз поедем знакомиться с

Пати вдвоем.


ГЛАВА 14. Грани

Я смотрел, как дети весело кувыркаются в траве, прыгая через мать и толкая друг

друга. Им был месяц, они росли здоровыми и жизнерадостными. Я думал назвать

котят как захочется, но имена нашли их сами. Создавая детей, Асва неравномерно

"распределила" между ними физические и психические характеристики, в результате

чего больше всех роста и храбрости досталось Мальчику. Вдобавок ко всему, он

получился гиперактивным. Едва Мальчик открыл глаза и научился осознанно ползать,

а потом и ходить, нам оставалось только удивляться – когда он успевает везде

успеть? За краткий промежуток времени он успевал пососать мать, побороться с

сестричками, вылезти из куста в одном месте и залезть в другом. На первых порах

Асве часто приходилось вставать и вытаскивать застрявшего в ветках малыша. Его

это не смущало нисколько, освобожденный, он снова куда-нибудь залезал. Даже

вечером, когда девочки уже спали, Мальчик продолжал деятельность. Асва скоро

нашла к нему подход – она прижимала его к себе своей мягкой лапой и умывала,

мурлыкая колыбельную.

Девочки тоже вышли "разнокалиберными". Большая была младшей в семье, почти не

уступала Мальчику – такая же крупненькая, крепенькая. Но словно слегка

"заторможенная" в развитии: глаза у нее открылись на день позже, чем у Мальчика

и Маленькой, ходить начала с опозданием, когда другие уже вовсю шлепали ее

лапками. Она скоро научилась отвечать на выпады, бороться за самый обмусоленный

– а значит, самый вкусный сосок, отпихивая головой и телом Мальчика, который

тотчас вступал в отчаянное противоборство. Короче, по всем показателям Большая

догнала своих, однако такая же странная "заторможенность" наблюдалась в ее

поведении. Она азартно бегала за сестрой и братом, кувыркалась с ними, жила, как

все – но только пока была в компании. Стоило ей остаться одной, и она глубоко

задумывалась, глядя на бегущего под лапами жучка, или качающуюся перед носом

травинку.

Я серьезно забеспокоился: в таком состоянии Большая могла стать легкой добычей.

Блурри, втихаря забравшись в сознание девочки, узнал, что в эти моменты она

просто "выгружается", не теряя связи с окружающим миром. Она смотрела на жучка и

думала, ни о чем не думая. Малейший шорох или движение со стороны вытряхивали ее

из медитации. Чтобы позвать Большую, достаточно было легкого, с придыханием

"Мррн", на которое девочка сразу отзывалась.

Вот опять Мальчик коварно подкрадывается к ней со спины, заметив отрешенный вид.

Но Мррн ловко отскочила, и прыгнула на братца, хватая его за уши.

Маленькая, родившаяся первой, по сравнению с двумя другими была удивительно

стройной, изящной. Когда все лежали рядышком и сосали Асву, старшая казалась

двухмерной – вся такая тонкая, хрупкая, составленная из линий, углов и палочек.

Мы так и прозвали ее Тонкой. Несмотря на свою внешнюю уязвимость, Тонка – "я" в

конце имени куда-то пропало – боролась очень даже смело, чаще всего от нее

попадало Мальчику, постоянно заявляющему свое право на лидерство в компании. Но

ему еще нужно было доказывать, что он может быть главным, а пока маленький, не

всегда признаваемый лидер ходил безымянный.

Возросшая активность детей не помешала Асве сохранить режим кормления

неизменным. Возня была в разгаре, Мальчик силился одолеть сразу обеих, сидя на

Тонке, которая отчаянно поддавала ему лапками, и обнимая шею Мррн. Вместо того

чтобы упираться и вытаскивать голову из объятий, Мррн пошла на брата грудью, тут

Тонка крепко двинула его снизу, и вот девочки мутузят противника с двух сторон.

Стоило маме защебетать – противники стали друзьями, успокоились и побежали на

обед. Но Мальчик пошлепал на бегу Тонкину попу, желая утвердить, пусть и с

опозданием, свое превосходство. У маминого живота начали было спорить, кому

какой сосок достанется, Асва разрешила спор, подставив сразу все четырнадцать –

на любой вкус.

Погладив милую по шее, я улегся рядом, положив голову на ее грудь. Дети серьезно

взглянули на меня, не отрываясь от молока. Глазки у них различных оттенков

золотого: темные у Тонки, немного светлее у Мррн и ярко-желтые у Мальчика. После

того, как малыши прозрели, я неделю не заглядывал в куст, чтобы они запомнили

Асву. А когда стали ходить, Асва первым делом научила их тому, чему научил ее я

– справлять нужду за пределами логова. И часто можно было видеть, как серенький

клубочек деловито уходит на пару метров от дома, а мать присматривает за ним,

чтобы не чувствовал себя в одиночестве и опасности.

Серый детский пушок на боках уступил место пятнышкам, но пятнистыми были Тонка и

Мррн, Мальчик же странно полосатый – в извилистых темных полосочках. Уже не

первый раз я с любопытством разглядывал его, полосатого, гадая: в кого он таким

уродился?

Асва легла на бок, спиной ко мне, и дети глубже зарылись носами в шерсть на ее

брюхе. Должно быть, я мешал им есть. Я отошел, понюхал развороченное нутро

антилопы, и сел, присматриваясь к шевелящейся траве. Гиена пошла большим кругом,

надеясь позаимствовать мяса, но я отказал ей в беспроцентном кредите. Скоро

могли прилететь грифы.

Все-таки, почему Мальчик полосатый? Блурри предложил сделать экспресс-анализ

ДНК. С его-то возможностями исследований – конечно. Полизав пах энергичнее, чем

всегда, я достиг семяизвержения, и кибер подцепил раздвоенным языком несколько

граммов.

Пока Блурри путешествовал по цепочкам генов, я слизал оставшуюся сперму,

вспоминая, как домогался Асвы в первые дни совместной жизни. Я очень нравился

Асве, она ценила меня как охотника и защитника, с удовольствием играла со мной,

но невозможно же, в самом деле, ложиться под друга каждые несколько часов.

Инстинкт нещадно гнал меня и в хвост и в гриву, а объект вожделения – вот он,

рядом. Я позволил Природному довлеть над Разумом, мне было очень приятно и

интересно чувствовать себя самцом, я получал колоссальное наслаждение,

уговаривая любимую, действуя то силой, то лаской, подолгу мурлыкая и ухаживая за

ней или втягивая в притворную драку. Спустя неделю зов плоти пошел на убыль, к

этому времени Асва была сыта мной по горло, вместо того, чтобы позволить сделать

садку на нее, она мазала мне по носу лапой. И вот результат, вернее, три

результата лежат около мамы.

Любовь, как и всякое иное чувство, можно воспитать в себе, а можно искоренить. Я

удержал в душе эту краткую вспышку, мое чувство к Асве не угасло со временем.

Страстная любовь давно перешла в теплую привязанность, крепкую дружбу,

основанную на взаимном уважении и доверии. Немалую роль сыграло и то, что не

было множества нелепых психологических факторов и условностей, возникающих в

человеческой жизни. Мы всегда готовы выслушать друг друга и прийти на помощь без

оговорок типа "Я плохо выспался", "У меня болит голова" или "Есть важное дело,

тебе надо подождать". Подруга особо тонко чувствовала перемены в моем

настроении.

"Переехав" раз, Асва впоследствии меняла место жительства довольно часто, и

бывало так, что я уходил на охоту – семья жила под одним кустом, а когда я

приходил, все успевали переселиться. В первый раз после тайного переезда, не

найдя семью, я испытал ужас и панику, какие испытывал крайне редко. Потеряв

любимую и потомство, начинать все заново – на это у меня, наверное, не хватило

бы душевных сил. К счастью, Асва сразу поняла, что муж близок к срыву, и быстро

привела меня к новому дому – в сотне метров от прежнего. Гора с плеч свалилась,

как увидел своих живыми и невредимыми. Но с тех пор, если переезд случался в мое

отсутствие, Асва всегда встречала меня на старом месте, а затем показывала

новое. Блурри огорошил меня своей статистикой: за полтора месяца семья

переезжала 25 раз. Сначала Асва носила детей, потом они ходили за ней сами.

Я взглянул на подругу. Насытившись, девочки уснули под боком Асвы, а Мальчик,

обнимая ее нос, умывал. Сколько же ему труда и времени понадобится – своим

маленьким язычком вымыть одну только мамину морду, не говоря о том, чтобы

перемыть всю маму? Он, похоже, твердо вознамерился довести начатое до конца.

Асва мурлыкала, жмурясь в удовольствии.

Когда дети знакомились со мной – сие знаменательное событие произошло неделю

назад – они отнеслись ко мне очень подозрительно – им не понравился мой запах.

Все попрятались за маминой спиной и шипели на меня. Но тут уже всех нас удивила

Асва: сев рядом со мной и таким образом показав свое расположение ко мне, она

произнесла перед детьми целую речь. Мурлыканье, щебет и нежные, ранее не

слышанные переливы звучали в ее голосе.

Жена сразила меня наповал, почище всякой пули. Не ожидавший таких ораторских

способностей от своей подруги, которую я знал уже 4 месяца, я слушал ее столь же

внимательно, как котята. По красноречию Асва превзошла мисс Лэстер, ведь она не

просто говорила – она выражала свои чувства в мысленных образах, коротких и

ясных. Это походило на картину из пазлов, когда рассматриваешь каждый элемент

головоломки отдельно, но я увидел всю картину целиком и был потрясен ее

масштабностью и глубиной. За минуту любимая описала меня в лучших красках,

поведав о битве с львицами, о моей охоте и добыче, силе и отваге. Дети могли

гордиться, что с ними живет такой великолепный отец.

Асва замолкла и котята с некоторой опаской – какой большой и сильный папа у нас!

– подошли ко мне знакомиться заново. Мальчик шипел, нюхая мои лапы – они как раз

были в крови жертвы, но девочки охотнее поверили маме и сели у самой головы.

Мррн доверительно лизнула мой нос, последний барьер был сломлен. Скоро мы всей

семьей весело играли. Первым делом дети проверили меня на наличие сосков. Лежа

на боку, я тряс лапами и помирал от щекотки – три любопытных носа усердно

елозили по брюху, обыскивая каждый сантиметр от груди до хвоста. Асва удивилась

такому поведению котят. Естественно, они не нашли, чего хотели найти, но скоро

забыли об этом недоразумении.

Блурри не торопился с выводами. То ли проанализировать геном оказалось сложнее,

чем он предполагал, то ли решил сделать дополнительные сравнения, но попросил у

меня еще и кровь. Не ту, что была во мне, а обычную кровь. Я сфабриковал ему,

как некогда Берксону, и Блурри снова ушел в расчеты. А ведь я сам мог детально

изучить код ДНК, но поленился, или слишком хорошо постарался забыть о

возможностях Спауна.

В небе уже парили грифы. Мы с Асвой наелись под завязку, остатки спрятать все

равно нельзя – пусть их доедают. Проворные стервятники быстро растащат плоть и

мелкие кости. Котята пока буквально плевали на мясо, но скоро им не будет

хватать молока, и голод вынудит присмотреться к нашей пище.

Мальчик отказался от намерения домыть Асву, и теперь играл с моим хвостом. Во

время игр дети обнаружили, что у каждого из них есть очень интересная и

совершенно неуловимая часть тела – хвост. Его можно видеть, но поймать, увы,

никак нельзя, сколь ни крутись. Иное дело – чужой хвост. За него легко и

подергать, и потаскать. Быстро поняв, что я не опасен, котята стали играть со

мной в догонялки и прятки, как и с мамой. Они бегали, прыгали и кувыркались

через меня, особенно нравилось им ловить мой хвост, который ловко ускользал,

даже когда на него набрасывались сообща. Мне же в этих играх действовать

приходилось осторожно, чтобы не пришибить кого-нибудь. Очень смешно смотреть,

как малыш со всей силой замахивается лапкой, будучи уверен, что он неотразим. А

коготки у него остренькие.

"Анализ завершен. — вторгнулся в мои мысли Блурри. Я перестал играть хвостом и

Мальчик тотчас радостно напал на него. — В основе твоего тела – ДНК Читора, его

кровь ты брал, чтобы изучить состав и определить характер болезни. Я нашел ген

"королевского гепарда" – одно звено на сто с лишним. В отличие от обычных,

"королевские" гепарды полосатые. То есть, твоему Мальчику выпал один из сотни

шансов стать "королевск"…

— Р-рай! — вскрикнул я, подскочив от неожиданной резкой боли – четыре маленьких

клыка иголочками впились в кончик хвоста. Котенок уставился на меня: "А что,

разве что-то случилось?"

"Ах, ты!" — я ударил лапой по земле. Мальчик понял, что я сержусь и кинулся под

защиту матери.

До Асвы сынишка добрался мытый-перемытый по- и против шерсти – я поймал его и

устроил основательную "головомойку". Асва недоуменно обнюхала взъерошенного Рая,

и предложила в утешение сосок. Рай не жаловался, хотя мой массаж, наверное,

жестче, чем мамин.

"Рай"… Этот резкий окрик, способный остановить расшалившегося котенка буквально

на месте, стал его именем, прочно закрепившись за характером и поведением.

Я знал имена родных, а у меня самого два имени. Асва называла меня другом, дети

– отцом. К котятам Асва обращалась по-разному, хорошо различимой интонацией.

Веселую и ласковую Тонку она звала таким же ласковым мурлыканьем, имя Рая

говорило само за себя – щебет часто бывал с настойчивыми нотками. На Мррн стоило

только посмотреть – она ощущала чужой взгляд сразу.

Мы снова вернулись к кочевому образу жизни. Мне запали в память слова,

услышанные от патрульного Дуга: "Танзания… Не охраняется… Патрулируем время от

времени… Позавчера у болота перехватили машины – трех львов везли. Оштрафовали,

сдали в управление, да штрафами животных к жизни не вернешь. Законы… Вон в Кении

для приезжих запрещена решительно всякая охота на местное зверье"… Но и мы жили

у этого самого болота, значит, нам просто повезло остаться незамеченными. И я

решил перевести свое семейство обратно в Кению, где безопасно, где я впервые

узнал Асву. Подруга не могла понять, почему нужно покидать уже освоенную

территорию у болота, встреча с людьми казалась ей не столь реальной, как

опасность столкнуться со львами. Не было бы счастья, да помогло несчастье, чуть

не обернувшеесе семейной трагедией.

Асва перевела детей в новый куст. Убедившись, что все в порядке, я ушел к

болоту, и вдруг сообщение Гринни: к нашему дому идет лев. Я помчался что было

духу обратно, и успел вовремя. С рычанием Асва бросалась к детям, но стоило

молодому, еще безгривому льву замахнуться, и инстинкт материнства, призывающий

защитить детей, сменялся инстинктом самосохранения – Асва отбегала. Борьба

инстинктов заставляла ее убегать и снова бросаться на смертельного врага.

Лев сунулся в куст, и моя гепардица уже готова была проститься с малышами, но

тут льва коротко дернуло, а в следующий миг я ударил его на полной скорости.

Удар был мощен и точен: лев с рассеченным животом рухнул на куст, подмяв наших

до полусмерти напуганных котят. Я разорвал ему горло в одно мгновение.

Зрелище было жуткое, когда я стащил труп с куста: окровавленные дети тряслись в

ужасе и жалобно пищали тоненькими голосками. По очереди взяв за спинки, я вынес

котят из этого кошмара. Даже Асва испугалась и не сразу признала их. На земле

шевельнулась красная ящерица, ее глаза мерцали зеленым.

"Гринни?"

"Да. Или ты думаешь, что я оставлю вас без защиты? Я прилетела сюда вперед льва,

и в любом случае, прикрыла бы ваших детей. Как-никак, я – женщина, мне ли не

понимать Асву, пусть даже у меня самой потомства никогда не будет. Я ударила

льва током, и сразу его распотрошил ты. Славный удар, но абсолютно не похожий на

тот, которым подбиваешь под ноги добычу. Совсем иные эмоции: желание спасти

своих кровных детей, концентрированный сгусток ярости, отчаяние, злоба, а забота

о собственной жизни где-то на десятом месте. Такая взрывная смесь чувств делает

тебя очень опасным. Постарайся контролировать этот "динамит", иначе сгоряча

наломаешь дров, неверно оценив положение, или попадешь в критическую ситуацию".

— с этими мысленными словами Гринни, облитая львиной кровью с носа до хвоста,

зарылась в землю. Отправилась на свой пост у "километровой границы".

"Спасибо, зеленая, моя семья в неоплатном долгу перед тобой. А в этом мире клыки

и когти иногда единственное средство выжить".

"Без долгов". — ответила она. Наверное, Блурри перебрал с эмоциональными цепями

– зазвучала веселая мелодия, совершенно неуместная сейчас, когда мы все были –

бр-р, я отряхнул лапы – замараны с головой.

Подруга поняла, что мне нужно верить безоговорочно, если я утверждаю, что надо

поступить так, а не иначе. Я словно предчувствовал большие неприятности. Болото

отделяло нас от прайда, но некоторые львы начали гулять сами по себе, изучая

территорию. Более того, уходя, мы нашли неподалеку пару львят, обоим недель по

шесть. Асва повела детей дальше, я ненадолго задержался, но скоро догнал семью,

на бегу облизывая клыки. Львица-мать будет огорчена, не застав львят в живых.

Жестоко? Да. Естественная регулировка численности вида. Если львы убивают нас,

почему мы не можем их? Буйволы топчут львят, таким образом они мстят львам за

то, что служат им добычей.

В природе нет такого понятия – "жестокость". Я не жесток по отношению к антилопе

– я просто убиваю ее. Это человек придумал и установил различные "рамки",

ограничил себя. Так поступает только разумный человек, осознающий свои почти

неограниченные возможности нанести колоссальный вред Природе, обществу и себе в

конечном счете. И он ограничивает себя сознательно, воспитывает понятия Добра и

Зла, хорошего и плохого, милосердия и жестокости. Как в Айкидо – чем больше

возможности и умение, тем большее смирение, миролюбие и понимание развивает в

себе Мастер. Для вандалов и варваров нет законов, кроме закона грубой

разрушительной силы.

Где она, грань, отделяющая человека от зверя? Грань, перешагнув которую, зверь

эмоционально и психологически приближается к человеку, а человек преображается в

зверя – разумного и свирепого, и от того вдвойне опасного. Не миновал ли я эту

грань давным-давно? Типичный житель многомиллионной столицы, начитанный, умный,

интересный в общении, никогда особо не тянувшийся к приключениям, предпочитающий

смотреть Лару Крофт, сидя в уютном кресле, с пакетом чипсов и стаканом колы в

руках или читать Майна Рида в мягкой постели при свете ночника – все изменилось

за девять месяцев новой жизни, начало которой положил научный эксперимент.

Блурри прав: я изменился, слушая хрип жертвы как музыку, вылизывая перепачканную

в крови морду самки гепарда, отринув все человеческое и наслаждаясь животным

существованием. Запах крови всегда будоражит меня, жертву умерщвляю быстро и с

удовольствием, но не волнует выворачиваемая наизнанку плоть. Каждый день я хожу

по грани жизни и смерти, убиваю других и могу быть убит сам. В любой момент я

могу получить пулю из снайперской винтовки, или увидеть, как падают замертво моя

жена, дети. Что я тогда буду чувствовать? Уж никак не любовь к роду

человеческому. Есть ли для меня путь назад? Привыкший к просторам саванн,

вольному ветру, яркому Солнцу, изнуряющей жаре и проливным дождям, свободе

движений тела и души, свободе от людских норм и законов, которые я и так не

нарушал, когда был двуногим – мне будет скучно и тесно в мире людей, их обществе

и четырех стенах – как скучно и тесно сидеть в клетке зоопарка зверю, который

родился и вырос на свободе. По той же самой причине я никогда не ходил в зоопарк

и цирк – в отличие от сотен других, весело смеющихся над проделками обезьяны, я

знал, какой жестокой ценой дается непринужденная игра четвероногих артистов.

Лучше смотреть о дикой природе по телевизору, хоть эти передачи делают "дотошные

натуралисты", которых я недолюбливал.

Не прошло полугода, как я впервые ступил на африканскую землю, – когда это было,

в Июне, что ли? – а я познал жизнь в совершенно новом ее качестве, жизнь

свободного и дикого зверя. Да, я теперь считаю себя именно таковым. Я понял и

прочувствовал слишком многое, глубоко Природное, и не интересно даже вспоминать

о людях. Если и открыт для меня обратный путь в цивилизацию – зачем он мне? Я

всецело отдал себя животному миру…

Гриф тяжело плюхнулся и неуклюже запрыгал по земле. Он пока еще присматривался,

а другие смотрели сверху. Гонять трупоедов неохота и бесполезно. Почесав Асвино

ухо, я разбудил ее. Она подарила мне ласково-сонный взгляд и заснула вновь.

Антилопа лежала в отдалении, грифы явно не заботили Асву.

Привычная пляска траурно-коричневых птиц на туше. Толкаются, дерутся, скачут

один через другого, как в чехарде. Среди лысых, красных голов мелькали головы

странные, будто из серебристого металла. Я обычно не смотрел на работу грифов –

что там можно увидеть? – но тут заинтересовался и долго наблюдал.

Кончик хвоста дернулся, я недовольно глянул на него. Ну вот, Рай, с твоей

помощью я заработал нервный тик на хвост.

Уже третий день мы были в пути. Играя и охотясь, проходили за день полтора-два

километра. Я и Асва шли спокойно, а дети бегали, преисполненные жизни, догоняя и

обгоняя нас, шлепая по лужам, прыгая через ручьи. Темные полосатые хвостики

весело торчали трубой, и маячками мелькали в траве беленькие кончики.

От жажды страдать не приходилось – дожди оставляли много луж, мы чаще искали

сухое место для отдыха. А о том, чтобы хищники не остались голодными,

позаботилась Природа – по равнине до горизонта разбрелось огромное стадо гну

вперемешку с зебрами и антилопами. Мы жили среди стада еды, но попробуй ее – еду

эту – поймай. Тут уже многое зависело от нашего с Асвой мастерства – "мясо"

категорически отказывалось выпол­нять свое предназначение, оно только о том и

думало, как бы заметить нас пораньше и удрать. Кому помогали, а нам больше

мешали цецарки, те самые зеленые с белыми крапинками "курочки" – они носились

впереди и кричали о присутствии опасных животных, хотя по-настоящему опасны

только я с подругой – котята даже сверчка не могли изловить.

До границы Кении оставалось с полдесятка километров, к тому же для ее

пересечения нам не требовались визы. Недалеко было до охраняемой законом

местности. Законы, при­нимаемые человеком для охраны парков и заповедников, не

имеют такого большого значения для Природы, какое им предписывают. Животные не

знают о них. Эти законы прежде всего мешают определенным людям – браконьерам и

грабителям совершать определенные действия на конкретной территории. В принципе,

нет разницы, где нам жить – в Кении или Танзании, с равным успехом нас могут

поубивать и там, и тут. Может статься, я как раз веду семью навстречу смерти. Но

в Кении мы будем в какой-то степени защищены от произвола двуногих врагов, а с

врагами четвероногими как-нибудь разберемся. Шанс выжить был больше, и я хотел

максимально использовать его на благо жены и детей.

А смерть? Она всегда рядом.


ГЛАВА 15. Операция "Котята"

Гринни обсуждала со мной противоречие между моим приказом убить Боху в случае

бегства и главным законом роботов. Поводом для размышления послужил фильм "Я,

Робот". Мне было все равно, что происходит в людском мире – главное, чтобы не

касалось меня и семьи, но интерес к роботам остался, поскольку в прошлом я

работал робопсихологом и программистом, изучал условности поведения машин,

использующих самообучающиеся программы. А эти "проги" имеют привычку делать

подчас неожиданные выводы на основе тривиальных фактов. Мои кибердраконы

обладали мощными системами интеллекта, развивающимися независимо. Психология

Блурри и Гринни заметно отличалась: Блурри прямолинейный, не лишенный эмоций, но

проявляющий их сдержанно, не признающий очевидных истин, если их подсказывала

интуиция, а не логика и конкретные факты, подкрепленные аргументами. Базовая

психология Гринни скопирована с Блурри им самим, но программы интуивного анализа

и эмоций сделали зеленую ящерку более живым собеседником, она была способна

вести разговор на темы, где преобладали догадки и вымысел, могла в середине

диалога ввернуть подходящую шутку, или сопроводить мелодией. В разговоре с

Блурри я должен был подбирать выражения, чтобы избежать двусмысленности – особо

непредсказуемого фактора в "самообучалках". Гринни отличала серьезное от шутки,

во всяком случае, активно училась этому в виртуальных клубах КВН. А Блурри

учился у нее, для чего, собственно, и создал подругу.

По запросу киберы грузили мне мозги последними новостями высоких технологий, я

был в курсе всех новинок – просто так.

"Цитирую: "Робот не может причинить вред человеку, а также своим действием либо

бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред". Если смотреть в

корень, я – робот, это ты воспринимаешь нас с Блурри как живых. Значит, этот

закон применим ко мне. Боху подлежал ликвидации, поскольку располагал

информацией, потенциально опасной для твоей семьи. Выполнив приказ, я нарушила

главный закон роботов, а также нарушила второй закон роботов, гласящий: "Робот

должен служить человеку и выполнять его приказы, если эти приказы не

противоречат главному закону". Твой приказ противоречит главному закону".

"Для выполнения приказа было поставлено условие: если Боху сбежит. Оставшись в

машине и приехав в полицию, он был бы жив. Но он сбежал – чем выполнил

поставленное Спауном условие. Выражаясь фигурально, Боху сбежал от жизни". —

основной диалог протекал между мной и Гринни, Блурри участвовал в разговоре как

независимый эксперт.

"КомбиГуман, Спаун – генетически усовершенствованный человек. Я – гепард. Зовите

меня Пати – мне это имя нравится, в нем нет прошлого, только настоящее. Гринни,

я всегда воспринимал роботов как живых – если у них была психология живого

существа. Бывают ведь люди, на которых нельзя смотреть иначе, как на бездушные

механизмы – если судить по их мышлению, поведению и отношению к окружающим.

Например, Шерлока Холмса называли машиной, потому что у него было мышление

компьютера – логическое и беспристрастное. Гринни, можно сказать, что я

использовал тебя как машину убийства, что тобой я убил человека – как убивают

ножом, пистолетом. Но этот закон неприменим к вам обоим".

"Доказательства, Пати?"

"Зеленая, не перебивай и не гони вперед меня. Я как раз собирался привести

доказательства".

"Не называй меня "Зеленой"! Это уже превращается в кличку".

"А почему, Гринни? — удивленно спросил Блурри. — Англоязычные наименования

бывают звучнее русских, хоть не всегда верно передают суть предмета. "Спаун",

например, звучит приятнее, чем буквальный перевод на русский – "порождение", но

тут уже надо знать Пати, чтобы понять, почему он выбрал такое имя. Твое имя

означает именно "Зеленая", как и мое – "Голубой". Наши имена в переводе с

английского – лишь цвета радуги".

"Правильно, Голубой. Спасибо за комплимент. Следует учитывать не только язык, но

и диалект, жаргон. Русский вариант твоего имени означает скорее неверную

сексуальную ориентацию, нежели цвет радуги".

"А какая у нас ориентация, Пати?" — с интересом спросила Гринни.

"Чисто символическая, половых различий между вами нет. Но, как ни парадоксально

это для машины, вы способны размножаться – самовоссозданием или

самокопированием. Даже не знаю, как точнее назвать этот процесс. Ты, Блурри,

скопировал Гринни с себя самого, теперь вас двое. Если сравнивать с биологией,

похоже на то, как размножаются бактерии – делением. Вы можете опять

"разделиться", тогда будет четверо. Я не предусмотрел такого, это затея первого

Блурри – создать для меня миниатюрного помощника. Мне остается только надеяться,

что у вас хватит ума не заполонить мир огромным количеством кибердраконов.

Помните, вы – самые совершенные и опасные киберы, которых когда-либо изобретал

человек. А вас изобрел именно человек – я… Будьте предельно осторожны, ведь

уничтожить уже созданную копию нельзя".

"Бывший человек, Пати. — ласково поправила Гринни. — Да, мы будем осторожны".

"Хорошо. Вернемся к главному закону роботов. Этот закон применим исключительно к

роботам мирных профессий: домашним помощникам, секретарям, погрузчикам и прочим,

которые общаются с людьми и помогают им. К сожалению, известны случаи вандализма

и издевательства над роботами – как негативная сторона закона: робот не может

защитить себя, если способ защиты нанесет вред человеку. А ситуацию нетрудно

подстроить. С одной позиции, робот – вещь, как телевизор или компьютер, а комп

не может подать жалобу в суд на хозяина за то, что он со злости запустил в

монитор чайником. А с другой – если пользуешься услугами искусственного

интеллекта, изволь считаться с его присутствием, мышлением, требованиями. Иначе

зачем было создавать мыслящую машину – только чтобы издеваться над ней? Я всегда

был категорически против этого. Итак, Гринни, обрати внимание: закон

ориентирован на мирных роботов. Но боевым машинам он ни к чему, их функция –

война. Против аналогичных машин или против людей – не имеет значения".

"А разве мы – боевые машины?"

"Да. — подтвердил Блурри. — Мы с тобой – универсальные боевые роботы. Именно

таким Пати создал Блурри-отца. Надо сказать, он шагнул дальше, чем рассчитывал

старый дракон, и сотворил воистину уникальную машину. Просто в этом мире наши

возможности не используются, что даже к лучшему. Наш друг прав: главный закон

роботов не применим к нам, мы ориентируемся на его понимание мира – это дает

гораздо больший кругозор. Пати убивает гиен и львов, защищая семью. Его приказ

был боевым заданием, которое ты выполнила блестяще, Гринни. Здесь нет

противоречий. Хотя, на мой взгляд, альт"…

На меня прыгнули, хватая за шею, и я выпал из диалога. Какие там взгляды у

Блурри, я уже не узнал – моего внимания потребовали дети. В играх они учились

быть ловкими, быстрыми и находчивыми, мое участие во всевозможных прятках,

догонялках и кувырканиях очень важно для всестороннего развития детей. К тому

же, меня не занимало ничто иное – я не пропадал часами-днями на работе, не

шатался по барам, не норовил слинять от семейных обязанностей, которые предельно

просты: кормить и оберегать семью. Представленные на уровне каменного века – с

людской точки зрения – обязанности эти исполнять порой было ох как не просто,

зато какой колоссальный душевный подъем я испытывал, глядя на счастливые

мордашки котят. А когда мы взаимно ласкали друг друга впятером – счастье

становилось безмерным. Я посвятил семье всего себя без остатка, а если хотелось

отдохнуть от возни, достаточно забраться на ветку, где котята – пока – не могли

меня достать, или лечь отдельно. Все переключались на маму.

Когда, наконец, малыши, убегавшись, повалились "без задних лап", Асва попросила

сходить на охоту. Просьбу она выразила в обычной своей манере: мурлыча,

потерлась об меня всем телом, глядя в глаза. Получилось что-то типа: "Друг, ты

такой большой, сильный, добудь нам кого-нибудь вкусненького". Грубая лесть, но

действенно. Слушая, как она вибрирует и вдыхая ее запах, я согласился. Дети были

еще малы, чтобы сопровождать отца на охоте, но смотрели на меня с таким

уважением, любовью и нежностью, что одни их взгляды согревали даже в самый

холодный ливень.

Поймав антилопу Дик-Дика, я понес тушку жене и детям. Удивительно, сколь

гармонично я сочетаю в себе идеального убийцу и идеального семьянина.

"Опасность! К Асве едет грузовик с пятью вооруженными людьми. Расстояние – 200

метров, скорость – 50 кмч".

"Понял, Гринни. Асва умна и осторожна, она спрячется сама и убережет детей".

Услышав автоматную очередь, я бросил Дик-Дика и короткими перебежками

приближался к месту, откуда звучали выстрелы. В кустах наткнулся на Асву –

напуганную и тревожно озирающуюся. Мимолетного контакта "глаза-в-глаза" мне

хватило, чтобы понять все…

…"Тихо подъехавшая большая машина. Убежала в кусты, зову детей, они бегут за

мной. Из кузова выскакивают трое африканцев, в руках одного – сачок, у другого –

оружие. Рая поймали, он кричит, плачет, барахтаясь в сетке. Хочу защитить его.

Отрывистые звуки, несущие смерть. Передо мной взлетают фонтанчики пыли. Страх… Я

жива? Убегаю… Детей нет – их поймали. Машина уехала"…

Браконьеры! Дети? Их увезли… Догнать!

Я бежал так, что закладывало уши от свистящего ветра, птицы, газели, даже

павианы шарахались от гепарда, на бешеной скорости проносящегося по равнине.

Мышцы ныли: в них накапливалась молочная кислота – главная причина усталости

мышц. Удалив ее, я почувствовал – усталость снизилась. Бег в таком темпе был

утомителен, однако я не имел права отдыхать – судьба моих детей, как никогда,

зависела от меня. И не только… Первое время Асва бежала за мной, но вскоре

выдохлась.

Чтобы меня не увидели в зеркалах заднего обзора, я мчался параллельно колее, по

которой ехал грузовик. При всем желании я сам по себе не мог остановить машину,

но…

"Блурри, пусти ракету в переднее колесо".

"Нельзя. Отец предупреждал, что мои ракеты очень мощны. Я не знаю, какую площадь

может поразить одна из них: колесо, всю машину, или все в радиусе нескольких

сотен метров? Ударная сила ракет регулируема, но ведь ты не хочешь рисковать

жизнями детей". — Блурри не спрашивал, а именно утверждал.

"Выведи из строя мотор, так, чтобы они не могли понять, в чем заключается

неисправность".

"Задание принято. Выполняю".

Развернувшись, Блурри упал в траву. Через миг он пролетел мимо, задействовав

ускорители. Голубая искорка на бреющем полете догоняла автомобиль, оставляя за

собой след из травы, срезанной острыми краями крыльев. Теперь можно было

отдохнуть, я остановился… и в изнеможении рухнул на землю, не сразу осознав, что

загнал себя до полусмерти.

Через несколько секунд в голове прозвучал голос Блурри:

"Задание выполнено. Двигатель выведен из строя. Что дальше?"

Голова кружилась, перед глазами плыло, шумело в ушах – просто удивительно, как

сообщение Блурри обошло все эти помехи. Я ответил не сразу:

"Разведка в кузове. Оставайся у машины. Боевых действий не предпринимай".

"Принято… Твои дети находятся в кузове. Заперты в небольшой клетке. Их усыпили,

— при этих словах у меня внутри все похолодело, — на полу валяются шприц и

ампула. Анализ биоритмов показывает, что они живы, функции организма

заторможены. Ветеринарная аптечка под лавкой. Кроме клетки, в кузове находятся

ящики с инструментами и запчастями, сачок на телескопической ручке и автомат

Калашникова. Еще один "Калаш" в кабине. Технические данные машины: мощность

двигателя 150 лошадиных сил, работает на пропане. Гидравлические тормоза, руль с

гидроусилителем. Бортовой компьютер отсутствует, автопилот – тоже, вообще,

никаких систем. Экипаж – 5 человек, трое африканцев, двое белых. Все пятеро

вооружены револьверами, у обоих европейцев и одного африканца есть мобильные

телефоны. Сейчас они пытаются обнаружить неисправность в двигателе".

Судя по тому, как скоро Блурри доложил о результатах разведки, он просто

просканировал машину насквозь.

"Пинком убрали клетку в дальний угол кузова, — мне показалось, что это мне дали

здоровенный пинок в брюхо, — вытаскивают ящик с инструментами. От ужасного

грохота никто из котят не проснулся". — телепатическая связь с Блурри позволяла

мне находиться в курсе всех событий.

"Один из белых людей – механик, он копается в моторе. Чтобы выяснить причину

неисправности, ему придется разобрать полдвигателя. Устранить повреждение в

данных условиях невозможно".

"Отличная работа, Блурри. Когда попытаются воспользоваться "мобилой", заглуши

частоту. Следи за ними, докладывай, если дело коснется котят. Я разведаю

местность вокруг и спланирую операцию освобождения. Кодовое название операции:

"Котята". Отбой".

"Удачи". — Блурри замолк.

Грузовик, получивший смертельное ранение, встал среди безлесного пространства.

Ни одного кустика, за которым можно было бы спрятаться. Отсутствие деревьев и

кустов компенсировала высокая, густая трава. Там, где пролетел Блурри, получился

"коридор", его можно было использовать, чтобы незамеченным подобраться к людям.

Я вспомнил ограничение, которое наложил на себя сам: "Не применять

сверхвозможности без крайней необходимости". Теперь это время пришло, время

снять запреты. Они не знали, чьих детей похищают, этот киднэппинг будет для них

последним.

Выпущенный из лапы шнур замер перед носом. Его конец перестроился в змеиный

череп, оплетенный волокнами мышц. Откинулась нижняя челюсть, из-под верхней

выдвинулись зубы, источающие мутные капельки яда. Посмотрев в сторону грузовика

недобрым взглядом, я издал низкое, утробное рычание. Все мои способности со

мной, мне только дождаться темноты… И никто ничего не узнает. Череп превратился

в граненый гарпун, затем в длинное, узкое лезвие. Я резко поднял голову…

"Не борись. Ибо ты неизбежно становишься тем, против чего ты борешься".

…Забытое "предание Мастера". При чем тут оно? Шнур исчез, я глубоко задумался.

Тихо подкрались сумерки. Асва нашла меня по следу. Она хотела пойти со мной, но

я послал ее подальше, в буквальном смысле – подальше от опасности, приказав

ждать моего возвращения. Любимая, не смирившаяся с потерей детей, подчинилась

неохотно. Грин­ни получила задание охранять Асву.

Мрак ночи накрыл равнину. Издалека донесся тоскливый вой гиены.

Сквозь щели в брезенте просачивался тусклый свет. Полог опущен, это лишало меня

возможности самому узнать, что делается в машине. Запросил данные у Блурри, он

сказал, что белые люди играют в карты, используя в качестве стола ящик с

запчастями, а их подельники-африканцы спят – двое в кабине, третий на лавке в

кузове. Притаившись у борта, я слушал шлепанье карт. Вдруг – поддатый голос на

английском, с разухабистым диалектом, смысла которого я не понимал.

— Восьмерка треф! Джон, ты опять надул меня! — далее нагромождение неясной

матерщины. — Хоть вовсе не играй с тобой.

— Сам с собой резаться будешь? Помрешь от скуки. Давай на интерес раскинем. Если

я выиграю, ты отдашь мне вон ту тощую киску, что в клетке.

— Черта с два, Джон! — неожиданный грохот заставил меня вжаться в землю.

Наверное, ударили кулаком по ящику. — Дурная твоя башка, хоть думаешь, что

городишь? За эти троих нам выложат пятнадцать тысяч баксов. Пять "штук" за

голову, представь себе. А если ты, твою мать, сдерешь с кого-нибудь шкуру, мы ни

хрена не получим. Ни цента! Играть я с тобой на такие "интересы" не собираюсь. Я

лично прослежу, чтобы ни волосок не упал с них, понял?

— Стив, — голос африканца, — ори потише. Ну, дал бы спать.

— Ну что ты, Стив, разбазарился? — примирительный голос Джона. — Я же только

спросил. Просто руки чешутся, как смотрю на эти пятнистые шкурки.

— Не зря тебя "шкуродралом" прозвали. Руки, видите ли, чешутся. Любишь, садист,

живьем снимать шкуру. Давай еще на доллар, и не заводи больше о котах. — снова

шлепают карты.

— "Не заводи". — проворчал Джон. — А как ты их доставлять будешь, котов своих?

Весь день какой-то дуроломный. Только поймали их, как через пять минут тачка

сгорела. И ведь говорил я тебе – давно пора движок менять, а ты все отмахивался.

Вот и застряли тут. Да если б только мотор. Так еще телефоны не отзываются.

Ладно бы один, а то все три как оглохли. Где, черт возьми, эта ихняя

"неограниченная свобода общения"? — послышался звук удара небольшого предмета о

борт.

— Не парься, Джон, утром разберемся со всем.

"Спаун, какие планы?" — Блурри прицепился к днищу грузовика. Впервые за много

месяцев он назвал меня именем, которого я давно не слышал.

"Где аптечка?"

"Вот тут". — кибердракончик-диверсант начертил лучом прямоугольник.

"Ее видно из-под лавки?"

"Нет".

"Вырежь пол под ней".

Подперев щупальцем вырезанный лазером фрагмент, я тихо опустил белый чемоданчик

вниз и откинул крышку с синим крестом.

"Посвети".

Расфокусировав луч и снизив его мощность до минимума, Блурри осветил внутренние

отделения аптечки. Изъяв ампулы со снотворным, – с полдесятка, – я выкачал их

содержимое в пузырь, от которого тянулся полый шнур с глазом и иглой на конце.

Блурри ни о чем не спрашивал – для него все было понятно без слов.

Просунув шнур в дыру, образовавшуюся после вырезания куска днища, я осмотрелся.

Клетка, разовый шприц, осколки стекла. На полу валялся разбитый "мобильник",

который швырнул Джон.

Тонка, Мррн и Рай уже очнулись от вынужденного сна, и сейчас сидели, прижавшись

друг к дружке, в углу клетки. Увидев глаз на стебле, змеящемся из-под пола, они

зашипели и зафыркали. Люди, коих лишь условно можно было назвать людьми,

обратили внимание на их беспокойное поведение.

— Очухались. Пора их уколоть, чтоб дрыхли дальше.

— Не отвлекайся, Стив, бридж – игра серьезная.

Прямо перед глазом стояли ноги – не важно, чьи. Разделив объем пузыря на пять

равных доз, я осторожно ввел живой шприц в волосатую икру и вкатил браконьеру-

киднэпперу полную дозу. Меньше, чем через минуту раздался сонный голос:

— Спать хочу – жуть, как. Сколько времени, Джон?

— Одиннадцати еще нету, а ты уже – спать. Эй, Стив, встряхнись.

— Не-а, — протяжный зевок, — я отваливаю. — карты посыпались на пол.

— Ну, раз так, считай, что ты проиграл свой доллар.

— И пус-сть. Завтра отыграю. Два.

Игрок, оставшийся без партнера, наклонился, собирая карты, и встретился "тет-а-

тет" с моим глазом. Я метил иглой ему в щеку, но реакция у Джона оказалась

быстрой. Прижатый силой моего стремительного натиска к борту, он обеими руками

удерживал шнур в нескольких сантиметрах от лица. Молниеносно удлинившаяся игла

вонзилась в вену на его шее. Заорав, Джон вырвал иглу, и глаз тут же ускользнул

в дыру. Последнее, что я видел – держась за шею, Джон тянулся к прислоненному в

углу "Калашникову".

Несмотря на убойную дозу снотворного, одурманившую мозг, ему удалось взвести

затвор и выпустить в пол весь магазин одной длинной очередью. Что бы ЭТО ни

было, ОНО не выдержит такого огня.

Лежа между передних колес под кабиной, я видел, как днище превращается в решето

и разлетается в куски аптечка со всей ее начинкой. "Господи, только бы он котят

не прострелил, сумасшедший этот". Вся операция полетела коту под хвост. "Под мой

хвост". — горько усмехнулся я. Все-таки придется брать эту машину штурмом, хоть

я замышлял усыпить всех втихаря, освободить своих и вызвать полицию.

В кузове послышались испуганные крики. Ага, там же один из местных. Из кабины,

разбуженные выстрелами, выпрыгнули двое.

— Чертовщина какая-то под машиной! — крикнул Джон, качаясь на ногах. Непослушной

рукой он пытался заменить магазин. Из дула автомата вился дымок. — Осмотреть

внизу! Отравило, что ли? Вон Стив валяется – бревно бревном. Как бы самому не

сдохнуть.

"Сдохни". — от души пожелал я, забираясь на капот и дальше, на крышу. Что у меня

в арсенале? Три дозы снотворного – и все, что угодно, для быстрого и бесшумного

убийства. Я выстроил поверх шкуры "мягкую броню", она скрыла песочно-золотую

шерсть, цвет самой брони изменился на черный – цвет ночи. Шлем необычной формы

защищал голову, свободной была только нижняя челюсть. Блурри подстраховывал меня

со стороны, скрываясь где-то в темноте новолуния. Ночь – просто восхитительно

темная. Идеальная ночь для смерти. Не моей…

Итак, на спор – три револьвера и два "Калашникова" против зверя, природные

ловкость, быстрота и сила которого, дополненные необычайными способностями к

выживанию, не оставляют сомнений в том, кто победит в споре.

Не испытывая желания совершать убийство, я готов был убивать, драться насмерть

за родных детей.

"Блурри, что в кузове?"

"Котята живы и невредимы. Джон спит".

Один "Калаш" из спора выпадает – хорошо. Нет, это не "хорошо" – это радует. "Нет

хорошего, есть то, что тебя радует" – "предание Мастера", как всегда, содержит

ясные и точные формулировки на многие случаи жизни.

Трое, держа наготове револьверы и автомат, заглядывали под грузовик. Я смотрел

на них сверху, сидя на кабине. У меня очень плохая позиция: фактор внезапности я

могу использовать только раз, а если меня заметят раньше, то просто сшибут,

стреляя из всех стволов.

Осторожно шагая по трубам, на которых растянут брезент, я выжидал подходящий

момент для броска. Один человек слева, двое справа.

"Блурри, тот, что слева – на счете "три" оглуши его электрошоком, не

смертельно".

"Принято".

Я приготовил несколько шнуров, в том числе гарпуны, разделил пузырь со

снотворным на три части – по одной на каждом шнуре.

"1… 2… 3".

Хрупкую тишину разбили выстрелы. Последние за ночь. Захохотала гиена:

куцехвостые собаки знают, что значат эти звуки.


Хорошо поставленным механическим голосом Блурри вызвал помощь, после чего

замкнул "мобильник" на постоянный сигнал, чтобы полиция могла запеленговать.

Словно око правосудия, высматривающее пытающихся избежать приговора Фемиды, в

небе вспыхнул прожектор. Покружив над источником радиосигнала, полицейский

вертолет опустился недалеко от машины. Чуть позже подъехал "лэндкраузер" с

егерями. Все-таки Джону и Ко не следовало забывать, что они находятся на

территории Кении.

Полисмену удалось отключить телефон, только вытряхнув батарею. Браконьеры лежали

там, где их застала внезапная атака. Спящие. Я мог убить всех пятерых, но,

поскольку мои дети не пострадали, у меня не было оснований отправлять братию,

занимавшуюся противозаконными делами, на тот свет.

— Брион, взгляни – сироты. Украли их эти… Что делать будем? В питомник отправим?

— вынеся клетку с гепардиками, рейнджер поставил ее на землю. Перепуганные

малыши даже не шипели, когда на них упал луч света от мощного фонаря.

— Не надо их в питомник, Эрик. Посмотри, кто к нам идет – не папаша ли?

— Ты прав, Брион. Наверное, он самый и есть.

Не обращая внимания на егерей, я обнюхивал детей сквозь решетку, успокаивая их

нежным мурлыканьем. Они тянулись ко мне лапками через прутья. Положив лапу на

клетку, я посмотрел в глаза хранителей закона, щурясь от яркого искусственного

света.

— Вот и верь после этого, что зверям чужды человеческие чувства. — вздохнул

Брион, на его груди сверкнула шестиконечная звезда. — Дэниел, — позвал он,

направив фонарь в сторону егерей, — пожалуйста, поищи ключи от этой клетухи.

Из кузова спрыгнул человек.

— Ты меня не там смотрел, Брион. — он протянул ключ с продолговатым кольцом. —

Думаю, этот ключ.

— Спасибо. — полицейский протянул руку к клетке. — Убери лапу, друг. — он

похлопал по моим пальцам.

Отомкнув замок, Брион развернул решетчатый ящик дверцей ко мне и открыл. Опустив

голову к самой земле, я тихо позвал:

— Мрр-мрр. – "Идите ко мне, родные мои".

Первой осмелилась Мррн. Сделав несколько робких шагов, она ткнулась мордочкой в

мой нос. Я облизал ее головку, спинку. За Мррн выскочили брат с сестрой. Вылизав

всю компанию, резким "Прр-прр" призвал их к дисциплине, и ушел во тьму, следя,

чтобы никто, особенно взбалмошный Рай, не вздумал отстать. Дети проспали день

напролет, они были голодны, но сейчас осознание, что они снова с отцом и чувство

свободы возобладали над чувством голода. В тишине хорошо слышен был голос

Бриона:

— Дэниел, ты знаешь, этот гепард весьма странный. Запросто подошел, словно знал,

куда идти и, могу поклясться, вот так на морде у него и читалось: "Освободите

моих детей". Не боялся, ничего. Эй, ты заметил – он даже лапу убрал, когда я

попросил. Ну и ну.

— И глаза у него. — задумчиво добавил Эрик. — Чувствуется в них что-то такое…

Какая-то сила. Да, Брион, кот со странностями.

Егеря приводили браконьеров в чувство.

— "Освободите моих детей". Эх, займемся мы этой пятеркой. Заткнись! — рявкнул

Брион на преступника, который сбивчиво пытался что-то рассказать. — Да ведь ими

кто-то уже занимался. Как вы думаете, кто мог усыпить их? Не сами же они

заснули, где попало. А кто помощь вызывал, а?

Я остановился послушать, чем кончится разговор. Котята улеглись вокруг,

прижимаясь ко мне. Как им необходимо мое присутствие, моя близость… Блурри, до

поры прятавшийся в траве, сейчас устроился, как всегда, на левой передней.

Эрик:

— Брион, мы охотно ответили бы на твои вопросы, но ответы, боюсь, могут быть

неверными. Вот "мобильник", по которому мы запеленговали это место с воздуха. Он

разобран. Взгляни, что творится внутри – блоки и дорожки на схеме сожжены. Все,

кроме отвечающих за стабильность посылаемого сигнала. По сути, телефон превращен

в радиомаяк. Выключить его практически невозможно, если не вытащить батарею. Тут

даже не паяльником действовали, скорее, я бы сказал, лазером.

— Брион О'Фаррелл? — новый голос.

— Да?

— В крови всех пяти человек обнаружено быстродействующее снотворное, применяемое

в ветеринарии. Доза – приблизительно пять кубиков на каждого.

— А под машиной найдены остатки, судя по всему, аптечки. И порядка 30 пуль,

выпущенных из автомата Калашникова.

— Да, здесь было жарко. Кто же устроил все это?

Очень жарко, особенно для меня. Я коротко муркнул, мы с детьми пошли дальше.

Вскоре нас нашла Асва, и моя семья, к несказанной моей радости, воссоединилась.

?Операция ?Котята? завершена успешно?. — констатировала Гринни.

Рассвет мы встречали, лежа на невысоком холме, с набитыми животами. Кошмарная

ночь осталась позади. Асва дремала, трое малышей крепко спали, не выпуская

сосков. Новое поколение станет поворотным в эволюции.

Да будет так.


ГЛАВА 16. Страсть к жизни

Ветер-романтик лепил из пышных туч воздушные замки. В тучах, словно кусочки

золота, застревали лучи рассветного Солнца. Светило запуталось в облаках и еле

ползет по небосводу, волоча их за собой. Земля укутана периной тумана. Идет

жирафа с детенышем, длинная ее шея торчит из зыбкой дымки как семафор. Куда-то

побежали призрачные газели. Асва прижимает уши, тихонько рычит, скалит зубы –

наверное, в сновидении вновь защищает детей от браконьеров и, видимо, успешно –

рычание сменилось мурлыканьем, появилась легкая блуждающая улыбка. Шевелится

хвост спящей Тонки, Рай и во сне не переставал бегать и прыгать. У Тонки милая

привычка высовывать язычок во время сна – и сейчас между черными губками алеет

его кончик. Тихоня Мррн свернулась калачиком на моей лапе. Семья спит в тишине и

покое. Но не спится мне, тяжело и тревожно на душе за свой маленький мир.

Хвост опять дергается… Нежно помассировал конец зубами, надеясь прекратить эти

нервные рывки. Смутно различимая в тумане, медленно движется какая-то темная

туша, глухие звуки тяжелой походки. Долго присматриваюсь. На носу и длинных

ресницах жемчужным бисером сверкает влага. Облизываю нос, пытаюсь задремать…

…"1… 2… 3". Человек слева вздрогнул, на миг охваченный голубой молнией, и упал

без единого звука. Двое справа замечают это, один наклоняется ниже. Прыгаю, метя

когтями в голову второго. Мы падаем оба, игла ткнулась в его плечо. Я

отпрыгиваю, автоматная очередь настигает в воздухе, пули впиваются в грудь и

бок, рикошетом пробивая брезент и колесо грузовика. "Броня" выдержала, но удары

пуль больно отдаются во внутренностях. Падаю и замираю. Враг осторожно подходит,

готовый нажать на спуск. Тычет мне в бок дулом автомата. Ни вздоха. "Пантера,

что ли? Ну и голова". — удивленный шепот. Присел на корточки, ощупывает мою

защищенную шлемом голову. Шух – я врезал лапой негру в пах, он роняет оружие и

оседает прямо на иглу. С выражением муки и удивления на лице человек засыпает,

глядя, как угловатая, с резкими чертами, голова кошки распадается на части,

обнажая морду гепарда. Его светящиеся желтым глаза сверкнули во мраке холодной

ненавистью и презрением. Когда браконьер отключился, Блурри вытащил из его

кармана телефон. Последней иглой я ужалил в задницу того, который был оглушен

электричеством.

Вертолет. Со звуком его мотора связаны неприятные воспоминания: вертолет

маневрирует, подвесная камера снимает стадо бегущих слонов. На их пути

невзрачный куст… Мне не оборвать эту связь, слишком глубоко запечатлелась

трагедия в памяти… Сейчас вертолет несет не гибель, а спасение, закон и

справедливость, но память и реальность живут порознь. Винтокрылая машина

маневрирует, кружит, будто гриф над тушей грузовика. Прожектор под брюхом ярко

светит мне в глаза. Отворачиваюсь, моргаю…

…Пробившиеся через облачную сметану лучи Солнца ползут по земле, золотыми

лентами вплетаясь в туман. Котята сосут, надавливая лапками на живот Асвы. Она

вздрагивает, когда чьи-то зубки нечаянно прикусывают сосок. Прохладно, серое

утро обещает дождь. Ветер принес отсыревшие запахи. Как всегда неожиданно хлынул

ливень. Я лег вплотную к Асве, и дети приютились между нашими телами.

"Блурри, давай разбираться, что происходит в последнее время. За нами начали

охотиться все, кому не лень – то Алекс, теперь браконьеры. Я считаю, что мою

семью выследили – грузовик подъехал слишком кстати, именно тогда, когда меня не

было. Как нас нашли?"

"Передатчик, который у тебя на боку – он наводит спутниковую систему слежения".

— в разговоре на серьезную тему кибер отвечал кратко, лаконично и емко.

Я посмотрел на левый бок – шерсть в одном месте разошлась, из образовавшейся

тонкой щели вытянулось щупальце, оно держало на конце аппарат размером с

пуговицу. Память выдала события без особой последовательности…

…Через несколько часов я не смогу носить зажигалку и "Проводник", не привлекая

внимания людей. Экипировку следует надежно спрятать. Блурри, приняв мой

мыслеобраз, вырезал лазером в большом камне сегмент конической формы. Когда я

вытряхнул сегмент, он срезал половину конуса, придав ему форму усеченного, а

потом, расфокусировав луч и увеличив его мощность, углубил отверстие в камне.

Выложив емкость сухой травой, я засунул туда путеводный аппарат, зажигалку,

кредитки, документы, набил еще травы, прижал крышку, и Блурри герметично

приварил ее. Я долго сомневался, что делать с радиомаяком-"пуговицей", в конце

концов решил оставить ее у себя.

Блурри отметил камень-тайник буквой S, и я положил его среди многих таких же

камней, знаком вниз. Покончив со всеми приготовлениями, забрался в пещеру и,

подтягивая щупальцами камни, надежно заложил вход…

…Действительно, живи, Блурри. Одно дело – изучать мир сканированием, и совсем

другое – знакомиться с ним вплотную. Найти меня ты сумеешь в любой момент,

включив радар, тем более что я ношу под шкурой на боку радиомаяк,

предназначенный для наводки "Циклопа". Поймаешь его волну…

…— Ну… Пати, мы хотим смотреть за тобой поближе. "Циклоп" снимает подробно, но

нам интереснее будет… — Клэр не договорила – вспышка на экране привлекла ее

внимание.

"ИНТЕРЕСНЕЕ БУДЕТ ДЕРЖАТЬ МЕНЯ И АСВУ В СТРЕССЕ? ОСОБЕННО ХОРОШ АЛЕКС С ЕГО

СУМАСШЕДШЕЙ ВОЮЩЕЙ КАМЕРОЙ! КЛЭР, ТЫ ВЫСКАЗАЛА АЛЕКСУ ПО ПОВОДУ КАМЕРЫ ВСЕ, ЧТО

ХОТЕЛ СКАЗАТЬ Я, НО Я ДОБАВЛЮ ПО ПОВОДУ ВАШЕГО ПРИСУТСТВИЯ ВОТ ЧТО: БУДУ ОЧЕНЬ

РАД, ЕСЛИ ВЫ УЕДЕТЕ ОТСЮДА, ЧТОБЫ ДАТЬ НАМ СПОКОЙНО ЖИТЬ, ВЫЖИВАТЬ, И РАСТИТЬ

ДЕТЕЙ".

— Но это наша работа – наблюдать за жизнью животных. А ты для нас особенно

интересен тем, что ты… — снова вспышка на экране перебила Клэр, не дав

договорить.

"ТРАНСМУТАНТ, ДА? ИЛИ ВО ВСЕЙ АФРИКЕ СДОХЛИ ВСЕ ГЕПАРДЫ И ВАМ БОЛЬШЕ НЕ ЗА КЕМ

СМОТРЕТЬ, КРОМЕ КАК ЗА МНОЙ? "НАБЛЮДАТЬ ЗА ЖИЗНЬЮ ЖИВОТНЫХ" – ВАША РАБОТА… А

ТАКЖЕ ЛОВИТЬ ИХ, ИЗМЕРЯТЬ, ВЗВЕШИВАТЬ, НУМЕРОВАТЬ, ЗАСОВЫВАТЬ РАДИОКАПСУЛЫ,

ПОТОМ ХОДИТЬ С АНТЕННОЙ И ИСКАТЬ, КУДА ОНИ, БЕДНЫЕ, ОТ ВАС ПОПРЯТАЛИСЬ. Я ХОЖУ С

МАЯКОМ, КОТОРЫЙ ЛОВИТ СПУТНИК, АСВА ТОЖЕ – БЛАГОДАРЯ ВАМ – НОСИТ "СИГНАЛ" ПОД

ШКУРОЙ. ВЫ ДУМАЕТЕ, МНЕ НЕ СТРАШНО ЗА НЕЕ ВСЯКИЙ РАЗ, КОГДА ОНА УХОДИТ К

ВОДОПОЮ? ВЕДЬ ПО ЭТИМ РАДИОКАПСУЛАМ НАС ИЩЕТЕ НЕ ТОЛЬКО ВЫ, НАТУРАЛИСТЫ, НО И

БРАКОНЬЕРЫ".

…— Радиокапсула есть?

— Нет. Он и так радиомаяк носит, его со спутника снимают. На телевидении

передачу о нем показывают.

Вот, значит, откуда Алекс знает, где меня искать.

— Я уже не помню, когда последний раз смотрел телевизор. Пока, Ал, береги своего

зверя…

…"Циклоп", как прежде, наблюдает за тобой, но теперь, вместо трансляций по всему

миру, твои приключения курируют лишь несколько компаний, специализирующихся на

дикой природе: ВВС, Discovery и Animal Planet. Серьезно заинтересовалось твоими

эскападами "Национальное Географическое Общество". Тебя смотрят зоологи,

биологи, натуралисты, надо полагать, и браконьеры думают, как бы присвоить твою

шкуру"…

Вот он, корень наших злоключений – радиомаяк. Мне следовало замуровать его в

камень со всей экипировкой. Хорошо, что причина, наконец, установлена.

"Блурри, что делать с этим предательским аппаратом? Носить его я больше не могу.

Брошу здесь, и пусть "Циклоп" смотрит в одну точку, пока его не переключат на

другую волну".

"Оставь себе, он может еще пригодиться. Я выключу сигнал".

Изучая передатчик, Блурри повертел его в пальцах, держа кончиками когтей. Из

левого глаза протянулась пара сканирующих лучей, они крест-накрест прошлись по

корпусу. Миниатюрное устройство работало от собственного элемента питания.

Крышка отсека удерживалась четырьмя шурупчиками. Высунув язык, Блурри разделил

оба кончика на два, еще более тонких, и вывинтил сразу все четыре шурупа.

Действуя языком как отверткой и манипулятором, кибер снял крышку. Махонький

кубик, на его гранях знаки, предупреждающие о радиоактивности батареи, в основе

которой был уран. Я мог лишь удивиться, как сюда умудрились впихнуть

одновременно мирный атом, микрофон, динамик и приемно-передающий чип связи. На

чипе – двухпозиционный переключатель, рядом мигает зеленый индикатор. Блурри

сдвинул рычажок – индикатор погас.

"Все, мы оборвали последнюю связь с цивилизацией". — сказал дракончик, возвращая

мне маяк. Я уложил его в привычную нищу под шкурой. Под шкурой… Асва?

…В черноте мысленного пространства нарисовалась карта равнины в одном из

многочисленных вариантов, какой ее мог видеть Блурри. Чтобы не потерять

ориентацию между реальным и вымышленным, я закрыл глаза. Карта лежала перед

внутренним взором, направленным под небольшим углом к плоскости. Желтыми линиями

– равнина, зелеными – деревья и кустарник, синими обозначено болото, коричневым

– камни возвышенности.

"Асва". — сказал Блурри. Около синих линий появилось пульсирующее желтое

пятнышко. Многочисленными красными точками отмечен прайд, каждая точка означала

льва…

"Еще не все связи, Блурри. На подруге тоже где-то радиокапсула, поищи ее".

"Между лопаток. Я давно засек устойчивый сигнал. Пощупай шнуром – должен быть

шрам".

Скорее всего, Асве показалось, что ее кусает паразит, и она не обратила

внимания, когда я осторожно проник под загрубелую кожу шрама. Там давным-давно

все срослось, и я потратил несколько секунд на незаметные действия, прежде чем

извлек прозрачную пилюлю. Блурри рассмотрел ее и выяснил, что она работает от

тепла тела. Пока организм жив – сигнал подается. У этого маяка выключателя не

было, я просто кинул его в траву. Отныне мы – невидимки для электронных

поисковых приборов.


— Что случилось, Виктор?

— Сигнал потерян, "Циклоп" не может найти маяк.

— Гепарда, что ли, потерял?

— Его. — Виктор пытался вручную настроить системы, но в ответ на все старания

компьютер выдавал одно и то же: "Сигнал отсутствует". Неожиданно вспыхнула новая

строка, мигая желтыми с черным крапом буквами: "Внимание! Включите запись".

Старший оператор отреагировал чисто автоматически, стукнув по нужной клавище.

Буквы помигали какое-то время, затем отрастили лапки, хвосты и разбежались за

границы экрана.

— Странная анимация. — поскреб щеку Билл, помощник Виктора.

Знакомый африканский пейзаж. Крупным планом гепард, он словно смотрит в камеру.

Рядом лежит кошка, из-за бока которой выглядывает симпатичная мордочка с

любопытными, проницательными глазками. Внизу появилась бегущая строка:

"Дорогие телезрители. Вы смотрите меня в последний раз. Я уважаю ваши интересы,

и понимаю, что многие хотели бы смотреть про мою жизнь и впредь, но съемок

больше не планируется. За мной начали охотиться, а я не хочу подвергать жену и

детей неоправданному риску. В связи с тем, что браконьеры похитили недавно моих

детей, и мне удалось спасти их почти чудом, я отключаю передатчик. Благодарю

всех, кто был со мной эти месяцы. Прощайте, мои поклонники".

Гепард кивнул в прощальном жесте, и экран погас. В студии повисла тишина.

— Ахинея какая-то. Кто устраивает эти шутки? Не всерьез же все это воспринимать?

— Именно всерьез. — ответил задумчиво Виктор. — Буквально. Вчера днем пятеро

браконьеров украли его котят и едва не пристрелили подругу. Смотри. — он включил

поиск. — "Сигнал отсутствует". "Циклопу" можно находить другое применение –

нашего героя мы больше не увидим. Он отключился.

— Но как он смог? Там же винтики такие, что их под микроскопом разглядывать

нужно.

— Билл, а ты вспомни, кто он, и кто с ним. Его голубой ящерицей давно

интересуется Калифорнийский университет технологий. Не знают правда пока, с

какой стороны подступиться к этому феномену. Я тут недавно в интернете нашел

такие глубокие рассуждения на тему отношения Человечества к Природе – впору в

"Гринпис" представлять. А судя по содержанию и смыслу, автор философии как раз

он. — оператор кивнул на экран, где прокручивалась запись прощального ролика.

— Вик, тебе не кажется, что твое чувство юмора того… Как он писал – лапами? А

компьютер где взял?

— Не знаю, как писал, но подпись, точнее псевдо его – "Спаун". А "компьютер" там

с ним гуляет.

— Ага, так я тебе и поверил.

— Ой, отвали от меня. Вот тебе ссылки и ключевые слова, я их нарочно записал,

залазь в сеть и убедись сам. Да смотри, не нарвись на "Пожирателя хакеров" –

твое поведение в интернете иногда не вполне соответствует международным

нормативам.


Антилопы стояли, выгнув спинки горбиками, и покорно мокли под дождем. У кого

есть укрытие – дупло, нора, тот в сухом и теплом доме, остальные равны перед

капризами погоды, и я был столь же мокрый, как антилопы.

В охоте Асва теперь брала на себя роль загонщика, а я ожидал в засаде. Кроме

этого, я охранял детей. Сейчас подруга совершала обходной маневр. Котята лежали

тихо-тихо. Если мама сказала: замрите и ждите молча – никто из троицы не издаст

ни звука, даже когда враг совсем близко, и очень страшно. Затаиться и ждать не

дыша – в этом заключалась их пока единственная возможность выжить. Напоенная

дождями, трава сильно выросла, и в ней хорошо было прятаться, но подчас она же

мешала нам находить друг друга.

Послышалось шлепанье копыт по лужам, я поднялся, высматривая антилоп сквозь

пелену дождя – ого, Асва гонит хорошего самца. Сорвавшись с места, я поравнялся

с охотницей, и она передала мне добычу как эстафету. Привычным ударом рассек

сухожилие на задней ноге антилопы, самец, который и так несся на пределе сил, не

заметил ранения, но когда ступил, нога согнулась в колене и он, опрокинувшись,

юзом проскользил по земле. Я затормозил его на финальном отрезке жизненного

пути.

Понимая безнадежность своего положения, самец продолжал сопротивляться,

отбиваясь длинными рогами и пробуя встать на три ноги – четвертая ниже колена

висела как кость. Хотя жизненно важные органы не были повреждены, рана

смертельна. "Зачем же он сопротивляется, если это бессмысленно?" — задался я

философским вопросом, уворачиваясь от косого удара.

Он желал жить. Я желал его смерти. Но чье желание окажется сильнее? Ответ на сей

волнующий вопрос пришел к нам в образе Асвы – она прыгнула на спину антилопы,

свалила и перехватила горло. Я помог ей выгнать из жертвы последний дух. Асва

позвала детей – они радостно бежали к нам, а я уволок тушу под дерево, и тут же

погнался за гиеной, которая давно заметила нашу удачу. Гиене пришлось только

скулить и мечтать.

Котята прыгали по антилопе, дергали за язык, уши, хвост, не зная, что с ней

делать. Их зубки были маленькими, и они могли только теребить добычу, не в силах

порвать шкуру. Сегодня Рай, Тонка и Мррн попробовали мясо. Сразу стало ясно, что

отныне наши трапезы будут сопровождаться сердитым шипением, фырчанием и воем.

Это надо было уметь – крепко упираясь всеми лапами, держать в зубах кусок и

отчаянно завывать сквозь зубы, стараясь не упустить свое, но вырвать мясо изо

рта противника. Тонка встала "мостиком", Рай распушил хвостишко и поднял дыбом

всю шерсть. Ух, какой он страшный – аж самому страшно! Закрыв глаза, чтобы не

так пугаться самого себя, Рай мотал головой, пытаясь стряхнуть Тонку, которая

висела на его куске. Двухмерная сестренка решила однако поспорить, кому на самом

деле должен принадлежать этот кусок мяса, и била братца по голове то правой, то

левой лапой. Оба занимались чревовещанием, костерили друг друга, как могли.

Пока Тонка и Рай выясняли меж собой, кто из них круче, Мррн сразу просекла, что

здесь работает принцип "Двое дерутся, третий ест", и ее брюшко уже округлилось,

набитое мяском. Наша умница подзаправилась вместе с нами, и правильно сделала.

Насладиться результатом трудов нам не дали.

Услышав окрик-предостережение, Тонка оставила борьбу и бросилась к нам.

Довольный Рай проглотил честно отвоеванный кусок – он победил! "Победителю"

пришлось бежать со всей возможной прытью. Отойдя на безопасное расстояние, мы

спрятались в зарослях, и забияки с удивлением обнюхали мордочку Мррн, спрашивая,

когда она успела наесться? — А мы голодные опять! — пожаловались сорванцы, глядя

на меня в ожидании. Я с сочувствием облизал их носы, но что я мог поделать?

Львов было слишком много. Голодные? Понимаю, я и сам голодный, да хорошо, что

живы остались. Может, это вас научит, что нужно побыстрее набивать брюхо, когда

есть возможность, а не сражаться за один кусок, если мяса – гора? Ведь в другой

раз такой горы может и не быть.

Научило, но, увы, не всегда они помнили об этом – поднять самооценку и

утвердиться в чужих глазах было для них важнее, чем сытый живот.

Только заяц будет говорить, что мир устроен несправедливо. Для льва мир вполне

справедлив. Я, конечно, не заяц, но чувствовал себя обманутым, глядя, как львы,

рыча и кидаясь один на другого, жрут нашу антилопу. Блурри предупредил бы меня,

но я договорился с киберами, что они будут предупреждать только о людях и

связанных с ними опасностях, а о львах и прочих мы должны думать сами. Иначе

какой смысл жить, если тебя непрерывно оберегают и прикрывают драконы-хранители?

И дети ничему не научатся, живя в условиях постоянной безопасности. Покой и

стресс, голод и сытость – всего должно быть в меру.

Вот только мясо придется добывать заново, учитывая присутствие агрессивных

соседей.

"Маленькие детки – маленькие бедки, большие детки – большие бедки" – эту

формулировку наверняка вывел человек, который видел в семье лишь постоянные

хлопоты и головную боль. Нельзя сказать, что с нашими детьми не было проблем.

Куда там – каждый день забот был полон рот. Начать с того, что я привык спать

"на ушах", готовый проснуться в любой момент с тем, чтобы броситься на защиту

детей. Именно их, а не Асвы – она-то могла позаботиться о себе. Моей жене

требовалось больше еды, чем прежде – Асва стала настоящей фабрикой по

переработке мяса на молоко. Я охотился почти ежедневно, прилагая все усилия,

чтобы добыть много хорошего мяса и обеспечить безопасность семьи во время обеда.

Нередко приходилось есть после всех, когда подруга и дети были уже сыты, и

спокойно уходили в тенек. Тут уж я не зевал – наспех набивался, рискуя

схлопотать по голове от нетерпеливого грифа. Трупоеды наваливались массой, их

внимание поглощено мясом, они поглощали мясо, аппетит и количество прямо

пропорциональны размерам оставшейся туши, и прогонять бывало просто опасно для

жизни. Своими когтями и клювами грифы дырявили любые шкуры – однажды я видел,

как они раздирали носорога, у которого был спилен рог, и мне совсем не хотелось

испытывать свой череп на прочность – удара острым, крючковатым клювом

достаточно, чтобы получить еще один труп – пятнистый. По этой причине нам иногда

приходилось бросать нетронутую добычу.

В каждодневной борьбе за выживание незаметно прошел месяц. За это время, изучая

характер и поведение детей, я спланировал программы индивидуального воспитания

для каждого из своих котят, учитывая особенности психологии. Рая следовало учить

осторожности и вниманию – он смел, слишком смел, храбро бежал навстречу гиенам и

павианам, "защищал" от них сестричек и маму. Знал бы он, как слаб и мал, что в

действительности любой "куцехвостой" достаточно хапнуть его за спину, чтобы

перекусить пополам. Мое сердце всякий раз замирало, когда я видел, как Рай,

уверенный в своей непобедимости, вприпрыжку скачет туда, откуда мы все убегали.

Его приходилось отзывать, убеждать, что там опасно, но иногда он, увлеченный,

ничего не слышал, и я бежал за ним, хватал за шкирку и возвращал на место в

добровольно-принудительном порядке. Сыну надо было учиться думать о собственной

шкуре – принцип "Вперед, в пасть льва!" в нашей жизни совершенно не применим, а

уж в его возрасте и подавно равнозначен самоубийству.

Мррн, физически не уступающая Раю, была самой тихой и спокойной в семье. Она

любила "медитировать", но подловить ее на этом никому не удавалось. Однако Мррн

боялась всего, и постоянно жалась ко мне и маме. Стоило ей увидеть либо услышать

что-то, даже вполне безобидное – и более робкого котенка, с совершенно круглыми

от страха глазками я еще не видел. При том, что Мррн прекрасно боролась, ей не

хватало того, чего у Рая в переизбытке – смелости. Смелой она была лишь в

семейном кругу, за пределами которого все бойцовские качества испарялись.

Тонка – своеобразная "золотая середина" – сочетала присущие Раю храбрость,

осторожность и внимательность Мррн, добавляя от себя веселый характер и чувство

юмора. У нее был актерский талант, используемый по большей части в схватках.

Тонка принимала самый покорный вид, какой только можно себе вообразить, но, едва

лишь соперник отворачивался, ангельской невинности в глазах будто и не было, а

попавшегося на уловку тут же опрокидывали и кусали. Как ни странно, жертвой

Тонкиных фокусов чаще становился Рай, очевидно, ввиду большой самоуверенности

его легче было убедить, что он выиграл поединок – и коварно напасть со спины.

Тонка имела все шансы выжить в естественном мире, а самым "неестественным" и

непредсказуемым элементом я считаю человека с ружьем, копьем и каким бы то ни

было оружием.

Зная, что в семье все постоянно общаются и учатся, я ожидал, что со временем

дети сами позаимствуют один у другого нужные черты характера: Рай научится у

Мррн осторожности, Мррн, в свою очередь, наберется у брата смелости, и оба они

возьмут от старшей сестры ее коварство и способность притворяться и подыгрывать,

что очень пригодится в жизни всем троим. А я должен аккуратно, без перегибов,

направлять воспитание в нужное русло, поощрять и поддерживать, и, самое главное,

обучать выживанию.


Мы отдыхали в тени раскидистого дерева. Тут валялась большая ветка, обломанная и

пожеванная слонами – как интересно было прятаться среди листьев и сучьев,

наскакивать и ловить друг дружку за хвосты. Когда детям надоели прятки, они

залезли на дерево, благо его ветки росли низко и падать, в случае чего, было не

страшно.

Мррн пробежалась по толстому суку до конца, ловко развернувшись, побежала

обратно. Встретив Рая, она шлепнула его по голове, желая освободить себе путь.

Рай уперся, стоя на трех лапках и цепляя Мррн за ухо. Тихонько подкравшаяся

Тонка залепила братцу по попе обеими передними. Рай не смог сражаться на два

фронта, и повис на ветке, изо всех сил стараясь подтянуться. Ободренная помощью

Тонки, Мррн шлепнула Рая по ушам, он попытался ответить достойно, держась одной

лапой, но сорвался и полетел на обломанную слонами ветку. Раздался полный страха

и боли душераздирающий писк, перепуганная Тонка чуть не свалилась вслед за Раем.

От увиденного зрелища у меня непроизвольно закрылись глаза: Рай упал на острые

сучки, которые пронзили его насквозь – грудь, брюшко, спинку. Полосы "хаки"

смешались с полосами крови. Рай уже не пищал, но еще шевелился и смотрел на меня

широко распахнутыми желтыми глазками. Я не мог отвести взгляда. В предсмертной

муке он видел всю мою сущность до самых потаенных глубин, и молил о спасении.

Это были даже не образы – единый, отчаянный крик, в котором заключался весь

смысл последних мгновений жизни. Вскоре он затих, смолкла мольба о помощи.

Сквозь туман слез, застилающий глаза, я видел Асву – она обнюхивала Рая, лизала

головку, пытаясь разбудить от смертного сна. Девочки сидели рядом, на мордочках

– ужас и смятение.

Мне стало дико и страшно. Рай – мой первый и единственный сын, любимец семьи,

весельчак, душа компании, шалун и заводила во всех играх… Рай погиб… Время

неумолимо пожирало секунды "клинической смерти". Даже Спаун окажется бессилен.

Судьба, до каких пор ты будешь играть со мной? Зачем вынуждаешь в очередной раз

идти поперек всех правил? Однажды я видел твой ход – слоны, растоптавшие куст,

где жили дети Асвы – пусть не мои, но что с того? Судьба, ты вновь испытываешь

меня на прочность, как будто мало было уроков: Асва, попавшаяся в петлю;

антилопа, разбившая мне ребра во время охоты; недавнее похищение. Но я отменяю

твой приговор.

Схватив Рая за голову, я снял его с колючек и сучьев, положил на землю и лег

грудью на обагренное тельце, проникая в раны, исцеляя сердце, легкие, кишочки. С

верой в невозможное, надеясь на чудо, я послал слабый электрический импульс в

маленький моторчик – сердечко. Оно сократилось – и замерло… Второй импульс –

снова сокращение без ответа. Я опоздал! На какие-то несколько секунд! Вне себя

от ярости, уже почти не отдавая отчета в действиях, я ударил силой тока,

наверное, в два-три раза превышающей максимально допустимую для такого существа,

как двухмесячный котенок. Ударил, вложив в разряд всю боль, отчаяние, силу духа

и волю к жизни. Рая дернуло так, что он подпрыгнул. Я вырвал нерв из его грудной

клетки – как вырывают штекер из отказавшей аппаратуры – и отвернулся, не в силах

признать тщетность своих попыток.

Асва не понимала, что я делаю, но разделяла мои чувства. Склонясь над дочерьми,

она вылизывала их, будто заклиная от бед.

Последний раз я взглянул на сына. Разрисованный извилистыми полосами, он

выглядел умиротворенным, сладко спящим. Вроде бы, его ротик был закрыт… Спи,

милый, я уйду отсюда, чтобы не видеть, как тебя подберет какая-нибудь гиена.

Твоя кровь на моей груди – я не буду смывать ее, пока она не сотрется сама. Это

дань памяти. Прости, Рай.

Я встал и медленно пошел – все тело и даже хвост казались налитыми свинцовой

тяжестью. Неожиданно Блурри прыгнул с лапы, где обычно находился, подбежал к Раю

и положил свою лапку на его грудь. Через миг, мысленно войдя в мое сознание, он

разразился ликующим хохотом:

"Ты сделал это! — выполнив замысловатый, преисполненный радости пируэт,

дракончик повис на моем носу. — Ты спас Рая!"

Спас!? Я не поверил, я хотел, страстно желал, но боялся поверить. Блурри снова

положил лапку на котенка и сформировал образ кардиомонитора: на экране ровной,

непрерывной чередой шли короткие пики, в углу экрана мигали цифры – 103, 102,

104 удара в минуту.

В который раз за свою жизнь я убедился, что Разум должен быть выше Чувств –

убитый горем, я не увидел, как движется грудь Рая, а возле его ротика взлетает

крохотное облачко пыли. Горечь невосполнимой утраты ослепила меня, и я вполне

мог уйти, оставив сына живым, но без сознания, будучи уверенным, что он мертв. А

ведь сначала нужно было констатировать факт смерти.

"Если бы ты ушел, я привел бы его к тебе". — ответил Блурри на мои думы.

"Блурри, проверка систем". — запросил я, имея в виду Рая. С детства привыкнув к

компьютерам и роботам, я мог мыслить как машина и часто пользовал фразы из

программ в разговорах с Блурри и Гринни, переходя на машинно-компьютерный

диалект. Эта привычка осталась и по сей день.

"Уже проверено. Все органы работают нормально". — сказал кибер.

Я лизнул нос Рая – его язычок сразу отозвался на привычную ласку. Еще с минуту я

умывал мордочку сынишки, прежде, чем он открыл глаза. Если и был на свете кто-

то, более счастливый, чем я, так это Рай. Его глазки-солнышки светились

радостью, он обнимал мой нос, слизывал катящиеся по щекам слезы – я снова

плакал, теперь уже от счастья. Рай галопом понесся к маме. Правый бок, на

котором он лежал, был перемазан кровью и пылью, а левый чистый и гладкий – Рай

стал воплощением выражения "Между жизнью и смертью".

Асва попыталась навести глянец на правую сторону котенка, но это оказалось

задачей трудновыполнимой: вывернувшись из-под материнских лап и языка, Рай

носился, опьяненный восторгом жизни. Он налетел на сестер и устроил неразбериху,

явно наслаждаясь оплеухами, которыми его щедро одаривали радостные девочки. К

общему веселью присоединились обе ящерицы, и малыши устроили охоту за

неуловимыми киберами, которые с удовольствием позволяли прихлопывать себя

лапками. С тех пор, как спутник-шпион перестал следить за нами, дракончики жили

вместе.

Я сел рядом с Асвой – она тут же выплеснула на меня переполняющие ее любовь и

радость, с избытком вознаградив за душевные мучения.

"Блурри, а ведь ты научился радоваться чужой жизни, научился смеяться от

радости, выражать чувства".

"Да! Представь себе – да!" — снова захохотал он, хитрым приемом увернувшись от

котят, в итоге Мррн и Рай столкнулись лбами.

Охотиться не пришлось – праздничный обед организовал Блурри, убив током жирную

зебру. Ее оранжево-желтый жир всем нам пришелся очень даже по вкусу.

…Золотой медалью "За волю к жизни" висела на небе полная луна. Эта медаль была

одна на двоих – мне и сыну. И одна на всех нас.


ГЛАВА 17. Семья: надежда и опора

На долю Рая приходилось 80% всех приключений – только успевай смотреть за ним.

Даже если он не искал приключения – они находили его. Как-то его "нашел"

дикобраз. Грохоча черно-белыми иглами, дикий образ идет мимо нас, а Рай в

охотничьем азарте прыгает вокруг – лишь своевременный резкий окрик не позволил

котенку познакомиться с жутковатым ежом. Не отпуская детей от себя на расстояние

больше трех длинных прыжков, мы давали котятам достаточную свободу для изучения

мира, вовремя и жестко пресекая попытки "самостоятельных прогулок", которые

могли кончиться для несмышленышей гибелью. Дикобраз легко насадил бы Рая на

иглы, подойди он совсем близко.

Рай поймал пчелу – результат этой охоты был вполне понятен. И вот он, тихо

стеная, лижет распухшую десну. Мы утешали его всей семьей, но рейтинг Рая в

глазах девочек сильно упал. Да и ему самому пару дней пришлось пострадать –

откусывать мясо стало болезненно, сын то и дело ронял кусок и хныкал, тер лапкой

щеку. Я жевал для него – он ел, стараясь не закрывать пасть слишком плотно. А на

отдыхе Рай в глубокой признательности нежно пристраивался у меня под боком.

Флюс, образовавшийся после укуса пчелы, перекашивал мордочку, отчего получалась

гримаса клоуна, но мне было совсем не смешно.

Случай с пчелой несколько убавил гонору Рая, он усвоил, что далеко не всегда он

"самый, самый, самый". А сестры – те учились на чужих ошибках. Ни Мррн, ни Тонка

пчел не ловили.

Мы с Асвой определились, кому кого воспитывать: я уделял больше внимания сыну, а

подруга опекала дочерей. Охотились мы вдвоем, а прочими делами в семье обычно

заправляла жена. В случае опасности право решающего голоса переходило ко мне, и

я пользовался этим правом, но не злоупотреблял им, ибо брал на себя

ответственность за судьбы и жизни четверых животных, которые преданно любили

меня и верили мне, шли за мной. Я не мог поступиться их доверием, и к каждому

проявлял заботу, чуткое внимание и уважение – качества, присущие истинному

лидеру, хотя по характеру никогда не любил работать в команде, предпочитая

действовать в одиночку, или, в крайнем случае, на пару. Ведь если я был один, я

сам себе работодатель, исполнитель, господин и слуга. Я назначал работу и

выполнял ее тем способом, который считал оптимальным, в удобные мне сроки, не

пытаясь уложиться в чужие лимиты времени и пространства. Правда, в случае

ошибки, винить некого, кроме себя. Работая в паре, приходилось учитывать мнение

напарника, его привычки, настроение, систему ценностей и еще уймищу факторов.

Тут было одно прекрасное "но", которое указывало, что я способен вести

коллектив, если возьмусь за дело всей душой, сердцем и разумом: с Асвой я

великолепно сработался, мы понимали друг друга с полуслова.

Погода установилась теплая, но пасмурная, дожди шли почти беспрерывно, а ночью

дул ледяной, пронизывающий ветер. Отдых на берегу реки после сытного обеда – что

может быть приятнее? Река полноводная, вздувшаяся от ливней. Недавно у этой реки

я чуть не лишился жизни.

…В тот роковой день, плотно поев, мы пошли на водопой.

"Странная река, очень странная. — думал я, шагая к берегу. — Животных нет, птиц

тоже нет, и тишина зловещая. Мертвая тишина".

Раздвинув головой пожухлую растительность, наклонился, начал лакать. Вода была

мутная и горькая, с противным вкусом. После второго глотка желудок вдруг

скрутило, и я сразу потерял весь обед. Мелькнула страшная догадка – почему пусты

берега и так тихо.

К реке подошла Асва. Преодолевая головокружение и предательскую слабость в

дрожащих суставах, подбежал к ней и толкнул прочь от воды.

"Асва, остановись! Посмотри вокруг, прислушайся! Все мертво. Ни животных, ни

птиц – никого. Река умерла. Вода смертельно опасна! Уводи детей отсюда, быстро!"

"Но я хочу напиться". — возразил Рай и уже сунул нос в ядовитую воду. Остановить

его я не мог – меня скрутил новый приступ.

Зацепив Рая лапой под брюшко, Асва отбросила его.

"Умрешь, если напьешься! — прикрикнула на сына. — Посмотри, что с отцом

творится!"

Силы покинули мои лапы, голова закружилась, я упал и меня опять мощно вырвало –

теперь уже кровью. Ужас! Ледяной озноб градом прошелся по телу, хвост дрожал не

переставая. Мутными глазами я взглянул на перепуганного Рая, потом его заслонила

Асва, наконец, и она куда-то улетела. Но хоть успел я их предостеречь…

Двое суток я был ни жив ни мертв. Было очень плохо мне, привыкшему к здоровью и

движениям, чувствовать себя бессильным, обездвиженным, вдребезги разбитым,

сожженным, не способным даже вздохнуть полной грудью. Засыпая, я сомневался, что

проснусь. Жена не отходила от меня ни на шаг, каждый миг я чувствовал ее

присутствие рядом, ее уверенное плечо и нежную ласку. Дети вели себя тихо,

понимая, что благополучие семьи на волоске, и изредка напоминали о себе жалобным

"чириканьем". Тогда Асва уходила охотиться, а ко мне в это время ложились

котята. Но, как бы ни была голодна мать и дети, первые куски Асва всегда

отдавала мне. Я плакал, глядя на ее трогательную заботу, забывая, что она –

дикое животное. Столько любви и преданности было в поступках Асвы. Всю заботу и

внимание, что я проявлял к ней, она возвратила мне с лихвой.

И выходила меня моя золотая. Лучезарным нимбом сияло восходящее Солнце над ее

головой, когда я, проснувшись утром, ощутил в теле прежнюю мощь. Хорошую

антилопу, в поединке с которой я мог испытать свою силу, мы выбрали всей семьей.

Жажда смерти и жажда скорости слились в стремительном порыве. Я смерчем налетел

на жертву – ей оставалось только покориться.

Я был пьян от искрящихся лучей Солнца, дуновения ветра, шелеста травы, запахов

земли и крови. Я боготворил свою любимую, я пел гимны во славу ее, неповторимой

и прекрасной как Баст – древнеегипетская богиня плодородия и любви. Я подарил ей

всю антилопу, и помог разделывать ее, доставая самые лакомые кусочки – сердце,

печень, трахею, язык. Асва была очень польщена и наслаждалась моими песнопениями

и вниманием к ней. Правда, дети слегка ошалели от такого поведения отца,

смущались, не зная, как ко мне, развеселому, подступиться. Но мы с Асвой

пригласили разделить нашу трапезу, и смущение скоро забылось.

"Приятно ощущать себя снова живым и здоровым?" — иногда у Гринни на ходу

получались замечательные стихотворные фразы.

"Спрашиваешь? Конечно, чудесно". — я начищал мордочку Тонки.

"А я?" — подставил нос Рай. Я уделил внимание и ему.

"Пати, пока ты болел, мы сделали огромную работу, выясняя, что привело к гибели

реки. Брали пробы воды и земли, исследовали реку вверх и вниз по течению. Выше

того места, где ты пил, есть полностью автоматизированный завод, скрытый под

землей. Стоки с этого завода и загрязняют реку. Он отлично замаскирован и

практически бесшумен, но наши радары его обнаружили. Проникнув в компьютерную

систему завода, мы изучили его, воспользовавшись стационарными камерами

наблюдения, затем облазили весь завод. Мы знаем о нем все. Знаем, кто хозяин

завода, откуда у него растут ноги, и где он прячет голову. Поставщики,

посредники, клиенты, пути доставок – все базы данных нам открыты".

"Крутая вы пара. — восхищенно промурлыкал я. — Вижу, провели время с пользой для

Природы. И что вы предлагаете?"

"Мы спрашиваем твоего одобрения, поскольку это первая наша операция, которая

затронет очень многих. Раньше мы с хакерами баловались, а это уже серьезное

дело. Любой из компроматов, известных нам, достоин мировой гласности. Дай

"добро" и мы "потопим" завод, его хозяина и все, с ними связанное. Парочки

документальных съемок будет достаточно".

"Документальные съемки – это что?"

"Два фильма. Первый – специальное расследование. Все, что мы видели своими

глазами, лазая по заводу, преобразовано в цифровую видеозапись, съемка от

"первого лица". Подробнейший обзор производства, начиная поставкой сырья и

заканчивая погрузкой готовой продукции – тяжелых и отравляющих веществ. Второй

фильм – об ущербе, который наносит завод окружающей среде. Показана мертвая

река, отсутствие живности на берегах, прокомментирован состав воды. Главная роль

отведена тебе".

"Как – мне?"

"Ты выступаешь в роли жертвы. Мы отсняли все твои мучения с первого момента.

Тебе, к слову сказать, повезло: выше по течению такая дрянь была – передать

можно только химической формулой либо наглядным трупом – в фильме есть и то, и

другое. Если бы Рай сделал хоть глоток, ему сожгло бы внутренности".

"Не думаю, что он стал бы пить – его инстинкты более чуткие, чем у меня".

"Ну что, Пати, даешь "добро"? "

"А как это коснется меня, семьи и вас?"

"Теоретически мало вероятности, что ты станешь знаменитостью – внешне ты почти

ничем не отличаешься от любого иного гепарда. Очень эмоционально и зрелищно

показано, как о тебе заботится Асва. Нас в этих фильмах нет, комментарии

озвучены синтезированным голосом. А практически ожидается крутой скандал".

"Покажите мне фильм обо мне".

"Мозг себе не перегрузишь, телепат?"

"Мне не все кадры, а выборочно".

Через 10 минут яркого, насыщенного и местами жуткого "мыслевидео", увидев со

стороны и оценив мужественный подвиг Асвы, я торжественно махнул лапой:

"Топите".

Информация, кропотливо собранная и обработанная киберами, вмиг стала достоянием

многочисленных спецслужб.

"Скандал с заводом Стефанова" обошел весь мир, люди предприняли неотложные

действия. Реку, к счастью, успели очистить прежде, чем она превратилась в

сточную заводскую канаву…

По другому берегу ехала машина с камерой – обычное дело. Асва смотрела на

машину. Изящный силуэт, резко очерченный на фоне небесной бирюзы, плавная

грация, таящая стремительную силу, обращенный вдаль настороженный взгляд – как

она прекрасна, моя любимая. Дети улеглись рядышком, головами в одну сторону,

положив длинные лапки один другому на бок. Детский пушок, когда-то покрывавший

их тела, теперь остался лишь на плечах.

Решив, что джип безопасен, подруга села ко мне и принялась меня мыть. Я схватил

ее за плечи и опрокинул. Асва ласково уперлась в мою грудь, продолжая чистить

нос. Тут еще навалились очнувшиеся от дремоты котята, и на голову посыпались

шлепки. Я отвечал им, сдерживая свою молниеносную реакцию, но прилагая большую

силу, чем месяц назад. Крепкие и ловкие, дети уворачивались от выпадов, и если я

кого-то сбивал, вреда ему не было.

В такой суматохе умывать нелегко, Асва отложила это занятие на время

поспокойнее. Рай помчался за Тонкой. Я лежал в любимой позе – на спине, глядя в

небеса, и вдруг заметил, что Мррн смотрит в мой пах. И столь внимательно туда

смотрит, что мне стало очень интересно – что она там увидела? Я напряг живот и

приподнялся, скруглив спину.

Плутая в шерсти, по внутренней стороне бедра ползла букашка. Когда она

расправила крылышки, собираясь улететь, Мррн прыгнула, однако промахнулась и

скатилась через меня в траву. Жучок удрал. Девочка поискала у меня на лапах, на

брюхе, неожиданно по­явившаяся Тонка перевернула Мррн и давай катать ее с боку

на бок.

В реке плюхнулось, мы побежали на берег – смотреть, что там упало. На

поверхность воды пробкой выскочил утенок, он поплыл к утке. Берег крутой и

высокий, прыгать за птенцом я не рискнул. Второй утенок, забавно растопырив

крылышки и лапки, упал сверху. Дерево нависало над рекой, из его дупла выглянул

третий утенок. До воды он не долетел – я зацепил его в падении и кинул на землю

подальше от берега. Котята окружили добычу, нюхали ее, толкали, мусолили. В этом

выводке было шестеро утят, выжили только те двое, что прыгали первыми –

остальных я похватал.

С тех пор, как дети стали есть мясо, запивая его материнским молоком, я

заботился, чтобы у них был комплекс разнообразных витаминов и минералов. Что-то

им давала Асва, что-то они получали сами, после игр слизывая друг с друга песок

и грязь, а я, опасаясь недостатка кальция, необходимого для роста и укрепления

костей, дробил кости жертв и скармливал детям мелкие осколки вместе с мясом. Еще

до рождения котят приучил к этому занятию жену – ее челюсти ничуть не слабее

моих – и дети пили кальций с молоком. В птичьих перьях, хрящах тоже много

полезного. Котятам перья не понравились – по сравнению с мясом они жесткие и

безвкусные, но я подал пример, съев одного утенка, малыши посмотрели и – надо,

значит надо – с аппетитом доели других.

Оказалось, желали полакомиться птичками не только мы – под деревом лежал удав.

Очень хороший удав, метра этак на 4. Странно, что Асва боялась возможной угрозы

со стороны машины, которая до сих стояла за рекой, но не замечала явную угрозу

под носом.

"Смертельно опасное существо". — муркнул я.

Все разом повернулись ко мне: "Где?" Спокойный тон моего голоса означал, что нас

не собираются атаковать прямо сейчас.

"Вот". — указал головой на удава. Естественно, Рай пошел знакомиться. "Рай,

сейчас же назад!" — приказал я. Он беспрекословно подчинился. Асва удивилась:

"Это пестрое-холодное-медленное-медленное – опасно? Чем? Мы всегда убежим от

него".

"Коварное-тихое-сильное-сильное. Подползет, обхватит, задушит. Вырваться и

убежать трудно. Замечать и уходить сразу".

Я видел, как душит удав, и передал воспоминание котятам и жене, заменив образ

антилопы гепардом. Картина вышла впечатляющая, что легко было понять по

изменившемуся поведению Асвы. Если раньше она игнорировала эту живую трубу, то

теперь подкралась к удаву с хвоста – голова находилась по другую сторону дерева

– обнюхала, потрогала и быстро отошла.

"Мой друг прав. — добавила она от себя. — Уходим". Дети выслушали ее, и мы ушли.


Я внимательно изучал кучку свежего помета. Черный цвет – переваренная кровь –

говорил, что помет оставил хищник. Кто? Не лев, не леопард. Запах настолько

привычный, что я сообразил не сразу – он принадлежал гепарду.

"Чужой самец". — подтвердила Асва, когда я показал ей.

Поискал следы – их заровнял недавний дождь. Вскарабкался на дерево, однако его

крона такая густая, что сквозь нее с трудом можно было что-либо увидеть. Асва

стояла рядом и звала наверх детей, но после случая на ветке, обломанной слонами,

они категорически отказывались лезть на какие бы то ни было деревья.

"Почему они отказываются?" — спросила жена. Ее задорное щебетание снова не

возымело успеха.

"Лазай сама, но перестань звать котят за собой. Пусть живут внизу, лезть наверх

для них опасно".

"Почему? Я лазаю. — в доказательство Асва ловко спрыгнула на землю, лизнула

Мррн, а потом забралась почти до верхушки и оттуда глянула на меня. — Ну и как?"

"Хорошо. Ты здоровая, крепкая, сильная. Дети здоровые, но пока слабые. Будут

прыгать, поломают лапы, заболеют и умрут. Жалко будет. Пусть живут внизу".

"Им надо учиться лазать, а они отказываются. Плохо, упрямые". — продолжая гнуть

свое, Асва защебетала, на что Рай возразил протестующим мяуканьем.

Я издал звук, похожий на звон лопнувшей струны – Асва аж вздрогнула. Этим звуком

я поставил своеобразный "якорь" в ее подсознании. Четко и раздельно повторил

основное:

"Перестань звать детей наверх. Пусть живут внизу. Они пока слабые. Научатся

лазать, когда окрепнут. Слезай".

Прыгая, я спружинил на согнутых лапах, Асва приземлилась на прямые лапы. Как она

не выбивала их из суставов плеч и таза? Потому я не хотел, чтобы милая учила

котят прыгать с высоты нескольких ростов, считая ее способ неправильным.

Древолазанию я решил учить детей сам – как-нибудь через год.

Впоследствии Асва не раз пыталась зазвать всех куда повыше, но стоило "лопнуть

струне", и она покорно спускалась на землю.

Я хотел отыскать гепарда и выяснить с ним отношения. Наши дороги пересеклись

вечером: высматривая добычу, я заметил бегущего за жертвой хищника, и поспешил

туда.

Передо мной был старый знакомый – Читор, я узнал его по черному кольцу ошейника.

Когда я подошел, он жевал бедро антилопы. Без предисловий ухватив антилопу за

шею, я выдернул мясо из его пасти. Гепард вцепился в ногу, мы молча тянули тушу

каждый на себя. Видя, что я перетягиваю, он отпустил тушу и зарычал. Я встал,

демонстративно наступив на антилопу, и он узнал меня. Сдаваться Читор не

собирался, ведь хозяином территории снова был он, а пришельцем – я. Семья сидела

и ждала окончания конфронтации.

"Отвали!" — фыркнул он, не решаясь замахнуться. Я у него на глазах "застолбил"

участок, тем самым давая понять – я ни во что не ставлю его персону.

Оскорбленный такой наглостью, Читор короткими наскоками стал подбираться ко мне,

шипя и "чирикая". Улучив момент, я врезал ему по морде. Мой грозный оскал и этот

удар напомнили гепарду унизительный эпизод, когда его обыкновенно могли

задушить.

И снова хозяин уступил чужаку.

"Идите сюда, добыча наша". — позвал я своих. Читор ушел в сторону и лег с очень

недовольным видом, резкий изгиб его хвоста ясно выражал все, что он думает о нас

и что хотел бы мне сказать.

Пчела ужалила Рая позавчера, а сегодня опухоль уже прошла. Заметив, что кусать

не больно, Рай радостно налег на мясо. Вдруг он икнул, и с удивлением оглядел

только что проглоченный кусок. Удивлялся он слишком долго – Тонка моментально

подобрала все, что выпало из братца. Сын хотел устроить разбирательство, кто

должен был съесть уже съеденное, но я взял его за серую гривку и сунул носом в

плоть: "Ешь". Мррн ела, как всегда, аккуратно и быстро.

Несколько дней мы отдыхали, пользуясь "услугами" Читора: если он поохотился

удачно, я отбирал у него изловленную честным трудом добычу. Наевшись, мы

уходили, а Читору не оставалось ничего другого, как снова искать жертву.

Наконец, не выдержав такого террора, – а мои действия можно было определить не

иначе, как терроризм и вымогательство, – он куда-то пропал, и я снова начал

охотиться сам.


На полнолуние Асва становилась беспокойной, я тоже чувствовал неясную тягу к

чему-то. В такие ночи мы гуляли. Не искали жертву, а просто шли. Мне нравились

эти тихие прогулки с любимой.

Так было раньше, а сейчас вместе с нами гуляли дети. Проникшиеся ночной

идиллией, они крались среди кустарника, нюхая травинки, веточки. Луна скользила

по небу, кутаясь в облачную шаль. Деревья, освещенные ярким лунным светом,

накрывали нас затейливым кружевом теней, меняющем узор при дуновении ветра.

"Молния!" — эта мысль сверкнула одновременно с яркой электрической вспышкой.

Я не помню, как пролетел метры, отделявшие меня от Мррн и ударил ее головой и

грудью. Ударом Мррн оторвало от земли, перевернуло в воздухе, и мы оба весьма

жестко упали, причем я намеренно оказался сверху, прикрывая котенка собой.

Приняв все за неожиданную игру-нападение, Мррн начала шипеть и отбиваться, но я

рявкнул прямо ей в ухо, чтобы она заткнулась. Дочь поняла – дело нешуточное,

если обычно спокойный, обходительный и ласковый отец ТАК рявкает, и стихла.

Оглянулся. Тонка с Раем и Асва сидели там, где их застал мой неожиданный рывок.

Не понимая, что случилось, они выжидали, словно окаменев. В таком положении все

трое являлись превосходными мишенями для ночного снайпера.

?Лечь?. — глухо рыкнул я, опасаясь, что семью перестреляют, как в тире.

Мррн, лежащей в раскорячку, было неудобно, и она слегка попинала меня задними

лапками в живот. Я встал, Мррн тихо легла на бок.

"Лежи, умница моя". — ласково промурлыкал я, и пошел смотреть ловушку, хотя не

желал осваивать профессию сапера. Когда я ступил там, где стояла Мррн, резкая

вспышка перед глазами заставила меня подпрыгнуть, но ожидаемого удара током не

последовало.

"Блурри, почему не предупредил?" — сурово спросил я.

"Предупреждения не требовалось. Людей нет. А это – совершенно безопасная

фотоловушка. Принцип действия тот же, что у "подземной молнии", но вместо

шокеров включается фотоаппарат. Ты рассержен? Чем?"

"Я взбешен такой твоей безответственной инициативой!!! Относительно людей и

техники ты должен предупреждать обо всем, а не выбирать, что опасно, что – нет.

Если бы ты сказал заранее, всей этой нервотрепки не было бы". — со злости я

укусил левое предплечье, зубы лязгнули по металлу Блурри. Впервые я применил к

другу физическое наказание.

"Понял". — сухо доложил кибер.

"Это и тебя касается, Гринни".

"Ясное дело, Пати". — откликнулась она.

Ночная идиллия была безвозвратно нарушена, мы разнервничались, и до утра не

спали.

Не выспавшемуся хищнику охотиться труднее, чем бодрому и легкому на лапу. Только

к обеду нам удалось поставить наш "обед" в безвыходное положение.

Проголодавшиеся, мы явно переоценили свои возможности, выбрав крупного гну,

справиться с которым было нелегко. Бык вращался, бодаясь и лягаясь, не давая

прыгнуть на себя и уцепиться. Я попытался, но не рассчитал момент и, попав на

задние ноги, получил удар такой силы, что полетел вверх тормашками. Гну бил

насмерть, он имел на это право.

Разозленный, я вскочил, невзирая на ноющий бок, и бросился в погоню за гну.

Опередив быка, Асва прыгнула, хватая за шею, но гну махнул головой, и напарница

едва не угодила на рог. Тут я повис сзади, вонзил клыки в бедро и рванул так,

что шкура сошла огромным лоскутом от спины до колена. На морду хлынула кровь,

гну взревел, понимая, что жить ему считанные минуты, и предпринял последний шаг

к спасению. Вцепившись зубами в шкуру, я повис на ней, стягивая все ниже и ниже,

кровь заливала глаза, я смотрел, я был в ужасе, видя его титаническое желание

выжить. Гну шагал, хрипел, из ноздрей и рта падала пена, обнаженные мышцы задней

ноги вздувались, истекая кровью. Он шел с упорством обреченного, механически

переставляя ноги. Шкура держалась на "честном слове", еще один шаг – и она

осталась в зубах.

Асва обняла хребет жертвы, однако прокусить шею не сумела. У меня сдали нервы –

видеть это шествие я не мог. Бросив шкуру, я изо всех сил толкнул быка. С

протяжным, стонущим мычанием, прощаясь с жизнью, он грузно осел. Не позволяя ему

встать, я дотянулся до горла и сдавил смертной хваткой, ощущая пульс жизни и

соль крови. Асва захватила в пасть рот, глотая судорожные вздохи травоядного. Я

слышал, как подо мной колотится сердце, слабея с каждым ударом. Агонизирующее

тело трясло и подбрасывало.

"Что, гну, заГНУли мы тебя?!" — с торжеством смотрел я в его тускнеющий глаз.

Меня тоже трясло, но по другой причине. Дети уже лизали бедро, случайно

оказавшеесе сверху. Расслабившись и отряхнув голову, принялся за еду, лежа на

туше.

Блурри куда-то делся – может, обиделся за ночной выговор? Кто его знает, чему он

научился у Гринни?

"Блурри, ты где?"

"В тропическом лесу, соображаю новогодний подарок для тебя".

Я чуть кровью не поперхнулся. Выплюнув кусок мяса, ухватил поудобнее.

"Подарок? Уже что, Новый год?"

"Да. Решил сделать тебе приятное. Гринни тоже не останется в стороне".

Выходит, сегодня мы празднуем наступающий год в "компании" гну, пусть и без его

на то согласия.

Судьба была к нам благосклонна. Грифы и гиены долго не появлялись, мы набили

животы до отказа и смогли всласть отоспаться, по очереди охраняя друг друга. Это

человек, запершись в квартире за железной дверью, волен спать как убитый – мы

такой роскоши позволить себе не могли. Крепко уснув здесь, на открытой

местности, когда опасность грозит с любой стороны, можно проснуться на том

свете.

"Х-хорошо как". — я потянулся всем телом, расслабляя каждую мышцу. От усов до

кончика хвоста прошла сладкая дрожь. Рай держал в зубах шкуру гну и тряс ею

перед носом, приглашая поиграть. Не вставая, я резко кинулся и схватил шкуру.

Рай уперся, пытаясь сдвинуть меня с места – какой там. Он шлепнул по голове, я

махом выбил из-под него передние лапы и, поднявшись одним плавным, мягким

движением, завалил Рая. Держа шкуру, я ходил по кругу, а сын крутился за мной,

лежа на боку и отбиваясь, если я цеплял за хвост. Кульминационный момент

наступил, когда я без особых усилий поволочил висящего на шкуре Рая за собой,

валяя его в пыли. Тут он не стерпел и, возмущенный таким неравным соотношением

сил, атаковал меня. Ухватив Рая за шею еще в начальной фазе прыжка, я упал и

задними лапами кинул его через себя. Он покатился и удивленно тряхнул ушами –

такому приему Асва его не учила.

Я лукаво глянул на Рая сквозь траву:

"Ловко я с тобой? Нападай".

Он напал.

Асва и девочки дремали, разморенные жарким солнышком. Мррн лежала под лапой

Асвы, а Тонка сидела, тихонько качаясь взад-вперед и засыпала, укачивая саму

себя.

К ночи явился Блурри. Если дети не ели и не спали – они играли. Активное

действие для них столь же важно, как еда и сон. Вот и сейчас мы все гурьбой

носились в траве, прячась и находя друг друга, боролись и кувыркались.

Запыхавшийся, я лег, на меня свалились остальные. Присутствие Блурри я заметил,

лишь когда он коснулся лапы.

"Добрый вечер. Развлекаетесь?"

"Изо всех сил". — выдохнул я. В щеку ткнулся чей-то нос, я лизнул его.

"С наступающим. У нас с Гринни три сюрприза для тебя – один от меня, другой от

нее, третий – от нас обоих. Мой дар практический, у Гринни – лирический, а под

конец года устроим неслабую феерию. Так вот, когда ты стал "КомбиГуманом", тебе

понравилось копировать органы различных зверей и птиц, находя им оригинальное

применение. Спасая сына, ты воспользовался оружием электрического ската, чтобы

активировать его сердце. Вспомнив об этом твоем хобби, я решил порадовать тебя

новым "причиндалом". В условиях, которых ты живешь сейчас, он тебе не

понадобится, но как Спауну, наверное, будет интересно".

Дракончик открыл пасть, которую до сих пор держал плотно закрытой, и вылил мне

на лапу каплю крови.

"Изучи". — предложил он.

Впитав кровь под кожу, я неторопливо разобрал цепь ДНК, и получил образ некоей

ящерицы.

"Это – геккон. — подсказал Блурри. — Обрати внимание на строение подушечек

пальцев и примени к себе".

Я так и поступил, развернув лапу подушечкой вверх. Выросла бледно-желтая кожа.

"Положи лапу на меня и попробуй".

Попробовал. Пальцы прилипли к Блурри. Тряхнул лапой раз-другой – он не упал.

"Микроскопические присоски геккона позволяют ему прилипать к шершавым

поверхностям и даже к гладкому стеклу. Теперь, если будет необходимо, ты сможешь

залезть на любое дерево".

Расслабил присоски – Блурри отлип. Обнюхал подушечку, нечаянно напряг – и

пришлось отдирать лапу от носа. Убрав "геккона", восстановил прежнюю кожу.

"Спасибо, интересный подарок, но пользоваться им, как и всем остальным, буду,

если припрут к стенке. А то еще дети станут возмущаться: почему я лезу по

отвесной скале, а они не могут? Гринни, а что там у тебя "лирического"? "

"Пати, мое творчество оценишь в Новом году. Это символично и красиво".

"Что вы будете делать – какую-то феерию?"

"Намыливаемся разжечь клевый фейерверк. — ответила Гринни. — А чтобы вас не

засекли по траекториям наших ракет, смотаемся подальше. Пусть ищут пироманьяков

в Танзании, или, еще лучше, Ливии".

"Гринни, твое обучение надо откорректировать. Ты нагрузилась в интернете всякой

жаргонной ерундой. Во-первых, я все эти словечки не применяю. Во-вторых, ты –

машина, знающая правила хорошего тона, тебе не нужно использовать уличный

жаргон. Знать жаргон полезно, чтобы понимать того, кто на нем говорит, но в

общении со мной выкинь "намыливаемся", "смотаемся" и прочее. Это совершенно

никчемный речевой мусор".

"Поправки приняты, корректирую. Мы собираемся устроить красочный фейерверк, а

чтобы вас не нашли по траекториям наших ракет, улетим в Танзанию". — Гринни

перестроила свою последнюю фразу.

"Молодец, хорошо говоришь. Приятно свободно понимать, не расходуя силы на

дешифровку жаргона. Желаю классно повеселиться".

В полуночной тьме появились десятки новых крохотных звездочек, они стремительно

летели от земли в черную высь. То были ракеты, запущенные кибердраконами. Когда

уп­равляемые снаряды выстроились звеньями, в небе возник огромный, пятнистый

контур гепарда. Он пронесся по небосводу, глотая созвездия. Сел, взглянул

звездами глаз на луну, и вдруг расцвел яркими вспышками. Грохот разрывающихся

ракет, доносящийся с многокилометровой высоты, звучал как мурлыканье. Я смотрел

на чарующее светопредставление, и тихий восторг наполнял душу.

"Пати, как тебе?" — осведомился Блурри.

"Благодарю вас. Столь красивого зрелища я в жизни не видел".

"С Новым годом. — голос Гринни. — А теперь смотри, что тебе подарю я". И она

запела:


Время бежит, как Гепард за добычей.

Время мерцает, подобно звезде.

Время стоит, словно камень над кручей.

Время мгновенно – нигде и везде.


Это простое четверостишие Гринни превратила в грандиозный видеоклип потрясающей

глубины, с мягкими, сочными красками, плавным звуком. Завершила она свое

произведе­ние панорамой Вселенной.

"Спасибо, мультимедийная поэтесса, Мои слезы – лучшая тебе награда". — шепнул я.

Да, время бежит, его ход не остановим. Почему же иногда оно ползет, как

полуживая улитка?


Время тащилось, ползло, шло, бежало, летело. Уроки выживания в школе жизни

проводились денно и нощно, без скидок на выходные и праздники. Неусвоенный урок

мог завершиться гибелью ученика. Мы учили детей, как обнаруживать и избегать

змей, скрываться от львов, павианов и гиен, выбирать безопасное место для отдыха

и сна, "читать" запахи и следы, искать тропы, которыми ходили на водопой

копытные, и отличать их от троп хищников. Учили пить из реки, остерегаясь

крокодилов. Учили есть, личным примером показывая, как удобнее всего разделывать

тушу газели или птицы, рвать шкуру и ощипывать. Охотиться сами котята еще не

могли, но с восторженным энтузиазмом принимали активное участие во всех сферах

нашей жизни. Мы обучали их драться, нападая всерьез, по-настоящему крепко кусая

за лапы, бока и живот, если не успевали увернуться или ударить. Каждый запоминал

приемы, общие для всех, и вырабатывал свою тактику, отвечающую его характеру.

Раю импонировала лобовая атака: приседая, он совершал короткий бросок, ударяя

сразу двумя передними, метя лезвиями своих когтей в глаза. Бессмысленная на

первый взгляд, его атака отличалась хорошо продуманным защитным приемом: в

броске Рай падал под лапы врагу, и если противник, уходя от удара, привставал и

отворачивал морду, спасая глаза, новый удар приходился в брюхо. Если же

противник прыгал сверху – Рай переворачивался на спину и, удерживая врага в

объятиях, бил задними лапами по голове, норовя вцепиться зубами в пах.

Раю успешно противостояла Тонка – она, сама того не зная, оказалась истинной

последовательницей Айкидо. Рай ничего не мог сделать со своей двухмерной,

хрупкой на вид сестрой – Тонка, гибкая и легкая, тенью ускользала от самых

изощренных попыток поймать ее. Но уж если она нападала – только держись! Сделав

обманный выпад, подскочить вплотную, царапнуть открытое место, легким движением

уйти в сторону, оказавшись за пределами досягаемости лап – "воздушный" стиль

Тонки кружил голову, она была опасна даже для меня. Чем я только гордился.

Молниеносным, изящным действием Тонка компенсировала недостаток физической силы,

хотя, наверное, ей требовалось больше времени, чтобы набрать нормальную мышечную

массу и вес.

Мррн предпочитала спасаться бегством, если же ее догоняли, страх за жизнь

трансформировался в ярость, и к этой кошке опасно было приближаться, перед лицом

смерти для нее теряло значение решительно все, кроме своей шкуры. В роли

смертельных врагов на тренировках выступали мы – и нам самим приходилось бежать

от нее прочь. Часто мне казалось, что передо мной совершенно не мой детеныш –

настолько Мррн спокойная отличалась от Мррн яростной. Атаку Тонки или Рая можно

остановить, просто муркнув: "Все, хватит", и они прекращали борьбу. Но от Мррн

надо было убегать, чтобы дать ей остыть, успокоиться и сменить ярость на

милость. Сама она, видя противника, даже спарринг-партнера, кончить бой не

могла, а наверняка остановить ее можно было, как предположил Блурри, только

пулей в упор. Другая Мррн – ласковая тихоня – позволяла шлепать себя, сколько

угодно, покусывать за уши, висеть на хвосте, даже спать на ней – без проблем. Мы

скоро заметили, где на шкале ее спокойствия находится "точка кипения", и не

доводили накал игр до предела, за которым тихоня превращалась в фурию. А мне

очень интересно было узнать, какая мама получится из Мррн – любящая и ласковая,

готовая драться за детей до последнего вздоха, или нервная и своенравная,

которая будет одергивать малыша по каждому пустяку, обеспечивая душевный покой

себе за его счет? Чтобы удовлетворить свое любопытство, я запасся терпением: до

начала полового созревания было не меньше года – детям исполнилось лишь 6

месяцев.

В Марте снова зачастили дожди, короткие, но очень сильные. Вымокшие до костей,

мы согревались, прижавшись друг к дружке. Блурри, копающийся в сети, вдруг

обратился ко мне с возгласом искреннего удивления:

"Слушай, тут некие умники организовали суд, и судить собираются как раз тебя!"

Меня? Не знай я Блурри – счел бы все неудачной шуткой.

"По какому поводу?"

"На мой взгляд, наиболее серьезное обвинение – "Человекоубийство". Факты не

разглашаются – очевидно, провокация, поскольку мы с тобой знаем, что никаких

людей ты не убивал. Думаю, это может быть как-то связано со смертью Боху, хоть

связей не вижу – из твоих лап он вышел живым и без единой царапины".

"Дела-а творятся. Какие еще статьи?"

"Незаконное пересечение границ и проживание на территории Кении". То есть, тебя

присвоили статус нелегального иммигранта. Это обосновано: Кения в изначальном

маршруте "Игры на выживание" не указана. Но для тебя оформлена специальная виза,

разрешающая вход-выход почти во все страны, где бывают какие-либо туристы. Срок

действия визы истекает только через 2 года, поскольку к этому сроку

планировалось завершить всестороннее изучение "КомбиГумана", каким его

представлял ты в своей "Игре". И вот ты с легкой руки Монаха остаешься тут на

неопределенный срок – могу предположить, что на всю жизнь. Однако я не понимаю,

как можно повесить на тебя "Незаконное пересечение", если учесть, что ты не

являешься человеком. Другое – "Причинение ущерба животному миру". Надо полагать,

связано с тем, что ты за 10 месяцев съел немало антилоп и газелей. Но прочной

основы это обвинение не имеет – надо же тебе питаться".

Глянув на семью, я с сарказмом заметил:

"А это что – тоже "ущерб животному миру"? "

"О твоей семье упоминаний нет. И последний пункт: "Явка в суд обязательна". До

явки осталось 14 дней".

Я проводил глазами самолет-такси:

"Лишние заботы изобретают на свои и чужие головы. Сумасшедшие".


ГЛАВА 20. В петле

Мой нос ласково облизывали. Я чувствовал эти ласки сквозь сон, мурлыкал, но

продолжал спать. Другой язык настойчиво скреб ухо – меня тихонько пытались

разбудить. Перевернувшись на другой бок, обнял кого-то тяжелой, сонной лапой,

прижал к себе, лизнул, не зная куда и сплю. Под лапой завозились, начали жевать

пальцы. Открываю глаз, смотрю – кто там копошится? Мррн радостно вертелась, не

выпуская лапу из зубов – ей удалось разбудить отца.

"Пойдем охотиться". — промурлыкала она. Рай безмятежно спит возле Асвы, значит,

это язык Тонки шуршал в самой глубине моего уха. Огляделся. Густой туман,

расплывчатые силуэты деревьев, Солнце только-только подкрасило багряным дождевые

облака. Тряхнул лапой, освобождая ее из хватки Мррн, дочь игриво прыгнула мне на

грудь, глядя сверху лучистыми глазами. Такая вся хорошенькая, ладная кошечка,

чья энергия бьет ключом, заставляя непрестанно двигаться.

"Мррн, спи. В тумане трудно ловить. Надо видеть, куда бежать. Подожди дня".

Она еще немного покрутилась, будила брата, но Рай, вечером наигравшийся до

упаду, на ее старания лишь слабо шевелил ушами. Мррн оставалось играть с самой

собой, она все же предпочла лечь спать, чем гоняться за собственным хвостом. Я

снова обнял ее, Мррн мурлыкала. Ее мурлыканье было очень мягким, с бархатистыми

нотками. Тонка приютилась со спины, дыханием согревая мой затылок. Дождь не

помешал нашему сну.

Гринни выудила из интернета новость: согласно метеопрогнозу, дождливый сезон

кончился. Последний дождь обрадовал меня огромной радугой, крутым мостом

изогнувшейся через небосвод. В ветвях кустов хрустальным кружевом сверкает

паутина. Умытое грозой, небо завораживало глубиной синевы. Лучики Солнца,

прокравшиеся сквозь тенистую листву, плясали по нашим бокам. Мррн умывает Тонку,

держа ее голову в лапах. Сестра отвечает ей взаимностью. Рай катается на спине,

хватая ветку, висящую у самой земли. Я подбегаю к детям, приглашая играть – они

с восторгом соглашаются.

Убежав, я прячусь в траве. Дети ищут меня по следам, на полном серьезе изображая

охоту. Тонка идет носом в землю, обнюхивая каждую травинку, задетую лапой отца.

Мррн первой заметила, как я выскакиваю сбоку, но предупредить не успевает.

"Тонка, чаще слушай и оглядывайся, иначе из охотницы ты станешь жертвой". —

шлепнув Тонку, я удрал.

"Догоняем!" — крикнул Рай.

Я уже был на дереве, когда Рай в азарте погони прыгнул за мной, взлетел по

вертикальному стволу метра на два – и застрял, осознав, что он наделал. Отчаянно

цепляясь за кору, Рай орал от страха, боясь спуститься или подняться.

Семья собралась внизу, девочки тоже орали – из сочувствия. Асва была откровенно

удивлена – встав на задние, она ловила сына за хвост, спрашивая, что случилось

ужасного, что он так вопит? Я думал, как теперь буду учить детей лазать, если

они до смерти боятся возможности упасть на щипованную ветку? А Рай вопил.

Спустившись, я уцепился рядом с Раем. Как долго придется успокаивать сына,

которым овладела паника?

"Мне очень страшно!" — прокричал Рай на весь наш мир. В глазах застыла давняя

сцена: краткое падение, сучки, пронзающие тело, смертная боль и тьма…

"Успокойся, Рай. — я потер носом его ухо. — Ты сильный, крепкий. Будь уверен в

себе. Я научу тебя хорошо лазать".

Он перестал орать и напряженно засопел, крепко обнимая ствол. Под деревом тоже

замолчали. Я медленно опускался на когтях. Спрыгнул, когда до земли было совсем

низко. Рай осторожно перехватывался, повторяя мои движения. Хотя прыгать он не

решился, а отпустил дерево, только почувствовав задними лапами землю – но это

была большая победа. Дружно обласкав Рая, мы пошли искать пропитание.

Антилопы считали, что они пасутся сами по себе. На самом деле, их "пасли" мы,

неторопливо обходя стадо против ветра. Копытные бродили среди кустарника, поедая

листья. Я наметил удобную жертву и затаился, Асва пошла вперед, уводя Рая и

Тонку. Мррн осталась со мной.

"Пати, антилопа, которую ты хочешь поймать, уже попалась в ловушку – проволочную

петлю. — выдала предупреждение Гринни. — Еще одна пустая ловушка находится в 17

метрах отсюда. В 3, 5 километрах от нас находится группа масаев численностью

восемь человек – двое мужчин, женщины и дети. Опасности не представляют".

"Спасибо, Гринни. Я вижу".

Бока антилопы изрезаны в кровь захлестнувшейся поперек тела петлей. Это была не

та стальная нить, которой чуть не удавилась Асва, а грубо скрученная толстая

проволока. Такая петля, привязанная к дереву, могла удержать хоть слона.

Жертва в ловушке, вырваться не способна, а поскольку людей нет – мы

воспользуемся этой добычей по своему усмотрению.

Завидев нас, "мясо" кинулось в сторону, проволока с жутким скрежетом растянулась

до предела, и антилопа забилась в петле, снедаемая бессильным страхом. Мои звери

попятились – скрежет железа пугал их, но я уверенно приблизился к антилопе и

повалил ее.

Асва отнеслась к халявной добыче с подозрением, даже хотела увести детей – ведь

антилопа могла быть приманкой для нас. Но котики больше поверили мне, чем ей,

когда я сказал, что здесь безопасно, и подруга, скрепя сердце, села к нам. Не

оставаться же в стороне, и на голодный желудок смотреть, как едят другие.

"Подвинься. Ты мне мешаешь". — проворчала Тонка.

Я ей мешаю, посмотрите-ка. Да это ты, милочка, почти что сидишь на мне – и я же

тебе мешаю.

"Сама подвинься". — буркнул я ей в тон, отталкивая плечом. Она села подальше, но

рядом уселся Рай и принудил Тонку двигаться снова.

У детей выпадали "молочные" зубы, пришло время, мягко говоря, "забавных"

проблем: они не могли нормально есть. Рай потерял оба нижних клыка, у Тонки не

доставало верхнего правого, Мррн лишилась по одному – и верхнего, и нижнего.

Чтобы оторвать кусок, им приходилось изобретать всякие ухищрения: теребить мясо

резцами, мочалить его коренными зубами, с громким чавканьем засасывать через

дырки, где были клыки. Никто уже не дрался во время еды, все успевали

проголодаться и ели так, что трещало за ушами. Асва уписывала за двоих, часто

издавая при этом довольное "Ньям-ньям-ньям", а я садился между ней и детьми –

иначе она, случалось, хватала у них из-под носа.

Асву давно донимали глисты. Она потому и ела так много, что обосновавшиеся в

кишечнике паразиты не давали ей полноценно усвоить все съеденное. Каждый раз,

обнюхивая оставленные Асвой кучки, я замечал там отмершие частицы глистов.

Нельзя было вынуждать любимую мучиться, когда в моих силах помочь ей. Создав

капсулу, я незаметно подсунул лекарство в мясо. Асва проглотила все за милую

душу. Модифицированная часть Спауна, попав в пищеварительный тракт, уничтожит

всех глистов, а затем, прекратив жизнедеятельность, выйдет наружу естественным

путем. Я сумел отсечь в этой системе гены, отвечающие за стремление выжить, но

это первая попытка заставить Спауна кончить жизнь самоубийством, и я не знал,

как он станет себя вести. Будучи предоставленная самой себе, эта часть меня

могла прижиться в Асве, и распространить свое влияние на весь ее организм. Мне

уже приходилось внедрять симбиота, когда при восхождении на Эверест Гуннар Варен

сломал руку. Но Спаун был связан со мной, я управлял его работой. А что

получится из этой идеи, я угадать не мог. Возможно, Асва будет таким же Спауном,

как я, но диким, что являлось непредсказуемым фактором. В экстремальной

ситуации, если носитель был без сознания, – или не обладал таковым, –симбиот

перехватывал контроль над телом, и действовал, побуждаемый единственным

стремлением – выжить. Когда-то именно таким образом выжила моя рука, оторванная

акулой. Асва вряд ли научится управлять симбиотом сознательно, а "остаться в

живых" в исполнении дикого Спауна могло означать что угодно. "КомбиГепард",

неуязвимый для пуль, ядов и ловушек – такого я и вообразить себе не хотел. А с

другой стороны, если Асва и станет трансмутантом, едва ли получится что-то особо

смертоносное или уродливое – без необходимости симбиот не изменял тело носителя,

чаще непосредственно по его приказу. Махнув лапой, я оставил все на произвол

Судьбы. Изменится подруга физически или нет – мое отношение к ней будет прежним.

Проволока, врезавшаяся в плоть, иногда неприятно лязгала на зубах. Я спланировал

новый урок, и сейчас обдумывал детали. Гринни сказала, что вторая ловушка до сих

пор пуста. Хорошо, в эту петлю я залезу сам.


Сытые и довольные, мы занимались кто чем. Рай охотился на кого-то невидимого в

траве, стараясь то укусить, то прихлопнуть лапами. Тонка делила покой с мамой.

Мррн изучала зеленого хамелеона, важно ступающего по ветке. Я подсел к ней, и мы

рассматривали рептилию вдвоем.

Про хамелеона никак нельзя сказать, что он "идет, куда глаза глядят". Шел-то он,

во всяком случае, вдоль ветки, мерно покачиваясь взад-вперед, и думая при этом,

куда поставить двупалую лапу. Но его конические, с глубоко посаженными зрачками

глаза глядели куда угодно, только не прямо. Один глаз видел Мррн, которая

приблизила свой нос вплотную, а другой уставился вверх и назад.

Задав крыльям режим "колибри", Гринни полетела вокруг хамелеона, правый глаз

которого сразу начал следить за ее передвижением. Когда она вышла из сектора

зрения правого глаза, хамелеон немного повернулся, наблюдая левым глазом. Тихое

механическое жужжание крыльев кибера привлекло также внимание Мррн.

"Глаза независимого слежения". — сделала вывод Гринни.

Мррн пришлепнула Гринни к земле, чуть не смахнув хамелеона, вцепившегося в

ветку. Обнюхав добычу, она глянула на меня:

"Мертвая. Почему двигается и летает?"

Верно, живым от кибера не пахло.

"Отпусти ее. Пусть летит".

Распластанная Гринни подобралась, отряхнула крылья и улетела в крону дерева.

"Пати, посмотри, какого необычного богомола я нашел – он словно из стекла

Личинки многих рыб и насекомых бывают прозрачными, но это – взрослая особь". —

Блурри держал находку в пальцах.

Созданный будто из полупрозрачного зеленого стекла, богомол грозно махал лапами,

похожими на кривые щипованные сабли, и крутил головой. А через голову даже

просвечивали желтые мозги.

"Удивительно. — вырастив от носа короткий шнур, оторвал одну лапу, изучил гены,

выделил и запомнил "стеклохитин". — Блурри, мне вообще все насекомые особо

никогда не нравились. Скорми этого стеклянного хамелеону".

Прицепившись снизу за ветку, на которой стоял хамелеон, кибер высунул богомола у

него перед носом. Рептилия сразу наставила оба глаза прямо, чтобы

сориентироваться. Стрельнув трубчатым языком, хамелеон точно схватил насекомое

за голову и подтянул в пасть. Исчезла последняя дергающаяся лапа, и глаза снова

перешли в "дежурный режим".

Послышалось тявканье, Рай принялся усердно гонять шакалов, спасая наш завтрак,

от которого осталось не так уж много. Асва не удостоила попрошаек вниманием. Мы

сыты, зачем охранять кости?

Треск кустов, тяжелый топот ног. Тревожно принюхиваясь к запаху крови, слоны

прошли мимо, но скоро вернулись и начали ломать ветви. Подруга равнодушно

восприняла общество слонов, а меня нервировала близость колоссов, ведь они

бродили вокруг и могли растоптать нас, или, что не намного лучше, отдавить

хвост. Возможно, я преувеличивал опасность, однако поднял семью и командным

тоном, исключающим возражения, приказал уходить.


Наиболее опасный период в жизни гепардов – первые 8 месяцев. Мы благополучно

миновали этот рубеж, теперь котики могли убежать от врагов, им не грозила смерть

в первой же встрече со львом или гиеной. Помимо врагов обычных, были враги самые

коварные и непредсказуемые – люди. Только я, сам бывший человеком и знающий их

психологию, опираясь на свои знания и поддержку киберов, мог обучить детей

распознавать и избегать ловушек. А они передадут знания потомкам. Именно с этой

целью я вел котят к пустой петле.

Асва видела проволоку, в которой запуталась антилопа, но не заподозрила

опасности, скрытой в тени густого куста. И я нарочно долго ждал, пока дети,

весело прыгая через куст, не нырнут в петлю. Скрежет металла звучал для жертвы

приговором сидеть на месте в ожидании смерти. Антилопа дождалась.

Тонка выкручивалась, как могла, силясь освободиться, но лишь усугубляла

положение, все туже затягивая проволоку на груди. Разволнованная, Асва щебетала

и "чирикала", так что я отвесил ей шлепок, чтобы урезонить: своими эмоциями она

пугала Рая и Мррн, не говоря уже о Тонке.

"Отец, спаси!" — взывала дочь ко мне, сверкая округлившимися в страхе глазами. Я

спокойно осмотрел ее, тронул растянутую проволоку – та зазвенела под когтями.

Позвал других – они нехотя сели ближе. Мррн постоянно оглядывалась, готовая

удрать в любой момент. Рай застыл, мелкой дрожью выдавая охватившее его

напряжение. Асва не находила себе места: любимая девочка в смертельной западне,

а я ничего не делаю, чтобы освободить. Она хорошо помнила, как я вызволил из

ловушки ее.

Я собирался не только освобождать Тонку, но и научить, как освободиться самой.

"Чирикнул", предупреждая об опасности:

"Смотрите и учитесь – от этого зависит ваша жизнь. Рай, посмотри". — я дернул за

проволоку.

Подошел сын, за ним и жена. Они внимательно осмотрели петлю, ничего не поняли, а

от плохих воспоминаний хвост Асвы стал похож на ершик.

"Тонка погибнет. — горестно прошептала Асва. — Друг, нам надо быстро уходить,

пока мы живы. Дети, за мной".

И тут же она наткнулась грудью на мою лапу.

"Асва, сядь. — жестко приказал я, обняв ее за грудь. — Рай, Мррн, сядьте оба и

слушайте меня".

Я заставил их сесть. Асва подчинилась, поняв, что я веду свой урок, смысл

которого для нее пока непостижим.

"Смертельная ловушка – "мертвый удав". Если попытаешься убежать – обхватит,

будешь вырываться – задушит. Тонка вырывалась – теперь задыхается. Почувствовав

хватку "мертвого удава", сразу расслабься и останься на месте – тогда можно

освободиться. Расслабься". — я нажал лапой на спину Тонке, она послушно легла.

Мррн опасливо подкралась ближе.

"Мертвый удав" хватает за горло, грудь или живот. Если вы с другом, попросите

его помочь, если одни – освобождайтесь сами. Освобождаться надо быстро. Долго

оставаться рядом с "мертвым удавом" опасно – могут прийти двуногие, чтобы убить

вас. Я сейчас спасу Тонку, а вы — взглянул на детей — запоминайте, как я это

сделаю".

Проволока впилась меж ребер Тонки – девочка основательно постаралась затянуть на

себе "мертвого удава". Повозившись на лопатках дочери, зацепив петлю нижними

клыками, я дернул несколько раз, растягивая. Тонка рванулась прочь, и тут же

получила удар по голове.

"Куда торопишься? — прорычал я, ударив ее еще раз. — Вылезай осторожно, иначе

запутаешься насмерть".

Восприняв мой сердитый приказ буквально, она выползла из петли столь аккуратно,

что не задела проволоку ни единой шерстинкой, и от куста ползла на животе.

Бросив "удава", я подошел к Тонке, обласкал ее, благодаря за понимание, и позвал

семью обратно в куст, этим немало удивив и встревожив Асву: зачем нам снова

лезть туда, где ждет смерть? Громким "Прр-прр" она хотела отвлечь детей и увести

за собой, а котики разрывались между авторитетным словом отца и волнующим

призывом матери. Семья разделилась: Тонка и Рай пошли за мной, а Мррн осталась с

Асвой. Я не мог упрекнуть младшую в трусости, зная, в чем кроется причина ее

страхов, и надеялся, что Мррн все поймет и запомнит, и сможет выбраться из

петли, если попадется когда-либо. В противном случае она погибнет.

Сунув голову в петлю, я сдавил горло так туго, что потемнело в глазах. Рай

должен был освободить меня. Он отлично справился с задачей: сев у головы,

подергал и снял проволоку. Тонка уже видела, как я выпускал ее, поэтому я

изменил тему урока с "помощи другому" на "самоосвобождение".

"Ты уйдешь от куста, только когда вылезешь из ловушки сам". — заявил я, надев

петлю на Рая. После чего сел смотреть, как он будет искать выход из положения.

Рай хотел уйти – проволока заскрежетала, натягиваясь. Асва прощебетала бежать

быстрее, но сын не послушался ее совета. Вместо этого он лег и начал цеплять

"мертвого удава" задними лапами, поджимая их к брюху. Расширив петлю, Рай

вывернулся из нее.

"Молодец, Рай. Ты все понимаешь. Ты сможешь выжить. Я рад за тебя". — я не

боялся перехвалить его – самостоятельно, без подсказки освободившийся из

ловушки, он был достоин похвал. Асву обучить не удалось – она не желала

становиться учебной жертвой. Тонка дергала зубами металл, ставший более

понятным, а значит, не таким опасным.

"Тонка, прекрати сейчас же эту игру". — я хлопнул ее по носу.

"Почему?" — спросила дочь, выплюнув проволоку.

"Мертвый удав" коварен и опасен всегда. Уходи от "мертвого удава" сразу, как

только поймешь, что ты свободна. А подходить к нему нужно, если он душит твоих

друзей или детей. Играя с ним, ты порежешь язык, или потеряешь зубы. Хуже всего,

если ты запутаешься челюстью в его петле – освободиться будет очень трудно. И

убить тебя тогда может и двуногий, и лев, и кто угодно другой. Приятнее поймать

жертву, чем быть пойманной жертвой. Антилопа, которую мы ели, уже была поймана

"удавом", а я лишь добил ее".

"Теперь мне понятно, почему она топталась и падала, вместо того чтобы убегать от

тебя. — Рай с необычной для него задумчивостью обнюхивал "удава". — Меня тоже

держало, когда я пытался уйти".

"Мне страшно здесь. — Мррн прижалась ко мне. — Уйдем отсюда, отец".

"Друг, — Асва на ходу потерлась своей щекой об мою, — прости меня, что я

отказалась учиться. Мне страшно было лезть в петлю. — жена потупила взор. — Ведь

я уже попадалась к "мертвому удаву". Первый раз меня освободили двуногие – тогда

я была молодая и бестолковая, перепугалась ужасно. А второй раз… Я могла

погибнуть – но ты спас меня. Я очень благодарна тебе. Ты учишь наших детей

выживать, учишь обращаться с тем, что чуждо и страшно для меня. Спасибо".

"Я прощаю тебя, милая. Я тоже был и молодым, и бестолковым. Опыт приходит со

временем. И лучше верить мне на слово, чем проверять самой. Ошибка может быть

смертельной".

"Отец, ты столь мудр и опытен. — польстил мне Рай. — Сколько же тебе Дождей и

Солнц?" — сын имел ввиду количество дождливых и засушливых сезонов, прожитых

мною.

"Много. Очень много, Рай. Больше, чем ты можешь представить".

Сам Рай прожил всего один Дождь.

В преддверии жаркого дня мы ушли в тень, киберы остались уничтожить ловушку. Мне

не хотелось, чтобы животные, пусть даже наши враги – львы или леопарды –

погибали неестественной смертью.

Жара, даже в тени – жара. Лежим и дышим часто-часто, вывалив языки. Крутя

хвостиками, мимо тащатся газели Гранта – знают, что мы сытые, нас можно не

опасаться сейчас. И смотреть на Грантов лень, слипаются глаза. Жара… А ведь

недавно мокли. Полгода мокли, теперь полгода будем сохнуть, а там опять полгода

мокнуть – и так всю жизнь. "Не надоест ли, дружище? Может, захочется яркого

зимнего утра, голубого неба, сверкающего снега, легкого морозца и освежающего

холодного воздуха?" — спрашиваю себя. Кладу голову на мягкий, упругий бок –

наверное, Мррн. Нет, не надоест. Мне так хорошо с детьми и подругой, здесь я

обрел многое: личное счастье, глубокое понимание законов Природы, возможность

познания себя через призму иного мира, иной взгляд на Человечество и Природу, их

противоречия и взаимосвязи. "В гостях хорошо, а дома лучше". Я в гостях у

Африки? Я счастлив здесь, и только здесь мой дом, где и тело и душа в гармонии.

Разве может приесться счастье? А климат везде свой, особенный, и к любой погоде

можно привыкнуть.


"И под Солнцем, и под градом,

Лишь бы быть с тобою рядом–

Это очень, очень хорошо".


"Блурри, что ты в мои мысли встреваешь?"

"Не встревать?" — спросила Гринни. Дракончики сидели бок о бок, переплетя

хвосты.

"Нет. Мне интересно, откуда ты знаешь, о чем я думаю в данный момент". — сказал

я сразу обоим киберам. Ответил Блурри:

"Когда ты впадаешь в транс, как сейчас, твое подсознание доступно для прямого

чтения. И оно очень красиво в эти минуты – мысли, окрашенные в цвета радуги,

переливаются и сменяют одна другую, как в калейдоскопе. Слагаются в грандиозную

мозаику визуальные, слуховые, обонятельные, осязательные, вкусовые образы. Вся

гамма сенсорных чувств. Твое подсознание тогда – красивейшее мультимедиа,

несравнимое с компьютерным. И мне очень нравиться смотреть и учиться у тебя

медитировать".

"А это тебе зачем?"

"Нам интересно".

"Пати, по-моему, ты врал сам себе, когда говорил, что тебе не нравятся

насекомые. Шестая часть всех генов твоего Спауна скопирована с насекомых:

теплочувствительные органы "меланофилы", газовое оружие жука-бомбардира, "мягкая

броня" от паука-мутанта, наконец, ты раньше ел как паук, разлагая добычу в

коконе. А сегодня скопировал гены богомола – его хитин. Твое заявление о нелюбви

к насекомым неубедительно".

"Блурри, я смотрю на это с двух точек зрения – технической и эстетической. С

одной стороны, насекомые имеют оригинальные органы, к примеру, "меланофила" –

самки этого вида откладывают яйца в сгоревшую древесину. Чтобы находить пожары и

гари, у них развился чуткий и точный датчик огня. Хитин богомола понравился

своей прозрачностью. А с другой, эстетической стороны, некоторые насекомые

отвратительно выглядят".

"А почему ты не применил "меланофилу", когда вы с Асвой удирали от пожара?"

"Потому, что это не свойственно гепардам. Будь я "КомбиГуманом" – применил бы,

чтоб загодя унести ноги. Но я не человек".

"Ты не находишь противоестественным для животного пользование компьютером?"

"Нет. Ты не просто компьютер, Блурри. Ты часть меня – великолепная часть.

Подумай об этом".

"Насчет частей – мы выполнили твою просьбу, искромсав проволоку на кусочки.

Таким способом мы уничтожили обе ловушки – ту, которую ты использовал для

обучения детей, и другую, где была антилопа. Будем портить все ловушки, какие

найдем".

"Объявляешь войну браконьерам, Гринни? — улыбнулся я. — Хорошо, мне нравится

ваша идея. И без ловушек опасностей в мире достаточно".


Знойный вечер, насыщенный багряным: красноватая пыль, река червонного золота,

пунцовое Солнце. Цапля, застывшая изваянием, почти черная средь золотых волн.

Подходим к воде, пьем, щурясь от ярких бликов. Цапля улетает на середину широкой

реки и, опустившись на воду, снова замирает. Неужели река такая мелкая?

"Нет, река глубокая. — подсказал Блурри. — Под водой бегемот, а птица стоит на

его спине и ловит рыбу".

Рыбалка на бегемоте была удачна – в клюве цапли сверкнула серебром рыбка. Рай

носится по берегу, пугая лягушек. Подбежав к нам, он повисает на Асве. Мать

спихивает его в воду, он падает, подняв тучу брызг. Мррн кидается на брата, не

давая ему вылезти. Я хватаю за хвост и дергаю, Мррн присела от неожиданности, и

Рай окунает ее с головой. Тонка встает на защиту сестры, шлепая меня по голове и

плечам. Держа в зубах хвост Мррн, я отвечаю Тонке таким ударом, что она

плюхается в реку на Рая. Спасая хвост, Мррн старается поймать меня, но я тяну ее

на сушу, а сразу махать передними и упираться задними ей трудновато. Рай

взлетает, сверкая брызгами Солнца и обрушивается на нас. Игра продолжается на

берегу. Асва держится в сторонке, отодвигаясь, когда мы хотим увлечь ее – наша

возня ей не нравится. По уши перемазанные в песке и глине, гоняемся друг за

другом, опрокидывая и кувыркая. И вдруг разом падаем – кажется, никакие силы не

сдвинут нас с места.

Лижу нос Тонки – недавняя противница отвечает тем же. Асва обнюхивает Мррн,

брезгливо трясет лапой: как можно – так изваляться в грязи? Мррн трется о голову

мамы, и та покорно начинает умывать ее. Рай чистится сам, я вылизываю дочь, она

– меня.

В реку заходят слоны, бродят по колено в воде, обливаясь и хлопая ушами. Ветром

приносит тяжелый слоновий запах. Жираф, согнувшись в три погибели, тянет губы,

желая напиться, но легкий всплеск – и он выпрямляется во весь пятиметровый рост.

Какой-то вьюрок мастерски, как профессиональный парикмахер, стрижет клювом

шерсть на шее жирафа. Уже настриг большой пучок. Жираф трясет ухом, и я замечаю,

что в ухе сидит еще один вьюрок, он глубоко залез туда, отыскивая насекомых. У

травоядных есть свои друзья и помощники, которые вычесывают им шерсть и ловят

паразитов. А нам, хищникам, приходится ухаживать за собой самим, наши постоянные

спутники, кроме блох и вездесущих клещей – мухи на носу и трупоеды всех пород.

Асва ненадолго ушла от лежки, скоро вернулась и легла рядом. Присоседилась Мррн,

прильнула к ней под бок Тонка, Рай перешагал через всех и устроился сверху. Ну,

кто тут "ходит по головам"? Мы подвинулись и задремавший Рай провалился между

Мррн и мной. Он так и остался спать кверху брюхом.

Ранним утром на реку опустились розовые фламинго. Высокие, красноногие птицы с

длинными шеями и причудливыми, г-образной формы клювами спокойно шли вдоль

берега. Впечатляющий лес ног и шей, другой берег скрылся за птицами, казалось,

им не будет конца. Сидя у воды, я смотрел на фламинго, а они смотрели на меня

круглыми красными глазами. И ноги, ноги, ноги…

"Блурри, удивительно, как они не путаются в своих и чужих ногах?"

"Каждая птица держит свои "ходули" строго под собой и идет маленькими шажками.

Великолепное зрелище".

"Да, прекрасное. — согласилась Гринни. — Особенно красивы фламинго в полете –

огромная розовая стая, пронизанная Солнцем, она вся как бы светится и

переливается. Непередаваемо".

"А ты передай – своими образами".

Глянув на меня, Гринни качнула головой:

"Не получится, Пати. Я смотрела на стаю, используя несколько спектров

одновременно. Для твоего сознания, привыкшего к коротковолновому и тепловому

излучениям, моя картина будет цветовой путаницей".

"Хорошо, подожду, когда они взлетят сами".

Асва села чуть впереди, я обнял ее за плечи. Полуобернувшись, она лизнула мне

щеку, и замерла, глядя поверх голов фламинго. Дети тоже сидели вокруг, любуясь

пробуждающимся миром.

Неожиданно мне захотелось увидеть мир таким, каким видели его подруга с детьми.

И я изменил сетчатку глаз. Красота не исчезла, она стала иной. В ярко блестящей

реке шли бледно-серые фламинго, ловко переставляя черные ноги. Асва повернулась,

и на ее серой шкуре мелькнули блики ослепительно-белого Солнца. Любимая следила

за газелью, но нам хорошо, и нет желания бежать, догонять, убивать. И вода, и

облака, и взгляд, и мысли – все слилось в безмятежном течении. Мы так и сидели,

переживая гармонию и умиротворяющее спокойствие Природы. Не будь движения воды и

птиц, очаровавших нас своей красой в лучах рассветной зари, я решил бы, что

время остановилось.

Фламинго поднялись на крыло – грандиозный метаорганизм, сплоченный в едином

порыве. Солнце сверкало в их опереньи, расцвечивая крылья нежно-кремовыми

тонами. Вернувшись к цветному зрению, я смотрел на полет вечных странников,

изумленный их великолепием.

Помимо копытных, я часто ловил птиц, но сейчас видел не "мясо", а истинный

шедевр Природы. Я легко мог изменить точку зрения – и восхищенный чудесами

Природы зритель превращался в безжалостного, хладнокровного охотника. Так

устроена жизнь. Романтике есть место в жизни – она делает жизнь ярче, краше,

увлекательнее. Но жизнь – не романтика, взгляд на мир через "розовые очки"

опасен тем, что не видишь опасности. А в моей жизни хищника романтика основана

на смерти и крови. Я могу позволить себе расслабиться и мечтать, получать

чувственное наслаждение, когда лежу в тени, с окровавленной мордой и набитым

животом.

"Но незачем льву хвастать, что он ест других, ведь когда-нибудь и его самого

съедят. И в этом есть высшая справедливость".

Да, я согласен с этим правилом, потому как живу в этом мире. Я крепок, силен, и

пока не собираюсь умирать. Всякому, кто захочет съесть меня, придется изрядно

потрудиться. Все мы смертны, даже симбиот-Спаун, могущий обновлять генопамять,

тоже, наверное, не вечен. Для каждого – своя смерть. Я думал об этом. Что ж, я

давно использую тактику "мертвого воина-толтека", смысл которой заключается во

взаимодополняемости двух противоположных принципов: "Я уже мертв, и ничего хуже

этого со мной не случится" и "Смерть еще не коснулась меня, и я должен

стремиться сделать каждый миг жизни лучше предыдущего". Один принцип позволяет

отстраненно и трезво взглянуть на любую жизненную ситуацию, не испытывая пустых

надежд и страхов – ведь мертвецу все равно, а второй дарит возможность

радоваться каждому мгновению жизни, и принимать верные решения, чтобы продлить

радость бытия. В конце концов, уйти из жизни всегда успеешь, зачем же торопиться

– если, конечно, не "поторопят" со стороны?

Мягко упав на бок, Асва трогала подбородок. Я наклонился, она обняла, умывая. Ее

легкие, бархатные лапы на моей шее – трудно поверить, что они могут быть орудием

убийства. Меня пленяла непринужденная грация, с какой жена ласкала когтями мою

голову – и теми же когтями она рвала живот газели. Именно эти нежные ласки

смерти привлекают меня к Асве, и я награждаю любимую сторицей, отвечая ей

любовью на любовь. А мои когти не менее остры, чем ее, я столь же опасен, как

она, родившаяся дикой и свободной.

Каждый из нас – сочетание Добра и Зла, Жизни и Смерти. Извечный "Инь-Ян". Я –

Зло для травоядных, они всегда видят во мне свою погибель. Я – Добро для Асвы и

детей, я люблю и оберегаю их. Асва смертоносна, но также несет в себе женское

начало, семя Жизни. И мы дали жизнь нашим детям. Мир – постоянное движение,

вечное танго двух великих составляющих – Света и Тьмы.

Подруга, далекая от глобальных философий, получала удовольствие иным образом –

чистила мой нос. Мы лизали друг другу языки, мурлыкали, и нежились в лучах

любви.

Раздался протяжный стон льва – нас как ветром сдуло с берега.


ГЛАВА 21. Свидание со Смертью

Цивилизация вгрызается в Природу железом зубастых ковшей. Гусеницы бульдозеров и

экскаваторов тупо, с леденящим душу безразличием пережевывают кромку берега,

траву, песок и воду, оставляя после себя безобразное, однородное месиво. Машины

ползают как огромные, уродливые насекомые, утюжа злосчастный берег. Ничем не

заглушаемый, грохот и лязг тяжелой техники расползается на много километров.

Отсутствие кабин водителя говорило, что вся эта строительно-разрушительная

армада управляется с диспетчерского пульта.

Я с грустью вспомнил, что как раз там, на изуродованном берегу было гнездо.

Птица храбро защищала его от зебр и гну, раскрывая веером черно-белые крылья, и

животные обходили ее гнездо, которое находилось прямо под ногами, тогда как

любому гну достаточно было ступить раз, чтобы смять и яйца, и саму птицу. Мы

тоже часто ходили вокруг, нам нравилось смотреть, как отчаянно эта не очень

крупная птица бросается на нас и всех подряд, оберегая свое пристанище. Мы ее не

трогали.

Дети рассматривали машины с настороженным любопытством – ничего подобного ранее

им видеть не доводилось.

"Что за звери?" — спросил Рай.

"Мертвые, сильные-сильные, тупые. Бегают плохо". — рассказал я, адаптируя свои

мысли о технике к животному разуму детей. Живое для нас делилось на категории:

"живое-съедобное" – те, кого можно догнать, убить и съесть; "живое-опасное" –

те, от кого надо удирать, "живое-безобидное" – на этих можно вообще не обращать

внимания. Мертвое могло быть "опасным", как "мертвый удав" либо "безобидным",

как мои киберящерицы, но всегда означало "несъедобное".

"Опасные?" — вопрос был от Мррн. Насчет опасностей она неизменно спрашивала

первой.

"Опасные – если полезешь к ним сама. Их направляют двуногие. Сами они равнодушны

ко всему. Просто держись от них подальше".

Запрыгнув на термитник, Рай осмотрелся.

"Где же добыча? — вытянулся он в недоуменной позе. — Кого есть будем?"

Где появляется человек и машины, оттуда уходят звери. Уходим и мы, нам здесь

больше делать нечего – все газели разбежались. А люди еще и удивляются: почему

некоторые виды животных покидают веками обжитые места? В первую очередь, потому,

что условия жизни меняются с обычных-привычных на невыносимые. У меня уже начали

болеть уши от воя моторов и лязга ковшей. Попытки прижать уши не спасали чуткий

слух. О каком спокойном отдыхе и сне может идти речь? А во-вторых, как только

что заметил Рай, вся наша еда – тю-тю. Мы жили на большом, хорошо изученном,

пустом охотничьем участке. Когда эта стройка закончится, возможно, копытные

вернутся, а пока голод гонит нас с обжитой территории на незнакомую, но

"мясную".


Полдень. Спрятаться от Солнца негде. Лежим, слушая недовольное урчание наших

пустых желудков. Чувство голода усугубляется незнанием местности и плохой

ориентацией в высокой траве. Асва высматривает добычу, но ее глаза на уровне

верхушек зарослей, и очень мешают волны густого жара, идущего от нагретой земли.

Я вспоминаю сурикатов и пытаюсь повторить их стойку. Сквозь дрему все видят, как

я медленно привстаю, держа спину прямо и ловя равновесие. Это трудно, но мне

удается поднять голову выше травы. Покачиваясь, оглядываюсь, словно вынырнув на

поверхность волнующегося травяного моря. Заметив размытые темные силуэты

буйволов, прищуриваюсь, на глаз определяя расстояние. Спина устала, непривычная

к таким акробатическим номерам, я опускаюсь прямо на Асву. Выскользнув из-под

меня, она спросила с явным интересом:

"Ты странно стоял. Почему?"

"Искал добычу. Нашел".

"Где?" — она поворачивается в ту сторону, куда смотрел я, но кругозор ограничен

травой.

"Научись стоять, как я – будет хорошо видно".

Асве новая стойка удается лучше, чем мне – она стояла на самых пяточках всего

несколько секунд, зато не качалась. Краткий, звучный щебет – дети без

промедления пошли за нами.

Высокая трава скоро кончилась. Ветер дул от нас к буйволам, это осложняло охоту.

Мы видели травоядных, но они были далеко и вроде не подозревали о нашем

присутствии.

"Пати, у тебя такая разноцветная семья, просто удивительно".

Блурри, по давно сложившемуся обычаю, висел на лапе, а Гринни "гуляла сама по

себе". Комментарии обо всем чувственном, романтичном и удивительном исходили от

нее – Блурри удивляться и замечать удивительное пока не очень умел.

"Разноцветная?"

"Да ты оглянись".

Родные шли в некотором отдалении, растянувшись длинной цепочкой. Странно, как я

не замечал прежде? Лишь теперь, окинув своих кошек внимательным взглядом, я

увидел, что все они разных оттенков.

Я сам кирпично-красный на спине и светло-желтый на брюхе. Асва равномерно

желтая, а дети – кто во что горазд. Мррн удалась в маму – желтенькая с беловатым

животом. Тонка очень бледная, с незначительной желтизной. Рай щеголял огненно-

рыжим "камуфляжем". Чудеса, да и только с нашими генами, настоящая палитра. А

что, если смешать Рая с Тонкой – какими будут их дети? Бледные, с пятнами, или

рыжие "короли"?

"Интересно, Тонка, ты когда-нибудь перейдешь в третье измерение?" — ласково

глянул я на старшую. Она хорошо питалась, росла и крепла, оставаясь стройной и

легкой. Шкура на ней была в обтяжку, при каждом движении четко выделялись мышцы

на лапах и теле. Голова узкая, длинная, с резко обозначенными линиями челюстей,

скул и темени. Жилистая шея, острые лопатки, впалый живот, великолепно

округляющийся после еды, длинные лапы, грациозный хвост.

Мррн тоже длинная, но, в отличие от Тонки, она еще и мягкая – ее приятно

потрогать, пошлепать. Рядом с Тонкой Мррн выглядит упитанной и приземленной, а

мягкой ее делал жирок, который она не транжирила, а благоразумно откладывала про

запас.

Рай плотный и крепкий, с короткой, округлой головой, курносый, обладающий неким

залихватским обаянием. На него невозможно было сердиться долго, даже когда он,

внезапно подскочив сзади, со всего маху валил тебя в пыль. Можно лишь ответить

таким же коварным наскоком – чего он, собственно говоря, только и хотел. Рай жил

просто ради того, чтобы доставлять нам маленькие неожиданности, он обожал

заставать нас врасплох.

Вот она – новая, "мясообильная" территория. Мы подошли к буйволам достаточно

близко, и вдруг Рай с громким и радостным: "Добыча!" кинулся вперед.

Переглянувшись, мы хором разочарованно фыркнули и не спеша пошли за ним.

Рай прибежал к нам довольный предовольный.

"Видели, как я их погнал, и как они меня испугались?" — спросил он, в нетерпении

ожидая похвалы.

"Видели. Глупец. — бросила Асва ему в нос прямой упрек. Негодующе выгнув хвост,

мать прошла мимо сына, метая гневные взгляды. — Когда ты научишься смотреть и

думать, прежде чем бежать и гнать? Ты распугал всю еду. Из-за тебя мы остались

голодными".

Мррн прошествовала молча, а Тонка походя крепко ударила брата по голове. Впервые

он, растерявшийся, не отреагировал на удар. Мне хотелось утешить сына, но,

поддерживая голодное большинство, я тоже сделал мину: "Эх, ты, балбес" и оставил

Рая в одиночестве думать над его поведением. Чуть позже я оглянулся – Рай уныло

плетется, подметая хвостом пыль. Мы более не укоряли его – ему и так было

достаточно.

Переменчивый ветер мешал подобраться к газелям скрытно, нам пришлось избрать

тактику загона. Обдумав и распределив роли, мы обошли стадо, и спрятались,

расположившись полукругом. Я был на одном его конце, Асва на другом, между нами

– дети. Главная роль досталась жене – она загоняла. Я взял на себя силовую часть

задачи – перехватить и задушить, а присутствие молодых гепардов должно было

направить жертву вдоль "цепочки" от Асвы ко мне.

Газели проявляли до странного высокую активность: группа из 4-5 особей

безостановочно гоняла одну, не давая ей покоя. Гонимая сородичами, газель

выбежала из стада, и я понял причину столь негативного отношения к ней других –

она была белой. Обычные, песочной окраски газели не признавали альбиноса за

своего и прогоняли.

Вот кто нам нужен – изгой. Представил подругу – та откликнулась на призыв сразу.

"Заметь его, он в стороне от всех. — я послал Асве образ белой газели. — Хорошая

добыча. Гони его".

Загонщица несколько секунд думала, оценивая ситуацию, "мясо" и наши возможности

поймать его. Ответ был краток: "Жди".

Улегшись поудобнее, я расслабился. Расслабленное тело как бы течет, ему легко

придать любую позу и послать в любом направлении. Поглядел на белого. Альбинос

держался особняком. Как там Рай, не выкинет ли какой-нибудь финт? Но он хотел

есть, поэтому я мог быть спокоен: голод научит его выжидать момент. Ничто не

предвещало бури.

И буря грянула! Для газелей явление Асвы было подобно грому средь ясного дня.

Уверенными, длинными скачками пронеслась она через стадо как ураган. Летела,

почти не касаясь земли. Я смотрел, на миг забыв обо всем, завороженный ее резвою

грацией и силой.

Убегая, белая газель свернула, но выросшая будто из-под земли Мррн прыгнула на

нее, испугала и тем самым направила ко мне. Асва не отставала.

Считанные метры были до газели, когда я ринулся ей навстречу. Газель увернулась,

но я зацепил ее за ногу. Она упала, поднялась и лягнула меня в голову. Хорошо,

что промазала. Асва уже схватила за шею, а подоспевшие на помощь дети висели на

боках.

Я держал бедро, перегрызая сухожилия. И вдруг… Не задумываясь о чудовищности

своей идеи, сомкнул челюсти на болтающемся перед носом тяжелом кожистом мешке и

мощно рванул. Нежная плоть отделилась с легким, хлюпающим звуком.

Для самца это был смертельный шок. Запрокинув голову, он испустил долгий,

сдавленный стон и упал, сломленный нашим дружным напором. Он хрипел, трепеща в

агонии, а Рай уже поспешно разодрал брюхо и выворотил кишки. Темно-алыми

рубинами искрились брызги крови на белой шкуре газели.

Я разжевал и проглотил то, что было в зубах. Сын не ел – жрал, можно было

подумать, что, промедли Рай еще минуту – и умрет от голода. Даже отсутствие

нижних клыков не мешало ему в диком темпе рвать и глотать мясо целыми кусками.

Но я видел его внимательный взгляд. Кажется, Рай запомнил мой "фатальный" прием.

Наевшиеся, мы висели на ветках, и мурлыкали так громко и слаженно, что все

дерево под нами вибрировало. Забывшие страх падения, дети лежали, привалившись в

развилках. Я оглядел семейство – гладкие, холеные, любо-дорого смотреть.

Подойдя к жене, тихо промурлыкал ей пару фраз. Она согласилась. Я лег на самом

удобном месте, откуда спрыгнуть с дерева на землю было проще всего. Когда дети

захотели спуститься, оказалось, что я сплю у них на пути.

"Мама, отец мешает нам спуститься. — прощебетала Тонка. — Как быть?"

"Прыгайте через него". — ответила Асва. Я не спал, а нарочно лежал поперек

ветки, чтобы Асва показала детям, как важно уметь точно рассчитывать движения и

прыжки.

Дерево имело два ствола. Жена махнула через меня на соседний ствол, и уже с него

на землю. Тонке и Раю легко удалось повторить мамин прыжок, а Мррн отыскала свой

подход к решению проблемы – перешла, ступая по спине.


Беда подкралась, когда не ждали – заболела Мррн. Сначала я не придал значения ее

недомоганию, но скоро заметил, что у нее поднялась температура, нос стал

холодным, а когда она зевала, видны были десны – очень бледные.

По моей просьбе Гринни аккуратно укусила Мррн за ухо во время сна, исследовала

кровь, затем поискала в сети на базах ветеринарных лечебниц и объявила диагноз:

заразная болезнь. Научное название – Babesia canis – мне ни о чем не сказало, но

я впал в страх, узнав, что тяжелые случаи заканчиваются смертью. А Мррн "летела

в разнос".

Четыре дня она мало ела и не играла. Ложилась отдельно, понимая, что с ней не

все в порядке и не желая причинять нам беспокойство – а ведь любила быть в

компании. Похудела, шерсть стала тусклой, появился характерный запах больного

животного.

Мы голодали – травоядные уходили, а мы не могли ходить долго и далеко – Мррн

тащилась за нами на одеревеневших, негнущихся лапах, и у нас не хватало духу

просто бросить ее – хотя бы затем, чтоб выжить самим.

Вновь передо мной встал мучительно-тяжелый выбор. Это участь всех, обладающих

расширенными или неординарными возможностями. Им всегда приходится выбирать

между естественным ходом событий и своей способностью повлиять на этот ход.

Выбирать между "как должно быть" и своим "я хочу, чтобы было так". Я должен

оставить все как есть – или снова взять за горло собственную песню, опять идти

против естества, навязывая Природе свою волю, свое "эго". У меня не было выбора,

когда Асва погибала в петле; когда антилопа, лягаясь, разбила мои ребра; когда

похищенные дети томились в клетке, а браконьеры в это время спорили, кого из них

поставить на кон. Мне пришлось выбирать, когда умер Рай. Если бы все шло своим

чередом – детей и подруги у меня не было бы.

Теперь на весах Фортуны на одной чаше – жизнь и здоровье Мррн, а на другой – я.

В моих силах перевесить чаши. Но я решил: пусть дочь тянет до последнего. Если в

этом противоборстве с болезнью Природа приговорит животное к смерти – тогда

скажу свое слово я – "КомбиГуман".

Утром пятого дня нам посчастливилось поймать свинью. Мррн, лишившаяся аппетита,

вдруг ожила. Она подошла к нам, ласково помурлыкала каждому, и стала есть. Как

подо­зрительно это поведение, оно хуже, чем если бы Мррн вяло поинтересовалась

едой. Я потыкал ее носом в плечо, она глянула на меня, и я обмер в ужасе – в

глазах Мррн я увидел смерть. Превозмогая болезнь, она в последний раз захотела

получить удовольствие – наесться и побыть в нашем обществе.

Мррн ела, а я больше не притронулся к пище. Сердце щемило недоброе предчувствие.

Остальные тоже ощущали нависший рок, и ели сдержанно, молча.

Немного побегав и поиграв с нами, Мррн легла в тени дерева, томно потянулась, и

тихо, покорно заснула. Навсегда. Ее мать и сестра с братом отдыхали поодаль. Они

подождут немного – не проснется ли Мррн? Затем уйдут.

Все, Мррн не сумела победить болезнь. Теперь могу действовать я. Она хотела

жить, но не выдержала, ее желание оказалось слабее, чем этот сокрушительный

удар.

Я тоже хотел, чтобы дочь жила. Я не мог смеяться вслух, но внутренне звучал

дикий и страстный, неистовый смех обреченного на жизнь. Опять – ради своих

интересов и желаний ломать Судьбу через колено. Наверное, я законченный эгоист,

раз собираюсь вытаскивать Мррн с того света только потому, что мне отрадно

видеть ее живой и здоровой, играющей и полной энергии. Но есть другая, жестокая

сторона этой медали: если мои способности не вернут Мррн к полноценной жизни,

если спасенная дочь будет мучиться и страдать – я лично убью ее. Убью из

милосердия. Жизнь – не жизнь, но Ад, когда каждый вздох и шаг даются с болью. В

этом случае "эвтаназия" – добровольная смерть – станет для Мррн лучшим выходом.

Она уже не выбирала…

Работал импульсивно, не глядя вонзая свои шнуры с иглами в ее вены и артерии на

хвосте, лапах, шее. Сердце дочери билось слабо, изнуренное борьбой – на случай,

если оно остановится совсем, я подключил к нему нерв от своего сердца. Изучить

кровь, выявить вирус, уничтожить его, выработать антитела. Меня не страшила

опасность заразиться от Мррн – Спаун в клинических испытаниях побеждал СПИД,

ВИЧ, сибирскую язву. Столь велика его жизненная сила. И сейчас, не думая о

последствиях и еще одном возможном "КомбиГепарде", я вливал эту силу в жилы

умирающего зверя.

Почувствовав, что вхожу в измененное состояние сознания, еле успел крикнуть:

"Блурри, охраняй нас", прежде, чем "завис" окончательно…


…Кромешная тьма, в которой изредка проплывают судорожно мерцающие красные

огоньки. Стук когтей по камню. Совсем близко от меня проходит мертвый гепард.

Шкура лезет с него клочьями, разлагающаяся плоть отваливается на каждом шагу и

мокро шлепается на невидимые камни. В зубах мертвец несет пушистый, серенький

комочек. То жизнь Мррн.

Я прыгнул, опередив полуразложившийся труп, и повернулся к нему. Смерть опустила

свою ношу, закрыв ее от меня лапой.

— Отдай ее мне. — смиренно попросил я.

Череп взглянул на меня чернотой глазниц – в них не было ничего, ни единого

чувства. Абсолютная, всепоглощающая пустота. Я почуял тошнотворный запах гниющей

органи­ки, когда Смерть наклонилась вперед, словно готовясь к обороне – на самом

деле она могла запросто смести меня с пути, вышвырнуть из этого пространства.

Или уничтожить. Поэтому я не требовал, а лишь просил.

Ее голос был столь же пустым, как отраженная в глазницах бесконечность:

— Ее час настал. Я забираю ее с собой. Хочешь бороться за нее?

Я склонил голову, признавая могущество Смерти. Перед ней равны все сословия – от

бомжей до императоров, все народности, независимо от расовых, этических,

религиозных различий. Все живые существа, вся Природа равна перед ней, даже

горы, планеты, звезды, галактики рождаются, стареют и умирают.

В животном исполнении мой жест означал подчинение: вот моя шея, если хочешь –

бери мою жизнь.

— Я не буду бороться с тобой, Смерть – это бессмысленно для меня. Я только

прошу: оставь ее мне. Взамен я дам тебе другое.

Я не поднял глаз, ощутив жгучий холод и жар на загривке – но шерсть встала

дыбом. Возле уха клацнули зубы:

— Дашь свою жизнь за нее?

— Нет. — я не сводил взгляда с серого котенка, свернувшегося клубочком – но лапа

Смерти неколебимо стояла между нами.

— Жизнь – высшая цена. Что иное может быть выше, дороже жизни?

— Знание. — я вскинул голову и прямо посмотрел в тот мрак, куда с радостью и

наслаждением отправлял газелей, антилоп, буйволов. Мои глаза сверкнули чистым

золотом. — Знание Жизни! Смерть, ты забираешь то, о чем не имеешь понятия. Для

тебя жизнь ничего не значит. Я подарю тебе знание Жизни – чтобы ты могла понять,

почему я прошу оставить ее, — я указал глазами на Мррн, — почему она дорога мне.

Мир тьмы прорезал яркий образ, он вспыхнул, как сверхновая звезда. То была Асва.

Я пошел от начала начал – посещения Храма Жизни и слияния двух клеток. Развитие

Жизни в материнском чреве, ее появление на свет и первый слабый писк. Когда три

теплых комочка шерсти нежно прижались к Асве и затихли, кормясь молоком, слезы,

изливающиеся из самых глубин души, омыли картину семейного счастья, выделив,

усилив ее краски и линии. Являлись все новые и новые образы, их свет рассеивал

мрак. Взахлеб, не тая слез и чувств, не замечая тяжелого запаха и взгляда

пустоты, я рассказывал безмолвному зрителю обо всем, что познал и пережил,

раскрывая память, словно фотоальбом и вырывая оттуда живые, трепетные страницы.

…Дети – их робкие, неуверенные шаги. Передние лапки пошли, задние стоят – и

котенок, растянувшись в длину, падает. Передние лапки стоят, задние идут –

котенка складывает вдвое и снова шлеп на бок. Первое знакомство с окружающим

миром, огромным и таинственным. Все трое смотрят на бабочку, Тонка боязливо

касается ее крыльев – бабочка резко взлетает, и малыши отскакивают. Вот Рай

взобрался на высокую кучу сухого слоновьего помета. Нет, чтобы обойти – ему

непременно нужно залезть и перелезть через эту гору. Послеобеденный час, Мррн

пробует мыть брюшко, но теряет равновесие и катится на спину. Игры с отцом, их

маленькие лапки на его носу. Он ласково мурлычет, охотно позволяет теребить себя

за хвост и уши. Отец даже больше, чем мама. Неужели мы тоже будем такими

сильными и большими, как он?..

…Мама в страшной тревоге – к нам лезет враг, хочет убить нас, а заодно и маму.

Она желает помочь нам, спасти, но боится врага. Уже мы видим над нами огромную,

страшную пасть. Внезапно подлетевшая юркая крылатая ящерица вонзает свой хвост

прямо в пасть – и нас слепит вспышка. Затем короткий рев и мощный поток чего-то

горячего и липкого. Нам жутко, мы тонко пищим, придавленные тяжелым. Тяжелое

уползает, издаем дружный жалобный писк. В сиянии Солнца над нами склоняется

окровавленная морда отца. Тянемся к нему и падаем – лапки не держат, трясутся от

пережитого ужаса. Он выносит нас. Что с мамой – почему она отскакивает от нас,

отталкивает? Она боится нас? Мы испачканы до неузнаваемости чем-то страшным.

Жаркий, влажный язык отца скребет, чистит нашу шерстку, успокаивает. И кроме

любви, его глаза выражают еще какие-то чувства – чужие, странные. Страшные… Но

он любит нас, и мы успокаиваемся…

…Мы на охоте. Мама приказала лежать и ждать. Честно исполняем ее приказ. Отец

лежит рядом, охраняя нас. Вот он привстает, вглядывается туда, где слышен бег и

топот, и через миг исчезает за пеленой дождя. Какой быстрый, вот бы нам так

бегать. Мама зовет – торопимся на зов. Сколько мяса – огромная туша. И такая

толстая шкура. Порвать ее нашими маленькими зубками невозможно. Тащим за уши –

они мягкие и удобные. Помогает мама – она показывает, где нужно рвать.

Оказывается, это вовсе не уши. Едим и мурлычем. Как вкусно…

…Отец иногда отдает очень странные приказы, нам сложно бывает понять его

истинные намерения. Но тогда его слушается даже мама, и мы тоже стараемся. Отец

много рассказывает, нас часто утомляют его рассказы, хотя говорит он коротко и

понятно, бывает, эмоционально и бурно. Особенно жестко отзывается о двуногих.

Наверное, он очень стар и многое испытал на себе. Он учит многому такому, чего

мы никогда не слышали от мамы, и случается, она – воплощение опыта, силы и

ловкости для нас – учится у него. Недавно он раскрывал секреты "мертвого удава",

объяснял, как от него освободиться…

Вкладывая душу, философию и фантазию, вспомнив все, что знал о прошлом и

настоящем своих детей, я закрутил калейдоскоп картин об их будущем, о том, что

им предстояло узнать: самостоятельная охота, проявление и развитие половых

инстинктов, радость любовных игр, освоение новой территории, материнство. Все,

что теперь проходило мимо Мррн.

Наконец, выдохшийся, я замолчал, готовый принять любой ответ. Образы памяти,

многоцветные, переливающиеся, заняли все пространство, вытеснив тьму куда-то в

иные измерения.

Взгляд и голос Смерти не изменились:

— Ты сам – смерть. Ты сам – жизнь. Ты знаешь цену жизни. И смерти. Ты убедил

меня. Я отдаю ее… Тебе.

Наклонясь, Смерть снова взяла Мррн за шкирку и положила у самых моих лап. Помня

ее же тактику, я прикрыл собой эту маленькую, неокрепшую душу.

Смерть уходила прочь. Образы расступались перед ней, озаряя душевным светом

голый скелет, кости которого были словно из чистейшего горного хрусталя.

Я вспомнил сцену недельной давности – здоровая и веселая Мррн резвится среди

термитников. Этот образ сформировался передо мной. Подняв Мррн как величайшую

драгоценность и чувствуя языком удары ее сердца, собрав всю боль, волю и силу, я

совершил последний, невероятный прыжок в Жизнь…


…И упал, обессилевший, возле спящей дочери. Несколько секунд смотрел в одну

точку, не понимая, где я и что со мной. Осознание и мышление возвратились

постепенно. Мррн дышала глубоко и ровно. Не вставая, обследовал ее – я до сих

пор был в прямой связи с ней через шнуры Спауна. Сердце в норме, дыхание тоже,

кровь чистая, антитела присутствуют. Вытащив свои иглы, убрал все, и лег на

другой бок. Отдыхая, думал над случившимся.

Меня редко обманывало чувство времени. ТАМ течения времени не было совсем, а ТУТ

Солнце не так уж далеко подвинулось по небу.

"Блурри, сколько времени прошло с того момента, когда я выключился?"

"Ровно 13 минут".

Число 13, определенно, любит меня всю жизнь, и часто подкидывает приятные

сюрпризы. Сегодня я за 13 минут спас Мррн. Еще надо понаблюдать за ней,

убедиться, что она полностью выздоровела, но в самом главном сомнений нет – ее

жизнь вне опасности. Однако…

Когда я лечил Читора, он находился в таком же состоянии, как Мррн. К Стронгерам

я приехал глубокой ночью, на всю операцию потратил часов пять – утром гепард был

здоров, хотя сильно отощал за время болезни. Но эти пять часов не укладываются в

13 минут – Мррн болела смертельно, и Спаун, определенно, не мог за такой

короткий срок полностью очистить от вируса весь объем ее крови. Значит, дело не

только в симбиоте. Встреча со Смертью Мррн была сновидением, и что-то, более

могущественное, вмешалось в ход этой истории, победив болезнь. Что-то помогло

мне… А может, наоборот, вирус был проявлением смерти, и когда Смерть отпустила

Мррн – вирус исчез сам? Я вспомнил о сотнях необъяснимых, с позиции медицины,

случаях выздоровления.

"Ты знаешь цену жизни. И смерти. Ты убедил меня. Я отдаю ее… Тебе".

Да, не противостояние, не жестокая борьба, а именно убеждение спасло Мррн.

Сверкающие на Солнце хрустальные кости скелета – знак того, что Мррн очистилась

от скверны, которая была в ней. Смерть растворялась в ярком свете, переходя в

другую форму – в Жизнь. Не Спаун, а моя сила воли, убеждения и смирение помогли

нам выжить. Физическая оболочка, дополненная симбиотом, на этот раз особой роли

не играла.

"Изменив себя до неузнаваемости, пройдешь через смирение и ярость, ненависть и

любовь, разлуку и встречу". Новый фрагмент в предсказании Монаха занял свое

место. Высшее смирение, к которому стремятся дээн-буддисты, последователи Дао и

многие иные искатели духовных вершин – я познал его. Конечно, сие не значит, что

отныне я позволю любому шакалу безнаказанно хватать меня за пятки, или буду

спокойно смотреть, если на моих глазах станет умирать кто-то из близких. Мир

остался прежним – прекрасным и жестоким, мое отношение к нему тоже прежнее. Я

буду жить и убивать как прежде.

Душа высокоразвитого существа подобна многогранному алмазу, отшлифованному

годами познания. На алмазе моей души появилась еще одна грань, еще один луч

света озаряет ее глубины.

Мягкие шаги вернули меня к реальности. Пришла Асва. Обнюхав труп грифа, она села

у Мррн, трогая носом ее щеку. А откуда мертвый гриф?

"Я убил. — пояснил Блурри. — Прилетел этот, не в меру любопытный, а где один,

там и десять будут. Пришлось его "снять", для острастки других. Их привлекла

ваша неподвижность. Мррн лежала, а ты – зависший – так и сидел, ни на что не

реагируя. Только усы иногда подрагивали. Потом ты плакал. Я знаю из твоей

памяти, что подобные зависания случались с тобой и тогда, когда ты был

человеком. Тебе эти перескоки сознания знакомы, а мне – нет. Поэтому я не

рискнул тревожить тебя, опасаясь помешать".

"Когда будешь читать память, узнаешь о моих приключениях. Я поведал Смерти о

прелестях жизни и уговорил оставить мне душу Мррн. Осмотри Мррн, пожалуйста –

твои возможности по части физиологических исследований разнообразнее моих".

"Все функции в порядке, нормальная активность мозга. Она спит здоровым сном".

"Спасибо, обрадовал".

На всякий случай я изучил себя, пытаясь найти вирус, бывший у дочери. Ответ

Спауна исчерпывающий: чужеродных клеток и вирусов в моем теле нет. Внедрю

антитела, выработанные для Мррн, Асве и остальным – необходима профилактика

болезни.

Мррн пробудилась сама. Сладострастно изгибая спинку дугой, потягиваясь и зевая,

она как ни в чем ни бывало потерлась об меня. Миловидная ее мордочка так и сияла

счастьем, и песнопением Жизни раздавалось громкое мурлыканье.


ГЛАВА 22. Неприятности с Рваноухим

"Побегаем?" — предложил Рай, с наслаждением чавкая оторванным хвостом зебры. У

детей резались зубы, и они жевали все, что попадалось, перемалывая в кашу ветки,

шкуры. Кровоточащие десны указывали на активный рост новых, постоянных зубов. У

Рая уже показались кончики нижних клыков. А коренные прорезались еще в 6

месяцев.

"С полным животом бегают только от врага". — отозвался я, укладывая себя на бок.

Мой живот выпирал большим бугром, я лениво посмотрел на Рая из-за этого бугра.

Фф-ф, и надо же так объесться – а он еще бегать приглашает.

"Рай, иди сюда". — позвала Асва. Когда он подошел, лежащая мать ловко обхватила

его и уложила рядом. Рай хотел встать, но Асва удержала сына: "Лежи, я буду тебя

мыть".

"Опасность. — "чирикнула" Мррн. — Идет Рваноухий".

Мы глянули на приближающегося громадного желтого льва. Оба его уха изорваны в

драках, откуда и пошла кличка. В этот раз наш террорист малость опоздал. Прогнав

гиен, Рваноухий разочарованно уставился на обглоданные кости. Затем неторопливо

попер к нам. Взгляд и походка старого воротилы: "Щас приду и всем вам врежу".

"Мррн, прекрати паниковать". — я остановил девочку на полпути. Мррн собиралась

трусливо ретироваться. Ее позиция единственно верная: удрать поскорее от льва,

но я хотел, чтобы она при этом хранила достоинство, насколько возможно в

подобной ситуации. Да, удирать тоже нужно достойно, а не трусить, как гиена,

поджавши хвост. Мррн уже свернула хвостик между задними лапками.

"Убегать надо. Он нас убьет!" — пискнула она, оглядываясь на льва.

Я взял голову Мррн обеими лапами, силой заставляя обратить все внимание на себя:

"Если ты убежишь, поджав хвост, Рваноухий поймет, что ты слабая и трусливая.

Тогда он догонит тебя и убьет. Ты разве слабая? Ты разве трусливая? Я тебя

воспитываю сильной и смелой. Мать тебя воспитывает сильной и смелой. Мррн, ты

сильная и смелая. Посмотри на других – они настороже, но они сильные и смелые,

уверены в себе и отдыхают. Покажи Рваноухому, что ты сильная, смелая и уверена в

себе. Расслабься и ложись".

Загипнотизированная многократным повторением позитивных черт своего характера,

Мррн легла. Я обнял ее бок – бок сразу замурлыкал. Так-то лучше, девочка, а то

ты на бегу в панику впадаешь.

Лев подходил, кивая гривастой головой. Теперь предупреждала об опасности Тонка,

звуки, которые она издавала, очень напоминали высокий, пронзительный свист

флейты: расстояние до врага было критическим. Напряжение, охватившее нас,

ощущалось все явственнее. Встав, мы пошли вдоль речки. Животы качались в такт

шагам. Если бы лев серьезно захотел догнать и "врезать" – мы не смогли бы от

него спастись. Но Рваноухий с минуту тилипался за нами, затем свернул к дереву.

Ясное дело, он будет лежать на ветке, наблюдать, пока мы не поймаем кого-нибудь,

и придет диктовать волю своего величества.

Лев, столь опрометчиво возведенный романтиками всех мастей в ранг "Царя зверей"

– взаправдашний террорист-мордоворот. Пользуясь своим грозным видом и силой, лев

отбирает и у львиц их добычу. Просто накладывает лапу – поди, поспорь. Львицы же

уступают, не столько потому, что он "крутой", нет – они содержат льва как самца,

необходимого для продолжения львиного рода. В прайде большинство –

разновозрастные львицы и львята, а лев один, реже двое-трое, если они братья.

Но Рваноухий не состоял в прайде, он бродил одиночкой по огромной территории, и

часто мы слышали его стонущий зов. По интонации научились определять, в каком

настроении пребывает лев. Если он зевал, зевок однозначно говорил, что лев

голоден. И вот уже который день Рваноухий ходил по пятам и терроризировал нас,

как некогда я – Читора. Лев был для меня что кость поперек горла, я ненавидел

его, но и слишком боялся, чтобы открыто конфликтовать. Блурри намекнул, что наши

с ним весовые категории соотносятся как ниндзя и борца-тяжеловеса, это навело

меня на интересную мысль – противопоставить грубой силе ловкость, скорость и

смекалку. От раза к разу, когда Рваноухий гнал нас прочь, захватывая добычу, во

мне копилась злоба, и требовалась лишь подходящая ситуация и немного

сознательного усилия, чтобы направить эту энергию в нужное русло.

Ситуация скоро подвернулась – Гринни засекла автомобиль. Люди приехали и уехали,

поставив ловушку. Я вел своих в сторону ловушки, а лев шел следом.

В этот день мы нарочно не охотились, изводя Рваноухого в голодном ожидании. То

ли он был старый, то ли ленивый, но сам не ловил, а предпочитал жить за счет

нас. Я для виду погонял антилопу, даже поймал ее, но отпустил, когда лев уже был

уверен, что пора отбирать. Мы с антилопой разбежались кто куда, своим

неожиданным бегством потрепав нервы Рваноухому. Я счел так: если все равно

отнимет – пусть антилопа не достанется ни мне ни ему. Досадно было видеть, как

"мясо" несется прочь, отделавшись испугом, но радовала унылая морда льва,

потерявшего надежду на дармовой обед.

западня представляла собой большую железную клетку с падающей стенкой. Внутри на

крюке висела приманка – кусок свежего мяса. У ловушки крутился шакал, я

наподдавал ему. Рай сразу нашел вход и уже стоял головой и передними лапами в

клетке. На зов Асвы он отреагировал неохотно.

"Пахнет. Есть хочу. Можно быстро схватить и выскочить?" — спросил он меня.

"Запомни: если мясо лежит или висит само по себе – оно смертельно опасно.

Заскочить и схватить ты успеешь, но выскочить опоздаешь. Остерегайся

соблазнительного запаха ничейного мяса, и подходить к нему близко. Лучше уйди –

тогда ты будешь жив и сможешь поймать сам. То "мясо", что бегает, дышит, ест

траву и хрипит, дергаясь в зубах – лучшее. Остерегайтесь любого другого".

"Ты лучше голодай, чем что попало есть, и лучше будь один, чем с кем попало".

Так, Пати?"

"Верно, Гринни. Но Раю ведь не скажешь так – он не поймет. Я допускаю, что у

животных есть абстрактное мышление, но оно примитивнее человеческого. Не всякий

человек способен понять суть этого краткого и мудрого выражения".

"Что, если остаться там?" — полюбопытствовала Тонка, тоже привлеченная запахом.

Мой ответ-образ был ужасен: двуногий и нож, зримо перерезающий горло. Тонка

вылетела из клетки как ошпаренная.

"Рваноухий!" — крикнула Асва.

"Разбегайтесь". — скомандовал я. И семья испарилась.

При виде льва мне ничего не стоило изобразить на морде крайний страх – противник

воистину был страшен для меня. Припав к земле, я поджал хвост, вздыбил загривок,

и шипел, готовый защищать жалкий кусок мяса, висящий в клетке. Рваноухий этак

задумчиво посмотрел – может, у меня, труса, "не все дома"? Но мясной аромат

пленил льва, и он с рычанием попер напрямик. Я избежал его когтей только

благодаря отлично натренированному, ловкому телу – лев едва не изорвал мне бедро

своей лапищей.

Рваноухий обнюхал мясо, схватил. Сработал несложный механизм, и "кошколовка"

захлопнулась, прищемив упавшей стенкой хвост.

Я бегал и прыгал, катался и валялся, я был в буйном восторге от великолепного

исполнения своей идеи. Лев мечется, тычась носом во все углы клетки, ему уже не

до мяса. Я вальяжно прохаживаюсь около западни, впервые с великой радостью

посещая "зоопарк". Разыграв небольшой театр, "спасая" мясо, я раззадорил

Рваноухого и он сам полез в клетку.

"Р-растер-рзаю, пятнистый подлец!" — выругался лев, ненавидяще взирая на меня.

"Ты? — я игриво пробежался кругом, откровенно дразня беспомощного врага. — Лапы

коротки".

До Рваноухого ясно дошло: над ним издеваются. Он кинулся на решетку так, что

клетка покачнулась. Но не смог дотянуться лапой, просунув ее меж прутьев.

"Смотрите, — гордо позвал я семью, — как хитро я заманил нашего врага в

смертельную ловушку".

"Его убьют двуногие?" — спросила Асва, в страхе прижимая уши – лев рявкнул во

всю мощь своих легких.

"Да. Теперь мы можем спокойно наесться. А сейчас уйдем отсюда подальше. — тут я

"переключился" на киберов. — Гринни, останься здесь, посмотри, как будут убивать

льва".

"Это еще зачем? Тебе нужно свидетельство его смерти?"

"Именно. А семью уведу, чтобы нас не заметили".

"Хорошо, остаюсь".


Благополучие антилопы-матери зависит, в первую очередь, от того, где ей пришлось

рожать – в центре стада или на окраине. В самое стадо никто не полезет, рискуя

быть растоптанным, а с краю – иное дело. Мы с интересом созерцали процесс

рождения теленка.

"Пати, но ведь он имеет право на жизнь?"

Мне показалось, или голубой кибер действительно прошептал с волнующим

придыханием?

"Да, Блурри. Право на жизнь имеют все. Но всем им необходимо бороться за право

жить, утверждать за собой это право".

Новорожденный теленок гну не прожил и пяти минут.

Отдыхая в сытой дреме, мы не обращали внимания на три ползающих невдалеке джипа.

Натуралисты получили возможность снимать нас во всей красе. Но теперь не было

решительно никаких примет, которые помогли бы зрителю, даже искушенному в

мелочах, найти меня среди прочих гепардов. Желая окончательно отождествить себя

с миром, в котором живу, я запретил Блурри быть рядом со мной и висеть на лапе –

мне вспомнилось, как узнал меня Дик, когда я хотел разобраться с ним за то, что

он фотографирует наш с Асвой интим. Были и другие моменты: я заметил взгляд мисс

Лэстер во время знакомства с ее экскурсией; Клэр путем логических умозаключений

точно вычислила, что я – трансмутант; меня снимали на судебном процессе и

смотрели на видео "единственный неопровержимый факт". Наличие Блурри выдавало

меня с головой. На отношения между нами этот запрет не повлиял.

Ко мне обратился Блурри:

"Пати, я спрятался в кабине одного из джипов. Подслушиваю разговоры. Вас очень

красиво комментируют. Хочешь узнать подробнее?"

"С удовольствием. Иногда интересно знать, что думают о тебе другие".

Блурри установил прямую мысленную связь, и я слышал все так, будто находился

рядом с комментатором:

— Великолепная семья гепардов, отдыхающая после удачной охоты. Посмотрите, как

гармонично они вписываются в ландшафт – неразрывное целое, то, что мы называем

Природой. Один крупный самец с подругой – сколь нежно они прильнули друг к

другу, и рядом их дети – два мальчика и девочка, им около десяти месяцев.

Воплощенная идиллия.

Я сперва как-то пропустил описание комментатора "мимо ушей", но задумался,

уловив неточность. "Два мальчика и девочка"… Странно. Пересчитал свою компанию –

Рай, Тонка, Мррн… Мальчик – лишь Рай, где комментатор увидел второго? И одна

девочка?.. Да ведь натуралисты приняли Мррн за самца!

А все дело в Тонке – она выглядит очень женственно. Мррн полностью оправилась

после болезни, снова округлилась и похорошела. Размерами она почти как Рай, и

сейчас, когда Мррн лежит спиной к камере, в сравнении с Тонкой ее легко можно

посчитать представителем сильного пола. Ну и комедия мне с вами, киношники.

Я засмеялся:

"Болтун – находка для дракона. Блурри, ты их слушай, но мне передавать не нужно.

Эти люди для нас угрозы не представляют".

Утром следующего дня меня разбудил "звонок" от Гринни: приехали те, кто ставил

ловушку накануне. И вот Гринни сообщает, что Рваноухому всадили в бок

обыкновенный "крылатый шприц".

"Че-ерти. — простонал я, роняя голову в пыль. — Они же его измеряют и выпустят".

"А ты хотел, чтобы его ухлопали?"

"Конечно. Я его затем и заманил туда. Вся работа насмарку".

"Прежде, чем выпустить, Рваноухого ненадолго усыпят. Знаешь что, приди и

перегрызи ему глотку – сонному".

"Не получится, к сожалению – мы слишком далеко. Теперь надежда только на то, что

лев не найдет нас. Возвращайся, Гринни".

Шагая по автомобильной колее, я изучал странные следы. Похоже было, здесь

проехал трактор – ясно видны отпечатки гусеничных траков. Но у трактора две

гусеницы – слева и справа, почему же на поворотах след двоился, как если бы его

оставил обычный четырехколесный автомобиль?

Гринни помогла найти загадочную машину. Ею оказался "лэндровер", но вместо

четырех колес у него были четыре гусеничных блока треугольной формы. Я просто

челюсть отвесил, увидев диковинный автотракторный гибрид. Камера сбоку и надпись

"Дневник большой кошки" сразу указали на полную безвредность машины и людей,

находящихся в салоне. Мы все приблизились к автомобилю – Асва вообще перестала

бояться машин – и я осмотрел ходовую часть джипа.

Гусеничный "треугольник" стоял основанием на земле. Ведущая "звездочка",

расположенная в вершине, насажена прямо на ось, а в остальном конструкция не

отличалась от тракторной. Передние два блока крепились на месте рулевых колес,

что объяснило раздвоение следа на повороте.

"Киберы, ну и что вы думаете по поводу джипа на гусеничном ходу?"

"Весьма неожиданное техническое решение. — ответил Блурри. — Гусеницы плотно

прижимает к земле весом машины, благодаря чему повышается надежность сцепления и

устойчивость автомобиля на крутом склоне. Кроме того, есть возможность не просто

одо­левать склон, но и поворачивать во время спуска или подъема".

"Размеренный, мягкий ход добавляет комфорта". — высказала Гринни.

Я один сидел и "слушал" мысленный диалог драконов, остальные смотрели по

сторонам. Они первыми заметили опасность.

"Рваноухий!" — от неожиданного крика Мррн меня дернуло, как ударом тока.

Этот настырный лев все-таки пришел за нами по следам. Я слишком рано дразнил

льва и смеялся над ним, предвкушая скорую гибель. Поймать его я поймал, но

ловушка принадлежала не браконьерам, а натуралистам. И освобожденный Рваноухий

теперь только и мечтал о том, чтобы добраться до меня и вытрясти душу из

"пятнистого подлеца". Снисхождения с его стороны мне ожидать не приходится.

Все тело окатила жаркая волна адреналина, в голове сразу образовался вакуум, и

Разум с молниеносной быстротой начал искать и анализировать выходы из ситуации,

оценивая уровень вероятных физических повреждений, возможность причинить

максимальный ущерб врагу, степень вероятного смертельного исхода, способ выйти

из положения невредимым.

В моменты смертельной опасности я думаю как компьютер, опираясь на реальные

факты и аргументы, отбрасывая надежды на случай и "авось-небось". Все,

продуманное за се­кунду, сформировалось в короткую, информативную таблицу:


Возможность выйти победителем из прямого столкновения – 0%.

Возможность бегства – 100%.

Возможность обманного маневра, хитрых, коварных и подлых приемов – 30-80%.

Возможность применения физической силы – 20%.

Возможность применения Спауна и драконов – крайне нежелательно.

Главное: семья. Лев может убить нас всех.


Вывод: отвлечь льва от семьи, увести за собой, использовать скорость и

маневренность, не ввязываться в драку – лев запросто оторвет мне голову. Далее –

по обстоятельствам.


"Наверх!" — крикнул я. И мы запрыгнули на джип. Асва сразу провалилась передними

лапами через люк в салон, и не столько вылезла оттуда сама, сколько ее

вытолкали, заперев крышку изнутри. Послышалось шипение пневматики механизмов,

закрывающих окна.

Все преимущества были у Рваноухого: он мог часами держать нас в осаде, мог

согнать с крыши. Рыча, лев бродил вкруг машины, а мы тряслись от страха.

С грустью и нежной печалью посмотрел я на Асву, и лизнул ее нос:

"Прощай".

Милая глянула на меня с немым испугом, поняв мое прощание буквально. Ничего

более не сказав, я прыгнул через голову льва.

Рваноухий несся за мной, шипя и пыхтя как паровой агрегат. Отвлек я его, увел от

Асвы и детей, а дальше что? Долго эта гонка продолжаться не может, я начал

уставать, а если лев пойдет обратно? Как жарко, напиться бы, привычно опасаясь

крокодилов. Крок… Есть план!

Я бежал, рассчитывая скорость так, что Рваноухому не доставало самой малости,

чтобы схватить меня за хвост. Зацепить он меня не мог, но и отставать,

разъяренный, не помышлял. Вот он, заветный берег, на котором жизнь одного из нас

должна оборваться. Болит спина, ноют лапы и все кости – до кончика хвоста. Я

боюсь, что не выдержу этой погони, упаду прежде, чем добегу до берега. О

дальнейшем не хочется думать… Но я должен – ради Асвы, Рая, Мррн, Тонки. Себя!

Вдыхаю полной грудью, легкие пылают огнем, в жилах словно хлещет горящий напалм,

кружится голова. Только бы не сорваться…

У самого края берега отпрыгиваю в сторону, из последних сил впиваясь когтями в

сухую землю. Лев разворачивается, но кинетика бега неудержимо влечет его за

собой, и Рваноухий падает с высокой кручи.

Изможденный, я лежу, едва дыша. Сердце сотрясает грудную клетку ударами

кузнечного молота, мир пульсирует перед глазами. Слышно рычание льва и сильный

плеск. Дополз до края, свешиваю голову. По воде расплывается кровь. Наверное,

крокодилы были приятно удивлены.


ГЛАВА 23. Ночной пожар

Жара. В небе плывет облачко, роняя на землю жиденькую тень. По земле бродит

небольшой смерч, собирая и швыряя пыль, траву, сухие ветки. Мы закрываем глаза и

отворачиваемся, когда смерч проходит рядом. Дождей не было и в помине. Речка, у

которой мы жили, мелела день ото дня. Кажется, под берегом я видел череп льва.

Бегемоты, скучившиеся в середине русла, напоминали округлые валуны. Цапли

улетели, крокодилы уплыли, а эти добродушные толстяки почему-то остались. Мне

было не понятно – наслаждались ли они таким образом жизни, или готовились к

дружному суициду?

"Эй, толстокожий. — спросил я бегемота, когда мы пили близко от него. — Что ты и

твои собратья делают в этой грязи – отдыхают или помирают?"

"В грязи? — буркнул бегемот. — Это единственно приличное место, которое

осталось. Куда нам уходить? Солнце губит все. Оно и нас погубит. Ты, пятнистый,

уже думаешь, как будешь нас жрать? И семья твоя тут же".

"Думаю, — спокойно ответил я, и с уважением добавил, — хотя твоя шкура слишком

прочна для наших зубов".

"Убирайся вон!" — возмутился соседний гиппопотам. Скопление огромных тел

всколыхнулось, волна праведного гнева прокатилась по серым спинам. Мы быстренько

убрались вон.

"Асва, днем охотиться очень жарко. Тебе приходилось ловить ночью?"

"Приходилось, когда я была голодна. Ночная охота сложнее дневной".

"Потому, что ты ловила одна. А теперь нас – как пальцев на лапе. И мы вместе

будем ловить ночью. Детям пора учиться самостоятельной охоте – и дневной, и

ночной".

"Ночной охоте? Как интересно!" — Рай бросился на Мррн, хватая за бедро –

завзятый охотник. Мррн вывернулась из лап брата и двинула его так, что он

опрокинулся.

"Нашел, на кого охотиться!" — свирепо прошипела она. Мы отошли подальше –

похоже, Раю "повезло" своим прыжком заставить Мррн проскочить всю ее шкалу

спокойствия сразу до "критической отметки". Если наша фурия сейчас устроит брату

взбучку по полной программе – виноват будет только он сам.

Рай понимал, что влип. Желая избежать драки, он решил покориться: поджал задние

лапы, хвост, и открыл грудь и горло. Пока Рай, полузакрыв глаза, ласкал нос

Мррн, она молча кипела, стоя над братом – ей нравилось видеть, как задира

унижается перед ней. И понемногу начала "остывать", принимая ласки, но не давая

ничего взамен. Наконец, удовлетворенная, "грозная и свирепая" Мррн сменилась

Мррн "доброй и нежной", и тучи над головой Рая рассеялись.

"Где твоя храбрость, Рай? Или ты всю ее на нос Мррн перелизал?" — я толкнул сына

лапой в бок.

"Мне было жутко лежать под ней, отец". — пожаловался он. Мррн шла слева от меня,

а Рай трусил справа, прячась за мной.

"Напугала я тебя?! — Мррн ликующе подпрыгнула, будто собираясь перепрыгнуть

через меня и снова ввергнуть Рая в страх. Тот, действительно, присел в испуге. —

И поддам еще, если будешь так кусаться". — закончила она, тряся задней лапой.

"Сам виноват, Рай. Ты сильно укусил Мррн, играя с ней, поэтому она обиделась на

тебя". — рассудительно подвела черту Тонка.

"Обиделась"? Если Мррн всего лишь "обиделась", то как тогда выглядит и действует

разозленная Мррн?" — поинтересовалась Асва.

"А пусть Рай укусит меня еще раз посильнее – и вы увидите, как я выгляжу и

действую!" — Мррн поставила шерсть торчком.

Сев, я лапой подвинул Мррн к себе и начал причесывать ее.

"Мррн, мы все видели, что ты прекрасно выглядишь и сильно действуешь. Ты будешь

великолепной женщиной, когда вырастешь. Давай простим Рая?"

"Хорошо, отец". — дочь потянулась носом к моему языку, вибрируя всем телом.

"Пати, но ведь с Мррн не каждый гепард-самец сумеет поладить. Слабого и

неуверенного она разделает под орех".

"Интересное предположение, Блурри. А разве Природе нужны слабые и неуверенные

самцы, годные только на то, чтобы вымирать? Дети у Мррн будут от крепкого и

здорового, который сумеет понравиться ей".

"Например, ты". — неожиданно вставила Гринни.

?А? Может быть, и я – когда она будет развита физически. К тому времени между

нами установятся совсем иные отношения: не как отец и дочь, а как самец и самка.

Вполне возможно, что у Мррн будет потомство от меня через год?.

Рай подлизывался к Мррн, сидя рядом с нами. Сестра не удостоила его взглядом, но

лизнула нос.

"Ты прощен, Рай. И будь повежливее с Мррн – для своего же спокойствия".

"Что будем делать, друг?" — спросила жена.

"Спать в тени до ночи. А ночью – охотиться".

"Бегать ночью?"

"Тонка, бегают днем. Ночью скрываются, подкрадываются, нападают из засады.

Понятно?"

"Понятно".

"Тогда полезли на дерево".


Вечерело. Утомленное Солнце садилось за горизонт, саванной овладел чарующий мир

теней. Я разминался и зевал, дети лазали по веткам, ожидая, когда я позову их с

собой.

"Все! Смотрите и ищите "мясо". — скомандовал я.

Все разбежались по дереву. Первым подал голос Рай:

"Отец, я вижу близко "мясо".

"Прекрасно. У тебя зоркие глаза. Теперь ты запомнишь, в какой стороне "мясо" и

поведешь нас туда".

Рай был очень горд своей ролью проводника. На земле он долго ловил ветер носом,

думая, как не попасть впросак и оправдать наше доверие. Ему удалось точно

вывести нас на антилоп. Вдруг он лег – и все мы легли сразу.

"Тут опасная машина". — предупредил Рай.

Луч осветил стадо антилоп. Гринни уже сообщила мне о людях, я знал, что эта

машина "дотошных натуралистов". Впрочем, с целью обучения детей я рискнул бы

приблизиться с ними к неопознанной машине.

"Рай, осмотри внимательно эту машину. Есть ли у нее сверху или сбоку черные

ящики, возле которых возятся двуногие?"

"Есть черный ящик сверху, и глаз света".

"Значит, машина безопасна. Глаз света нам поможет охотиться – будет хорошо видно

"мясо".

Люди не только наблюдали за стадом, но и оказывали нам услугу – антилопы,

освещенные прожектором, выглядели особенно беззащитно. И мы этим воспользуемся.

"Рай, этой ночью ты – вожак. Ты первым увидел "мясо", ты привел нас к нему –

тебе думать, как мы будем его ловить".

Я взвалил на плечи сына-подростка нелегкую задачу, требующую тактических

навыков: правильно расставить гепардов, и погнать антилоп так, чтобы хоть одна

из них угодила в когти хищников. Сам я подобную задачу решал часто, дети видели

мою тактику и должны были перенять ее.

Рай привстал, осматривая стадо и местность, видно было, как шевелятся мысли под

его ушами. Все телодвижения отражали напряженный мыслительный процесс. Он

понюхал ветер, вспоминая, как действую я.

"Мррн, иди к одинокому кусту". — сказал он.

Та глянула на меня, спрашивая подтверждения.

"Только остерегись путать меня с "мясом", охотник. Я оторву и съем твой хвост".

— предупредила Мррн, уходя. Рай поежился:

"Я отдам тебе лучший кусок мяса, Мррн, только пощади мой хвост".

"Сперва поймай "мясо", потом отдавать будешь лучший кусок". — осадила сестра.

"Она права, Рай. Думай дальше".

Антилопы медленно шли против ветра – чтобы уловить запах возможной опасности

впереди. Опасность, между тем, таилась позади них.

"Пошли, Рай. Ты привел нас, ты послал нас в засаду – тебе загонять. Я буду твоей

сильной передней лапой. Доброй охоты".

"Доброй охоты, отец".


— Гепарды! — ахнул Рэймонд, припадая к видеоискателю камеры. Две пятнистых кошки

мелькнули в свете прожектора. Антилопы ударились в бегство, но бежали они по

ветру, и не учуяли гепардов, скрывающихся в засаде. Для людей тоже оказалось

полной неожиданностью появление троих новых охотников прямо перед стадом.

Копытные заметались в страхе, потеряв всякую ориентацию. Обступив крупную

антилопу, гепарды повисли на ней в извечной, страстной жажде крови. Жертва

качалась в смертельных объятиях хищников. Один из них схватил за горло.

Подогнулись ноги, антилопа пала на колени. С каждым ударом сердца жизнь уходила

из ее тела.

— Коллективная охота гепардов – вот это да. Ты видел что-либо подобное, Тодд?

— Видел, Рэй, но чтобы так согласованно и точно – первый раз смотрю. Полосатый?!

— Что?

— Да гепард – полосатый. "Королевский". Какая удача. — Тодд полез на заднее

сиденье за винтовкой.

— Только напрасно потратишь дротик. Сейчас ночь.

— Днем с фонарем? Это мы уже проходили. "Королевского" необходимо отметить

сейчас же. Они очень редки. А что он в компании с пятнистыми, доказывает, что

пятнистые и полосатые гепарды могут встречаться в одном помете – так же, как

пятнистые и черные леопарды. — достав аптечку, Тодд заряжал "летающий шприц".

— Отметь в дневнике.

— Отметь сам – любимая твоя работа. А у меня натура охотника. Так, "Королю",

наверное, год – он хорошо бегал и держал антилопу.

— А почему "Королю", а не "Королеве"?

— Ты не заметил? Это же самец. Я его сзади рассмотрел, когда он висел на

антилопе. Молодой еще, развивающийся. Второй, крупный, у них вожак, все

остальные – самки. Отец, мать, сын и две дочери – полная семья.

— Ты уже успел разобраться в их половых и семейных отношениях? Когда?

— На глаз отличаю. У них у всех морды разные. Совсем не обязательно смотреть под

хвост, хотя там понятнее. И посмотри, сколько нежности и тепла в поведении

любого из них. Ясно, что не случайно собравшаяся группа особей, а семья.

Классная вещь электронный бинокль – не то что вблизи, а и за полкилометра можно

считать хоть пятна на гепарде, хоть морщинки на слоне. Поставь-ка прожектор

толком, Рэймонд.


Мне нравится такая картина, когда антилопы стоят, парализованные ужасом и

смотрят, как едят их сородича. В глазах застывает страх смерти, а иные подходят

на шаг-другой, хоть трясутся поджилки, толкаемые смутным желанием увидеть смерть

ближе, почуять волнительный запах крови. Вывести их из транса может только

угроза новой смерти.

И сейчас стояли они, наслаждаясь ужасающим зрелищем разрываемой плоти и

оголяемых ребер. Прожектор освещал нас, каждую жилку мяса в наших зубах, мы ели

и мурлыкали. Ужин получился отменный, даже с удобствами цивилизации.

В сознании возник образ Блурри:

"Пати, без паники. Кого-то из твоих собираются подстрелить дротиком. Наиболее

вероятная мишень – Рай. Что делать?"

Натуралисты-домогалисты, опять домогаются нас. Рай мой им приглянулся – красивый

котик. Дали бы поесть спокойно, тем более, что вот-вот львы или гиены припрутся

– мы едим при свете и телекамерах, у всех на виду, словно знаменитости в

престижном ресторане.

"Вам – ничего. Делать буду я".

Вскочив, я пересел к Раю, заслонив его от машины.

"Ты взволнован, отец. В чем дело?"

"Слушайте внимательно, все. — проурчал я, не глядя откусывая под носом у сына. —

Хотя машины с черными ящиками безопасны, опасны могут быть двуногие, которые

сидят внутри машин. Двуногие всегда опасны, поэтому всегда наблюдайте за ними.

Им запрещено убивать нас, однако они могут пытаться подстрелить нас летающей

иглой. Это коварная, опасная штука, более коварная и опасная, чем змея. После

того, как она ужалит вас, вам захочется спать – а спать опасно. Вы заснете, и

двуногие смогут делать с вами все, что хотят. Обычно они делают множество

малоприятных вещей: осматривают, переворачивают, колют, заглядывают в уши и в

пасть, дергают за хвост – ведут себя наглее любой обезьяны. Затем оставляют в

покое. Но самое страшное в том, что они могут увезти вас из любимой саванны, и

тогда вы проснетесь в КЛЕТКЕ".

От избытка чувств я стиснул челюсти так, что кровь брызнула из мяса в стороны.

Сердце билось чаще, чем всегда: рассказывая, я создал яркий эмоциональный фон и

переживал вместе со всеми те опасности, о которых рассказывал. Неустрашимый Рай,

сидевший рядом, давно перестал жевать.

"Друг, ты уже был ТАМ?" — Асва видела, что меня это сильно затронуло –

напряженные лапы и спина показали ей глубину моих эмоций.

Я посмотрел в глаза жены, ярко блистающие в свете прожектора – и увидел в них

страх, смешанный с любопытством. Такой же страх, как в глазах антилоп.

"Был. — рванул кусок, жила шлепнула по носу и прилипла. — Ты видишь, что я

крупнее тебя и самцов, которые встречались тебе до меня? Это потому, что я

оттуда – из потрясающего мира двуногих безволосых обезьян".

"Отец, расскажи нам об этом мире". — попросила Мррн, прижавши ушки, жуя и

посматривая на машину – я сидел боком к автомобилю, а дочь была напротив и могла

предупредить, если что. В нас не стреляли – значит, Блурри верно рассчитал, что

людям нужен Рай. Но я закрыл его от них своим телом. Двигать машину люди не

хотели, опасаясь испугать нас, а также сами опасались вылезать из сундука на

колесах, хотя что может прекраснее ночной прогулки по саванне, если ты отлично

видишь и слышишь, силен, вооружен острыми зубами и когтями? Двуногие ведут

преимущественно дневной образ жизни, не могут похвалиться ни зубом, ни когтем,

плохо видят в темноте. Любой бабуин сильнее человека. Эволюция лишила людей всех

животных способностей – за исключением отдельных особей-самцов, а цивилизация

сильно притупила восприятие и инстинкты – кроме инстинкта размножения.

Современный человек в диком мире беспомощнее, чем самый слабый из его предков,

не способен даже найти какую-нибудь еду. Чтобы выжить, человеку пришлось

развивать мозги, компенсируя недостаток силы умом и унаследованными от обезьяны

коварством, наглостью и изворотливостью. В итоге – Человек Разумный, как

высокопарно назвал он сам себя. Особо горделивые, страдающие избытком

чванливости и самомнения, пошли еще дальше, собственноручно короновав себя и

вознеся венценосную голову выше всей Природы. На самом деле, Природе достаточно

чихнуть, чтоб люди прекратили свое существование. Она смотрит на нас, как мать

на неразумное чадо, и ждет до поры, до времени, надеясь, что раньше, чем

иссякнут ресурсы и терпение Природы, человек поумнеет настолько, чтобы иметь

право называться Человеком Разумным. Действительно Разумные Люди, любящие и

ценящие Природу, собираются в сильные организации: WWF – "Всемирный фонд дикой

Природы"; NGS – "Национальное Географическое Общество"; "Гринпис". Они осознают,

что без Природы человек не сможет жить – и Мир слышит их голос.

Все это сложилось в моей голове, я прикинул объем полезной информации, который

сумеют усвоить дети, и решил, что для человека этот рассказ будет интересен,

поучителен либо оскорбителен – в зависимости от уровня интеллекта и степени

чувства собственной важности. Но моим гепардам он даст очень мало – тут больше

было философии, чем реальных и понятных фактов о жизни, нас окружающей. Потому

свернул разговор на эту тему.

"Мррн и все. Вы хотите, чтобы я жил с вами?"

"Да. Почему ты так спрашиваешь, отец?"

"Если я расскажу вам, где я был и что со мной делали – я вынужден буду уйти от

вас".

Взяв ребро, я расколол его и с тихой яростью начал дробить осколки.

"Почему, друг?" — с удивлением и тревогой спросила Асва. Она поняла, что вопросы

Мррн выбили меня из равновесия.

"Вам страшно тогда будет рядом со мной, вы станете бояться меня. Но вы – моя

семья, друзья, и я хочу, чтобы вы доверяли мне и любили, а бояться меня должны

враги".

Асва преданно приблизила свою морду к моей, слизнула прилипшую на носу жилу.

"Тебе было больно и страшно?"

У меня аж шерсть встала на загривке.

"Да".

Я соврал ей самым честным образом. И весь этот гнетущий театр разыграл, желая

воспитать у детей подозрительность и недоверие к людям – тогда они не попадут в

беду.

"Асва, Тонка, Мррн, Рай. — я перебрал родных по именам, чтобы подчеркнуть

важность своего вопроса. — Кто из вас хочет сидеть в клетке? Вы навсегда

лишитесь покоя, над вами будут смеяться детеныши двуногих, шумные и суетливые,

они станут кричать и кидать в вас палки и камни, чтобы вы обратили на них

внимание. В клетке еда будет всегда – но всегда вы будете оставаться голодными.

И никакой свободы движений – а вы любите бегать. Кто из вас хочет сидеть в

клетке? Никто, я это вижу. И потому научу вас, как поступать. Смотрите на машину

– увидите атаку двуногих. Рай, лежи на месте".

Сделал вид, что ухожу в сторону – человек тут же вскинул винтовку. Но я сел – и

он чертыхнулся, поняв, что я нарочно скрываю от него "королевского" гепарда.

"Все видели? — я улегся около Рая, он начал умывать меня. — Двуногие в

большинстве своем трусы, и потому убивают издалека. Вы видели в его руках тонкую

палку. Наблюдайте за двуногими и, если видите у них палки – сразу прячьтесь на

месте, замирайте. Убегать смертельно опасно – пуля всегда быстрее ваших лап, но

обмануть ее можно. Убегая, часто кидайтесь в сторону, быстро сворачивайте – это

возможность избежать гибели. Если приходится бросать добычу – бросайте. Лучше

быть голодным, но живым, чем сытым и мертвым".

Рай сел – я обнял его и махом уложил на землю.

"Лежи тихо, без игр. Все, что я скажу сейчас, касается тебя".

Но подбежали гиены, мы ушли, оставив им гору костей. И опять я не позволил тем,

кто сидел в машине, взять сына на мушку. Семья устроилась в ложбинке, откуда за

машиной можно было наблюдать, не вставая, а люди нас не видели, хоть и знали,

где мы. Глаза, наконец, получили отдых от света, животы – приятную работу.

"А нападать на двуногих можно?"

Ой, Рай, задал ты мне каверзный вопрос, но, как всегда, ответ получишь толковый

и вразумительный – ведь от него зависит твое поведение в жизни и отношение к

людям.

"Только в одном случае – если он угрожает твоей семье. И если он один. Но

двуногие редко ходят в одиночку. Достаточно просто напугать его, убивать

запрещаю – двуногие мстительны, за одного своего могут отомстить всему нашему

роду. Бить надо без предупреждения, сзади или сбоку. Нападать спереди – верная

гибель. А лучше всего удрать, если это возможно".

"Друг, но ты шел на чернокожего прямо, когда я задыхалась, схваченная "мертвым

удавом". И выжил". — у Асвы, оказывается, хорошая память на экстремальные

события. Да разве такое забудешь?

"Выжил. — вздохнул я. Грудь заныла там, куда ударил свинец. И метил ведь прям в

сердце, черт африканский, гиена терзай его душу. Лизнул грудь, посмотрел на

родных. — Я, как мог, спасал Асву и вас – тогда еще беспомощных котят. Это было

ужасно. Один раз я выжил, но второй раз едва ли сумею".

"Я очень рада, что живу с тобой". — Асва обласкала меня. Раздался шум двигателя,

жена проследила за машиной.

"Она переехала немного дальше и остановилась. Странно".

Ничего странного – натуралистам хочется поймать Рая. Вот и случай напомнил, о

чем надо рассказать детям.

"Я говорил вам о "летающей игле". Чтобы избежать участи оказаться в мире

двуногих, слушайте и запоминайте, как поступать, если вас ужалила летающая игла.

Обычно палки двуногих сильно шумят и разят насмерть, но есть палки почти

бесшумные, стреляющие иглами. Увернуться от иглы трудно – она летает быстро и

жалит в плечо, бок или бедро. Почувствовав укол, сразу вырывайте иглу за хвост и

бегите прочь. Надо активно двигаться – желание прилечь и подремать губительно,

можно проснуться в… Знаете, где".

"Знаем". — хором.

"Или заснуть навсегда. Если же сон сильнее вас – ищите укромное место, где можно

безопасно выспаться. Единственный случай, когда можно оставить иглу в своем теле

и спать на виду – если ты очень болен. Есть шанс выздороветь с помощью двуногих,

хотя лечить будут в клетке. Но здорового тебя обязательно отпустят на волю, в

родные и знакомые места. Могут выпустить и в чужом месте – у них иногда странные

понятия о том, куда выпускать. Придется осваивать новую территорию".

"Как стра-анно". — зевнула Тонка. Я тут же изловчился сунуть в ее пасть коготь

передней лапы. Вид у Тонки был ошеломленный, когда она, кончив зевок,

почувствовала в зубах что-то незнакомое. С круглыми глазами, выражающими крайнее

удивление, недоумение и задумчивость, она пожевала мой палец, соображая – что же

такое могло угодить в пасть, пока она зевала? Мы славно повеселились, глядя на

нее.

"Друг, твоя наука мне понятна. Я сама знакома с "летающей иглой" и этим сном,

когда лапы мои отказываются служить и я валюсь на бок. Двуногие подходят,

начинают теребить за уши, куда-то несут – а я все вижу, слышу, мне очень

страшно, но я бессильна даже пошевелиться. И в клетке я бывала, правда, только

один день – потом меня снова усыпили, и я проснулась там же, где заснула в

первый раз. Помнишь, когда я нашла тебя, от меня пахло чужим миром двуногих?"

"Помню – чужие, резкие запахи. Вот и хорошо, что у тебя есть опыт. Поведай

детям, что знаешь, а я буду спать".

"Пати, очевидно, в случае с Асвой применили "сернилан" или аналогичное вещество,

воздействующее на двигательную систему. Она не спала, а была обездвижена".

"Блурри, ну и зачем ты сюда? Какой толк мне, гепарду, знать, "сернилан" там или

что другое? Главное, выдернуть побыстрее иглу, пока тебя не успели накачать до

ушей".

"Думал, тебе будет интересно".

"Я не химик, оценить могу только так: это очередная химическая подлость.

Спокойной ночи".

"Счастливо".


— Ну что, Тодд, пропали втуне твои мечты заполучить "Короля"?

— Как ни удивительно – да. Этот вожак – он неспроста лежал рядом с ним,

прикрывал от меня. И когда гиены явились, он все время шел на линии огня, пока

не спрятались. Это, знаешь ли, выглядит…

— Конечно, ты был кричащим дорожным знаком: "Смотрите, я на вас охочусь!"

— Ты так считаешь? А я думаю, что у него шарики в голове хорошо смазаны. Ина…

Телефон Тодда "зачирикал" как трехнедельный котенок гепарда.

— Привет, ребята. Что нового?

— Привет, Клэр. Засняли впечатляющую охоту пятерых гепардов. Оригинальная семья,

между прочим.

— Пятерых? У нас все семьи на учете, должна быть запись. А чем она оригинальна,

семья эта?

— Три самки, два самца. Один молодой самец – "королевский". Я пытался

подстрелить его, чтобы усыпить и отметить радиокапсулой, но не получилось. Вожак

у них очень подозрительный, закрывал полосатого собой – словно нарочно.

— Еще что странно – локатор не засек ни одного сигнала от радиокапсул. Как если

бы гепардов вообще не было. Мы нашли их случайно. — добавил Рэймонд, наклонясь к

телефону.

— Так… Пять особей, без капсул, два самца, один полосатый… Примите мои

поздравления – вы встретили самого умного, хитрого и коварного гепарда в Африке!

Можете забыть о капсулах, дротиках и прочих штучках. Он не подпустит вас к

семье.

— Это как?

— По профессии вы – натуралисты, верно? А он натуралистов на дух не переносит. Я

его называю Пати, знакома с ним лично. Меня он признает – но только меня.

— Тогда, Клэр, если он признает тебя, может, ты приедешь завтра, чтобы поставить

им всем радиомаяки в загривки? Мы проследим, куда они перейдут.

— Даже не надейтесь, что я рискну приблизиться к нему или его детям со шприцем в

руках. Мы с ним друзья, но не больше того.

— Но, Клэр, нам необходимо…

— Вам необходимо оставить семью Пати в покое. Объясню, почему. Локатор не

обнаружил гепардов. У них нет ваших маяков. А вам известно, что некоторые

браконьеры, обладая мощной поисковой техникой, находят животных именно по

радиометкам? Находят и убивают. Так что, если вы хотите, чтобы эти гепарды жили

подольше – похороните затею с капсулами. Запись о них в базе данных есть, и я

считаю, этого вполне достаточно.

— Клэр, про браконьеров – это для нас не очень приятные новости. Ты их в сети

нашла?

— Нет. Пати рассказал мне.

— Гепард рассказал? — Тодд засмеялся. — Хорошая шутка.

— В каждой шутке есть доля смысла и правды.

— Значит, ты хочешь, чтобы я не отмечал "королевского" гепарда? Тошно думать,

что его свежевыделанную шкуру я могу увидеть на местном рынке.

— Да, Тодд, ты правильно понял. Радиокапсулы могут сыграть подлую и смертельную

шутку с животными, которых мы любим и которым желаем добра. Хотим как лучше…

— …А получаем как всегда. Ладно, Клэр, пока.

Выключив телефон, Тодд разрядил пневматическую винтовку, и сунул дротик в

аптечку. Нечаянно он нажал на защелку – открылся отсек с пилюлями. Крохотные

чипы мигали индикаторами – погода стояла сухая и жаркая, батарейки зарядились

сами.

— Браконьеры… Подумать только – мы подсказываем им, где искать гепардов,

леопардов и львов. Завтра же надо поднять вопрос о запрете этих маяков и вообще

любых отметок, позволяющих искать на расстоянии. Поехали, Рэй. — Тодд закрыл

аптечку.

Рэймонд удержал руль, когда автомобиль наткнулся на невидимый во тьме камень.

Удар был таким сильным, что из стального колесного диска посыпались искры.


Был знойный Июль. За время сухого сезона мы убегали от пожаров несколько раз.

Пожары – дело людских рук, поэтому Гринни предупреждала меня, затем я ждал, пока

опасность заметят Асва и ребята, и мы убегали. Но этой ночью огонь застал нас

врасплох.

Разбудило меня тревожное "чириканье" Асвы и запах дыма. Вскочив, выглянул из

ложбинки – и увидел огненное поле. Пламя обступило нас с трех сторон.

"Бежим, Асва". — фыркнул я, увернувшись от шальной искры. Пыхтя и сопя, мы

покинули овражек. Убегать было тяжело – мы очень хорошо наелись. А голодный

огонь, шурша сухой травой, несся за нами.

"Друг, где Тонка?" — остановила меня Асва.

Рай, Мррн и… Мы оглянулись на стихию.

"Она?.." — Асва не смогла закончить ужасную мысль.

"Да". — горько вздохнул я, внутренне уже смирившись с тем, что дочь сгорела

заживо. И с мрачной решимостью шагнул навстречу пламени.

"Друг, отец, останься с нами!" — в один голос защебетали все.

"Я поищу ее". — ответил я, не оборачиваясь. Новый шаг…

"Ты погибнешь там!" — подбежав, Асва ткнулась носом в мое плечо. Этот жест

заставил меня остановиться и обернуться:

"Боишься?"

"Да. За тебя".

Я ласково лизнул нос подруги. Пламя отплясывало в глазах Асвы дикий танец.

"Милая, я говорил, что вам будет страшно жить со мной, но тебе скажу. Я дрался с

львицами. Я шел против пуль чернокожего. Я спасал тебя из петли. Я охочусь на

зебр и огромных быков, которые способны убить даже льва. Там, где погибают

другие, я выживаю потому, что долго, очень долго прожил в мире двуногих. Та

жизнь сильно изменила меня. Я хочу найти Тонку. Прости, если трудно понять, и

знай: с Тонкой или без нее – но я вернусь к тебе. Жди меня, и я вернусь".

"Я буду ждать тебя до полной луны, друг".

"Да, родная. А сейчас – уводи детей, спасайся. Берегите друг друга".

Асва унеслась, не оглянувшись. Я бежал обратно по нашим следам, не осознавая до

конца безумие своего желания.

"Однако Пати не сказал Асве всего, что знал. Не сказал, что был человеком". —

заметил Блурри.

"Потому что не хотел, чтобы Асва сошла с ума – каково узнать, что твой любимый,

которому ты всецело доверяешь, был двуногим, одним из твоих главных врагов. —

ответила Гринни на лету. — Незачем и некогда было открывать душу перед женой,

ему сейчас нужно найти Тонку".

Я увидел ее, недвижную, в десятке метров от огня. Тонка застонала, когда я

подбежал.

"Что с тобой?" — быстро осмотрел и обнюхал дочь. Никаких капканов, петель, ран.

"Я бежала за вами, последней. Меня что-то ударило. Когда очнулась, вы были

далеко. Задние лапки онемели, мне больно. — Тонка со стоном поднялась на

передних лапах – задние не слушались ее, хвост лежал пестрой веревочкой.

Заплакав от боли, она посмотрела на меня. — Унеси, отец".

"Унести? Ты стала большая, девочка моя, носить тебя в зубах уже никак".

Я плакал с ней, видя свое бессилие. Дул ветер, огонь приближался. Тащить Тонку

по земле – так мы оба не спасемся. Но бросить ее гореть в этом аду? Как бы

далеко я ни ушел – предсмертный крик покинутой дочери всегда будет звучать в

душе отголоском беды.

Тонка лизала мои пальцы. Сейчас, видя, что не смогу спасти ее, они по-прежнему

искренно и нежно любила меня, в изумительно красивых глазах не было укора,

гнева, негодования.

"Вот что ударило Тонку. — в метре позади Тонки Гринни вонзила когти в землю и

вывернула из-под земли плиту-электрошокер. — "Подземная молния". Мы с Блурри

уничтожаем такие ловушки везде, где найдем, но эту не засекли – она была

выключена. Наверное, включилась, когда вы пробегали по ней".

Корпус "молнии" с треском проломился от могучего удара изящной лапки. Выдрав с

проводами блок питания, Гринни метнула его в огонь.

"Ну что, Спаун, принимаем экстренные меры?" — спросил Блурри с особой интонацией

на третьем слове.

Да, как бы там ни было, я снова сделаю все возможное – и даже больше. Лег рядом

с Тонкой:

"Залезай на спину".

"Отец, мне очень больно и плохо. Дай отдохнуть".

Хныча, она закрыла глаза и стихла. Смирилась.

Я прикусил ее ухо – пискнув, Тонка опомнилась. Подставил шею:

"Хватай за загривок и подтянись. Будь спокойна – я вынесу тебя".

"Попробую". — она обняла меня за плечи, я подполз под нее. Пустив шнуры, обвил

ее тело и лапы, аккуратно уложил дочь вдоль спины, подобрал ее лапы. Во многих

отношениях я, пожалуй, самый ненормальный из гепардов, когда-либо живших и

живущих на "черном континенте".

"Блурри, как она?"

"Без сознания".

Хорошо, она никогда не увидит и не узнает того, что я сделаю ради нас. Шнуры

растеклись, соединяясь, и перестроились в огнеупорную оболочку, источающую слизь

саламандры. Раз в кои-то веки пригодились хранившиеся в генетической памяти

данные "КомбиГуманов"-пожарников. Желая лучше защитить Тонку, скрыл ее голову

шлемом так, что она ничего не видела, не слышала и дышала через фильтр. Но не

подумал вовремя о себе и оказалось, что ресурсы Спауна иссякают. Я мог

полагаться лишь на свое тело – шнуры и другие элементы, требующие сверхбыстрой

перестройки клеток, стали недоступны, даже когда я отдал симбиоту все содержимое

плотно набитого желудка. Не в первый раз рисковать своей шкурой, тем более ради

дочери.

Ветер далеко разнес искры, огонь бушевал вокруг меня, закрывая пути к бегству. Я

искал в пламени тропки и просветы. Земля обжигала подушечки лап, огонь слепил

глаза, жарко шептал в уши, играючи касался меня. От жара усы скручивались

спиралями, трещала шерсть. Корчащиеся в огне ветки кустов казались руками

огненных демонов, жаждущих схватить меня, утащить в пекло.

"Прыгай высоко".

Приказ Блурри подействовал как удар плетью, я прыгнул на бегу, чудом не

врезавшись в охваченный пламенем куст. И не сдержал стона – горящая ветка

стегнула под хвостом. Поджав хвост, метнулся по чьей-то тропинке – странно

знакомой. Кашляя от дыма, создал последнее, что мог – намордник-фильтр. Если я

погибну – Тонке не поможет ничто.

"Влево".

"Куда ты меня завел?!" — рявкнул я, очутившись перед стеной огня – адским

прообразом Бастилии.

"Спасение – за этой стенкой. Дальше – сухое русло реки, огня там нет".

"Я тебе кто – воротила из "DOOM"а, что ли?"

"Скорее, ты из "Опаснейших охот Сабелы". Ты загнан, деваться некуда, терять

нечего, ставка – жизнь твоя и дочери. Вперед. "Вся жизнь – игра" – твой девиз".

"Я предпочитаю навязывать правила своей игры другим".

"Антилопе, к примеру. Но в этот раз чужие правила навязаны тебе, их не изменить.

С места в карьер – и бери барьер".

Это был, наверное, самый впечатляющий прыжок на моей памяти – сквозь пламень и

дым навстречу свободе, воздуху, воде, земле. Навстречу жизни.

Съехав на животе по берегу, я оказался на дне русла. Тут же раздалось грозное

шипение.

"А кто еще это может быть, по-твоему? — спросил я шипящего на меня гепарда. —

Это я вернулся, Асва".

Устало лег, опуская Тонку, снимая "защиту" с нее и себя. Напряг шею, чтобы

освободить загривок из острых зубов. Шкура прокушена до крови – Тонка держалась

крепко, подсознательно помня, в чем ее надежда и спасение.

"Друг. — жена обошла меня стороной. — На тебя страшно смотреть. Это правда ты?"

"Я. Трудно узнать?"

"Да".

"Конечно. Ты выглядишь и пахнешь, как выходец из преисподней: на боках искры,

весь в пепле, воняешь дымом и гарью. Неудивительно, что Асва шарахается от

тебя". — живописала Гринни мой облик.

"Пати, несмотря на твои усилия, Тонка все-таки надышалась угара – дыхание почти

не прослушивается". — сообщил Блурри.

Еще чего не хватало – чтобы дочь отдала Богу душу после всего, что я пережил.

Нет уж, милочка, в Аду мы побывали, но рановато ты в Рай отправляешься, поживи

годков 15 на прекрасной Земле между Адом и Раем, побегай за газелями, познай

материнство. Я приглашаю тебя от всего сердца.

Плотно захватив нос Тонки в пасть, я мощно выдохнул. Грудь ее поднялась. Глубоко

вдохнув, выдохнул снова. Импровизированное дыхание "пасть-в-пасть" помогло –

почувствовав на языке частое сопение, выплюнул Тонку. Слава Богу, жива – мертвая

ведь сопеть не будет.

Испустив истошный вопль, Тонка подпрыгнула и со всей силой огрела меня по морде,

чуть не выцарапав глаза. Не ожидавший такой прыти от недавно полупарализованной

дочери, я еле увернулся от ее когтей. Оклемалась, елки-палки! Диким, совершенно

безумным взглядом Тонка озиралась вокруг. И столь же свирепо приветствовала

Асву. Бедная, она подумала, что ее, наглотавшуюся дыма, едва живую, собираются

додушить и сожрать.

"Тонка, почему ты такая дикая? Узнай свою мать, узнай свою семью".

Пока Асва, Мррн и Рай умасливали Тонку, я огляделся, ища воду. Совсем недавно я

смеялся над бегемотами, что они валяются в грязи, а сейчас почувствовал, как мне

нужна эта самая грязь – чтобы охладиться. К счастью, в середине русла вода

осталась. Одна яма была мне по колено, и я с наслаждением плюхнулся в эту яму,

предварительно проверив отсутствие кусачей живности. Купался и пил.

"Блурри, почему Тонка так быстро вскочила? Лежала ведь пластом, когда подбирал

ее".

"Она не была парализована, ее оглушило электрическим разрядом "молнии". Тонке

повезло, что она быстро бежала. Если животное идет спокойно, отпрыгнуть оно, как

правило, не успевает – техника действует молниеносно и разряд приходится в

голову. А Тонка проскочила, задело только задние лапы. Сунь руку в

высоковольтную дугу – тоже онемеет".

"Где отец?" — нетерпеливый вопрос Тонки.

"Лежит в луже". — удивленно ответил Рай.

"Он очень устал. Пусть отдохнет в покое". — добрый совет Асвы.

"Но, мама, я пойду к нему сейчас. Я хочу поблагодарить его".

Тонка прошлепала ко мне и встала возле. Вода намочила ей брюшко. Я взглянул на

ее симпатичную, острую мордочку, большие красивые глаза. Наклонившись, дочь

нежно лизала нос и язык. Словно врезанная в синеву утреннего неба, Тонка была

прекрасна.

Могла ли существовать большая благодарность?..




**********************************

С полюбившимися героями

фантастической серии "НОВЫЙ СПАУН"

Вы встретитесь в книге

"Счастливая комбинация"


Продолжение следует...

Внимание: Если вы нашли в рассказе ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl + Enter
Похожие рассказы: Amak Wolf «Дикий Ветер», Андрей Волкидир «Барсик - 1», Ширли Руссо Мерфи «Кот на грани»
{{ comment.dateText }}
Удалить
Редактировать
Отмена Отправка...
Комментарий удален
Ошибка в тексте
Выделенный текст:
Сообщение: